Глава 1

Под ослепительно жарким солнцем и ярко-синим небом тихо лежала покрытая клочковатыми кустами бескрайняя красная африканская саванна. Она была пустынна и прекрасна в своей почти абсолютной свободе от человеческого присутствия. Философ заметил бы, что подобная кажущаяся необитаемость является несколько странной для родины первого человека, и нашел бы в этом очередное диалектическое противоречие. Но философы редко посещали Анголу вообще и ее границу с Намибией в частности, справедливо предпочитая цивилизованный комфорт мест, более способствующих спокойному рождению мысли.

Ранним утром, когда жара еще позволяла быстрые движения тела, здесь прошла немногочисленная цепочка остатков древнего племени аборигенов. Во главе ее ступал пожилой, согнутый возрастом вождь, с покрытым шрамами ритуальных насечек лицом, вооруженный тяжелым копьем из красного дерева и привязанным за кожаную бечевку револьвером типа «Наган», произведенным российским Тульским Императорским оружейным заводом в 1904 году. Револьвер, в течение почти столетия лишенный необходимого ухода и смазки, давно не стрелял, да более и не предназначался для этого. Он достался предкам вождя от давнего белого друга — русского офицера, осколка великой в прошлом империи, искавшего здесь смысл жизни и ценные минералы, а нашедшего малярию и вечный покой. Среди членов небольшого племени преобладали девочки и молодые женщины: недавно закончившаяся война, длившаяся больше четверти века, сначала безвозвратно забрала молодых и сильных мужчин, а потом и совсем мальчиков. Обе стороны — правительство и партизаны УНИТА — ничуть не стеснялись вылавливать двенадцатилетних рахитичных подростков, которые, даже уйдя от пуль и болезней, никогда не возвращались назад, в племя.

Аборигены прошли, как всегда, незаметно, по привычке почти не оставив следов, и лишь сладковатый запах потных тел еще долго витал в воздухе, цепляясь за колючки кустов и возбуждая немногочисленных хищников, способных выжить в этом бесплодном месте.

Один из них — не очень большой ангольский варан — периодически выбирался из своей норы и замирал на холмике, ловя незнакомый и возбуждающий аромат человека. Когда в полдень его разбудил шум автомобиля и он спустя какое-то время опять забрался на возвышение, чтобы обозреть местность, в выпуклых глазах внезапно отразился ослепительный солнечный зайчик. Варан мгновенно исчез, вытянув над землей шипастый хвост и смешно перебирая короткими лапами.

Человек, напугавший варана лазерным лучом прицела, поставленного на снайперскую винтовку Драгунова, тихонько рассмеялся. Он, как можно было догадаться, не был философом. Поймать смешно выпученный вараний глаз в отливающую ярко-синим оптику было для него небольшим профессиональным развлечением. Человек этот был майором Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба Российской Армии. Ему было около сорока лет, из которых больше двадцати он провел в армии. Лежа в красной пыли африканской пустыни на границе Анголы и Намибии, недалеко от пыльного городка Кафима, он с грустью ощущал прошедшие годы всем своим большим, тренированным и не раз ломанным телом.

Майор давно перестал относиться с гордостью к своей принадлежности к военной разведке — элите сначала Советской, а потом и Российской Армии. Знаменитое ГРУ еще оставалось могучим брэндом, наводящим ужас на посвященных и непосвященных по всему миру, но у самих своих сотрудников эта аббревиатура могла вызывать сильные эмоции и жаркие слова, лишь когда каждый октябрь они вместе напивались на свой профессиональный праздник. Цинизм государства, плевать хотевшего на своих лучших защитников, порождал ответный цинизм. Цинизм этот особенно сильно проявлялся, когда тебе скоро на пенсию, а ты — не очень здоровый мужчина средних лет без каких-то накоплений и идеалов, с детьми-подростками, которых редко видишь и почти не понимаешь, много обещавшей, но так и не заладившейся карьерой и увядшей стервой-женой.

Майору и его товарищу капитану, лежавшему в засаде в двадцати метрах от него, сравнительно повезло. Когда-то Советский Союз потратил в Анголе многие миллиарды долларов и десятки человеческих жизней. Никакой пользы это не принесло: не было ни нефтяных, ни алмазных концессий, ни полезных хоть чем-то морских и авиационных баз, ни даже элементарного уважения от простых ангольцев и их правящего клана, которое неизменно присутствовало в отношении прочих европейцев. Нефть добывали американцы, алмазы в большинстве своем доставались партизанам Савимби, а после его смерти — израильтянам, Де Бирс и, по слухам, Аль-Каиде. Ангольские военно-воздушные базы пригодились лишь во время англо-аргентинской войны, когда советские самолеты-разведчики летали через Атлантику к Фолклендам для удовлетворения естественного любопытства Генерального Штаба и демонстрации никем особенно в то время и не оспариваемых военных возможностей самого прогрессивного в мире государства победившего на свою голову пролетариата. Гигантский четырехмоторный Ту-95, тень от которого могла, по словам очевидцев, «покрыть Красную площадь», взлетал на Кубе, летел через всю Атлантику на юг, к зоне боевых действий, а потом, преодолев фактически полмира, садился в Анголе, чтобы, отдохнув, повторить маршрут, но теперь уже в обратную сторону.

Военно-морская база в Луанде однажды даже якобы удостоилась посещения советским ударным авианосным соединением. По передаваемым исключительно устно легендам, колоссальный авианосец с его с ревом взлетающими истребителями, атомный ракетный крейсер, многочисленные эсминцы и прочие корабли сопровождения заняли весь рейд Луанды и воображение ангольцев. И хотя огромные корабли буквально высосали все запасы пресной воды из и так небогатого ею города, долгое время после эпохального события к русским относились почтительно и с опаской. Но сейчас все это скорее напоминало легенду. С таким же успехом человек с развитым воображением мог бы представить на набережной Луанды не русских моряков и морских пехотинцев, а гоплитов и лучников Александра Великого, чей флот, согласно неясным историческим преданиям, проплывал здесь по дороге из Индии.

Однако в Анголе по-прежнему оставались груды работающего и поломанного военного железа советского производства: самолетов, геликоптеров, танков и ракетных катеров. Поскольку война в этой части мира всегда поджидала где-то недалеко и представляла естественный и выгодный (для кучки избранных) способ существования, правительству так или иначе приходилось приглашать — теперь уже русских — советников и специалистов для ремонта, а иногда и для обучения. У российского Генерального Штаба, в свою очередь, оставался рудиментарный интерес к нелегальной торговле алмазами, коль скоро никогда нельзя быть уверенным, кто эти алмазы продаст и на что потратит полученные деньги. Поэтому, а также по ряду менее важных причин, Майор, Капитан и их странноватый соратник — Аналитик — тратили свой небогатый бюджет в Анголе под видом фирмы-посредника для грузовых авиаперевозок. На самом деле их фирмешка даже зарабатывала деньги, так как в Африке всегда оставался хороший спрос на услуги по перевозке как легитимных, так и не очень афишируемых грузов без особых формальностей и вопросов. Видавшие виды транспортники «Антонов-26» с пилотами, говорящими по-русски, обеспечивали больше половины всего африканского рынка подобных перевозок. Правда, иногда их сбивали, иногда они падали сами из-за поломок или отсутствия простейшей системы контроля и безопасности полетов, но всегда находились желающие занять место погибших.

Майор и Капитан прекрасно знали, что на их непыльную и хорошо оплачиваемую работу с завистью метят десятки других не менее квалифицированных и утомленных безденежьем офицеров, оставшихся в России. Они понимали, что здесь, быть может, их последний и единственный шанс заработать хоть что-то вдобавок к небогатой военной пенсии и что им не дадут просидеть в Анголе более двух-трех лет. Поэтому их помыслы были постоянно направлены на поиски дополнительных финансовых поступлений. Иногда это были «откаты» от африканских торговцев оружием, иногда — взятки от фирм-перевозчиков, безжалостно сражающихся за каждый подвернувшийся контракт. Они не посвящали во все свои тайны Аналитика, которого считали слишком большим чистоплюем-интеллигентом, а потому не доверяли ему до конца. В отличие от него они пришли в ГРУ из армейского спецназа и немало чего повидали на границе между Афганистаном и Пакистаном, на оперативной работе в многочисленных горячих точках холодной войны, а потом и бывшего Советского Союза. Не то чтобы они не любили Аналитика — он был неплохим, и приятным парнем, — просто не были уверены, насколько бы он переживал по поводу того, что, например, планировалось сделать сейчас.

Не так давно к их фирме обратился интересный заказчик. Выглядел он уж слишком белым европейцем на фоне красной земли и красных потных лиц ветеранов жизни в Африке с подорванной малярией и спиртным печенью. Необычным был и заказ — вертолет для посещения Богом забытой дыры на границе с Намибией. Хотя официально он был сотрудником благотворительной организации и собирался проинспектировать благополучие (или скорее отсутствие такового) африканских детей в этом конкретном месте, что-то в его глазах наводило на мысль, что этих самых детей он бы на хлеб мазал, если бы ему вдруг не хватило масла. Вдобавок выглядел он действительно — как и свидетельствовал паспорт — швейцарцем, а, как известно в Европе, швейцарская книга бесплатных подарков — самая тонкая в мире. В общем, полиглот Аналитик был посажен на прослушивание телефонных разговоров швейцарца и вскоре обнаружил дополнительные интригующие подробности. Так, выяснилось, что названивал он отнюдь не в ЮНЕСКО, а каким-то подозрительным персонажам, ранее замеченным в торговле отборными драгоценными камнями, украденными как на ангольских шахтах в Уиже (что было нелегко, но возможно), так и на приисках Де Бирс в Намибии. Последнее было практически невозможно, а потому тем более привлекло интерес профессионалов.

Членами указанной шайки контрабандистов были достаточно колоритные личности: бельгиец, повоевавший наемником-сержантом в отборном батальоне «Баффало» и впоследствии натурализовавшийся в южноафриканца; пожилой португалец, когда-то служивший в печально известной португальской службе безопасности PIDE и не захотевший возвращаться в социалистическую метрополию, и, наконец, их помощник — негр-альбинос. Последний был представителем достаточно распространенной в этой части Африки группы генетических уродов, появившейся, по-видимому, из-за высокого уровня естественной радиации. В свои двадцать лет он уже много настрадался от нещадного воздействия на кожу африканского солнца и остракизма более удачливых и, соответственно, более загорелых соплеменников, а потому был предан белому господину-бельгийцу, подобравшему его из врожденного любопытства к извращениям природы и из-за нужды в простой физической помощи.

Далее Аналитик выяснил, что вышеперечисленные подозрительные лица планировали встретиться на границе с Намибией, чтобы швейцарец проинспектировал какой-то «товар». Узнав об этом, Майор и Капитан оживились еще больше, так как было понятно, что «товаром» не будут официально волнующие швейцарца африканские дети. И не потому, что ими никто не торговал, а в связи с репутацией его контрагентов и отсутствием необходимости переться в такую даль за тем, что можно быстрее найти в Луанде. Сначала они предположили, что у швейцарца может быть с собою большая сумма наличными, с которой его можно убедить расстаться с помощью сильных аргументов — дать кулаком по сытой морде или просто украсть. Последнее они уже попробовали, но не обнаружили в его номере ничего, напоминающего наличные деньги или дорожные чеки. Понятно, что хранить наличные в каком-нибудь сейфе в гостинице такой страны, как Ангола, их подопечный тоже не стал бы, а банки здесь далеко не швейцарские. Видимо, если и предполагалось, что деньги поменяют владельца, то произойти это должно было с помощью электронного перевода из одного малоизвестного, но уважаемого банка где-нибудь в Цюрихе в другой не менее малоизвестный и уважаемый швейцарский или лихтенштейнский банчок. Швейцарец же должен был просто проинспектировать «товар» и, возможно, забрать его для передачи будущему владельцу. Что делало бессмысленным использование другого сильного аргумента — то есть кулаком по морде. В пользу последней теории говорили и найденные в багаже швейцарца оптические инструменты, которые обычно используются при контроле и обработке алмазов. Как цинично прокомментировал Майор, обнаружив в чемодане компактный мощный микроскоп, вряд ли этот дорогой прибор использовался бы для проведения анализов на глисты. Тем более что, так или иначе, глисты все равно были у всех юных сынов Африки, и это не требовало дополнительного эмпирического подтверждения.

Тогда два офицера решили помочь своему клиенту добраться до нужной точки и попытаться убедить расстаться с «товаром» его контрагентов. Они были уверены, что наработанные оперативные связи и база данных ГРУ позволят продать добычу без особых проблем. После чего можно было бы спокойно уходить на заслуженный отдых и наверстывать все, недополученное в жизни. В отношении «недополученного» офицеры не задумывались: в головах мелькали лишь смутные образы бесконечной рыбалки, дружелюбных молодых баб и монументальных размеров дачи на фоне уходящих за горизонт огородов. Конечно, то, что в сцене изъятия ценностей будет скорее всего принимать участие троица видавших виды негодяев, значительно усложняло режиссуру и неминуемо должно было повлечь за собой человеческие жертвы. Майор и Капитан были профессионалами, а профессионалы на то и являются таковыми, чтобы хорошо планировать как «вход», так и «выход» из спецоперации. И если кому-то суждено было «выйти» не совсем живым, то случиться это должно было не с ними. Если, конечно, получится.

Когда арендованный швейцарцем тяжелый грузовой вертолет взмыл над прокаленным солнцем аэропортом Луанды и взял направление на Кафиму, за ним с некоторым опозданием последовал другой летательный аппарат с нашими героями на борту. В недра обоих геликоптеров были загружены джипы: «Лэндровер» для богатого швейцарца и кондовый УАЗ для бедных русских офицеров. Они, правда, знали, что, несмотря на корявый вид и отсутствие кондиционера, потрепанная гордость российского автомобилестроения даст фору любому модному внедорожнику в плане проходимости и выживаемости в условиях дикой Африки. К тому же, если бы кто-то открыл капот этого конкретного вездехода, он бы увидел двигатель от броневика БТР-1, превративший невзрачную машину в почти что гоночную. В УАЗе лежал нехитрый багаж, включавший новейшую радиостанцию НАТО «Ракал», оборудование для радиопеленгация, консервы, саперную лопату, канистры с водой и кое-какое оружие: уже упоминавшуюся снайперскую винтовку и два АК-74, герметично упакованные в пластиковые пакеты. Учитывая особую социальную опасность и немалый боевой опыт контрабандистов, а также неопределенность в отношении соответствующей квалификации швейцарца, взятое снаряжение включало пули со смещенным центром тяжести. Подобные боеприпасы были запрещены международной конвенцией, но не выбрасывать же их было после подписания оной Советским Союзом! Подобная пуля могла попасть, например, в плечо, а выйти из живота, разрушив в ходе путешествия несколько жизненно важных органов.

Кафима, представляющая несколько полуразрушенных вилл и большое количество глиняных хижин, утопающих в красной пыли и сухом измельченном человеческом дерьме, не привлекла внимания швейцарца. Он явно не собирался задерживаться здесь на выходные и сюсюкать с чернокожими оборванцами. Прибыв рано утром, он посидел пару часов в здании того, что здесь называлось громким словом «aeropuerto», и сделал один звонок по сотовому телефону. Звонок был должным образом перехвачен сидящим в Луанде Аналитиком с помощью нескольких небольших, но дорогих электронных блоков (на это ГРУ по-прежнему денег не жалело), разговор оперативно переведен. После чего находившийся у его соратников «Ракал» ожил, и очень скоро они узнали, когда и где состоится знаменательная встреча.

И вот наконец Майор занял позицию в кустах в нескольких десятках метров от предполагаемого места встречи, на 15-м километре заброшенного ответвления от автотрассы Кафима — Намибия. Разумеется, само понятие автотрассы было условным после того, как много лет назад здесь прошли несколько сотен кубинских танков. Эта армада, теоретически способная за пару дней пересечь Намибию, настолько впечатлила Южно-Африканскую Республику, что тут же начались мирные переговоры, и вскоре был заключен Гбадолитский мир. Но танковые гусеницы успели разрушить сотни километров прежде вполне приличных дорог, и потому сегодня некоторые водители предпочитали ехать не по остаткам асфальта, а по проложенной параллельно колее. Упомянутый в телефонном звонке 15-й километр было легко найти, так как это был единственный сохранившийся в округе знак дорожного движения, не расстрелянный пока в качестве мишени кубинцами, солдатами ФАПЛА (Народными Вооруженными Силами Анголы) и партизанами. Неподалеку уже лет двенадцать ржавели остатки колонны бронемашин, которую застали врасплох на марше южноафриканские штурмовики «Импала» во время последней интервенции «сил апартеида». В открытых люках обугленных и красных от ржавчины легких десантных броневиков БРДМ и плавающих танков ПТ-76, в большом количестве поставленных в Анголу Советским Союзом, иногда мелькали змеи и прочая пустынная живность. Тут же валялись выцветшие обломки одного из многих сбитых штурмовиков. Наследие международной изоляции Южной Африки — «Импалы» — было таким примитивным старьем, что советские советники не стали эвакуировать даже кокпит, неплохо сохранившийся при взрыве переносной ракеты «Игла» самой первой модификации. Ангольцы, впрочем, все равно повытаскивали всю начинку и ободрали до нитки трупы летчиков: на войне, как на войне, особенно на войне африканской!

Маскировочная сетка под цвет местности — предмет личных рукодельных усилий усердного Майора — надежно скрывала его неподвижное тело и блеск оптического прицела. Капитан находился немного дальше, тоже с подветренной стороны — нелишняя предосторожность на случай, если бы троица привезла с собой охотничьего пса португальского происхождения. К счастью, пес не материализовался, и на встречу с покрасневшим от солнца и явно нервничающим в условиях дикой Африки защитником детей прибыли лишь трое свирепого вида мужчин. Обе стороны не теряли времени на пустые разговоры, и пока негр-альбинос со старой штурмовой винтовкой бельгийского производства изображал предельную бдительность, двое жуликов постарше приступили к делу. Как только Майор, наблюдавший за ними, отметил передачу в руки швейцарца какого-то свертка, он зафиксировал перекрестие прицела на голове ближайшего к себе контрабандиста и, контролируя дыхание и выброс адреналина, плавно нажал на спуск. Девятиграммовая пуля в стальной оболочке мгновенно вышибла мозги бывшего бельгийского наемника, матерого убийцы и искателя приключений. Пока все остальные участники сцены приходили в себя от шока, Майор выстрелил в нижнюю часть силуэта второго авантюриста, стараясь оставить его в живых. Капитан, страховавший его с помощью «Калашникова», тоже выпустил короткую очередь по коленям. Португалец упал как подрубленный. Видя такое дело, негр-альбинос тут же бросил винтовку и пустился в бега — на поиски новых работодателей. Оба русских быстро прикинули, стоит ли его устранять, и оба одновременно решили, что это непринципиально. Тем более что тот оставлял за собою отвратительно пахнущий поносный след удивительных для его скромного веса размеров и интенсивности. Было ясно, что бедный парень принял гибель патрона слишком близко к сердцу. Гораздо важнее было определиться с раненым португальцем и со швейцарцем, который по-прежнему стоял в позе апостола Павла, услышавшего в пустыне голос Иисуса Христа: с вытаращенными от шока глазами, открытым ртом и со свертком в руке.

Майор быстро обыскал и связал его. Когда он открыл изъятый у швейцарца металлический футляр, то в пенопластовой внутренности, как и ожидалось, увидел нечто похожее на необработанный алмаз. Майор мельком отметил, что камень немалых размеров — с фалангу пальца руки — и странного желтого цвета. После этого он, особенно не церемонясь, вывел европейца из ступора коротким ударом кулака в живот. Тот тонко, по-женски, пискнул и сел прямо в лужу, появившуюся под ним после выстрелов. Майор опустился на корточки и извинился по-английски за причиненные неудобства. Обрызганный чужими мозгами, сидящий в собственной моче бизнесмен не стал ломаться и извинения принял. Майор в той же вежливо-настойчивой манере американских полицейских спросил, можно ли рассчитывать на сотрудничество в плане получения информации, и тот опять утвердительно кивнул. Далее последовал интенсивный, насколько позволяло ступорное состояние потерпевшего, обмен вопросами и ответами.

Швейцарец пояснил, что алмаз относится к раритетам и ценится не как материал для ювелирного изделия, а из-за ряда уникальных оптических и химических свойств. Пытаясь задобрить русских, он высказал предположение, что находившийся в их руках камень не единственный и что остальные могут храниться где-нибудь в Намибии. Затем выразил свою готовность сделать то, зачем, собственно, и оказался в Анголе: проинспектировать этот камень, а также все те, что они смогут найти позднее. Оба русских офицера заинтересовались как этим предложением, так и возможностью использовать швейцарца для продажи трофеев. Пока он под присмотром Майора занимался настройкой микроскопа и анализом желтого алмаза, Капитан наложил шины и повязки на перебитые ноги португальца и попытался выяснить судьбу оставшихся камней. К сожалению, португалец не был ни глупым, ни малодушным и на своем фонетически корявом, но все же понятном английском объяснил в выражениях, не допускающих двойного толкования, свое видение проблем, с которыми столкнутся filhos da puta при попытке добраться до его собственности. Уровень этих проблем в его эмоциональном изложении явно превышал способности недоношенных coralhos russos. Капитан несколько удивился столь незамедлительной национальной идентификации (произношение, золотой зуб или нос «картошкой»?), но не стал спорить. В своей практике он обычно применял два способа убеждения допрашиваемых в полевых условиях, ни один из которых не отвечал не только букве и духу Женевской конвенции, но и представлениям о цивилизованности рядового буржуазного обывателя. Первый заключался в том, чтобы на глазах у допрашиваемого упрямца разбить в пульпу, без анестезии, тяжелым предметом вроде приклада, гениталии другого товарища по несчастью, не представлявшего такого же интереса в плане получения информации (конечно, при этом было важно иметь этого самого кандидата в евнухи). Второй состоял в том, чтобы закопать допрашиваемого живьем на короткое время. При несомненной эффективности (часто случалось, что после этого приходилось останавливать поток порою удивительных откровений) второй способ обладал и серьезным недостатком: он требовал определенного времени. Тем не менее Майор и Капитан заранее остановили свой выбор именно на нем и потратили полчаса на нехитрые земляные работы.

Португалец был извещен о своей участи. Его кинули на спину в заранее подготовленную не очень глубокую могилу, накрыли прозрачным пластиковым листом и начали забрасывать грунтом. Как только первые комья упали на лицо португальца, он сделал паузу в почти непрерывной череде мультиязычных ругательств и явно решил заняться срочным переосмыслением своей неконструктивной позиции. Через очень небольшой промежуток времени он стал надрывным голосом задавать риторические вопросы, намекавшие на готовность к компромиссу. Проклятые русские не отвечали и продолжали свое грязное дело. Когда земля полностью накрыла его лицо, он начал пытаться судорожно двигать обездвиженным телом и ранеными конечностями. Из-под слоя красной глины стал доноситься жуткий, глухой непрерывный вой умирающего страшной смертью животного. Земля над ним шевелилась, и это делало всю сцену еще более нереальной. Русские завернули наверх края пластикового листа так, чтобы они торчали наружу, и сели передохнуть, не отрывая глаз от секундомера: вопрос времени при проведении подобного мероприятия был очень важным, и даже небольшое промедление могло привести к нежелательному результату. Поэтому спустя примерно минуту воспитанные спецназом изуверы дружно потянули за края пластика и вернули португальцу возможность дышать и видеть солнечный свет. К их сожалению и разочарованию, из могилы смотрел невидящими и полными животного ужаса глазами окончательно и полностью сошедший с ума человек.

— И кто бы мог подумать! — удивленно прокомментировал Капитан.

— Да, выглядел он вполне брутальным, — подтвердил Майор, — ну что ж, по крайней мере сумасшедшие должны попадать в Рай.

— Ты уверен?

— Конечно, нет! Я тебе что, твою мать, Папа Римский?

После констатации сумасшествия контрабандиста они не стали убивать его и даже сделали пару укрепляющих уколов и вложили в руки контейнер с водой. Опознать их или кого-либо еще он смог бы не скоро — слишком много проводков перегорело в его голове, — а потому лишать его жизни они сочли непрофессиональным и нецивилизованным. Швейцарца они любезно попросили пройтись до Кафимы на своих двоих и заодно сообщить кому надо о проблемах португальца: до заката оставалось несколько часов, и он вполне успевал это сделать. Они также дружески посоветовали ему взять брошенную альбиносом штурмовую винтовку и по прибытии в Кафиму рассказать властям историю о нападении бывших партизан, ставших бандитами, — после чего ждать контакта по поводу камня. На всякий случай они кинули в «Лэндровер» швейцарца две гранаты: противотанковую и осколочную. Бедная машина не знала, подпрыгнуть ли ей, или просто разлететься на куски, а потому сделала и то, и Другое, ознаменовав конец своей жизни смрадным костром с черным столбом дыма. Дым неестественно смотрелся на фоне ярко-синего африканского неба, но вполне сочетался с сожженной многие годы назад бронетехникой. При гулком звуке взрыва к черным дырам люков сгоревших броневиков в панике бросились несколько косолапых ангольских варанов. Мерцая во тьме железных проемов красными глазами, ящеры не осмелились появиться до наступления темноты, несмотря на призывный запах свежей крови.

Русские офицеры связались с Аналитиком, подтвердили кодовой фразой, что все в порядке, упаковали оружие, спрятали алмаз и, в последний раз проинспектировав состояние португальца, завели свой потрепанный УАЗ. В кабине летала жирная муха. Капитан прихлопнул ее на лобовом стекле: стекло треснуло. Капитан выругался по поводу неувядающего качества советских автомобилей и с хрустом включил передачу. Через час они уже сидели в вертолете, летящем к побережью Атлантики. В стране с отсутствующей национальной системой контроля полетов подобный маршрут — достичь океана и потом лететь вдоль берега до огней Луанды — был пусть и более долгим, но гораздо менее опасным, чем путешествие над тысячей километров саванны.

Незадолго до наступления коротких африканских сумерек сцену вышеописанного столкновения почти накрыла длинная тень. Стервятники, уже терзающие кишечник бельгийца, захлопали крыльями, гнусно загалдели, задергали безобразными вонючими клювами и бросились прочь. Тот, кто появился у знака «15-й километр», издалека заметил черный дым догорающего джипа. Он внимательно осмотрел следы недавнего боя. Его отталкивающе красивое и правильное лицо не выразило никаких эмоций при виде пустого черепа бельгийца и сгоревшего «Лэндровера». Не торопясь он подошел к сумасшедшему португальцу и, взяв его лицо в свои руки, огромными глазами заглянул в его глаза. Португалец крикнул — то ли от боли, то ли от ужаса — и запрокинул голову. Осмотревший его поднялся: он узнал все, что ему было нужно. В его способности входило умение мгновенно видеть все зрительно испытанное живым, мертвым или, как в данном случае, сошедшим с ума человеческим существом. Единственное, что для этого требовалось, — неповрежденные глаза. По счастью, стервятники еще не успели добраться до глаз португальца, что нередко становилось судьбой раненых, оставленных на поле боя в Африке. Обладатель удивительных способностей последний раз осмотрел место недавнего преступления, обнюхал следы мочи русских и швейцарца, по привычке раздавил проползавшую мимо кобру и направился к Луанде.

На 15-м километре опять наступил покой. Его животные обитатели занялись своими ежевечерними делами, совокупляясь и поедая друг друга. Цикады с новой силой заскрипели жесткими крыльями, призывая половых партнеров посетить свое жилище — сухие ветви одинокого баобаба. Когда перед самым закатом приведенные швейцарцем ангольские полицейские пришли забрать португальца, они обнаружили, что он мертв. Они были удивлены тем, что вездесущие стервятники, гиены и даже насекомые полностью проигнорировали труп, который, при других обстоятельствах, неизбежно оказался бы настоящей находкой для представителей африканского животного мира. Они обнаружили и еще одну странность: у трупа отсутствовали глаза, и, к их повторному удивлению, стервятники здесь были ни при чем.

 

Глава 2

Майор и Капитан недаром относились к Аналитику с уважением, но в то же время и с некоторой опаской. Аналитик происходил из прекрасной интеллигентной семьи. Его родители были преподавателями гуманитарных наук, от них он унаследовал способности к языкам и, собственно, аналитический склад ума. В отличие от своих соратников по ангольской миссии ГРУ он не прошел школу спецназа и даже не служил срочную службу в Советской Армии. Будучи романтиком по натуре, он с детства мечтал о путешествиях. Во времена коммунизма для путешествий по миру необходимо было работать дипломатом или военным. Аналитику хватило связей отца-профессора и собственных умственных способностей, чтобы попасть в элитарный Военный Институт, где готовили военных переводчиков и юристов. Ему не хватило номенклатурности, чтобы стать дипломатом. В отличие от него дети партийных вождей, например, уже в шестнадцать лет могли хвастаться знанием будущей страны пребывания и даже той или иной конкретной должностью при советском посольстве.

Людям же менее благородного происхождения приходилось довольствоваться тяжелой работой преимущественно в армии или КГБ в горячих точках вроде Анголы, Афганистана и Эфиопии. В эти дыры детишки номенклатуры попадали либо ненадолго — для героической отметки в личном деле с целью дальнейшего быстрого продвижения по службе, — либо, опять же ненадолго, в качестве наказания суровым родителем (естественно, генералом, министром или партийным вождем) за какую-нибудь шалость вроде пьяного дебоша в одном из немногих московских ресторанов или разбития сердца дочки не того человека.

Аналитик не расстраивался по поводу того, что в Советском Союзе одни люди были более равными, чем другие. Он хорошо учился. Он был атлетически сложенным симпатичным парнем и пользовался неизбежной популярностью у московских невест. Избрав в качестве основного иностранного языка португальский, он в возрасте семнадцати лет получил звание младшего лейтенанта и после года изучения этого предмета был отправлен на «практику» в Анголу. Как и все подобные «практиканты», Аналитик был в восторге. Конечно, приходилось болеть малярией и дизентерией, выводить глистов всевозможных размеров и модификаций, трястись от страха во время обстрелов южноафриканцев и выбираться из засад, в которые иногда попадали колонны ангольской армии. Зато это была настоящая романтика, о которой мог только мечтать молодой человек из Советского Союза, надевший в восемнадцать лет пятнистую форму иностранного производства без знаков различия. Возвращаясь в Луанду с советниками после операций, он мог распивать невиданные доселе спиртные напитки с такими же сопливыми оболтусами, как и он сам, отвечать на щедрые авансы молодых жен пожилых полковников и чернокожих девушек и тратить очень немалую по советским меркам зарплату в долларах на экзотические игрушки вроде видеомагнитофонов и кассет с шедеврами мирового кинематографа и порнографией. Неизбежно он и его безусые товарищи сравнивали себя с наемниками в бельгийском Конго и французским Иностранным Легионом. Да, бывало тяжело, но никогда не было скучно.

Самым трудным испытанием, перенесенным Аналитиком, стала малярия. Ее наступление ознаменовалось тупой болью в глазных яблоках, ноющими висками и слабостью в ставших болезненными коленях. Аналитик отнес эти симптомы к последствиям отпразднованного накануне дня рождения и остался на ногах. К вечеру, однако, он свалился с очень высокой температурой, головной болью и жутким ознобом. Он даже подумал, что все это напоминает тяжелый грипп, но с одним существенным исключением: прежде при гриппе ему никогда не хотелось умереть. По счастью, Аналитика лечили кубинские военные врачи, которые в отличие от советских разбирались в тропической медицине. Правда, в процессе лечения он полуослеп и полуоглох от побочного действия лекарств и спустя две недели болезни не мог преодолеть даже два лестничных пролета. Потом Аналитик еще несколько раз переболел этой дрянью, от которой не было вакцин и иммунитета. Один раз он даже оказался в коме на двое суток, когда умирающие возбудители страшной болезни — плазмодии — закупорили сосуды мозга. Начальство уже было заказало в Луанде «технические средства для эвакуации тела лейтенанта N» (то есть традиционный кондовый советский цинковый гроб), но, неожиданно для всех, «лейтенант N» почему-то вернулся к жизни.

Возвратившись спустя два года в Москву заканчивать учебу в Военном Институте, он, как и многие его соратники, предался разврату, пропивая заработанные в Африке деньги. Молодые люди сходили с ума, как могли. По слухам, некоторые даже купали своих подруг в ванне, наполненной шампанским. Шампанское, разумеется, было советским.

В это время его и подцепила будущая жена. Ольга была привлекательной брюнеткой с живыми темными глазами, длинноногая, с высокой грудью. Все это, в сочетании с быстрым языком, любовью к поэтам-шестидесятникам и жаркому продолжительному сексу, наповал сразило романтичного Аналитика. Ольга добросовестно помогла ему потратить заработанные во время первой специальной командировки деньги, проводила во вторую и, решив не скучать в его отсутствие, ушла к старшему по званию офицеру сравнимых сексуальных способностей.

Каким образом Аналитик после этого застрял в вооруженных силах, он до сих пор окончательно не понимал. Может быть, потому что на каком-то этапе он был переведен в ГРУ. Может быть, потому что ему нравилось и у него хорошо получалось анализировать. Может быть, потому что деньги никогда не представляли для него проблемы и, соответственно, не были мерилом счастья.

В то же время Аналитик так никогда и не стал настоящим советским военным. Он ненавидел водку и любовь к слову «авось». Иногда он с иронией думал, что при его пунктуальности, вежливости и добросовестности ему надо было служить, скорее, в армии немецкой, а не советской. К тому же в отличие от подавляющего большинства советских граждан Аналитик генетически унаследовал неумение безответно сносить откровенное хамство и, пока служил в армии, не раз послал по матери самых грязноротых командиров. Главной же загадкой для него было то, что советский офицер более всего боялся не ранения и смерти, а гнева начальства — всегда непредсказуемого, а потому неизбежного, как январские морозы и очереди в магазинах. Таким образом, хотя он и достиг начала своего тридцатилетия уже достаточно сильно разочаровавшимся в жизни мужчиной, из него тем не менее так и не смогли вытравить простодушную любовь к жизни, романтизм и редкую для его возраста и рода занятий наивность.

Именно поэтому его соратники по сегодняшней работе в Луанде — Майор и Капитан — не могли считать его до конца своим и были скорее всего совершенно правы. Их визит на юг Анголы они преподнесли как обычную работу и, естественно, не стали делиться всеми подробностями спецмероприятия на 15-м километре, включая экспроприацию желтого алмаза и методы убеждения по отношению к контрабандистам. Правда, обычно довольно наивный Аналитик все же не был полным идиотом и, поставив на всякий случай пассивного «жука» в их кабинет, узнал большинство деталей. Отнесся же он к полученной информации с неизбежным чувством легкой гадливости, но без истерики. Естественно, он не стал предъявлять детям спецназа никаких претензий: в их возрасте и с их жизненным опытом это не возымело бы никакого воспитательного эффекта. С другой стороны, это вполне могло навести неэмоциональных мясников-оперативников на ненужную мысль об устранении его самого. А в свои тридцать с чем-то лет Аналитику еще хотелось пожить и вовсе не хотелось стать еще одним обгрызенным акулами трупом белого человека, выброшенным на берег Атлантики.

На следующий вечер после возвращения в столицу, как и было условлено со швейцарцем, офицеры пришли поужинать в известный в кругах всех проживающих в Анголе европейцев ресторан «Барракуда». Это примечательное место находилось на песчаной косе, нависающей над бухтой Луанды, рядом с большим количеством увеселительных заведений попроще, предоставляющих самые экзотические удовольствия для сильных и богатых этой части мира. Как и всегда, в «Барракуде» пьянствовали воры-чиновники, шпионы-неудачники, бизнесмены, журналисты, работники всевозможных благотворительных организаций, контрабандисты и проститутки. Когда два русских офицера, вздевших по этому случаю голубые джинсы и льняные пиджаки, скрывающие личное оружие, заявились-на встречу с нервно ожидающим их швейцарцем, веселье в «Барракуде» было уже в полном разгаре.

— Привет, гусары! — с уверенной иронией обратилась к ним русская проститутка Лена.

Лена в свое время вышла замуж за ангельского курсанта-вертолетчика. Ее муж, когда-то предпочитавший хождение по русским бабам прилежному изучению науки, вертолетовождения, нашел свой конец, влетев несколько лет назад в диспетчерскую башню аэропорта. Этим он обессмертил свое имя, так как подобный подвиг — редкость даже для Африки. Оплакав героя-мужа, Лена, недолго думая, решила заняться тем, к чему ее тянуло все предыдущие двадцать два года жизни, и начала продавать свое роскошное тело черным, белым и желтым мужчинам и женщинам. В этом она достигла немалых профессиональных успехов, умудрившись в процессе ничем не заразиться и сохранить всю свою незаурядную природную красоту (у нее были тяжелые золотые волосы, ультрамариновые глаза и фигура богини). Она довольно быстро поняла, что-Майор и Капитан — шпионы, бандиты или, как это у них органично получилось, и то, и другое, но ничего не имела против их занятий и в чужие дела, по-женски мудро, не совалась. На Родину ее пока не тянуло.

— Привет, гейша! — ответил Майор.

Капитан просто тепло улыбнулся, вспомнив последнюю встречу с Еленой и все испытанные при этом плотские утехи.

— Может, угостишь соотечественницу? — закинула та удочку.

Но Майор уже направлялся к швейцарцу, сидящему в углу с красной от ангольского солнца мордой. Этого посетителя Лена давно заприметила как потенциального клиента, перебросилась с ним парой слов и терпеливо, как паучиха, ждала дальнейшего развития событий, равно как и появления других возможностей заработать.

— Здравствуйте, господа! — поприветствовал офицеров швейцарец. — Как поживает ваша фирма?

— Ничего, — невозмутимо ответил Майор, — намечается экономический подъем на алмазных приисках в Уиже, каждый день отправляем туда по два самолета. Как поживают африканские дети?

— Не думаю, что хуже или лучше, чем до моего прибытия. Я, кстати, имел в виду вашу «материнскую» компанию.

Капитан, присев, помалкивал и вместо разговоров неспешно обозревал ресторан на предмет нежелательных посетителей. За столиком в углу он увидел старого знакомого — культурного атташе из американского посольства и, по совместительству, сотрудника ЦРУ. Оба любезно поклонились друг другу. Капитан не слишком опасался неприятностей от здешней миссии этой могучей организации. Он считал, что их логово в Луанде укомплектовано собирающимися на пенсию и ни на что не годными старыми козлами, а американская пенсия в отличие от других — не такая уж и маленькая. Поэтому Капитан был убежден, что сидящий в углу пожилой агент скорее полезет голым в термитник, чем осмелится на самостоятельное мокрое дело.

— Нервничаете? — задушевно спросил швейцарца Майор.

— Спасибо, гораздо меньше, чем во время нашей первой встречи, — отвечал тот с некоторым напряжением в голосе. — Я испытал довольно большой дискомфорт тогда, в саванне, когда мой собеседник оставил на мне половину своих мозгов.

— Согласен, это было не совсем вежливо и гигиенично с его стороны. И поскольку он уже не сможет принести свои извинения и, боюсь, уже вообще ничего не сможет, это делаем мы.

— Мне до сих пор снятся крики второго парня.

— Мне тоже. Не думал, что он окажется настолько впечатлительным для его возраста и рода занятий. Кстати, мы выяснили, что, несмотря на нашу медицинскую помощь, ему не удалось пережить тот вечер. Мы действительно сожалеем, ведь ничего личного в наших действиях не было. Поэтому, собственно говоря, мы и беседуем с вами в этом чудном заведении. Но — поговорим о деле. Что вы можете сказать по поводу всей этой возни вокруг желтого алмаза?

— Ничего особенно примечательного в нем нет. Не самая распространенная разновидность. Не очень часто используется ювелирами. Встречается в немногих месторождениях. Но несколько месяцев назад моей фирме стали задавать вопросы по поводу наличия камней именно такого цвета, размера и происхождения. Поскольку у нас в запасе таких не было, а отдел продаж был заинтригован, мы и связались с несколькими легитимными и не очень источниками. Потому я и оказался в этой замечательной стране. В Намибии или ЮАР мои почившие контрагенты встречаться не хотели: считали, что это слишком рискованно (швейцарец осклабился, предлагая оценить иронию, но Майор предпочел проигнорировать ее).

— Кому понадобились желтые алмазы?

— Не знаю, и не надо меня закапывать живым: я действительно не имею понятия! Но спрос есть. Ограниченный, но платежеспособный.

К тому времени веселье в «Барракуде» начало достигать апофеоза. Заезжие европейцы традиционно не могли сделать климатическую поправку на привычные северные дозы алкоголя и быстро окосели от рома с колой и прочих убийственных комбинаций. В зале и на террасе начала свое выступление группа африканских танцоров. Одурманенные алкоголем и тяжелой влажной жарой европейцы с неделикатным интересом разглядывали лоснящиеся формы полуголых африканок. Как всегда, представители «развитых стран», попадающие не за свой счет в страны третьего мира, быстро теряли привычные ограничители естественного скотства. Кстати, проведя в Африке несколько месяцев, они, как правило, начинали замечать, что их тело тоже перестроилось: даже пот начинал пахнуть так же, как и у местных жителей, и им приходилось переходить на крупнокалиберные дезодоранты, способные уморить мелкое европейское насекомое (африканских насекомых, по опыту, не взяли бы даже боевые отравляющие вещества).

В качестве кульминации выступления труппы солистка — симпатичная и грудастая, черная как мокрый асфальт — запрыгнула на плечи немалых размеров пожилого скандинава и начала тереться о его потное довольное лицо не менее потной лобковой частью тела. Скандинав взревел от восторга, как орали его бандитские предки-норманны, врываясь в очередной французский городишко, и вцепился здоровыми, как лопаты, ладонями в упругие черные ягодицы. Зал взорвался пьяными аплодисментами.

Оставшаяся часть беседы наших бизнесменов была посвящена обсуждению цены: благо офицеры ГРУ в основном владели вопросом и не вели себя как идиоты-дилетанты, называющие чудовищные цифры, не имеющие ничего общего с реальностью. Немало времени было посвящено и препирательствам по поводу процедуры обмена камня на деньги. Швейцарцу повезло опять: русские не настаивали на чемодане с наличными и, вопреки ожиданиям, даже предпочли банковский перевод. В том же, что касалось взаимных гарантий, двое шпионов согласились с простым аргументом швейцарца: если бы он позволил себе не заплатить или сообщил бы кому-нибудь о координатах счета, то ему бы пришлось оглядываться через плечо всю оставшуюся жизнь, мучаясь вопросом о том, сколько ее осталось. Вдобавок он рассчитывал на возможное будущее продолжение взаимовыгодного бизнеса, если удастся добраться до оставшихся где-то в Намибии алмазов.

Таким образом, трое собеседников завершили деловую часть вечера договоренностью передать алмаз из рук в руки на следующий день в одном из людных мест Луанды и на этом вполне дружески расстались. Вскоре после ухода русских швейцарец таки оказался в западне ночной хищницы Лены.

После того как роскошная славянка сквозь разрез очень легкого платья якобы случайно продемонстрировала свое бедро чудовищной длины и немыслимого совершенства, швейцарцу осталось лишь без долгих споров согласиться на названную сумму и провести несколько полных незабываемого восторга часов в ее обществе. Двое же русских решили подождать с полным расслаблением до завершения сделки. Камень им приходилось носить с собой, а в подобных обстоятельствах было бы не очень умно подвергать себя излишнему риску.

На Луанду опустилась влажная, но ясная ночь полнолуния. С одной стороны косы спокойную гладь Атлантического океана разрезала ослепительная дорожка отраженного лунного света. С другой мерцали огни когда-то великолепной набережной. Пахло гнилыми водорослями, свежей рыбой и древесным дымом из множества очагов. Жизнь, в конце концов, была не так уж и безобразна. По крайней мере в эту ночь. Во всяком случае, так хотелось думать Майору и Капитану, неспешно направлявшимся к своему видавшему виды «Фольксвагену».

К сожалению, Капитан был не совсем прав, проигнорировав потенциальную опасность местной миссии ЦРУ. Что ж, они действительно были старыми пердунами и не стали бы рисковать своей пенсией. Вместе с тем они по-прежнему оставались профессионалами и как таковые решили из спортивного интереса пощупать парочку русских на предмет неожиданного сюрприза. Американцы не собирались причинять им больше вреда, чем понадобилось бы для хорошего осмотра карманов и конфискации части их содержимого. Во всяком случае, они точно не рассчитывали на стрельбу или пафосное появление местных полицейских в рваной одежде и с ржавыми «Калашниковыми». Когда двое несколько размякших русских подошли к дверям автомашины и уже собрались дать отбой Аналитику, ждавшему неподалеку с быстроходной моторной лодкой и серьезным автоматическим оружием наготове, из-под транспортного средства появились две пары мускулистых черных лап. Лапы принадлежали местным бандитам, шайку которых ЦРУ обычно использовало для мелких нарушений ангольских законов. Те, естественно, не знали, кто заказчик, но имели возможность убедиться, что неплохие деньги лучше отрабатывать добросовестно. Раздался короткий свист, и схваченные за щиколотки русские тяжело грохнулись на землю. Мгновенно бросившиеся к ним еще четверо аборигенов должны были завершить гениальный по простоте план: с минимумом физического ущерба обездвижить жертвы, вывернуть их карманы и покинуть место нападения. Но на сей раз промах с недооценкой возможностей другой стороны был допущен специалистами из Лэнгли.

Оказавшийся на спине Капитан на звук метнул спрятанный в рукавной петле нож, который удачно пришелся между ребер одного из нападавших, захрипевшего поврежденным легким. После чего он резко подался вперед и быстрым обратным рывком освободил ноги. Увидев боковым зрением приближение еще одного, он собрался в клубок и бросился тому под ноги. Африканец, уже было замахнувшийся дубиной, потерял равновесие и по инерции, как ракета, пронесся вперед, угодив головой в дверцу автомобиля. Раздался звук вминаемого кучерявой головой слоеного стекла, после чего осталась видимой лишь филейная часть в китайских джинсах, без движения торчавшая из дверного окна. Тем временем с другой стороны автомобиля Майор пустил под дно «Фольксвагена» струю из полицейского варианта баллона с перечным газом, что привело к немедленному и безоговорочному освобождению его конечностей. Услышав вопли двоих под машиной, он успел повернуться и выпустить остатки баллона прямо в открытый рот еще одного громилы, когда бейсбольная бита обездвижила его левую руку.

Два ветерана ЦРУ сначала неподвижно, как и положено солидным профессионалам из самой свободной и богатой страны мира, наблюдали за началом боя из ближайших кустов. Через некоторое время они начали нервно переминаться с ноги на ногу и делать неосознанные движения руками, которые обычно можно наблюдать у футбольных болельщиков во время самых волнующих игровых эпизодов. Наконец потеряли терпение, нехорошо заматерились по поводу того, что «если хочешь, чтобы что-то было сделано, делай это сам!», и без особого восторга выдвинулись на помощь туземной пехоте. Невинный отбор вещдоков грозил перерасти в международный конфликт, что никак не входило ни в их планы, ни тем паче в планы американского правительства.

Обезвредивший к тому времени очередного «баклажана» (то есть, по терминологии здешних расистов, представителя местного населения) Майор схватил в здоровую руку бейсбольную биту и присоединился к своему товарищу. Две пары бойцов времен холодной войны стояли напротив друг друга. Один из цэрэушников по-волчьи оскалил неестественно белые фарфоровые зубы. Все четверо издавали глухое утробное рычание, как готовые к бою бультерьеры. На минуту они забыли, зачем они здесь и что делают. Все было опять как в старые добрые времена: Америка против Советов, империя свободы и жевательной резинки против империи водки и зла. Они вновь были молоды и бесшабашны, и в жилах трепетала честная и тупая солдатская ненависть. Если бы сейчас появились местные полицейские и попробовали прервать этот фестиваль тестостерона, их просто разорвали бы на куски.

Наконец Зубастый с хриплым воем бросился на стоявшего напротив с раскоряченными в боевой стойке ногами Капитана. Его напарник атаковал Майора. Тот, поднаторевший на нестандартных решениях в условиях современного боя, резко ушел в сторону по диагонали и ударом биты вышиб противнику Капитана коленную чашечку, после чего успел в повороте вокруг оси с хлестом врезать Зубастому. Зубастый, однако, не остановился и нанес могучий удар «мае» в лицо Капитану. Тот едва успел поставить блок и мимолетно подумал: «Ого, а если бы попал, сссволочь?» Подкошенный противник Майора дернул его за лодыжку, повалил на землю и принялся методично молотить по голове. Секунду спустя схватка ветеранов выродилась в катающийся в красной пыли комок тел. Под звездным куполом африканского неба, под огромной и холодной полной луной, на другом конце света, в тысячах километров от своих стран и семей, взвизгивая, лягаясь и кусаясь, как молодые псы, метелили друг друга постаревшие рыцари плаща и кинжала минувшей эпохи.

После нескольких минут драки противники подустали и сделали перерыв, выйдя из клинча. Ни одна из сторон не добилась явного преимущества, а все четверо представляли собой жалкое зрелище: еле стоящие на ногах немолодые уже белые мужчины в порванных в клочья костюмах, с покрытыми грязью и кровью лицами и сломанными носами и ребрами. Как всегда, настоящая мужская драка не имела ничего общего с киношными стереотипами. Неожиданно на сцене вновь появились остатки разбитого туземного авангарда: утирая сопли и слезы со злых лиц, из-под «Фольксвагена» выбрались обработанные перечным газом африканцы и с некоторым колебанием подбрели к своим работодателям. Старший американец мгновенно оценил эту своевременную тактическую поддержку и, по-прежнему с трудом переводя дыхание, потребовал на чистом русском языке:

— Сдавайтесь!

— Fuck you, asshole! — любезно отвечал Майор на не менее правильном английском.

Понимая, что даже с туземной поддержкой шансы одолеть русских в рукопашной схватке по-прежнему остаются неясными, американцы должны были сделать нелегкий выбор: продолжить состязание, перейдя к неспортивному применению последнего аргумента, или забить в барабан и организованно отойти на первоначально занимаемые позиции. При этом — еще в ходе драки — они смогли заметить, что у русских может найтись адекватный ответ и на последний аргумент. Рукоятка адекватного ответа напоминала автоматический пистолет «Глок». К тому же спортивная злость — это одно, а хладнокровное убийство агентов спецслужбы вроде бы дружественного государства непонятно за что — совсем другое. В итоге возобладали добрая воля и профессиональный подход, и Зубастый, потерявший к тому времени большую часть своего порцелана и потому несколько шепелявивший, сказал на прощание (тоже по-русски):

— Мы есе встлетимся, кослы!

— Ага, только сюбы встафь снацяла, падла! — радостно поиздевался Капитан.

После этого обмена бывшие идеологические противники и теперешние якобы союзники перешли к конструктивному сотрудничеству в деле послевоенного устройства: Капитан вытащил из окна «Фольксвагена» бесчувственную задницу в китайских джинсах и даже оказал первую помощь жертве брошенного им ножа, на ходу оценив, что скоро в Луанде станет на одного люмпена меньше. Когда в качестве ответного жеста доброй воли американцы предложили Майору наложить гипс на распухшую руку в клинике своего посольства, тот отказался, пошутив, что «мы, в спецназе, добиваем своих раненых сами!». Естественно, он понимал, что как раз при оказании медицинской помощи его карманы опять попытаются обчистить, а в гипс попробуют вставить «жука».

Наконец американская сторона покинула поле брани и оставила русских наедине со своими увечьями.

— Ну что, даем отбой Аналитику и катим домой? — спросил Капитан.

— Да, на сегодня явно хватит.

— Как ты думаешь, не швейцарец ли их навел?

— Нее, не думаю. Это мы сами, дятлы, виноваты. Привыкли к красивой жизни, поперлись в «Барракуду». А они, наверное, на всякий случай следили после нашего с тобою путешествия на Юг. Надо быть скромнее.

— Все равно: что-то они обнаглели — так грубо лезть к союзникам. Забыли, наверное, засратое детство.

— Ладно, надо будет подумать, чего теперь у них потребовать за нанесенный ущерб. Возьмем-с борзыми щенками-с?

— Ну да, денег-то все равно не дадут, пусть хоть поделятся информацией. Хотя можно и валюты потребовать: если бы я так облажался, то не пожалел бы и собственных сбережений, не говоря уже об оперативных фондах.

Вдруг что-то изменилось во влажной атмосфере ночи: может быть, это была неожиданная струя прохладного и сухого воздуха, а может, внезапное молчание цикад и птиц. Это могли бы не сразу заметить люди, не обученные чутко реагировать на изменения в окружающем мире. Двое офицеров, однако, провели столько времени в лесу, горах, пустыне, в темноте и успешно пережили столько спецопераций, что постоянно напряженное внимание сделало их восприятие похожим на восприятие диких животных. Так или иначе, Капитан шестым чувством определил присутствие рядом кого-то еще. Почему-то он сразу понял, что этот кто-то или что-то гораздо опаснее, чем только что ушедшие американцы. Он никогда бы не смог до конца объяснить внезапно возникшее чувство тревоги, но почему-то знал, что нельзя терять ни секунды. Его учили стрелять на звук, но не звук заставил «Глок» материализоваться в его вытянутых руках и захлопать глушителем в направлении назад и вверх. Ему хватило отведенного времени жизни ровно настолько, чтобы мозг зафиксировал попадание и тут же поставил самому себе удовлетворительную оценку за стрельбу. Но в следующее мгновение его глаза ослепли от невиданно яркого луча света, который прошил его грудь и испарил его сердце.

За эту пролетевшую секунду Майор успел увидеть нападавшего, мысленно проститься с Капитаном и понять неминуемость собственного конца. Он не мог и не стал медлить над телом старого друга: если уж им суждено было умереть здесь и сейчас, он был готов, как был готов все эти два десятка лет. «Пора в Валгаллу, мать-перемать!» — философски подумал профессиональный убийца, разряжая свой «Скорпион» в силуэт, с шумом распоровший воздух чем-то похожим на растопыренные в торможении огромные крылья. В следующее мгновение он, вслед за своим товарищем, отправился в страну бесконечной рыбалки и добрых молодух с незаконченным средним образованием.

Когда спустя минуту облаченный в черный гидрокостюм Аналитик прибыл на сцену боя с антикварным немецким пулеметом «МГ» у бедра, он нашел там лишь два изувеченных трупа своих соратников. Держа добытый на складе трофейного оружия шедевр немецких оружейников, он несколько раз повернулся вокруг своей оси, тщетно пытаясь найти хоть что-нибудь заслуживающее отпора и возмездия. Берег был пуст. «МГ» вынужденно молчал. Не особенно надеясь на положительный результат, он проверил тела двух офицеров на предмет наличия признаков жизни. После этого он печально закрыл глаза Капитана и попытался сделать то же с глазами Майора. Это ему не удалось. По какой-то загадочной причине глаза отсутствовали: их просто не было, и его пальцы наткнулись на чистые и влажные от крови проемы в лице. Послышался звук автомобильных моторов и возбужденные голоса. По-видимому, местные стражи порядка решили, что окончание стрельбы означает возможность безопасно приблизиться к месту вероятного происшествия. Аналитик подобрал оружие погибших, наскоро осмотрел их карманы, взвалил на плечо пулемет и тяжело побежал к воде и ждущему его у кромки воды надувному «Зодиаку».

 

Глава 3

Видимо, отдавая дань старой традиции, Аналитик, как и немалое количество других представителей бывшего коммунистического блока, жил в облезлом здании, в просторечии называемом «Кука». Здание это представляло собой многоэтажку в форме замкнутого квадрата. На его крыше каким-то чудом уже двадцать шесть лет держалась некогда светившаяся неоном реклама местного пива — «Cuca», от которого, собственно, и пошло название самого дома. Как и все в этой жизни, огромные буквы когда-то должны были свалиться вниз, на чьи-то безвинные головы. Но жители «Куки», как и все живущие в Анголе, были фаталистами, а потому обращали на эту вполне вероятную опасность гораздо меньше внимания, чем на самок мелких малярийных комаров, тучами вылетавших вечерами из подвалов. По какой-то причине комары обычно не поднимались выше десятого этажа и потому, несмотря на неработающий лифт, высоко расположенные квартиры пользовались повышенным спросом. К тому же сюда долетало меньше миазмов от постоянно заливаемых дерьмом из проржавелых труб подвалов и куч гниющего мусора, в которых неплохо себя чувствовали стаи худых и живучих африканских крыс.

Аналитик помылся в самодельном электрическом душе (бензобак от «Волги» с торчащим из него гигантским кипятильником — наследие советского офицера-танкиста, оставившего также самогонный аппарат и груду просроченных презервативов), включил древний кондиционер, сделал себе привычный джин с тоником и, сев за стол, задумчиво уставился на оружие погибших соратников. Конечно, как всегда, простое объяснение должно было быть и самым близким к действительности. Кто-то сумел вычислить его вояк, по старости допустивших промах. То, что у них было, они, конечно, не стали отдавать по-хорошему и поплатились за это жизнью. При имевшихся у них нехороших наклонностях и чрезмерной жадности это было во многом ожидаемым событием. Аналитик коротко пожалел, что не заложил двух шпионов начальству раньше и тем самым не избавил их от смерти. Но тут же решил, что это все равно ненадолго продлило бы их полную приключений жизнь.

В любом случае, несмотря на всю свою привлекательность, версия с простым ограблением шайкой незамысловатых африканцев не выдерживала нескольких вопросов. Перед ним лежали два исправных и очень дорогих образца огнестрельного оружия. Магазин «Глока» был пуст наполовину, а в «Скорпионе» патронов не было вообще. То есть два снайпера с полувековой на двоих практикой стрельбы по живым мишеням умудрились промахнуться в упор? Не вяжется! Еще более необъяснимым был тот факт, что загадочные бандиты не только умудрились увернуться от огня двух матерых убийц, прошедших огонь, воду и медные трубы, но еще и сумели безнаказанно проделать в них дыры чем-то, похожим на противотанковый гранатомет. Звука выстрелов которого, кстати, не было слышно. «А где глаза? — наконец вспомнил Аналитик. — Кто смог менее чем за минуту не только совершить вышеописанные подвиги Геракла, но еще и зачем-то, малообъяснимым образом, с хирургической чистотой удалить пару человеческих глаз? Может, какой-нибудь черный номенклатурщик решил вставить себе голубые буркалы? A la Ванесса Уильямс? Чушь какая-то!» Аналитик выругался и допил джин. Легче не стало.

Было ясно одно. Произошло нечто экстраординарное, о чем нужно немедленно сообщить в Москву. Следующие полчаса Аналитик, включив свою навороченную «Тошибу», сочинял и зашифровывал донесение в штаб-квартиру ГРУ в Москве, в просторечии называемую «Аквариумом»: «отправились на условленную встречу с лицом, выдававшим себя за… номер паспорта… быстротечное огневое столкновение с неустановленным противником… следы воздействия неустановленного крупнокалиберного оружия… глаза, удаленные неустановленным способом…» Когда Аналитик в третий раз использовал причастие «неустановленный», он опять нехорошо выругался, что обычно не было свойственно его интеллигентной натуре, и сделал себе еще один джин-тоник. Наконец донесение было напечатано, отредактировано, подвергнуто компрессии, зашифровано и отправлено в Москву с помощью обыкновенного Интернета. В оставшееся время ночи Аналитику снились кошмары: к нему подходили безглазые люди и животные и просили подарить темные очки. Очки им почему-то нужны были непременно от Гуччи.

Утром его разбудили звуки проснувшейся Луанды, безжалостные солнечные лучи, нагло лезущие в щели потрепанных жалюзи, и тупая головная боль. Задевая стены торчащей из-под трусов утренней эрекцией, зевающий Аналитик на автопилоте проследовал в кое-как отмытую от многолетнего пребывания военных холостяков ванную и, с полузакрытыми глазами, справил малую нужду. Когда, после хилой струйки душа, дело дошло до ритуала бритья, белая ящерица-геккон, жившая в наклонном вентиляционном отверстии над постоянно на всякий случай наполненной ванной, почему-то именно в этот момент решила заснуть и упасть прямо в недельный запас воды. Хилое тело рептилии породило шум, подобный взрыву глубинной бомбы. Нервно дернувший бритвенным станком Аналитик едва не перерезал себе горло и, зажав длинный порез полотенцем, ругался самым грязным образом все время, пока испуганная до смерти рептилия, скрипя когтями по грязному кафелю, забиралась в привычное место. В сердцах звучали слова вроде «чертова крокодила», «выкину на помойку» и «оторву башку». Однако, несмотря на инцидент, порез и пафосные слова, Аналитик никогда бы и пальцем не тронул бедную ящерицу, выполнявшую функции домашнего животного и истребителя комаров, мух и мелких тараканов (крупные могли сожрать ее саму!). К тому же однажды, будучи не очень трезвым, он и сам упал все в ту же ванну, едва не расставшись со своей молодой жизнью.

Наскоро поев консервов и выпив растворимого кофе, он снова сел за Интернет и через некоторое время расшифровал ответ от начальства. Как и можно было ожидать, начальство требовало дополнительной информации по поводу произошедшего. Особенно же начальство интересовалось личностью швейцарца, предметом общения между ним и миссией ГРУ и — почему-то — пропавшими глазами. Помимо этого, начальство с помощью виртуозного нагромождения эвфемизмов давало понять, что при всей необходимости конструктивной работы со Службой Внешней Разведки (бывшие КГБ) надо сделать так, чтобы эти мерзкие идиоты как можно меньше узнали о деталях происшествия. Соответственно, помощь посольства и координация действий с его персоналом, при всей их, опять же, необходимости и желательности, должны были конкретно игнорироваться и саботироваться. И, наконец, надо было принять меры повышенной личной безопасности и ждать стука копыт подкреплений, прибывающих из метрополии.

Через пять минут после прочтения и уничтожения файла, в течение которых Аналитик сидел, тоскливо уставившись на бутылку с джином, зазвонил сотовый телефон, и гэбист по кличке Берия, отиравшийся культурным атташе при посольстве, сладким голосом поинтересовался, нельзя ли поговорить с Майором по поводу некоторых совместных мероприятий по безопасности в преддверии Дня Независимости России. Аналитик знал, что Майор на дух не переносил маленького, толстого, тяжело воняющего потом и лживого Берию и пару раз дал ему об этом знать в самой категоричной форме. Что, по слухам, включало и макание противной рожей в вечно воняющий унитаз в уборной посольства (яркого подтверждения общеизвестного факта, что общественные туалеты нации являются отражением ее национального характера). Так что этот звонок по абсолютно ничтожному поводу (кому мы здесь нужны с нашим Днем Независимости?) в восемь утра означал, что Берия уже что-то пронюхал о событиях прошедшей ночи. Аналитик вежливо предложил гэбисту позвонить напрямую самому Майору, на что тот так же приторно ответил, что трубку подняли почему-то в местной полиции: уж не случилось ли чего у уважаемых коллег и не смог бы он чем-нибудь помочь и «вы ведь знаете, как я лично отношусь к товарищу Майору», и т. д. «Ненавижу!» — неласково подумал Аналитик и ответил в том духе, что «только проснулся с похмелья», «обязательно перезвоню, как только что-то узнаю», бла-бла-бла… Отвязни, уродец! Берия радостно закудахтал по поводу упомянутого похмелья и пустился в описания собственных похмельных мучений. Помимо погоды и описаний побед над существами женского пола, как всегда, легких и цинично-грубых, похмельный синдром и безденежье издавна были самыми безопасными темами для интеллектуального общения служивых людей Российского государства. Аналитик как смог поддержал тему интимного обмена похмельными подробностями, а затем, сделав над собою огромное усилие, поучаствовал в дискуссии по поводу преимуществ той или иной разновидности водки. Аналитик был намертво равнодушен к этому напитку и в глубине души считал, что зерновой спирт, разбавленный водой, при любых обстоятельствах остается все тем же спиртом, разбавленным водой, без какой-либо уникальности, присущей многим другим, более благородным напиткам. В итоге, пообещав звонить, как только что-то прояснится, он закруглил разговор.

После этого Аналитик перевел дух, выпил аспирин, сел в свою подержанную «Вольво», предварительно наскоро проверив его на предмет посторонних предметов типа скульптурных композиций из вещества, удивительно похожего на пластилин, и поехал в офис. По дороге его взгляд привычно скользил по достопримечательностям столицы Анголы. Еще в первую спецкомандировку (как обычно обзывали подобные штуки в личных делах офицеров Советской Армии), когда он попал сюда молодым лейтенантом, внешний вид города глубоко поразил его воображение. Это в общем-то мог бы быть нормальный город. Его даже когда-то называли жемчужиной Южной Атлантики, и, наверное, не зря. Тогда же, по пути в советскую военную миссию в кузове потрепанного ГАЗ-66, молодому офицеру показалось, что пятнадцать лет назад город по какой-то причине был покинут людьми. Пятнадцать лет он простоял без людей и электричества. По его улицам ходили львы и гиены. На крышах и балконах жили макаки и бабуины. Стены домов затянули лианы. Окна заросли многослойной грязью от сезонных дождей. Недостроенные скелеты небоскребов покрылись зеленой плесенью, а в мостовой появились сначала щели, а потом и огромные трещины, в которых поселились всевозможные гады. По ночам в забытом людьми городе раздавались рычание хищников и визг настигнутых жертв, в пустых проемах окон мерцали красные и желтые глаза. Так продолжалось пятнадцать лет, а потом люди вдруг надумали вернуться, но по какой-то причине решили не возвращать городу его нормальный вид.

Хотя, конечно, никто не покидал ее на пятнадцать лет, Луанда тогда выглядела именно так, и именно так она выглядела и сейчас: грязная, вонючая, разваливающаяся на куски и перенаселенная. Именно сюда стеклись сотни тысяч беженцев от войны, которая длилась четверть века. От старой католической морали, воспитанной у городского населения португальцами, почти ничего не осталось. Равно как и от многовекового уклада обитателей саванны. Луанда была населена небольшим количеством чиновников-воров и белых специалистов. Остальная часть ее миллионного населения жила за счет международной помощи, кое-какой торговли, воровства и проституции. По крайней мере у них, деклассированных и страшно бедных, был хоть какой-то шанс прожить тридцать-сорок лет. У жителей же разрушенных войной городов — Уамбо, Лубанго и пр. — подобных шансов было еще меньше, так как туда международная помощь почти не попадала из-за отсутствия нормальных путей сообщения и всеобщего воровства. Много лет назад, когда юный лейтенант сидел на жарком бетоне взлетной полосы в Луанде, дожидаясь, пока в транспортно-десантный Ил-76 загрузят бомбы и макароны, он смог наблюдать достаточно типичную для Анголы сцену: солдат-африканец нес в руках тяжелый ящик с марокканскими сардинами. Поскольку руки у него были заняты, он, соответственно, зубами разгрыз на ходу картонный ящик и зубами же умудрился вытащить и спрятать под форменную рубашку несколько банок. Поймав изумленный взгляд вытаращенных, как у упомянутых сардин, глаз нашего героя, сын независимой Анголы лишь застенчиво улыбнулся и подмигнул.

Когда-то Аналитику попалась тоненькая книга, написанная бывшим польским корреспондентом в Анголе в 1976 году. Книга была одной из немногих, описывавших уникальный момент в истории страны — эвакуацию решивших уйти из Африки португальцев. Поляк талантливо нарисовал картины строительства параллельного города из гигантских деревянных ящиков, содержавших накопленное многими поколениями португальцев барахло, и того, как потом этот параллельный город в один день исчез вместе с самими португальцами и их кораблями. Он описал, как Луанду после этого постепенно оставили полицейские, парикмахеры и, наконец, военные. Но более всего его поразил рассказ о собаках. После исчезновения хозяев в столице остались тысячи собак самых различных, в том числе редких и дорогих, пород. Каждое утро их подкармливали своими натовскими сухими пайками еще остававшиеся португальские военные возле здания штаб-квартиры. После кормления интернациональная собачья толпа передвигалась на лужайку перед бывшим губернаторским дворцом и там занималась массовой сексуальной оргией, вызывавшей неизбежный натуралистический интерес у людей. Но вот ушла и португальская армия. Собаки начали голодать и худеть, а в один прекрасный день они просто взяли и загадочно исчезли. Если они пошли на север или на юг, то вся огромная стая могла нарваться на партизан или наступающих южноафриканцев. Если же вожак псов повел их на запад, то они могли попасть в Замбию, потом в Мозамбик или даже Танзанию. Быть может, этот собачий эксодус до сих пор бродит по Африке, ища свою обетованную землю.

По дороге в офис Аналитик проехал мимо одного из монументов города: броневик советского производства попирал опрокинутую набок южноафриканскую бронемашину. Этот монумент, называемый русскими «бронесекс», был посвящен начальному этапу борьбы ангольцев с Южной Африкой и ее помощниками. На этом этапе, в 1976-м, кубинские «добровольцы» и советская морская пехота так умело применили реактивные системы залпового огня (в просторечии — «катюши») прямо под стенами Луанды, что потом по Африке долго ходили слухи об использовании русскими тактического ядерного оружия.

Другим примечательным объектом, мимо которого Аналитик проехал по дороге в контору, была бывшая советская военная миссия. Комплекс вилл на высоком берегу Атлантики, который когда-то назывался миссией, до освобождения от колониального гнета использовался португальцами для расквартирования эскадрильи летчиков. Место было неплохим во многих отношениях. Особенно же впечатляла ровная, как стол, полоса песка шириной метров в триста вокруг стен миссии. При необходимости рота советской пехоты могла бы держать здесь оборону против десятка тысяч африканцев.

Офис «Aero Europa» (так, с претензией, ГРУ обозвала свою ангольскую фирмешку) находился на первом этаже более или менее нормально содержащегося здания в колониальном центре Луанды. Там же на верхних этажах располагались и квартиры Майора и Капитана. Вывеска почтенной фирмы включала эмблему Европейского союза — синий круг с набором звездочек, но с одним добавлением: одна из звездочек была красной. Таким образом, Аналитик, не чуждый эстетического чувства, с одобрения Майора постарался передать всю иронию их ситуации, когда представители спецслужбы страны, лишь географически попадающей в Европу, цинично использовали ее атрибуты для достижения своих не всегда «по-европейски» красивых целей.

Надо сказать, что не лишенный творческих амбиций Аналитик, находясь в России в свободное от службы время, попытался подрабатывать в рекламном агентстве своего однокашника специалистом по креативу. Одним из его шедевров была разработка концепции рекламной кампании некоего пивзавода, когда он предложил выгодно обыграть отсутствие пастеризации и, соответственно, подчеркнуть «живость» продукта. На одном из разработанных постеров закованный в латы рыцарь в семейных трусах поверх брони стоял с бокалом «самого живого» напитка в руке и чудовищной эрекцией, рвущейся из-под упомянутого предмета нижнего белья популярного фасона. На другом уроненная под стол «ожившая» пустая бутылка от того же волшебного напитка заглядывала под юбку очаровательной девушки. На третьем сплелись в объятиях два подъемных крана. И т. д., и т. п. В общем, пиво не пошло, и Аналитика попросили продолжать проявлять креативные таланты в рамках военной профессии. Он же до сих пор считал, что был обижен зря и что причиной вялых продаж была не разработанная им рекламная концепция, а тот факт, что «живое пиво» вызывало у своих потребителей кратковременный, но навсегда запоминающийся своей жаркой интенсивностью понос.

Аналитик поднял тяжелые пуленепробиваемые раскладывающиеся ставни на окнах офиса, открыл бронированные двери, отключил несколько систем безопасности, среди которых присутствовал и продукт стараний Майора, который тот соорудил от безделья и под впечатлением ловушек в гробницах фараонов. Сразу после этого он проследовал в задние помещения, где в комнате, напоминающей огромный сейф, выложенный внутри мельчайшей металлической сеткой, стояло его постоянно работающее оборудование: несколько мощных компьютеров, стойки прослушивания, батареи цифровых видеомагнитофонов и т. д. Сейчас его интересовало лишь вчерашнее общение швейцарца и его соратников. По счастью, перед их встречей в «Барракуде» он умудрился вмонтировать в сотовый телефон Майора хитроумного «жука», который все два часа, пока троица ужинала, передавал содержание их разговоров на приемник Аналитика, сидящего неподалеку в надувном «Зодиаке». Слышимость даже цифровой записи была плохой из-за нахождения телефона в нагрудном кармане Майора и ресторанного шума, но с хорошим программным обеспечением и парой правильных железок Аналитик все же расшифровал и зафиксировал самое главное: план действий на сегодняшний день. Когда он услышал, что передача «товара» должна была произойти в час дня на рынке Роки Сантейро, то понял, что времени у него осталось не так уж и много, и, потратив несколько минут на включение охранных систем и закрытие ставен, Аналитик влез в свою раскаленную «Вольво» и, насколько позволяло хаотичное, без правил, движение на улицах Луанды, торопливо поехал к побережью.

День был ясным, и потому солнце ослепительно отражалось в безбрежной глади Атлантики. Его лучи просто физически давили на все живое и неживое на грязном пятачке пляжа на окраине Луанды, называемом рынком «Роки». Как и все подобные африканские рынки, он был не столько объектом инфраструктуры в общепринятом смысле слова (солидно сделанные павильоны, канализация, холодильные камеры и санитарная инспекция), сколько местом, куда привыкли приходить, чтобы выменять или купить одежду или еду. Правда, «Роки» отличался от многих других рынков в Анголе своим масштабом и ассортиментом. Помимо картошки и гуманитарной помощи, здесь, прямо на песке, продавали огромные американские холодильники и японские телевизоры. Почти все на рынке, за исключением кое-чего выращенного прямо в Анголе — яиц, козлятины, картофеля и бананов, — было украдено либо у всевозможных гуманитарных организаций, как, например, лекарства, мешки с мукой или сахаром, либо с государственных складов-распределителей. К последним относились и вышеупомянутые телевизоры с холодильниками, виски, пиво и сигареты. Иногда здесь попадались и не украденные товары, ставшие предметом примитивной спекуляции. Обычно это были продукты и вещи из магазинов, продававших за свободно конвертируемую валюту. Те государственные чиновники, иностранцы и жулики, у кого эта самая валюта имелась, перепродавали купленное в распределителях за местную валюту. «Роки» был пусть и примитивной, но прекрасно работающей моделью свободного рынка. Соотношение предложения и спроса здесь немедленно сказывалось на ценах. Скажем, приход в порт очередного грузового корабля обычно означал падение цен на очень многие позиции, а наступление сезона дождей приводило к повышению цен на антималярийные лекарства.

Огромное большинство продавцов здесь составляли африканские женщины. Несмотря на тяжелую жизнь, кучу детей, отсутствие или плохое качество мужей-бездельников, эти молодые и не очень фемины пусть и торговались, как проклятые, но в остальном придерживались достаточно твердых моральных норм. Лет десять назад тогда еще совсем молодой Аналитик, таскавший пачку местных денег в боковом кармане брюк своей пятнистой формы, эту самую пачку выронил, присев на корточки поторговаться. Каково же было его удивление, когда только что до хрипоты спорившая с ним торговка догнала его и отдала деньги. В другой раз и на другом рынке погруженный в спор с другим работником торговли Аналитик не сразу заметил начинающуюся рядом драку между двумя пьяными в дым солдатами доблестной ангольской армии. В какой-то момент иногда поглядывавшая в их сторону торговка вдруг замолчала и резко потянула Аналитика за росший рядом необъятный баобаб. Аналитик, естественно, запротестовал сквозь ее пышные достоинства. Однако тут же закрыл рот, когда в ствол дерева один из разбушевавшихся воинов всадил несколько пуль. Заодно длинная очередь из «Калашникова» скосила и несколько менее осмотрительных посетителей рынка.

В общем, опасаться на рынках Анголы стоило не торговок, а их мужиков-бандитов, братцев-алкоголиков и сынков-лоботрясов. Вдобавок, как и можно было бы ожидать в стране с миллионами беженцев, «Роки» был полон беспризорников, толпами ходивших за любым белым посетителем и либо предлагавших помощь в качестве носильщиков, либо просто клянчивших кусок хлеба. Количество беспризорников и общее состояние страны было таким, что очень скоро средний европеец переставал обращать на них внимание, а после мелких неприятностей вроде краж или закидывания сухим дерьмом начинал относиться к африканским детям в лучшем случае с глухим раздражением и циничным безразличием. Однажды Майор и Капитан взяли Аналитика с собою для поездки на джипе в провинцию. По дороге они остановились в крошечной нищей деревушке, чтобы подтвердить правильность маршрута. Машину тут же облепили дети с огромными голодными глазами, покрытой коростой кожей и дистрофически выпученными животами. Они, как водится, стали просить хлеба. Спросив у местных название деревни и сверив его с картой, Капитан завел машину и, несмотря на слой живых тел, покрывавших ее со всех сторон, включил передачу.

— Кажется, чья-то головка хрустнула, — спокойно отметил он спустя секунду после начала движения.

— Ну что ж, значит, отмучился малыш! — не менее цинично поставил точку Майор.

Аналитика тогда передернуло, но говорить он ничего не стал.

Встреча со швейцарцем, если Аналитик правильно разобрал содержание записи, должна была произойти рядом с тем районом «Роки», где торговали автомобильными запчастями. Единственным объяснением, почему именно это место было выбрано для рандеву, могли быть его людность и возможность ухода сразу в нескольких направлениях, включая океан. Нельзя было исключать и то, что, если бы Майор с Капитаном остались живы, он сейчас опять бы сидел в «Зодиаке» и жарился на солнце с проклятым пулеметом, раскаленным настолько, что больно прикоснуться.

Швейцарец, как и было условлено, ошивался в положенном месте с автомобильным домкратом в руках. Домкратом он, очевидно, предполагал отбиваться от грабителей. За швейцарцем кучей ходили беспризорники и, естественно, клянчили еду. Швейцарец, чтобы отделаться, кинул им несколько банкнот местной валюты — «новых кванз», но это только раззадорило их аппетит и привлекло новые легионы. Детишки медленно озлоблялись и начинали заводить себя для нападения всем кагалом на непонятного бледнолицего с целью ограбления. Аналитик, тут же просчитав сценарий дальнейшего развития событий, медленно продрейфовал в его направлении и, приблизившись, с широкой улыбкой начал диалог:

— Вы, очевидно, ждете моих друзей.

— Никого я тут не жду! — нервно ответил швейцарец и для пущей убедительности потряс домкратом.

Тут Аналитику пришлось все с той же застывшей доброжелательной улыбкой коротко пересказать ему те события ночи, которые тот пропустил, расслабляясь с Леной. Лену он тоже, кстати, упомянул. Швейцарец был явно шокирован и, по-видимому, навряд ли имел отношение к вчерашнему происшествию. Пот, пробивший его, однозначно не был результатом жары. Да и зачем бы ему являться на встречу, если бы это было его рук дело?

— Боже мой! — заныл швейцарец. — Ну и поездка! А где же товар?

Аналитик, который уже в основном знал о желтом алмазе из разговора, записанного в «Барракуде», не стал признаваться в своей первоначально сторонней роли и объяснил, что среди тех вещей, что он обнаружил в карманах Майора и Капитана, камня не оказалось. Услышав о пропаже «товара», швейцарец совсем сник. Все волнения последней недели оказались напрасными, и ему приходилось покидать Анголу с пустыми руками и массой негативных впечатлений (за исключением, конечно, томной Елены). Однако он все же сказал, что отложит свой вылет в Европу на два дня, и попросил Аналитика держать его в курсе дела. На прощание Аналитик решил задать последний вопрос:

— Как вы думаете, зачем убийцам потребовалось удалить одному из моих друзей глаза?

Швейцарец медленно избавился от углекислого газа и прислонился к реликтовому фонарному столбу. Ему было нехорошо. «Ага!» — подумал Аналитик. Пришлось усаживать швейцарца на песок и срочно посылать беспризорников за «газозой» (кока-колой местного производства сомнительного качества: иногда в этом напитке, например, отсутствовал газ). После этого Аналитик усадил швейцарца в «Вольво» и отвез в гостиницу. В номере, под свежей струей кондиционера и со стаканом виски в клешне, швейцарцу стало лучше, и он поведал причину своей бурной реакции на известие о пресловутых глазах.

Аналитик уже знал о не так давно возникшем необычном спросе на редкую разновидность алмазов. В этот раз швейцарец рассказал и о некоторых других подробностях. Так, спрос на желтые алмазы явно присутствовал. Причем не просто на желтые алмазы, а на те, что были большого размера и абсолютно чистыми. А как известно, в природе таковые почти не встречаются: обычно однородная углеродная «супермолекула» алмаза включает до пяти процентов примесей вроде кварца, граната или пузырьков азота. Поскольку примеси имеют тенденцию концентрироваться на периферии кристалла, то можно было предположить, что большой размер необходим для вырезания относительно гораздо более чистой середины.

Спрос, по крайней мере частично, был вполне платежеспособным и легитимным. Необычным было только то, что никому из солидных дилеров не удавалось понять, кто же стоит за этими покупками. Другая интересная подробность заключалась в том, что параллельно «легитимному» спросу существовал и другой — условно «не легитимный». Проще говоря, кто-то охотился за желтыми алмазами особой чистоты, грабя, воруя и убивая с невиданной доселе жестокостью. Что было очень странно. Одним из объяснений могло быть то, что действовали две конкурирующие силы. Причем одна из них явно решила действовать вне существующих законов, и было совершенно непонятно почему. Казалось, прошли времена, когда из-за куска пусть даже довольно ценного минерала убивали и грабили в таких заметных масштабах. И, наконец, последнее откровение уже полечившегося стаканом виски швейцарца заключалось в следующем:

— С помощью контактов в Интерполе мы пока смогли связать вместе шесть убийств, имеющих отношение к желтым алмазам. Во всех шести случаях жертвы были убиты с помощью лазера огромной по существующим меркам мощности.

— Что значит — огромная мощность?

— Это значит, что такие лазеры на сегодняшний день существуют в виде, определенно исключающем их ношение в кармане. Устройства с подобной мощностью и стоимостью могут существовать и использоваться пока лишь с одной целью.

— Какой же?

— Гуляют слухи, что подобные устройства уже установлены на американских и российских космических аппаратах для целей противоракетной обороны.

Озадаченный Аналитик тут же вспомнил дыры, пропаленные в телах его соратников. Трудно было представить, кому и зачем понадобилось тащить многотонную лазерную пушку для испарения спутников и баллистических ракет на загаженный пляж косы Луанды, чтобы лишить жизни двух офицеров ГРУ. Непонятно было и то, как эта пушка потом была эвакуирована с места происшествия в считанные секунды. «Вертолетом, что ли? Да нет, глупость какая-то!»

— И последнее. В двух случаях из шести у жертв отсутствовали головы: остались просто обугленные обрубки шеи. В остальных же у убитых отсутствовали глаза, причем удалены они были очень аккуратно: кем-то, разбирающимся в этом на уровне хирурга.

Аналитик тут же вспомнил нездоровый интерес начальства к этой подробности и подумал, что в Москве тоже прослышали о происходящем.

— И какие у Интерпола есть версии?

— Пока лишь одна: они имеют дело с еще не объявившей о своем существовании сектой, которая может придавать особое ритуальное значение именно указанной категории драгоценных камней.

— А почему тогда две группы, охотящиеся за этими камнями? Это что, тоже ритуал, когда одни покупают, а другие — убивают?

— Пока неизвестно. По в любом случае события вчерашней ночи заставляют меня и мою фирму еще более насторожиться по поводу данного товара. Боюсь, что мы более не будем им заниматься: происходящее с ним пока нельзя объяснить с точки зрения здравого смысла и коммерческой логики. Вдобавок это слишком опасно. Вот ваша организация, возможно, и смогла бы потягаться с загадочными убийцами.

— Вы имеете в виду «Aero Europa»?

— Бросьте! — невесело улыбнулся швейцарец. — Мы, конечно, простые торговцы, но тоже обладаем возможностью наводить кое-какие справки. В европейских спецслужбах всегда будут люди, желающие помочь европейскому бизнесу и получить прибавку к зарплате. И поверьте: получив дополнительную информацию, я стал с еще большим почтением относиться к вашим погибшим партнерам и, соответственно, к вам.

— Так что вы теперь будете делать: все же останетесь еще на два дня?

— Нет, я покину Анголу как можно быстрее. Советую и вам сделать то же самое или по крайней мере держаться от всего этого дела с желтыми камнями как можно дальше.

Попрощавшись с швейцарцем, Аналитик направился обратно в офис. Там, после ритуала отключения охранных систем, он нашел на автоответчике сообщение. Сообщение было надиктовано местным полицейским из отдела убийств. Детектив с прискорбием сообщал о смерти компаньонов Аналитика и любезно просил прибыть для их опознания и неизбежной в таких случаях беседы.

Судя по всему, этот день обещал стать не менее долгим, чем предыдущий. Для полного же комплекта нежеланных телефонных звонков не хватало лишь бывшей жены и прямого московского начальства. Начальство имело обыкновение говорить одним и тем же похоронным голосом на любую тему, а потому никогда нельзя было понять, будут ли тебя повышать в звании или, наоборот, отправят на перековку куда-нибудь за Полярный круг, на станцию радиоперехвата с неотапливаемыми удобствами во дворе и единственным живым существом женского пола на тысячу квадратных километров в лице оленихи Глуши. Аналитик переписал на бумагу координаты детектива, стер сообщение и послал донесение в «Аквариум».

 

Глава 4

В Центральное управление полиции Луанды Аналитик добрался лишь после трех часов дня и потому опасался (и в душе надеялся), что все местные стражи порядка к этому времени пойдут проводить бесконечное африканское время за своими традиционными занятиями, а именно: пить все, что горит, и любить все, что шевелится. Войдя в чудовищно обшарпанное и загаженное здание Управления, он убедился в фактической правильности своего предположения: изо всех ободранных и описанных коридоров огромного барака весело выбегали толпы блюстителей порядка.

К сожалению, детектив оказался исключением из правил (больным или принципиальным?) и по-прежнему работал в своем офисе. Он был пожилым, симпатичным и улыбчивым мулатом с потухшей кубинской сигарой между желтоватых от табака зубов.

— Всегда рад видеть людей из вашей фирмы! — с энтузиазмом сказал он.

Аналитик смешался. Было непонятно, какую «фирму» имеет в виду пожилой полицейский: то ли он и впрямь каждый Божий день нанимал чартеры с помощью «Aero Europa», то ли к нему частенько заглядывали агенты ГРУ. И то, и другое было трудно себе представить, а значит, чертов анголец или слишком вежлив, или иронизирует. Тут Детектив пустился в обмен анголо-португальскими приветствиями и расспросами о жене (нет?), детях (тоже нет?), теще (ну, тут уж понятно!), менее значимых родственниках, собаках, кошках и т. д., и т. п.

После обмена любезностями Детектив перешел на более мрачную волну и для начала предложил Аналитику проехать в городской морг для опознания его компаньонов по бизнесу. Поездка не заняла много времени, и вскорости они припарковались у еще одного облезлого здания, от которого уже на подступах попахивало странной смесью жутко вонючих химикатов и перезрелых трупов. Это не вызвало удивления у Аналитика, уже имевшего несчастье посещать данное место по похожим печальным поводам (в одном случае от трупа советского офицера, пролежавшего три дня в пустыне у развалин сбитого вертолета, осталось лишь нечто с торчащим из него обгрызенным позвоночником: естественно, опознание прошло мгновенно и успешно). Запах объяснялся не отсутствием прилежания у персонала морга: их в свое время обучили португальцы, и даже двадцатипятилетней порции африканского социализма оказалось недостаточно, чтобы изменить отношение к работе на более прогрессивное. Дело в том, что в годы бесконечной войны любимыми объектами атак партизан УНИТА и южноафриканских коммандос всегда были либо электростанции, либо нефтебазы, поэтому домашний холодильник Аналитика вонял ничуть не менее мерзко, чем данное медицинское учреждение, и никакая сода тут бы не помогла.

После нехитрых официальных процедур с заполнением форм Аналитик на секунду уединился в туалете и хорошо хлебнул из плоской фляжки, оставшейся от Капитана. Находившаяся внутри русская водка (Аналитик ожидал самогон и был приятно удивлен) оказалась тошнотворно-теплой, но возымела необходимое действие, и в камеру с трупами Аналитик вошел твердой, хотя и несколько более стремительной, чем обычно, походкой непоколебимого завсегдатая моргов. В этот раз ему, можно сказать, повезло: в зале в большинстве своем лежали достаточно прилично выглядевшие тела умерших от малярии, дизентерии, денге и прочих вполне естественных в Африке причин. Были, правда, и несколько выловленных в Атлантике утопленников. Учитывая богатый животный мир океана, эти выглядели гораздо менее привлекательно, но Аналитик, по счастью, смог не остановить на них взгляда. Сейчас холодильная установка работала хорошо, и в тусклом свете неоновых ламп на стенах сверкали желтоватые потеки инея.

Майор и Капитан выглядели вполне прилично для погибших насильственной смертью. Если уж быть честным до конца, Аналитик имел возможность наблюдать их вполне живыми и в гораздо более отталкивающем виде, особенно в состоянии новогоднего похмелья: с разбитыми лицами, всклокоченными волосами и отвратительным запахом перегара из нечищеных пастей. Сейчас у каждого из трупов в груди зияла дыра размером с футбольный мяч с обугленными, но ровными краями. Действительно, впечатление такое, будто оба брата по оружию неудачно повстречались с шаровой молнией. Глаза Капитана были закрыты. У Майора их просто не было, причем выглядело это так, как будто он всю жизнь так и прожил: настолько чисто их удалили.

После окончания процедуры опознания с приличествующими моменту скорбными выражениями лиц Детектив и Аналитик покинули морг. Пожилой и мудрый полицейский предложил врезать по «bebidas» (то бишь злоупотребить спиртным), и Аналитик с благодарностью поддержал эту идею. Приняв в соседней кофейне по рюмке «Резервы» — сильно пахнущего пальмового самогона ангольского производства, — оба несколько расслабились и вытерли потные лица. Детектив наконец поджег свою дурно пахнущую грязными трусами сигару.

— Как вы думаете, почему убили ваших друзей?

— Понятия не имею, у них абсолютно (!) не было врагов. Скорее всего это было убийство с целью ограбления.

В ответ на эту ахинею Детектив вежливо кивнул и окутался сизым дымом.

— Действительно, на месте преступления остались следы многих люден и видны признаки серьезной драки. Часть следов была оставлена босыми ногами, часть — обутыми в туфли. Можно предположить, что ваших коллег действительно убили с целью ограбления. Одно здесь не вяжется: при них оказались бумажники и некоторые другие ценные вещи, включая сотовые телефоны. Хотя, судя по внешнему виду карманов, их содержимое проверялось (да что вы говорите!). Следы одного из людей, по-видимому, тоже побывавшего на месте преступления, ведут к океану: очевидно, там его могла ждать лодка. Подоспевшие к тому времени полицейские подтверждают, что слышали удаляющийся звук мощного лодочного мотора.

— Похоже на то, что полицейские очень удачно опоздали.

— Прибыть на место преступления немедленно после его совершения — не такой уж и плохой результат, — сухо заметил Детектив, — кстати, мы пока не смогли определить, из какого оружия были убиты ваши партнеры. Как вы считаете?

— Понятия не имею, — совершенно честно ответил Аналитик. — Может, их ударило током?

Детектив засмеялся и поперхнулся вонючим дымом.

— А где в этот вечер были вы сами?

— Весело проводил время в компании веселых знакомых. — Тут Аналитик назвал уже известную нам Лену, мысленно сделав пометку связаться с нею и предупредить о предстоящем визите Детектива. Почему-то, хотя они и не были близко знакомы (во всяком случае, не так близко, как ныне покойный Капитан), он был уверен, что она не станет возражать против подобной любезности.

Детектив задал еще несколько малозначащих вопросов, и Аналитик добросовестно ответил — или соврал в ответ — на все из них. Поговорив еще о международном положении, наступающем малярийном сезоне, футболе и женщинах (тема, неизбежная не только в Африке), собеседники выпили еще по одной «Резерве». После чего Аналитик настоял на том, чтобы заплатить, Детектив не стал ломаться, они договорились встретиться на следующий день и расстались, в целом понравившись друг другу.

После встречи с представителем ангольского закона Аналитик в очередной раз сделал ходку в осиротевший офис своей компании. Уже наступали сумерки, и потому он не стал поднимать ставни: через пятнадцать минут должно было стемнеть, да и рабочее время давно закончилось. Он завершат очередной обмен шифровками с всегда недремлющим Аквариумом, когда кто-то позвонил в дверь. Внутренне прокляв нежданных посетителей, Аналитик посмотрел на экран наружной видеокамеры и по заученным на память фотографиям узнал лица работников американского посольства, демонстративно заглядывавших в объектив с неестественно добрыми выражениями на физиономиях профессиональных лжецов. Согласно базе данных, эти двое с большой степенью вероятности были сотрудниками ЦРУ. Будь на месте Аналитика его погибшие соратники, они бы живо узнали в корчащем улыбку американце с плохо скрываемыми гримом фингалами одного из участников побоища на косе, проходившего под кличкой Зубастый. Через переговорное устройство Аналитик вежливо проинформировал посетителей о том, что «Aero Europa» уже закрыла свой балаган на ночь, что цирка уже не будет и что он желает уважаемым «сеньорам» спокойной ночи. «Сеньоры» поспешили продекларировать отсутствие немедленной нужды в чартерных воздушных перевозках и представились сотрудниками американского посольства. Затем они назвали его имя и предложили обсудить одну тему, связанную с событиями прошлой ночи и потому, возможно, представляющую взаимный интерес для обеих сторон. Аналитик на несколько секунд задумался: он был одновременно встревожен и заинтригован.

— Так вы позволите? — вежливо спросил американец.

— Да, пожалуйста, — скрепя сердце ответил Аналитик: появление в помещении фирмы этих прохиндеев означало как минимум написание рапортов, занудные объяснения с начальством и, возможно, разбирательства с гэбистами, которые бы с радостью попеняли на подобные несанкционированные встречи solo (да еще и в неурочное время!) представителя конкурирующей спецслужбы с бывшим потенциальным противником. Вдобавок, подумал он, придется хорошо почистить помещение на предмет «жуков». Поэтому далеко в глубь офиса он их пускать не стал и предложил присесть на потрепанном диванчике в крошечной прихожей. Американцы были не первый год замужем и потому не обижались.

— Вы что, под трамвай попали? — вежливо поинтересовался Аналитик у Зубастого: несмотря на наложенный макияж, его лицо демонстрировало явные признаки неоднократного и интенсивного физического воздействия твердых предметов.

Тот кисло улыбнулся шутке: в Луанде не было трамвая. Улыбаться ему было явно больно, но Аналитик не стал торопиться с сочувствием.

— Дело в том, что… гм… нашим друзьям из посольства посчастливилось встретиться с вашими коллегами накануне этого трагического инцидента, произошедшего с ними, — начал американец, — и они слегка не сошлись во взглядах на некоторые аспекты… гм… интересующие обе стороны.

«Ага, — обрадовался Аналитик, — наступает хоть какая-то ясность!»

— Аа, вот оно что! — сказал он вслух. — То есть расхождения во взглядах между гражданами дружественных демократий внезапно оказались настолько большими, что моих партнеров сначала избили бейсбольными битами, а потом расстреляли из противотанкового гранатомета?

Услышав про гранатомет, американцы побледнели и задергали лицевыми мускулами, каждой судорогой выражая полную невероятность подобного чудовищного предположения и свое цивилизованное отвращение к насилию в принципе.

— Нет, нет, что вы! Во-первых, мы никогда бы не позволили себе подобного враждебного акта в отношении служащих союзного государства (ах ты, сволочь лицемерная!), а во-вторых, помилуйте, зачем нам пользоваться гранатометом? Так или иначе, мы пришли прояснить некоторые подробности того недоразумения, выразить уверенность, что подобные инциденты более не повторятся, и предложить всяческую помощь в определении и покарании (ого!) виновных. Мы питаем огромное уважение к вашей… гм… фирме и вашим ныне покойным коллегам (тут Зубастый машинально помассировал челюсть). Кстати, их действительно убили из упомянутого вида оружия?

— Природа использованного убийцами оружия пока, к сожалению, не установлена, — сухо ответил Аналитик.

Американцы тревожно переглянулись.

— Их… гм… застрелили?

— Или зарезали? — наконец потревожил свою изувеченную челюсть Зубастый. При этом умильный добряк недовольно покосился в его сторону: это было уж слишком примитивное предположение.

Аналитик молча устремил взгляд в пространство и воздержался от дополнительных комментариев. Поняв, что более рассчитывать не на что, и посчитав миссию примирения исчерпанной, американцы допили предложенную им стоялую воду из кулера, в котором плавали дохлые москиты, расшаркались, поклялись в вечной дружбе и удалились. Аналитик с облегчением вздохнул и закончил рабочий день.

Прибыв домой, он с наслаждением помылся, съел очередную порцию консервов, налил себе щедрую дозу джина с тоником и начал настраиваться на сон, когда в дверь позвонили. Аналитик с ненавистью посмотрел в сторону двери, поколебался над своим коктейлем, тяжело вздохнул и, засунув «Глок» за пояс так, что глушитель пришелся между ягодиц, прошел в крошечную прихожую и посмотрел в глазок. В глазке он, к своему изумлению, увидел уже упоминавшуюся ранее безутешную вдову лихого вертолетчика и представительницу древнейшей профессии Лену. Подумав пару секунд, он все же открыл дверь, осмотрел лестничную площадку, молча кивнув роскошной фемине и пропустил ее в квартиру.

— Чем обязан, Лена? — спросил он устало, падая в облезлое кресло эпохи позднего колониализма и пытаясь не пялиться на нее, что, впрочем, было достаточно трудно для любого здорового мужчины ортодоксальной сексуальной ориентации.

Лена, не торопясь отвечать на столь нескромный вопрос, плавным движением опустила холеные длинные бедра на задрипанный диван и направила свои синие прожекторы в лицо Аналитика. Голые загорелые плечи отливали матовым блеском. Глубокий вырез сарафана открывал два полушария такой груди, ради которой не один мужчина пожертвовал бы деньгами, честью и карьерой. Аналитик приоткрыл рот и, облизав внезапно высохшие губы, хрипло сказал:

— Леночка, выкладывай, а то у меня был трудный день!

Леночка не стала обращать внимания на показную невежливость испуганного ее достоинствами застенчивого мужчину, закинула ногу на ногу и значительно покосилась на джин с тоником. Аналитик без споров сделал еще один коктейль щедрых пропорций, не очень твердой рукой поставил его на столик и выжидательно уставился в ее глаза цвета морской глубины. Лена сделала деликатный глоток, встряхнула копной тяжелых золотых волос и искусственно низким голосом изрекла:

— Я бы на вашем месте, поручик, встречала бы меня с шампанским. — После этого вступления она перешла на свой нормальный тон. — Ты не относишься к моим постоянным клиентам, а потому я не была морально обязана выгораживать тебя… м-м… как бы это повежливей, недалекого и забывчивого человека, перед полицией. В моей, мягко говоря, насыщенной жизни и без того хватает проблем.

Аналитик мысленно проклял себя: в суматохе трудного дня и нелегкого вечера он просто забыл связаться с Леной и предупредить ее о своем алиби и ее роли в его защите.

— Лена, я стою на коленях, у меня текут слюни умильной благодарности, а руки тянутся к бумажнику! Шампанское, естественно, тоже за мной.

— Бумажник мы обсудим потом, — деловито ответила африканская Афродита, — слюни тоже пока побереги, а сейчас меня более интересуют иные твои способности. Я много чего, по своей доброй воле, рассказала африканцам, включая точное описание продолжительности нашего… гм… общения и как оно происходило. Можно сказать, что на меня нашло вдохновение: тот пожилой мулат, наверное, до сих пор мучает свою «скво». В общем, поручик, помимо денежной поддержки, я ожидаю получения моральной и прочей сатисфакции.

Последнее слово она попыталась произнести с иронией, все так же насмешливо изображая грудную томную интонацию, но получилось несколько фальшиво: почему-то стало понятно, что на самом деле она настроена очень серьезно, но по какой-то причине этого стесняется.

После этого монолога Лена не торопясь поднялась с дивана и, слегка покачивая идеальными бедрами, направилась к Аналитику. Тот давно не бывал объектом откровенного вожделения со стороны привлекательной молодой женщины, но сразу вспомнил все сопутствующие подобной ситуации тонизирующие ощущения. Он вдруг ощутил, как усталость прошедшего дня уступила место тяжелой эрекции и предвкушению не испытанного ранее сексуального восторга. Одна его рука, как будто сама по себе, проникла в вырез сарафана, и в нее опять же, как будто сама по себе, легла прохладная бархатистая и тугая полусфера. Вторая рука охватила бедра, которые легко подались вперед и мягко оказались на его коленях. «Глок» больно уперся в копчик — Аналитик быстрым движением выдернул его из брюк, положил на столик и вернул руку на бедро Лены. Она не выказала ни малейшего испуга и засмеялась.

— Надо ли это понимать как сдачу в плен или как начало военных действий?

— Как перемирие, — глухо ответил Аналитик.

Душистые волосы заслонили мерцающий свет пыльных электрических ламп. Он застонал от желания и впился сухим ртом в мягкие, умелые и влажные губы, немного отдающие горьким джином. День наконец плавно перешел в ночь.

Когда через некоторое время они, вспотев от усилий, умиротворенно лежали в объятиях друг друга, Аналитик вспомнил одну мудрость, сказанную ему когда-то Майором: «Ничто, мой друг, так не возбуждает, как непритворное желание красивой женщины залюбить тебя до смерти». Тут он ненадолго задумался о том, насколько это самое желание непритворно в случае Лены, но быстро убил в себе это направление мысли: во-первых, он все равно никогда не узнал бы правду, а во-вторых, ему и так было очень хорошо и в данный момент хотелось верить в лучшее.

— А ты — славный любовник! — прошептала ему в ухо Лена. — Странно, что красивый мужик с такими способностями не попался в мои сети раньше.

— Наверное, я просто стеснялся. Трагедия всей моей жизни: не я выбирал своих женщин, а они — меня. Мне всегда было трудно подойти к женщине, которая мне действительно сильно нравится.

— Даже к проститутке?

— Даже к проститутке. К тому же ты — насколько я разбираюсь в подобных вопросах — не совсем обычная проститутка. Ты — жрица любви, а твои мужчины — объекты религиозного культа. Должно быть, поэтому ты настолько популярна среди мужиков: ты любишь нас как явление жизни и только потом — как источник финансового благополучия.

Лена тихо засмеялась.

— Да ты поэт!

— Нет, я — философ. Кстати, а что ты делаешь в Богом забытой Анголе? Твое место — где-нибудь в Нью-Йорке, Лондоне или по крайней мере Москве. Здесь же ты смотришься как-то… не к месту.

— Во-первых, ты не можешь знать, забыл ли Бог про данное конкретное место на Земле. И, кстати, может найтись много причин, по которым Бог обратил бы свое внимание на Анголу. Во-вторых, пока мне здесь нравится. Перестанет нравиться — уеду.

Тут эффект физического контакта с голым телом Лены заставил «философа» замолчать и опять сосредоточиться на ее губах. Его руки медленно провели по совершенным изгибам ее тела и остановились на бедрах. Лена тихо застонала и прижала к себе его голову. Очень медленно и нежно они опять занялись любовью. Потом, уже во сне, Аналитик запоздало подумал и тут же забыл о том, что должен был спросить Лену, а откуда она знала, что именно нужно было говорить полицейским. Он спал крепко и спокойно, как в детстве, ему снилась тихая страна с огромными деревьями и красивыми горами, нежно освещенными неярким зеленоватым светом.

Лена как была — совершенно голая — вышла на балкон во влажную темноту африканской ночи. Закинув назад красивую голову с копной золотых волос, она долго смотрела вверх, на звезды, внимательным и спокойным взглядом. Аналитик, как мысленно называла она нашего героя, был прав: она действительно относилась с любовью ко всем своим мужчинам. Они были ее любовниками и детьми одновременно. На соседнем балконе двое африканцев, заметивших ее, стали громко и глумливо обсуждать ее присутствие. Лена коротко посмотрела в их сторону. Что-то заставило их замолчать и удалиться.

Вздрогнув, она вдруг посмотрела в глубь ночи, туда, где, невидимая сейчас, стояла мертвая башня недостроенного четверть века назад небоскреба. На его темной вершине, на самом краю, стоял тот, кто не так давно смотрел в глаза сошедшего с ума португальца и расправился с Майором и Капитаном. Он тоже почувствовал на себе взгляд прекрасной нагой женщины. Сначала его лицо с неприятно-правильными чертами оставалось таким же надменным, как у неприятно удивленного нежеланным любопытством черни монарха. Потом исказилось гневом по отношению к тому, кто в нескольких километрах отсюда не отвел своего взгляда, и вдруг превратилось в кошмарную маску чудовища из страшных снов. Так же внезапно карнавальная маска ужаса уступила место совсем другому выражению: сомнения и неопределенности. Ночной обитатель бетонного скелета стремительно шагнул вниз и исчез в темном ущелье неосвещенной улицы. Стайка крыс, пировавших над кучей банановой кожуры, метнулась в разные стороны, почувствовав приближающуюся волну воздуха от падающего тела. Когти маленьких грызунов в панике заскребли по гладкому камню мостовой в попытке побыстрее набрать скорость, но таинственный крылатый хищник так и не материализовался, и улица осталась пустой. Крысы еще некоторое время в недоумении осматривали окружающий мир, но вскоре, возбужденно попискивая, опять возобновили прерванную вечеринку.

Лена еще некоторое время спокойно смотрела в темноту, а потом вернулась в комнату, где, по привычке положив на голову подушку, чтобы не мешали звуки ночных выстрелов, спокойно спал Аналитик. Лена задумчиво и нежно погладила его по теплой голой спине. Она пока не могла понять, что, кроме привлекательной внешности и умственных способностей выше среднего, выделяло этого представителя мужского рода. На ее пути попадались гении ума и обаяния, сексуальные машины, создатели корпораций и политики: одним словом, красивую и опытную хищницу Лену трудно было удивить. Еще труднее ей было понять саму себя: при ее роде деятельности можно было ожидать, что она бы просто подошла к понравившемуся ей мужчине и взяла его. В случае же с Аналитиком что-то помешало сделать это сразу после первой встречи, много месяцев назад. Наконец она стремительно встала, надела тот минимум одежды, который могла позволить в местном климате и со своей фигурой, и уже направилась к двери, когда остановилась, вспомнив что-то важное. Это было связано с тем незнакомцем, который не выдержал ее взгляда некоторое время назад. Подойдя к своему любовнику, она легко дунула на его глаза. Аналитик тихо вздрогнул, выражение его спящего лица, выглядывающего из-под подушки на голове, на секунду изменилось, но он не проснулся. Лена быстро написала записку, оставив ее на кухонном столе, заботливо проверила, стоит ли «Глок» на предохранителе, и покинула квартиру.

 

Глава 5

На следующее утро Аналитик проснулся рано и, не обнаружив рядом Лены, некоторое время просто лежал в по-прежнему разомлевшем состоянии удовлетворенного самца и пытался разобраться, что же все-таки случилось прошлой ночью и что эта ночь могла поменять в его жизни. С одной стороны, его мужское эго плескалось в лучах того неоспоримого факта, что очень красивая и опытная женщина по собственной инициативе отдалась ему со страстью, предполагающей нечто большее, чем простая физиологическая похоть. Если уж быть до конца честным перед самим собою, и для него произошедшее накануне оказалось не просто желанным перерывом в длительном периоде воздержания, и Лена не была очередным хорошо сложенным куском протоплазмы. Но как только он попытался подумать, а что, собственно говоря, теперь делать, у него тут же испортилось настроение. Да, Лена была красивой и явно неординарной женщиной. Да, надо было признаться самому себе, что она ему давно нравилась. Да, было совершенно очевидно, что он с удовольствием продолжил бы встречаться с нею. Но, с другой стороны, она была проституткой, и он сам знал не менее десятка ее клиентов. Нельзя было исключать возможности того, что при следующей встрече, на которую он придет растекающимся от нежности и щенячьего восторга, она потребует денег, и этот жестокий факт мгновенно убьет еще одну романтическую иллюзию военного интеллектуала. В общем, чересчур развитое воображение в очередной раз сослужило ему плохую услугу, и в итоге Аналитик встал с кровати в гораздо менее приподнятом настроении, чем то, в котором он проснулся. Правда, оно тут же опять улучшилось, когда на кухонном столе он увидел коротенькую записку с одним словом «Спасибо!», прижатую пистолетом «Глок». Аналитик, несмотря на свои тридцать лет и неудачный брак, все еще был наивен и не понимал, что в большой книге об отношениях мужчины и женщины подобные скачки в настроении обычно означают одно: он был влюблен.

Приехав пораньше в офис, Аналитик занялся профилактической зачисткой на предмет подслушивающих устройств, которые могли оставить американцы. Не обнаружив оных даже после повторного обследования, он мысленно поблагодарил ЦРУ, налил себе кофе и сел за компьютер расшифровывать корреспонденцию из Москвы. Ничего приятного это не принесло: как и было обещано, к нему прилетало подкрепление, и, базируясь на своем предыдущем опыте, он знал, что скорее всего надо ожидать еще одну пару высококвалифицированных неандертальцев. До прибытия самолета из Европы еще оставалось время, и потому он, как и договаривался с Детективом, направился в Управление для повторной беседы.

Когда он постучался в ободранную дверь кабинета, Детектив выглянул и, приятно улыбнувшись, попросил подождать несколько минут. Эти минуты Аналитик провел, в задумчивости прогуливаясь по темному коридору и хрустя костяшками пальцев. Совесть его была чиста, через несколько часов прибывали, чтобы взять на себя ответственность за принятие решений, подкрепления из Москвы, а потому, когда Детектив наконец опять открыл дверь и пригласил Аналитика к себе, тот был расслаблен, насколько может быть расслаблен белый человек, заходящий в контору африканского полицейского на допрос по поводу своих партнеров, убитых шаровой молнией.

Навстречу Аналитику вышли двое плечистых молодых негроидов с красными слезящимися глазами и подлыми лицами социальных отбросов. Он не мог, конечно, знать, что два дня назад, лежа под автомобилем марки «Фольксваген», эти двое дергали за ноги его доблестных соратников, за что и наглотались первоклассного перечного газа. Боевое применение полицейской аэрозоли на основе натурального перца чили в подобном количестве обычно приводит к серьезному ожогу глаз и слизистой оболочки. По виду двух негодяев можно было уверенно сказать, что, даже выпив всю воду из водопроводного крана, они все равно не испытали ни малейшего облегчения, и им пришлось обратиться за профессиональной помощью. Увидев сквозь пелену слез Аналитика, они приняли еще более кроткий и несчастный вид и попытались побыстрее прошмыгнуть в коридор. В этот момент все так же дружелюбно улыбающийся Детектив внезапно дал пинка по худой заднице одного из красноглазых. Тот даже не пискнул и молча, в стремительном скольжении, вытер собою загаженный каменный пол. Поднявшись, он не оглядываясь устремился к выходу.

Детектив еще раз улыбнулся и провел своего гостя в кабинет. Кабинет, конечно, — слишком громко сказано для десяти квадратных метров офисного пространства, не обременявшегося ремонтом как минимум четверть века — с видавшими виды столом, стульями, ржавым несгораемым шкафом, провисающими книжными полками и портретом нынешнего президента, когда-то получившего образование в СССР. На столе, однако, присутствовал дешевый IBM-клон — дань времени. Батарея отопления, обычная в более прохладном климате, отсутствовала, и Аналитик мысленно поинтересовался, за что же здесь можно приковать наручниками.

По большому счету Детектив ничего не имел против белых людей. Конечно, он прекрасно понимал, что никогда бы не был повышен из обычных полицейских в криминальные детективы при португальцах. Конечно, он знал, что обязан своей светлой кожей мулата хозяину гостиницы, где работала горничной его мать и которую тот походя изнасиловал в одном из номеров, прямо на груде свежих простынь. В течение двадцати шести лет гражданской войны он с горечью наблюдал, как его соотечественники убивали друг друга оружием, сделанным белыми людьми, под руководством и по наущению этих белых людей. Вместе с тем он не мог не видеть и другую сторону. Ни для кого из ангольцев не было секретом, что без помощи все тех же белых и без торговли с ними их страна быстро и навсегда вернулась бы в первобытное состояние. Он был благодарен за полученное в католической школе образование и, пусть и нехитрую, профессиональную подготовку, данную ему колониальной полицией.

Честно говоря, он несколько иначе относился к русским. Даже во времена могучего СССР ангольцы не могли не видеть их сравнительной бедности и прямо-таки свирепой бытовой жадности. Люди из страны, дарившей кому ни попадя корабли, эскадрильи самолетов и технологии, могли удавиться за японский телевизор или китайские кроссовки. Да, русские обычно брались делать то, от чего отказывались другие европейские специалисты, и, как правило, доводили это до конца: будь то ремонт взорванных электростанций или обучение в местном университете. Да, они были согласны жить с гораздо меньшим комфортом, чем выходцы из более продвинутых европейских стран. Да, они часто были очень самоотверженными в своем деле и в целом неплохими людьми. Но они также были единственными белыми, кто торговал на местном рынке кусками цветастой материи и утюгами дизайна полувековой давности или использовал боевые транспортные вертолеты для спекуляции пивом и сухим молоком. За редкими исключениями они не знали иностранных языков и мало путешествовали по миру. В общем, когда над Луандой заходил на посадку, отстреливая тепловые ловушки от «Стингеров», огромный Ил-76, нельзя было не уважать нацию, сделавшую этот самолет и много других умных вещей. Но уважение уступало место недоумению, когда представители этой великой нации проявляли совершенно очевидное неуважение к самим себе.

Детективу, однако, чем-то нравился Аналитик. Во-первых, еще при первой встрече ему стало понятно, что тот — не преступник. Беседа с его знакомой Леной, произведшей на Детектива неизгладимое впечатление, и встреча с парой ангольских граждан со слезящимися глазами лишь подтвердили первоначальное впечатление. Во-вторых, Аналитик говорил по-португальски и в отличие от многих своих соотечественников во многом понимал Африку и африканцев. Наконец, он был просто симпатичным парнем и обладал чувством юмора, чему, конечно, помогало знание языка. То, что Аналитик был сотрудником русской военной разведки, разумеется, заинтриговало Детектива, но не вызвало у него отрицательной реакции: если какая-то страна и требовала международного внимания, в том числе и внимания спецслужб, то это точно была Ангола, и к этому приходилось относиться с пониманием и без истерики. К тому же в отличие от, скажем, американцев советские спецслужбы в свое время хотя бы помогали нынешнему правительству, а не вредили ему, поддерживая партизан УНИТА.

— Вчера вечером я встретился с вашей знакомой, — начал Детектив.

— Интересно, это было до или после ее встречи со мною? — с некоторой даже гордостью ответил Аналитик. — В любом случае я думал, что в вашей стране рабочий день заканчивается несколько раньше.

— Наверное, мы встретились все же до вашего свидания, так как не думаю, что оно закончилось раньше, чем утром.

— И как, у меня есть алиби?

— Да, есть, хотя мы с самого начала сомневались в вашем участии в этом убийстве. Кроме того, сегодня подтвердилось, что не участвовала в нем и группа индивидуумов, с представителями которой вы столкнулись в коридоре.

— И все же у вас появились подозреваемые?

Тут Детектив несколько помрачнел и промолчал.

— У нас появились дополнительные вопросы, — ответил он после напряженной паузы.

Аналитик выжидающе посмотрел на Детектива. Тот вновь помолчал с некоторым сомнением и наконец сказал:

— Я попрошу не обсуждать то, что я вам скажу, с широким кругом людей.

Аналитик с готовностью кивнул.

— На месте преступления мы обнаружили достаточно много улик: следы обуви, борьбы, обрывки одежды, стреляные гильзы от двух образцов оружия, которые, кстати, пока не найдены, треснувшую (!) бейсбольную биту и следы крови.

— А фарфоровых зубов вы там, случайно, не находили?

— Да, были найдены фрагменты не только натуральных, но и фарфоровых зубов, — улыбнулся Детектив, поняв намек собеседника, — но не это вызвало наш повышенный интерес.

— Может, вы нашли глаза моего компаньона и то, чем их удалили?

— Образцы крови, которые мы обнаружили на месте преступления, принадлежат большой группе людей. Часть из них мы уже смогли идентифицировать, как, например, кровь ваших покойных друзей, часть — пока нет. В ходе анализа найденных улик стало ясно, что скорее всего ваши компаньоны стреляли в кого-то из своего ненайденного пока оружия и что они в него попали. Это ясно из характера конфигурации капель крови и их количества.

Детектив сделал паузу. Аналитик был само внимание.

— Мы обнаружили некоторые странности в отношении этих образцов крови. Прежде всего, она до сих пор не свернулась.

Аналитик непроизвольно открыл рот.

— Да, — подтвердил пожилой мулат, — по всем признакам эта кровь остается такой же живой, как будто она по-прежнему течет в чьих-то жилах. Она даже сохраняет температуру выше температуры окружающего воздуха.

— Вы имеете в виду, она имеет температуру человеческого тела?

— В том-то и дело, что врачи в католическом госпитале утверждают, что эта кровь не принадлежит человеку.

Аналитик на сей раз умудрился не уронить нижнюю челюсть. После его донесения людям в «Аквариуме» предстоял нескучный вечер.

— Что вы имеете в виду? — не сразу смог выговорить он.

— Это означает, что, будучи схожими с человеческой кровью по ряду показателей, эти образцы обладают и рядом таких свойств, которые медики до сей поры не встречали у живых представителей homo sapiens. Если, конечно, врачам можно верить.

— Может, это кровь человека, страдающего каким-то неизвестным эндокринологическим или гематологическим заболеванием? В вашей стране наверняка найдется куча пока неизвестных мерзких болячек. Вроде иммунодефицита.

— Senhor, — серьезно сказал детектив, — эта кровь не только не сворачивается и непонятно как сохраняет температуру тела. Она лечит! Когда мельчайшую каплю из этого образца поместили в раковую опухоль любимца местных врачей — пожилой лабораторной крысы, — опухоль исчезла прямо на глазах, а сама крыса по всем признакам помолодела.

— Так каковы ваши предположения? — сдаваясь, спросил Аналитик.

Детектив помолчал, а затем задал неожиданный вопрос.

— Вы верите в Бога?

Как и большинство нормальных советских граждан, Аналитик был воспитан атеистом и был глубоко удовлетворен этим фактом. Конечно, когда он в одиночестве смотрел на ночное небо, то вопросы вроде «а где же все оно заканчивается?» не могли не волновать его, как, впрочем, и любого другого человека с развитым интеллектом. Неизбежно возникал и вопрос, связанный с первым: «А как оно началось?» Но поскольку ответить на эти вопросы было в принципе невозможно даже с помощью философского образования и бутылки водки, а вокруг шумела полная ежедневных забот и удовольствий жизнь, то и соответствующие терзания разума откладывались на более зрелый период жизни.

Вдобавок все умные люди, воспитанные коммунистами, были циниками и относились к предлагаемым разнообразными религиями идеологическим продуктам с большим скепсисом. Люди с один раз промытыми мозгами неизбежно приобретали своеобразный иммунитет к повторным попыткам сделать то же самое. К тому же в мире присутствовали с полдесятка только «главных» вероучений, большинство из которых обладали собственной уникальной концепцией Бога. Естественно, любой человек, умеющий читать и писать, не мог не спрашивать себя: «А кто же из этих богов настоящий и каким образом я узнаю, что я правильно угадал со своим выбором?» Ответы опытных религиозных маркетологов вроде «почувствуй сердцем!» или «прими и веруй!», может, и годились для скотовода-кочевника, жившего несколько тысяч лет назад, но явно не удовлетворяли Аналитика, являвшегося продуктом одной из наиболее развитых систем образования. К тому же, воспитанный атеистами, он все же был вполне приличным человеком, для которого убийство и предательство являлись такими же, а может быть, и еще большими грехами, что и для глубоко верующего человека. Соответственно, ему было трудно принять и эту причину — наличие системы моральных ценностей — как оправдание необходимости автоматического следования религии. Казалось, что эта самая система сегодня жила абсолютно независимо от какой бы то ни было религии и явно была универсальной для всех нормальных людей — как верующих, так и атеистов. Вместе с тем звездное небо по-прежнему висело над нами, и под ним действительно иногда происходили труднообъяснимые вещи, которые заставляли задумываться о том, не сверхъестественные ли силы направляют людей на их жизненном пути.

Много лет назад совсем молодой тогда Аналитик находился в колонне ангольских войск, следовавшей к Куиту Куанавале — дыре на юге страны, печально известной мировому сообществу по многолетним тяжелым боям и эпидемиям малярии. К тому времени уже был подписан мирный договор с Южной Африкой, и в Анголе продолжалась «лишь» партизанская война. Одной из распространенных форм этой войны были засады на все, что двигалось по пыльным и разбитым дорогам. Естественно, колонны снабжения пользовались особенной популярностью в качестве объектов нападения у оборванных, разутых и голодных партизан УНИТА. Аналитик знал об испытываемых партизанами тяготах не понаслышке: из переводимых им перехваченных и расшифрованных сообщений как минимум половина были посвящены таким важным вопросам, как передача пары подержанных корейских ботинок «антикобра» или упаковки батареек для радиостанции от одного отряда другому. Бывали случаи, когда, прибыв на место гибели очередной колонны, правительственные войска находили партизан, которые так и не смогли оторваться от поглощения найденной наконец пищи.

Вот и в этот раз нападение было задумано на колонну ФАПЛА, везущую продукты и боеприпасы группировке правительственных войск, которая тоже не особенно шиковала в условиях значительной оторванности от пунктов снабжения. Как и большинство подобных операций, план был прост: одна сторона дороги минировалась, партизаны прятались на другой. Нахождение партизан по обе стороны дороги обычно исключалось, так как в этом случае во время боя они неизбежно стреляли не только в противника, но и друг в друга. Таким образом, концепция перекрестного огня была слишком большой тактической роскошью для неискушенных африканских любителей пострелять. Как всегда, ключевым моментом было начать стрельбу первыми и подорвать или подбить несколько машин или танков впереди и в середине колонны.

Аналитик и несколько других советских офицеров находились в джипе недалеко от головы каравана из десятка огромных бразильских и советских грузовиков, когда раздался характерный «Бум!» противотанкового гранатомета, за которым последовали звуки удачного попадания в идущий впереди БМП-1 и его дезинтеграции в шаре дымного пламени, когда сдетонировал боезапас. Очень удачно для нападавших во время взрыва гусеничную машину развернуло поперек дороги, а идущий следом десантный броневик, попытавшийся объехать огромный костер, попал на противотанковую мину и, потеряв передние колеса и водителя, тоже уткнулся мордой в землю. Последовавшая за этим стрельба из стрелкового оружия должна была окончательно привести в ужас правительственных солдат, заставить их бежать на минное поле или сдаться и, таким образом, увенчать короткую и успешную операцию. За боем должны были последовать сцены грабежа, расстрелов и неизбежных для любой гражданской войны эксцессов вроде избиений, сдирания кожи и отрезания гениталий. Самое интересное заключалось в том, что, доходила колонна до пункта назначения или попадала в успешную засаду, не имело большого значения: большая часть продуктов все равно попадала на местные рынки. Если их не крал правительственный интендант, это все равно делал интендант партизанский.

Однако сегодня первоначальный тактический успех отряда партизан оказался недостаточным и скоротечным. На их несчастье, в колонне следовали несколько важных шишек из штаба Южного фронта и их советских советников, которых сопровождал взвод вполне боеспособной войсковой разведки — подготовленных, обстрелянных и, что немаловажно, сытых ветеранов гражданской войны. Это и решило исход боя. Хотя несколько человек все же побежали на минное поле и тут же были разорваны в клочья шрапнелью из мин типа «Клэймор», большая часть туземного войска не подкачала.

Находившаяся на одном из грузовиков счетверенная советская зенитная пушка с броневым шитом была развернута в сторону партизан, и даже одна длинная очередь по их позициям нанесла большой урон и навела достаточный ужас. Дружный огонь из большого количества ручных пулеметов тоже внес свой полезный вклад. Наконец, самым неприятным для нападавших сюрпризом оказалось сопровождение «летающих танков» — вертолетов огневой поддержки. Когда огромные бронированные машины, похожие на гигантских стрекоз, сделали предварительный облет места боя, партизаны окончательно сломались и дали деру.

В начале боя Аналитик по приказу более опытных советников залез под джип и, не строя из себя героя, попытался вести прицельный огонь по кустарнику, в котором скрывались партизаны. Как и все необстрелянные люди, первый раз попавшие под пули, он едва не задохнулся от первоначального выброса адреналина и какое-то короткое время не мог нормально соображать. Но по крайней мере он не наделал в штаны, что нередко случалось в подобных ситуациях даже с вполне мужественными людьми. Его прошиб холодный пот, «лифчик» с магазинами для автомата больно давил в грудь. Остро жалелось о не надетом пудовом бронежилете времен афганской войны, который, пусть и не остановил бы пулю из нормального оружия, все же способствовал бы большему душевному комфорту.

Но когда по ходу боя стало понятно, что удача в этот день на стороне оборонявшихся, неопытный Аналитик пришел в боевой восторг так же легко, как прежде до смерти испугался. Он еще не знал, что опытный пехотинец должен контролировать подобные импульсы энтузиазма так же жестко, как и приступы страха, так как и те, и другие могут привести к одинаковым последствиям. Поэтому, когда охрана колонны с победными криками поднялась в контратаку и погнала партизан в саванну, он с энтузиазмом присоединился к ним. Более опытные советники слишком поздно заметили совершаемую им глупость, и их не совсем цензурные призывы вернуться не были услышаны.

Опомнился он, лишь оказавшись в гуще кустов и довольно далеко от дороги. Когда он начал понимать, что слишком быстро бежит не в ту сторону, и начал тормозить, на него неожиданно выскочил испуганный африканец в потрепанном камуфляже со старой бельгийской винтовкой в руках. Увидев Аналитика, партизан нажал на спуск, но выстрела не последовало: капризное европейское оружие, как это часто бывает, заклинило от пыли и отсутствия необходимого ухода. Очнувшийся Аналитик нажал спуск своего «АК-47» и вогнал в унитовца все оставшиеся в магазине патроны. Того буквально разорвало на части: очередь в упор из «Калашникова» обычно приводит к последствиям, не позволяющим, скажем, играть в футбол. После этого геройского акта Аналитик бессильно сел под кустом и сидел, тупо уставившись в пространство, пока его не нашли всполошившиеся охранники и советники. Среди поздравительных похлопываний по плечу и прочих приличествующих удачному убийству мужских ритуалов Аналитик подошел к еще теплому трупу. Африканец был мертв: из него больше не вытекала кровь. Вместе с тем его глаза были закрыты, что, как впоследствии выяснилось, было достаточно необычно. Когда Аналитик наклонился над убитым, глаза вдруг открылись и посмотрели на него с вполне живой ненавистью. Аналитик охнул, вдруг каким-то образом поняв, что в этом бою должен был быть убит он сам и именно унитовцем с заклинившей винтовкой. Но почему-то этого не произошло. Он поднял оружие убитого и, направив его в небо, нажал на спуск. Раздался выстрел, участники сцены невольно вздрогнули.

Один из молодых офицеров охраны что-то весело крикнул об ангеле-хранителе. Ангел или не ангел, но этот момент Аналитик запомнил на всю оставшуюся жизнь, а глаза убитого партизана регулярно снились ему в кошмарах.

— Вы верите в Бога? — повторил Детектив.

— Я не знаю, — наконец честно ответил Аналитик, — но я искренне надеюсь, что когда-нибудь смогу ответить иначе. А что вы? Вы же католик?

— Да, я католик и благодарен за это Богу и португальцам. Так вот, некоторые обстоятельства дела, которое я расследую, являются настолько странными и не поддающимися объяснению, что приходится вспоминать Бога, ангелов и, я боюсь, даже Врага рода человеческого.

— Бин Ладена, что ли?

— Не иронизируйте. Подумайте сами: непонятно откуда взявшийся и как исчезнувший убийца, оставивший нетленную кровь; загадочное оружие, пропавшее без малейших следов; глаза, вырезанные за несколько секунд хирургическим путем; наконец, перья…

— Какие перья? Вы не говорили о перьях.

Детектив тяжело вздохнул.

— На месте преступления были найдены перья — очень белые, от очень большой птицы. Я бы, может, и не обратил бы на них внимания — мало ли у нас фламинго и цапель, но посмотрите на это!

Детектив достал из ящика стола носовой платок, вытащил завернутое в него перо и подбросил его в воздух перед собою. Перо, как и положено, медленно закружилось в воздухе. Очень скоро, однако, Аналитик увидел, что перышко было от необычной птички: будучи подброшенным, оно, казалось, не собиралось падать и, слегка покачиваясь, висело в воздухе.

— Видите? — взволнованно спросил Детектив. — Потом, спустя пару часов, оно все же опустится на землю: я провел за этими опытами полночи.

Потрясенный Аналитик молча сидел, пытаясь найти хоть какое-то разумное объяснение висящему перед ним объекту.

— К сожалению, — продолжал полицейский, — в моей стране не делают анализ молекул ДНК. Но, думаю, вы согласитесь, что если бы сделали подобный анализ загадочного образца крови и этого пера, то результаты оказались бы такими же ошарашивающими.

Аналитик кивнул.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он Детектива.

Тот помолчал, глядя в глаза собеседнику.

— Вот моя версия. Два гражданина России нашли в Анголе нечто, интересующее не только их, но и представителей некоторых других стран. Когда они, пока не знаю как, получили это «нечто» в руки, это привлекло внимание европейцев или американцев, которые попробовали отнять этот объект. Русские оказались слишком хороши в драке, и их конкурентам пришлось уйти несолоно хлебавши. В этот момент с небес явился ангел, убил русских Божьим огнем, отобрал «нечто» и забрал глаза одного из ваших партнеров. Перед своей смертью русские сумели его ранить. Потому, может быть, ангел и не успел удалить вторую пару глаз и устранить следы своего ранения.

— При всем моем уважении, — невесело засмеялся Аналитик, — если вы повторите эту версию кому-нибудь еще, остаток дней вы можете провести в помещении со стенами, покрашенными в какой-нибудь успокаивающий цвет, с декоративными решетками на окнах и очень навязчивым персоналом. Вы, случаем, на меня не кинетесь?

— Вот именно! — значительно сказал Детектив. — Я не могу даже вслух повторить вышесказанное. Вполне понятно, что ангел не может фигурировать в качестве подозреваемого. Кто-нибудь может арестовать ангела? Допросить его? Посадить на скамью подсудимых?

Глумливый Аналитик на секунду представил себе сцену: ангел с белоснежными крыльями, закованными в цепи, сидящий на покрытой вековой грязью скамье подсудимых в окружении серых от страха африканцев с огромными распятиями в руках.

— Я согласен, ситуация просто дикая! Лично мне тоже кажется, что ваша религиозность могла сыграть с вами плохую шутку. Я уверен, что всему, при желании и старании, можно найти разумное объяснение…

Тут Аналитик опять посмотрел на висящее в воздухе перо и замолчал. Внезапно его циничный материализм перестал служить привычной повседневной защитой.

— Еще одно, — мрачно сказал Детектив, — в саванне на границе с Намибией, недалеко от Кафимы, были найдены сгоревший джип и два мертвых тела граждан Южно-Африканской Республики, пользовавшихся сомнительной репутацией. Я знаю, что ваши компаньоны летали туда в день, когда те двое были убиты. Туда же летал и швейцарец, с которым ваши компаньоны ужинали последний раз в своей жизни. Я уверен, что «нечто» было силой захвачено ими именно там, на юге. Не скажу, что теперь это имеет какое-то значение: ваши партнеры мертвы, а южноафриканцев все равно никто не станет оплакивать. Но одно обстоятельство все же очень интересно: у одного из найденных мертвым тоже отсутствовали глаза. И знаете, что я думаю по этому поводу?

Аналитик не знал, что Детектив мог думать по этому поводу. Мало того, он также не знал, что думать ему самому, а потому просто молчал в позе, напоминающей вопросительный знак.

— Я думаю, что интересующий нас «ангел» — позвольте мне так называть убийцу, пока мы не выясним, кто он, — способен каким-то образом извлекать из глаз живых или мертвых людей информацию о том, что они видели перед смертью и, возможно, даже раньше.

Аналитик подумал: «А мне-то казалось, что это у меня богатое воображение!»

— Хорошо, допустим, что ваше предположение отчасти является верным. Но зачем тогда забирать глаза с места событий? Можно ведь просто заглянуть, узнать, что надо, да и порхать дальше. Зачем людей-то уродовать?

— Хороший вопрос. Может быть, необходим какой-нибудь ритуал в более спокойной обстановке. А может, «ангел» не хочет, чтобы кто-нибудь другой с такими же способностями увидел в этих человеческих глазах его самого и, таким образом, его разоблачил.

Мозг Аналитика просто не мог не отметить абсурдность ситуации: два, казалось бы, разумных и современных человека всерьез обсуждают пути Господни, которые, как известно, неисповедимы, и деяния его ангелов, пустившихся во все тяжкие.

— То есть вы предполагаете, что по следу нашего «ангела» с нехорошими замашками идет другой «ангел»? Это что, «ангел»-детектив? — Тут Аналитик невольно засмеялся. — Господин полицейский, вы, право, слишком смело экстраполируете вашу печальную во всех отношениях действительность на то, что в принципе должно быть недоступно пониманию простых смертных вроде нас с вами.

— Я молился и спросил Господа о том, что я должен делать, — невозмутимо ответил Детектив.

«О нет! — мысленно взмолился Аналитик. — Симпатичный дядька таки ненормальный и думает, что Бог дает ему такие же инструкции к действию, как мне — „Аквариум“. Может, Бог тоже использует Интернет, электронную почту и шифровальные алгоритмы?»

— И что же сказал вам Создатель? Мне, может, на колени встать, как перед Моисеем? Вы меня скрижалью по голове не двинете?

— Он ничего не ответил.

— Что вы говорите!

Детектив поймал в руки по-прежнему болтавшееся в воздухе посреди кабинета загадочное перо, засунул его обратно в ящик и неожиданно спросил Аналитика:

— Если я прав, что теперь должен сделать наш «ангел»-преступник?

— Повеситься, узнав о том, что вы идете по его следу?

— Он должен добыть обратно все улики. И он должен вернуться за оставшейся парой глаз к трупу вашего партнера. Поэтому он должен прийти в морг. Завтра, кстати, тела ваших товарищей заберут представители посольства и сопроводят их на самолет для отправки в Россию.

— То есть если наш крылатый друг не хочет нестись за аэробусом на своих двоих, то, зализав раны, сегодня вечером он заявится в обитель мертвых?

— По крайней мере такова моя гипотеза, и, основываясь на ней, я буду дежурить в морге.

— Что же вы будете делать, когда «ангел» явится вам? Я так понял, что его арест не входил в ваши причудливые планы.

— Я увижу его! Стоит прожить жизнь, чтобы увидеть посланца небес, с хорошими или плохими намерениями. Заодно и спрошу, какого черта он делает в моей стране.

— Но, если вы его увидите, он может захотеть взять и ваши глаза.

— Я постараюсь не увидеть его лица. У меня есть один способ. Хотите присоединиться?

— Да нет, сегодня я встречаю начальство: достаточно мне и одного паранормального явления! Увидимся завтра, amigo. В любом случае не думаю, что ваше сидение в морге окажется продуктивным.

 

Глава 6

Международный аэропорт Луанды был уставшим от жизни архитектурным сооружением эпохи свержения колониализма. Только на памяти Аналитика он как минимум два раза становился объектом террористических атак. Сам Аналитик в первый раз попал сюда еще восемнадцатилетним лейтенантом, написав в иммиграционной карточке в графе «род деятельности» корявым почерком «engenheiro». Ангольский чиновник из соответствующей службы с ухмылкой глянул на эту запись и тяжело шлепнул штампом, звук которого болезненно отдался в голове юного офицера, страдающего от тяжелого самолетного похмелья. Все тринадцать часов полета продолжалась пьянка, прерванная лишь пересадкой на Мальте и недолгим сном под крики упившихся военных советников и сменных рыболовецких экипажей. Уже тогда, более десяти лет назад, аэропорт не являлся сооружением, располагающим к длительному пребыванию. Сегодня же, спустя годы, повзрослевший Аналитик сделал все, чтобы не провести в его душно-вонючей атмосфере ни одной лишней минуты. В зале регистрации он столкнулся с небезызвестным швейцарцем, который с печальным лицом и багажной тележкой получал место на тот же самолет, которым в Луанду прибывала подмога из «Аквариума». Двое европейцев посмотрели друг другу в глаза, обменялись едва заметными кивками и проследовали далее, каждый к своей жизни, чтобы, как им казалось, никогда больше не встретиться.

Вскоре рейс из Европы совершил посадку, и Аналитик застыл в толпе встречающих, высматривая-своих новых соратников. Их описания, полученные шифрованной электронной почтой, были составлены в хорошо знакомом канцелярском стиле: «волосы светлые, с залысинами… уши оттопыренные» и т. д., и т. п. Почему-то при всех возможностях военной разведки просто прислать фотографии в цифровом формате оказалось непреодолимой технической проблемой. Но подобным вещам, происходящим в военных организациях, Аналитик перестал удивляться довольно давно и потому добросовестно высматривал лысого шпиона с ярко выраженной лопоухостью. На втором представителе карательного отряда — помоложе и пониже в звании — он решил не концентрировать силы и внимание, разумно рассудив, что в гораздо большей степени огребет неприятностей, если проворонит нового шефа. Он знал, что неприятности будут «по определению»: стиль Российской Армии всегда предполагал явление нового начальства в образе грозового облака, извергающего (на всякий случай) всевозможные громы и молнии на всех, попавших под командирскую руку. В данном же конкретном случае ситуация осложнялась еще и тем, что он — червь пузатый — не уберег двух старших товарищей от мученической смерти, дал гэбистам повод издать ехидный запрос по поводу необходимости помощи и вообще интеллигент. Последнее, по давней советской традиции, было в глазах военного начальства самым непростительным грехом. Как всегда, обстоятельства и причины случившихся конфузов никого бы не волновали, так как в ГРУ, нацеленном на конечный результат, бытовало твердое мнение, что крайний должен быть всегда, хотя бы ради того, чтобы было неповадно развозить сопли последующим поколениям суперменов. В общем, «бей своих, чтобы чужие боялись!».

С подобным лишенным иллюзий представлением по поводу предстоящих нескольких часов жизни Аналитик бдительно высматривал гостей земли африканской, когда его мягко похлопали сзади по плечу.

Даже не обернувшись, Аналитик испытал тошноту от предчувствия грядущего: а) он не опознал представителей экспедиционного корпуса; б) мало того, он позволил им приблизиться с тылу незамеченными. Однако, оглянувшись с заготовленной неискренней улыбкой, обычно свойственной западным европейцам, он, к своему приятному удивлению, увидел две пары вполне дружелюбных и, что самое интересное, интенсивно умных глаз. Неужели легенды оказались правдой, и в самых экстремальных ситуациях ГРУ все же могло выставить волшебный резерв вменяемых руководителей? До этого к рассказам об умных военных Аналитик относился с той же степенью доверия, что и к легенде о Вечном Жиде и не берущих взяток гаишниках.

— Вы, надо полагать, из «Aero Europa», — мягко спросил приземистый и атлетически сложенный обладатель прозрачно-голубых глаз и бритого черепа, покрытого бейсбольной кепкой. Согласно присланной информации, он был полковником и, судя по сравнительной для подобного звания молодости, должен был быть достаточно необычной личностью. Немного позади маячил симпатичный стройный брюнет в хорошо пошитом льняном костюме.

В ответ на грамматически правильное и вежливое обращение на «вы» Аналитик зашелся в немом восторге. Да, родная организация не подкачала и действительно прислала выдающегося человека! Ради такого шефа Аналитик был бы готов выйти один на один с танком «Абрамс».

— Да, конечно, извините за отсутствие таблички: таковы были инструкции, — начал было расшаркиваться наш герой.

В этот момент зазвонил мобильный телефон, и Аналитику пришлось извиниться с лицом, пунцовым от этого дополнительного неудобства, доставленного дорогим гостям. Он покраснел еще больше под понимающим все взглядом бритого блондина, когда на другом конце линии послышался ласковый голос Лены:

— Если бы я не поняла сразу, что из тебя такой же дамский угодник, как из меня — монахиня, я бы обиделась, что ты, мерзкий мужлан, еще не позвонил мне и не умолял о хотя бы коротком свидании!

— Posso telefonar о senhor mais tarde? («Могу ли я перезвонить уважаемому господину попозже?») — спросил обливающийся потом Аналитик.

— Мой ты хороший! — засмеялась в телефон Лена. — Не упади там в обморок перед начальством!

«Умничка!.. А откуда она знает про начальство?» — хватило сил и времени удивиться Аналитику.

— Извините еще раз — ангольский клиент! — соврал он вслух.

— Ничего, — кратко ответил молодой полковник, — давайте покинем это сооружение, пока оно не упало на нас.

В плавящемся от солнца автомобиле разговор был ни о чем: о погоде, о последних новостях из России (как всегда, либо просто плохих, либо неубедительно хороших), о том, как идут дела в «Aero Europa», и лишь вкратце — о гибели Майора и Капитана. Все трое собеседников тяготились пребыванием в теоретически «зараженной» подслушивающими устройствами машине. По приезде в офис блондин с брюнетом с уважением осмотрели «египетскую» систему защиты, устроенную Майором, изолированную комнату с секретной аппаратурой и арсенал. Брюнет с благоговением взял в руки «МГ» с волочащейся по полу лентой.

— Наверное, трудно найти боеприпасы?

Аналитик, не имевший понятия, где его погибшие товарищи доставали патроны к немецкому пулемету, все же невнятно кивнул. В отличие от большинства военных он был равнодушен не только к водке, но и к оружию, охоте и футболу и с течением лет научился скрывать неподобающее настоящему мужику отсутствие этих страстей.

— А запасные стволы тоже проблема? При такой-то жаре даже крупповская сталь должна быстро изнашиваться, — не унимался Брюнет.

«Какие стволы? — с досадой подумал Аналитик. — Чего он привязался? Я ему что, конструктор Калашников?»

— Я предлагаю перейти к обсуждению последних подробностей, — твердо заявил Полковник, вмиг уняв боевой восторг, обуявший его викинга-подчиненного.

Сразу стало понятно, кто хозяин ячейки, и Аналитику полегчало. Он взял в руку запотевший бокал с местной сомнительной, но хорошо охлажденной кока-колой, отхлебнул и приступил к докладу.

Как и следовало ожидать, когда в своем отчете он перешел к утренней беседе с Детективом и его небесно-божественной теории гибели двух высококвалифицированных офицеров ГРУ, лица вновь прибывших едва заметно изменили свое в общем-то доброжелательное выражение. Скорее всего они попытались скрыть охватившие их сомнения в отношении нормальности как создателя теории, так и самого докладчика. Они наверняка одновременно подумали: «Вот это попали!» Должно быть, симпатичный новый начальник мысленно уже приговорил Аналитика к отправке на Родину, в спокойное и изолированное учреждение где-нибудь в сосновом бору и с примыкающим аккуратным кладбищем с пронумерованными могилками. «Наверное, отправят сопровождать тела павших, встретят уже со смирительной рубашкой и шприцем с наркотиками. Может, сдаться американцам?» — пораженчески подумал Аналитик.

Однако, когда он перешел к некоторым медицинским подробностям, приведенным Детективом, вроде не падающего перышка и резко помолодевшего крыса, его собеседники возбужденно переглянулись, нервно заерзали на своих потрепанных стульях и стали проявлять нетерпеливый интерес. При этом Полковник тут же поставил точку на объяснениях ненаучного толка:

— Молодой человек, давайте забудем об ангелах и чертях! В нашей организации, как вы и сами хорошо знаете, служат лишь убежденные материалисты. Ангелы и черти — это проблема медиков, обслуживающих пострадавших от белой горячки пролетариев.

— Товарищ полковник, — заныл. Аналитик, — да я и сам никогда бы в жизни!.. Но а как же тогда объяснить? Ведь кровь-то нетленная и, зараза, лечит, как мощи в Лавре! Кто же он, этот незнакомец?

— Мутант, — твердо ответил Полкозник. — Генетический урод. Голем. Франкенштейн. Помните, которого сотворил еврейский колдун в Праге еще в пятнадцатом веке? Не забывайте, где мы находимся сейчас. Вы, конечно, слышали об огромном разломе в земной коре, находящемся в Намибии?

— Да, — неуверенно отвечал Аналитик, — по-моему, даже есть теория, что именно здесь из-за высокой естественной радиации от обезьян и произошли первые люди.

— Вот именно! «Намибийская Ева»! — поддакнул шеф. — И СПИД где-то неподалеку появился.

— А как же перо? — несмело вспомнил Аналитик. — Зачем мутанту перья?

— А перо он своей биоэнергией зарядил, — встрял красавчик-брюнет, — может, оно у него из волос торчало!

— Или из задницы! — хмуро поддержал Полковник.

— А Капитан и Майор, убитые из лазерной пушки?

— В нашей организации накоплен большой материал по медиумам. Там, дорогой мой, и не такое увидишь: некоторые и города жгли — это вам не дыры в нетрезвых оперативниках без бронежилетов делать, — веско ответил новый шеф.

Аналитик озадаченно замолчал, подавленный авторитетом говорившего и весом приведенных аргументов.

— В общем, так, — начал подводить логический итог Полковник, — вы проделали неплохую работу, учитывая обстоятельства, ваш возраст и квалификацию. Не обижайтесь, вы все же не оканчивали академию ГРУ. Собранная информация является чрезвычайно интересной и может потенциально иметь высокую научную, военную и коммерческую ценность для нашей страны. Все это напрямую попадает в круг интересов и обязанностей организации, которую мы здесь представляем. Наша главная задача добывать научные открытия и технологии. Я не согласен с выводами вашего знакомого Детектива: наш «ангел» скорее всего не придет за глазами, зачем они ему нужны? Разве что для ритуальных целей. Равно как и желтые алмазы. Наш главный приоритет на сегодняшний вечер — попытаться добраться до образцов крови и желательно до пера, пока это не сделали конкуренты.

— КГБ?

— Нет, — пренебрежительно ответил полковник, — чекисты попробовали сунуться и отшить нас, но, слава Богу, наверху по-прежнему знают, кто дело делает, а кто доклады пишет. Я имел в виду ЦРУ. Уже несколько месяцев назад информация об охоте за желтыми алмазами попала из Интерпола ко всем заинтересованным организациям. У этой категории драгоценных камней — то есть желтых алмазов — есть один не совсем ювелирный аспект, делающий все происходящее вокруг них особенно важным.

— И что же это? — спросил заинтригованный Аналитик.

— Дорогой мой, не забывайте один из законов нашей деятельности: чем меньше знаешь, тем лучше спишь! В любом случае вам это не положено знать в связи с недостаточным уровнем допуска. В общем, не зря ЦРУ влезли в эту драку и не зря они ошивались возле офиса. Я думаю, они уже слышали и о странных свойствах собранных ангольской полицией улик. Если перехват желтых алмазов мы могли бы делать и вместе с ними — в интересах глобальной стабильности (у Аналитика перехватило дыхание от этих пафосных слов), то странная кровь и загадочные перья — совсем другое дело. В российских институтах и без их помощи разберутся! Видали мы таких союзников: они хороши, когда спят зубами к стенке! Пусть лучше свечи держат, пока мы делаем наше дело. В общем, надеюсь, что американские коллеги еще не добрались до нашей законной добычи, ради которой лишились жизни уже два офицера. А если и добрались, то, не исключаю, настанет и наша очередь заняться встречной экспроприацией. Времени у нас немного, поэтому потратим его с пользой: тщательного планирования не получится, придется действовать быстро и, если надо, использовать силу. Где находятся образцы крови и перьев?

— По информации Детектива, в католической лечебнице — здесь это признанный центр хоть ка-кой-то науки. Пока я знаю, что и то, и другое в этот момент находится в лаборатории гематологического отделения. Я почти уверен, что возле или внутри лаборатории будет полицейская охрана. С одной стороны, это может несколько усложнить дело, с другой — будет кому подсказать, где конкретно находятся образцы, и нам не придется терять время на поиски. Насчет эвакуации материала: я так понимаю, что именно для этого посольство вчера с нашей помощью зафрахтовало Ил-76 до Москвы? Тот, что для транспортировки дипломатических грузов?

— Мы заранее побеспокоились на этот счет, — ответил Полковник. — Ил-76 зафрахтован для отвода глаз ЦРУ, на случай, если они захотят позориться дальше. Министерство иностранных дел уже даже заготовило ноту протеста, но в ящиках будут старые собрания сочинений Маркса, Ленина и прочих бывших классиков: все равно надо было как-то избавляться от макулатуры! Для наших целей, через не имеющую отношения к России организацию, нанят вертолет до столицы Замбии. Там нас будет ждать еще один транспортный Ил-76, доставивший партию оружия по межгосударственному соглашению. Кстати, я предполагаю, что если ЦРУ решат грубить и дальше, то они предпочтут действовать именно на этапе транспортировки образцов в аэропорт. На этот случай мы заготовили отвлекающий набор контейнеров для перевозки.

— А что будет в этих контейнерах?

— Перья от морской цапли и кровь жены американского посла — анализ на малярию, — борясь со смехом, ответил брюнет. — Мы туда еще и следы залеченного венерического заболевания добавим.

Аналитик невольно представил себе лица дотошных яйцеголовых аналитиков в Лэнгли, которые, после бессонных ночей и возбуждающего предчувствия триумфа, приходят к единственно возможному выводу: их поимели старые конкуренты и сделали это в особенно обидной форме. Идея была остроумной и при развитии событий по намеченному сценарию вполне могла привести к появлению очередного анекдота о посрамлении архиврага с обидными для последнего подробностями, поднимающими боевой дух молодых сотрудников ГРУ.

После инструктажа оба вновь прибывших поселились в квартиры погибших. Они явно не тяготились стоящими посреди комнат чемоданами с личными вещами Капитана и Майора. Аналитик был все же более чувствительным: когда-то его, без предварительного уведомления, поселили в квартиру, где незадолго до этого произошло тройное убийство и самоубийство. Два гэрэрушника, обслуживавших компьютер для дешифровки перехваченных сообщений, не поладили по поводу супружеской измены одной из жен, бывшей слишком слабой на передок и мучительно страдавшей от скуки. В результате тот, которому наставили рога, застрелил обидчика, свою морально неустойчивую супругу, невинную жену обидчика и, в конце концов, самого себя. Аналитик, неизбежно узнавший об этой чудовищно нелепой истории, привидений, конечно, никогда не видел, но иногда, в темные дождливые вечера, ему все же бывало не по себе, когда взгляд опять падал на темные расплывшиеся пятна на старом паркете из красного дерева.

После короткого переодевания Полковник остался в офисе колдовать над картами и схемами, Брюнет был отправлен на рекогносцировку, а Аналитик отпросился домой «за оружием». Первым его действием после выхода из конторы был звонок Лене.

— Леночка, твоя записка была совершенна по форме и приятна по содержанию! Извини за не принесенный в постель завтрак. И извини за недостаточное внимание, когда ты позвонила: я действительно ничего не мог сделать! — сказал он скороговоркой.

Лена тоже была краткой:

— Я сейчас к тебе приеду.

— Жду!

Спустя некоторое время он открыл ей дверь в квартиру. Прямо у двери пахнущая чем-то свежим и фруктовым Лена одним движением стянула через голову легкий сарафан и, потеряв по пути босоножки, оказалась совершенно голой в объятиях Аналитика.

— Сколько у нас времени? — хрипло прошептала она, играя языком с мочкой его уха.

— Мало, — задушенно ответил он, опуская ее стройное тело на застиранные простыни своей кровати.

Следующие полчаса они преимущественно молчали, лишь дважды прервав шуршание простынь и звуки интенсивно соприкасающихся голых тел откровенными вокальными признаниями достигнутых вершин сексуального блаженства. Потом, положив подбородок на потную грудь Аналитика, Лена пристально посмотрела ему в глаза.

— Ты занят сегодня вечером?

— Как ты всегда умудряешься знать, что я делаю или собираюсь делать? — удивленно спросил он. — Ты что, ведьма?

— Нет, я — влюбленная женщина с пробудившимся материнским инстинктом. А если и ведьма — то добрая. Фея. Ведьмой я стану, если ты меня расстроишь. Или сделаешь что-нибудь глупое сегодня вечером. Такое, что будет не просто глупым, а опасно глупым. Ты понимаешь?

— Понимаю, — счастливо ответил на самом деле ничего не понимающий Аналитик. Понимал он только одно: что о нем серьезно беспокоится любимая женщина, и этого ему было вполне достаточно для полного счастья.

Безошибочно увидевшая классические признаки разомлевшего от любви и временно ментально деградировавшего самца Лена вздохнула и пошла в душ. Хотя ее профессия и предполагала доведение мужчин именно до такого состояния, этот конкретный самец был ей далеко не безразличен.

Когда он провожал ее у двери, Лена на секунду остановилась, облизнула указательный палец и поставила влажную печать посреди лба Аналитика, который по-прежнему глупо и счастливо улыбался.

— Это для защиты, смывать нельзя! — сказала она. — Запомнишь?

— Запомню, да я и так теперь сутки мыться не буду: мне нравится твой запах.

— Смотри, как бы при таком количестве выплеснутых на тебя женских гормонов к тебе не начали приставать мужчины.

— Я слишком брутален для этого! — засмеялся Аналитик.

— Ага, только не расстегивай рубашку для демонстрации своей брутально безволосой груди. До встречи, и помни: мне нужен не герой, а просто любовник, причем невредимый!

С этими словами представительница древнейшей профессии, красавица и любимая женщина Аналитика ушла, чтобы никогда больше не встретиться с ним в этой жизни.

В Луанде стояла на редкость хорошая погода: из-за подувшего с океана прохладного ветра было не очень жарко, а воздух был суше, чем обычно. Близился удивительной красоты африканский закат — с огненно-красным цветом солнца, переходящим, при отражении в облаках, во все оттенки розового, красного и пурпурного.

Лена в некоторой задумчивости шла по несколько остывшей к вечеру улице, не обращая внимания на обычное повышенное внимание проходящих навстречу ангольских мужчин и женщин. Мимо нее проехал потрепанный полицейский джип: наш знакомый Детектив направлялся в морг. Детектив тут же узнал ту, что произвела на него накануне такое сильное впечатление, и с обычной африканской непосредственностью посигналил и прокричал в окно машины: «Boa Sorte, senhora!». Лена обернулась, прикрыв от солнца глаза, узнала полицейского, улыбнулась ему и приветственно помахала рукой. «Удачи и тебе, полицейский!» — подумала она.

В это же время, за уже закрытыми ставнями офиса «Aero Europa», Полковник и Брюнет оттачивали последние детали простого, как топор, но такого же эффективного плана и готовили все необходимое для вечернего приключения снаряжение. Вскоре к ним в явно хорошем настроении присоединился Аналитик. В сегодняшнем оперативном мероприятии ему опять отводилась почетная роль стоящего «на стреме» боевого резерва ударной группировки профессионалов. Когда он вернулся, Полковник зашевелил ноздрями, с сомнением посмотрел на Аналитика и спросил:

— Это вы, дорогой мой, не с ангольским ли клиентом сейчас общались?

Аналитик непонимающе уставился на начальство.

— Того, что говорил на таком хорошем русском и имел тембр голоса, удивительно похожий на женский?

Аналитик покраснел и не нашелся, что соврать. Полковник с Брюнетом иронически переглянулись и продолжили свои занятия. Полковник лишь ехидно добавил:

— Вы бы, молодой человек, в следующий раз после своих… гм… переговоров душ принимали, а то на этот демаскирующий запах сбегутся все достигшие половой зрелости лица мужского пола. Включая псов и котов!

Аналитик продолжал сконфуженно молчать и занимать себя очередной чисткой «шпандау» — то есть, на жаргоне побежденных в последней воине немецких гренадеров, пулемета «МГ». Он был уверен, что пулемет и сегодня не понадобится.

— Ну ладно, надеюсь, после сегодняшнего приключения у вас все же хватит сил не уснуть в машине, пока мы будем красть единственную научную ценность этой многострадальной страны, — безжалостно продолжал Полковник. — Кстати, возьмите на всякий случай вот это.

Он показал Аналитику устройство, чем-то напоминающее ружье для подводной охоты с большим лазерным прицелом.

— Если из больницы станут доноситься звуки, несоответствующие задуманному развитию событий, и если, паче чаяния, из здания выбегут люди с термоконтейнером и это будем не мы с коллегой, не сочтите за труд: наведите эту штуку в направлении этих негодяев или их транспортного средства и нажмите вот эту красную кнопочку.

— И что случится?

— А случится вот что! При нажатии кнопки вот этот мощный лазерный прицел подвергнет поверхность того, на что нацелен, интенсивному нагреву, создав кратковременную зону повышенной температуры. После чего устройство выстрелит мини-ракетой, которая с помощью инфракрасной головки наведется на цель. Мини-ракета не должна нанести особого физического ущерба. Как раз наоборот, ущерб будет минимальным, и жертва посчитает, что, что бы в нее ни попало, оно не сработало. На самом же деле боевая часть имплантирует в цель — будь то живое тело или броня танка — маячок для радиопеленгации, оставит на ней «яркое» пятно из радиоактивного вещества и на всякий случай оросит ее веществом, запах которого человек, быть может, и не почувствует, а вот собака-ищейка — очень легко. Словом, это устройство и прилагаемые приборы сопровождения предназначены для того, чтобы не потерять из виду очень важный объект. Ознакомьтесь, пожалуйста, пока есть время, и не забудьте использовать по назначению. А этот свой прекрасный антикварный «МГ», сделайте одолжение, применяйте лишь по моему приказу либо для самообороны. Лично у меня мало желания попасть под огонь этой штуки, из которой вы с испугу накроете всю видимую часть нашей галактики. То же самое касается и возможного попадания в контейнеры с образцами: нетленную кровь потом придется соскребать со столбов лезвиями для бритья.

Полковник сделал паузу и огляделся.

— Господа, — сухо и веско сказал он, — время оперативной готовности — тридцать минут. Не забудьте запрограммировать офис на самоуничтожение в случае попытки несанкционированного проникновения. Но лишь когда сработает «защита фараонов»: пусть сначала помучаются! — Было непонятно, кого он имел в виду: ЦРУ или КГБ.

 

Глава 7

На Луанду опустилась ночь. Ветер с моря усилился: Атлантика готовилась к частому в это время года шторму. Тем временем Детектив заканчивал приготовления к своему сидению в холодильной камере морга. Незадолго до этого он отпустил дежурного, дав ему несколько банок пива и хороший совет: держаться сегодня подальше от места работы. Того, естественно, не пришлось упрашивать, и, получив прямое указание от офицера полиции, он направился для участия в занятиях, более совместимых с человеческой натурой, чем сидение рядом с горой несвежих трупов. После этого Детектив достал из большой сумки, пошитой из пластиковых мешков из-под минеральных удобрений, груду старой зимней одежды, полученной из Европы по линии благотворительности и, естественно, украденной для перепродажи на рынке, где он ее и купил. Комплект ношеного барахла включал женские зимние сапоги на подкладке и толстой платформе-танкетке, длинный пуховый балахон «Nike», меховую ушанку в русском стиле и женские же кожаные перчатки. Облачившись во все это и приобретя довольно экзотический даже для Африки вид, Детектив вошел в большую морозильную камеру, где пару дней назад Аналитик опознал своих компаньонов. В этот раз комната была посвободней: большую часть трупов накануне похоронили или отдали родственникам. В ней по-прежнему лежали тела Майора, Капитана и лишь сегодня доставленный труп люмпена лет двадцати, застреленного армейским патрулем при попытке ограбления машины с продовольствием. Можно было сказать, что, при таком роде занятий и в этой части мира, ему еще повезло дожить даже до этого возраста. В углу комнаты стояли два ящика с мороженными бразильскими курами: начальник морга должен был заботиться не только о мертвых незнакомцах, но и о живой семье. В другом углу, видимо, по той же причине, лежала гигантская рыба-меч. Из бока рыбы огромным мачете, лежавшим здесь же, был вырублен солидный ломоть.

Детектив, выдыхающий облака пара, приладил на голове старый армейский прибор ночного видения, сделанный в Израиле. Он не знал, что прибор был когда-то снят с террориста-аквалангиста, захваченного при попытке прицепить магнитную мину к советскому контейнеровозу в порту Намиб специалистами из отряда боевых пловцов Черноморского флота. Поскольку на борту корабля находилось оружия на несколько сотен миллионов долларов и это имущество до выгрузки принадлежало СССР и поскольку подобные фокусы южноафриканцам уже удавались, после короткого допроса аквалангисту связали конечности, привязали к ногам его же бомбу с наскоро прилаженным глубинным взрывателем и пустили в последнее плавание. Ангольские власти об инциденте не информировались, но инфракрасный прибор в конце концов, все через тот же пресловутый рынок, нашел свой путь к Детективу.

Полицейский выключил свет в комнате, немного подождал и включил громоздкое устройство на своей голове. В поле зрения появилась окрашенная в нежный зеленый свет морозилка. Лишь недавно доставленный труп, еще не успев до конца остыть, светился чуть ярче, чем все остальные. Ярче светились и конечности Детектива: сапоги и перчатки были хиловаты и плохо держали тепло, но выбирать было не из чего, и Детектив, привалившись к стенке, уселся и стал терпеливо ждать самого необычного события в своей жизни.

Тем временем подержанный фургон «скорой помощи» и неприметная в своей обшарпанности «Вольво» Аналитика приблизились к входу в отделение «Скорой помощи» католической больницы. Из «скорой помощи» появился Брюнет в белом халате и марлевой маске и вытащил из вонючих внутренностей фургона загримированного Полковника на носилках с прилаженной к ним мобильной капельницей. Брюнет быстро объяснил персоналу больницы, что привезенный — заболевший эболой сотрудник голландского посольства, который будет доставлен в специально отремонтированное для посещения подобных денежных иностранцев инфекционное отделение. Работники отделения «Скорой помощи», обрадованные тем, что им ничего не надо делать с этим пациентом, без разговоров пропустили Брюнета с каталкой, держась подальше от зараженного хриплого дыхания явно достигшего последней стадии заболевания несчастного. За ближайшим поворотом коридора Полковник слез с каталки и превратился в еще одного «медика». На этой фазе операции они уже действовали согласно легенде, по которой они должны были забрать для эвакуации в Европу больного из отделения, соседствующего с гематологическим. К гематологическому отделению они добрались быстро и без привлечения чьего-либо внимания. На стуле возле входа сидел один полицейский, курящий сигарету. Под стулом валялся «Калашников» с отпиленным, по местному обыкновению, прикладом: стрельба здесь редко бывала прицельной, особенно из «АК-47», обладавшего некомфортабельно сильной отдачей. Судя по расслабленности позы, полицейский явно не проникся важностью своей миссии. Под вторым стулом валялся другой потрепанный «Калашников», из чего люди в марлевых масках сделали правильный вывод о том, что и второй страж порядка плевать хотел на охраняемый объект и, наверное, пошел либо флиртовать с медсестрами, либо сшибать сигареты.

Полковник спокойно подошел к сидящему солдатику, достал уже знакомый нам «Глок» с глушителем и, направив его в лицо враз побледневшего (в данном случае скорее посеревшего) ангольца, коротко поинтересовался, где его товарищ, когда их меняют и где находится интересующий их объект. Часовой без колебаний и подробно доложил всю информацию, интересующую белых людей с серьезными манерами, после чего Брюнет аккуратно и быстро связал его. В заключение он нацепил связанному в позе «козла» аборигену черную повязку на глаза и заклеил рот клейкой лентой. Впрочем, тот вел себя очень благоразумно и не пробовал издать ни малейшего звука. За этим последовало открывание отмычками двери в лабораторию, куда и занесли незадачливого часового и оба автомата.

Образец крови был найден в отдельно стоящем бытовом холодильнике. Когда Полковник взял в руки герметично закрытую пробирку, он с интересом отметил, что она по-прежнему теплая. Офицеры потратили некоторое время на то, чтобы поместить найденные образцы в миниатюрные алюминиевые контейнеры и спрятать их в конструкционные элементы носилок. На сами носилки они положили совсем другие контейнеры: блестящие алюминиевые ящики, используемые для перевозки трансплантируемых органов и рассчитанные на людей, воспитанных Голливудом.

За стеклянной перегородкой в глубине лаборатории послышался какой-то шум. Когда встревоженный Брюнет проник туда и высветил фонариком причину шума, он, давясь смехом, жестами позвал Полковника. Тот нехотя отвлекся: при таких мероприятиях нельзя было терять ни секунды. На одном из столов стояла большая пластиковая клетка с приклеенной бумажной табличкой и от руки написанным каким-то юмористом по-португальски: «Senhor Alfredo е sua esposa Susanna». В клетке, по всей видимости, находился тот самый представитель животного мира и любимец лаборантов, которому, по полученным данным, была администрирована капелька «нетленной» крови. Увидев, что происходит, Полковник тоже улыбнулся одними глазами. Симпатичный, белый с черными пятнами крыс по имени Альфред находился в довольно компрометирующей позе с упитанной серой самочкой. Оба участника крысячьего совокупления не обращали на приблизившихся людей ни малейшего внимания. Время от времени Альфред возбужденно попискивал. Выглядел он превосходно. У Сюзанны тоже был вид грызуньи, нашедшей свое женское счастье. Люди понимающе переглянулись и пошли к выходу. Сексуально озабоченный Брюнет мысленно сделал пометку хотя бы понюхать пробирку с кровью «мутанта».

В это время до Луанды наконец добрался шторм. В полной тишине, как взрыв огромного снаряда, вдруг раздался первый удар грома. Сухо сверкнула уходящими за горизонт щупальцами огромная молния. Изношенная электрическая система города, глубоко впечатленная этим катастрофическим явлением природы, тут же дата сбой, и в половине Луанды пропал свет. Сразу после первой молнии на столицу Анголы без жалких предупреждающих капелек обрушилась сплошная стена воды. Город тут же испуганно исчез в этом водопаде. Даже при большом желании нельзя было увидеть здание, стоящее в десяти метрах.

Детектив, сидящий в темной трупной камере у ящика с мороженными курами, заметил отсутствие электричества лишь по обострившейся вдруг тишине: замолкли генераторы морозильной установки. С опозданием докатился грандиозный раскат грома, и пол под седалищем полицейского немного завибрировал: гроза в Африке — это стихийное бедствие, заставляющее блекнуть худосочные европейские дожди. Полицейский поежился и засунул руки в женских перчатках под свою пуховую доху — в самое теплое и сокровенное место мужского организма — и тихо замычал от шока, вызванного разницей в температурах. Поскольку он физически не смог бы, без опасного искривления позвоночника, засунуть ноги в сапогах на танкетке туда же, куда только что засунул руки, ему оставалось лишь притоптывать и подпрыгивать с ноги на ногу в довольно странной позе. Все это напоминало какой-то экзотический шаманский танец. Шапка-ушанка, торчащая изо рта потухшая сигара и прибор ночного видения дополняли дикий эффект: мужчина в женских сапогах, с руками, глубоко засунутыми в собственные трусы, нелепо прыгающий возле столов с трупами. Любой подчиненный Детектива или просто знакомый, который стал бы свидетелем этой ночной фантасмагории, без сомнения, пришел бы к единственному и однозначному выводу: старый и хитрый gato таки сошел с ума от многолетнего вдыхания вони сигарных окурков. Впрочем, никто, кроме мороженных кур, зубастого рыбьего трупа и мертвых человеческих тел, не мог видеть эту сцену.

Так, во всяком случае, казалось нашему полицейскому, пока запертую изнутри дверь не дернула снаружи чья-то неслабая рука. Детектив тут же остановился, вытащил руки из неприличного места и поправил венчающий лоб прибор. В следующую секунду дверь камеры разлетелась пополам, и замерший от ужаса полицейский уставился на вошедшего. В сумеречном зеленом свете инфракрасных очков полицейский увидел огромного роста силуэт атлетического вида в мокром кожаном, на манер эсэсовского, плаще. Голову вошедшего окружало бледное сияние, а сзади мерцали очертания пары внушительных размеров крыльев. Вошедший дернулся и ожесточенно почесал в крыльях длинными мускулистыми руками. «Да у него, бедного, блохи!» — дошло до Детектива. Посланец небес и обладатель пары крыльев, инфестированных жгучими африканскими насекомыми, медленно осмотрел камеру. Его взгляд задержался на трупе одного из русских, у которого еще была в наличии пара глаз. Сияние вокруг головы с длинными волнистыми локонами усилилось.

Внезапно из ящика с мороженными курами послышались какие-то звуки. Детектив открыл рот и выронил измочаленный огрызок сигары, когда сначала из одного, а потом из другого ящика начали неуклюже выбираться зеленоватые инфракрасные силуэты безголовых общипанных куриных тушек. Тушки явно пытались вести себя так, как будто они по-прежнему были очень живыми бройлерами: характерной птичьей походкой они ходили по полу, хлопали крыльями и наклонялись, чтобы клюнуть что-нибудь отсутствующими клювами давно отрезанных индустриальным способом голов. Полицейский скороговоркой начал бормотать на латыни «Pater Noster». Раздался скрежет. Детектив отвлекся от оживших кур и увидел еще более невероятное и жуткое зрелище: мертвые человеческие тела встали со своих столов и преклонили колени перед крылатым существом. Зомби недавно доставленного африканца при этом придерживал вывалившиеся внутренности, из которых на мраморный пол гулко падали пули от разряженного в него «Калашникова». В другом углу забила плавниками и застучала по полу костяным мечом гигантская рыба. Детектив снял с головы ушанку и еще более истово забормотал молитву. У него более не было сомнений в том, кто находится перед ним. У него, однако, были большие сомнения по поводу того, выйдет ли он отсюда живым.

Ангел жестом призвал к себе труп одного из русских. Тот, шатаясь, поднялся с колен и приблизился, замерев на месте. Все, включая жуткий курятник и рыбу-меч, застыли без движения. Подошедший зомби медленно поднял руки с отросшими на несколько сантиметров ногтями к лицу, вырвал свои глаза и протянул их ангелу. Ангел кивнул. Следуя немой инструкции, зомби уронил превратившиеся в лед глаза на пол и с хрустом растоптал их. Тут Детектив окончательно понял, что вся эта банда не выпустит его просто так. Он застонал от животного ужаса и взмолился:

— Отпусти меня, посланец Господа, ведь я не видел твоего лица!

Тут же стало ясно, что подчеркивать свое присутствие во время подобного мероприятия было не самой хорошей идеей: ангел наконец изволил обратить свое внимание на, мягко говоря, комичную фигуру в женских сапогах, стоящую в углу. Весь зоопарк тоже уставился на него. Последовала пауза: казалось, даже куриные тушки закачались от смеха при взгляде на это чучело. Наконец ангел принял решение, и три трупа, с мерзкими обезьяньими ужимками, направились к полицейскому. Рыба-меч повернулась в его сторону, открыла зубастую пасть, сухо щелкнула огромными челюстями и, треща замерзшими мускулами, тоже начала подбираться к стражу порядка, нашедшему сегодня ночью не того преступника. Даже безголовые тушки кур приняли угрожающе-агрессивные позы. Детектив понял, что скорая мученическая смерть настанет сию минуту, и отчаянно крикнул:

— Лети в больницу, если хочешь вернуть свою кровь и плоть!

Зеленый силуэт пошевелил огромными крыльями, но остался на месте, ведя своею волею причудливую коллекцию монстров. Труп Майора — профессионал всегда остается профессионалом! — по дороге остановился и отодрал ножку у железного стола. Когда рыба-меч по хищной привычке попробовала цапнуть его за ногу, он, не глядя, хрястнул ее ножкой по замерзшей бетонно-твердой башке. Рыба отстала, проглотив вырванный из трупа кусок мяса.

Что-то подсказало обезумевшему от ужаса Детективу, что не поможет ему ни молитва, ни крестное знамение, ни даже святая вода в бутылочке из-под колы. Ведь имел он дело со слугой Господним. И нашел бы он свой конец от его могучей десницы, но вдруг ангел опять несолидно, как собака, задергался и принялся вновь воевать с блохами, ожесточенно почесывая между перьями крыльев и что-то бормоча на загадочном языке, который продвинутый ученый-лингвист смог бы определить как очень древнюю версию арамейского. Зомби замерли на месте. Было очевидно, что небесное происхождение не гарантирует спасение от земных мук, причиняемых ангольскими насекомыми, и что у небесного посланника серьезная гигиеническая проблема, требующая профессионального внимания. Но Бог не забыл Детектива своей милостью в этот вечер, и когда ангел наконец отвлекся от борьбы с дьявольским порождением, Детектива осенило.

— Я избавлю тебя от блох! — крикнул он, всей душой молясь, чтобы небесный житель оказался полиглотом и понял португальский. — У меня есть такой порошок от военных, от которого дохнет все! Даже тараканы!

Далее произошло чудо. Три трупа дружно повернулись вспять и разошлись по своим столам. По дороге труп Майора остановился возле рыбищи и еще раз врезал ей железной ножкой. Рыба злобно щелкнула челюстями и, подпрыгивая на плавниках, направилась в свой угол. Тушки кур, суетясь и отталкивая друг друга, полезли обратно в ящики. Вскоре в морозилке воцарился прежний мертвенный покой. Ангел плавной и степенной походкой приблизился к замершему в ожидании поворота судьбы Детективу. Детектив почувствовал запах ладана и тепло, исходящее от нимба вокруг ангельской головы, и преисполнился торжественности.

— Смотри мне, сволочь! — молвило небесное создание. — Если обманул, я с тобой разберусь по-нашему, по-ангельски. Такую благодать покажу, что мечтать будешь о муках адских! Понял, эфиопянин?

Детектив закивал и истово закрестился, подтверждая чистоту помыслов и искренность намерений.

— Порошок свой неси сейчас же к порогу городского собора. Да неси побольше. Да только попробуй что кому сказать, грешник: мне с небес все видно! Ну, иди, стражник, пока я не передумал.

Закончив со своим коротким откровением, ангел подобрал полы плаща, обнаружив под ним солдатские ботинки с высокими голенищами на голых мускулистых икрах, повернулся и покинул помещение. Детектив, несмотря на холод в камере, насквозь мокрый от пота, на ватных ногах направился к двери вслед за ангелом, лихорадочно вспоминая количество пестицида, оставшееся у него дома. Он было достал новую сигару, но при ее виде испытал необычное отвращение и вдруг понял, что никогда более не будет курить.

Через несколько минут в морозильной камере появился еще один посетитель. Он тоже был крылат, но с менее выраженной мускулатурой, и вместо кожаного плаща был облачен в мокрую грубую дерюгу. В задумчивости он обошел столы с трупами и ощупал пальцами пустые глазницы и дыры в груди у русских. Затем, немного постояв перед трупом Майора, по-прежнему державшим в руках железную трубу, с отвращением обнюхал выплюнутый Детективом огрызок сигары и попытался определить другой, более слабый запах, смешанный с ладаном. Когда это не получилось, он медленно дематериализовался в воздухе. В опустевшем наконец морге мягко включились люминесцентные лампы и завибрировали морозильные установки.

Тем временем в католической больнице Полковник и Брюнет, положив на каталку контейнеры со своей добычей, ускоренным шагом двигались обратно к отделению «Скорой помощи». Когда погас свет, они как раз входили в длинный переход, соединяющий два здания. По счастью, отблески молний давали возможность ориентироваться в пространстве, и два шпиона, молча выругавшись, продолжали выполнять боевую задачу. Где-то посередине коридора Полковник услышал постукивание, доносящееся из металлических труб носилок, в которых были спрятаны образцы. Сначала он постарался не обращать на него внимания: в конце концов, он просто должен был доставить образцы по назначению, а там уж пусть выясняют, как капля крови и белое перо могут причинять столько беспокойства всем окружающим. Но очень скоро шум стал усиливаться, и в конце концов каталка начала метаться в руках двух шпионов. В этот момент опять зажегся свет. Полковник и Брюнет остановились и в изумлении наблюдали, как обыкновенная с виду каталка трясется, как отряхивающий воду пес.

Гроза наконец утихла, воздух над мокрой землей наполнился влажными парами, и Аналитик, отвлекшись на секунду от наблюдения за районом операции, с интересом смотрел на здоровенную жабу, появившуюся на влажной мостовой. Сантиметрах в двадцати от неподвижной рептилии пробегал так называемый кукарача — отвратительный коричневый таракан длиной в пол-ладони. Жаба открыла пасть, из которой мгновенно выскочил длинный язык, и… таракан исчез. Аналитик, когда-то во сне больно укушенный подобным инсектом за палец, в восхищении смотрел на жабу и подумывал о возможности ее приручения в домашних условиях (на пару геккону), когда его боковое зрение уловило что-то, показавшееся над соединительным коридором. Света по-прежнему не было, и лишь отблески молний ушедшей в глубь побережья грозы давали возможность увидеть внушительных размеров силуэт с крыльями. Сначала он подумал, что это просто фламинго, которого занесло сюда ветром. Но слишком уж большая была птичка, и Аналитик отвлекся от наблюдения рептилий в естественных условиях и привел в готовность как «МГ», так и «ружье для подводной охоты» с огромным прицелом, выданное Полковником.

Внутри же коридора пляска каталки на глазах замерших в изумлении русских шпионов наконец завершилась тем, что металлические пробки с резьбой были выбиты изнутри продольных труб какой-то чудовищной силой и, со свистом пролетев всю длину коридора, пробили дверь. Из одной из труб показалась тоненькая темная нить крови, вскоре перетекшая в жирную, большую каплю, повисшую в воздухе, как в кабине космического корабля. К капле нетленной крови присоединилось и перо. Опомнившись, Полковник с Брюнетом начали движение к своей добыче, но ценнейшие материальные доказательства непонятно чего плавно проплыли к ближайшему окну и, чудесным образом пройдя сквозь стекло, исчезли.

Они еще стояли, открыв рты, перед десятки лет немытым и абсолютно целым стеклом, когда на них наткнулась группа мрачно настроенных сотрудников американского посольства (и, так уж сложилось, ЦРУ), тоже побывавших в лаборатории гематологии. Эта группа отражала большое демографическое преимущество США: ее члены были африканского происхождения и потому могли представляться местными жителями с гораздо большими шансами сойти за них, чем у самого загорелого монголоида из России. Найденный ими в лаборатории анголец — связанный козлом, с выпученными от страха и мышечного напряжения глазами под темной клейкой лентой — обрадовался неожиданной помощи, несмотря на выдернутые вместе с лентой брови, и поведал о разграблении национального достояния бандой imperialistas. Он явно принял циничных самозванцев за коллег из полиции и был дважды разочарован: когда его оставили в той же исковерканной позе с завернутыми за спину и связанными друг с другом конечностями и когда они, за неимением лучшего, утащили еще и клетку с чудесно выздоровевшим крысом Альфредом и его симпатичной сокамерницей.

Будучи уже раз сильно разочарованными этим вечером и заранее представлявшие себе издевательства коллег по поводу крысячьей пары цэрэушники не поверили своему счастью, нарвавшись по пути домой на своих конкурентов и явно застав их врасплох. Поэтому старший из них был настроен очень решительно и без церемоний спросил русских:

— Где образцы?

— Анализов? — невинно спросил Полковник, за что немедленно получил по зубам.

— Где образцы? — неумолимо спросил чернолицый, направляя ствол пистолета с глушителем в колено полковника.

— Может, поделимся добычей? — вдруг спросил Полковник членов передовой когорты западной цивилизации. — Зачем враждовать? Мы же союзники!

Брюнет с удивлением посмотрел на начальника, но потом что-то сообразил и успокоился.

— Не надо, не надо, — закричал Полковник как можно более жалостливым голосом, когда на лице главного из американцев, явно имевшего свое мнение по поводу «союзников», показалось злобно-нетерпеливое выражение, — возьмите на каталке!

Цэрэушники молча вытащили из-под серого больничного одеяла два внушительно блестящих контейнера и, отобрав у русских оружие, покинули место конфронтации. Уже отойдя на десяток метров, они таки оставили клетку с крысами и вскоре скрылись за дверьми в коридор. Двое русских переглянулись.

— Слушай, — сказал Полковник, — не знаю, как ты, а я не представляю, как мы будем докладывать об улетевших сквозь стекло вещдоках. Предлагаю сказать, что их в лаборатории уже не было, а остались только крысы.

Грызуны с любопытством смотрели на Полковника, ожидая нового поворота в своей судьбе.

Брюнет, подумав, кивнул.

— По крайней мере в Москве порадуются, когда узнают, что мы сумели всучить американцам. Бедная женщина, — по-джентельменски добавил он, имея в виду жену американского посла и ожидающее ее неизбежное общение с мужем и прочими неласковыми бюрократами.

На улице вдруг раздался хлопок, свист разрезающего воздух реактивного снаряда и нечеловеческий крик.

— Это Аналитик! — воскликнул Полковник.

Офицеры схватили клетку с крысами и кинулись на улицу.

Это действительно был Аналитик. Когда он направил лазерный прицел на крылатую фигуру, сидящую спиной к нему на крыше соединительного коридора, он сначала подумал, что напряжение последних дней негативно сказалось на его психике: над птичьими крыльями торчал силуэт совсем не птичьей головы с длинными вьющимися волосами. Тут появился свет, и Аналитик ясно увидел, что полуптица одета в черный эсэсовский плащ. «Мать моя женщина! — прошептал боец невидимого фронта. — Да ведь чертов полицейский был прав! Или это мутант? Что же делать?!» Но тут внутри коридора раздался резкий шум, похожий на звук вышибаемых из парового котла заклепок, и фигура начала двигаться. Чувство долга подсказало честному Аналитику единственно правильное решение. Он совместил прицел своего причудливого оружия с нижней частью силуэта странного создания и нажал кнопку. Мини-ракета, наведенная на дымящееся место на кожаном плаще, со свистом вырвалась из пусковой трубы. Прочертив в воздухе огненную струю, порождение голодных русских инженеров сдетонировало там, где и предполагалось.

Получившийся эффект напоминал попадание камнем из гигантской рогатки в огромную курицу, сидящую на заборе. Подброшенная в воздух крылатая фигура, получившая огненный укус в филейную часть тела, издала нечеловеческий крик — комбинацию рыка раненого льва и визга укушенной гиены — и, окутавшись облаком какого-то белого порошка, повернулась в сторону обидчика. Увидев в прицел демонически уродливую маску разгневанного существа, Аналитик понял, что это был не самый удачный способ привлечь его внимание. Решив забыть на время о воинском долге, он пустился наутек. Крылатая фигура сделала плетеобразное резкое движение рукой в направлении Аналитика, и к нему метнулся огненный столб. В то же мгновение Аналитик поскользнулся на склизких выделениях недавно понравившейся ему жабы и упал как подрубленный. Огненный столб прошелся над ним и выжег глубокую дыру в мостовой, из которой клубился пар. Аналитик повернулся лицом к противнику и приготовился погибнуть от того же оружия, что поразило его соратников. Вместо этого он увидел, что фигура стремительно улетает на восток. Он посмотрел на жабу, сидевшую метрах в двух от него. Рептилия пошевелила кадыком, отрыгнула тараканью ногу и хрипло квакнула по-русски:

— Слышь, чахлый, с тебя бутылка!

У Аналитика закатились глаза, и он упал в обморок. Здесь его и нашли Полковник с Брюнетом, тащившие крысячью клетку. Полковник сначала проинспектировал самого Аналитика и нашел его состояние не смертельным. Потом он осмотрел «подводное ружье», брошенное бесчувственным героем при попытке унести ноги.

— Похоже на то, что наш интеллигентный друг таки в кого-то попал! — с уважением сказал он Брюнету. — Подгоняй «скорую», едем к вертолету!

Вскоре ржавый фургон, ведомый шпионами, с загруженными в него Аналитиком, крысами и пулеметом «МГ», покачиваясь, мчался к аэропорту. Полковник, поколдовав над приборами слежения, с удовлетворением отметил контакт с радиомаячком, имплантированным в задний проход неизвестно кого. «Неизвестно кто» двигался на северо-восток со скоростью примерно двести километров в час. К сожалению, прибор слежения не позволял определить высоту.

— Можно нагнать! — пробормотал Полковник, стараясь держаться в равновесии на крутых виражах, азартно закладываемых Брюнетом.

За каких-то пятнадцать минут они подъехали к служебному въезду на авиабазу. После демонстрации дипломатических регалий и соответственным образом подделанных путевых документов флегматичные охранники, поощренные пачкой американских сигарет, широко распахнули ворота. Еще через пять минут содержимое «скорой» уже перегружалось в свежепокрашенный Ми-6. Полковник, обычно спокойный и вежливый, с помощью энергичного набора ненормативной лексики уровня среднего военного олигофрена довел до пилотов необходимость как можно более срочного взлета. Пилоты, явно принявшие своих пассажиров за чекистов, принялись щелкать тумблерами и связываться с диспетчерами. На их лицах застыли выражения атавистической, не проходящей и через поколения ненависти военных к «особистам». Железная стрекоза зашумела роторами, медленно поднялась над бетоном, круто взяла в воздух, сделала круг над полем и, разгоняя тучи комаров, понеслась на северо-восток, все еще озаряемый отблесками молний.

Вскоре за вертолетом последовала уже знакомая нам крылатая фигура в брезентовом балахоне. Стоящая на балконе своей квартиры Лена, в беспокойной задумчивости глядя на небо, слегка вздрогнула и, увидев силуэт ангела на фоне полной луны, удовлетворенно кивнула.

В кабине вертолета Полковник сидел на корточках перед блоками аппаратуры слежения и колдовал над компьютерной клавиатурой. Время от времени он диктовал пилотам через переговорное устройство инструкции по изменению курса, которых, впрочем, было немного: «неизвестно кто» определенно знал, куда ему надо, летя по очень плавной дуге, ведущей в сторону пустыни. Брюнет попытался привести в чувство Аналитика, но это не удалось: тот по-прежнему был в ступоре. В конце концов Полковник порекомендовал ему не играть в госпиталь и не мучить героя. Брюнет отвязался и теперь полез играть к крысам. Крыс Альфред, бывший хитрым сукиным сыном, давно усвоил подхалимские привычки, которые пока помогли ему избегнуть разнообразных мучений в руках ученых вивисекторов, неминуемой смерти и инсенерации в печке. Поэтому Брюнет, что часто свойственно людям, казалось бы, брутальных профессий, очень скоро сентиментально сюсюкал и почесывал Альфреда за копчик, пока тот облизывал шпиону пальцы, цинично кося на него умными красными глазами. Однако, когда растаявший Брюнет попробовал полезть с сюсюканьем и к раздраженной необычной обстановкой Сюзанне, та политически некорректно и без церемоний цапнула его за палец. Брюнет заорал, получил выговор от Полковника и в очередной раз сел чистить предмет своего обожания — пулемет «МГ».

Глубоко в ночной пустыне ангел в кожаном плаще сделал несколько кругов над одному ему известным местом. В центре кругов находился непонятно откуда взявшийся огромный камень. Земля вокруг камня была лишена какой-либо растительности, животные обходили его стороной, а у местных племен он пользовался дурной славой: отдохнувшие в его тени часто становились хорошими лучниками и без промаха метали копье, но они переставали понимать ценность человеческой жизни и нередко становились безжалостными и беспричинными убийцами.

Ангел опустился на камень и, с беспокойством посмотрев туда, откуда прилетел, приступил к делу. Сначала он провел рукою огненную линию вокруг камня. Затем, расставив в стороны руки, пробормотал заклинания на арамейском. Камень вздрогнул и немного повернулся вокруг своей оси. Ангел спрыгнул на землю, задрожавшую под его ногами в солдатских ботинках, и встал лицом к камню. Он опять расставил руки и пробормотал еще одну череду заклинаний. Камень опять вздрогнул, и из-под него полезла всякая нечисть: сороконожки со светящимися глазами, огромные тараканы с головой на обоих концах тела, мохнатые пауки с бледными куриными лапами. Попадая на границу огненного круга, нечисть с противным шпоканьем лопалась в желтых облачках вонючего пара. Но вот наконец ангел произнес свое последнее заклинание и приблизился к огромному камню. Он толкнул его ладонью и неожиданно легко откатил в сторону. В земле открылась древняя гранитная плита с виднеющимися из-под влажной глины письменами на неведомом языке. Ангел метнул в плиту молнию, и та развалилась на мелкие части, осыпавшиеся в бездонную шахту. Звук падающих обломков так и не достиг поверхности. Ангел еще раз тревожно посмотрел в направлении океана, а потом крикнул зычным голосом:

— Азазел, где же ты? Эта дыра не наскучила тебе и за шесть тысяч лет? Даже в Аду было бы веселее!

Из шахты послышался шорох. Через несколько секунд покрытые слоем грязи руки с черными загнутыми когтями уцепились за край шахты. Вслед за руками из темной дыры пропасти показалось существо. Существо имело приблизительно человекообразный вид, но было покрыто такой застарелой грязью и было настолько высохшим, что трудно было различить черты лица и цвет кожи. Его волосы свисали длинными, обкромсанными, слипшимися от грязи космами. Из-под волос сверкали красные глаза. Существо по имени Азазел выпрямилось, и стаю видно, что он высок и когда-то обладал мускулистым телом. За спиной его можно было различить кожистые перепончатые крылья, из которых кое-где торчали остатки свалявшихся от грязи перьев.

— М-да, — задумчиво и с иронией проговорил освободивший его, — когда мы запирали тебя под этим камнем, ты выглядел несколько лучше. Я смотрю, у тебя даже серьги в ушах сгнили. Ну, братец, и воняет же от тебя! Я и не знал, что ангелы могут так вонять, даже падшие. А что же ты ел там, под землей?

— Вот эту дрянь, — сипло и с трудом шевеля давно не произносившими слов губами, ответил Азазел, показывая на все еще лезшую из темной дыры нечисть. Тут он оскалил черные зубы в подобии улыбки и гостеприимно развел когтистые лапы: — Угощайся, братец!

— А ты все такой же остряк! — криво усмехнувшись, прокомментировал его собеседник. — Ну что ж, по крайней мере ты еще не совершил самый страшный грех и не потерял чувство юмора. Но нам пора: если ты не хочешь забраться в свою дыру еще на несколько тысяч лет, тебе лучше не дожидаться другого старого знакомого.

Тем временем пилот вертолета, почти достигшего места вышеописанной сцены, заметил огненный круг впереди.

— Прямо по курсу вижу горящий объект!

Полковник, по-прежнему напряженно наблюдавший за приборами слежения, вдруг выругался и приказал пилоту:

— По-моему, он опять движется, летите прямо на огни!

Вскоре огни превратились в круг. Когда же вертолет подлетел к кругу, тот вдруг погас. Пилот раздраженно обернулся к Полковнику:

— Огни пропали! Что теперь?

— Он где-то рядом! — крикнул тот и подошел к пилотам, пристально вглядываясь в темноту за прозрачным колпаком вертолета. — Включите прожектор!

В миг, когда вспыхнул прожектор, перед глазами находившихся в машине вдруг материализовалась кошмарная фигура демонообразного грязного урода, хлопающего огромными перепончатыми крыльями и злорадно ухмыляющегося черными осклизлыми клыками. Пилот вскрикнул и отпустил штурвал. Геликоптер резко повело вниз. Кошмарная фигура пропала, но мгновение спустя зазвучали предупредительные сигналы тревоги. В свете по-прежнему горящего прожектора появилась стремительно приближающаяся темная масса огромного камня-скалы. Пилот, опять закричав, попробовал вытянуть машину. В какой-то момент даже показалось, что замшелый бок скалы пройдет рядом. Но ротор вертолета все же чиркнул по нему и разлетелся на куски. Осколки лопастей, подобные вращающимся клинкам, веером пронеслись через отсек пилотов, вмиг превратив их тела в кровавое месиво. Машина по касательной упала на землю и какое-то время двигалась, пропахав несколько десятков метров и развалившись по дороге на несколько частей. В наступившей полной темноте раздавались лишь стоны раненого да удаляющееся хлопанье огромных крыльев.

Когда спустя некоторое время к месту крушения приблизился крылатый силуэт, одетый в дерюжную рясу, на востоке уже появилась кроваво-фиолетовая полоса рассвета. Хрустя по красной земле сандалиями фасона начала первого тысячелетия, вновь опоздавший ангел подошел к зияющей дыре, до недавнего времени служившей могилой немытому Азазелу. «Не успел, опять не успел! — сокрушенно сказал он про себя. — Теперь они получили и этого отверженного. До чего еще они дойдут?» В этот момент из-под обломков потерпевшего крушение вертолета вновь раздался стон раненого. Ангел обернулся и подошел к пахнущим горючим и кровью кускам металла. Он склонился над стонущим. Раненый Брюнет, с торчащей из живота стальной спицей, открыл глаза, затуманенные мученическими слезами. Ангел резко выдернул спицу и положил на рану руку. Вскрикнувший от боли Брюнет успокоился и заснул. После этого ангел нашел еще двоих уцелевших, бывших без сознания. Один из них тоже был ранен, но должен был выжить. Ангел провел ладонью над его увечьем. На другом не было ни единой царапины. Ангел уже было повернулся и собрался удалиться, когда что-то привлекло его внимание в лежавшем без движения теле. Поколебавшись, он взял под одну руку Аналитика, в другую — зачем-то пулемет «МГ» и, тяжело взмахивая крыльями, полетел навстречу восходящему солнцу. Из карманов Аналитика на удаляющуюся землю испуганно смотрели две пары блестящих глаз-бусин. Бог в эту ночь был милостив не только к людям.