Завтракали в ресторане отеля. Маленькие столики на двоих, просторный зал, проворные официанты, отсутствие соседей. Час ранний, но они специально поднялись с рассветом, чтобы двинуться в путь пораньше.
Рэй по обыкновению ограничился омлетом, Тами хрустела горячей выпечкой; принесли кофе.
«Вместе». «Заодно». «Вдвоем». Слова перекатывались внутри фейерверком нежных ощущений: радостью, предвкушением, наслаждением, удовольствием. У нее никогда раньше такого не было, чтобы посмотрел и в сотый раз растаял от тепла чужих глаз.
Уже не чужих…
«Партнеры»? Нет, не то. «Попутчики»? «Друзья»?
Все не то. А вот «вместе» – какое очаровательное слово. Не слово – чувство.
Да, впереди тяжелый день, но ведь пока утро, и можно порадоваться.
– Вкусно?
Хантер улыбнулся – его щетина за дни похода снова отросла.
– Очень.
Тами набивала брюхо прозапас, догадывалась, что поедят теперь не скоро. Навряд ли в Кубе отыщется время для того, чтобы развернуть бутерброды.
– Расскажи мне про него?
– Про что?
– Про этот Куб.
Вздох. В зеленых глазах залегла тень.
– К нему невозможно подготовиться заранее.
– Ну, все равно. Ты ведь там был. С чего все начинается? Что мы увидим, когда войдем?
Рэй разломил омлет вилкой, оставил части остывать, отложил прибор. Стал собранным, серьезным.
– Мы увидим разные миры.
– Сразу?!
– Да. Возможно, какое-то время после входа нам будет казаться, что мы находимся в одном и том же месте, но наши реальности уже будут разными. С тобой буду я или, скорее всего, уже не я. Так что, не путай.
– Мираж?
– Да, как и все там.
– А когда ждать страхи?
Хантер нахмурился, потер подбородок пальцами.
– Ты часто видишь сны?
– Да.
– Так вот ты соскользнешь в них так же незаметно. В один, второй, третий – все границы иллюзорны. Тебе будет казаться, что все в порядке, но ты будешь «плавать» по граням.
– Бесконтрольно?
В интересное местечко им, судя по всему, предстояло попасть.
– Не бесконтрольно. Я уже говорил, что видеть ты будешь исключительно свои воплощенные в жизнь страхи, и для того, чтобы «пройти» ситуацию, тебе нужно будет «а», – Рэй загнул указательный палец, – осознать тот факт, что ты в ней находишься, то есть вспомнить себя. И «б», – средний палец, – понять, что твой страх вовсе не так страшен, как тебе раньше казалось. В общем, сменить угол зрения или ракурс восприятия. Хоть что-нибудь понятно из моих слов?
– Вроде бы все понятно. Слушай, так этот твой Куб – полезная штука. Туда бы всех граждан…
– И сумасшедших моментально стало бы многократно больше. Нет, Тами, многие не хотят понимать, что на самом деле происходит в их головах. Потому что взять на себя ответственность за все созданное тобой, пусть и неосознанно, – это гигантский труд.
– Ясно.
Подошел официант, спросил, не требуется ли чего, и Тами попросила еще сливочного масла, потому что на тарелке бессовестно остывал последний круассан.
– Слушай, а как себя осознать? За что можно зацепиться?
Хантер пожал плечами.
– Я так и не нашел. Некоторые ставят якоря в сознании – так делал наш сенсор. Он и прошел Куб с первой попытки.
– Но мы с тобой не сенсоры, – Тами размышляла какое-то время, после спросила. – У тебя ручка есть?
– Есть.
– Дай.
Ей протянули «Ларкен» с выгравированными инициалами – самую дорогую из всех.
– Ничего себе…
– Подарок коллег на прошлый день рождения.
«Хорошо, что не от поклонницы».
Ревнует? Конечно, ревнует.
Тамарис поднялась из-за стола, подошла к Рэю и без спросу принялась чертить у того на предплечье (где раньше был грот, который вечером успешно смыли), надпись:
«Не верь тому… что видишь. Ты… в Кубе».
Она не сразу поняла, почему рука подрагивает – оказывается, Хантер смеялся.
– Думаешь, поможет?
– Не знаю. Но попробовать стоит.
И она со всей серьезностью сделала такую же себе, после чего вернула «Ларкен» хозяину.
«Если забудется, будет смотреть на руку. Если вспомнит о ней».
– Глупая, если Куб захочет, ты просто ее не увидишь. Будет чистая кожа, без текста.
– Поживем – увидим. И еще вопрос: как Куб узнает, что пора выпускать наружу?
– Без понятия. Оба раза все выходили хаотично.
Тамарис хитро прищурилась.
– Ладно, тогда еще одна мысль: когда найдем твое квантовое поле, попроси его, помимо твоего лечения, открыть нам дверь наружу. Оно ведь осознанное, ты говорил?
– Да.
На нее смотрели весело, но с уважением.
– А ты не так проста, как кажется, верно?
Похоже на комплимент – по крайней мере, она решила воспринимать его именно таковым.
– Я просто хочу войти туда и выйти. Все просто.
Несмотря на улыбку, Хантер оставался предельно серьезным.
– Если все просто, тогда доедай. Нам еще предстоит туда добраться и пересечь по пути шесть порталов.
– Ближе входа нет?
Кажется, она потихоньку становилась мисс Картограф, сама того не замечая.
– Нет. Вход в Куб только один. Как и выход.
Чудесно. Тогда последний круассан она съест с тройным удовольствием.
* * *
(Sirius Eyes – Loneliness)
Прыжки, прыжки, прыжки… Города, склады, пустыри, снова города.
В одних лил дождь, в других светило солнце; Тами казалось, она путешествует во времени, из жизни в жизнь. Может, так и было; сохранялось лишь одно – теплая ладонь Рэя. Она привыкла за ним идти, доверчивая, как козочка. Из машины, в машину, в автобус, пешком…
Ей запомнился длинный переезд в сто семьдесят километров – для него они наняли междугороднее такси. Оба на заднем сиденье, ее голова у него на плече; Хантер держал ее руку двумя своими ладонями, как жемчужина раковину. Гладил пальцы, ласкал кожу ладоней. Иногда она поднимала лицо, и тогда их губы оказывались в миллиметре друг от друга – Тамарис балдела от чувства, что поцелуй вот-вот начнется… И от того, что он по сути не нужен – они уже знают все, что нужно, и целоваться – восхитительный бонус близости. Всякий раз, когда она проделывала этот трюк, Рэй не подавался вперед, а она ему навстречу, и оба тела (она чувствовала) охватывала невидимая дрожь.
В какой-то момент, когда поля за окном тянулись так долго, что утомили взор, Хантер спросил:
– Боишься?
– Почти нет.
Она боялась, но признаваться ему бы не стала. К тому же примешивалось к страху странное азартное возбуждение – чуть злое, жесткое. И только Тами знала, откуда оно – она засиделась с Вальдаром. Устала, умаялась от тоски, от унылого однообразия, от бесконечного скольжения вникуда. А теперь дышала. И пусть страх стал лишней приправой на ее лакомом пироге – эдаким перчиком, – она была готова жрать перчик ложками, лишь бы только не снова пресный хлеб и воду.
И потому лучше в Куб, чем домой.
– Все хорошо.
Ее ладонь легонько сжали.
Сверху снова моросило; они очень долго куда-то шли – куда именно мешал разглядывать натянутый на глаза капюшон. Поле, затем тропка в лесу, дальше полное бездорожье – она привыкла.
– Это здесь.
Тами очнулась, когда Рэй застыл. Откинула капюшон – увидела, как парит над землей неприятное на вид темное поле.
– Вход в Куб?
– Да.
Значит, пора… И дважды привлекательной показалась вдруг непогода с ее хмурым небом и мокрой травой под ногами. Пусть холодно, пусть неуютно, зато пока безопасно. Чтобы не поддаться панике, Тами указала Рэю на огрызок рукава, заканчивающийся точно на локте. Подумала, что здорово было бы купить ему часы – замену исчезнувшим. Черт, судьба у нее такая – часы мужикам дарить?
– Тут, случаем, не «только органика»? Не хотелось бы среди страхов голой…
– Нет.
Хантер улыбнулся. Растянулись, впрочем, только губы – в глазах так и осталась стена беспокойства.
– Ты помни про надпись, ладно?
– Хорошо. А ты знай: если станет совсем плохо – уходи в себя. Так глубоко, как сможешь, притворись, что внешний мир вообще не существует.
– Поняла.
– Ответ всегда внутри тебя, Тами. Самый верный. Смотри внутрь.
– Я услышала.
А после Рэй притянул ее. Долго держал лицо между своими ладонями, затем поцеловал – медленно, осторожно, но ее снова накрыло ощущением полного единения.
– Ты чувствуешь? – спросил хрипло. – Это… я. В остальное не верь, поняла?
– Да.
– Тогда пошли?
Как слезы, по лицу дождь.
В самую последнюю секунду Тамарис запаниковала – поняла, что ей ужасно хочется удрать. И пусть трусиха, пусть они ничего в конце не найдут, пусть она виновата…
Но виду не подала – храбро шагнула в неприятное серое марево, привычно держа Хантера за руку.
* * *
(Steve Rivera – Dark Tides)
То же поле, та же сухая трава под ногами; только дождь перестал. Уже минут десять, как вошли и все шли без направления – ни дорог, ни тропок, ни даже ощущения, что что-то изменилось. Разве на сердце неспокойно и муторно, как бывает, когда пытаешься не ждать беды, но все равно ждешь.
Хантер теперь шагал позади, сказал, так правильно, когда мужчина прикрывает тыл. Тами возражать не стала – ежесекундно напрягалась, слушала тишину, собственное дыхание, их шаги. Уже три раза задрала рукав, убедилась, что надпись на руке не исчезла, так и напоминала «не верь, ты в Кубе…», как ей и полагалось.
Когда же начнутся «страхи»?
Не моросит, но прохладно, пасмурно.
– Рэй, а долго ждать-то? Знаешь, хуже некуда, чем предвкушать дерьмо всякое…
И только сейчас ощутила, что не слышит шороха его подошв за спиной – только свои шаги. Тут же замерла, обернулась, выдохнула обеспокоенно:
– А-а-а, ты завис…
Она уже привыкла. Хантер стоял, как это часто случалось, сделав шаг – одна нога позади, другая впереди; кожа бледная, глаза нездорово блестят.
– Эй, ты чего? Все нормально?
Она подошла ближе, коснулась его руки – теплая. Все хорошо, сейчас он оживет, всего несколько секунд, все как всегда.
Но Рэй странно дышал – сипло – и будто пытался ей что-то сказать.
«Давай, оживай… Отвисай, блин…»
Ей было страшно, и потому Тами считала – три, четыре, пять, шесть… Может, она считала слишком быстро, не как секунды? Двенадцать, тринадцать,… двадцать,… тридцать… Но ведь уже точно пора!
– Эй, отвисай, ну, ты чего?
Шевелились только его губы. И то усилие, которое ему пришлось приложить, чтобы вытолкнуть наружу едва слышные слова, передалось даже ей:
– Иди… одна.
– Что?
Тамарис впервые сделалось не просто страшно – жутко; тело моментально пробрал озноб.
– Я… завис… насовсем. Куб… не хочет…
– Куб не хочет?!
Она почему-то поняла это моментально – Рэй не отвиснет. Она может прождать возле него час, два, три, до ночи. А после еще много суток подряд – ничего не изменится. Куб не хочет. Сраный Куб!
– Иди… – сипел Рэй, – найди маркер… Или поле… Попроси. За меня…
– Одна?
– Да.
И он замер окончательно. Даже губы. Не человек более – манекен, – очень похожая на Хантера восковая фигура, только теплая и дышащая – страшно. Ей захотелось разреветься.
«А что, если он умрет без еды и воды?»
Нужно торопиться.
Уходя, она оборачивалась трижды – он так и стоял там, ни мертвый, ни живой. Тами боялась, как школьница – стоять рядом, уходить, боялась шагать по полю в одиночестве, ведь тут сплошные страхи… Нет, о них думать нельзя. Кажется, она ускорилась. А после прошибло: «А вдруг это уже был не Хантер? Он ведь говорил, что сразу „разделимся“». И вот тогда подкралась паника – кто все это время шагал с ней рядом? Хорошо, что он не начал разлагаться, как зомби…
Все, капец. Не думать, ни о чем не думать, иначе притянет.
Сколько-то она бежала, пока не выдохлась. Трясся за спиной ранец, одиноко шуршала посреди бескрайнего поля куртка; трещали сухие стебли травы.
– Решил меня сразу напугать, значит? Не выйдет, не особенно-то я тебя боюсь…
Она разговаривала с Кубом, как с живой структурой, – собственно, он и ощущался ей живым. Один шаг – и ты непонятно где, но уже точно не там, где был секунду назад. Миллионы граней, не Куб – скорее, сумасшедший кристалл.
Разговор вслух отвлекал от страшных мыслей: Рэй там был или не Рэй?
– А что, если я совсем ничего не боюсь? Даже тебя? Съел?
Она врала – боялась. И так сильно, что едва держали ноги.
– Вот найду, что нам нужно, выйду и забуду тебя, как страшный сон…
Куб смеялся над ней неслышным, но недобрым голосом.
– Ты страхи из мыслей воплощаешь? А я тогда не буду думать вообще…
И она принялась представлять штормовое море – волна на утес, брызги-дребезги, шквалистый ветер, миллионы капель, грохот воды о камни.
«Так-то лучше».
В «морском» настроении ей удалось прошагать до ближайшего пролеска.
(Linkin Рark – Liying frоm yоu)
Она почти перестала бояться – вокруг тихо, спокойно, не страшно: стволы редкие, поляны ясные, даже птицы иногда поют. А вот если бы навстречу мужчины-насильники, тут кричи – не кричи – бесполезно. И распилить на части могут, никто не поможет – она не заметила, как съехала «с моря» на беспокойство.
– Дура чертова, – зло упрекнула себя, – не смей об этом…
– Тами, Тами, – вдруг послышалось сзади.
Она обернулась – к ней бежал Рэй. Отвис?!
– Рэй?
– Бежим! – орал он ей, бодро переставляя ноги. – Бежим!
А за ним четверо незнакомцев с ружьями.
Они неслись как сумасшедшие – мелькали перед глазами ветки, ломались кусты, пролетали во время прыжков под ногами мшистые пни. Горели легкие; сгущался туман. В какой-то момент подумалось, что удастся уйти, но вдруг выстрел, второй…
Она не помнила, как оказалась в том полутемном низком деревянном доме лежащей на длинном столе. На запястьях веревок нет, но тело тяжелое – не двинешься. Перед ней стояли двое из четырех, радовались легкой «добыче».
– Это нам за победу, – скалился один, с маленькими и темными, как у хорька, зубами. Второй, длинный и жилистый, кажется, собирался ее изнасиловать – расстегивал рубаху, следом ремень.
– Рэй… Рэй… – голос не слушался, вместо крика получался тонкий призрачный звук. – Р-э-э-эй…
– Твой дружок тебе не поможет, – осклабился «хорек», – у него большие проблемы – я его прострелил…
Ей удалось повернуть голову и увидеть, что Хантер привязан у стены – от побоев голова склонилась на бок, глаз заплыл, нос, кажется, сломан. Но хуже всего, что его до сих пор били – с расстановкой, наслаждением, двое по очереди – удар по ребрам, удар по лицу, снова в грудь. А из бедра кровь – все джинсы насквозь…
«Нет, Рэй…» Такого быть не может.
– Давай, курочка, ублажи меня…
С Тамарис начали стягивать спортивные штаны. Ей бы пинаться, орать, но тело ватное, дурное, – а враг уже вытащил из трусов бледный и небольшой стоячий член. Это всунут в нее?
Ну, помоги же мне…
А из угла только хрипы его бывшего защитника.
Нет, нет… Не-е-ет!
Ей уже раздвинули ноги – голую, лишенную плавок промежность обдало холодным воздухом, когда Тами окончательно поняла, что спятила. Это все бред, такого быть не может. Ничего этого быть не может!
И вдруг разозлилась.
Какой висящий в углу Хантер? Какие насильники?
Резким движением, преодолевая незнакомую гравитацию, она подняла левую руку, прочитала на запястье: «Не верь… Это Куб…».
Вот именно. Именно! Зря писала?
Время неожиданно зависло, будто предоставляя ей шанс подумать. Стоп-кадр из хоррор-триллера: довольная от скорого удовлетворения похоти рожа ужасного на вид мужика, рядом его друг-«хорек» с блестящими глазами. Хантер на крюках – беспомощный, как котенок…
Беспомощный, как котенок. Беспомощный…
Тами не знала, почему ее сознание зацепилось за это слово, но безошибочно вспыхнула интуиция: это оно – слово-ключ.
Беспомощный… Она что, всегда этого боялась? Собственной беспомощности? Изнасилования? Да, боялась. Но еще больше она боялась того, что тот, кто рядом, не сумеет ее спасти, что ему придется на это смотреть. Худший кошмар из кошмаров – и вот он, получите.
Наверное, это было странно, но она начала смеяться, и пространство пошло волнами. Ее оглушила абсолютная ясность происходящего. Кристально-чистое понимание того, почему все сложилась именно так, а не иначе – ну, просто «пиршество по запросу». Из подсознания.
А, собственно, что такого, когда твой защитник слаб? Когда их четверо, а он один, когда у них ружья? Хантер – человек, а человеку полагается быть всяким.
– Не возьмешь меня, Куб, – хохотала Тами, как умалишенная, даже не пытаясь подняться со стола – уже понимала, что все это, если не сон наяву, то некая очень правдоподобная бутафория. – Не так просто… Рэй! Рэй, не верь, это всего лишь…
Она не договорила.
Поняла, что лежит в чистом поле, а вокруг никого.
От соскальзывания в безумие ее удерживало умение ходить по грани – туда-сюда, туда-сюда… Главное, оставаться бдительной. Это как со зрением: расслабил глаза – видишь одно, напряг – видишь другое. Почему-то именно здесь и именно теперь способности пара-логика сыграли ей на руку – Тамарис не верила ничему. Это миражи – она видела такие, когда расфокусировала зрение. Одна картинка, другая, одна, другая…
Сейчас она в поле. А секунду назад лежала на деревянном столе. Это как сон – то нырнул, то вынырнул. Вперед она двинулась, качая головой, как проснувшийся раньше времени медведь. Морщилась от отвращения и от того, насколько правдоподобно-противным все выглядело, решила, что впредь будет думать только о хорошем. Да, о хорошем.
Осталось решить, о чем именно.
Они снова лежали с Хантером на дне деревянной посудины. Сверху темно-серое небо; воздух теплый. Лодку качало – она плыла по течению к Порталу.
«Вот об этом она и будет думать».
В глазах Рэя любовь и нежность, его губы очень близко, так близко, что уже невмоготу – Тами подалась вперед. Ее целовали и гладили, ее желали, ее прижимали к себе все теснее, ближе, горячее.
И воспоминание повторилось бы один в один, если бы… не плеск чужой лодки.
– А вот и наши голубки…
Чужаки.
Знакомый голос, очень знакомый… Нет, его здесь не может быть!
Тамарис подскочила, прикрыв грудь – Рэй следом.
Одно озеро – две лодки. В одной они с Хантером, во второй Вальдар с очкариком – все обнаженные – Уровень одежду не пропускал.
«Что они здесь делают? Боже, он все видел…»
Ее парализовал страх – тот самый, который случается, когда слишком рано возвращается домой муж.
Вальдар на изменщицу смотрел странно – зло, разочарованно, печально. И уже отдалялся от нее с каждой минутой все больше (дальше). Они и раньше были в разных вселенных, теперь и вовсе в параллельных галактиках.
– А мы раньше вернулись, Тамичка, – наигранно весело вещал, тем временем, Учитель. – Вернулись, а тебя нет… Принялись искать, представляешь? И нашли. Вот только где. И с кем…
Ей стало тошно и дурно – сошлись в одном моменте элементы из разных мозаик. Быть такого не может.
– Я…
– Что?
Оказывается, у очкарика была мохнатая, как полысевший ковер, грудь и покатые, как у барышни, бледные плечи.
– Вальдар…
Ее бывший не отвечал. Он стал именно таким, каким она боялась его увидеть, – порушенным, ушедшим в себя и в то же время железобетонным, более неприступным. Поздно.
– Вальдар, я все объясню… Все равно собиралась с тобой поговорить.
– Уже поговорила. Я все увидел.
– Я не собиралась, но так вышло…
– Отлично вышло, я понял.
И иглы, как у дикобраза, в глаза. Почему с ним она всегда виновата? Каждый чертов день, каждую секунду? Надоело!
– Знаете, а не хочу я оправдываться, – огрызнулась Тами. Достали. Их вообще здесь быть не должно. Это их с Рэем лодка, она здесь единственная, доплывет до Портала, а там осенний Заповедник. – Вас сюда не звали.
– Да?
Взгляд блеклых глаз за стеклами очков вдруг стал зловещим и очень недобрым. Очкарик прищурился:
– А ты знаешь, что из Школы никто и никогда не уходит? Возвращайся или…
– Или что?
– Или вот что.
«Учитель» поднял ладонь, и из нее метнулась светящаяся паутина – оплела Хантера, начала сжиматься, зашипела, обжигая кожу. Рэй закричал от боли – Тами взвизгнула.
– Думала, ты боишься того, что мы шарлатаны? Ой, нет, деточка. Знаешь, чего ты на самом деле боишься? Того, что мы – настоящие колдуны. И ты права. Не хочешь, чтобы твой благоверный сдох в этой лодке? Тогда будь не с ним, а с нами…
– Будешь ходить сюда всегда, всю оставшуюся жизнь. Трижды в неделю. Шар никого от себя не отпускает.
Исчезло озеро, лодки и Рэй. Она опять там, где ненавидит бывать – в «Шаре Благополучия». Накрыт стол, налит горячий чай; напротив рядом с Учителем равнодушный и уже чужой Вальдар. Оба в трико и майках; на полу трубки с табаком, подоконник уставлен статуэтками. Горят свечи.
Болото. Ее снова засасывает в болото. Опять разговоры ни о чем, непонятные занятия, деньги в задницу. «Избранный» круг общения, возможность ходить только туда, куда указал перст Учителя; ненавистные и приторные улыбки Ванессы…
«Она же бежала отсюда, как от огня?»
Тамарис сидела на подушках и более всего на свете желала встать, обуться и выйти за дверь, расположенную за ширмой. Навсегда.
– Я ухожу из Шара.
Очкарик, кажется, был готов к подобной фразе.
– Никто не уходит, деточка. Думаешь, так просто все? Хочешь уйти – откупись. Принеси полмиллиона долларов за все свои занятия или же отдай всю жизненную энергию. На благо других учеников, так сказать. Для того чтобы прорастали «желуди», нужен навоз, сама понимаешь…
Это ее собрались сделать «навозом»?
– Полмиллиона? Или вся моя энергия? Не жирно?
– Конечно, нет… Ведь мы тебя «воспитывали», поворачивали твою судьбу в нужное русло – разве ты не развила благодаря нам сверхспособности пара-логика? Не отыскала себе «принца» по душе? Это все наши заслуги.
– Ваши?!
Ей стало так противно, будто подложили в рот дохлую мышь.
– Да вы тут вообще…
Она хотела орать – долго, громко и с брызгами слюны. До красной рожи, до выдранных волос – чужих, разумеется, – кидаться фарфоровыми богами и зажженными свечами, чтобы эта халупа сгорела к чертям вместе с расшитыми мандалами шторами. И уже выпалила:
– Да пошли вы!
А после вдруг подумала – зачем? Зачем тратить энергию и силы на того, кто тебе просто больше не интересен? Ей нужен очкарик? Или Вальдар? Нет. Ей нужен Рэй…
«Не верь тому, что видишь…»
Надпись так и осталась на руке, напоминая о главном. Нет школы, нет лодки, вообще никого нет.
– Подловил ты меня, – вздохнула Тами тихо и спокойно, обращаясь к Кубу.
Стены «Шара Благополучия», лица очкарика и Вальдара тут же подернулись рябью – будто переключили телевизионный канал.
Потом творилось странное – она соскальзывала из одного «сна» в другой, скользила по граням, как по смазанным маслом поверхностям. В чужих мирах с незнакомыми людьми бегала марафоны – проигрывала их один за другим, пока не поняла, что проигрывать не страшно. Предавала знакомых, крала у незнакомых, голодала, жировала за счет чужого труда. Кажется, один или два раза умерла от неизлечимой болезни – не могла точно вспомнить; все, что творилось, укладывалось не то в целую жизнь, не то в пару минут – определить невозможно.
Неизменными оставались лишь возвращения в туманное поле с сухой травой – Тамарис выпадала туда с завидным постоянством и каждый раз испытывала удивление и облегчение.
– Не выходит? – весело и зло обращалась к Кубу. – Ну, не пронимает меня. Найди что-нибудь поинтереснее. Давай уже, прояви себя.
И впервые после этих слов не занырнула в очередной «сон», а увидела, как метрах в ста от нее возникла отдельно стоящая от всего дверь. Без стен, без косяков – просто дверь.
«Точно не наружу».
– А-а-а, я знаю, что это, – протянула она, шагая по полю. – Это дверь в ту комнату, где Рэй меня снова убьет? Знаешь, а я ожидала подобного. Только не боюсь, один раз умирала – могу еще раз.
В этот момент она больше не была Тами – она была набором ячеек сознания без определенной структуры. Эхом собственным воспоминаний.
– Хочешь посмотреть, как он в меня выстрелит? Дерзай.
И потянулась к ручке.
Те же стены, потолок; маленькое квадратное помещение без окон в здании Комиссии.
Она была уверена, что знает, куда шагает и что именно там ждет.
Но не ожидала, что Хантер окажется валяющимся на полу, связанным, с кляпом во рту. А у нее пистолет…
– Агент «двадцать ноль один», ваша цель: убить объект. Действуйте, – приказал наушник.
Рэй… Обездвиженный, избитый, с заклеенным ртом. А глаза те же – глядящие на нее, как на родную.
– Я не могу…
Она даже не поднимала пистолет. Выстрелить в любимого? Это в тысячу раз хуже, чем в незнакомого.
– Если Вы не исполните приказ, Вы никогда не покинете эту комнату.
Куб не шутил. Почему-то в этом случае он напрочь утратил чувство юмора – Тами знала, что может провести здесь годы. И сразу представилось, как они умирают в обнимку – от голода и жажды, высыхают от обезвоживания, мочатся в дальний угол. Наверное, через пару недель они начнут слизывать с пола собственную мочу, если, конечно, им еще будет чем мочиться…
Какие ужасные картинки.
«Надо просто выстрелить».
Пленник мычал; подошвы его ботинок с шорохом проскальзывали по полу – Хантер пытался подняться и не мог.
«Может, развязать ему рот? Мы вместе подумаем, как быть…»
– Приближаться к объекту запрещено. Вступать во взаимодействие тоже. Тест не зачтется, – огрызнулся наушник новым приказом.
«Дверь не откроется. Черт».
А на ее собственной руке надпись: «Ты не в Кубе. НЕ в Кубе».
Очередная уловка.
Рэй, тем временем, мычал все громче. И, кажется, злее. Ожесточенно шевелил руками за спиной – как будто пытался перерезать обо что-то веревки. А в глазах странное выражение – как будто нежность, а как будто ненависть…
В этот момент Тами подняла руку, прицелилась и выстрелила.
Потому что ее Рэй никогда так не смотрел. Никогда – она в это свято верила.
И, значит, связанным сидел не он, а кто-то другой.
– Задание выполнено, – сообщила Тамарис наушнику ровно. – Открой дверь.
Спустя несколько секунд сзади щелкнул замок.
Она вышла под хмурое небо и только после этого процедила:
– И снова ты меня не взял…
* * *
– Мы это сделали, родная! Мы сделали!
Рэй смеялся – он был счастлив. Таким взбудораженным, даже немного агрессивным она его еще не видела.
– Ты, правда, больше не «виснешь»?
– Нет! Я здоров, слышишь, я полностью здоров!
Она, кажется, радовалась. Вот только не помнила, как именно они встретились, как отыскали квантовое поле, как оказались здесь, на большом лугу. Трава низкая, ветра нет; потрескивает костерок. У нее под задом стульчик, рядом рюкзак с палаткой.
Тами больше ничему не удивлялась – здесь все зыбко, все меняется ежесекундно, раньше, чем подумаешь. Это нормально.
Они нашли, надо же…
– Теперь я выйду на работу, я снова полноценный человек, представляешь?
Хантер заваривал чай и недоверчиво и счастливо качал головой.
– Сколько шли…
Да, шли долго. Тами казалась себе странной – заторможенной и почему-то слишком равнодушной. Может, устала.
– Ты столько для меня сделала… Спасибо тебе. Спасибище!
И ее чмокнули в щеку. Крепко, по-дружески.
– Теперь наружу? Ты попросил поле открыть дверь?
– Конечно. Вон там выход… – рука Хантера указала в противоположную от леса сторону. – Слушай, я чай заварил, попей. А я, наверное, пойду – пора.
– Тебе? Пора?
Она только сейчас очнулась – нехорошо екнуло сердце.
– Ну, да… Столько еще всего предстоит. Меня же друзья ждут, начальник, работа. Да и отдохнуть надо.
– А…я? – только и смогла выдавить Тамарис. – Разве… мы…
«…больше не вместе?»
И произошло то, чего она боялась больше всего, – Рэй нехотя опустился рядом с ней на колени, посмотрел с нежностью, но уже виновато.
– Моя хорошая…
Плохое начало. Слишком ласковое и ненастоящее.
– … я хотел тебе сказать – из нас не выйдет пары. Мы не идеальны друг для друга, понимаешь? Да, нам было неплохо рядом, но…
А на руке нет надписи. Они вышли наружу, и она ее стерла?
– Если мы позволим этому случиться, то для нас найдутся настоящие вторые половины.
«А не суррогат».
Тами больше не смотрела на Хантера – она смотрела на покрытые белым пеплом, как снегом, дрова.
– Я тебе благодарен. Очень. И… прости меня, слышишь? Если сможешь.
«Я немного тебя… использовал».
Он поднялся, поправил рюкзак, несмело махнул на прощание и зашагал прочь.
Ее Рэй.
Не ее.
Значит, в лодке было… так. Показалось. Ей ведь вечно кажется, верно? Что она идеальная для Вальдара, для Хантера, для кого-то еще. А выясняется, что так – на поиграться. Хорошая, ласковая, доверчивая, но с такими почему-то не идут до конца.
Поле, лес, туман, костерок.
Печально до черноты.
«Прости…»
Она простит. Наверное. Если сможет, будет вспоминать о нем светло, если не сможет – не будет вспоминать вовсе.
Тами еще никогда так остро, как в этот момент, не ощущала одиночества – настоящего, гулкого, на всю жизнь.
«Найдется кто-то еще… Мы не идеальные…»
Ей все виделось иначе – они выйдут отсюда вместе. И его пальцы никогда не разожмутся, не отпустят ее, будут держать до самого конца. Каждое утро его глаза, улыбка – они еще не раз посмеются над всеми трудностями. Что ж, Вальдар ей тоже уже много лет виделся тем, кем не являлся. Мудрено ли, что она ошиблась вновь?
Она талантлива как пара-логик.
Но беспросветно слепа как женщина.
* * *
«Чем тебе это выгодно? Чем? Подумай…»
Чем?
Тот же день, другой?
Тамарис сидела рядом с погасшим костром; чехол от палатки покрылся росой.
«Чем тебе это выгодно?»
Что выгодно?
Внутри ее головы вопрошал собственный голос – тот, который не поддался вере в то, что все плохо.
«Вечная брошенка. Зачем? Почему ты хочешь ей быть?»
– Я не хочу…
«Хочешь. Иначе бы не сидела здесь…»
Она впервые осознанно удивилась – неужели, правда, желает быть брошенкой? Боится этого? Что, впрочем, одно и то же.
«Брошенка всегда может сказать: не разглядел, сам дурак. И пожалеть себя».
Да, жалость казалась ей уютной и спокойной. Очень комфортной, знакомой – в ней уже все случилось, в ней можно не бояться.
Вдох-выдох, вдох-выдох.
Пока она дышит, не все потеряно.
Спустя череду вдохов и выдохов Тами вдруг поняла, что попалась. Как простачка, как полная дурочка, как…Очередная иллюзия! Она поддалась очередной идиотской иллюзии.
И дело совсем не в том, ушел Рэй на самом деле или не ушел, – она просто никогда не одна. Потому что она есть у себя, потому что жизнь продолжается, потому что сама жизнь, сон, смерть – все иллюзии. Какие-то из них приятные, какие-то не очень, но все есть один большой Куб – куда выберешь смотреть? Жизнь – череда кадров. В одних ты с кем-то, в других сам с собой, дальше тебя вовсе как будто нет…
Ясность – вот зачем она все это время сидела здесь, возле костра. Ради этой самой пресловутой ясности.
– Ты все-таки меня подловил, – накатило вдруг облегчение – очередной дурман отступал, снимал с плеч свои цепи. Тами двинулась, ойкнула от боли в затекшей шее и посмотрела на небо. – Подловил. Слушай, а ведь я тебе поверила…
И вдруг ощутила, что по непонятной ей самой причине больше никогда в жизни не испугается одиночества. Или того, что кто-то уйдет, – уйдет, значит, так нужно, все суета сует.
– Долго же я здесь сидела… А впереди еще столько приключений.
Она поднялась, стряхнула с куртки дождевые капли, зачем-то сложила стул. Подумала, куда его деть, положила на землю.
– Ну, давай, что ли, показывай дорогу…
Как будто это нужно. Тут везде одна дорога – она по-своему привыкла.
А Куб словно улыбался. Как друг, как боевой товарищ – наверное, ей в своей странной и краткосрочной эйфории так просто чудилось.
– Куда идем-то?
И вдруг увидела уходящую из-под собственных ног примятую полосу травы – широкую, как раскатанный до самого леса ковер.
Кивнула удовлетворенно, как местный завсегдатай, – туда, значит, туда.
* * *
– Скажи, как ты додумался затащить девчонку в Куб? Это тебя оттуда выкинуло сразу, потому что ты проходил его дважды. А хочешь, покажу, что случилось с ней? Давай, включу для тебя снятую с граней информацию…
Хантер не хотел. Он сидел на стуле, ссутулившись – во рту липко и сухо, внутри паника. Дрейк еще никогда на его памяти так не бесновался – не просто сотрясал словами воздух, но совершенно определенно желал, чтобы Рэй каждой клеткой прочувствовал всю глубину собственного проступка.
– Смотри. Смотри внимательно!
Засветился экран.
Она бежала через лес сломя голову. Спотыкалась, падала, поднималась, ревела на ходу. За ней четверо.
Четверо…
Он УЖЕ не мог смотреть. Знал ведь, что нельзя, но поддался мелочной жадности – решил стать здоровым. За ее счет.
Треск сучьев, крик: «Отпустите!», – возня, борьба… Мелькали чужие наглые пальцы, рвалась одежда; текли по щекам слезы. Отсюда она казалась ему маленькой и беззащитной, очень-очень бледной. И все звала: «Рэй, помоги… помоги, Рэй!» Он знал, что будет слышать этот крик не только во сне, но и наяву до конца жизни.
Они издевались над ней по очереди. Один раз, второй, третий – Хантер умирал изнутри столько раз подряд, сколько секунд во время «фильма» отсчитывали висящие на стене часы.
– Смотри, что было дальше…
Рэй уже не смотрел. И даже не размышлял о том, что поступил, как подонок, что каким-то образом должен искупить свою вину, – он впервые размышлял о том, что навести пистолет на собственный висок – не такая уж плохая идея. Но Дрейк не даст уйти, пока фильм не закончится.
– Видишь, что ты наделал?
Они сбросили Тами с обрыва. Не сразу. Издевались, смеялись, глядя на то, как соскальзывают с камней ее ослабевшие ободранные пальцы, – она уже не звала на помощь. И даже не кричала, когда ей наступили на руку – летела в бездну молча…
– Увидел?
Хантер больше ничего не видел. Знал только, что ему нужно добраться до дома – в подвале оружейный арсенал.
– Ты понимаешь, что я не могу тебя больше держать на службе, Рэй?
Глаза Дрейка печальные, но больше разочарованные – взгляд покрывался изморозью, как осенняя лужа льдом.
Да.
Хантер не смог выдавить даже такого просто слова, как «да».
– Ты уволен. Сдай значок.
«Ты же сам сказал мне искать маркеры? Ты же сам отправил меня в это путешествие?»
Кричать, выяснять, оправдываться и перекладывать ответственность на другого, можно было до бесконечности – Рэй знал, что не будет этого делать.
Он просто смотрел, как Начальник уходит, как немо смотрит на «подонка, убившего невинную девчонку» серебристая ткань куртки, как бесшумно закрывается дверь. Все, он в Реакторе в последний раз. Он везде в последний раз – пожил.
– Слушай, ты что, правда, свою девчонку завел в Куб? Вот я бы никогда. Ани-Ра, конечно, прошла Войну, но даже после этого я не стал бы ей рисковать. Ты что, не помнишь, как мы там плутали сами? Но то – мы, а то – она…
Он не видел, когда в кабинет вошел Эльконто. И даже не увидел, как он вышел – все смотрел на обрубок рукава и надпись под ним: «Не верь, ты в Кубе…»
Та, кто написала это, уже мертва.
Рэй жалел, что не может плакать, что внутри него уже все мертво тоже и потому сухо. Когда его покинули, он хотел подняться, но завис…
Он «висел», и на стене тикали часы. Прошла минута, другая, третья – Хантер не «отвисал».
Интересно, почему? Если он уже побывал в Кубе, то, наверное, нашел поле, а если нашел, значит, попросил о здоровье. Тогда почему он висит?
Прежде чем его мыслительный процесс возобновился, прошли еще долгие четыре минуты.
Но он не помнил, как находил поле. Не помнил, как просил о здоровье.
Не помнил, как его выкидывало из Куба…
Не помнил, как добирался до Реактора, но точно помнил бы, если бы это случилось.
И если он ничего из этого не помнит…
…значит, он все еще в Кубе.
– А-а-а, черт бы тебя подрал!
Как белесая ткань, падала с сознания пелена.
И ведь он действительно мог в этой иллюзии доехать до дома и благополучно застрелиться.
Рэй взревел. Если поле не найдено, значит, и Тами может быть жива. И даже если с ней что-то случилось, он отыщет «эликсир здоровья» и попросит его вернуть Тамарис жизнь.
– Открывай для меня выход! – заорал дрогнувшим стенам не своим голосом. – Открывай, я сказал!
* * *
Поле; серое небо. Кажется, еще чуть-чуть, и заморосит. Рэй смотрел, как в метрах в пятидесяти от него колышется удивительная субстанция – не облако, но сгусток молочного дыма. Очень живого дыма, искрящего, отливающего серебром.
«Заряженная материя». Та самая, имеющая собственный разум. Квантовое поле, рисующее им маркеры в самой заднице мира…
«Странное у него чувство юмора».
Облако, тем временем, то замирало, рассматривало гостя, то вдруг стремительно принималось менять формы – превращалось то в города, то в фигуры, то в лица, то почти таяло. Оно жило, играло, бесновалось, перетекало, моментально рождалось, так же моментально умирало, вспыхивало опять.
Рэй сумел отлепить от него взгляд и даже забыл, что нужно шагать навстречу, – он искал Тами. Все оглядывался вокруг, смотрел, ждал, скрежетал зубами от нетерпения.
Возможно, с ней действительно что-то случилось… И если так, то у него только один выход – вон он, волшебник, клубится и переливается, – сейчас Рэй у него и попросит.
Но не успел он ступить и шагу, как услышал треснувшую ветку – слева от себя, в дальних кустах.
– Тами, – он бросился навстречу, когда ее фигура еще не показалась. И возродился сам, когда, наконец, увидел ее – бледную, но живую. – Тами!
(Carter Burwell – Opening)
– Я хотел просить за тебя, я хотел приказать ему, чтобы оно… – он не верил, что прижимает ее к груди – дышащую, теплую. Такую хрупкую, изнеможенную, но прошедшую этот долгий путь. Выстоявшую несмотря ни на что. – Он сказал мне, что ты… С тобой все в порядке? Я могу попросить поле, чтобы… Мы его нашли, Тами!
Она цеплялась за него, как спасенный котенок. Долго стояла, уткнувшись носом в куртку, дрожала. Потом спросила так тихо, что он едва расслышал:
– Рэй, это ведь ты?
– Я…
И только сейчас осознал, что и сам не уверен, а Тами ли это. Нет, неуверенной оставалась его логика – сердце же абсолютно точно знало: это его любимая женщина.
– Я, Тами, я… Все, мы прошли. Все кончено… Ты как? Посмотри на меня.
И зажал ее лицо между своими ладонями – бледное, перепачканное. Заглянул в грустные глаза – они такими не были раньше, – и вдруг совершенно точно понял, что именно сейчас попросит.
– Ты подожди меня минуту, я сейчас, ладно? Надо завершить начатое.
Ему плевать на зависания – он полноценный человек. Он ходит, дышит, ест, говорит. Нет ничего, что он не мог бы делать, зависая. Ведь добрался же сюда?
А вот она…
Нет ничего ценнее, чем ее веселые озорные глаза.
Облако при его приближении заинтересовалось – сформировало подобие человеческого лица, даже моргнуло – мол, зачем пожаловал? Вблизи от него искрило и фонило, как рядом с Дрейком. Нет, гораздо сильнее… В какой-то момент Хантер обнаружил, что не способен больше ступить и шагу – его попросту не пускает упругая горячая преграда. И тогда заговорил тихо, быстро и сбивчиво.
– Дрейк говорил, ты можешь… помочь. Помоги. Но не мне. Я завел ее в Куб ради собственной выгоды, я ошибся. Пусть она…
Он не услышал приближения Тами. Зато его слова прекрасно расслышала она и тут же зашипела:
– Вот предатель! Мы не за этим сюда шли… – устроилась рядом, даже попробовала потеснить его в сторону, но не смогла. Затараторила так быстро, что он рта не успел раскрыть. – Эй, дорогое квантовое поле, со мной все в порядке. А вот этот человек – он сунулся в пещеру с антиматерией и после стал «зависать». Ты сделай его нормальным, пожалуйста…
– Я нормальный!
– Ну, и я в порядке! Ты с чего вообще решил за меня просить?
– Дрейк показал мне, как ты погибла…
– И ты поверил? Я, знаешь ли, тоже в тебя стреляла, и ничего – оба живы…
В споре они не заметили, что облако – уже не облако. Что из него закрутил тугой белый вихрь – быстрее, стремительнее, сильнее. Визг воздуха, свит потоков, треск кубической структуры…
– Отходим! Быстро!!!
Он успел оттолкнуть Тамарис до того, как белый смерч взорвался и треснул по швам. Упал сверху, прикрыл собой, почувствовал, как снова (как когда-то – мелькнуло в памяти дежа-вю) обожгло непокрытые участки кожи. Услышал сдавленный голос:
– Мы забыли… про выход…
И мир залило белизной.