Глава 5

Даже среди тех, кому самой судьбой предназначено большую часть жизни проводить в пространстве, можно по пальцам пересчитать фанатиков, кто не радовался бы возвращению на базу. Собственно, чтобы узнать таких поименно, достаточно было открыть списки навархов флота, а затем присовокупить к ним наварх-стажеров и кадетов летных училищ, а так же добавить пилотов-командиров и рулевых. Они — тоже безумцы, хоть и в меньшей степени. То, что для всего экипажа — редкостное счастье, для них — острый нож, парфийские пытки и распыление заживо одновременно.

Само собой, Ливия Терция Аквилина терпеть не могла «бросать якорь». Красавица-«Аквила» была создана для полета, и едва лишь причальные захваты фиксировали ее могучее бронированное тело, наварх начинала беситься, как злобная псина на цепи. Последние крупинки ее добродушия испарялись вместе с шипением воздуха в открываемых шлюзах. С вынужденным простоем Аквилину и ее бирему отчасти примиряло лишь то, что любому, даже такому совершенному кораблю, как «Аквила», требовалась профилактика, модернизация и пополнение запасов. Не считая текущего ремонта.

На этот раз хорошее настроение Ливии точно не грозило. Едва бирема вошла в док, а экипаж радостно принялся считать часы до увольнения, наварх засела за отчет. Дилемма перед ней стояла поистине неразрешимая: просто доложить или доложить в подробностях?

С одной стороны, поведение префекта было просто вопиющим нарушением всех протоколов. Мало того, что он позволял себе замечания в адрес наварха и ее решений, так ведь и до прямых угроз дошел! Один вызов на ринг чего стоил. Последнее, что стала бы делать Аквилина — это позволять командиру манипулариев избивать командира корабля в свое удовольствие. Исход гипотетического поединка ведь довольно предсказуем. А уж непрестанные и небезуспешные попытки Квинта Марция перетянуть на свою сторону корабельных вигилов — единственную хорошо вооруженную службу, ему неподвластную… Вигилы, кстати, предназначены именно для того, чтобы какой-нибудь властолюбивый префект не узурпировал власть наварха. Короче, Квинт Марций в этом полете отличился, всего лишь чуть-чуть не дойдя до черты, за которой его действия квалифицировались бы уже как мятеж.

Но стучать на префекта своего корабля…

А с другой стороны, она ведь виновата не меньше, если не больше. Она, наварх, допустила, что не только префект распоясался, но и ее собственные подчиненные, ее офицеры начали испытывать к нему сочувствие, симпатию и прямо-таки потянулись. И какова же будет оценка претором Випсанием профессионализма наварха «Аквилы», а?

Ливия успела написать и стереть четыре отчета, прежде чем пришла к более-менее обтекаемой формулировке. Придется рискнуть и отделаться общими фразами, дескать, душевное и физическое напряжение под конец длительного патрулирования привело к некоторым разногласиям личного характера, каковые разногласия были разрешены без существенных последствий для… Видят лары и маны, она никогда не была сильна в казуистике! Но если им всем действительно повезет, претора удовлетворит эта писулька, весьма убедительная на фоне отлично выполненного задания, и он не станет вдаваться в детали. Потому что если станет, то им обоим, и Квинту Марцию, и наварху, проще будет застрелиться самим.

Она скрестила пальцы на удачу и отправила отчет, стараясь не думать о том, что префект, должно быть, в эту самую минуту готовит для претора свой собственный рапорт. И никто не может поручиться, что Квинт Марций был столь же немногословен. Если честно, то с него-то как раз станется на нее донести! Хотя бы для того, чтобы прикрыть свою задницу.

— Поживем — увидим, — мрачно подумала она вслух и пошла менять Фиделису подстилку, чтобы отвлечься от ожидания неизбежного вызова к начальству.

Вообще-то, претор астралис станции Цикута Вироза происходил из древней фамилии Бибулиев, давным-давно ставшей одной из ветвей патрицианского рода Випсаниев. Ровно пятнадцать поколений живорожденных предков отделяли Марка Випсания от того из Бибулиев, кто когда-то сумел подняться к самым вершинам общественной пирамиды Республики. Но генетическая память предков-виноделов нет-нет, да и просыпалась в ком-нибудь из патрициев Бибулов, даря им то поразительную жизнестойкость, то расчетливую, какую-то сельскую, глубинную мудрость, то — чего уж скрывать — изрядное женолюбие. Но не льстивое и блудливое, а весьма обаятельное. В обществе Марка Випсания любая женщина, даже самая свирепая из десантниц-манипуларий, расслаблялась, проникаясь тем ощущением спокойствия и безопасности, что от него исходило.

Вот и Ливия, так изводившая себя в предчувствии разноса, что чуть все ногти на руках не изглодала до локтей, успокоилась и притихла под всепонимающим взглядом желтоватых «тигриных» глаз претора.

— Входи и будь здорова, моя Аквилина, — приветствовал Марк Випсаний откровенно психующую наварха и радушно указал ей на кресло: — Присядь. Отведаешь зеленого чаю?

Претор Бибул всем женщинам говорил «моя», и такого еще не бывало, чтобы кто-то из них возражал против подобного обращения.

— Salve, господин, — нервно дернув щекой, отозвалась наварх «Аквилы»: — С удовольствием.

Она притихла над чашкой ароматного настоя, и Марк Випсаний спрятал довольную усмешку в уголках век, слушая, как замедляется ее пульс и успокаивается дыхание.

— Твой отчет, — молвил он, коснувшись вирт-планшета. — Не хочешь ничего добавить?

Ливия вздрогнула, словно юная стажерка, застигнутая за взломом личного вирт-поля офицера-наставника, и замотала головой:

— Нет, мой господин! — а потом, сообразив, что простого отрицания мало, уточнила: — Ничего существенного. Как я и изложила в рапорте, операция по встрече лигариев неожиданно приняла характер военной акции, тем не менее…

— Да, да, да. Я умею читать, моя Ливия. Три уничтоженных пиратских судна, даже четыре, считая ту миопарону, что захватили новые лигарии. И никаких потерь. Превосходно. Однако, — он сцепил пальцы в замок и откинулся в кресле, взирая на нее с насмешливой грустью, — дела в моем секторе, похоже, совсем плохи. Раз уж наварх моей лучшей биремы начинает в открытую лгать своему претору, да еще так нагло.

— Мой господин…

— Вот именно. Твой господин и твой командир, а не парфийский дознаватель, перед которым стоило бы изображать из себя несгибаемую гражданку на допросе. Кстати, как там Фиделис?

— Прости, господин, что? — на сей раз Аквилина действительно была сбита с толку.

— Твой ящер, моя Ливия, — терпеливо усмехнулся Марк Випсаний. — Как его самочувствие? Все еще тошнит?

— О… — выдохнула наварх и опустила глаза. — Благодарю за беспокойство, претор. Ему гораздо лучше.

— Рад слышать. Удивительные животные эти аррианские сцинки! Очень тонко чувствующие, ранимые… Никогда не знаешь, как отразится на них состояние хозяина. К примеру, бурная попойка, когда эмоции бьют через край. Или конфликт с напарником-ментатом, едва не кончившийся банальной дракой.

— Марк Випсаний, я…

— Пей свой чай, моя Ливия. Если позволить ему остыть, ты не сможешь полностью оценить все оттенки вкуса. Чувствуешь легкие нотки жасмина в послевкусии? Пей! Тебе полезно.

Женщина послушно принялась пить маленькими глоточками, старательно изображая удовольствие.

— Вот так, хорошо, — удовлетворенно отметил претор. — Успокаивает нервы, согласна?

— Мой претор…

— Ты, должно быть, считаешь меня очень глупым, Ливия, — печально посетовал Марк Випсаний. — А Квинт Марций так и вовсе держит меня за идиота, похоже. Неужели ни одному из вас не пришло в голову, что на «Аквиле» вы не единственные пишете мне отчеты о миссиях?

Наварх скрипнула зубами. Разумеется, она знала о глубоко законспирированных наблюдателях-спекуляторах (а если называть вещи своими именами, то попросту агентах) на борту своей биремы. Другое дело, что как их ни вычисляй, раскрыть опытного спекулятора невозможно, а неопытных претор не держал. Агентом мог оказаться кто угодно, от гетеры или амикуса до главы медслужбы, так что подозревать можно любого, за исключением самого префекта.

— Мне неизвестно, мой господин, о чем конкретно докладывают твои спекуляторы, однако могу уверить, что ситуация на вверенном мне корабле ни разу не вышла за рамки штатной, — отчеканила Ливия. — Надеюсь, ты не думаешь, что я стала бы покрывать мятежников, кем бы они ни были.

— Я думаю, что ты скорее попытаешься сама подавить даже открытый мятеж, чем повредишь репутации своей возлюбленной «Аквилы», — усмехнулся претор. — Ибо таковы все навархи, моя Ливия.

— Мне нечего добавить к рапорту, — упрямо покачала головой наварх.

— Нетерпимая, резкая, мстительная, — стал перечислять Марк Випсаний, загибая пальцы: — Вспыльчивая, экзальтированная, властолюбивая…

— Не утруждай себя перечислением моих пороков, претор. Таковы все представители моей фамилии, — Ливия поджала губы. — И до тех пор, пока не докажут обратное, я не признаю, что на борту «Аквилы» произошло что-то, требующее вмешательства вышестоящих.

— А еще — наглая. Вот что, наварх Аквилина. Отсюда ты отправишься прямиком на псих-контроль. И до тех пор, пока куратор не признает тебя годной к полетам, «Аквила» не покинет станцию. И советую тебе впредь быть сдержанней в отношениях с ментальным партнером — и в разговорах с начальством тоже. Ясно?

— Так точно, мой господин.

«Совет» претора в переводе означал: «Не испытывай мое терпение и помирись с префектом, пока я не списал вас обоих». И Ливия с трудом, но проглотила это унижение. Но полностью скрыть негодование не смогла.

— И нечего на меня ноздри раздувать, девчонка, — предупредил Марк Випсаний. — Не так уж ты незаменима. Свободна!

***

В приемной у претора станции Цикута годами культивировались тишина и спокойствие. Что бы ни происходило по ту сторону двух дверных створок, по которым бесконечным потоком интерактивно струилась дождевая вода — катастрофа, военные действия, эпидемия — внутри будет царить покой и умиротворение. Даже пленные пираты ступали по пушистому мягкому покрытию с осторожностью и благоговением, стараясь не натоптать. Такая атмосфера, по мнению претора Випсания, должна была изначально настраивать собеседников на сотрудничество и взаимопонимание. Ну, или что-то в этом духе.

На противоположной от кресла Квинта Марция стене бирюзовое море какого-то далекого идиллического мира с тихим шепотом накатывалось на перламутровый мерцающий песок, шелестели, невидимые с той точки, с которой камера снимала пейзаж, ветви каких-то растений. И, казалось, если подставить лицо, то ощутишь свежее дуновение бриза.

В прошлый раз там была пустыня — серо-синие барханы на фоне золотого неба и танец крошечных смерчиков, взметаемых то тут, то там раскаленным ветром. Еще раньше — посетители могли любоваться сонным горным озером в туманной дымке. Одним словом, префекту «Аквилы» всегда доставляло истинное удовольствие заранее загадывать, какую именно картинку он увидит на проекционной стене-экране в приемной претора. И, даже вчистую проиграв пари с самим собой, Квинт никогда не расстраивался.

Но только не в этот раз. Отвратительные предчувствия тому виной. И Ливия Терция Аквилина, естественно. Та, которая в данный момент находилась в кабинете у претора. От того, что именно расскажет наварх руководству станции, зависит очень многое, но еще больше зависит от того, насколько точно совпадут её показания со словами префекта. Отчеты, которые они с Ливией отослали претору, в идеале должны быть идентичны по смыслу и тону.

Квинт Марций не утерпел и опустил подбородок на сомкнутые в «замок» пальцы, позволив спине согнуться под тяжестью безрадостных мыслей.

Настал момент признаться себе, что палку в отношении наварха он все же перегнул. Пусть сто раз спровоцированный Ливией на грубость, но он, Квинт Марций — только командир манипулариев на «Аквиле», всего лишь тот, кто делает бирему опасной охотницей. Этого нельзя было забывать!

Проклятье! Префект гневно стукнул себя кулаком по колену. Ну почему жизнь так несправедлива? Отчего, чтобы летать и сражаться, ему нужна самая невыносимая наварх в галактике?

Иногда Квинт мечтал о том, как в один прекрасный миг «Аквила» изберет его, отвергнув Ливию. Невозможное и неосуществимое событие, тянущее не только на Чудо, но и чуть-чуть на бунт. Что и говорить, мечтания у префекта не были исполнены предельной лояльностью. Хуже то, что его высказывания и поступки последних суток — тоже. Впрочем, в отчете Квинт назвал их крайне обтекаемо «некоторым обострением личностных противоречий» и надеялся, что претору из-за появления новичков-лигариев станет не до их с навархом бытовой склоки.

На стене-экране долгий знойный день постепенно клонился к вечеру, по песку ползли длинные причудливые тени от деревьев, а волнение океана стихало, предвещая ночной штиль. Красиво, ничего не скажешь, но Квинт Марций больше всего любил звезды. А еще книги и «Аквилу». То есть, конечно же, «Аквилу» в первую очередь, а потом уже всё остальное. Но между ними непробиваемой стеной стояла Ливия Терция!

Дверь в кабинет претора мягко отворилась, выпуская на волю наварха. Женщина окинула префекта невидящим взглядом и, не говоря ни слова, прошла мимо. Сосредоточенная и неприступная, точно готовая к бою бирема.

«Ну и что это всё означает?» — спросил Квинт Марций у трех изящных миртовых кустиков в горшке, что украшали собой нишу в стене.

Ответ он знал без подсказок. И что бы там не наговорила Ливия, а она ни себе, ни «Аквиле» не враг, но виноватым претор сочтет его — в той или иной степени, вольно или невольно. Разве не так было всегда?

«Буду придерживаться версии из отчета», — окончательно решил префект, преступая порог кабинета.

На какой из планет-колоний был снят грандиозный водопад, изображение которого проецировалось сейчас на стену за спиной у претора, Квинт даже представить себе не мог. Над пенящимися струями сверкала радуга. И наверняка, вся масса воды, падая вниз с полсотни метров, производила оглушительный грохот, но Марк Випсаний отключил звук.

— Проходи-проходи, Квинт Марций! — претор радушно поманил его ладонью. — Чаю не предлагаю, знаю, что не любишь. А кофе тебе сейчас впрок не пойдет. Воды? И присаживайся, не стой навытяжку.

И на кресло ему указал, еще теплое после наварха.

— Благодарю, — церемонно кивнул префект и угнездил свой зад с видом, будто вынужден сидеть на раскаленной сковороде. — Спасибо, воды тоже не надо.

Встречаться взглядом с претором отчего-то совсем не хотелось. Но Квинт заставил себя. И жестоко обжегся. Хотя, тут виноваты исключительно сковородочные ассоциации.

— Ну, как знаешь. Итак, — Марк Випсаний сложил ладони на столе, чуть склонил голову набок и посмотрел проникновенно и выжидающе: — Что твои люди, префект? Как настроение в центуриях?

Заходы издалека — это всегда плохо. Для того, кто не любит долго топтаться на месте, к тому же рожден для действия, втройне. Квинт подумал-подумал, да и признался:

— Мои люди очень устали, а Пассия умерла. Плохой знак, кроме всего прочего.

Никогда прежде Квинт не делился смутными предчувствиями с претором, но сейчас пришло время проявить маленькую тактическую хитрость. Вдруг пронесет?

— Если тебя это утешит, то вам всем теперь предстоит длительный отдых, — жестко улыбнулся Бибул, разгадав уловку: — Пока я не разберусь в ситуации, «Аквила» не выйдет из дока. Конфликт с навархом, Квинт Марций. Изложи свою версию.

Редкая попытка сместить фокус беседы в сферу примет и суеверий с треском провалилась. «Сволочь! Настучала-таки!» — тут же взъярился префект и зыркнул на Марка Випсания диким зверем — с опаской и недоверием.

— Я не знаю, что сказала тебе Ливия. Но её поведение ничуть не лучше моего. Нет, обязательно было издеваться надо мной в моей же собственной каюте?

Плотину прорвало так неожиданно, что Квинту стало почти физически хорошо от возможности честно наябедничать. Законопослушность, текущая в крови, толкала на откровенность.

— А поподробнее, префект, — поощрительно приподнял бровь Марк Випсаний. — Мне крайне любопытны детали. И что же учинила Ливия Терция в твоей каюте, что ты был вынужден выгнать ее оттуда на глазах у всего экипажа?

Префект уже было рот открыл, чтобы поведать станции и претору о страшных преступлениях наварха, но вдруг понял, что в глазах руководства белковые тараканы и не поднятое сидение от унитаза будут выглядеть каким-то диким ребячеством. И генетическая лояльность тут не причем.

— Мелочи, просто злонамеренные мелочи, а потому вдвойне, а то и втройне обидные мелочи, — процедил префект. — И я не выгонял никого посередь ночи в одних трусах. Я в протокольном режиме, наедине, в претории, то есть в официальной обстановке, всего лишь попросил соблюдать мои правила на моей территории. Разве я много хотел?

И все равно получилось немного запальчиво и по-мальчишески.

— Что-то эти трусы постоянно во всех докладах всплывают, — усмехнулся претор. — Видимо, деталь немаловажная. Твои правила, говоришь. В твоей каюте. Ты сам себя слышишь, Квинт Марций? — взгляд претора стал тяжелым: — А скажи мне, префект, почему ты назначен именно на «Аквилу»? Почему ты вообще назначен?

«В докладах, значит? Ну-ну!» — дерзко возмутился Квинт. Конечно, он никогда не питал иллюзий относительно стороннего контроля, но признание из уст претора прозвучало впервые.

— Я смею надеяться, что именно я, Квинт Марций из трибы Милес, лучший в Системе Вироза старший офицер из нашей фамилии. «Аквила» же — лучшая бирема. Назначение естественно и законно, — отчеканил префект тоном, из которого умелый специалист сумел бы отлить свинцовую плиту в ладонь толщиной.

— В Секторе Вироза, гордый друг мой, Марциев наберется несколько сотен. Даже здесь, на станции, я мог бы сформировать две полные центурии из одних только Марциев, — холодно ответил Випсаний. — Хорошая фамилия, удачная. Одна из лучших. Но Ливия в Секторе Вироза одна. Их вообще очень мало, ты знал об этом? В живых — только десять. И нам всем очень, очень повезло, что одна из этой фамилии служит именно здесь. А тебе — повезло больше всех. Потому что префектом «Аквилы» ты стал только потому, что способен к полному слиянию с навархом. Это понятно, Марций?

И, не давая префекту и слова вставить, продолжил:

— Позволь, я объясню тебе кое-что об уникальности, префект. Видишь эту чашку? — и взял со стола простую глиняную чашку, из которой только что пил чай. Бережно держа сосуд в ладонях, претор медленно поворачивал его, любуясь и предлагая Квинту тоже полюбоваться: — Кривоватая, верно? Орнамент страдает нарушением симметрии, а если приглядеться, то вообще можно заметить следы от пальцев. Она вылеплена вручную, друг мой. Ей четыреста лет. Я мог бы наштамповать сотни таких же, гораздо лучше, красивей, прочнее. Но эта — произведение искусства. Теперь о Ливиях. Есть хорошие навархи, есть отличные, есть гениальные, а есть Ливии. Все навархи сливаются с кораблями, но только Ливии — полностью, до конца. И только они продолжают при этом осознавать себя людьми. Их пытались сделать более… уживчивыми. Более управляемыми. Более приятными в общении. Но укрощенные, они теряют уникальность, вот в чем дело, Квинт Марций. Или ты думал, что мне с ней легко?

Всё, абсолютно всё, до последнего сказанного слова являлось чистой правдой. И Квинту крыть было нечем, но… Но, пожалуй, если бы благородный Марк Випсаний Бибул сравнил бы сейчас префекта «Аквилы» с одним из тысячи стандартных крепежных болтов, причем в самых грубых выражениях, то не ранил бы командира манипулариев больнее.

«Ах, она оказывается еще и по-настоящему сливается с биремой! Ах, таких только десять во всей Вселенной!»

Да ни один из знаменитых ревнивцев древности не испытывал, надо полагать, столь жестоких мук, узнав, что Единственная, оказывается, целиком и полностью принадлежит другому, причем и телом, и душой!

Имейся у фамилии Марциев склонность к суициду, Квинт уже обляпал бы роскошный водопад претора своими мозгами.

Он открывал и закрывал рот, точно рыба, извлеченная из родной стихии. Задыхаясь от изобилия жестокой правды точно так же, как рыба в океане кислорода, лишь потому, что в атмосфере у неё слипаются тончайшие волоски жабр.

— Признаюсь тебе честно, префект, рядом с этой уникальной дрянью я, живорожденный патриций, чувствую себя недоделанным, — вздохнул Марк Випсаний, оставив, наконец, в покое свою бесценную чашку. — Ей нужен поводок. Ты. Потому что ты — лучший. Потому что ты — единственный, кто может ее сдерживать хоть как-то. Поэтому вы летаете на биреме, а не, скажем, командуете флагманом. Ты представляешь себе Ливию на мостике квинквиремы, Марций?

«О лары и маны!»

— Во флотском руководстве, как я полагаю, самоубийц не нашлось, — нервно фыркнул Квинт

— Ха! — кисло усмехнулся претор. — Разумеется, нет. Их фамилию вообще хотели уничтожить, когда возникло подозрение, что Ливии в экстремальной ситуации могут управлять всеми системами корабля. И оружейными тоже. Честно говоря, проверять это не рискнули, а может, вовремя поняли, что они нам все-таки нужны. Она нам нужна, здесь, в этом секторе. Потому что там, где другой наварх не отступит от приказа и протокола, Ливия плюнет на все и рванет в самое пекло, заткнет своей задницей дыру в обшивке реактора, а после всего, возможно, еще и выживет. Понял теперь, насколько велика твоя ответственность, префект?

Претор сам, должно быть, не знал, как рисковал, когда взывал к тем принципам Квинта Марция, твердость которых без самого серьезного повода лучше не испытывать на излом.

— Ты знаешь, Марк Випсаний, лучше всех знаешь, что я все десять лет… — он чуть не оговорился «жизни с „Аквилой“», но вовремя перестроил фразу, — службы из кожи вон лез, чтобы бирема оставалась лучшим кораблем в системе и примером для подражания. Я умею много, я знаю много, но… — префект отважился на грубую откровенность. — Меня не учили быть строгим ошейником для злобной цепной суки редкой породы!

— Ну, так и меня тоже, в общем-то, готовили не в няньки для капризных двухлеток, Квинт Марций, — пожал плечами претор. — Однако как-то справляюсь. И ты справишься, если приложишь усилия. А если не приложишь… Что ж, есть вероятность примерно 30 процентов, что Ливия после соответствующего лечения останется способна к боевому слиянию с другим партнером. Ты готов рискнуть ее жизнью и своей, а так же судьбой «Аквилы» ради того, чтобы это проверить? Если да, то можешь прямо сейчас написать рапорт. Там, — он ткнул пальцем куда-то вниз, — всегда нужны люди для чистки плазмопроводов.

Квинт Марций окаменел и врос в мягкое, анатомически идеальное, проклятое кресло, как сраный мирт врастает в землю. Аж корешки заколосились! Умер, заново родился и снова умер. Будто ему только что предложили пустить под нож самое любимое, самое дорогое существо, лишь для того, чтобы испытать веру в силу начальственного слова. Нет, только не «Аквила»! Ему казалось, что сквозь потоки воды, бесшумно низвергающиеся за спиной претора, на него, на своего командира смотрят все три его центурии, в полном составе. Молча и осуждающе. Мол, что же ты? А как же клятва? А как же наше бравое «Служи и защищай»? Ты задолжал нам, господин префект!

— Что мне нужно сделать, Марк Випсаний, чтобы остаться на «Аквиле»? — спросил Квинт обреченно.

И окончательно понял — он готов на всё! На любое унижение, даже на примирение с уникальной в своем роде, но невыносимой сволочью — Ливией Терцией.

— Вытащить голову из задницы и включить мозги, — безжалостно ответил претор. — А если конкретней… Ты не пробовал завоевать ее уважение хотя бы? А? Я же не прошу тебя любить Ливию, или испытывать к ней привязанность, или разделять ее политические пристрастия. Я даже мои политические взгляды не прошу разделять. Ты прекратишь попытки узурпировать ее власть. Ты отправишься на псих-контроль и будешь до последней буквы выполнять все предписания куратора. И когда ее ящерица на тебя нагадит, ты вспомнишь, что, возможно, только эта чешуйчатая тварь пока что помогает наварху держать свои эмоции под контролем. И еще. Ты будешь помнить, что я только что поделился с тобой секретной информацией, засранец. Ливия и не подозревает о собственной ценности. Она-то считает себя просто хорошим навархом. Я тебе доверяю, Квинт Марций. Ты — мой лучший. И только ты без колебаний выполнишь протокол 13–82 в случае необходимости. Все понятно?

— Слушаюсь! — гаркнул Квинт Марций, вскакивая и вытягиваясь перед благородным Випсанием.

«Вот тебе и „Десять энергоплетей тебе, грязная скотина, — вскричал претор грозно“ или что-то в этом духе, — некстати припомнилось вдруг ему. — Книжки, что ли, начать писать?»

— Тогда шагом марш на псих-контроль, — напутствовал его претор. И тихо добавил вслед: — Сынок.

Напоминание о протоколе 13–82 Квинта несколько взбодрило. Согласно оному, в случае неизбежного захвата в плен, наварх должна совершить самоубийство, а если той не хватит смелости, то префект должен помочь. Вот только один вопрос остается открытым — останется ли «Аквила» без Ливии прежней «Аквилой»?

Спроси у любого манипулария, у какого-нибудь Меммия о разумности их корабля, и он обязательно признается, что — да, во сне или в пространстве вирт-поля его не оставляет чувство присутствия. Она где-то рядом, она просто не может не быть живой.

На морской берег в приемной уже опустилась ночь, и небо над океаном украсилось незнакомым рисунком созвездий. Словно бездушная проекция решила непременно угодить посетителю. И надо заметить, у неё получилось: Квинт Марций постоял пару минут, пытаясь угадать, на какой из планет снималась вся эта красота. И не опечалился, когда у него ничего не вышло. Республика велика и продолжает расширять границы. И в том, что где-то и кто-то безмятежно плещется в теплом океане, есть заслуга «Аквилы» и его, Квинта Марция из трибы Милес, тоже.

***

Морока с обязательным медосмотром, получением допуска и остальными формальностями, на которые в Республике всегда горазды, затянулась надолго. А Кассию по-настоящему сейчас тревожила только сохранность её «Зимнего Мира». Она не стала дожидаться поселения в общежитие и подключилась к вирт-полю прямо в вагоне монорельса.

— Я сейчас, — предупредила Кассия, наплевав на кислую рожу Блондинчика. Ему все равно не понять.

Еще не хватало, чтобы со всеми дурацкими приключениями потерялся Руфус. Поэтому сначала — лис, а остальное подождет. В конце концов, станцию она еще увидит, а на новую лисицу придется долго копить.

В Зимнем мире сиял морозный безоблачный день, а под ногами звонко хрустел снежок. И пока зоркая хозяйка проверила, на месте ли исполинские сосны, совиное дупло и мостик через ручей, щеки её начал пощипывать мороз. По крайней мере, именно так в сопроводиловке объяснялось возникающее на коже ощущение.

— Руфус! Эй, Руфус! — позвала Кассия.

«Неужели потерялся?» — расстроилась девушка, чуть не плача. Последний подарок от братьев-Фортунат! Пушистый рыжий лисовин! Какая жалость! А она ведь только раз его и видела.

И, главное, отыграться не на ком. Не патриция же тиранить?

Кассия не пыталась играться в мозголома, но даже она видела, что с Гаем Ацилием что-то не то происходит, и его лучше не трогать. Да и нехорошо вымещать свое поганое настроение на собственном напарнике. Вот на «Фортуне»…

«Так! Хватит воспоминаний! Прекрати немедленно!», — приказала себе манипулария строго.

Невеликий её опыт указывал, что жизнь продолжается и после смерти Публия и Папии, и после тюрьмы и трибунала, и после оглашения приговора тоже. Пусть — на Цикуте в качестве лигарии. Не суть! Люди не умирают на месте просто от горя, ненависти или стыда. Для того, чтобы тупо сдохнуть, нужно нечто более материальное. Знаем — проходили.

Девушка брела к порталу очень медленно, специально, чтобы дать себе время успокоиться. Ну, нет у неё теперь лиса, ну накопит она нужную сумму за пару месяцев, а пока понаблюдает за совами. Тоже, кстати, очень интересно. А еще можно попробовать выменять нового рыжего у кого-нибудь из местных Цикутинов. Наверняка, ведь у кого-то здесь найдется Мир Зимы с обновлениями.

И вдруг краем глаза она заметила движение. Обернулась и ахнула. На ближнем холме сидел её Руфус — невредимый, огненный, пушистый.

— Ах, ты ж засранец! Прятался? Нехороший лис, плохой лис! — возликовала манипулария. — Ничего-ничего, я еще вернусь. Теперь точно… — и уже очутившись в реальности, сообщила напарнику: — Слышь, Ацилий, а мой лис на месте! Здоровски, да?

То, что каждый раз обращаясь к нему, Кассия словно переступала через высокий порожек невольного благоговения, несказанно напрягало. Приходилось без конца повторять: «Он теперь просто напарник. И всё!»

— Прекрасно, — подтвердил патриций.

— Теперь можно и осмотреться.

Цикута мало чем отличалась от других республиканских станций, разве что бытовые условия здесь были на порядок аскетичнее, чем на станциях в более обжитых звездных системах. А социальной рекламы — больше. Впрочем, патрицию, привыкшему к простору и раздолью терраформированных планет, любой космический комплекс был в новинку, что гигантсткий, вроде станции Капуа на орбите Лация, что эта вот… Цикута. И если к тесноте и экономии на каждом квадратном дюйме площади он уже почти привык, то запах, специфический и неистребимый запах многократно очищенного, но всё равно какого-то ненастоящего воздуха, одинаковый и на кораблях, и здесь… К нему притерпеться было сложнее. И еще великое множество мелочей и отличий искуственного объекта от живой планеты, перечислять которые можно долго и нудно, но легче от перечисления все равно не станет.

— Ты за лиса, что ли, переживала? — спросил он, оглядываясь с вялым любопытством.

— Ужасно, — призналась честно девушка. — Прям извелась вся. Флеш-карточку сейчас прямо на остановке обновлю и конец моим страданиям. А Руфус, этот мерзавец рыжий, повыделывался и только в последний момент изволил показаться. Но красив, ах, как же он красив. Просто загляденье, а не зверь…

— Нам уже пора, — хмуро вздохнул Ацилий и потянул напарницу к выходу. — И поторопись с вирт-картой. Вот свободный терминал.

— Почему?

— Просто поторопись и всё!

Какой-то раздражительный он был, недобрый и напряженный. Кассия предположила, что ему медик на осмотре нахамил. От вопросов, которые врач задавал Ацилию, покраснел бы, пожалуй, даже десятник манипулариев. Эскулапы эти — поголовно всем известные грубияны, а Курион к бесцеремонному обращению еще не привык. Наверное.

Кассии предназначенное для лигариев жилое помещение пришлось по душе. Гай Ацилий сразу же безучастно рухнул на свою койку и теперь изучал потолок, словно там чего-то интересное написано было. На всякий случай, Кассия проследила за его взглядом. Ничегошеньки. Странный он все-таки.

Новоявленная лигария, в свою очередь, внимательно обследовала свое новое обиталище — первое по-настоящему персональное за всю жизнь.

— Да тут и вдесятером было бы не тесно! — восхитилась Кассия.

Кровати у противоположных стен, между ними стол и кресла, два шкафчика для личных вещей, проекционный экран, но при этом очень просторно. Для двоих — даже слишком просторно, на вкус бывшей манипуларии. А еще приплюсовать к этой роскоши почти такой же площади санузел с двойной душевой кабинкой, унитазом и…

— Эй, это что за хрень такая?

— Это биде. Для интимной гигиены.

— Да?

Кассия высунулась из ванной, чтобы своими глазами убедиться — её новый напарник настолько в теме, что ему не понадобилось с кровати вставать, чтобы узнать какой именно предмет вызвал вопросы.

— Точно?

— А ты подумай сама чуть-чуть.

Она подумала. Всё сходилось.

— Какой ты умный! А ты видел, что в душе можно программировать напор струй? Прям, как у наварха Аквилины в каюте. Эй! Обратил внимание?

— Обратил.

А дальше несчастный патриций слышал только радостные вопли.

— И в шкафчике полный набор! Вау! Никакого армейского дез-мыла! А как пахнет! И полотенца. Мя-я-яконькие! И-и-и-и! Халаты!

Кассия вскочила из ванны с дармовой банной одежкой в обнимку, торопясь поделиться добычей с напарником, а заодно и поделить оную по-честному.

— Ты же не против зеленого? Смотри, какой он веселенький! А то мне очень белый нравится.

— Он — кремовый, вообще-то. Но я согласен на зеленый.

Похоже, Блондинчик оставался равнодушен не только к цвету халата. Уж больно безжизненно звучал его голос.

Будь их отношения… как у нормальных людей, как на «Фортуне», например, то Кассия обязательно попробовала бы расшевелить своего насупленного компаньона. Есть множество способов отвлечься от неприятностей — щекотка, парочка неприличных анекдотов, выпивка или поход в спортзал или рекреационный сектор. Но предложить патрицию сходить к гетере Кассия не решилась. Вдруг неправильно поймет?

А вот она сама не собиралась проникаться мрачным настроением Ацилия. Вот еще! Жизнь, можно сказать, только наладилась, буквально завтра начнутся тренировки, а там и настоящая работа подоспеет. Некогда будет тосковать и грустить об утраченном.

Девушка аккуратненько разложила по полочкам свои невеликие пожитки: два набора нижнего белья, спортивный костюм и форму лигариев. И не в силах расстаться с халатом — надела его прямо поверх туники.

Когда-то Папия решила подшутить над простодушной подружкой Кассией. По-легионерски грубовато, но без всякой задней мысли — унизить там или выставить дурой. Подмешала краску в шампунь, воду перекрыла и все полотенца спрятала. Ну, смешно же, когда по душевой бегает ярко-зеленая манипулария с зажмуренными глазами и понять ничего не может. Кассия новенькая была, только-только зачислена в строй, потому смутилась своей паники до немоты. Когда глаза протерла и увидела вокруг радостные морды соратников.

Так вот, стоя голой, раскрашенной под огурчик и такой же пупырчатой среди хохочущих манипулариев, Кассия гораздо уверенней себя чувствовала, чем под взглядами Цикутинов. Словно она не человек вовсе, а синеротый сцинк наварха с «Аквилы», только говорящий и на двух ногах.

«Надо будет у инструктора спросить, что такого особенного ждут от лигариев, если на них все время так пялятся», — сделала себе девушка зарубку на память.

Она специально ушла из жилого корпуса, чтобы дать Ацилию одному побыть. Его, похоже, их недобровольное общежитие с непривычки сильно тяготило. Кассия понимала, что ей по-любому проще будет. Она-то всю жизнь — в коллективе: в малом, как в детстве, или в большом, как на «Фортуне». А патриций, небось, иначе жил. Он же пат-ри-ций!

К слову, родная квинквирема была приписана к Лацию — к планете-метрополии, но на её поверхности девушка никогда не бывала, как и абсолютное большинство манипулариев. Зато исполинскую станцию Капуа Фортунаты справедливо и заслуженно считали своей вотчиной. Цикута поменьше будет, но что и где на ней посмотреть, Кассия прекрасно представляла. И начала свое новоселье с легионерского клуба. В уютном холле не было ни души, но за дверьми, похоже, шло настоящее веселье. Девушка невольно прислушалась. Так и есть! В кости играют. Эх!

— Прости, но вход только для рядовых манипулариев, — вежливо улыбаясь, заявила плечистая администратор.

— Так, а я кто? Я же тоже…

— К какому кораблю ты приписана? Ни к какому? Очень жаль, но у нас правила насчет приема Цикутинов.

«Это ж какие-такие правила? Сразу с порога под зад коленом? — возмутилась лигария, но заведение покинула без скандала. — Цикутинам что, теперь только в дендрарий ходить „развлекаться“? Тьфу! Цикутина! Даже слово какое-то противное».

Для похода к амикусам Кассия пребывала в слишком поганом настроении, а, судя по карте, до пресловутого дендрария ехать на монорельсе полчаса. Заблудиться и в очередной раз показать себя местным тупицей девушке не хотелось. А кроме всего прочего, её зеленая форменная туника вызывала у окружающих прямо-таки нездоровый интерес.

«В конце концов, тратиться только на обновления для Зимнего мира тоже неплохо, — утешала себя Кассия, вынужденная бродить без всякой цели вокруг общежития и разглядывать от нечего делать социальную рекламу. — И постричься надо покороче. А то с эдакой гривой я, как зверюга. Потому и смотрят… Наверное…»

***

Среди немногих достоинств Вергинии Секунды, младшей правнучки политического союзника Аппия Ацилия, патриарха семейства Курионов, имелось поистине редкое для патрицианки умение быть абсолютно незаметной. Важное качество для девушки, с которой Гаю Ацилию предстояло однажды соединиться в браке. Супруга патриция должна быть покорной, скромной и ненавязчивой, на том стоит и стоять будет весь институт семейных отношений живорожденных. Помимо этого, впрочем, патрицианке полагалось обладать крепким здоровьем и плодовитостью, а так же иными важными навыками. Вергиния Секунда, например, весьма неплохо ткала. Ни один патриций никогда не наденет тогу, изготовленную иначе, чем по старинке, вручную. Так вот тоги у невесты получались отличные, образцовые тоги. Да и вышивала она неплохо.

Это к вопросу о казенных халатах и полотенцах. Гай Ацилий не испытывал высокомерного отвращения к вещам, полученным из синтезатора, да и тогу ему теперь не носить. Однако тоскливо наблюдая за восторженными прыжками Кассии в обнимку с халатом, он не мог не вспомнить поневоле о белоснежном, с широкой алой полосой облачении сенатора, отныне, увы, навеки недоступном. Мягчайшая овечья шерсть, состриженная, вычесанная и вымытая, а затем спряденная и сотканная нежными руками Вергинии… Интересно, что старый Вергиний приказал сделать с одеждой, которую девушка по обычаю готовила для жениха? В утилизатор сунул, наверное. Впрочем, зачем разбрасываться добром, наверняка отложили для другого, более удачливого кандидата в зятья.

Не то, чтобы Ацилий сильно расстроился из-за невозможности соединиться с юной Вергинией. Любви там никакой и быть не могло. Для любви есть гетеры, а супруга потребна для деторождения и престижа. Да и вопросы брака обычно решались отцами семейств без участия будущих супругов. Молодой Курион, по крайней мере, дважды видел свою невесту, из них один раз — наедине. До брачного возраста девушке оставалось еще десять лет, а сосватали их еще когда не то что невесты, а даже и жениха в проекте не было. Теперь Вергиниям придется расстараться, чтобы исправить положение. Родство с изменником, пусть даже гипотетическое, никому не прибавляет политических очков.

А теперь нет и не будет больше никого: ни грозного деда Аппия, ни отца, ни братьев — старшего Тиберия и младшего Марка, ни дядьев, ни кузенов. Десять взрослых мужчин было в семье Курионов, остался один. Женщин, подростков и детей постигла та же судьба. В политической жизни они не участвовали, однако генетически оставались Ацилиями Курионами, а, следовательно, не имели больше права на жизнь.

А он, случайно уцелевший, имеет?

Пусть существование лигария — это не жизнь, пусть впереди теперь не так уж много лет, но он, Гай из семьи Курионов, продолжает дышать, мыслить, жрать, испражняться, желать женщин. Тело еще не мертво, и это тело принадлежит теперь станции Цикута. Навсегда. Но если бы только тело!

Пока летели, пока сражались и удирали от пиратов, пока на борту «Аквилы» отбивались от любезностей наварха, мнилось ему, что еще не все потеряно. Надежды какие-то испытать осмелился, глупец. Дескать, жив ведь, жив, значит, еще ничего не кончено. Пока летел, душой был еще там, в прошлом, вновь и вновь переживал всю цепочку событий, обсасывал каждое свое слово и действие, изгнанником себя почитал… Изгнанник! Ха! Имущество. Хуже раба на парфийской шахте. Там, у парфов, из рабства выкупиться можно, снова стать человеком с именем и властью над собственным телом и разумом. Но республиканским лигариям не дано и такого призрачного шанса. И здесь, в этой конуре, рядом с этой Кассией, теперь предстоит провести — сколько? Пять лет? Десять? Пока опухоль мозга или сумасшествие не положат конец заключению.

Девчонку жалко, конечно. Полотенечкам радуется, бедолага. Ничего, это ненадолго. День, два, неделя пройдет, и она осознает, кто она теперь. Кто они оба, точнее, что.

Вечные боги, раз выхода все равно нет, так стоит ли тянуть?

***

Предложение мозгоправа Квинта ошеломило. Впрочем, то было никакое не предложение, а форменный ультиматум. Луций Антоний, прежде умудрявшийся незаметно уговорить собеседника на любой эксперимент, проявил неожиданную настойчивость.

— Как часто ты пользуешься рекреационными программами корабельного вирт-поля?

— Редко. Я предпочитаю чтение.

— Теперь будешь. Раз в сутки…

— А вдруг…

— Нет, Квинт Марций! Только если ты ранен и без сознания.

Для ментата указания куратора тоже самое, что приказ префекта для его центурий. Отказ их выполнять приравнивается к попытке мятежа. Потому что психо-кураторы отнюдь не столько добрые врачеватели тончайших душевных струн, сколько надзиратели и контролеры со всеми необходимыми полномочиями. А что? Бывают такие души, что без «гладия» не разберешься.

— Хорошо, — покорился Аквилин. — Я буду пользоваться твоей программой рекреации, если это поможет.

Они с Антонием всегда отлично ладили и быстро находили общий язык. И даже теперь, когда мозгоправ, говоря образно, прижал префекту яйца, Квинт не обижался. Раз так нужно для дела, что ж…

— Расскажи мне о своей личной жизни, Марций.

— Что?

Глубокие горизонтальные морщины прорезали лоб мужчины не столько от изумления, сколько от неожиданности вопроса.

— Ну, знаешь, штука такая есть — жизнь вне профессиональной деятельности? Эмоциональная привязанность к какому-то определенному человеку. Не к «Аквиле», не к кораблю, а к человеку, — попытался пошутить Антоний. — Нет, я совершенно серьезно, не смотри на меня, как на предателя. Я же не спрашиваю, кого ты трахаешь в вирт-поле, потому что у тебя там даже базовой персонификации нет. Ну, а как обстоит дело с людьми?

— Смотря с какими, — решил увернуться Аквилин.

— С живыми.

— Я иногда встречаюсь с гетерой Фелисией, но это отражено в моем досье.

Квинт пожал плечами, не понимая, что конкретно хочет от него мозгоправ.

— Да, я в курсе, — отмахнулся тот. — А еще у тебя три года назад были отношения с Велией из «жизнеобеспечения». Так что там с Фелисией? Ты любишь её?

Любить гетеру проще простого, она-то тебя любит без всяких сомнений. Так уж они устроены, эти счастливейшие существа во Вселенной, живущие исключительно чувствами и страстями. Вживленные в эмбрионы нано-чипы — тому залог. Они избавляют гетер от негативных побочных эффектов вроде ревности и собственнических чувств, они же делают рекреационный персонал — мужчин и женщин — имуществом.

«Точно так же, как имплант — лигариев, — подумалось префекту. — Впрочем, любить можно даже человека-имущество. Бывает всякое».

Но — нет, Квинт Марций относился к гетере, как к замечательному человеку, который в меру сил помогает ему расслабиться и получить физическое удовлетворение. Он любовался её совершенной красотой, восхищался профессионализмом, а в разлуке — немного скучал. Но любовью эти чувства не считались бы даже у самого непритязательного манипулария.

— Нет. Но разве это имеет какое-то значение?

— Вопросы здесь задаю я, достойнейший префект, — рассмеялся Антоний. — Ты — одинок, Квинт. Ты патологически одинок. И это уже диагноз.

Мужчины сидели в комнате, где абсолютно все предметы обстановки, стены, пол и потолок были белыми. А на стене-проекторе безостановочно шел густой снег.

«Наверное, так он решил подчеркнуть уникальность каждой человеческой личности, которая остается при любой генетической модификации», — подумалось Квинту. Красная форменная туника префекта и бледно-зеленая одежда психолога-особиста на белом фоне — отлично иллюстрировали эту простую мысль.

— Прописать тебе друга я не в состоянии, но моя «схема» должна помочь исправить ситуацию.

«Хорошо хоть не подсунул мне проклятого сцинка или ифранскую белку», — обрадовался префект.

Нет, он любил животных, но предпочитал смотреть о них научные фильмы или читать в книгах. Раздражение и смутную тревогу вызывали даже виртуальные рыбки, о чем, кстати, Антоний прекрасно знал.

— Думаешь, мы не ладим с навархом из-за моего… патологического одиночества? — насторожился префект.

Брать на себя всю вину за конфликт на «Аквиле» ему не хотелось. У Ливии тоже рыльце в пуху, если уж на то пошло.

— Не только, — уклонился от прямого ответа хитрый мозгоправ. — Факторов слишком много, но вирт-программа тебе необходима, как воздух для дыхания.

«А он, похоже, полностью убежден, что, приставив ко мне в вирт-поле „друга“, решит проблему, — немного удивился Квинт. — Что ж, заодно и проверим».

Сложнее объяснить тому же Луцию, почему его командир, всегда избегавший виртуальных развлечений, вдруг завел себе такую игрушку. Контубернал, конечно, разнесет новость по всей биреме, что не прибавит префекту популярности среди подчиненных, в тайне всегда гордившихся начальством с заскоком насчет вирта. С другой стороны, рекомендации психо-куратора — это не просто святое, это приказ.

— Кстати, а ты уже навестил Фелисию? — как бы невзначай полюбопытствовал Антоний.

— Некогда было. И… — тут он вспомнил к облегчению своему. — У гетер, вообще-то, траур по Пассии.

Куратор хмуро кивнул и сделал какую-то пометку в записях.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

— Кофе с кофеином.

Антоний снова хмыкнул и черканул в планшет. Его тонкое породистое лицо выражало крайнюю степень озабоченности.

— Всё так плохо? — с тревогой спросил Квинт.

— Честно?

— Разумеется.

— Моя схема — последнее средство. Если оно не поможет, ты больше никогда не взойдешь на борт «Аквилы», — жестко молвил мозговед, буравя претора взглядом.

— Только из-за того, что я не устраиваю оргий в вирт-поле и не переношу чужой бесцеремонности на личной территории? — взвыл Марций.

Впервые в жизни, если не считать совсем уж младенческих лет, Квинту Марцию захотелось разрыдаться от обиды. Навзрыд, в голос, но чтобы снова можно было броситься в объятия наставника Гая Ювентия, который всё всегда понимает, уткнуться носом в его колени и услышать долгожданные слова утешения и поддержки.

Но Антоний остался неумолим:

— Тебе придется много работать над собой, Квинт.

«Ну, Ливия, ты мне за это дорого заплатишь, — взвился префект, мгновенно вспомнив, кто виновник всех бед. — Берегись! Если я пойду ко дну, то и тебя за собой утащу! Сука!»

Человек, как говорится, предполагает, а высшие силы располагают. Вот и лары с манами распорядились так, чтобы встречи с гетерой Квинту Марцию избежать не удалось. Фелисия сама нашла его. Догнала, окликнула и, обернувшись на знакомый голос, он угодил в её объятия. Теплые губы, чуть сладковатый на вкус язык, тонкие, но сильные пальцы, скользнувшие в короткие волосы на затылке — Фелисия была сама воплощенная нежность.

— Ты чем-то опечален, милый мой? — спросила женщина.

— Не всё складывается так, как хотелось бы, — дипломатично ответил Квинт. — Разве ты не готовишься к церемонии?

— Это будет потом, а я так соскучилась. А еще мне приснился дурной сон про тебя. Хотела убедиться, что с тобой все хорошо.

— Убедилась?

На словах вышло грубовато. Зато тело отозвалось на Фелисию положительно и убедительно.

— У тебя всё нехорошо, неладно, неспокойно. Я чувствую твой непокой, — шепнула гетера ему на ухо, ласково прикусив мочку. — Тяжело пришлось?

— Очень, — честно признался Квинт.

— Идем ко мне, — тут же предложила гетера.

— А удобно будет?

Женщина с притворным ужасом округлила свои прекрасные зеленые очи и возмущенно зашипела:

— Еще один знак неповиновения, Аквилин, и позову на помощь Вербену и Делфину. Втроем мы с тобой справимся, упрямец.

Коннекторская станция Цикута по сути являлась единственной полноценной жилой базой во всей системе Вироза. Маленькие форпосты на планетоидах, где каждый квадратный метр экономят, не в счет. Поэтому рекреации здесь был отведен целый сектор — эдакий город в городе — со своей спец-администрацией, службой вигилов и псих-контролем.

Оказалось, Фелисия к этой встрече готовилась самым тщательным образом: интерьер комнаты для свиданий отвечал всем эстетическим запросам командира манипулариев «Аквилы». А главное — его психопрофилю. Никаких проекций, никаких голограмм, никаких резких подсветок, только замкнутое уютное пространство, прохладный воздух, теплые одеяла и несколько настоящих свечей. В их мягком освещении бархатная кожа Фелисии мерцала каким-то волшебным внутренним огнем, и в нем, точно в тигле у ювелира, медленно таяли все тревоги Квинта Марция.

Уже засыпая, на грани сна и яви, он слышал убаюкивающий шепот гетеры:

— Спи, милый мой, спи. Отдыхай и не думай ни о чем. А я буду рядом, я никому не дам тебя тревожить. Спи…

И как только женщина прижалась к его спине, Квинт тихо скользнул в черные глубины, где ждала его стремительная «Аквила», ультрамариновая и парящая в пространстве между звезд. И её ни с кем не нужно было делить.

***

«Столько народу вокруг, а морду набить некому, — любил говаривать Марк, второй по старшинству из братьев-Ливиев. И ржал при этом, как конь, подмигивая сестрам. — И нечего морщиться, салажоночки вы мои. Когда окажетесь на дальнем рубеже, поймете, в чем соль».

Прав оказался братец, на все сто прав. Людей вокруг немеряно, настроение — поганей некуда, аж кулаки сводит, а безнаказанно сорвать гнев не на ком. Торпедой выскочившая из секции псих-контроля Ливия в бесконечных лабиринтах станции Вироза чувствовала себя каким-то микробом, и это в лучшем случае. Чувство, никогда не беспокоившее наварха на борту биремы. В любой момент дня или ночи рядом всегда была «Аквила» — и Фиделис. Аквилина не страдала от одиночества, что бы там ни говорил на этот счет льстивый бездельник Антоний!

А куратор много чего говорил. Например, о том, что наварху необходима психо-коррекция, эмоциональная разгрузка и прочая мозговедческая ересь. Все командиры кораблей одиноки, это норма, а не новость. Можно подумать, что вирт-симуляции, прописанные доктором, действительно помогут терпеть Квинта Марция! «Единственное лекарство, которое мне действительно необходимо — это хорошая порция яда, чтоб решить проблему префекта раз и навсегда», — подумала Ливия, но вслух возражать, конечно, не стала. Симуляции так симуляции. В конце концов, все эти тесты и диагностики тоже можно обмануть. Не говорить же Антонию прямо, что наварх не верит в его, помилуйте, лары, «научные» методы!

Бесполезная трата времени, но, пока «Аквила» находится в доке, Ливии все равно надо чем-то себя занять. Почему бы не отдыхом в вирте?

— Но только после реального отдыха, — сказала сама себе наварх и, присев на скамейку в «зеленой» зоне, включила свой планшет:

— Вызвать девятую ремонтную секцию. Главного инженера. Марк Фабриций?

— Ливия! — радостно помахал ей тот с экрана. — Я слышал, что «Аквила» вернулась, но не ожидал видеть тебя так скоро.

— Когда ты сменяешься?

— Через три с небольшим часа… А что? У тебя есть планы на вечер, Аквилина?

— На вечер и на тебя, — кивнула Ливия. — Если не возражаешь, то встретимся на «Аквиле». Я привезла тебе подарок, кстати.

— Мне тоже есть, чем тебя порадовать, Ливия, — загадочно усмехнулся Фабриций. — Я приду. Конец связи.

По примеру большинства навархов, Аквилина не видела объективных причин для вступления в постоянное партнерство. Большая часть жизни командиров проходит на борту их кораблей, и у Ливии не было даже какого-то помещения на станции, где можно остановиться на ночь, не говоря уж о жилье. Да и зачем? Каюта на «Аквиле», может, и уступала размерами жилым блокам станции, однако Ливии вполне ее хватало. Там имелось все необходимое: койка, санузел, рабочая зона, место для хранения личных вещей и даже уголок для домашнего любимца. Чего еще желать-то? Вот только с интимной жизнью возникали некоторые сложности.

Устав однозначно не запрещал старшим офицерам вступать в близкие отношения между собой, однако появление на борту парочек, а также троечек и четверок не поощрялось. На каком-то другом корабле — возможно, но не на образцовой «Аквиле». Как и все прочие члены экипажа, офицеры прибегали к услугам службы рекреации, но наварху этот путь был заказан. Эмоциональные привязанности никто не отменял, а последнее, что допустила бы Ливия — это собственную влюбленность в гетеру или амикуса. Негоже оставлять такую лазейку для влияния на решения командира. Единственный любимчик, который был допустим для Аквилины — это ящер Фиделис, и то по причине полной его неподкупности.

В итоге, как и поколения навархов до нее, Ливия завела себе любовника «на берегу». Но не безмозглого амикуса, с которым и поговорить-то не о чем, а нормального, подходящего по статусу офицера инженерной службы. Марк Фабриций был приятен в общении, умен, разносторонне развит, занимал далеко не последний пост в своей структуре, к тому же обладал привлекательной внешностью. С физической точки зрения он тоже вполне устраивал Ливию. Конечно, ожидать от инженера изысканных приемов, входящих в арсенал рекреационной службы, не приходилось, однако наварху Аквилине вполне хватало обычного здорового секса. Без ухищрений и извращений.

Немаловажным доводом в пользу продолжения отношений было и то, что Марк Фабриций являлся не только приятным, но и выгодным любовником. Дружить с инженерами вообще полезно, а с главными — полезно вдвойне. Особенно если ты хочешь, чтобы твой корабль обеспечивался всем необходимым полностью и в срок. Вот и теперь Аквилина предвкушала не только удовольствие от свидания, но и очередную хитроумную новинку, которую Фабриций наверняка приготовил, чтобы порадовать подругу.

Марк же в ответ получал все те технические трофеи, которые в изобилие доставались наварху после очередного сражения. Иные узлы и схемы вражеских кораблей поражали своей необычностью. Фабриций сам не свой становился, когда в его руки попадала какая-нибудь хитрая деталька, нестандартно использованная так, как ни одному республиканскому инженеру и в голову не придет. Коллекция Марка постоянно пополнялась силами его подруг (Ливия прекрасно знала, что она не единственная его любовница). Нанося визит Фабрицию в его обители, Аквилина чувствовала себя так, словно проходила минное поле на крейсерской скорости. Поэтому свидания всегда проходили на «Аквиле». У себя в каюте наварх, по крайней мере, точно знала, куда можно наступать, где допустимо сесть, а где лечь, чтобы ненароком ничего не разбить или самой не убиться.

У Ливии была пара часов, чтобы подготовиться к приему гостя. За три года, что они встречались, она изучила вкусы Фабриция так же, как он изучил ее предпочтения. Кроме технических головоломок Марк любил синий траянский чай и не любил, когда Фиделис подглядывает. Поэтому наварх накрыла террариум ящера специальным покрывалом, едва лишь ей доложили о том, что главный инженер седьмой ремонтной секции поднялся на борт.

— Привет, — сказала она, подставляя щеку для поцелуя. — Вижу, ты принес мне конфетку, Марк.

— «Аквиле», а не тебе, хотя это одно и тоже, — рассмеялся Фабриций, помахивая своим планшетом. — Ага, вижу, глаза-то разгорелись! На, погляди, а я пока похозяйничаю… Где мой чай?

— Там же, где всегда, — отмахнулась Ливия, приникая взглядом к планшету. — О! Ого! Вот это… Ну, ничего себе! Эти схемы увеличат производительность реактора на…

— Пять процентов тут, три процента там… — позвякивая посудой, хмыкнул инженер. — Но в сумме выйдет неплохо. Знал, что ты оценишь.

— Оценю? — просияла Аквилина. — Да ты гений, Марк! Клянусь, я умыкну тебя к себе на борт и буду держать на золотой цепи.

— Ну, для меня это не станет повышением, — возразил Фабриций, обнимая ее сзади за плечи. — Кроме того, тогда нам нельзя будет вместе спать, а это уже совсем грустно. Секс или чай?

— Секс, — решила Ливия, снимая тунику. — Потом чай, а потом — снова секс. Я соскучилась.

— Лгунья, — беззлобно погрозил ей пальцем любовник. — Ты никогда не скучаешь. И потом… у тебя же был твой Божественный Ацилий в пределах досягаемости. Неужели…

— Не тронь святое! — пресекла болтовню наварх и заткнула ему рот поцелуем.

Как бы там ни было, а она действительно немного скучала.

И, разумеется, сообщение Антония — напоминание о сеансе вирт-симуляции — пришло в самый неподходящий момент. Ну, в один из неподходящих моментов, если точнее.

— Благие лары! — с досадой простонала Ливия. — Почему мне нельзя придушить этого мозго… мозгоеда!

— Время принимать лекарство? — чуть насмешливо осведомился Фабриций и принялся нашаривать на полу свою тунику. — Эй! Не пинайся! Позвони он на десять минут раньше, и я бы сам его придушил. Но ведь ты уже насытилась общением, верно?

— Сексом — да, общением — нет, — вздохнула наварх. — Но эти… процедуры — не пожелание, а прямой приказ. Претор не выпустит нас с «Аквилой» в пространство, пока Антоний не даст «добро». Так что…

— Похоже, на этот раз Марций действительно тебя достал, Терция, — заметил Марк, одеваясь. И почти всерьез предложил: — Что, если мне поговорить с ним?

— Как инженер с префектом? — фыркнула она. — Или как? Что ты скажешь — перечислишь ему мои родинки? Или пожалуешься на запах от домика Фиделиса?

— Он еще и шуршит, твой ящер. И воняет, — заметил Фабриций. — Ну… — присев на койку, он погладил наварха по голому плечу: — Я мог бы объяснить твоему префекту, что ты не всегда такая уж злюка. Что ты тоже бываешь милой. Иногда.

— Только не в рейде, — женщина насмешливо пихнула любовника в бок. — Если я буду милой на мостике, а тем паче с префектом, он вообще мне на шею сядет.

— Как знаешь, Ливия, — пожал плечами он и быстро поцеловал ее в щеку. — Мне пора. Когда изучишь спецификации, дай мне знать. А я уж позабочусь, чтобы «Аквилу» поставили в мою секцию. Vale, Аквилина!

— И тебе не болеть, — проворчала Ливия, запирая за ним двери. — Ну, что ж… Поглядим, что за экзекуцию уготовил мне добрый доктор Антоний.

Впрочем, надевая обруч вирт-транслятора, она не была так уж недовольна. В конце концов, вряд ли куратор отправит сознание наварха в путешествие по парфийским камерам пыток. Оргий и чудовищ от Антония тоже не дождешься. Разве что…

Но нет, ничего экстраординарного: умиротворяющий шелест листвы, журчание… Что там, река, что ли? Ливия скептически наморщила нос, но в целом программа показалась довольно привлекательной. Во всяком случае, войти все равно придется.

— Буду птицей, — решила она. — О! Вороной! Карр-карр, Антоний!

И шагнула… нет, взлетела с ветки, с неожиданным удовольствием ощущая упругое сопротивление воздушных потоков, становящихся послушными под ударами ее крыльев.

А какой еще персонаж могла избрать наварх звездной биремы, коли уж ей предоставили выбор?

***

Фелисия разбудила его в условленное время, напоила каким-то ароматным настоем и попыталась уговорить остаться, но Квинт решил обязательно вернуться на «Аквилу».

— У меня еще есть дела, — отрезал префект и чуть не добавил циничное «Развлекайся без меня», но вовремя прикусил язык. — Мы еще увидимся и не раз. Бибул сказал, «Аквиле» нужен отдых.

Гетера искренне обрадовалась.

— Я буду в полном твоем распоряжении все это время, если хочешь, — предложила она.

— Не нужно из-за меня ломать свой график, — отрицательно покачал головой Квинт, отмечая её почти неуловимый вздох облегчения.

Осталось только ласково чмокнуть женщину в уголок губ на прощание и удалиться, что префект и сделал.

И пока с тремя пересадками добирался к причальным секциям, он успел скачать пару новых книг и получить от Антония напоминание о первом сеансе. Или мозговед решил подстраховаться, или подозревал у Марция легкую форму склероза.

«Да чтоб тебя!» — бессильно ругнулся префект, но сразу же после душа улегся поудобнее, надел обруч и установил программу куратора.

Ничего сложного от подопечного (Квинт старался даже мысленно не произносить слова «пациент») не требовалось: выбрать персонажа из скромного ряда — мужчину (светлокожего или темнокожего), женщину (блондинку или брюнетку), четвероногое животное (собаку или кошку), а еще птицу трех разновидностей. Марций без колебаний выбрал стандартного светлокожего мужчину, чуть устыдившись всякому отсутствию у себя склонности к экспериментам.

И посетовав: «Ну, никакой фантазии у тебя», шагнул в… комнату, погруженную в уютный сонный полумрак. Окна закрывали полотнища плотной ткани, но в узкие зазоры проникал свет, и его лучи красиво пронизывали недвижимый воздух. Толстый ковер на деревянном полу, тяжелое кресло без спинки, зато с подушечкой для седалища, полки вдоль стены, заполненные множеством разнообразных предметов — каких-то шкатулок, больших и маленьких картинок, фигурок животных и людей.

На поверхности атмосферных планет Квинту Марцию бывать приходилось нечасто, и только во время отпуска. Но реабилитационный комплекс это не то же самое, что частное жилище. И предпочитал Аквилин не посиделки в клубах, но активный отдых на природе.

Появившись на свет в Колонии Корона под куполом Медиа, Квинт питал ностальгическую слабость исключительно к видам озаренных местным солнцем черных скал, рвущихся в небо из тяжелых красных песков. Атмосферные планеты по-своему прекрасны, но детские впечатления все равно сильнее и ярче.

Кресло стояло возле приспособления, в котором начитанный префект почти сразу узнал архаичный очаг.

— Интересно, а можно ли разжечь огонь?

И тут же понял, что можно. Мысль Квинту понравилась, но торопиться с исполнением он не стал. Сначала нужно осмотреться. Он обошел небольшой круглый стол с вазой, полной срезанных растений. Понюхал — пахнут. Затем с некоторой опаской присел в кресло, тихо скрипнувшее под весом взрослого мужчины.

Меньше всего Квинт ожидал от куратора чего-то подобного. А ведь столь искусная иллюзия обошлась бюджету Цикуты в кругленькую сумму.

Значит, дела обстоят куда как серьезно, и Антоний отнюдь не пугал вероятной отставкой, подумалось префекту, но как-то отстраненно, словно речь шла не о нем самом, а о ком-то постороннем.

На полный обход дома ушло достаточно времени, чтобы оценить грандиозность мозговедского проекта. Десяток разных по интерьеру и предназначению комнат, которые предлагалось впоследствии обследовать подробно. Окна, частично зашторенные, но большей частью открытые, выходили в сад, полный плодовых и декоративных деревьев. Квинт из любопытства выглянул в один из проемов, но небо пряталось за густой облачностью.

— Какое приятное место, — не мог не признать он.

Теперь-то понятно, почему Иллюзорный Мир был любимейшим развлечением и отдыхом всех, кто жил и работал в пространстве на станциях и кораблях. Ни игры, кстати, и ни секс, хотя и то, и другое, в общем-то, поощрялось руководством. У половины манипулариев на «Аквиле» имелись не только живые партнеры, но еще и несколько связей в вирт-поле, разных по форме и содержанию.

Но если остальные пользователи занимались совершенствованием своего личного Мира, то Квинту вменялось в обязанность изучать уже созданную куратором модель. Интригующе, ничего не скажешь. Своего рода приключение, если уж на то пошло.

— Спасибо тебе, Антоний. Чего не ожидал, того не ожидал.

Конечно, всегда можно напомнить себе, что у Антония работа такая и полный личностный профиль на Марция перед глазами, но с домом, полным загадок, мозговед своему подопечному угодил.

Квинт вернулся в самую первую комнату, там полежал на кушетке, переложив подушки, как ему больше нравится, на пробу повертел в руках статуэтку собачки — из архаичной керамики, покрытую глазурью. Её тяжесть в ладони, неидеально гладкая поверхность, мелкие детали, вроде розового носа, коричневых глазок и нарисованных тоненькой кисточкой вибрисс на вытянутой морде — странным образом утоляли сенсорный голод. А главное — за почти два часа своеобразной терапии префект ни разу не разозлился на Ливию. Отличное начало, решил он. И отключился от вирт-поля с нескрываемым сожалением.

 

Глава 6

Визит доктора на дом — практика, столь же архаичная, как и естественные роды, и доступна разве что патрициям. И — старшим офицерам биремы, которая никуда не полетит, пока психо-корректор не подтвердит их адекватность. Тут бы гордиться исключительностью и вниманием к своей персоне, однако Ливии сейчас только куратора на борту не хватало. Но принимала она Антония со всей любезностью, на которую была способна.

— Осторожней, Луций Антоний, тут у нас сварочные работы, — только и успевала наварх предупреждать доктора. — Пригнись! И не споткнись — здесь снят участок палубы!

Куратор демонстрировал невозмутимость и спокойствие, однако наметанный глаз наварха отмечал, конечно, что «эскулап» дергается. Иногда — даже сильно. Впрочем, с непривычки кто угодно задергается, попав на корабль, на котором полным ходом идет модернизация половины систем.

— Мы постарались максимально использовать эту передышку, — вещала Аквилина с оттенком гордости, широкими взмахами указывая на суету на палубах. — Берегись!

Мимо наварха рысцой проскакала группа сотрудников инженерного, нагруженных запчастями и инструментами. Как деловитые насекомые, они проворно копошились в своем развороченном «муравейнике», а Ливия при этом чувствовала себя кем-то вроде муравьиной царицы.

— Впечатляет, — признался Антоний. — А как продвигается твой собственный «ремонт»? Ты же знаешь, что тебе нельзя пропускать визиты ко мне, однако…

— Оглядись, Луций Антоний! — воззвала к разуму доктора наварх. — Я чашку кофе, и ту выпиваю на бегу, не говоря уж о походе к врачу.

— Поэтому я и пришел сам, — вздохнул психо-корректор. — От вас, флотских офицеров, ждать пунктуальности так же бессмысленно, как и от армейских. Итак?

— Пойдем в мою каюту. Не выворачивать же мне душу наизнанку прямо посреди толпы ремонтников! — фыркнула Ливия, понимая, что отвертеться не удастся. — Сюда.

— Приятное… э… жилище, — заметил Антоний, с трудом протискиваясь в каюту наварха. — Эти двери всегда наполовину открыты?

— Извини, — наварх отжала одну из створок плечом, что пройти самой. — Вторичные системы отключены на время ремонта. Это создает некоторые неудобства, но ничего серьезного… Чаю? У меня есть запас траянского синего чая специально для особых случаев.

— Не стану покушаться на привилегии Марка Фабриция, — усмехнулся доктор, демонстрируя полную осведомленность о личной жизни подопечной. — я не отниму у тебя много времени… Посмотрим, — подключив свой транслятор, он вошел в вирт-поле. — Ага! Судя по истории твоих входов, ты, по крайней мере, не игнорируешь мои предписания и делаешь это регулярно. Похвально, Аквилина, весьма похвально. Но ты так и не сменила персонажа.

— Меня вполне устраивает побыть немного птицей, — пожала плечами женщина. — А чего еще ты от меня ждал?

— Возможно, сюрпризов. Попытки экспериментировать. А?

— Луций Антоний, я родилась, чтобы летать. В пространстве эту возможность мне дает слияние с «Аквилой», а здесь, на станции, благодаря твоей программе, я теперь тоже это могу. Спасибо тебе за это. Но…

— Ты не видишь прогресса, Аквилина, — понимающе кивнул Антоний. — Не огорчайся, зато я его вижу. Могу обнадежить тебя — твой психо-профиль изрядно выровнялся за последнюю неделю. И говорят, что ты уже не так резка с префектом.

— Хех, — фыркнула Ливия. — Мне некогда быть с ним резкой, если хочешь знать. Мог бы и не посылать шпионов, чтобы это выяснить! Сейчас у меня полно работы, кроме того…

— Марк Фабриций под боком, — усмехнулся доктор. — Не уверен, что понимаю, почему ты предпочитаешь инженера профессионалу-амикусу. Неужели это чувства, Ливия?

Наварх хихикнула, оценив шутку.

— Ага, чувства. Если бы ты видел спецификации систем, которые сейчас монтируют подчиненные Марка, ты бы мои чувства понял. Но хватит болтовни, Луций Антоний. Твой вердикт?

— Я уже отметил твой прогресс, Аквилина. Такими темпами…

— Переоснащение «Аквилы» будет полностью закончено через полторы недели, — перебила его женщина. — Еще пару дней можешь накинуть на окраску и полировку обшивки. А дальше…

— Дальше ты начнешь беситься, а вместе с тобой — и большая часть экипажа, — вздохнул психо-корректор. — Я же говорю: вы, флотские, невыносимые пациенты.

— Претор приказал мне быть хорошей девочкой, и я стараюсь соответствовать, Луций Антоний. Полторы недели. Разве этого мало? — она просительно заглянула ему в лицо и даже ладони сложила, словно в мольбе: — Я с самого лицея столько времени не проводила в вирте!

— Закончишь ремонт, и посмотрим, — отрезал Антоний. — Не надейся, что я выпущу тебя в пространство только ради твоих прекрасных глаз, моя дорогая. Проводи меня, пока я не переломал себе все кости на твоем корабле!

— Прошу, — мурлыкнула Ливия, пряча довольную улыбку. Что бы там не говорил куратор, а улыбки, взгляды и взмахи пушистых ресниц действуют даже на него.

***

Ради того, чтобы поплавать в бассейне легионерского клуба, стоило отправиться на другой конец станции, потратив на дорогу целых два стандартных часа. Пятидесятиметровая голубая дорожка уже не первый раз снилась Квинту, и как только закончилась очередная смена, префект отправился получать свою порцию релакса, массажа, сплетен и других офицерских развлечений. Он заслужил отдых, сообразный своим вкусам.

— Господа, — Квинт с порога отсалютовал офицерам, собравшимся в легионерском клубе.

И был встречен пусть не овациями, но с нескрываемым энтузиазмом.

Бибул нисколько не погрешил против истины, когда говорил, что восемь высших офицеров из десяти, служащих в системе Вироза, происходят из славной фамилии Марциев. В легионерском клубе Цикуты собрались по сути родственники, относительно близкие и достаточно дальние, происходящие от разных ветвей могучего семейно-генетического древа, однако носящие единое родовое имя.

Где еще, как ни в клубе, встречаться после возвращения из патрулирования на станцию людям, рожденным, чтобы руководить другими? Здесь собирались равные, оставляя за высоким порогом бремя власти и ответственности.

— Привет тебе, Аквилин! Мы уже все заждались, — голос у Марции Альбы звенел громче пожарной сирены.

— Сестричка, — улыбнулся Квинт, распахивая дружеские объятия командиру манипулариев со «Стригеса». — Ох! Ребра мне сломаешь, бешеная!

Белокурая центурионша на полголовы выше Квинта расхохоталась, но борцовскую хватку ослабила лишь для того, чтобы швырнуть префекта в бассейн и прыгнуть следом.

— Догоняй, красавчик!

Они честно сделали заплыв на пятьсот метров, и Квинт благородно уступил полкорпуса Альбе. Чтобы затем отдаться в умелые руки массажиста.

Марция устроилась рядом с самым загадочным видом и жарко зашептала:

— Ну, давай рассказывай про лигариев. Какой он?

— Кто? — не понял Квинт.

— Гай Ацилий, конечно.

Честно говоря, у префекта «Аквилы» образ опального патриция успел основательно выветриться из головы. Всё навалилось скопом — внеплановый, но обширный ремонт на биреме с неизбежной отладкой взаимодействия всех систем, странная терапия Антония и еще множество неотложных дел, коих у офицера такого ранга всегда в достатке. Не до лигариев ему было. Но сопротивляться обаянию Альбы — выше человеческих сил.

— Разумеется, он — умен, обаятелен и очень, специально подчеркиваю, очень хорошо воспитан, о моя терпеливая сестра, — сообщил Квинт во всеуслышание, но потом не преминул шепнуть на ухо родственнице. — Способен угнать пиратскую миопарону и напиться в компании с Той Самой Фортунатой. Страшный человек. Берегись его, моя Альба.

Женщина хищно облизнулась.

— Твоюцентурию, как же я тебе завидую! За одним столом пил с Самим Ацилием. Из одного, можно сказать, виночерпия причастился, — ворковала Альба, разглядывая «старого доброго» Квинта Марция так, словно узрела его впервые.

— Ох! И ты туда же? Вот уж не знал, что венок мученика за убеждения придает человеку такую значимость.

«Ох!» относилось, разумеется, к массажу.

— Ты — зануда! Ладно, забудь про Куриона, — сжалилась Альба, легонько щелкнув собеседника по носу. — Пошли, лучше мячик покидаем. Наши зовут.

Два её брата — такие же громогласные платиновые блондины и балаболы, одновременно похожие и совершенно разные по характеру — в четыре руки содрали Квинта с топчана.

— Луций! Секст!

Один командовал на триреме, другой сделал карьеру преторианца. Но в клубе оба вели себя так же, как во времена учебы, когда Квинт Марций с тремя Альбами считались первейшими нарушителями дисциплины.

— Давай, давай! Шевелись! А то зачахнешь со своим книжками, ремонтом и навархом, — веселился Луций, так и норовя сделать Квинту хитрую подсечку.

— Помирился с Ливией? — сразу же встрял преторианец.

— Все-то ты знаешь, Секст.

— Работа у меня такая, дружище-Аквилин.

В таком давно сыгранном составе игра против четверки центурионов с военного транспорта «Плацид» задалась с самого начала. И если бы не провокационные щипки Марции, коими центурионша время от времени удостаивала поджарую задницу префекта, то лучшего времяпрепровождения и не придумаешь. А то ведь у кое-кого не пальцы, а клещи!

— Так как с Ливией? — не унимался Альбин, отдавая пас брату.

На Цикуте хрен утаишь такую роскошную новость, как скандал между навархом и префектом «Аквилы».

— Мы очень-очень вежливы друг с другом.

— Спроси у Луция, как с Гаем Варием договариваться пришлось. Он тоже не подарок, скажу тебе.

Вместо ответа Квинт пробил Плацидинам злые три очка.

И помянутая всуе Ливия Терция тут же напомнила о себе тревожным звонком на планшет.

— Срочное совещание у Бибула, Квинт Марций. Поторопись… пожалуйста.

Демонстративная вежливость стала новой и, по словам куратора, позитивной ступенью в отношениях двух ментатов. И шагом к выздоровлению.

— Принято. Буду через полтора часа… Спасибо.

Всю дорогу в центр управления Квинт продремал. Вряд ли претор ждет их в своем кабинете, чтобы взять под стражу. Остальное — пустяки.

***

На этот раз претор был немногословен, деловит и не только чаю не предложил, но даже присесть не пригласил. Водопад за его спиной по-прежнему безмолвно грыз скальный уступ, с которого так красиво падал.

— Ливия, — коротко бросил Бибул вместо приветствия. — Скажи, «Аквила» в состоянии летать?

«Ого! Надо полагать, наш „больничный лист“ закрывается? — подумала Аквилина. — В состоянии ли она летать… Хороший вопрос! А это ничего, что бедняжка наполовину… выпотрошена?»

Но высокое начальство никогда не интересовали такие незначительные подробности. Уж это Ливия затвердила накрепко еще в первые годы службы. Как поется в старой легионерской песне, «на раны плюнь — не до того!» Вопрос претора был риторическим и предполагал только один ответ — согласие.

— Летать она может, — осторожно ответила наварх и покосилась на префекта, дескать, поддержи, если что: — Но, как известно претору, модификация систем и перевооружение корабля в самом разгаре. Нам необходима по меньшей мере неделя, чтобы…

— У вас есть сутки, — перебил ее претор. — В лучшем случае — 30 часов.

Неожиданно для себя самого Квинт Марций, вместо привычной досады, почувствовал некий азарт. В конце концов, главный на корабле всегда наварх, это такой же объективный факт, как сохранение телом скорости движения, и по величине, и по направлению, когда на тело не действуют никакие силы.

У Ливии дернулась щека. Субординация субординацией, но существует еще и здравый смысл. Работы, рассчитанные на 170 стандартных часов, нельзя завершить за 30. Просто потому что нельзя. А если командование упорствует, следует напомнить ему значение слова «невозможно». Невозможно требовать от недоукомплектованного корабля той же прыти, как если бы бирема только что сошла со стапелей.

— Претор! — начала Ливия. — Со всем уважением напоминаю, что «Аквила» — не прогулочная барка. Если перед моим кораблем ставится боевая задача, я должна быть уверена в том, что состоянию этого корабля можно доверять. Для протокола, претор: я — не уверена.

— А ты что скажешь, Квинт Марций? — внезапно повернулся Випсаний к префекту.

— Если перераспределить нагрузку на системы жизнеобеспечения и ограничиться только самым необходимым… — префект вопросительно глянул на наварха. Мол, не рискнуть ли нам в кои-то веки? Теперь бы еще узнать, ради чего вдруг такая спешка и срочность.

— Я так понимаю, вопрос не праздный. Обрисуй суть проблемы, претор. Куда летим-то?

— Как вы знаете, ситуация в нашем секторе такова, что все корабли должны быть сосредоточены вблизи границы, — Випсаний включил проекцию звездной карты системы Вироза. — К сожалению, шахтеры на Карбоне-Три не могли выбрать лучшего момента, чтобы перестать выходить на связь. Я не считаю целесообразным снимать с боевого дежурства другие суда. В конце концов, Карбон-Три находится в стороне от торговых путей и военных форпостов, это мирный, хоть и отдаленный промышленный объект, не представляющий ценности в стратегическом смысле. От вас требуется отправиться туда, выяснить обстановку и оказать помощь шахтерам, если понадобится.

- Жопа мира, — одними губами шепнула Ливия, внимательно разглядывая карту. Если честно, то предыдущая проекция, с водопадом, ей нравилась гораздо больше.

Квинт Марций одобрительно хрюкнул, всецело соглашаясь с точностью формулировки наварха. Она права, в галактике немало затерянных уголков, но шахты на Карбоне-Три входят в лидирующую тройку таковых.

- Насчет всего мира не скажу, но в системе Вироза Карбон-Три, определенно, не занимает центрального положения, — ухмыльнулся претор. — Итак, Ливия. Дотянет «Аквила» до Карбона или мне отправить вас всех в отпуск на Колонию Траяну, чтоб вы на пляже понежились?

Собственно, префекта интересовало лишь одно: какое решение примет наварх и что пересилит в ней — желание отличиться или отдохнуть? И от его, Квинта Марция, рожи, в том числе. Можно даже ставку сделать, шутки ради.

Касательно же отдыха на Траяне… Квинт дал себе ровно полторы минуты на «помечтать всласть» и в мельчайших деталях представил, как отправился бы в пешее путешествие через знаменитый Ганнибалов хребет. В одиночку, с ножом, топориком, зажигалкой и палаткой. Эх, мечты, мечты!

«Что я там не видела, на той Траяне? Чая их мерзкого, что ли?» — подумала Ливия, позволив себе на миг допустить, что претор всерьез заикнулся насчет отпуска. Хотя Марк Випсаний, разумеется, ничего такого всерьез не предлагал. Просто фигура речи. А что до полета…

Осмотрительный наварх и заботливый командир в душе Аквилины хором завопили: «Какие, к воронам, полеты! Да мы развалимся по дороге!» Внутренняя же пилотесса восторженно взвизгнула: «Лететь! Лететь, и плевать на всё!» Воистину, здесь, на станции, Ливия ощущала себя не просто на привязи, а скованной по рукам и ногам.

— Заманчивое предложение насчет пляжей, — улыбнулась она. — Но я полагаю, что мы найдем способ оптимизировать состояние корабля так, чтобы «Аквила» смогла добраться до Карбона-Три и починить шахтерам антенну. А так же погрозить пальчиком и утереть сопли. Разреши выполнять, претор?

Квинт снова выиграл у самого себя десять денариев.

— Ваше задание, — Випсаний протянул ей конверт с вирт-картой. — Выполняйте. Свободны!

Они молча вышли из административного корпуса и сели в кабинку монорельса. И только тут Ливия изволила отомкнуть уста:

— Полагаю, нашу… терапию… можно считать временно прерванной. Антоний будет разочарован.

Хотя, если признаться самой себе откровенно, терапия не оказалась чем-то таким уж обременительным. Наоборот, даже приятно. Интересно даже.

— Думаю, он так просто не сдастся и пришлет инструкции, — кивнул Квинт.

За последние дни он как-то стремительно разучился говорить с навархом на отвлеченные темы. Только — на рабочие.

Тонкие пальцы Ливии порхали над планшетом. Женщина погрузилась в вычисления.

— Придется сократить численность экипажа как минимум на треть, — через некоторое время изрекла наварх. — Без гетер и амикусов мы обойдемся, но вот то, что половина младших офицеров в отпуске, меня беспокоит.

Это означало, помимо всего прочего, не только отсутствие страховки, но и сокращение часов отдыха. Особенно не разгуляешься по виртуальному миру, когда тебя некому сменить на мостике.

Чтобы не утомлять пассажиров монотонным видом внутренних стенок транспортного тоннеля, на окна проецировалось какое-то танцевальное шоу — артисты в умопомрачительных перьях отплясывали что-то на редкость потешное.

— У меня две центурии и не думаю, что есть острая необходимость отзывать людей из отпуска. Уверен, мы с тобой распределим вахты и не подеремся.

Присутствие Ливии префекта почти не раздражало. Нет, не раздражало. Ну, разве что, совсем чуть-чуть.

Ливия посмотрела на него искоса и ничего не сказала.

Некоторое время она размышляла, покусывая губу и хмурясь, а потом вызвала своего Фабриция:

- Марк, наше чаепитие придется отложить. Через 29 часов «Аквила» должна быть готова к вылету.

Мужественное лицо инженера на экране планшета перекосило, то ли от возмущения, то ли в него искра от сварки попала:

- Милая моя, ты сдурела? — огрызнулся он: — Через 48 часов ты сможешь выйти из доков и летать, но недалеко и хреново. Не раньше.

- Марк Фабриций, я не одна — это во-первых, — прошипела Аквилина, багровея: — А во-вторых, если кто и сдурел, то не я. Это приказ. 29 часов, и меня не волнует, как ты это сделаешь. Конец связи!

Все позитивные эффекты от терапии Антония у наварха как рукой сняло. Сомнениям и возражениям против полета тоже места не осталось. Если претор сказал: «Надо!», отвечать полагается: «Так точно!» И не всяким там инженерам рассуждать, полетит «Аквила» или не полетит. Куда она денется, в конце концов. А что до Марка Фабриция… невелика потеря!

«Вот и нет больше у нашего наварха любовника», — без малейшего злорадства отметил Квинт Марций, придав себе вид отсутствующий, будто не слышал разговора и вообще находился мыслями где-то далеко-далеко.

И все же, на месте Марка Фабриция он бы обиделся. Если, конечно, допустить призрачную возможность, что они бы с Ливией… Абстрактно, в целом, такие женщины Квинту нравились, но конкретно Ливия Терция… Темноволосые и стройные, с точеными, чуть нервными чертами лица, длинной шеей, узкими запястьями и высокими скулами — да, возбуждали. Но не наварх «Аквилы». Только не она!

Марций резко дернул головой, как будто получил пощечину. Терапевтический эффект от программы Антония внезапно ослаб.

— Запечатаем часть жилых помещений, — рассуждала Ливия так, словно продолжала разговор. — Гнею Помпилию с его птичником придется поскучать на станции. Астрогация… пожалуй, можно будет обойтись двумя астрогаторами. Но инженерный я сократить не могу никак! — и остро глянула на префекта: — Две центурии, ты сказал. Им придется потесниться. Но в случае экстренной ситуации ты можешь взять моих вигилов, — и пробурчала тихонько: — Им это, похоже, по вкусу придется.

«О как! Кажется, у Гнея Помпилия сдох только что последний аптерикс, его разлюбезная Малышка! — от изумления перед внезапной, хоть и принужденной щедростью наварха Марций задержал дыхание. — Сама! Предложила! И кому? Мне! Ну, или Фиделис оказался самочкой!»

— Высадим контуберналов и прочих стажеров с первогодками… — продолжала изрекать в пространство Ливия. — Я вполне обойдусь без Флавия какое-то время. Заодно и за Фиделисом присмотрит. Да, — и кивнула сама себе. — Мы и в самом деле можем долететь. В конце концов, не в Сектор Парфа посылают. Кстати, — наварх уставилась на Марция тяжелым взглядом: — Ты пьешь синий чай с Траяны, Квинт Марций? Похоже, у меня внезапно образовался совершенно излишний запас этой дряни.

— Спасибо, Ливия, я попробую твой чай, хотя, вообще-то, я пью кофе. Но ты в курсе, — сказал он ровным голосом.

- Не за что, — пожала плечами наварх. — Все равно пришлось бы выбрасывать. А так хоть кому-то пригодится, — и уткнулась в планшет, давая понять, что любезности на сегодня исчерпаны.

«Да, да, считай, ты удачно пристроила свое пойло, чтоб и добро не пропадало, и назойливому префекту было чем заняться», — вздохнул префект и тоже занялся делами: во-первых, отказался от приглашения Марции Альбы на игру, во-вторых — запросил у психо-куратора инструкции на время рейда и заказал маленький презент для Фелисии.

Резкий всплеск раздражения на фоне спокойствия последних дней Квинту не понравился. Наверное, не стоит во время задания прерывать визиты в виртуальный дом авторства Луция Антония. Там было хорошо, спокойно и удивительно комфортно. И там Квинт Марций никогда не вспоминал о существовании Ливии Терции.

«Ишь, набычился, как весталка на вибратор!» — мысленно фыркнула Ливия и откинулась на спинку кресла. Вопреки всякой логике, это идиотское задание и впрямь пришлось кстати. «Лучше управлять мусоровозом, чем топтать какой-нибудь грязный шарик», как говорят пилоты.

Причина, по которой претор Бибул вдруг из заботливого отца-командира превратился чуть ли не в неврастеника, способного отправить лучшую бирему системы Вироза для проверки какой-то заштатной шахтерской колонии, была увесиста и серьезна, хоть и неочевидна для столь незамутненных ребят, как Аквилины. Звалась причина — Гай Ацилий Курион. Да-да, именно опальный патриций и новоиспеченный лигарий одним своим присутствием на станции и вообще в секторе разом менял не только политический, но и военный расклад. Марк Випсаний был достаточно благороден, чтобы не проклиать самого себя за то, что успел неоднократно и весьма активно поддержать популяров вообще и Ацилия в частности, пока реформаторов еще не начали распылять над морковными грядками целыми фамилиями, но и в благоразумии потомку виноградарей тоже отказать было нельзя. И как раз-таки благоразумие на все голоса вопило сейчас в душе у Бибула: «Под тебя копают, Марк! Роют под тебя!» Иначе зачем бы подпевале оптиматов, скотине-Клодию, отправлять Ацилия именно сюда, на Цикуту?

Расчет прозрачный и логичный, как линейное уравнение. Мало задавить популяров в центральных мирах Республики, надо еще и выкорчевать по окраинам таких, как Бибул: независимых, влиятельных, имеющих не только политический вес, но и огромное влияние на подчиненных им плебеев. На армию и флот.

Марк Випсаний примерно представлял себе, что сейчас происходит на Колонии Тиррене, родном мире Ацилиев Курионов и — Випсаниев Бибулов. Большие чистки, глобальный передел сфер влияния, перераспределение всех должностей, от городского магистрата начиная и заканчивая наместником-консуляром. Шутка ли — целая планета (а иначе в Республике и не бывает) не просто сторонников Ацилия, а его клиентов, фактически — подчиненных. При таком раскладе Марк Випсаний — не только скромный претор астралис отдаленной станции, но и сенатор и патриций — становился крайне неудобной фигурой. Но чтобы сместить, а то и арестовать претора в самом сердце подчиненной ему системы, нужно очень хитро извернуться. Например, прислать ему лигарием Ацилия Куриона! И посмотреть, что же Бибул предпримет…

Марк Випсаний без глухого тигриного рычания даже думать не мог о той «вилке», в которую его загоняют. Поможешь Ацилию, единомышленнику и — нет, не другу, но очень близкому знакомому — распишешься в государственной измене. И за себя распишешься, и за всю фамилию. Не поможешь — навлечешь на себя презрение всех честных граждан, с той же Ливии Терции начиная.

Ох уж эта Ливия Терция! Еще бы погромче выражала свою поддержку осужденному и приговоренному лидеру популяров — вдруг не все услышали? Но от наварха звездной биремы ожидать политической осторожности и искушенности — все равно, что пытаться надоить чашку молока из сцинка Фиделиса. Только не от Ливии. Наоборот, Бибул крайне удивился бы, если б наварх «Аквилы» вдруг стала осторожничать и скрывать свои политические симпатии. Не та порода у нее. С Ливии станется наделать глупостей, особенно когда она доподлинно узнает, какая именно судьба уготована ее кумиру.

Поэтому взрывоопасную Аквилину и следовало немедленно услать подальше, а заодно с нею — и прямого и честного префекта Марция, прямота которого была чревата очень крупными неприятностями и для Ливии, и для самого Бибула — покровителя вечно грызущейся парочки Аквилинов.

Так что проблемы на Карбоне-Три возникли как нельзя более кстати. Да и подозрительное парфийское шевеление на рубежах Республики действительно не позволяло разбрасываться боевыми кораблями направо и налево. Карбон-Три — глухое, тихое местечко. В случае с Аквилинами рейд туда — это как раз то, что доктор прописал.

Марк Випсаний некстати вспомнил об Антонии и том практически скандале, который психокорректор устроил претору в связи с отправкой «Аквилы» в рейд, и тихор скрипнул зубами. Мозгоправы из службы психо-коррекции никогда не пользовались особенной симпатией у граждан, но мало кто не любил настырных психо-кураторов так же сильно, как претор Бибул, не только сенатор и патриций, но еще и популяр.

***

По истечении стандартных суток сплошного аврала, пока «Аквилу» спешно готовили к полету, Квинт Марций с чистой совестью оставил боевой пост и отправился отдыхать. То же самое он бы посоветовал сделать и наварху, но посчитал, что кое-кто уже взрослая и сама прекрасно понимает, когда пора сделать перерыв в трудовых подвигах. Контубернал, невзирая на молящий взгляд и немой укор, был отослан «на берег» еще раньше.

— Пользуйся редчайшим случаем — возможностью отдыхать и ни о чем не думать. Вполне возможно, что в твоей жизни больше никогда такого не случится, — сказал префект и, глядя, как вытягивается лицо молодого человека, все же добавил утешительное: — Обязуюсь без тебя подвигов не совершать, контубернал. Свободен!

Сомнительно, чтобы Луций посвятит свободное время чтению литературы или потратит его с пользой для профессионального роста, но, по крайней мере, у его начальства будет меньше причин для раздражения.

Душевное спокойствие Квинта Марция, кроме него самого, весьма заботило психо-куратора, который настоятельно требовал продолжать виртуальную терапию. Стиль послания говорил опытному глазу, что Антоний выдержал неравный бой с претором Випсанием и пал, сраженный только непререкаемым авторитетом благородного Бибула. Мозговед взывал к патриотическим чувствам и профессиональному долгу так яростно, что к Марцию закралась мысль: «А вдруг всё действительно настолько серьезно, что Антоний боится отпускать нас с Ливией в пространство?»

Крамола была с позором изгнана из сознания прочь, но прежде, чем уснуть, Квинт честно подключился к вирт-полю и отправился прямиком в главный зал с маленьким мраморным бассейном, уютными кушетками, вазами, коврами и подушками. Дно искусственного водоема украшала мозаика, которую Квинт мог разглядывать часами. Диковинные хищные звери — хвостатые, когтистые и зубастые — сплелись в причудливый узор и бесконечно радовали взгляд. «Найди 32 тигра» мысленно называл префект искусную мозаику и очень любил лежать на ковре, глядя на неё через голубоватый слой воды. Тогда казалось, что зверюги шевелятся, пытаются распутаться и разбежаться в разные стороны.

Ветер раздувал парусами длинные полотнища легчайших штор, мраморный пол холодил ступни, а кушетка на львиных ножках манила усталого гостя прилечь, откинуть голову на подушки и вздремнуть в полнейшей тишине и покое.

«Еще бы дождь пошел», — пожелал Марций. И не успел смежить веки, как снаружи по плитам террасы застучали дождевые капли, а в саду тихо зашелестели ветки деревьев.

Прелесть Антониевой терапии заключалась в том, что сон здесь был столь же физиологичным и полноценным, как в реальности. И если поступит срочный вызов, то префекта разбудит сама программа.

Наварх говорила сущую правду, называя Карбон-Три жопой мира. Изрытый вдоль и поперек штольнями унылый планетоид да стационарный пост с горсткой горных специалистов из рода Минуциев, обслуживающих автоматику — вот и вся романтика.

С одной стороны, если с шахтерами все в порядке, то «Аквила» не задержится там дольше положенных инструкцией двух стандартных часов. А с другой — вдруг действительно что-то случилось? И вот тогда и полетаем, и постреляем вволю. Квинт прижмурился в предвкушении вероятного слияния с «Аквилой».

И тут в комнату влетела птица — черная и взъерошенная. Сделала круг и уселась на полокотник кресла. Первая живая гостья в мире молчаливых вещей. Должно быть, это означало, что терапия перешла на новый этап.

— Ух ты! Привет, птица, — улыбнулся он, радуясь сам не зная чему.

***

Каюта наварха опустела без домика Фиделиса, а сама Ливия испытала ряд весьма сложных эмоций, вручив террариум со злобно шипящим любимцем контуберналу. Поразмыслив, наварх в итоге признала себя отчасти осиротевшей. Но, право, на станции, под присмотром Флавия и Гнея Помпилия, сцинку будет гораздо комфортней, нежели на борту «Аквилы» в режиме жесткой экономии энергии и консервации ряда систем. Тем паче, что бедняга Фиделис терпеть не мог перегрузки, а попадая в невесомость, начинал мстительно гадить.

Ливия вздохнула и склонилась над отчетом главного инженера. Ну, что ж… летать «Аквила» действительно могла, причем даже проворней, чем раньше. Обозленный на придирки любовницы Марк Фабриций, словно задался целью доказать ей, как Аквилина была несправедлива, гонял своих подчиненных так, что временами они, кажется, переходили на сверхсветовую. В итоге бирема обрела дополнительные ускорители и увеличенную емкость реактора. Кстати, о сверхсветовой. Теперь «Аквила» могла не только разгоняться выше скорости света, но и довольно длительное время ее поддерживать без серьезной потери структурной целостности корпуса.

Улучшенная маневренность тоже радовала. Биреме, конечно, никогда не сравниться по маневренности с истребителем-перехватчиком класса «интерцептор», однако показатели крена и рысканья значительно улучшились, так что пиратским миопаронам, коли такие встретятся, придется худо. Ливия, впрочем, подозревала, что неполадки на Карбоне-Три попахивают контрабандой, так что если и придется кого гонять, так это «вольных торговцев».

И, конечно, оружейные системы. Помимо двух штатных батарей «онагров» и четырех торпедных установок класса «скорпион», «Аквила» получила усиление в виде дополнительной батареи тяжелых «онагров», и по мощности совокупного залпа почти сравнялась со средней триремой. Что не могло не радовать и наварха, и, разумеется, префекта.

Но на этом плюсы недоделанного ремонта кончались, а дальше шли сплошные минусы. Даже если опустить тот факт, что половина жилых отсеков «Аквилы» была обесточена и запечатана, дефицит сохранялся. Ливия, скрепя сердце, закрыла не только спортзал, но и камбуз. На время этого рейса всем придется обойтись пайками, а совещания устраивать либо прямо на мостике, либо в ее собственной каюте. Преторий, который по завершении работ должен был обзавестись системой проекторов, представлял собой в данный момент этакую рваную рану в теле биремы со снятыми панелями и торчащими отовсюду проводами.

Но в целом корабль был готов к рейду. Жаль, что покрытие корпуса не удалось обновить, да и раскраску не мешало бы сделать поярче. Ну, да ничего, лишь бы силовые щиты не подвели. В конце концов, не на сенатский смотр лететь.

До расчетного времени отлета оставалось два с половиной часа. И только тут Ливия вспомнила, что уже больше суток не только не спала, но и в терапевтичскую программу Антония не заходила.

«Совмещу», — решила она. Сон в вирт-поле обеспечивает организму такой же полноценный отдых, как и в реальности.

Женщина легла на койку и дотянулась до обруча транслятора. Осенний лес и хмурое серое небо ждали ее.

Виртуальные программы релаксации хороши прежде всего тем, что они довольно быстро подстраиваются под пользователя. К примеру, данная искусственная среда. При первом входе Ливия выбрала стандартную схему: средняя климатическая зона, смешанный лес, время года — глубокая осень. Но уже во время второго своего визита в вирт-поле наварх заметила индивидуальные оттенки программы. В лесу стали преобладать хвойные породы, температура воздуха установилась на комфортной именно для Ливии, а ландшафт изменился на более удобный для полета, поскольку Аквилина до сих пор предпочитала посещать эту терапевтическую площадку в облике птицы. Вороны, если точнее, хоть и необычайно крупной.

Ей нравилось летать. Нет, не так! Ей были в новинку физические ощущения полета, взмахи собственных крыльев, работа мышц, свист ветра, головокружительные пике, которыми она щекотала нервы, и плавное покачивание на восходящих воздушных потоках. Совсем не те чувства, которые наварх обычно разделяла с «Аквилой». Бирема летала и сражалась в пространстве, а не в атмосфере, и этим было все сказано.

Совсем по-другому. Не лучше, не хуже — иначе.

Спустя какое-то время Ливия начала обследовать свои «владения», обнаружив, что кроме леса, в программе присутствуют другие локации. Неширокая река с перекинутым через нее каменным мостиком наводила на мысли, что где-то должны быть и люди. Или Антоний таким образом намекал, что наварх должна не только развлекаться, но и трудиться ради выздоровления? Что ей пора бы сменить персонажа?

Но Ливия пока не готова была отказаться от птичьего тела. Слишком приятный отдых обеспечивала эта «терапия». Поэтому вылазку на ту сторону реки она предприняла по воздуху, так сказать, воздушная разведка. Нет, ну а чего еще можно было ждать от пилота?

То, что издалека казалось лесом, при ближайшем рассмотрении оказалось то ли садом, то ли, скорее, парком, одичавшим, но явно рукотворным. А в глубине, среди кленов, еще не расставшихся с листвой, прятался дом. И в этом доме обнаружился обитатель.

«Вот и следующий этап! — догадалась Аквилина, осторожно наблюдая за ним с ветки. — И кого же мне подсунул Антоний?»

Виртуальный персонаж из виртуального дома. Забавно. Некоторое время наварх даже чувствовала себя отчасти уязвленной. Похоже, психо-корректор решил проявить прямолинейность, дескать, тебе не хватает партнера, Ливия, так вот, на тебе виртуального любовника… Но, понаблюдав и поразмыслив, Ливия засомневалась в выводах. На кого этот виртуал точно не походил, так это на стандартные типажи персонажей для релаксации. Ни сражающей наповал гиперсексуальности, ни соответствующей модели поведения… Внешность, прямо скажем, средненькая. А поведение… Виртуал вел обычную жизнь необычного человека — отшельника наедине с книгами. Вдвойне забавно и весьма любопытно.

«Что бы это все значило?» — подумала Аквилина и поддалась любопытству. Пора познакомиться с «соседом» поближе, тем более, что пошел дождь, а мокнуть на ветке нахохлившейся птицей наварх не собиралась.

***

Зная Антония, а ментат не может не изучать своего куратора, появления нового действующего лица в череде однообразных виртуальных будней следовало ожидать. Исследовать виртуальный «дом» можно до бесконечности: бродить по комнатам, разглядывать диковинные вещицы, но сомнительно, чтобы станционный мозговед создал всего лишь еще одну релаксационную программу для слегка спятившего от зависти и ревности префекта биремы. Луций Антоний не так прост, он — профессионал, и до сих пор всегда безошибочно находил подход к Марцию Аквилину. Многочисленность фамилии вовсе не означала какого-либо единообразия, особенно когда её представители изначально были предназначены для руководящих постов в армии и на флоте Республики. Мозгоправ регулярно, хоть и в шутку, жаловался, что к каждому Марцию-центуриону приходится тщательно подбирать свой собственный ключик. Ничего удивительного — высокие способности к стратегическому мышлению подразумевали непростую душевную организацию. Опять же, почти все Марции в той или иной степени ментаты, их простыми фокусами не удивишь и не расколешь, и уж, конечно, не излечишь от расстройства контактности одной лишь тишиной и уютной обстановкой.

Хитрец Антоний приготовил массу сюрпризов, не иначе. И птица — один из них.

Стараясь не делать резких движений, Квинт присел на кушетке и стал рассматривать свою гостью.

«Итак, это ворона. Большая и черная, сильная летунья с разумным изучающим взглядом. Что хотел сказать этим Антоний? Если она — намек, то о чем?» — размышлял Марций, теряясь в догадках.

— Ты, наверное, не умеешь разговаривать, да?

Ворона, само собой, ничего не ответила, но и взгляда не отвела.

— А было бы неплохо поговорить с кем-нибудь…

Префект собирался уже разразиться монологом о превратностях своей жизни, как это частенько принято среди героев книг, бросающихся с откровениями к каждому встречному, но общекорабельный сигнал к отлету выключил вирт-поле, обрывая так и не начавшийся разговор с птицей.

— Хорош бы я был, распинаясь перед вороной, — удивился префект внезапному и абсолютно несвойственному ему порыву к откровенности. Прежде за ним такого не водилось.

— Мда. Меньше зауми надо читать, тогда не потянет на драматические сцены, — сказал Квинт отражению в зеркале. На всякий случай.

И все же на такого человека, как Квинт Марций, свято верящего в хорошие и дурные знаки, появление крылатой гостьи непосредственно перед отлетом на задание подействовало вдохновляюще. Он явился на мостик бодрый и подтянутый, всем своим видом показывая, что готов плодотворно сотрудничать. Даже с Ливией Терцией готов. Раз уж родина приказала, то… Короче, пусть с таким навархом, лишь бы лететь на «Аквиле».

***

Все-таки терапия Антония давала результаты, Ливии приходилось это признать. Даже непродолжительный сеанс, прерванный сигналом к отлету, значительно улучшил ее настроение. Настолько, что раздражения не вызвал не только префект, но и Марк Фабриций, решивший, что момент отстыковки «Аквилы» от причала — самый подходящий, чтобы дать ей последние напутствия.

— И не забывай о постоянном мониторинге нейро-сети, — к счастью для инженера, вещал он в качестве проекции на экране вирт-планшета Ливии.

— Не стоит беспокоиться, Марк Фабриций, я не забуду, — кротко отозвалась наварх и напомнила: — Я же буду в практически беспрерывном слиянии.

— Вот именно! И ты не сможешь откорректировать систему, если что-то пойдет не так, пока ты будешь внутри. Теперь дальше. Датчики давления…

— Марк Фабриций! — кротость начала изменять Аквилине. — Довольно! Я крайне ценю твое беспокойство, но это рядовой вылет. Ничего экстраординарного не предвидится.

— Учитывая все факторы, Ливия… — вздохнул Фабриций, давая понять, что больше не дуется. — Рейд, может, и рядовой, но ситуация специфическая. Ты не успела ни ремонт закончить, ни свое лечение. Претору, конечно, виднее…

— Вот именно, — нетерпеливо повела бровью наварх. — Заканчивай, Марк, иначе мы выбьемся из графика.

— Считай меня параноиком, но посылать недоукомплектованное судно с неадекватным командиром даже в рядовой рейд — либо безрассудство, либо… что-то иное. Будь настороже. Штатного полета, Ливия.

— Непременно. И благодарю, Марк Фабриций, — кивнула Аквилина, уже входя на мостик.

Командирское кресло ожидало наварха преданно и терпеливо.

— Квинт Марций, — приветствовала Ливия напарника и тут же забыла о нем, охваченная предстартовым волнением. Даже самых опытных и невозмутимых командиров заставляют сладко трепетать эти последние минуты перед тем, как корабль выйдет из дока.

— Начать проверку систем, — скомандовала Аквилина. Выслушав рапорты всех отделов, она кивнула связисту: — Связь с центральной диспетчерской.

— Связь установлена, наварх.

— Центральная, говорит «Аквила». Все системы работают штатно. Запрашиваю разрешение на отстыковку.

— «Аквила», даю параметры взлетного коридора.

— Принято.

— «Аквила», отстыковку разрешаю. Отход причальных захватов через пять… четыре…

— Рулевой, приготовить маневровые.

— Наварх, причальные захваты отошли!

— Отлично, — Ливия выпрямилась в кресле и привычно выставила подбородок. — Рулевой, выводи нас. Уверенно и плавно.

— Удачи, «Аквила»! — пожелал диспетчер.

- Благодарю, Центральная. Конец связи, — попрощалась наварх и впервые за последние недели по настоящему улыбнулась: — Вперед.

 

Глава 7

Кассия волновалась, как… как перед первым боем. Впереди — полная неизвестность, когда не знаешь ни реальной обстановки, ни точного числа врагов, ни собственной реакции на смертельную опасность. А самая ужасная мысль о том, что, струсив, ты подведешь свою десятку. Они тебе верят, надеются на твои умения, а ты ведь можешь тупо облажаться. Кошмар!

Коннекторский штаб располагался у первой причальной секции в головном управлении полетами станции. Третий уровень, зеленый блок, ничем не примечательная дверь под номером десять. Кассия, в общем-то, заранее и не представляла, как должно выглядеть… э-э-э… гнездо лигариев, а всё оказалось куда как прозаично.

За открывающейся с легким звоном створкой находился недлинный коридор, проход в который закрывала стойка контролера. Девушка растянула губы в натренированной вежливой гримаске:

— Salve! Добро пожаловать, соратники. Пройдите в комнату Цэ. Вас ждут.

И тут же быстро перевела взгляд на экран-проекцию, словно ей было неприятно видеть новичков-лигариев.

Ладони у Кассии мгновенно стали влажными и холодными то ли от нехорошего предчувствия, то ли еще от чего. Она исподтишка покосилась на невозмутимого Блондинчика, которого, казалось, ничего не смущало и не беспокоило.

«Какой же он все-таки самоуверенный! Наверное, все патриции такие», — невольно восхитилась лигария. И снова, еще раз напомнила себе, кто он теперь. Просто лигарий — вот кто!

— Мы ведь не опоздали?

— Ни в коем случае. Мы точны, — заверил тот, открывая заветную дверь и пропуская девушку внутрь небольшого кабинета, где их обоих действительно ждали.

Два техника и…

— Привет вам, лигарии. Я ваш… хм… инструктор, — сказал высокий, по-военному подтянутый мужчина неуловимого на первый взгляд среднего возраста. — Зовут меня Марк Марций Цикутин.

Бывшая манипулария открыла было рот, чтобы представиться, но новое начальство не дало ей даже слова молвить.

— Я в курсе, Кассия. Не утруждай себя. И тебе привет, Гай Ацилий.

Опальный патриций отсалютовал начальству с неимоверным достоинством.

А новоиспеченная лигария просто испугалась:- «Какой строгий!»

— Я не строгий, у нас просто очень мало времени. К сожалению.

«Он что, мысли мои…»

— Нет! Я не читаю твои мысли. У тебя, Кассия, всё на лице написано. Даже то, что сейчас ты немного обиделась, думая, будто я считаю тебя глупышкой. Это не так. Твой интеллектуальный индекс достаточно высок для представительницы твоей фамилии — это факт, который я не собираюсь игнорировать.

Марк Марций немного напоминал префекта «Аквилы», хотя внешнее сходство было небольшое. А вот выражение серых холодных глаз, морщины на лбу и в уголках губ — прямо один в один. Как-никак, фамильная черта.

— И предупреждая твой вопрос, Кассия, обращаться ко мне можно просто «центурион». Ясно?

Она кивнула нервно. Ацилий лишь отвел взгляд.

— Понятно, центурион.

— Прекрасно. Займите свои места в креслах, лигарии. И пока наши техники сделают… э-э-э положенные манипуляции с вашими имплантами, я скажу коротенькую вводную речь, — Марк скупо улыбнулся. — К сожалению, времени на… э-э-э… тренировки у нас попросту нет. К величайшему моему сожалению. Ну… и к вашему тоже. Резонирование под моим личным контролем — это то немногое, что я могу сделать для вас обоих. Поэтому постарайтесь найти в себе силы.

Наверное, Кассии примерещилось с перепугу, но центурион лигариев выглядел виноватым. Ему и в самом деле хотелось бы сделать что-то хорошее для новичков, но ничего гуманнее он не придумал, кроме как приказать техникам работать крайне осторожно.

— Скажите мне, вы внимательно читали инструкции?

Ацилий снова безмолвно кивнул. Но Марку Марцию требовался ответ Кассии.

— Могу процитировать, — уверенно сообщила она.

— Нет необходимости, просто расскажи мне своими словами, как ты представляешь свою работу. Вкратце, без технических деталей. Понимаешь меня?

Какой хороший вопрос, однако.

— Мы в паре с Бл… Ацилием будем служить чем-то вроде приемника-передатчика координат для бортовых систем управления кораблем. Внутри червоточины. Проходя через наш спаренный разум, сигналы от внешних сенсоров будут превращаться в данные, которые помогут кораблям преодолеть её насквозь. Как-то так, да?

Центурион одобрительно хмыкнул.

— Ты и вправду очень толковая девушка, Кассия. Я рад этому факту и надеюсь, тебе это обстоятельство тоже поможет… э-э-э… в дальнейшей жизни.

Тем временем, техник осторожно отодвинул в сторону волосы лигарии, приложил к чувствительному шрамику за ухом что-то холодное, отчего кожа вокруг на несколько минут онемела. То же самое сделали и с Гаем Ацилием.

— Вот и всё, — грустно вздохнул Марк. — Теперь вам обоим надо только захотеть.

— Захотеть что? — не поняла девушка.

— Захотеть услышать друг друга. Так же, как ты хочешь есть или пить. Ты ведь хочешь пить?

И снова центурион догадался о желаниях лигарии. Наверное, потому что она только что быстро облизала пересохшие губы.

— А теперь захоти услышать Гая Ацилия, и я дам тебе холодной воды со льдом, — мягко приказал Марк, связав воедино жажду и необходимость объединиться с напарником.

И Кассия, конечно же, захотела.

Это было, как шагнуть с тридцатиметрового трамплина в пустой бассейн, в момент соприкосновения тела с бетонным дном. Испуг, щекотное чувство полета и мощный сокрушительный удар, крошащий все кости. Боль огненным всполохом обожгла череп изнутри так сильно, что Кассия прикусила до крови язык. Полный рот горячего и соленого, которое ни проглотить, ни выплюнуть. Все мышцы, включая диафрагму, застыли, их сковал жгучий паралич.

Второй мысленный прыжок лигария делать не хотела, совсем не хотела. Само как-то получилось, помимо воли. Разбег, прыжок, полет, удар! Еще более сильный, болезненный, мучительный. Если такое вообще бывает.

Ведь случается же? Или нет? Тогда почему она осталась жива, если остатки костей рассыпались в порошок, а мышцы окончательно превратились в фарш? А потом оказалось, что разбитую мясную лепешку-лигарию тщательно отскребли от бетона и слепили заново. Получилось так себе и, должно быть, несколько кусочков забыли подобрать.

Подбородок, залитый чем-то липким, опухший язык, острая пульсирующая боль в голове и тупая тянущая во всем остальном теле — и это у них называется «услышать»?

— Лежи, лигария, не двигайся, — строго сказала невидимая в кромешной тьме женщина. — Не дергайся, сказала! Твоя потеря зрения временная, через три минуты все пройдет. Просто считай: двадцать один, двадцать два, двадцать три… Да, мысленно же считай, не травмируй лишний раз язык. Вернешься в общежитие, съешь чего-нибудь легкое — желе фруктовое или витаминизированную кашу. Запомнила? Кивни. Очень хорошо.

С Кассией особо никогда не церемонились, да она и не ждала какого-то специального обращения. Она же из рода Кассиев — прирожденных солдат, которых жесткое излучение не берет. Ранения манипулария получала неоднократно, но всегда лечилась амбулаторно. Жизненных сил и терпения у неё хватало с избытком. Но сейчас, когда неплохо бы получить квалифицированную помощь, даже анальгетик не укололи.

Сознание уплывало, словно непривязанный инструмент в открытом космосе…

…Она лежала на узком ложе медицинского сканера и ждала… Нет, пожалуй, Кассия уже ничего не ждала, потому что торопить исполнение приговора трибунала было бы как-то странно. Девушку не интересовал даже результат нынешней проверки. Какая, собственно, разница — уничтожат её генетический материал или нет, если через пару дней самой Кассии Фортунаты не станет? Что бы не признали причиной её преступления — временное и ненаследуемое помешательство или глубинный хромосомный изъян — финал один. А вот так полежать в полутемном уютном кабинете и подумать о разных приятных вещах случая может больше и не представиться. Не в камере же смертников это делать, верно?

И вдруг, как назло, вспыхнул яркий свет, и в комнату моментально набилась целая уйма народа в медформе.

— Сделайте еще один тест. И контрольный образец возьмите, — распорядился крайне озабоченный старший, тут же облапавший безучастную манипуларию во всех возможных местах. — Узнаю, кто облажался с анализами, отправлю в шахтерский медпункт.

Проштрафившийся стал оправдываться и клясться, что он-де неповинен в том, что двадцать пять лет назад какой-то бестолковый лаборант просмотрел НЭП у одной из пяти тысяч Кассий, у которых его никогда не было и быть не могло. Тем временем вызвали тюремного сопровождающего.

— Эта, — врач с величайшим подозрением посмотрел на Кассию. — Эта останется под наблюдением еще на сутки. Под мою личную ответственность.

Приговоренная не возражала. Ей самой было интересно, что ж это за НЭП такой? И главное — как он повлияет на дальнейшую судьбу военной преступницы Фортунаты.

Теперь-то воспоминания о том незабываемом дне уже не казались Кассии такими волнительными. А звучало-то так невинно — нейро-эйдентический парадокс, и отношение со стороны медиков было особое, то ли как к дару, то ли как к некоему благословению. Лаборанта, обнаружившего эту поганую хрень, во всяком случае, поздравляли, будто тот великое открытие сделал. Кассию, разумеется, держали в неведении до последнего, хоть и носились с ней целую декаду, как с хрустальной чашей. Чуть всю кровь на анализы не выцедили по капле на радостях. Но не сразу. Целые сутки вокруг манипуларии происходило что-то странное: её тестировали, снимали энцефалограммы, сканировали, и при этом ни один результат официально не фиксировался.

Всё это, как на духу, Кассия рассказала новому начальству. Не просто так, а с тайной целью посеять сомнение в её профпригодности.

— Вдруг они ошиблись, а? Не может быть, чтобы человеку так худо было, — жалобно скулила девушка, едва ворочая прокушенным языком.

Марк Марций выслушал до конца и не сказать, чтобы совсем без капли сочувствия. Поморщился, пожалуй, что жалостливо.

— Нет, никакой ошибки. Твой НЭП самый настоящий, полноценный и наиболее пригодный для работы лигарией.

— Но больно же!

— Значит, тебе надо научиться контролю, чтобы вне работы не касаться сознания напарника. Не бойся, этот фокус ты освоишь быстрее быстрого.

— А во время перемещения что же б-будет? — дрожащим голосом спросила девушка из штурмового отряда.

— Больно, но навредить, как сейчас, вы оба себе не сможете.

— Я же сдохну!

Марк Марций в ответ промолчал. Со значением, чтобы даже простая манипулария догадалась о несказанном.

— Мы оба умрем…

— Если будете стараться не мучить друг друга понапрасну, если попробуете беречь себя, то…

Кассия беспомощно глянула в щелочку между створкой двери и стеной на полулежащего в кресле Гая Ацилия. Его светлые волосы на затылке влажно потемнели от пота, а рука безвольно свисала с подлокотника. Лица девушка видеть не могла.

— Как он?

— Лучше, чем ты. В какой-то степени.

***

Первое, чему учат юного отпрыска патрицианской фамилии — это блокировать чужое воздействие на свой разум. К зрелым годам, когда юноша становится мужчиной и входит в Сенат, это умение развивается абсолютно. Немного стоит политик, сознание которого подвержено постороннему влиянию. Поэтому те способности, которые у представителей иных классов развиваются, патриции подавляют всеми доступными способами.

Гай Ацилий, к несчастью, был примерным учеником. Его разум отвергал малейшее посягательство, и от желаний самого Куриона это нисколько не зависело.

О, да, ему поставили имплант лигария, но взломать блокировку, рассчитанную на длительные пытки в руках вероятного противника, не смогли бы и лучшие армейские врачи. А они, собственно, и не пытались. Любому специалисту было понятно, что из патриция никогда не получится лигарий, и не надо быть авгуром, чтобы предсказать, чем закончится попытка продолжать эти… процедуры.

Вероятно, так и было задумано. Подозревать оптиматов в милосердии по меньшей мере наивно. Вместо быстрой казни Гаю Ацилию устроили долгую и мучительную смерть под пытками, а в качестве пикантного бонуса приправили физические страдания душевными. Клодий, разумеется, в красках представил себе, как последний Курион будет подыхать в луже собственной кровавой рвоты, да еще и девчонку-напарницу с собой утащит. Изобретательный он все-таки, сразу видно — выродок. Среди Клавдиев таких сволочей поискать.

Гай с радостью поменялся бы сейчас местами со своей подругой по несчастью, ибо Кассия после начала пытки пребывала не только в блаженном обмороке, но и в неведении. Но он даже сознание не смог потерять.

— Тебе следовало позаботиться о фиксаторах на этом кресле, центурион, — прохрипел Ацилий, сплевывая кровь прямо на пол. Когда Кассия отключилась и безжизненно обвисла на руках подоспевшего техника, патриций сумел наконец-то вздохнуть. — Чтобы подопытные не вырвались.

— Не думай, что мне это доставляет удовольствие, гос… лигарий, — едва не оговорившись, негромко промолвил «инструктор» и подал ему салфетку. — Я просто выполняю приказ.

— Я не подозреваю тебя в любви к мучительству, — устало уронив затылок на подголовник пыточного кресла, выдавил Курион. — Но ты понимаешь, что никакие… тренировки не сломают мой психо-блок. Я не перестану быть урожденным патрицием даже в этой форме. Мне жаль, центурион.

— А уж мне-то как жаль… — буркнул тот. — Но НЭП у тебя есть, и у нее тоже, а чтобы водить корабли сквозь червоточину, желание не обязательно. Да и сознание, в общем-то, тоже.

— А… — краешком прокушенной губы усмехнулся Ацилий, закрыв глаза. — Корабли. Конечно же. Только вряд ли долго. Сколько мы протянем? Год?

— Если вам очень сильно повезет, то… Год в лучшем случае. Прости, господин.

— А-а, оставь… О! Кассия приходит в себя. Какие… насыщенные ощущения, — сквозь стиснутые зубы процедил Курион. — Это будет очень яркий… год.

***

К счастью, дорога в жилой сектор заняла немного времени. Будь по-другому, коридор от лифта к двери Кассия преодолела бы на четвереньках, а то и ползком. Кто бы мог подумать, что телесная боль отбирает столько сил?

Ацилий сразу завалился на кровать. Кассия же отчего-то бесцельно побродила по их скромным апартаментам, напоминая сама себе механическую игрушку, у которой никак не кончится завод. Она кружит и кружит, слепо натыкаясь на мебель и не в силах остановиться.

А всё потому, что внутри у девушки был Ацилий. Где-то там, за краем обрыва притаился опальный патриций, на дне бездонной пропасти. Сама же Кассия прижималась спиной к невидимой стене, изо всех сил пытаясь не скатиться по наклонной плоскости и не свалиться вниз. Только так и можно объяснить на человеческом языке, что чувствовала девушка всё это время.

«Если я лягу и закрою глаза, то снова упаду в него! Я не переживу этого».

Кассию немного трясло от страха. В вирт-поле идти не хотелось, спать не тянуло совсем, а Гай Ацилий словно все время держал за руки и дышал в затылок.

— А давай… давай я пойду погуляю?

— Вечные боги, Кассия, ты не могла бы перестать мельтешить? — сдавленно прошипел Ацилий, снимая с головы подушку, которой он пытался закрыться. Помогало примерно как зонтик от метеоритного дождя. — Постарайся себя контролировать. А погулять не получится. Тебя не выпустят из сектора.

— Почему это не выпустят? — удивилась она.

Несмотря на всю безнадежность их положения, опальный патриций чуть не рассмеялся. Она и впрямь такая дремучая? Или настолько наивная? Неужели пытки в коннекторском штабе оказалось мало, чтобы бывшая манипулария поняла, насколько она теперь… бывшая? «Или она просто еще ни разу не сталкивалась с изнанкой нашего общества, — напомнил себе Ацилий. — Не равняй себя и ее. Обслуживающие классы должны оставаться в довольстве и неведении… за исключением таких изгоев, как мы».

— Потому что мы теперь — станционное имущество, — буркнул Гай, решив пока не углубляться в тему. — Как гетеры. Много ты видела гетер, разгуливающих без присмотра? Впрочем, можешь проверить сама.

Кассия разозлилась не на шутку. Она не стала впустую спорить, а просто схватила свой пропуск и рванула из комнаты. Её пробежка закончилась возле лифта. Сенсор на панели зловредно покраснел, отказываясь выпускать девушку на волю. И кабы не предательская слабость во всем теле, то Кассия высадила бы створки наружных дверей ногами. А так она лишь стукнула кулаком по обшивке стены, заскулила от бессилья и побрела обратно.

Плакать Кассия Фортуната так отчего-то и не научилась. В смысле, как плачут те же самые гетеры, чтобы слезы по щекам ручьями и громкие жалобные всхлипы. От обиды или боли её веки, оставаясь сухими, горели, будто обожженные, а сквозь стиснутые зубы вырывался полузвериный вой.

Пока Кассии не было, Ацилий успел сходить в санузел, сунуть голову под ледяную воду и намочить полотенце, которое он возложил на пылающий лоб. Не помогло. Более того, холодные струйки, стекающие по шее за шиворот, самочувствие не улучшали. Да и отвлечься никак не получалось. Кассия была снаружи, и Кассия была внутри, и повсюду, куда не глянь, была сплошная Кассия. Она как инфекция распространялась в крови, проникая сквозь все барьеры, пожирая силы, захватывая все новые и новые части организма и сознания. Гай боролся, как мог. Его знобило, голова раскалывалась, каждая клеточка тела вопила от боли, и очень сложно было помнить о том, что причина мучений отнюдь не Кассия. Что Кассия — только средство, и что ей так же плохо сейчас, если не хуже.

- Выпей воды со льдом, — посоветовал он девушке. — Не поможет, но хоть отвлечешься.

Вода, холодная, с ледяным крошевом, плавающим на поверхности… Окунуться в нее целиком, расслабиться, позволить холоду побороть лихорадочный жар, остудить кровь, остановить сердце… уснуть. Смерть от переохлаждения наступает во сне, как говорят. Тихо, без борьбы, без мучений, без этого бессмысленного барахтанья.

Кассия, морщась от боли, залпом осушила запотевший стакан и медленно опустилась задом на свою койку. Вид у девушки был отрешенный, будто она мысленно решала сложнейшую математическую задачу:

— Я не понимаю. Я, правда, не понимаю, зачем же… вот так с нами? Мы ведь и так никуда не денемся, — прошептала лигария, бессильно махнув рукой куда-то в сторону двери.

- Чтобы мы не могли себе навредить, — ответил Ацилий, сжимая челюсти, чтобы не клацать зубами. — Не покончили с собой, к примеру. Мы ведь очень ценное имущество. Представь, какой ущерб ты нанесешь станции, если свернешь мне шею.

Кассия невольно покосилась на шею напарника. Шея как шея, если внезапно подкрасться сзади, то шея такая сворачивается без малейших проблем. Кое-кто даже понять ничего не успеет.

— Зачем ты такое говоришь? — спросила она обиженно. — Ты же мой… напарник.

Это было уже слишком. Наивность бывшей манипуларии очаровывала, однако сколько можно щадить это незамутненное дитя репродуктивной индустрии?

— Напарник! — рассмеялся Гай хрипло, но очень язвительно. — Вечные боги, девушка. Ты так и не поняла еще! Мы — смертники, Кассия! Мы протянем в лучшем случае год и сдохнем в мучениях. Одно твое присутствие в моем мозгу это… как бы тебе объяснить… Как бы мы не старались, что бы ни делали, ничего не изменится. Это навсегда. Напарник… Если бы за нами не наблюдали постоянно, — он ткнул пальцем куда-то в потолок, подразумевая следящее устройство, — я бы сам попробовал тебя убить. Чтобы покончить с этим побыстрее… — не договорив, Ацилий отвернулся и уткнулся в подушку.

О! Да тут было от чего растеряться. Бывшая манипулария, конечно, не рассчитывала, что патриций так вот сразу проникнется чувством локтя, боевого братства и поставит интересы коллектива выше собственных. Но чтобы, походя, ни мгновения не подумав, отвергать возможность товарищества…

«Да он же просто не понял, что объяснял Марк Марций», — догадалась девушка.

— Погоди-ка! Не дрейфь так сразу! Мы потренируемся, притремся и научимся контролировать… это гадство… эту боль. Мозги же всё-таки штука тонкая. Но должно получиться…

- Эту боль, дорогая моя, контролировать не получится, — бросил через плечо Ацилий. — Потому что так и было задумано.

— Но у других лигариев получается! — попыталась возразить Кассия.

- Тьфу! — не выдержав, повернулся к ней Гай. — Другие лигарии начинают притираться друг к другу, как ты выразилась, еще на этапе формирования эмбриона. Другие лигарии даже не считаются отдельными личностями, потому что у них сознание одно на двоих. А мы с тобой — взрослые люди, сформировавшиеся, понимаешь? А я к тому же урожденный патриций. Боги! Да у меня блокировка стоит от чужого воздействия, понимаешь? Ее нельзя отключить! Ни я, ни армейские врачи, ни какие-нибудь парфийские живодеры — никто не сможет! И чем больше ты долбишься, тем хуже делаешь сама себе. И мне заодно. Другие лигарии… — он сплюнул, не заботясь уже о том, как вульгарно это выглядит. — Другим лигариям не заменили смертную казнь этой… службой. Никто и не рассчитывает, что мы справимся. Эти штуки, — Гай постучал себя по голове кулаком, едва сдержавшись, чтобы не пробить самому себе череп, — засунули нам в мозг, чтобы я сдох помучительней, и только. А ты просто удачно под руку подвернулась.

Кассию с детства учили, что выход есть всегда. Надо лишь постараться, нужно сделать всё от тебя зависящее и ни в коем разе не сдаваться при первых же признаках трудностей. Разве кому-то, кто оступился и несет наказание, бывает легко?

— Но, Гай, — она сама не заметила, как обратилась к напарнику личным именем. — Нам ведь придется работать, проводить корабли через червоточину. Значит, мы должны научиться.

Сложности профессии лигария представлялись ей чем-то вроде хитрого сварного шва на внешней обшивке корабля в каком-то жутко неудобном месте, шва, который надо сделать быстро и очень-очень качественно. Еще одна задачка не для среднего ума, и уже тем паче не для слабых духом.

— Мы здесь не для того, чтобы водить корабли, — устало вздохнул Ацилий. — Мы здесь для того, чтобы умереть. Как мне объяснить тебе, чтобы ты поняла? Мы — не настоящие лигарии и никогда ими не станем. Этот Марций… Марк, кажется?.. прямо сказал мне. В лучшем случае мы протянем год. Им наверняка уже подбирают нормальных коннекторов нам на замену. Смирись. Это лучшее, что ты можешь сделать.

«Не учи ученого, Блондинчик Гай», — мысленно фыркнула девушка. Уж что-что, а смиряться Кассия умела хорошо, качественно и, если угодно, масштабно. Когда понимала, почему смирение — это единственный выход. А еще она не хотела умирать. И не хотела, чтобы умер Гай.

«Так что пока без сворачивания шеи обойдемся!»

— Хорошо, я в курсе, что мы здесь не на увеселительной прогулке. Я — военная преступница, ты — изменник, мы — наказаны. Но мы — живы, пока живы. Но всё-таки раз уж ты у нас такой умный, скажи, что мы будем делать еще, кроме как смиряться? Смириться мы всегда успеем.

Что делать дальше, он не знал. Стоило бы подумать, конечно, но… Если бы проклятая голова хоть ненадолго перестала болеть!

- Пока не знаю, — хмыкнул Ацилий. — Не думал. Ты, кстати, вообще-то в курсе, за что меня осудили?

— Нет, — смутилась девушка, словно забыла спросить имя своего собеседника. — А за что?

— Политика, — он вытянулся на кровати, закинул руки за голову и принципиально стал смотреть и говорить в сторону того угла, где, как ему казалось, прячется следящее устройство. Кстати, когда Кассия отвлекалась, ее постоянные попытки пробиться сквозь защиту становились… терпимей, что ли? Неужели теперь придется ее постоянно отвлекать, чтобы урвать мгновение передышки?

— Я был лицом, голосом и надеждой партии популяров в Сенате. Радикального ее крыла, заметь. Но, к несчастью моего семейства, мы проиграли. Всю нашу семью уничтожили, а для меня политические противники приготовили это сладкое развлечение напоследок. Моя Республика предала меня, Кассия. Я не считаю теперь себя обязанным служить ей. Мне следовало покончить с собой, пока была возможность, однако я считал это трусостью, надеялся на достойную казнь…

Очень глупая надежда, к слову. Едва ли не более наивная, чем упорное нежелание Кассии трезво оценить перспективы. И кто тут дремучий и незамутненный? Манипуларии с генетически прописанной лояльностью простительно верить вышестоящим и надеяться на лучшее, но он-то!

— Бежать мне некуда, да и невместно. Не к парфам же! Может, сложись все по-другому, я бы и попробовал, но… Я опозорен, осужден, стерилизован, и в мозгах у меня торчит имплант и копошится манипулария. Смерть — единственный достойный выход, который я пока вижу. Но совершить самоубийство мне не позволят, значит, придется дожидаться естественного исхода. И, по возможности, его ускорить.

— Я не копошусь, — мрачно проворчала Кассия.

- О, моя дорогая, сейчас ты именно копошишься, — криво улыбнулся патриций. — А до этого скреблась, грызла и зудела. Ну, а ты? Я как-то не удосужился прислушаться к сплетням… Ты кого-то убила, кажется?

Кассия встала, вытянувшись во фрунт, словно перед полномочным трибуналом, расправила плечи и сказала четко, не обращая внимания на боль в прокушенном языке:

— Я, Кассия Фортуната из Игнациевой трибы, убила триста человек. Триста цивильных из парфского сектора. Из чувства мести, руководимая не законом, но ложными понятиями о восстановлении справедливости.

Она дословно цитировала свой приговор, потому что объяснить напарнику своими словами, как же так всё вышло, бывшая манипулария не сумела бы даже под пыткой. А тут юрист написал, у него работа такая — обращать в умные слова поступки преступников.

«Аршак» захватили по всем правилам, без сучка, без задоринки всё прошло, и почти без потерь с обеих сторон. И то, что там полно цивилов, начальство расценило как очень хороший знак. Выкуп никому не помешает. Все ж таки не переселенцы какие-то, а ученые и лаборанты. А те, ведь знали же, что республиканские манипуларии никогда не убивают цивилов, знали. И все равно запустили свой поганый газ!

А Кассия Фортуната забросала их гранатами. Разве не по-честному?

Просто она поняла: люди, убившие всё её подразделение, не понесут никакого наказания. Никого показательно не выкинут через шлюз в открытый космос и уж тем более не децимируют. Резвых умников выкупят свои же, и дело с концом.

И тогда Кассия взяла три упаковки вакуум-гранат и бросила их в отсек, где содержались пленники-цивилы из исследовательской парфской лаборатории, а вместе с ними вся обслуга «Аршака». Не сразу, конечно, все три, а сначала две, затем проверила, может, выжил кто. А после, когда услышала стоны раненых, подкинула еще одну для верности. Зашла, убедилась, что внутри получилась настоящая мясорубка, и никто не уцелел, а затем сдалась вигилам.

— Генетический сбой? — заинтересованно выгнул бровь Ацилий и поморщился, когда это простое движение отозвалось новой волной тошноты и боли: — Или индивидуальный… э… срыв?

«Подвиги» Кассии его ничуть не шокировали. Какие-то три сотни каких-то вонючих парфов… Было бы из-за чего переживать! Если бы сенаторы озаботились подсчетом, скольких жизней стоит каждое из их судьбоносных решений, счет пошел бы на миллионы. То, что для рядовой из десантно-штурмового отряда — военное преступление, для патриция — допустимые потери среди гражданского населения.

— Выходит, что и то, и другое, — устало прошептала военная преступница. — Сбой из-за скрытого НЭПа, а срыв… не знаю от чего. Я думаю от горя, но врачи сказали, что такой болезни не бывает.

— Много они понимают, эти лекари… — проворчал он, неуклюже маскируя сочувствие. — Но твою фамилию не ликвидировали из-за твоего срыва?

— Фамилию — нет, — девушка решительно затрясла головой. — Но весь мой генетический материал подлежал ликвидации. При последней контрольной проверке у меня обнаружился НЭП. Теперь будут исследовать, наверное… Не знаю… Возможно, мы с тобой станем ларами — родоначальниками рода лигариев.

Не сказать, чтобы теперь, после подключения к патрицию, Кассию хоть немного радовала такая перспектива.

- О, это вряд ли! — усмехнулся Ацилий. — Все попытки вывести фамилию лигариев закончились плачевно. НЭП не поддается контролю. В лучшем случае получались какие-то мутанты. Так что скрещивать наш с тобой генетический материал никто не станет, не обольщайся.

Он сочувственно покачал головой.

- Всего-то триста парфов… Не думаю, что ты заслужила такую казнь, Кассия. Впрочем, мое мнение не имеет значения, как ты понимаешь. Но, по крайней мере, ты не стала причиной гибели своих родных. Возможно, тебя это утешит, — он закрыл глаза и поудобней устроил голову на подушке. — Если позволишь, я хочу попытаться поспать. Завтра нам предстоит новый виток… удовольствий.

Лигария с сомнением посмотрела на свое ложе, которое вовсе не манило после тяжелого дня, а напротив, внушало животный, неконтролируемый ужас. Чувство, недостойное настоящей манипуларии, позорное и строго наказуемое во время обучения. Любому человеку бывает страшно, но страх обязан быть конкретным, надо понимать, откуда он берется, чтобы его побороть. Бояться спать — глупо, все равно организм потребует своего. Примерно так рассуждала Кассия, уговаривая себя лечь на бочок и закрыть глаза, несмотря на отвратительное присутствие Гая Ацилия.

Она свернулась клубочком, отвернувшись спиной к напарнику, вжалась лицом в колени и тщетно молила богов о ниспослании сна без видений, чтобы снова не очутиться на краю обрыва. Наивная лигария! Заснуть, когда в твоей голове болит чужой разум, ба-а-альшое искусство, знаете ли.

***

Утро для Кассии наступило слишком рано. Стоило ей неудачно повернуться, как сон тут же сбежал без оглядки. А Гай Ацилий остался и принялся… невыносимо зудеть где-то в затылке под черепом. Очумелая лигария кое-как доползла до душевой и долго лила на макушку холодную воду, пытаясь отвлечься от неприятного чувства мысленного не-одиночества. А вот фигушки! Никакого заметного результата. Беспокойно дрыхнущий напарник невольно транслировал Кассии свои эмоции, из которых ни одна не была хорошей. И вместе с опальным патрицием девушка плавала в океане чистого, не замутненного проблесками надежды, беспросветного отчаяния.

Возвращаться в комнату Кассия не рискнула. Слишком уж ей хотелось схватить стул и врезать им с размаху по вздрагивающей спине Ацилия. Или шею ему свернуть, как он вчера намекал.

Оставалось только одно — занять себя физическими упражнениями. Отжималась лигария сначала от биде, а затем — от теплого пола на кулаках. До мелкой дрожи в мышцах качала пресс, чередуя силовую нагрузку с растяжкой, короче, делала всё, чтобы хоть как-то отвлечься.

«Зачем они это сделали? — настойчиво спрашивала себя Кассия. — Если мы протянем не больше года, то какой смысл в затратах? Одни только импланты и доставка нас сюда — удовольствие недешевое. Неужели только ради мести Ацилию? Как он их назвал? Оптим… матьих? Что ж это за политика такая?»

Снова захотелось плакать. Знала бы, что на Цикуте её ждет не просто тяжелая работа и бессрочное поражение в правах, а каждодневная пытка, руки бы на себя наложила. Есть много разных способов, между прочим. Но как же ей не хотелось самоубиваться-то! И всё из-за какого-то сраного сенатора!

— Вставай, Блондинчик! — проорала злая-презлая лигария, без сил рухнув лицом в пол санузла. — Подъем, недоделок! У нас сегодня первый рабочий день.

Прежде грубость в отношении патриция её весьма бодрила. Но теперь, когда Кассия для усугубления эффекта добавила чуток любимых словечек незабвенного Публия, сбросить напряжение не получилось. Злость, старая добрая, многократно проверенная на собратьях-манипулариях злость сделала Кассию уязвимее.

Конечно же, от её вопля напарник проснулся. Его присутствие стало ощущаться ярче, а боль в висках из тупой превратилась в резкую и пульсирующую. Проклятье!

Разбитый, несчастный и возмущенный Гай сунулся в ванную рассказать, что он думает о такой побудке.

— Извини, Ацилий, — пробормотала Кассия, продолжая лежать на полу, распластавшись. — Это был эксперимент. Злость не помогает, как видишь. Прости, я не хотела тебя обидеть.

Блондин тяжело вздохнул, собираясь с мыслями:

— Просто давай, ты будешь предупреждать меня о своих будущих экспериментах. — Он втянул носом пропитанный запахом пота воздух. — Ты ведь еще помоешься?

— Конечно! Прямо сейчас!

Девушка тут же быстренько стащила с себя трусы и майку, кинула их в контейнер-очиститель и залезла под теплый душ. В конце концов, у них тут не зря кабинка сдвоенная, никому никого не придется ждать.

Прежде Кассия никогда не задумывалась над тем, как живут гетеры. Подумаешь, у них статус имущества, что такого? Жить на всём готовом, работать исключительно по желанию, свободное время тратить на искусство — разве тут нечему завидовать? И со стороны казалось, что кроме ограничения в правах, нет иных неудобств. На деле же быть имуществом оказалось не слишком… радостно.

От комнаты лигариев, упорно именуемой комендантом немного выспренно — апартаментами, к дверям лифта вел короткий коридор. И, как опытным путем выяснилось накануне, лифт этот обслуживал ценных работников только в строго определенные часы. По браслетам-пропускам лигарии могли подняться на два уровня выше в спортзал и медкабинет, или спуститься на три — в столовую. Переместившись на пятнадцать уровней вниз, они оказывались в широком вестибюле, откуда было два выхода: один — к поездам монорельса, ведущего к причальным секциям, и второй — в сектор рекреации.

— Спорим, что наш пропуск для многих мест недействителен, — мрачно сказал Ацилий, когда они спускались в лифте, и девушка разглядывала свой браслет.

Биться об заклад Кассия не стала — это точно. Она по-дружески сжала плечо напарника, соглашаясь. То, что манипуларию не пустили в легионерский клуб, только цветочки, ягодки — впереди.

— Слушай, ты весь горишь. Если пожаловаться медикам, то полет отменят, как думаешь?

— Нет смысла откладывать на завтра то, что может… убить сегодня.

Гай выглядел неважно. Одни только черные круги вокруг глаз чего стоили. А еще его лихорадило.

— Ты точно выдержишь? — спросила Кассия.

— Точно, — хмыкнул патриций и попытался, по привычке, надменно выдвинуть челюсть.

— Я вижу.

Кассию едва не с головой захлестывало тошнотворное чувство, текущее к ней от напарника. Было бы неплохо знать, что именно оно означает, а еще лучше ставить барьер, если такое возможно.

В вагончике они сели рядом, плечом к плечу. И вовсе не потому, что не нашлось других свободных мест. Но под чужими любопытными взглядами невольно хотелось прижаться спинами друг к другу. Одно дело, когда ты с парочкой развеселых подружек вваливаешься внутрь вагона, полного станционных крыс, чтобы побыстрее добраться до развлекательного центра — вся такая крутая девчонка в татуировках и с повязками за ранения. Тогда глазеющих просто не замечаешь. И совсем по-другому смотрится опухшая от бессонницы, мечтающая о мгновении покоя лигария в зеленой униформе в компании с таким же измученным мужиком. Кассия терпеливо ждала… чего-то — оскорблений или насмешек, но их с Гаем просто разглядывали, точно экзотических животных в бестиарии.

— Я боюсь, — призналась девушка шепотом. — Не люблю, когда нельзя контролировать себя и свое тело. Вдруг я снова отрублюсь? Буду лежать и слюни пускать. Тьфу!

Ацилий так сосредоточенно молчал, что Кассия устыдилась своей болтливости.

«Вот я — недотепа, — казнила она себя. — Ему плохо, бедненькому. Тошнит и трясет всего. Он пытается держаться, а я его пытаю разговорчиками».

Собственно, Кассии тоже больше всего хотелось согнуться пополам и выблевать завтрак на чистенький пол. Но кто знает, когда следующая кормежка получится. Вот и терпела изо всех сил, пока желудок переварит.

На нужной остановке лигариев ждали техники — две разновозрастные женщины. Одна — молодая, рыженькая и смешливая, вторая — темнокожая, еще смуглее, чем Кассия, и ростом повыше Ацилия.

— Salve, коллеги! — солнечно улыбнулась рыжая, глазами показав на таймер своего браслета-пропуска. — Пунктуальность — это святое. На «Цирконе» нас уже ждут.

«А вот интересно, — вдруг подумала лигария. — А что чувствует какая-нибудь гетера, получая назначение на „Фортуну“?» Впервые в жизни задалась подобным вопросом, но ответ на него уже не был для Кассии однозначным и очевидным. Почему-то.

Вряд ли унирема-челнок, возглавлявшая караван, пристыковалась к станции специально, чтобы лигариям было удобнее подняться на борт. Наверняка, у пилота перед подготовкой к прыжку в червоточину нашлись дела поважнее.

— А сложно будет? — тихонечко спросила Кассия у рыжей женщины-техника.

— Ничего подобного. Всё получится само собой, — ответила та со странной ухмылкой. — У всех всегда всё получается. Только…

— Что? — насторожилась девушка.

— Ничего. Сергия вспомнилась. Та в капсулу сама рвалась.

— Хватит трепаться! — недовольно буркнула темнокожая.

Они как раз садились в лифт, чтобы вознестись внутрь «Циркона», и начавшийся было разговор в тесном пространстве кабины заглох. Здесь, к счастью, обошлись без навязчивой мелодии, как в лифтах жилых корпусов. Все-таки военные в этом отношении гуманнее цивилов, и если можно отказаться от противных излишеств, так и поступят.

Офицер-Цирконин дружелюбно поздоровался с техниками, проигнорировав лигариев. Нет, на Гае Ацилии его взгляд задержался, но Кассию флотский попросту не заметил.

И только в коннектории — небольшом внутреннем помещении со сдвоенной капсулой — позволил себе недовольное:

— Надеюсь, мы не пожалеем, что ввязались в эту историю.

— Боишься размазаться по трубе? — хихикнула рыженькая.

Но офицер был убийственно серьезен.

— С настоящими спокойнее как-то было.

— Не пори чушь! Эти тоже настоящие, с настоящим Парадоксом. А больше ничего не нужно, — прорычала темная.

Понятное дело, присутствие лигариев никого не смущало. И если Гай Ацилий, как истинный патриций, отвечал таким же полнейшим равнодушием к окружающей обстановке и людям, то Кассия и уши навострила, и пошире открыла глаза, чтобы не упустить ни малейшей детали. Бдительность никому не вредила, а еще отвлекала девушку от Внутреннего Ацилия, что немаловажно.

— Ну? Чего стоите? Инструкции забыли? — строго спросила техник.

Лигарии переглянулись и полезли внутрь капсулы, чтобы занять каждый свое место, принять самую удобную позу и позволить персоналу подготовить коннект-систему к работе.

Ровная поверхность ложа быстро приняла очертания тела бывшей манипуларии, распределяясь так, чтобы лигария не испытывала ни малейших неудобств. Рядом глубоко, пытаясь успокоиться, дышал Блондинчик, но так как шевелить головой до команды было запрещено, то Кассия не могла видеть его горделивый профиль. Высокий лоб, крупный нос, твердый подбородок — властное лицо человека, всю жизнь принимавшего решения за других. И сейчас его, пожалуй, обуревали чувства недоступные таким, как Кассия.

Зато, осторожно скосив глаза, девушка лицезрела собственное отражение в прозрачной поверхности верхней крышки капсулы.

«Ну ты, Фортуната, и щеки себе наела! Глазоньки совсем узкие стали. А губищи-то, губищи, — мысленно посмеялась Кассия. — Да мы с Блондинчиком та еще парочка! Контраст и полная противоположность во всем. Ничего удивительного, что на нас пялятся, как на фиванских птероящеров».

Девушка как раз давала себе слово налечь на физподготовку, когда техники щелкнули замками, помахали лигариям на прощание и вместе с обеспокоенным флотским покинули коннекторий.

На внутренней поверхности крышки тут же высветилась надпись «Соблюдайте полное молчание», но напоминание оказалось лишним. Лигарии постепенно впадали в странное оцепенение, похожее на дрему. Они не ощутили, ни как «Циркон» вылетел в пространство, ни времени, пока он несся к Устью. И такое их пограничное между сном и явью состояние длилось до тех пор, пока челнок не устремился в червоточину.

Корабль проткнул пространство, словно москит, прокусывающий кожу, или скорее как вирус, проникающий сквозь мембрану клетки. И пространство расступилось, закручиваясь воронкой, ослепляя сенсоры всеми оттенками спектра, сводя с ума часы и астрогационные системы. Все, кроме одной. Коннект-система приняла удар хаоса, пропустила его сквозь себя и направила к самому совершенному вычислительному прибору, созданному вселенной — сознанию двух людей, слитому в одно. Это Существо, обладающее сразу двумя телами, погруженными в транс, а потому несущественными, не завладело кораблем, нет. Коннект-система никогда не позволила бы этого, да и Существо не способно было себя осознать. Оно всего лишь анализировало информацию, вычисляло, рассчитывало, а самое главное — знало, куда лететь.

Туннели червоточины начали ветвиться, но Существо безошибочно выбирало нужный, тот самый, что выведет «Циркон», крохотное чужеродное тело среди непостижимых складок пространства, именно туда, куда следует выйти.

Тела в капсуле скручивали судороги, они содрогались так, что, не будь лигарии надежно зафиксированы, то уже переломали бы себе все кости. К счастью, сейчас они не чувствовали боли. Она придет потом, после пробуждения, слепящая беспощадная плата за пересечение границ возможного.

Существо тем более не испытывало боли, Оно не знало, что это такое. Его нервами, его телом в этом бесконечный миг Между был «Циркон» — совершенный и бесчувственный, с застывшими в безвременье личинками живых созданий в его чреве.

Если бы Существо было плодом слияния двух настоящих лигариев, Оно сумело бы поделиться с ними тем, что видело и ощущало. Невыразимая красота изнанки мироздания, все эти цвета, недоступные глазу, музыка волн и потоков, не имеющих ничего общего со звуком. Увы, эти двое, хрипящие и захлебывающиеся слюной в коннектории, не обладали способностью разделить Его радость. Только боль, и то — после.

«Циркон» скользил вдоль запутанных нитей изнанки, от узелка к узелку, исполняя на струнах вселенной торжествующую песню свободы и счастья, но Существо, увлекавшее его к цели, плыло в коконе абсолютного, ледяного и прекрасного одиночества. Оно было почти богом, но только почти. И в миг разъединения, когда корабль выпал в нормальный космос, Оно издало беззвучный вопль, погибая, переставая быть. Ненависть и скорбь — вот что испытало бы Оно, если бы умело чувствовать. Но, увы и к счастью, Существо лишили чувств.

Впрочем, те двое, что, очнувшись, пытались сейчас вычленить из обломков Существа свои собственные сознания и личности, чувствовать умели. К несчастью для них.

 

Глава 8

В случаях, когда события стремительно выходят из-под контроля по какой-то независящей от участников причине, принято говорить: «ничто не предвещало». Но Ливия слукавила бы, применив эту древнюю отговорку. Предвещало, и еще как. Другое дело, что наварху следовало обращать больше своего драгоценного внимания на признаки… нестабильности на борту корабля. Так что винить, кроме себя, Аквилине было больше некого.

Анализируя последующие события (а времени для анализа ей хватило потом с избытком) Ливия пришла к выводу, что началось все с отказа системы связи. Да, пожалуй, что именно это ощущение оторванности, которое настигает экипаж мгновенно, стоит перестать слышать голос далекой базы, и стало тем толчком, после которого все ухнуло в сингулярность. Ну, и еще бытовые трудности. Всего два работающих санузла на 250 человек — это суровое испытание для нервов и лояльности.

Собственно, именно с проблемы очередей в санузлы и начал разговор Марк Плавтий, астрогатор, задержавшись после очередного совещания. Точнее, бытовые неудобства он избрал как предлог, чтобы привлечь внимание наварха. Едва лишь они остались наедине, как Плавтий поделился своим… недоумением. Да, пожалуй, именно это чувство испытал астрогатор, когда префект Марций начал проявлять повышенное внимание к нему и его посту.

— И что конкретно он спрашивал? — поинтересовалась Ливия, выгибая бровь.

Вообще-то, в расспросах префекта состава преступления не просматривалось. Никто не запрещал Квинту Марцию беседовать с астрогатором и задавать вопросы касательно его профессиональной деятельности. Просто никому, и в первую очередь самому Марку Плавтию, и в голову не могло прийти, что подобные темы могут быть интересны префекту манипулариев. Это все равно, как если бы Марций принялся допытываться у авгура о методиках проведения ауспиций. Как-то не принято, чтобы префекты приставали к астрогаторам.

— О, в том-то и дело, что ничего конкретного, наварх, — обеспокоенно молвил Плавтий, понизив голос и оглянувшись на закрытую дверь. — Алгоритмы расчета курса, сетка пространственных координат… Если честно, то у меня сложилось впечатление, будто Квинт Марций… меня экзаменует.

— Вот как, — протянула Ливия, нахмурившись. — И многое ли ты ему рассказал, мой Плавтий?

— Не многое, наварх. Я спросил о причине его любопытства, а затем уведомил о том, что пока не сертифицирован для преподавания краткого курса астрогации. После чего рекомендовал обратиться прямо к тебе за более… доступным изложением.

— То есть, ты его послал, — наварх изволила усмехнуться.

— Именно. Послал к тебе, — подтвердил астрогатор. — Ливия Терция, еще кое-что…

— Слушаю.

— Несколькими часами позже я случайно слышал, как Квинт Марций беседовал с рулевым. И насколько я могу судить, вопросы задавал примерно такого же свойства.

— Ага, — мурлыкнула Ливия. — Понятно. А в инженерный он не наведывался, случайно? В реактор не заглядывал?

— Не могу знать, наварх, — Плавтий пожал плечами. — Так что это было, Ливия Терция? Проверка моей лояльности? Или компетенции?

- Не твоей, — хмыкнула наварх. — В твоей компетенции и лояльности Квинт Марций, судя по всему, не сомневается.

— Не понял, — астрогатор нахмурился.

— Не бери в голову, Марк, — успокаивающе похлопала его по плечу Ливия. — Префект наш, похоже, заскучал в полете, вот и решил поискать себе новых знаний и впечатлений. Однако если это повторится, не забудь доложить. Лучше — в письменной форме. Свободен!

И едва за астрогатором закрылась дверь, наварх позволила себе не только улыбку, но и смешки. Ай да Квинт Марций! Шутник!

Но если префекту охота выставлять себя на посмешище перед экипажем, это его дело. А ее, Ливии Терции, первая забота — долететь до Карбона-Три. Вряд ли Квинт Марций намерен создавать серьезные проблемы. Не самоубийца же он, в самом деле?

***

— Кхм…

Надо заметить, что даже такого краткого междометия было многовато для погребальной речи над останками Карбона-Три. От планетоида осталось чуть больше половины, и если сканеры не врали, то кому-то показалось мало целенаправленно разбомбить технический пост и накопительную станцию. Бомбовый удар неизвестных агрессоров был такой силы, что треть массы космического тела превратилась в пыль, точнее, в облако мелких осколков.

Отчеты от внешних анализаторов сплошным потоком текли в мозг Квинта Марция, только подтверждая его догадки. Во-первых — это не техногенная авария, во-вторых, судя по излучению, использовались кластерные бомбы, а в-третьих, никто из шахтеров не спасся.

Ничего удивительного, от такого удара нет защиты, никакой спас-бот не выдержит. Нет смысла отправлять катер с десантниками на поиски уцелевших. А жаль! Полторы недели полета и фактического безделья утомили Квинта Марция сильнее, чем когда-либо прежде.

А умница-«Аквила» тем временем без устали собирала информацию, всю, какую только возможно, сканируя пространство во всех доступных диапазонах в поисках следов ублюдков, сгубивших столько ни в чем не повинных людей. Кто-то же это сделал. Кто?

«Ну, давай, милая, найди мне остаточный след от маневровых, — мысленно просил Квинт, обращаясь к „Аквиле“ как к живому существу, норовистому и суровому, но на редкость сообразительному. — Здесь было что-то большое и мощное. И ускорители не могли не подействовать на мельчайшие частицы пыли. Будь внимательнее, пожалуйста».

- Фиксирую остаточный след экситонных ускорителей, — подал голос Плавтий с поста астрогации. — Сетка пространственных координат 22–12 точка 7.

И Ливия встрепенулась в кресле.

- Можешь идентифицировать?

- Никак нет, — астрогатор покачал головой и уточнил: — Судя по степени рассеивания… корабль покинул эту область более 20 часов назад.

- Экситонные ускорители… — протянула наварх, скорее размышляя вслух, чем делясь соображениями: — Значит, это был военный корабль. И я подозреваю, что не наш.

В общем-то, дальнейшие действия экипажа биремы были досконально расписаны в протоколах и вкратце формулировались как «тактическое отступление». Именно это Ливия и собиралась сделать, однако для приличия все-таки поинтересовалась мнением префекта. В конце концов, судовой журнал фиксирует все важные события на борту вне зависимости от желаний командиров. И соглядатаи Бибула тоже наверняка не дремлют.

«А задницу надо прикрыть», — напомнила себе Аквилина, поворачиваясь вместе с креслом к префекту.

— Квинт Марций? Что скажешь насчет причин этого? — она ткнула пальцем куда-то вниз, подразумевая катастрофу на Карбоне-Три.

Префект подробно и довольно монотонно перечислил все возможные классы боевых кораблей, которые могли использовать кластерные бомбы подходящей мощности и разрушительной силы, которыми были прицельно уничтожены и шахты, и поселение, и склады с рудой. Свои пояснения он, как и всегда, сопровождал демонстрацией изображений. Для должного впечатления на обитателей мостика.

— Карбон-Три был крупным источником руды, но никогда не являлся таким стратегически важным объектом, чтобы стать целью нападения, — задумчиво молвил Квинт. — Надо бы разобраться, что тут произошло.

«Резонное замечание, но бесполезное, — подумала наварх. — И без тебя ясно, что разобраться надо. Мог бы не сотрясать воздух».

— Связи с командованием все еще нет, Гай Фульвий? — Ливия повернулась к посту связи и, получив в ответ отрицательное покачивание головой, поморщилась: — Плохо. Полагаю, они — кто бы это ни был — сначала нарушили коммуникации колонии, чтобы шахтеры не смогли сообщить о происходящем. Случайные свидетели, которых безжалостно, но эффективно уничтожили. Парфийский почерк, не так ли? Вышлем к планетоиду зонд для подтверждения и сбора образцов.

В полевых условиях определить происхождение оружия, уничтожившего колонию, конечно, невозможно, однако аналитики Бибула, получив данные зонда и образцы, обнюхают не только каждый атом, но даже протоны с электронами заставят петь в унисон. Они — ребята дотошные. Идентификация противника займет время, однако неизбежно произойдет.

— Зонд необходим, — согласился с выводами наварха Квинт Марций. — А еще надо сделать экстраполяцию экситонного следа, чтобы определить направление. Мы, в принципе, можем догнать нашего непрошенного и крайне агрессивного гостя.

«С одним кораблем? Не сообщив о находках? Без приказа? А если мы нарвемся на флот вторжения или даже на одинокий рейдер, что мы будем делать тогда? Геройски погибать?»

Всё это наварх с наслаждением проорала бы в лицо префекту, будь они здесь одни. Но вокруг настороженно прислушивались офицеры, да и отношения Ливии и Марция не были столь доверительными, чтобы давать волю эмоциям. Ни к чему это, право. Зачем уговаривать, когда можно просто четко выполнять протоколы устава?

— Позволь напомнить тебе, Квинт Марций, — очень терпеливо проговорила Ливия, — что эта миссия была заявлена как спасательная. Не боевая. Поскольку мы не знаем даже, сколько кораблей и какого класса повинны в случившемся, я считаю неразумным предпринимать действия, не согласованные с командованием. Собираем улики и улетаем. На базе разберутся, что с этим делать.

«Ну, разумеется, она не дала себе труд выслушать объяснения! — взорвался префект. — Как обычно! Я её буквально носом тыкаю в картинки и всё без толку». Остановиться он уже не мог, хотя прекрасно понимал, что наварх не только права, но и в своем праве. Но согласие с ней сейчас означало лишь унижение и полную капитуляцию.

— Позволь напомнить тебе, Ливия Терция, — в точности копируя тональность наварха, заявил взбешенный Квинт, — что «Аквила» является боевым кораблем Республики. Всегда, вне зависимости от характеристик непосредственного задания, она остается боевой биремой. Уничтоженная колония на Карбоне-Три, в свою очередь, принадлежала Республике, а сотрудники шахты являлись её полноправными гражданами. И то, что мы видим, — префект сделал широкий жест, указывая в сторону проекционного экрана. — Это неподдельный акт военной агрессии, — и перевел для особо упертых и альтернативно одаренных. — На нас только что напали без предупреждения, наварх.

— Несомненно, — кивнула она. — Однако мы не уполномочены принимать решения, которые могут повлечь за собой непредсказуемые последствия. Это, во-первых. Во-вторых, состояние нашего корабля нельзя назвать удовлетворительным. Пока что мы — единственные живые свидетели катастрофы. И наша первая обязанность — поставить в известность командование. Если бы системы связи были исправны, я рассмотрела бы вариант преследования неизвестного врага, но не теперь. Мы здесь одни. Тебе не терпится повоевать, Квинт Марций, я понимаю, — она слегка улыбнулась, — но опрометчивые решения неприемлемы. Твой запрос отклонен. Астрогатор, проложить кратчайший курс домой. Мы улетаем и улетаем быстро.

Что-то такое было в голосе Ливии, что-то непереносимое, заставившее Квинта Марция, как говорят десантники, откусить загубник.

— Астрогатор, отставить! — заявил префект непреклонно, глядя сквозь наварха на замершего на своем посту Плавтия. — Произведи все необходимые расчеты, экстраполируй экситонный след и рассчитай наиболее оптимальный курс. Мы преследуем вражеский корабль.

Ливия застыла в кресле памятником самой себе. Невероятно! Он все-таки решился. Открытое неповиновение, мятеж… Впрочем, нельзя не признать, что все к тому и шло.

«Бибул ошибся. Нельзя было посылать нас в рейд, пока не закончено лечение».

С другой стороны, наблюдать, как многолетний нарыв наконец-то прорывается и начинает сочиться гноем… было в этом некое извращенное облегчение.

«Наконец-то, — подумала Аквилина, почти с ужасом осознавая собственную азартную радость. — Теперь посмотрим, кто кого».

Уставившись в упор на Марция, она процедила:

— Плавтий, ты получил прямой приказ. Рассчитать курс на базу, — и щелкнула по коммуникатору: — Команду вигилов на мостик.

Она никогда прежде не находила удовольствия в том, чтобы выдавливать всякие прыщи и чирьи. Для исцеления нарывов рядом всегда были профессионалы. Однако… оказывается, это не только больно и противно, но и отчасти приятно.

«Надавить на гнойник и полоснуть по нему, чтоб гной не просто потек, а хлынул, — решила она, припомнив, что передала отряд вигилов под командование Марция. — Проверка! Не лояльности, а здравомыслия».

— Плавтий, мне нужны расчеты для начала преследования. Немедленно. Это приказ, — отчеканил Квинт, словно не слышал ни слова из уст Ливии, словно наварха вообще не существовало в природе. Впрочем…

— Взять наварха под стражу! — приказал он вигилам, едва те появились на мостике. — Я принимаю командование на себя.

И те беспрекословно подчинились, потому что перед вылетом Ливия Терция официально передала префекту право командовать корабельными вигилами.

«Ecastor», — мысленно выругалась Ливия, почти с удовольствием отмечая повиновение ее собственной службы безопасности мятежному префекту. Никто даже не усомнился в правомочности его приказа. Тем хуже для всех.

— Итак, мятеж, — скучным голосом подытожила наварх больше для протокола, чем для присутствующих, без сопротивления поднимаясь из кресла: — Надеюсь, все здесь хорошо осознают последствия своих действий. Особенно ты, префект. Впрочем, полагаю, тебя ожидает масса интересных открытий.

«Допустим, летать ты сможешь, — предвкушающе подумала Ливия. — Но как ты при этом справишься с фонтанирующим гальюном? Нет, я ни за что это не пропущу!»

— Не утруждай себя, Публий Вителлий, — она ласково улыбнулась командиру вигилов, — я знаю дорогу на гауптвахту.

При всех его тактических талантах префект не учитывал одного: корабль — это не только двигатели и орудия, иначе даже обезьяну можно было бы натаскать командовать с мостика. Но вся сладость открытий заключается именно в получении личного опыта. Марций сейчас был похож на грибника, радостно гуляющего по минному полю. И Ливия собиралась сполна насладиться зрелищем.

— Астрогатор, делай расчеты, — повторил Квинт Марций как ни в чем не бывало, а затем обратился непосредственно к командиру вигилов. — Публий Вителлий, нет никакой необходимости содержать наварха в камере. Её личная каюта вполне подойдет. Выполняй.

И отвернулся. После взятия под стражу наварха и произнесения вслух слова «мятеж» сожалеть о содеянном было поздновато. Неожиданно для себя префект «Аквилы» сделался тем, кем никогда не хотел быть — мятежником. Бунт вышел настолько спонтанным, что Квинт даже не испугался.

— Плавтий, я жду, — терпеливо напомнил он.

Он медленно опустился в кресло наварха, впервые за последние полторы недели чувствуя себя нужным и уверенным в собственной правоте. И, признаться честно, без Ливии на мостике дышать стало легче.

— Всё готово, префект. Курс рассчитан, — спустя несколько томительных минут ожидания доложил Марк Плавтий.

— Отлично, — вздохнул с облегчением Квинт. — Проверка систем…

Необходимые команды срывались с языка и успевали прозвучать даже раньше, чем префект осознавал, что именно надо говорить. Вообще-то, ничего удивительного. Он половину жизни только и делал, что наблюдал за работой наварха. Они с Ливией вместе не только сражались, а Квинту по уставу полагалось присутствовать при всех вылетах и стыковках.

— Рулевой, вперед.

Бирема ответила мягким прикосновением к разуму ментата. Она подчинилась! Она подчинилась ему, словно не заметив отсутствия Ливии. Видят лары и маны, никогда прежде Квинт Марций Аквилин не испытывал подобного удовлетворения от жизни. «Аквила» принадлежала только ему одному. За это счастье можно отдать всё!

Получилось, что всего за какую-то паршивую дюжину дней этого проклятого полета к Карбону-Три Квинт Марций достиг самого дна отчаяния. С ним случилось то самое страшное, что только может произойти со взрослым человеком — он ощутил свою полную бесполезность и непричастность к общему делу. Никогда прежде, даже в более дальних перелетах, когда командиру манипулариев объективно нечем было заняться, префект так не томился и не мучился от ненужности. Он следил за боеготовностью людей и оборудования, много читал, медитировал, занимаясь самосовершенствованием.

Сейчас же, выходя на мостик и занимая кресло рядом с навархом, рядом с загруженным по самую макушку навархом, Квинт чувствовал себя… лишним. «Аквиле», ослабленной после незаконченного ремонта, как после недолеченной болезни, его любовь, преданность и поддержка были не нужны. Тонкие намеки, мол, я могу помочь и немного разгрузить, Ливия принципиально не замечала, дельные предложения игнорировала. И через несколько суток префект, собираясь на вахту, сознательно оставил свой «гладий» в каюте. Потому что желание выстрелить наварху в спину стало навязчивым. А картины забрызганного её кровью мостика, рисующиеся воображением, необычайно привлекательными. Ливия мешала, Ливия бесила, Ливия…

Впрочем, как показал опыт, чтобы справиться с Ливией «гладий» не понадобился. Да славятся в веках Уставы и те, кто их придумал!

Квинт осторожно положил ладонь на панель интерфейса. Почти с тем же трепетом, как когда-то впервые прикоснулся к личному табельному оружию или к груди первой своей женщины…

Но эйфория длилась не слишком долго.

Как говорится, Хаос таится в мелочах и прячется в деталях. «Аквила» взяла след неизвестного корабля-агрессора, и, казалось, слушалась команд префекта беспрекословно, но на Квинта Марция вдруг навалилось такое количество небольших, почти несущественных проблем, начиная от неисправности санузлов и заканчивая бесконечными уточнениями относительно распределения энергопотоков. Новоиспеченное начальство рьяные подчиненные принялись рвать на части с утроенной энергией. Командир биремы требовался всегда, везде и по любому поводу. И если у Ливии Терции нужные навыки текли в крови, то Квинту Марцию достался весь груз ответственности сразу, одним куском и прямо на голову.

Инженерный пост делал доклад каждые пять минут, и от потока важнейшей информации о состоянии двигателя у префекта трещала в мозгу каждая извилина. Он, взмокший и напряженный, без конца рылся в техзаданиях, пытаясь, если не разобраться что к чему в деталях, то хотя бы не навредить «Аквиле» и её экипажу.

— В жилых отсеках падает температура.

— Поднять уровень в блоке двенадцать, — тут же отозвался Квинт, слово в слово повторяя приказы Ливии.

Но не тут-то было. Через три минуты вызов повторился снова:

— В жилых отсеках резко повышается температура. Не работает утилизация отходов. Произведено автоматическое отключение электроэнергии.

Еще сорок минут Квинт Марций безуспешно сражался с чувствительнейшей системой распределения энергии. Всё оказалось слишком сложно, ещё сложнее, чем думалось префекту, во много раз сложнее. Простым наращиванием мощности задачка не решалась. В этом случае из инженерного сразу понеслись раздраженные вопли об опасном состоянии плазмы. Причем плазма была далеко и укрыта за толстенной оболочкой реактора, а у Квинта Марция пот по позвоночнику стекал струйкой, будто под креслом с его задницей развели костер.

Прелесть погружения в шкуру наварха оказалась более чем сомнительной.

Через шесть часов префект передал мостик астрогатору и отправился в каюту к Ливии Терции — требовать посильной помощи. В конце концов, это был её святой долг. Теоретически.

***

В бытность Ливии кадетом летной школы, а затем — командирского лицея на Колонии Аррия Секунда, инструкторы часто повторяли парадоксальную на первый взгляд фразу: если кадет ни разу не подвергался дисциплинарному взысканию, значит, с ним что-то не так. Хотя бы разок, но свой срок на гауптвахте должен отбыть каждый кандидат в пилоты-командиры, а тем более — в навархи.

Так вот с Ливией Терцией, а так же ее братьями и сестренками все было в порядке. Гауптвахту, конечно, нельзя было назвать вторым домом представителей фамилии Ливиев, однако гостили они там частенько, а Терция — едва ли не дольше всех. В этом смысле ее превосходили только братец Гай и сестренка Прима, но они и по возрасту были старше.

Короче, нет лучшего места, чтобы привести в порядок мысли, хорошенько отдохнуть и беззаботно выспаться, чем гауптвахта. Никаких построений, никаких групповых занятий, регулярные прогулки и масса времени для чтения и размышлений. Вирт-поле закрыто и передвижения ограничены — вот и все неудобства.

Это все к тому, что домашний арест для наварха биремы во время боевого рейда — это практически незапланированный отпуск. Груз ответственности, к которому привыкаешь примерно как к повышенной гравитации, испаряется мгновенно, едва лишь волшебные слова «взять под стражу» блокируют твои командные коды. И ощущение такое, что вот-вот воспаришь, будто воздушный шарик — или, учитывая специфику, так, словно на жилых палубах вдруг отключилась искусственная гравитация. Кстати, о калибровке систем… Устроить новоиспеченному командиру маленький сюрприз прямо сейчас или чуть-чуть подождать?

Ливия вольготно развалилась на койке, задрав ноги на переборку и закинув руки за голову. Красотища! И, что характерно, наконец-то можно выспаться.

А что до биремы… Серьезно навредить кораблю Квинт Марций не сможет, хотя бы потому, что умница-«Аквила» создала систему резервного контроля, активировав ее при слове «мятеж», произнесенном голосом наварха. Префект может резвиться на мостике, сколько ему угодно, однако угробить лучшую бирему сектора Ливия ему не даст. При опасности критической ошибки командования резервное управление тут же перейдет на вирт-панель в каюте наварха. К счастью, отцы-командиры предусмотрели подобную ситуацию. Честь и хвала им за это.

Но перехватывать контроль за системами Ливия не торопилась. Во-первых, ей действительно не помешало бы выспаться, а время пока терпит. Во-вторых, упрямцу-префекту надо дать возможность совершить как можно больше ошибок, чтоб увяз поглубже. А в-третьих, отчего бы не позабавиться в кои-то веки?

Поэтому, взвесив все варианты, наварх решила не вмешиваться. Ну, почти. Всего лишь парочка безобидных сюрпризов, на тот случай, если у префекта выдастся свободная минутка, чтобы заскучать. К слову, и в летной школе, и в командирском лицее кадеты подшучивали друг над другом гораздо жестче, не говоря уж о развлечениях инструкторов. Но Квинт Марций никогда не сидел в кресле наварха даже во время симуляции полета, откуда ж ему знать, как это весело?

— Всё ради твоего удовольствия, мой дорогой префект, — хихикнула Ливия, вкрадчивым и незаметным вирусом проникая в системы. — А теперь засекаем время, пока ты дозреешь и начнешь ломиться в дверь, изрыгать угрозы и взывать к долгу.

Что удивительно, она практически не злилась, и уж тем более не боялась.

***

Стараясь не смотреть на часового, Квинт Марций осторожно надавил на сенсор, хотя очень хотелось постучать в дверь кулаком. Вороны бы побрали эту звуконепроницаемость!

— Позволь войти, Ливия Терция.

— Пожалуйста, — отозвалась наварх. — Только дверь заперта снаружи, если ты забыл.

Он вовсе не забыл, просто не хотел выглядеть грубым и бесцеремонным варваром, вламывающимся в чужое жилье. В отличие от некоторых, не будем указывать пальцем, Квинт уважал неприкосновенность личного пространства.

Наварх сидела на койке, скрестив ноги в позе медитации, и по лицу ее блуждала блаженная улыбка полной безмятежности.

— Извини, что тревожу, но мне необходимо устранить кое-какие простые неполадки в системе жизнеобеспечения, — сказал он и немедленно пожалел о своем крайне миролюбивом тоне.

Больше всего Ливия напоминала своего зловредного сцинка, только без оранжевых кучек вокруг и сидения на потолке. То же самодовольное выражение лица, маслянистый блеск в глазах и еще что-то неуловимо сволочное.

«Жаль, синтезаторы отключены, а то бы я тебе наделал тараканчиков на обед».

— Ну, так устрани, — равнодушно пожала плечами Ливия. — Насколько я помню, персонал инженерного отдела достаточно квалифицирован. Или я что-то пропустила? О! — и она изобразила обеспокоенность: — Или ты их тоже запер?

— А ты можешь обойтись без злорадства? — вздохнул Квинт. — Да, я не столь компетентен в некоторых вопросах, как ты, но никто не заставил бы тебя уйти с мостика, согласись ты на преследование вражеского корабля. Теперь же, когда мы вот-вот столкнемся с противником, твой долг сделать всё необходимое для обеспечения боеспособности «Аквилы».

«Интересно, у этого человека вообще есть совесть?» — подумалось ему.

«Любопытно, и давно у Марциев из генома совесть исключили, как несущественную деталь? Или это я что-то пропустила?», — эхом подумала Ливия, а вслух спокойно посоветовала:

— Перечитай устав, Квинт Марций. На борту корабля есть только один человек, который отвечает за все решения и системы. Это наварх. Или, в его отсутствие, следующий по старшинству флотский офицер. Узурпировав эти права, ты навлек на себя еще и обязанности. Так что все решения теперь принимать тебе и только тебе, и за жизни всех членов этого экипажа тоже отвечаешь только ты. Мой долг как арестованной — не предпринимать попыток побега и не совершать самоубийства. Только и всего.

— На самоубийство я и не смею надеяться, — не сдержавшись, глумливо ухмыльнулся префект. — Могла бы просто послать меня подальше.

К слову, насчет убийства он не был так уверен. Кровавого жестокого убийства. Потому что относительно положений устава, женщина права: на корабле бывает только один наварх, не смотря на двуединое управление.

— Я и посылаю, — безмятежно отозвалась Ливия. — Иди на… мостик, Квинт Марций. Никто и не говорил, что быть мятежником так уж легко.

И закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен.

— Счастливо оставаться, — фыркнул префект, втихомолку радуясь, что по-прежнему безоружен. «Гладий», пожалуй, стоило закрыть в сейфе. Потому что становиться мятежником-убийцей по-настоящему он вовсе не хотел.

— Возвращайся, когда будешь готов вернуть мне мой корабль, — молвила Ливия ему вслед.

— Обязательно. Вернусь, когда накажу врагов, уничтоживших Карбон-Три.

И не прощаясь, вышел.

«Ты погорячился, Квинт Марций, — честно признался он себе, уже вернувшись на мостик. — Ты здорово погорячился. И единственный способ доказать, что ты был прав, это вздрючить парфийского гада».

И мироздание, словно услышав беззвучные мольбы Аквилина, решило избавить его от мук неопределенности.

— Нава… — на посту астрогации немного запутались в чинах и званьях, что было немудрено. — Префект, мы его догнали.

Но не успел Квинт возблагодарить высшие силы за посильную помощь, как стало ясно: удача «Аквиле» изменила по-крупному, а у мироздания плоховато с чувством юмора.

— Один… три… пять кораблей класса «айн»!

Пять крупных объектов, которые сенсоры биремы определили с устрашающей точностью, появились на экране. Глазам своим перфект привык доверять, и они ему говорили…

— Это вторжение. Боевая тревога! — скомандовал префект, подключившись к нейро-сети. Он даже сам не заметил, что копирует интонации Ливии.

Ощущения от слияния с «Аквилой» захлестнули Квинта Марция с головой — одновременно и знакомо, и до крайности непривычно. Та информация, которая раньше плавно и гармонично распределялась между двумя профессионалами, теперь предназначалась ему одному. Словно человеку, всегда мечтавшему увидеть море, наконец-то подарили целый океан.

— Расчеты по дальности?

— Префект, нас тоже засекли. Три корабля отделились от строя и идут курсом на перехват, — доложил астрогатор. — Они готовятся атаковать.

— «Онагры» к бою.

Собственно, вслух команды проговаривались исключительно для корреляции между нейро-сетью и судовым журналом, и для людей на мостике, разумеется. Но в действительности в бою и префект, и уж тем более, наварх управляли «Аквилой» мысленно: примерно так же, как живой человек не размышляет каждую минуту, правильно ли он ставит ногу при ходьбе или протянул руку к чашке кофе. Только Квинт Марций владел, словно пальцами своих рук, боевыми системами биремы, а Ливия Терция — всей остальной «Аквилой». Да, против всех иррациональных страхов, корабельная нейро-сеть послушно отозвалась на запрос, впуская в свое «сознание» разум префекта, но и только.

Попробуйте-ка управиться с чужим телом, не чувствуя при этом его, как свое собственное, да еще без длительной практики! Ничего не выйдет! Каждое движение получится неловким, даже самое простое, доступное, казалось бы, младенцу без всякого участия сознания.

То же самое происходило с Квинтом Марцием. Отчаявшись и почти обезумев от собственной беспомощности, он стал командовать кораблем голосом:

— Лево на борт! Маневровые. Щиты по левому борту на максимум. И разворот.

Получалось плохо, очень плохо. А если говорить честно, то просто отвратительно. К тому же, противное ощущение тотальной замедленности, словно плывешь в густом сиропе, доводило Квинта Марция до исступления. Нетерпение зудело где-то под кожей, горло сдавливали спазмы, и по лицу катился пот. На успешный опыт пилотирования это убожество точно не походило.

«А как ты хотел? А на что ты рассчитывал, ублюдочный самозванец? — безжалостно допытывалась растревоженная совесть. — На что замахнулся, болван пустоголовый?»

— Приближаются девять целей по левому борту. Идентифицирую… Это ракеты, префект. Время до столкновения 48 секунд.

У префекта не было времени даже ругнуться как следует, не то, чтобы направить нужную мысль разнесчастной умнице-«Аквиле».

— Отсчет готовности. «Онагры», по целям — огонь. Энергощит до максимума.

— Семь целей уничтожено. Две все еще приближаются.

— Рулевой, маневр уклонения!

— Схема, префект! — крикнул тот. Бедняга, он почти бился в истерике.

К «Аквиле» сквозь бездну неслись смертоносные заряды. Быстро-быстро, очень быстро. А мысли в голове текли крайне медленно, и состояли они из истошного: «Забыл-я-забыл-я-забыл!»!

— Аааа… Дельта-один!

Бирема нервно рыскнула, заваливаясь на борт.

«Лары и маны! Боги! Пусть нам повез…»

И в следующий момент корабль содрогнулся. Одна ракета все-таки настигла «Аквилу». У Квинта перехватило дыхание, как от резкого удара поддых.

— Прямое попадание, — констатировал астрогатор. — Щиты по левому борту отказывают.

Экран сразу же взорвался тревожными сообщениями и предупреждениями.

— Инженерный — мостику! — в сознание самовольного наварха вклинился голос Фабриции. — Прорыв плазмопровода в секции 14! Мы теряем левый двигатель!

Полученные повреждения вовсе не отменяли необходимости продолжать вести бой с превосходящими силами противника. Как, должно быть, удивились старые добрые парфы, встретив вместо знаменитой республиканской биремы — легкой, маневренной, невообразимо быстрой, какое-то медлительное неловкое недоразумение. Они уже, наверное, сочиняют комментарии к памятным изображениям командиров на фоне обломка корабля с бортовым именем — «Аквила»…

— Кормовые «Онагры» — отстрел по целям. Разворот. Полный вперед, — отреагировал префект и переключился на громкую связь. — Ливию Терцию прошу прийти на мостик.

Надо, чтобы о его решении узнали сразу все. Надо смотреть правде в глаза: «Аквила» гибла, её надо было спасать, а всё остальное не имело значения.

Сбылось, свершилось то, о чем Квинт Марций грезил с того самого мига, как впервые ступил на палубу «Аквилы» — они летели среди звезд, но исключительно навстречу неминуемой смерти и вечному позору.

— Девять целей по левому борту, быстро приближаются, — доложил астрогатор и тихонько буркнул себе под нос: — Сейчас нас добьют.

— Оставить болтовню, — холодно молвила Ливия, входя на мостик. — Время до столкновения?

— 30 секунд, наварх.

— Рулевой, маневр уклонения «Альфа-три», — наварх добралась до кресла и села. — Перенаправить энергию в обход поврежденного плазмопровода. Префект, мои командные коды.

— Передаю управления Ливии Терции Аквилине, наварху, — с нескрываемым облегчением выдохнул Квинт и вплотную занялся ведением ответного огня, собственно, именно тем, что у него получалось лучше всего на свете. Во всяком случае, лучше, чем летать. Привычные функции, знакомые команды и четкое осознание правильности действий, но… уже совсем по-другому. Теперь ему точно всегда будет не хватать чего-то неизмеримо большего. И, конечно же, этот бой станет для Квинта Марция Аквилина несмываемым пятном на его репутации, вытравится уродливым шрамом в душе и болезненной раной для совести. Но ошибки надо признавать — и точка.

— Статус? — гавкнула наварх. — Инженерный! Статус!

- Отказ системы жизнеобеспечения на второй палубе левого борта, секции с первой по четвертую! — с бодростью, не совсем уместной в данной ситуации, отчитался инженерный пост.

Квинт Марций представил, что творится в отсеках с его легионерами, и содрогнулся.

— Центурии. Внимание. Срочная эвакуация.

— Эвакуировать поврежденные отсеки. Поднять сдерживающие поля. Энергию на экситонные ускорители, — Ливия подключилась к нейроинтерфейсу, но входить в слияние не стала. Это — как раз тот случай, когда требуется работа команды, а не одной только наварха. Слишком нестабильно поле, много повреждений, и получить шок, а то и инсульт, находясь в полном контакте с подбитым кораблем, проще простого. Оценив ситуацию, наварх скомандовала: — Плавтий, найди мне место для посадки.

Даже без нейро-поля Квинт чувствовал холодную ярость Ливии. Отчетливо и ясно, как и свои горечь и стыд.

- Есть планетоид в полутора миллионах миль справа по курсу, — доложил астрогатор. — Но, наварх…

- Проложить курс. Инженерный, статус двигателей?

Прежде чем снова заняться преследователями, префект запросил сведения о положении дел в центуриях.

— Показатели витальности?

К нему через нейро-сеть и внешние каналы устремились доклады от подразделений. Среди легионеров были раненые, некоторые тяжело. Усилиями Квинта Марция медотсек в кои-то веки был загружен срочной работой.

— Левый основной отказал. Но у нас еще есть ускорители, наварх. Уровень давления в реакторе падает.

— Отключить основные двигатели. Приготовиться заглушить реактор. Лево на борт. Статус нейро-сети?

- Нейро-сеть нестабильна, наварх.

Квинт ощущал повреждение, как человек — онемение в перетянутой жгутом конечности. «Аквила», словно живое существо, изнемогала от ран, медленно впадая в состояние синкопа.

- Перехожу на ручное, — Ливия сдернула со лба обруч. — Плавтий, расстояние до планетоида?

- 900 тысяч миль, наварх. Нас собьют при попытке сесть.

Вообще-то, Квинт начинал учиться командованию как раз в режиме ручного управления кораблем. Так даже проще. Он и без нейро-сети знал каждую оружейную единицу «Аквилы», чтобы отдавать команды и комбинировать системы защиты-нападения в боевой обстановке.

— Инженерный, заглушить реактор. Перейти на резервное питание. Приготовиться выпустить плазму по моей команде. Квинт Марций, мне нужна детонация одной из твоих бесценных торпед на расстоянии не более 300 миль от нашей кормы. Прямо сейчас.

Идея Ливии была проста и незамысловата, как и любая классическая уловка. Детонация торпеды на таком расстоянии на сенсорах выглядит как взрыв топливных систем. Ослепить сенсоры противника и улизнуть под шумок. Главное, самим не подорваться.

- Всю энергию на кормовые щиты. Будем садиться, малышка, — она привычно погладила подлокотник кресла. — Рулевой, передать управление на мою консоль.

— Торпеда ушла.

— Инженерный, выпустить плазму! Ухожу с орбиты… сейчас! Всем отсекам — приготовиться к удару!

Маленькое, но очень горячее солнце вспыхнуло за кормой стремительно рыскнувшей вниз «Аквилы», а сразу за тем раненую бирему настигла волна частиц. Но свои торпеды тем и хороши, что под них можно заранее смодулировать свои же щиты.

— Отчет!

— Щиты держатся. Структурная целостность корпуса 72 процента.

— Ускорители стоп. Энергию на маневровые. Заходим на посадку. Плавтий?!

— Есть ровный участок в 2500 милях по курсу. Закладываю координаты.

— Высота 90 миль. Скорость 15 тысяч миль. Отчет?

— Контроль среды — штатно! Инерционные гасители готовы. 50 миль до места посадки!

— На экран! А, уже вижу. Инерционные гасители включены. Выпускаю посадочные подпорки. Посадочные подпорки зафискированы. Маневровые на реверс… Приготовиться к столкновению! — Ливия стиснула подлокотники кресла и примерзла взглядом к экрану.

Подобно фениксу среди призрачно-синего пламени, рвущегося из сопел маневровых двигателей, «Аквила» плавно опускалась на поверхность планеты. Впервые с момента своего рождения.

— Контакт! Прекратить подачу энергии на двигатели. Продуть маневровые. Господа, поздравляю вас с удовлетворительной посадкой, — наварх встала и тут же конвульсивно вцепилась в спинку кресла. Ливию повело в сторону, она скрипнула зубами и села обратно. — Так. Отключить все системы, кроме жизнеобеспечения. Использовать только резервные батареи. Лично распылю того, кто хотя бы чихом нас демаскирует!

— Может быть, кофе, наварх? — Плавтий всегда знал, как подольститься к начальству. Иначе зачем бы ему таскать с собой термос?

— Не помешает, — кивнула Ливия. — Хм… благодарю.

Она на несколько мгновений замерла над чашкой, вдыхая ароматный пар, а потом встряхнулась и снова принялась командовать:

— Отчет о раненых. Отчет о повреждениях. Не прекращать сканирование! Не факт, что наша уловка их обманула! Фабриция! — она вызвала инженерный. — Мне все равно, как ты это сделаешь, но мне нужны мои двигатели. Ясно? Фульвий! То же относится и к тебе. Неважно, как, но найди мне способ связаться с базой.

— Но…

— Хоть сигнальные костры разжигай! — нетерпеливо прикрикнула наварх. — Инженерный! К вам тоже относится. Раз уж мы пока никуда не полетим, задействовать в ремонте всех, способных держать отвертку. Выполнять.

Она повернулась к префекту и окинула его испытующим взглядом. А потом кивнула сама себе, принимая решение:

— Квинт Марций, мостик твой. Как только закончишь со своей частью веселья, прошу ко мне в каюту. Надо поговорить.

***

«Потерпи еще чуть-чуть, я с тобой», — думал Квинт Марций, страдая от отчаянного желания спасти самое дорогое во Вселенной создание. Кровоизлияние в мозг он счел бы самой малой расплатой за содеянное. Словом, до момента посадки префект в полной мере «наслаждался» самобичеванием. Затем здравый смысл и необходимость заняться делом все-таки взяли вверх.

«Сука ты, Квинт Марций! — с чувством сказал префект сам себе. — Теперь для полноты ощущений вставь в задницу сигнальную ракету и подожги. „Аквиле“ это очень поможет, разумеется».

— Торвенторам боевых постов не покидать! Сканирование продолжать. Центурии, отчет о потерях!

— Невосполнимые потери — семнадцать человек, — доложили ему. — Шестеро в критическом. Помещены в стазис-камеры.

— Раненые?

— Двадцать один.

Подразумевалось, что те, кто остался при конечностях, не истекает кровью и в состоянии держать оружие, в список раненых не попадает.

— Об изменениях докладывать.

«Итого: четверть личного состава принесено в жертву личным амбициям. В сухом остатке — поврежденная бирема и прохлопанное парфийское вторжение. Неплохой такой задел для обвинительного приговора», — самокритично решил префект.

Военный трибунал, исключение имени Квинт из рода Марциев и распыление преступника в виде удобрения над морковными грядками где-нибудь на Конваллисе-Девять — самое меньшее, на что он рассчитывал. Не говоря уж о последствиях предстоящего объяснения с Ливией Терцией. И еще неизвестно, что позорнее — трибунал или беседа с навархом.

В последний раз проваливший испытание по риторике Квинт Марций с такой же неохотой плелся в кабинет декана учебной части. И примерно с той же скоростью, всеми силами оттягивая неприятный момент.

В незапертую по случаю отключения электрики дверь пришлось деликатно постучать, прежде чем сунуть нос:

— Позволишь?

Ливия в ожидании визита префекта распаковала старинный, но очень выручавший еще во время учебы, приборчик — портативный нагреватель, и теперь искала, во что бы налить воду, чтобы сварить кофе по древней технологии — вручную. Никакой синтетики, настоящие зерна, обжаренные и перемолотые, а затем бережно упакованные. Фунт этого лакомства стоил… лучше не вспоминать, сколько он стоил. Но сейчас настал именно тот момент, мгновение истины и час срывания покровов с тайных помыслов. Эстет в душе Аквилины требовал жертв во имя создания нужной атмосферы, а Ливия привыкла потакать своему внутреннему эстету.

— Входи, — приглашающе махнула рукой наварх, не прекращая поисков. — Ага! Нашла! — и торжественно продемонстрировала металлическую емкость, подозрительно похожую на миску. — Запасная поилка Фиделиса. Так и знала, что пригодится. Присаживайся, Квинт Марций. Так… и как же я раньше включала эту штуку?

Она водрузила наполненную водой миску на панель нагревателя и в сомнениях почесала бровь: — Надеюсь, не взорвется. На сегодня хватит разрушений, как ты считаешь?

Префект завороженно уставился на примитивный прибор и емкость, в которой Ливия собиралась готовить кофе. И вовсе не потому, что никогда прежде не видел таких древних… э… приспособлений. Но — кофе? Кофе Квинту Марцию? И спросить, не ушибла ли, случаем, наварх свой драгоценный мозг об поврежденную нейро-сеть «Аквилы», было как-то неприлично.

— В твоих руках сегодня надежнее будет, — заметил он, невзирая на царящую в душе уверенность — в кофе уже подсыпана смертельная отрава, чтобы на десерт торжествующая Ливия могла насладиться долгой агонией поверженного врага.

— О! — ухмыльнулась наварх. — Если бы ты видел, как мы жарили колбаски на плазмопроводе и клепали самогонный аппарат из старого инжектора и хвостовика импульсной мины, ты бы не был столь уверен.

Она замолчала, внимательно следя, чтобы напиток не перелился через край «кофейника»:

- Ага! Подставляем чашки. Угощайся, Квинт Марций.

Нежданная гостеприимность Ливии сшибала с ног почище курсантского самогона. Отчего вдруг такая милость к падшим?

«Возможно, чтобы заслужить нормальное отношение, мне следовало угнать бирему, взорвать реактор и убить пару десятков человек еще десять лет назад?» — предположил Квинт.

Он протянул свою чашку со странным ощущением нереальности происходящего. Неведомо, какой реакции он ожидал от Ливии Терции, тут даже предположить сложно, настолько плохо они друг друга, в сущности, знали, но чего-то более взрывоопасного. Может, прицельного выстрела из табельного «гладия» в живот мятежника? Хотя… еще двое суток назад Квинт и ведать не ведал, до какого края он дойдет.

Префект в задумчивости не заметил, как, отпивая из чашки, зажмурился от удовольствия.

— Ну как? — с искренней заботой поинтересовалась Ливия. — Не слишком крепко?

«Руку на отсечение даю, ты запомнила процент кофеина в моем синтезаторе», — восхитился Квинт, но вслух молвил суховатое:

— Готовить на нагревателе у тебя получается лучше. Отличный кофе.

— Я рада, — кивнула Аквилина и без предисловий спросила в лоб:

- Скажи мне, Квинт Марций, как мне дальше служить с человеком, который считает себя вправе не просто оспаривать мои решения, но и поднимает мятеж, когда ему кажется, будто он прав? Ты уже посидел в моем кресле, значит, отчасти представляешь, насколько оно… неуютное. Как бы ты поступил, если бы мы и впрямь поменялись местами? Оставил бы все как есть? Или доложил Бибулу при первом сеансе связи?

Он откровенно пригорюнился, склонившись над чашкой с таким видом, будто собирался утопиться в восхитительном напитке.

— Тебе решать, как поступить. И только тебе.

Теперь, когда Квинт Марций мог рассуждать здраво и логично, он понял, любые оправдания прозвучали бы неубедительно. Да, принято считать, что победителей не судят, а побежденных совсем даже наоборот. Но в Республике судят и победителей тоже. Особенно, за нарушение прямого приказа.

— Хорошо, — Ливия поставила чашку и сплела пальцы. Последнее, что ей было сейчас нужно, это покаяния и оправдания. Префект сумел не только привлечь ее внимание, но и озадачить изрядно. И единственное, что она по-настоящему хотела знать, это причина. Почему он решился на мятеж? Но прежде следовало обрисовать перспективы на будущее, прямо скажем, не радужные. Причем для обоих участников кофепития.

— Позволь изложить мои соображения, — наварх и сама не ожидала от себя такой мягкой рассудительности в голосе и движениях. Еще совсем недавно вершиной ее снисходительности стал бы приказ посадить мятежника на гауптвахту и статический ошейник на него надеть в качестве альтернативы собственноручному вышвыриванию из шлюза. А теперь поди ж ты! Не только дорогущий кофе на него тратить, но еще и беседы вести, и всё это получается без особых усилий. Неужто терапия Антония все-таки действует?

«Или я просто не такое мстительное чудовище, как уверен экипаж, — с грустью подумала Ливия: — И эта мягкость мне еще не раз выйдет боком».

— Мы с тобой попали в сложную ситуацию, Квинт Марций, — честно призналась наварх, — И лично я вижу из нее три выхода. Первый, — и она принялась загибать пальцы: — я беру тебя под стражу до конца полета, запираю твоих людей в жилых отсеках, не сплю всю дорогу до базы в ожидании вооруженного мятежа легионеров, затем мы вместе проходим через расследование и трибунал. А! Вигилов тоже придется запереть. В итоге мне, в лучшем случае, светит будущее пилота-инструктора в какой-нибудь летной школе. Хотя вряд ли. Мало кому нужен наварх, допустивший мятеж на борту. Второе. Ты можешь убить меня и лояльных офицеров мостика, исправить бортовой журнал и, хоть это и маловероятно, попробовать добраться до базы самостоятельно. Там ты свалишь все на меня, пройдешь через расследование и трибунал, а дальше… Не знаю, какие у тебя могут быть планы на будущее. Охрана складов, возможно? Но есть и третий вариант, и он мне нравится гораздо больше.

Она прервалась на пару глотков кофе и ненадолго умолкла.

Квинт не смог удержаться от невеселой усмешки:

— В душе, Ливия, ты неисправимая оптимистка, как я посмотрю. Исполнение приговора военного трибунала я уже вообразил в красках, но над образом сторожа склада запчастей сельхозтехники придется еще поработать. И какой же третий вариант ты видишь?

— Мы скажем, что это были… учения, — Аквилина сверкнула зубами в довольно-таки мерзкой усмешке: — Проверка лояльности офицеров и действий экипажа в экстремальной ситуации. Отсутствие наварха на мостике — это достаточно экстремальная ситуация, согласись. Учитывая, что резервный пост управления системами все это время находился здесь, — она ткнула пальцем себе за спину, подразумевая вирт-консоль, — это будет звучать достаточно… правдоподобно. Особенно если мы оба станем излагать одну версию. Но! — наварх подалась вперед и прищурилась. — Прежде чем я соглашусь врать ради спасения наших шкур, я должна понять. Почему? Объясни мне настоящую причину своих действий, Квинт Марций. Только не надо этой патриотической чуши насчет мести за несчастных шахтеров! Плюс-минус несколько дней… не думаю, что от незамедлительного возмездия они тут же воскресли бы. Истинная причина. Сейчас.

А он, в общем-то, и не собирался кривить душой и врать. По всем признакам настало самое время для честного признания сразу во всем:

— Я хотел летать. Как ты.

Квинт Марций пожал плечами и посмотрел на Ливию с нескрываемым любопытством в ожидании реакции. Ну, интересно же! Как же это бывает, когда прирожденный пилот вдруг узнает, что есть люди, которым ничего не светило и не светит, а они все равно хотят несбыточного.

— О… — после недолгого молчания выдохнула Ливия и воскликнула так, словно это всё объясняло: — Но ты же Марций!

А потом осеклась. Вот именно. Он — Марций, а Марции не летают. Представители этой фамилии предназначены для того, чтобы хорошо стрелять и умело командовать легионерами, но управлять кораблем… Это — не просто недопустимое желание, это желание преступное. Но возможно ли, чтоб… Наварх потрясла головой, пытаясь собрать вместе разбегающиеся мысли. Немыслимо!

«Я — Марций! Я — то, что делает „Аквилу“ опасным бойцом. Но узкая специализация, как глубокий желоб, где лишь стены с двух сторон, а бежать можно только вперед. Но если все время видишь звезды над головой, то рано или поздно до них захочется допрыгнуть. Ты понимаешь это, Ливия?» — хотелось кричать префекту.

— В этом все и дело, верно? Ты — Марций, который хочет летать, — она потерла лоб и уставилась на него с оттенком мрачного восхищения: — И все эти годы ты так умело маскировался, что ни одна комиссия не смогла выявить эти отклонения! Ну, еще бы! Никто не допустил бы тебя на борт звездного корабля с таким дефектом сознания… — Ливия снова замолчала и нахмурилась. А потом вдруг улыбнулась: — Странно, что ты так невзлюбил Ацилия. Насколько я понимаю, он пострадал как раз ради таких, как ты. Желающих невозможного. Пей кофе, пока он окончательно не остыл. И дай мне минуту подумать.

— Кто? — Квинт Марций вздрогнул, словно ото сна очнулся. — Курион? А он что, хотел Марциев в пилотов превратить? Ох, прости, я не слишком вдавался в нюансы политического закулисья. Нет, серьезно? — мужчина оживился. — Надо будет с ним встретиться. Потом… на Цикуте… Хм… А я — да, я когда увидел «Аквилу»… — Квинт порядком смутился своего восторженного тона и остальных примет мальчишеской наивности. — Никто и никогда специально меня не спрашивал, в тестах на вопросы давал правильные ответы. Да и зачем маскировка, когда все и так знают, кем могут быть Марции? Я прекрасно понимал, что это невозможно, совершенно невозможно. Не уверен, поймешь ли…

— Вечные боги! — вздохнула Ливия, безошибочно узнавая не только слова, но даже интонации. Да-да, всё верно. Словно не префект манипулариев сидит напротив, а юный кадет из «пилотской» фамилии, какой-нибудь Флавий или Фурий, и делится сокровенным так, будто он — первый из тех, кто мечтает о полетах. — Вот это да…

Квинт Марций в глазах Ливии только что совершил невероятный переход из разряда опасных, но ограниченных и хорошо управляемых солдафонов в высший класс истинных «небожителей». Заговори вдруг Фиделис человеческим голосом, она удивилась бы меньше.

Сдать его претору теперь — значит, не просто убить одного конкретно взятого дефектного Марция, но и растоптать собственные убеждения, а так же взгляды, за которые пострадал Божественный Ацилий. И почему бы и нет, в конце-то концов?

«Смогла бы я жить без „Аквилы“, окажись вдруг на его месте? Без слияния, без полета, без единения, когда, даже не входя в нейро-сеть, все равно ощущаю ее — как себя? И кто из нас мятежник, в таком случае?»

Она повернулась к своей консоли, бросив через плечо:

- Я решила. Третий вариант. Мне и «Аквиле» нужны лучшие. И я не отдам лучшего префекта Сектора Вироза на растерзание преторианцам только потому, что в его голове бродят необычные… фантазии.

«Не просто лучшие, а уникальные, — подумала Ливия, не собираясь, впрочем, озвучивать эту, слишком уж льстящую Марцию мысль. — Не просто образцовая, а уникальная бирема. С префектом, который в случае чего сможет полностью заменить наварха. Вечные боги! Если об этом узнают, нам обоим конец!» — Дай свой планшет, — приказала она.

Он безропотно отдал требуемое, даже не спросив, зачем. И не сказать, чтобы Квинту полегчало от решения наварха. Вовсе нет. Его вина перед «Аквилой» существовала вне зависимости от Ливии и её на удивление милосердного выбора.

— Та-ак… — наварх подключилась к вирт-консоли, вошла в свою личную базу и принялась там шарить. Пособия и справочники касательно пилотирования и управления кораблем предназначались только для летного состава. Уже один факт передачи этих материалов постороннему лицу отчетливо пах трибуналом. Но Ливии в кои-то веки было наплевать на правила:

- Ага! Нашла. Это пока слишком сложно… а вот это будет в самый раз. И еще симуляцию, — перекачав несколько секретных файлов, наварх совершила как минимум пару должностных преступлений и с удовольствием почувствовала себя настоящей мятежницей: — Вот, держи. «Динамика полета и пилотирование», старенький учебник, но тебе подойдет. Теперь ты сделаешь следующее: во-первых, изучишь пособие. Во-вторых, пока длится наш ремонт, найдешь время, чтобы подготовить анализ своего, хм, полета и тех ошибок, которые ты совершил. В письменном виде. В одном экземпляре. Только для меня. И, заодно, дашь мне слово, что никому и никогда не расскажешь об этом разговоре — и всех последующих. Это понятно?

Щедрость Ливии обескураживала. Квинт поспешно кивнул, опасаясь ненароком спугнуть неожиданную и такую странную доброжелательность наварха.

— Если ты меня сдашь, Квинт Марций, я найду способ скормить твою печень Фиделису перед тем, как застрелиться, — предупредила Ливия и безжалостно припечатала: — Я наблюдала, как ты летел. Как аптерикс с насеста. Но… семь из десяти кадетов летают не лучше в свой первый раз. Так что считай, что в этой каюте теперь два мятежника. Свободен.

— Спасибо, — сдавленно буркнул Квинт.

Он просто не знал, что сказать Ливии в таком экстраординарном случае.

— Я тебя не подведу. Обещаю.

— Ты сам пока не понимаешь, как ты попал, Квинт Марций, — хмыкнула наварх. — Но ты скоро поймешь и десять раз пожалеешь, что не посадил сам себя под арест. Обещаю! — и кивком указала на дверь. — Отдыхать, префект. Это приказ.

***

Разумеется, от префекта вовсе не требовалось облачаться в штурмовой бронекостюм, брать в руки винтовку или лично садиться за пульт торвентория, и уж тем более не было никакой нужды вмешиваться в отлаженную систему распределения обязанностей. Квинт Марций ограничился формальностью — переслал приказ о переподчинении своих манипулариев инженерно-технической службе. Хотя все и так в курсе. Ведь даже новичку хватит трех учебных тревог, чтобы раз и навсегда запомнить, где потребуется его подготовка и знания в случае экстренного ремонта. И, тем не менее, на сон Квинт отвел себе ровно четыре часа. Вполне достаточно для человека, едва не угробившего целую бирему, решил он. Однако не тут-то было. Что стало тому виной — горячка недавнего боя, чувство вины или послевкусие, оставленное разговором с Ливией — непонятно, но и заснуть у префекта никак не получалось.

Он вертелся в постели с боку на бок, считал звезды, медитировал на собственный планшет, в котором теперь хранились вожделенное пособие по пилотированию, но никак не мог расслабиться. И уже собрался подключиться к вирт-полю, как вдруг вспомнил о том, о чем следовало бы подумать с самого начала опасной эскапады: а откуда на данном участке системы Вироза взялись парфийские корабли в таком количестве?

Унирема-разведчик, бесспорно, могла бы проскользнуть незамеченной. Или, скажем, бирема аналогичного с «Аквилой» класса, посланная в глубокий рейд в тыл врага с диверсионной целью. Но небольшой флот? У Квинта Марция совсем не укладывалось в голове, как такое вообще возможно. Звездная система Вирозы, за исключением стратегической червоточины, место, исключительно бесполезное. Ни тебе пригодных для терраформирования планет, ни каких-то особо богатых залежей редких руд, зато полным-полно мелких планетоидов — естественного пристанища для пиратских миопарон. Казалось бы, вся мощь здешнего подразделения республиканского флота должна быть сосредоточена на защите станции. Однако же, Сенат посчитал за необходимость организовать полноценное патрулирование, как если бы пять-шесть миллиардов человек считали зловещую Вирозу своим родным солнцем.

Пираты, конечно, не давали расслабиться, но это и к лучшему для поддержания боевого духа и должного уровня подготовки.

Но откуда же все-таки взялись эти гадские парфы? Кто-то прохлопал конвой из пяти кораблей?

Теперь понятно, почему уничтожили мини-колонию на Карбоне-Три. Ненужных свидетелей всегда было принято устранять. Но что вообще нужно парфам в секторе Вироза?

Квинт Марций окончательно утратил сон. Он даже развернул трехмерную карту с разметкой патрульных трасс, чтобы представить, как и откуда могли прилететь вражеские корабли. Задачка не решалась, хоть умри.

«Неужели они хотят проникнуть в данайский сектор? — озадачился префект „Аквилы“. — Узнали про новых лигариев? Решили внезапно захватить станцию?»

Сценарий с атакой на Цикуту представлялся Квинту невероятной авантюрой, но иного варианта он себе представить не мог. Вернее мог, но старался не думать в этом направлении. Слишком опасно даже для такого завзятого мятежника, как Марций-желающий-летать, думать о хитрой политической многоходовке, затеянной сенаторами во главе с противниками Гая Ацилия Куриона.

И тут префекта посетила новая для его сознания мысль — поделиться выводами не только с претором Бибулом, но и с Ливией Терцией. С ней — в первую очередь. Воистину, терапия Луция Антония творила чудеса. К слову, пока Квинт Марций низвергал власть наварха, подставлял «Аквилу» под вражеский удар и покаянно возвращал прежнее положение вещей, он пропустил целых два визита в лечебную программу. Третьего раза мозговед никогда ему не простит.

Опять же, на вирт-поле проще победить бессонницу. И там есть Птица.

Знакомый и ставший почти родным дом был, как и прежде, убаюкивающее тих. Казалось бы, ложись на любую из кушеток и получай сеанс заслуженного… или скорее уж незаслуженного отдыха. Но Квинт Марций, не торопясь, прошелся по анфиладам комнат и вышел на террасу, а затем отправился в сад. Но и там не нашел свою знакомую птицу. И если её исчезновение означало какой-то этап лечения, то лучше бы Антоний придумал какой-нибудь другой символ. К вороне Квинт, откровенно говоря, сильно привязался. И уже подумывал о том, что виртуальная птица станет ему прекрасной заменой домашнего питомца. Луций Антоний достаточно жесток, чтобы всучить префекту «Аквилы» братца Фиделиса — синеротого мерзкого сцинка.

— Эй! Ты где? Прилетай, давай, — не выдержал Квинт и позвал в полный голос.

Он еще раз обошел сад и в поисках летуньи добрался до каменного мостика. За рекой шумел хвойный лес, но туда Марций гулять не ходил пока. Не тянуло почему-то.

— Птица! Ворона! Прилетай, я скучаю, — крикнул он в сторону чащи, чувствуя себя дурак дураком.

Хорошо еще, что в лечебной программе не нашлось свидетелей столь забавного зрелища.

 

Глава 9

Спустя 36 часов после вынужденной посадки «Аквила» продолжала прятаться среди сумрачного ландшафта приютившего бирему планетоида. Притаившись под маскирующими полями, она притихла, выжидая. Реактор все еще был заглушен, энергосеть питалась от резервных батарей, и все ресурсы шли на срочный ремонт. Ливия снизила жизнеобеспечение до критического минимума, стремясь продержаться как можно дольше. Ведь когда-нибудь противнику надоест их искать!

Игра нервов, состязание в терпении и выдержке не только командиров, но и экипажей. Кто не выдержит первым — команда «Аквилы», члены которой последние 24 часа дышали через респираторы и освещали себе рабочие места фонариками, или парфы, без устали кружившие вокруг планетоида. Уловка с имитацией взрыва действительно была слишком уж классической, описанной во всех учебниках, и парфы имели все основания сомневаться. Однако и Ливия неплохо знала пределы возможностей своих людей. Шесть, а если повезет, то и все восемь часов у наварха еще есть, прежде чем экипаж начнет терять сознание, и поневоле придется запустить реактор. И взлетать навстречу врагу.

— Отчет о ремонте, — доложила Фабриция, лично доставив его на мостик. В этой услужливости крылась банальная усталость и желание хоть ненадолго снять респиратор. Пусть на мостике температура была снижена настолько, чтобы только панели не замерзли, но необходимость голосовых команд заставила наварха расходовать драгоценный кислород. В итоге офицеры всех подразделений так и норовили просочиться поближе к командирскому креслу.

— Хорошо, — кивнула Ливия, бегло просматривая отчет. — Задержись, Фабриция. Хочу посоветоваться.

Пусть до критической черты у наварха оставалось еще пресловутые шесть часов, но необходимости искать другие варианты это не отменяло. И одна, крайне безумная идея, у Ливии уже родилась.

— Что насчет рат-скорости? — спросила она.

— Сверхкороткий рат-переход? — глава инженерной службы потерла заиндевевшую бровь. Фабриция всегда соображала быстро, иначе не доросла бы до своего поста: — Внутри системы?

— Именно, — кивнула Ливия.

— Самоубийство, если позволишь высказать мое мнение, наварх, — отрезала Фабриция. — Я не поручусь даже за минуту стабильной работы двигателей.

— А мне и не нужна минута, — пожала плечами Аквилина. — Мне нужно 20, максимум — 30 секунд, чтобы улизнуть от них на рат-скорости. Так что?

— Я проведу расчеты, — женщина шмыгнула носом. — Но не могу ничего обещать.

— Выполняй, — наварх кивком отослала Фабрицию и повернулась к астрогатору: — Плавтий.

— Наварх! — с тревогой отозвался астрогатор. — Я не смогу проложить курс для рат-перехода внутри системы! Великие боги, я даже блокировку обойти не смогу. Мне очень жаль, наварх, но…

— Я смогу, — хмыкнула Ливия. — И обойти, и проложить. Переведи данные со своего поста на мою консоль и… иди отдыхать, Плавтий. Через три часа мне понадобится твоя свежая голова.

— Наварх…

— Это приказ, астрогатор. Не беспокойся так, — смягчившись, добавила Ливия, — я тоже не хочу выйти из рата внутри какого-нибудь планетоида. Какой-то суп с клецками, а не нормальное пространство! Свободен!

Разогнав всех с мостика, наварх понизила жизнеобеспечение до минимума, и, надевая респиратор, загрузила данные астрогации в «терапевтическую» программу Антония. Никто не запрещает совмещать приятное с полезным. Какая разница, где проводить расчеты, в реальности или в вирт-поле? Хотя разница как раз есть: в вирт-поле делать это можно с гораздо большим комфортом. По крайней мере, там вычислениям не помешает ни защитный костюм, ни респиратор. Только мозг и задача, которую надо решить.

Правда, персонажа придется изменить. Ворона со свитком звездных карт в клюве и секстантом в когтях — это как-то слишком феерично.

***

Смена, непосредственно не занятая ремонтом, и все остальные члены экипажа, временно непричастные к спасению «Аквилы», экономили ресурсы и кислород в жилых отсеках, зависнув в вирт-поле. В том числе Квинт Марций, которому вообще никакого другого дела не нашлось.

На этот раз он не стал задерживаться в доме, а решил сразу поискать птицу в лесу, надеясь, что именно этого поступка и добивается от него душеведческая программа. Казалось бы, ворона как ворона, даже не разговаривает, а без неё всё здесь уже совсем не так идеально, чего-то не хватает.

Дорожка, посыпанная сероватым песком, снова привела Квинта к мостику. Однако совершить вылазку в чащу за рекой Марцию было не суждено. Не в этот раз, по крайней мере. Из-под прикрытия деревьев вышла женщина, подозрительно похожая на Ливию, и направилась к замершему на месте префекту.

Откровенно говоря, в этот момент командир манипулариев изрядно разочаровался в профессионализме Луция Антония. Проклятый мозголом и душевед не придумал ничего лучше, чем предложить подопечному регулярное общение с виртуальной проекций Ливии Терции.

«Наварх „Аквилы“ в терапевтических микродозах для постепенного привыкания? Это что-то новенькое», — решил заинтригованный Квинт Марций.

Столь грубое вмешательство Антония в их с Ливией хрупчайшие отношения, которым от роду не больше двух суток, его крайне возмутило. Неужели куратор и в самом деле так точно рассчитал момент, когда они столкнутся лбами и обнаружат друг в друге что-то неожиданное? Быть этого не может! И, значит, виртуальная проекция — всего лишь урезанная версия Ливии Аквилины в изложении психо-куратора, а вовсе не та отчаянная женщина, что 36 часов назад заключила с мятежным префектом рискованную для жизни и карьеры сделку.

«Маловато будет, Луций Антоний! Маловато мне этой Ливии. У меня уже есть своя собственная».

Но к вирт-проекции тоже нужно обращаться вежливо, посчитал Квинт Марций.

— Salve! — вырвалось у него.

— И тебе не болеть, — Ливия слегка удивилась. Никогда прежде она не встречала виртуального обитателя Дома-в-саду нигде, кроме помещений, и, признаться, полагала, что в его программе просто не предусмотрена возможность прогулок. — Не думала, что ты когда-нибудь покидаешь дом. Как тебя называть, кстати? В прошлые наши встречи ты не представился.

«Ага! Вот и нашлась моя ворона», — догадался он.

— В прошлые разы ты была тоже на редкость неразговорчива. Я — Квинт, а ты?

«Квинт? Да вроде не слишком похож… А! Хитрец-Антоний специально не стал добиваться полного сходства, чтобы бдительность мою усыпить! Этакий облегченный вариант. Интересные дела, но не ко времени».

— Можешь звать меня Терцией, — она выгнула бровь и довольно-таки бесцеремонно оглядела его с ног до головы, а потом еще и за спину попыталась заглянуть. — Квинт, значит… Нет, ну, в принципе, определенное сходство все-таки имеется… Извини, — и примирительно улыбнулась. — Я не слишком вежлива. Кажется, собирается дождь. Ты не против того, чтобы пригласить меня в дом?

«Терция, значит. Понятненько».

— Проходи, конечно. Места не жалко, — сухо молвил Квинт и подумал: «По-моему, Антоний что-то напутал с дозой „Ливии“».

— Я постараюсь тебе не мешать, — миролюбиво уверила его женщина, с трудом удерживаясь от хихиканья. Любезничать с виртуальным вариантом Квинта Марция, особенно после недавних событий, было в высшей степени забавно. — Мне просто требуется место, чтобы кое-что сделать. Место под крышей. Там, в лесу, — она махнула себе за спину, — слишком многое отвлекает от дела.

Пока Квинт любезно открывал дверь перед гостьей, пропуская женщину в свою обитель, престиж психо-куратора камнем падал вниз, к предсказуемости, но только вместо силы гравитации работали заскорузлые стереотипы.

— Располагайся, где и как тебе будет удобнее, Терция. Сделать освещение получше?

Путем несложных тренировок он научился усилием воли добавлять и убавлять свет, подкидывать дрова в очаг и менять температуру воздуха.

— Благодарю. Да, пожалуйста… — рассеянно отозвалась она, оглядываясь. — Помню, где-то здесь была такая удобная скамья… А, вот же она! — и, усевшись, достала из складок туники таблички-церы и стилос. — Ох уж эти подсознательные символы! Ну-ка… — она нахмурилась, неодобрительно глядя на писчие принадлежности, которые под этим взглядом стали покорно превращаться в вирт-планшет и световое перо. — Ну, вот, другое дело!

К слову, в начале терапии у Квинта Марция окружающие предметы тоже так и норовили превратиться в нечто архаично-символическое, гнездящееся где-то в глубинах подсознания. То армейский фонарик, такой удобный для прогулок по ночному саду, вдруг окажется масляным светильником. То вместо тонкой и теплой куртки плечи неожиданно обтянет жуткий плащ из кож каких-то доисторических тварей — вонючий и тяжелый. Правда, раньше Квинт не пытался здесь что-либо записывать. Интересно, а зачем Антоний решил показать Ливию за работой? Уж чего-чего, а этого добра префект навидался за десять лет предостаточно. Он демонстративно пристроился в кресле напротив, с интересом наблюдая за действиями проекции. Не хватало еще, как в реальности, торопиться исчезнуть из поля зрения наварха, как она того всегда хотела. Во-первых, здесь он — Главное Действующее Лицо, а во-вторых… удивительно, как точно настырный мозговед сумел воспроизвести образ Ливии.

Несколькими легкими движениями она развернула проекцию с планшета полукругом вокруг себя и погрузилась в вычисления, не обращая на хозяина виртуального дома никакого внимания. Даже настоящий Квинт Марций, в принципе, не слишком отвлек бы Ливию от звездных карт и формул, что уж говорить о виртуале. Под руку не лезет, и ладно.

С каждой минутой проекция всё явственнее обретала черты наварха: плотно сжатые губы, узкие ноздри, высокие скулы, типичный для Ливиев изящный разрез глаз. И даже световое перо она держала, сложив по-особенному пальцы. Однако Квинт самонадеянно решил, будто это еще одно свидетельство прогресса его потрясающих способностей манипулировать собственным вирт-пространством. И ничего странного тут нет, для того и нужна терапия — чтобы реальный префект научился трансформировать свою неприязнь к настоящей Ливии в нечто более приемлемое и терпимое.

«А что если попробовать превратить её, скажем, в Фелисию?»

Нельзя сказать, чтобы мысль опробовать в вирт-поле свои сексуальные фантазии была нова и оригинальна. В подростковом возрасте Квинт Марций провел в объятиях цифровых красоток немало свободного от занятий и физподготовки времени. Наставники такой метод сублимации поощряли, а заодно контролировали появление психических отклонений. Но с тех пор, точнее с момента, как духовно окрепшим курсантам позволили наконец-то посещать гетер, Аквилин предпочитал секс с настоящими живыми женщинами. Завести любовницу на борту «Аквилы», среди подчиненных, означало подорвать свой авторитет и заодно нарушить четкие предписания должностных инструкций. Поэтому выбор префекта пал на Фелисию, женщину, чья суть — любить других людей такими, какими они есть, во всем многообразии душевных качеств.

Квинт Марций изрядно напряг воображение, пытаясь превратить, для начала, пышную и короткую прическу наварха в белокурые локоны гетеры. Тщетно! Проекция упорно оставалась Ливией Терцией. Сосредоточенной и, надо признать, очень физически привлекательной.

— Вектор… возвышение… — бормотала наварх себе под нос, быстро сортируя данные. — Так, а если взять склонение на…

— Возможно, я могу чем-то помочь? — мурлыкнул Квинт ей на ухо.

Его фактурное упрямство Антониевой модели только раззадорило. В конце концов, виртуальная Ливия тоже очень привлекательна. Так почему бы и нет?

— Что? — она отстранилась и посмотрела на него так, словно с ней вдруг заговорила скамейка. Нехорошее подозрение закралось в мысли Ливии. А что, если Антоний заложил в виртуального «Марция» еще и сексуальные подпрограммы? С него сталось бы! Для снятия стресса, скажем. Или… Чувствуя, что мысли из фривольных становятся кровожадными, наварх нахмурилась, но ответить постаралась помягче: — Нет, это вряд ли.

— Почему? — мягко спросил Квинт.

Желание хотя бы пофлиртовать с виртуальной Ливией стала навязчивым.

— Потому что вряд ли ты обладаешь необходимым запасом знаний в астрогации, чтобы проложить курс рат-перехода внутри звездной системы, — теряя терпение, отрезала Аквилина. — И я попросила бы тебя не мешать.

— Какая ты строгая, Терция, — лукаво улыбнулся мужчина. И… сделал то, что совершить в реальности ему никогда и в голову не приходило. Он шутливо дунул проекции в ухо и легонько ущипнул за округлую ягодицу. Ласково. Как частенько проделывал с Фелисией. Той, между прочим, очень нравилось.

— Да твою ж центурию! — вспылила Ливия и с размаху двинула навязчивому виртуалу кулаком… в общем, куда попала, туда и двинула. Вскочив, она сплюнула и зашипела, подсознательно копируя Фиделиса: — Да что ж это такое! Даже в вирте от него покоя нет! Ну, Антоний, мозговед хренов!.. Программа, пауза! Переместить персонаж «Квинт» из локации «Дом»… подальше! В реку!

— Куда? В реку? Да ты совсем охренела? — взвыл не столько от боли в ухе, сколько от неожиданности и возмущения Квинт.

— Программа, код доступа «Ливилла 1-4-7 Гарпия», — нетерпеливо повторила она, игнорируя звуковые раздражители. — Переместить персонаж!

Но виртуал почему-то остался на месте, да и ругаться тоже, к слову, не перестал. Почти как настоящий.

- Не поняла, — озадачилась Ливия. — Сбой, что ли?

«Ах, так! Ах, ты еще и дерешься? — вскипел префект. — Зачем было прописывать мне здесь стерву?»

— Код «Пилум 11»! — заорал он. — Программная строка. Антоний. Запятая. Я тебе шею сверну. Восклицательный знак. Три восклицательных знака. Теперь Ливия будет везде. Вопросительный знак. И в реале, и тут. Вопросительный знак. Это что прививка живым штаммом. Вопросительный знак. Три вопросительных знака.

— Программа, открыть меню редактора! — прорычала разъяренная наварх, решив разобраться с этими виртуальными глюками раз и навсегда. В конце концов, исправить протоколы поведения интерактивного персонажа не так уж сложно. В том случае, конечно, если это действительно персонаж. Но проверить «Марция» на реальность вполне возможно.

— Ну-ка, ну-ка… Вывести список виртуальных персонажей программы «Терапия-1». То есть как, недоступно? Ах, недоступно! — она свирепо оскалилась и свернула звездную проекцию со своего планшета, заменив ее главным меню программы. — Запаролил, значит. Ну, ничего… и не такое взламывали…

Тем временем, вконец обозленный Квинт Марций материализовал вводную панель и вовсю строчил гневное послание треклятому мозголому и душееду. Смысл меморандума сводился к следующему: он является префектом лучшей в системе Вироза биремы, носящей гордое имя «Аквила», а так же одним из лучших в своем поколении из рода Марциев, а не каким-то подопытным кроликом, которого можно безнаказанно терроризировать психически и эмоционально. У него, Квинта Марция Аквилина, есть человеческое достоинство, которое никто не вправе попирать. Даже ради науки! Всему есть предел.

Взломать пароль Антония смог бы и кадет-первокурсник. Погрузившись в недра программных файлов этой «терапии», Ливия довольно быстро подтвердила свое страшное подозрение. И поневоле усмехнулась, поворачиваясь к своему товарищу по несчастью:

— Ну, Антоний! Так у нас с тобой, получается, терапия-то групповая, да, Квинт Марций?

К счастью, единственный верный вывод из случившегося они с Ливией сделали почти одновременно. Квинт коротко и печально вздохнул, закрывая панель.

— Получается так. Извини, Ливия Терция.

— Мне даже страшно представить, что бы ты проделал с моей несчастной проекцией, если бы она, то есть я, действительно была виртуальной! — хихикнула Ливия. — Экий Антоний затейник. Ничего, я ему воплощу его фантазии, когда вернемся.

— Ливия, — сразу же напрягся Квинт. — Это был всего лишь… э… эксперимент с моей стороны. Это же вирт-поле.

— Ты говоришь — эксперимент, а Антоний скажет — «подсознание», — подмигнула наварх. — Ладно, не бери в голову. Как бы там ни было, а мне и в самом деле надо рассчитать курс. Так что, если не возражаешь, я вернусь к работе.

«Она снова заставила меня чувствовать себя полным идиотом. И еще немного извращенцем», — мысленно простонал Квинт. Единственным достойным выходом могла стать посильная помощь. Сбежать сейчас означало признать себя… бесполезным похотливым животным, способным только разрушать и щипаться.

— А можно узнать, что именно ты хочешь рассчитать и зачем? Вдруг я чем-то смогу быть полезен? — спросил он осторожно.

— Ну… — в сомнениях протянула Ливия. — Хорошо. У меня есть идея, как нам выбраться из этой задницы. Если я смогу проложить курс для сверхкороткого рат-перехода, мы сможем улизнуть. Но, во-первых, летать внутри системы в рате запрещено, а во-вторых, мы вполне можем на выходе оказаться внутри планеты. А в-третьих, даже если я смогу рассчитать курс, нам все равно нужно будет не только взлететь, но и выйти на позицию. А там нас поджидают парфы. Ну, вот как-то так, — она почесала бровь и нахмурилась. — Честно говоря, вариантов маловато.

Квинт призадумался.

— Я полагаю, что именно так — сверхкоротким рат-переходом — к нам занесло парфов. И если у них получилось, то и у тебя всё получится. Когда ты рассчитаешь рат-вектор, то я смогу построить вариантную модель предстоящего боя. С нашими ограниченными ресурсами лучше заранее продумать стратегию, — очень серьезно заявил Квинт.

Ему отчаянно хотелось быть полезным. «Аквиле», разумеется.

***

Так и не увидела Кассия данайскую станцию, как, впрочем, и Гай Ацилий. А ведь рассчитывала попутешествовать экзотическим способом и очень надеялась хоть одним глазком полюбоваться на изнеженных данайцев — главных потребителей предметов роскоши. Но то ли пилот «Циркона» решил не выпускать из поля зрения новоиспеченных и ненадежных лигариев, то ли побоялся, что те больше не дадутся в руки техников. Потому что в инструкции, которую Кассия помнила наизусть, говорилось о специальной релакс-паузе, которую делают прежде, чем челнок отправится обратно.

Одним словом, лигарии пришли в себя лишь на Цикуте. Откровенно говоря, по достоинству сравнить это можно только с воскрешением из мертвых, уже довольно давно мертвых, если точнее.

Техники, все те же рыжая и темнокожая, потратили немало усилий и медикаментов, прежде чем сознание, а вместе с ним и вся гамма отвратительных ощущений, вернулись к лигариям.

— У-ууууй… — скулила Кассия, кое-как разминая окаменевшие мышцы шеи.

Ацилий, как и положено патрицию, терпел боль молча. Но это уже после того, как им вкатили двойную дозу спазмолитиков, анальгетиков и стимуляторов. А до благословенного мига, когда подействовали лекарства, оба корчились и орали во весь голос.

— Ты видишь, хрень какая, — тихо шепнула рыжая своей напарнице. — Зачем только Марк Марций подался на уговоры…

Слух у Кассии обострился до предела. Казалось, она слышит, как техник облизывает пересохшие губы, а не только её слова.

— Хм, там еще те уговоры были. Надавили так, что мало не показалось.

— Да они спекутся прямо в червоточине. Ты ж видела, еще немного — и лигарию пришлось бы реанимировать.

— У него тоже показатели не ахти, — вздохнула темнокожая.

Техники намеренно шли на три шага позади, видно, хотели посплетничать вволю по дороге в коннекторский штаб, куда направлялись вместе с подопечными, так удачно накачанными стимуляторами до самых бровей.

Впрочем, у лигариев тоже имелась важная тема для разговора без свидетелей.

Ацилий, улучив момент, шепнул Кассии:

- А он, однако, оптимист, этот Марций.

— Почему это оптимист?

— Он говорил о годе. Думаешь, мы протянем год?

Он невесело усмехнулся. Сожаления о так и не совершенном самоубийстве Гая больше не беспокоили. Зачем прилагать лишние усилия, когда отбытие в загробный мир и так уже маячит во вполне обозримом будущем? Оглянувшись, чтобы убедиться, что техники не смогут их подслушать, патриций предложил:

- Если хочешь, отдай мне свою вирт-карту.

Мысль о том, что у неё могут отобрать Зимний Мир и Руфуса, напугала Кассию по-настоящему. А еще три декады назад одно лишь такое предположение показалось бы девушке крамолой. Ведь даже в тюрьме никто не лишал преступницу права пользоваться единственной собственностью. Иногда, не каждый день, и строго по расписанию, но Кассия могла отвлечься в своем личном виртуальном мире.

Тем более теперь, когда и в собственных мыслях не уединишься…

— Ты считаешь… — девушка едва не задохнулась от ужаса.

«Нет, нет, нет! Только не Руфус!»

Ацилий пожал плечами и поморщился. Виртуальных игрушек бывшей манипуларии ему ничуть не было жалко. У представителя славного рода Курионов с жалостью вообще наблюдались проблемы. Как-то не принято было испытывать подобные чувства не только по отношению к вирт-персонажам, но и ко вполне реальным людям. Однако крохотный мирок, созданный фантазией Кассии, до сих пор оставался единственным, что принадлежало девушке в этой жизни, и лишать ее этой последней отдушины было жестокостью. Но отнюдь не бессмысленной. Незабываемые ощущения после перелета полностью подтвердили всё то, что Ацилий когда-либо слышал о лигариях и специфике их работы. Их постараются лишить всего, что хоть как-то связывает осужденную парочку с индивидуальностью. Отсюда и ограничения. Прежде чем погибнуть, лигарии утратят свои личности. При таком раскладе смешная вирт-игрушка Кассии приобретала поистине судьбоносное значение.

— Подозреваю, что твою карту конфискуют. Заметила, что в нашей камере нет выхода в общее вирт-поле? Мне оно, в общем-то, не нужно. Среди патрициев не принято увлекаться виртуальностью… И меня вряд ли станут обыскивать. Так что… — он не стал развивать тему, жестом показав ей, что их могут подслушивать.

У Кассии язык присох к нёбу. Она быстренько сунула в ладонь напарника свое сокровище и взмолилась шепотом:

— Только не потеряй, пожалуйста.

— Не беспокойся, — Ацилий попытался улыбнуться, но попытка провалилась. Гримаса, перекосившая породистое лицо патриция, улыбкой считаться никак не могла.

И ведь словно в воду глядел. Первое, что потребовал Марк Марций от лигариев, это сдать личные средства развлечения.

— У меня ничего нет, — честно сказала Кассия и разочарованно заскулила. — А можно пользоваться станционным вирт-полем?

Её разочарование, к слову, было натуральным. Явная ложь тоже очень удачно, с помощью Ацилия, замаскировалась под конкретную правду. В самом деле, сейчас у Кассии не было карты. Манипулариям ведь несвойственно врать непосредственному начальству, такое у них врожденное качество. Которое, как только что убедилась лигария, вполне можно обойти.

- К моему сожалению, Кассия, я не могу тебе этого позволить, — грустно, но категорично отозвался Марк Марций. — Видишь ли, погружение в виртуальное пространство перегружает твои… твой мозг. Он должен отдыхать, ведь твои… твой мозг крайне важен для работы.

Куратор повернулся к Ацилию.

— А у тебя имеется личное устройство доступа в вирт-поле, Гай Ацилий?

— Нет, — покачал головой тот. — Я никогда не был любителем бегства от реальности, какой бы она ни была. Тем паче, в виртуальные фантазии, — и привычно выдвинул челюсть.

— Однако у тебя, кажется, есть… книги? — не отставал Марций. — Бумажные книги. Это так?

«Ага, значит, всё верно. И книги тоже», — Ацилий бы порадовался подтверждению своей догадки, если бы ему не было так больно. Расставаться с книгами… это практически то же самое, что для Кассии — потеря ее виртуального леса. Или лиса. Или кто у нее там бегает? С той лишь разницей, что два увесистых старинных томика, в отличие от крохотной вирт-карты, не припрячешь на запястье под браслет пропуска.

- Абсолютно верно, книги имеются. Я обязан их сдать?

— Боюсь, что да. Видишь ли, твой нынешний статус не подразумевает прав на владение подобной собственностью и… — Марций замялся. Видимо, напоминать в очередной раз бывшему патрицию о том, что тот теперь — бесправное имущество, центуриону не слишком нравилось. Но порядок есть порядок.

«Вот незадача! — неожиданно расстроилась Кассия. — Даже в руках подержать не успела. Вот! Вот она, истина — не откладывай на потом то, что можно сделать прямо сейчас». А еще ей стало бесконечно обидно за напарника. Ну какой от книги вред? Издеваются они, что ли?

- Я понял, — вежливо кивнул Ацилий. — Безусловно, станционным вигилам не составит труда найти обе книги в нашей каме… в нашем жилище.

— Рад, что ты верно все понимаешь, Гай Ацилий, — с искренним облегчением выдохнул центурион. Одни боги ведают, чего ожидал Марций от опального патриция. Сопротивления, вероятно. Может, даже попытки бунта. Но Курион не доставил куратору такого удовольствия. Самочувствие не то, чтобы сопротивляться, да и смысла нет.

— Следующий полет состоится через три дня. Пока вы можете отдыхать.

- Нам дозволено иметь близкие отношения друг с другом? — внезапно поинтересовался Ацилий. — Или это тоже нежелательно?

— А… — центурион на мгновение впал в ступор. Вероятно, интимные отношения — это последнее, чем должны были интересоваться лигарии после полета. — А… насколько близкие?

— Секс, — невозмутимо уточнил патриций, произведя бесшумный, но от того не менее выразительный взрыв эмоций в коннекторском штабе. Техники и медики, и даже вигилы у двери переглянулись и стали рассматривать Ацилия с нездоровым любопытством, а рыженькая техник с «Циркона» нерешительно хихикнула. «Силен мужик!» — долетел до ушей Куриона потрясенный шепоток.

Кассия немедленно уставилась на Ацилия с нескрываемым интересом. Разумеется, в своей привлекательности для других манипулариев или флотских она нисколько не сомневалась, и допускала, что, возможно, и патрицию её внешность с характером придутся по душе. Поцеловал же тогда, на миопароне, значит, ему было, как минимум, не противно. И всё же как-то слишком резко Гай Ацилий возжелал крепкого тела бывшей манипуларии.

— Друг с другом? — переспросил Марций, отмирая и потирая шею. — А, ну если друг с другом, тогда, конечно же… В нерабочее время.

— Великолепно, — кивнул Курион. — Если позволишь, Марк Марций, теперь мы хотели бы удалиться.

И потянул девушку за собой.

Им вслед прозвучало несколько вздохов и один присвист, но Ацилий на это, естественно, и ухом не повел.

Кассия деловито шмыгнула носом и устремилась вслед за напарником.

— Слушь, — она легонечко дернула Гая за рукав туники. — А ты что, прям сейчас хочешь сексом заняться? Давай завтра, а? Сейчас бы мне в душ и полежать. Давай завтра?

Патриций криво усмехнулся.

— Твой энтузиазм весьма обнадеживает, моя дорогая. Нет, не прямо сейчас. Просто у меня возникла некая теория… пока еще не оформившаяся… и я решил заранее прощупать почву, так сказать. Определить границы нам дозволенного. Уверяю тебя, твоей чести с моей стороны ничто не угрожает, — он изобразил что-то вроде чопорного кивка и внезапно предложил. — Как насчет прогулки в дендрарий? Разумеется, после того, как мы примем душ и переоденемся.

Купание и смена одежды требовалась обоим лигариям безотлагательно. Ибо ароматы, долетавшие до чувствительного носа Ацилия, приятными называться никак не могли. Воняли оба, причем практически одинаково и, несомненно, плебейски. Какой уж тут секс, тут разговаривать-то неприятно!

«И зубы не мешало бы почистить», — подумал он, но манипуларии об этом не сказал, чтобы не озадачивать девушку еще больше.

Кассия неожиданно смутилась собственной наглости и сразу согласилась идти смотреть сраные деревья. За манипулариями тянулась нехорошая «слава» грубоватых и самоуверенных ребят, не знающих отказа. Особенно за женщинами, падкими до плотских удовольствий. Поэтому больше всего лигарии хотелось объясниться с патрицием, чтобы тот не испугался ненароком:

— Ты не думай… Я не настаиваю. Но ты ведь мой напарник, мы — команда, так что у тебя всегда приоритет в этом деле. Так что… Ну, короче, мы всегда можем договориться. Я тебя, как те Аквилины, заламывать в темном углу не буду, обещаю.

— Вечные боги… — пробормотал Ацилий, утирая испарину. Не то, чтобы он всерьез опасался за свою… э… сексуальную неприкосновенность, однако практичный подход репликаторных девиц к интимной сфере все еще слегка обескураживал живорожденного патриция. Впрочем, напарница, как ни крути, а была весьма недурна собой на вкус Куриона, всегда предпочитавшего смуглых брюнеток белокожим блондинкам, так что ее уверения насчет приоритета, возможно, и пришлись бы кстати… Если бы еще всё так не болело!

— Благодарю тебя за такую… э… благосклонность, Кассия. Мне это весьма льстит, поверь. Но пока я подумывал использовать секс как предлог. Чтобы избавиться от наблюдения, понимаешь? Тебе же захочется посетить твой… э… виртуальный мир. А наша комната прослушивается и просматривается, и, я уверен, будет регулярно обыскиваться. Поэтому, во-первых, я бы советовал тебе припрятать вирт-карту где-то вне стен нашей камеры, а во-вторых… Марций не похож на извращенца, вряд ли ему захочется подглядывать. А если и захочется, то вскоре надоест. Если мы приучим соглядатаев, что каждый день, скажем, в 20–00, мы занимаемся сексом на протяжении… м-м… полутора-двух часов, они будут снимать наблюдение на это время. И ты сможешь входить в свое вирт-поле. Понятно?

Кассия запнулась, остановилась и аж рот раскрыла от восхищения.

— Гай… Можно же я тебя буду по имени называть? Гай, ты… ты такой умный. Ты — настоящий стратег!

Она, наконец, поняла, зачем патриции-то нужны. Чтобы мыслить нешаблонно, вот зачем!

И на радостях чмокнула его в щеку, защебетав умиленное:

— Если я не буду хоть иногда заходить к Руфусу, он же помрет, понимаешь? Он такой красивый, такой… — и подумав, добавила совершенно серьезно: — Гай, это так великодушно с твоей стороны. Честно. Я… я всё что угодно для тебя сделаю. Ты на меня рассчитывай, я могу и убить, если надо.

— Зато тактик из меня никудышный, — вздохнул Ацилий. — Был бы умный, не оказался бы здесь… Но спасибо. И — да, конечно, ты можешь называть меня по имени. Давай потом поговорим. Когда найдем спокойное место, хорошо?

Разумеется, когда они добрались до своей комнаты, то сразу обнаружили, что обыск все-таки был. Книги Ацилия исчезли, и все невеликие пожитки лигариев были переложены. Очень, к слову, аккуратно.

— Что и требовалось доказать, — молвил Курион и вздохнул. — Надеюсь, книги попадут в хорошие руки. Не хотелось бы, чтобы их утилизировали. Все-таки этим изданиям триста лет…

— Жалко, — согласилась Кассия. — Красивые вещи. И пахли так странно и приятно. Эх… Давай в душ, что ли?

Переживаниями горю все равно не поможешь, а от любого человека, пролежавшего без движения почти сутки реального времени, нестерпимо смердит. И вот с этим можно и нужно что-то делать.

Девушка включила воду, подставив поочередно голову, грудь, спину и ягодицы под тугие струи. Действие лекарств заканчивалось, а Внутренний Ацилий возвращался — усиливалось мерзкое чувство постороннего присутствия.

«А ведь настоящий Гай не виноват, ему ведь тоже погано», — подумалось Кассии, пока она медленно и со вкусом растирала ароматное мыло по коже.

— Гай, а ты говорил, что память у тебя хорошая и стихи помнишь до последнего слова? — неожиданно спросила она.

— Так и есть, — Ацилий тоже встал в кабинку, повернулся спиной и включил констрастный режим. — Помню. Ты извинишь меня, если я сейчас не стану ничего читать? — и пояснил на всякий случай. — Я так пытаюсь шутить, Кассия.

Девушка, украдкой полюбовавшись на мускулистый зад и стройные ноги напарника, неуверенно хихикнула.

— Я понимаю шутки, вообще-то. Но потом как-нибудь почитаешь? Когда настроение будет подходящее?

— Есть у меня подозрение, что как раз стихи и могут помочь… удержаться на краю, — заметил он. — Но это только подозрение. Нам надо поговорить, Кассия. Но не здесь. Вдруг и сейчас за нами наблюдают?

— Я сейчас! — встрепенулась Кассия. — Я быстренько.

Но сначала девушка все же взбодрила себя холодным душем. Тело настоятельно требовало отдыха, но разговор с Ацилием был важнее.

Дендрарии на всех станциях были в обязательном порядке. И даже на самой маленькой всегда находилось место для горшка с азалией. Такова уж человеческая природа — любой ценой хочется иметь рядом что-то живое и зеленое. Атавизм! Кассия, положим, от листочков-цветочков не фанатела, как многие её товарки по «Фортуне», но отдавала должное Цикутинам, собравшим роскошную коллекцию растений почти со всех республиканских колоний. Сразу видно, дендрарий здесь доверили настоящему энтузиасту садоводства и не прогадали.

Даже заморенным до полусмерти лигариям пришлись по душе яркие краски клумб вдоль выложенных камнем дорожек и шелест зеленой листвы на ухоженных деревьях. Кассия пришла в восторг от композиции из причудливо подстриженных кустов.

— Смотри-смотри! Они похожи на пушистые камни. Как красиво. О! И лужайка рядом.

Они с Ацилием прилегли на жесткой и немнущейся травке как можно дальше от тропинки, на крошечной возвышенности, дающей лучший обзор.

— Хорошие кусты, густые, — одобрительно кивнул патриций в сторону почти идеальной живой изгороди из ирги и жимолости. — И во-о-он тот аррианский можжевельник в виде двух шаров тоже неплох. Присмотри под ним местечко, чтобы спрятать карту.

Кассия, как бы невинно прогуливаясь, подкралась ближе к обкромсанному до неузнаваемости кустику и быстренько прикопала свое бережно уложенное в пустой контейнер из-под десерта сокровище.

Чувствовала себя лигария при этом так погано, что словами не передать, будто хоронила Руфуса заживо.

— Не переживай, — заметив ее горестные гримаски, попытался ободрить девушку Ацилий. Видят боги, они оба нуждались в ободрении, но Кассия — больше. Рядовой манипуларии не так часто приходилось сталкиваться с откровенной несправедливостью и жестокостью власть имущих. Ее крохотный мирок, включающий в себя экипаж корабля и пару-тройку станций, был прост, понятен и логичен. Откуда взяться привычке ожидать худшего и сносить удары судьбы? — Зато его теперь никто не сотрет, твоего лиса. Лучше, чем ничего, верно ведь?

— Верно, — уныло кивнула девушка, укладываясь на живот рядом с напарником. — Я одного в толк не возьму — почему они так с нами поступают? Ведь мы же и так наказаны, и вовсе не на курорте, нам больно, всё время больно, а они последнее отбирают? Тебе даже в тюрьме разрешали книги читать. А сейчас-то чего?

- У меня есть только предположения, — Курион полулежал на спине, опираясь о выставленные локти и запрокинув голову. Здесь не было солнца, конечно, но его неплохо заменяла система освещения, приближенная к естественной. Даже имитация тепла солнечных лучей нежарким летним вечером оказалась на диво удачной. Почти настоящее солнце. Если закрыть глаза и запрокинуть голову, можно на миг представить, что всё случившееся было просто дурным сном, и он снова дома, на Колонии Тиррене, вышел прогуляться среди окружающих виллу холмов и прилег на траву… Заметив, что сознание начинает опасно туманиться, Ацилий открыл глаза и продолжил:

- Я никогда особенно не интересовался спецификой коннекторской службы, как ты понимаешь… Но кое-что все-таки знаю. Проблема в индивидуальности, твоей и моей. Мы — не просто взрослые, мы отдельные личности. Твой виртуальный мир, мои книги — это все проявление личных особенностей и предпочтений. Отражение нашей уникальной сути. Настоящие лигарии составляют единое целое, и это не пустые слова. Два тела, одно сознание. Постоянно. Поэтому нас будут стараться лишить индивидуальности. Ну, вот как-то так…

— Но ведь они же знают, что не получится ничего! — поморщилась от ноющей боли в ногах Кассия. — В смысле, мы просто помрем и всё. Зачем же тогда лишать индивидуальности, если мы тут и года не протянем?

Девушка пыталась потихоньку размять икроножные мышцы, которые без массажа то и дело сводило судорогой.

— Ну, не факт, на самом деле. Я тут подумал… Физически мы, может быть, и не умрем так сразу. А вот психически — вполне, и довольно скоро. Сознание не сотрешь так же запросто, как программу, это процесс долгий и мучительный. Мой психо-блок, естественно, отключится в том случае, если погибнет личность. И тогда тело сможет прослужить еще какое-то время. Или им просто нравится нас пытать, — он пожал плечами. — Месть — вполне весомый мотив. А оптиматам есть, за что меня ненавидеть.

Лигария как раз сменила позу, пытаясь найти такое положение тела, чтобы оно хоть чуть-чуть отдохнуло и расслабилось. Безуспешно.

— О! Расскажи мне про этих своих оптиматов! — воскликнула Кассия и тут же голову в плечи втянула.

Огляделась в поисках возможных зрителей, но никому не было дела до валяющейся на травке парочки.

— Я-то никогда, сам понимаешь, политикой не увлекалась, — смущенно пояснила девушка. — Как-то некогда было и вообще… Только ты по-простому, хорошо?

— Хорошо, — Ацилий не стал демонстрировать снобизм и кивнул. — Несмотря на то, что у тебя были гражданские права, и ты наверняка голосовала на выборах, политически ты абсолютно невинна, как и положено рядовой легионарии.

Ничего удивительного, что девушка не разбиралась в политике. Плебеям из подобных фамилий и не полагалось в ней разбираться. Другое дело — Марции, Ливии, Фабриции… Они составляли сословие «всадников» — не живорожденные аристократы, конечно, но все-таки и не такие мелкие винтики, как Кассия. Наварх «Аквилы», к примеру, прекрасно понимала, в чем разница между оптиматами и популярами, но напрямую на политику Республики влиять не могла. Хотя, вполне возможно, и хотела. А вот хмурый префект Квинт с той же «Аквилы» производил впечатление человека политически индифферентного. Что же до Кассии, то ни у нее, ни у ей подобных никогда не будет ни единого шанса как-то воздействовать на принятие решений. Их дело — исполнять приказы и, в идеале, вообще не думать о причинах и следствиях.

Но Ацилий Курион никогда не считал такое положение вещей правильным. А потому попытался честно и доступно разъяснить всё напарнице.

— В Сенате существует две политические партии — оптиматы и популяры. Я был голосом и фактическим лидером популяров. Нашей… моей целью являлось… дать гражданам больше свободы выбора. Пространства для маневра.

Девушка слушала очень внимательно, но меж темных бровей ее пролегла морщинка, яснее ясного показавшая патрицию, что информация усвоится лучше, если ее подкрепить конкретными примерами.

— Вот, к примеру, ты — Кассия. Это значит, что максимум, чего ты могла бы достичь за время службы — это чин десятника. Я хотел, чтобы какая-нибудь Кассия или Бруттия могла сама выбирать уже в сознательном возрасте, быть ли ей манипуларией или сварщицей, или же заняться садоводством, ежели в ней вдруг проснется к этому талант. Право выбора. Наше общество устроено очень рационально и очень жестко. Мы… я хотел сделать его более гибким. Оптиматы же стоят за сохранение существующего порядка и, в отдельных случаях, его ужесточение. Например, если вдруг тебе взбрело бы в голову податься в инженеры, тебя бы отправили на психо-коррекцию, и в случае неудачи, ликвидировали. Понимаешь?

Мысль о том, что в тебе может внезапно проснуться желание заниматься чем-то еще вне рамок врожденной специализации, Кассию изрядно смутила. Крамольная мысль, которую наставники с раннего детства тщательно выпалывали из сознания плебеев. Сомнений быть не могло, раз Кассии — отличные солдаты и талантливые ремонтники, то зачем же им делать что-то кое-как, если получаешь настоящее удовольствие от собственного профессионализма. А оказывается-то, эта тысячелетняя истина — не бесспорна! А на самом верху, как выясняется, до сих пор идет ожесточенный спор. Настолько жесткий, что некоторые, проигравшие в оном, заканчивают очень и очень плохо. Открытие, по правде говоря, воистину изумительное, сбивающее с толку и толкающее на неожиданные для Кассии выводы.

— Мне в голову тут пришло…. А ведь, если бы мой НЭП выявили с самого начала, то у меня была бы совершенно иная жизнь, верно? — растерянно прошептала девушка. — Я с самого рождения готовилась бы в лигарии, мне бы подобрали пару. И тогда ничего не было бы — ни «Фортуны», ни Публия, ни Папии, ни тебя, ни Руфуса.

Она резко затрясла головой, чтобы таким образом вернуть растревоженные мысли на место:

— Мне ведь очень нравилось быть манипуларией, и я обожала свою цивильную специальность, и даже не думала никогда…

— Хочешь знать, за что тебя на самом деле осудили? — внезапно спросил Ацилий.

— Но я и так… вроде… Хочу, конечно!

— В тебе проявился дефект. Ты присвоила себе право определять, что справедливо, а что нет. Эти твои триста парфов. Дело не в том, что они гражданские, и даже не в том, что ты действовала без приказа. Ты приняла решение сама, а это и есть преступление, — объяснил он и добавил: — Наше общество очень мудро устроено. Оно неплохое на самом-то деле. Гораздо лучше и справедливей чем, к примеру, парфийское или даже данайское. Но оно беспощадно к тем, кто выбивается из системы. К дефектным. Что мы сейчас и испытываем на собственной шкуре. Я хотел это изменить и видишь, где я оказался.

Кассия бросила на Ацилия недоверчивый взгляд. А потом стала внимательно разглядывать собственные руки, так, будто видела их впервые:

— Я же почти всю жизнь была… ну можно сказать, что и счастлива. Как все мы. Я занималась тем, что мне нравилось, сражалась плечом к плечу с отличными парнями и девчонками. Понимаешь, я почти идеальна, — девушка самоуверенно улыбнулась, сверкнув белоснежными ровными зубами, и продолжила: — Я никогда не заболею раком, а в невесомости из моих костей не вымоется кальций. Я могу без ущерба для здоровья воздерживаться от сна до пяти суток, могу частично регулировать обмен веществ. Мы — Кассии, все такие, у нас не может быть никаких дефектов.

Она задумчиво провела руками по своим волосам, затем по плечам и ниже, очертив линии груди, талии и бедер, словно предлагая оценить все свои физические достоинства.

— Но ведь… Ведь, с другой стороны, мы действительно очень разные Кассии. Живые люди, каждый со своими желаниями, со своими мыслями. Даже внешне не всегда похожие друг на друга. А вдруг мне бы захотелось… не знаю… лисиц разводить? Что тогда? А вдруг лисицы никому, кроме меня, не нужны? Ах, Гай Ацилий, ты хотел для всех нас странного.

— Угу, — вздохнул он, перетирая в пальцах травинку. — Именно. И до сих пор хочу.

Сказал — и вдруг окончательно понял, что это чистая правда. То, что прежде было красивым порывом, прекраснодушным жестом, теоретическим изысканием, теперь, после столкновения с реальностью, не умерло. Напротив, идеи обрели основу, резкость, ту остроту, что дает надежду победить. Как мог он быть прежде уверен, что тот народ, который он желал осчастливить, и в самом деле желает подобного счастья? Право выбора — не только привилегия, но и ответственность. Но теперь, глядя на Кассию, Гай Ацилий впервые в жизни не сомневался. Ей по плечу бремя самостоятельных решений, и она такая не одна. Как же смеет он, урожденный патриций, ее подвести? Их всех, тех, кто верит ему, и тех, кто о нем и не слышал.

Голова внезапно перестала болеть, а может, это он забыл о боли и унижении. Последний из Курионов подобрался и прищурился так, словно вокруг не травка зеленела, а выросли белоснежные колонны здания Сената.

— Я малодушно поддался отчаянию и желал быстрой смерти, — медленно проговорил он. — Я был неправ. У меня все еще остались сторонники. Та же наварх Аквилина, к примеру. И Випсаний Бибул, здешний претор. И другие. Они есть. Я не могу их подвести. Во вселенной еще много мест, куда можно отступить, чтобы собраться с силами. Поэтому… — голос Ацилия окреп, он уже не задумывался о том, что такие вещи следует говорить вполголоса: — Мы будем держаться как можно дольше, Кассия, и искать выход. Ты со мной? — и требовательно дернул подбородком.

Кассия лукаво ухмыльнулась в ответ на столь решительное заявление.

- Я же из рода Кассиев, забыл? Мы за… напарника горой стоим.

И крепко ухватилась ладонью за запястье Гая, подтверждая свои слова.

— О! Мы теперь вдвоем, как настоящий десяток. Ты — десятник, а я твой — рядовой, — она великодушно присвоила патрицию необходимый для командования чин и сразу же почувствовала облегчение.

Как же все-таки упрощает жизнь четкое понимание своего места в иерархии, а если по-простому, то — знание, кто будет сверху.

— Я — лидер, а ты — моя соратница, — аккуратно поправил ее Ацилий, остывая от всплеска возбуждения. — Но у тебя всегда будет право совещательного голоса. Это — один из главных принципов моей политической программы… О! Не бери в голову, Кассия. Со временем ты поймешь и привыкнешь. Итак… — он потянулся и тряхнул головой. — Первое, что мы сделаем — это опробуем все варианты облегчения нашего положения. Злость не помогает, упражнения тоже. Предложения?

Спросить, что такое право совещательного голоса, Кассия постеснялась. Поэтому переключилась на другую, более животрепещущую тему:

— М-да, положение. Вирт-поле нам заказано, наркотики не достать. С нами просто никто связываться не захочет, — мрачно резюмировала девушка, растирая ломящие от боли виски. — Остается — секс.

— Логично, — легко согласился Курион. В мысли о возможной близости с плебейкой он уже не видел ничего низкого или крамольного. В конце концов, тогда, на миопароне, она даже показалась ему самой привлекательной женщиной во вселенной. Накануне неминуемой смерти — неудивительно. Но и теперь, при более пристальном рассмотрении, в Кассии не нашлось бы изъянов… во всяком случае, таких, что делали бы секс невозможным. Рослая, крепкая, без единой лишней жиринки или складочки — воплощенная сила и цветущее здоровье. На привередливый вкус изысканных коллег Ацилия по сословию бывшая манипулария показалась бы излишне мускулистой и грубой, но Курион не имел ничего против этаких звездных волчиц. И улыбка у нее обаятельная, и шрамы с татуировками отнюдь не портят, а напротив, придают шарма.

Увы, прямо сейчас Гай Ацилий не чувствовал себя способным на более-менее продолжительные и качественные активные действия. А позориться перед напарницей не хотелось.

- Секс будет неплохим отвлекающим маневром, как я уже говорил. Но для начала я бы предложил стихи. Ты будешь смеяться, но они действительно помогают отвлечься от раздражающих факторов. Кроме того, для секса мы пока что не в форме. Надо хоть немного прийти в себя после этого полета.

Надо сказать, что стихи заинтересовали Кассию гораздо сильнее. Чего такого она не знает о сексе? Да всё она знает. А вот стихи!

— Давай ты мне стихи, а я тебе… — незадачливая лигария не сразу догадалась, что бы такого равноценного и существенного предложить в обмен на чудо словесных плетений. — О! А я тебе — массаж? Шею разомну, хочешь? Я умею.

— Только для этого придется вернуться в камеру, — Ацилий встал и учтиво предложил ей руку. — Может статься, что нашим соглядатаям придется не по вкусу античная поэзия!

 

Глава 10

Большую часть своей жизни любой наварх проводит в командирском кресле на мостике корабля. Собственно, навархи для того и предназначены. Личные каюты и увольнения — это поблажки, так сказать, на человечность. Пьянящее ощущение собственной значимости и безграничной власти над кораблем и экипажем длится обычно не слишком долго. Первые пару лет самостоятельного командования — максимум. К третьему же году даже самые самоуверенные окончательно осознают, что по-настоящему важен для командования отнюдь не экипаж во главе со старшими офицерами, а сам корабль. И если бы у отцов-сенаторов была такая возможность, наварха присоединили бы к креслу навечно, обеспечивая питание внутривенно. Недаром же по флоту уже не один десяток лет ходит байка о легендарном парализованном пилоте, который летал гораздо лучше всех здоровых.

Но как бы там ни было, а одними только приказами общение с экипажем и кораблем ограничивать нельзя. И в жизни каждого наварха наступают моменты, когда необходимо не только лично облазить каждый отсек, проверить каждую схему и цепь, и сунуть нос в каждую систему, но еще и практически с каждым подчиненным поговорить. Желательно — по душам.

Задушевное общение для Ливии Терции всегда было самой большой проблемой. Не тот у Ливиев фамильный характер, чтобы откровенничать самим и выслушивать откровения. Да и не одни они такие. Все командиры кораблей — одиночки, которым по-настоящему комфортно лишь наедине с собой. Ливия прекрасно знала, что у каждого из ее офицеров есть свой круг общения. Префект, к примеру, любитель посетить легионерский командирский клуб, Плавтий исправно посещает таверну астрогаторов, а инженеры вообще не представляют себе досуга без шумной компании братьев по отвертке. Причем под отверткой подразумевается отнюдь не ручной инструмент, а весьма специфический напиток, который получают, вероятно, из отработанного топлива. Марк Фабриций как-то пытался приобщить любовницу к этому пойлу, но в геноме Ливии такая устойчивость к отравляющим веществам оказалась не прописана. От 150 миллилитров ядовито-зеленого зелья, дымящегося в какой-то мензурке, наварх чуть не повстречалась с ларами до срока. А весь инженерный отдел хлещет эту дрянь кружками, и ничего.

У командиров кораблей, приписанных к Цикуте Вирозе, свое заведение тоже имелось. Однако даже там, среди своих, навархи предпочитали сидеть каждый в своем углу, тихонько потягивая слабоалкогольные напитки и погрузившись в чтение. Наибольшая близость, которую позволяли себе пилоты, это партия в шахматы или аналогичную игру. Никаких костей, карт и командного спорта. Вечное одиночество, лелеемое бережнее, чем воспоминание о первом полете.

Впрочем, эмоциональные связи все-таки возникали. Во-первых, члены одной фамилии, особенно одного поколения, традиционно поддерживали отношения на уровне весточек друг другу и поздравительных сообщений к значительным событиям. Все-таки родня. Во-вторых, в обязанности каждого опытного командира корабля входила дрессировка будущей смены. Ливию год назад одарили юным Марком Флавием, который при должном усердии из контубернала-порученца через пару лет должен был дорасти до наварх-стажера. Наставнице поневоле приходилось много общаться с «учеником». Деваться-то все равно некуда.

А еще у нее был Фиделис — самое близкое существо после «Аквилы». Достоинства сцинка были неисчислимы, а самое главное — он никогда не спорил с хозяйкой и покорно сносил все проявления ее непростых эмоций.

Теперь же, по всей видимости, в ближнем круге общения наварха «Аквилы» завелся еще один персонаж. Ливия пока не определилась, какое место в иерархии займет префект Марций, но… Фиделису он определенно не конкурент.

Наварх размышляла обо всем этом, совершая последний обход биремы перед взлетом. Приятно все-таки ходить по коридорам, в которых ничего не искрит, не шипит и не вытекает, булькая и прожигая обшивку. Хотя этот ремонт был того типа, который Фабриция Секстия, шеф инженерного, именовала «подзамазать морщинки». Сплошная косметика. Хотя выглядит, безусловно, неплохо.

— Скажи, что ты меня порадуешь, Секстия, — попросила Ливия, заныривая в инженерный.

Фабриция, колдовавшая над вскрытой консолью, помотала головой, повязанной неуставной банданой.

— И рада бы, наварх, но радости тут мало, — буркнула она, избавившись от зажатого в зубах фонарика.

— Как реактор? — наварх огляделась. — Выглядит вроде бы неплохо.

— Реактор — это единственное, с чем у нас сейчас не будет проблем, — мрачно предрекла Фабриция. — Я перенаправила топливные системы в обход поврежденных блоков, заменила то, что можно было заменить, но…

— У меня есть двигатели?

— Двигатели есть, — инженер кивнула. — И даже ускорители есть. Но только до тех пор, пока нас не зацепят. Первое попадание разнесет весь этот конструктор к воронам.

— Значит, придется увернуться. А нейро-сеть?

— Нет.

— Что — нет? Подробней.

— Нет, значит, нет. Стабилизировать сеть полностью здесь и сейчас невозможно. Я смогу настроить интерфейс так, чтобы ты получала всю информацию, но лететь придется вручную. Да, и стрелять, кстати, тоже.

— Префекта это вряд ли обрадует, — хмыкнула наварх. — Ну да ничего. Справится.

— Я могу говорить свободно, наварх?

— Валяй, — Ливия кивнула, краем глаза замечая, как остальной инженерно-технический состав насторожил уши и притих. Понятно. Сейчас будут задавать неудобные вопросы, ответов на которые жаждет весь экипаж. Давно пора.

— Это и в самом деле был мятеж? Наварх?

— Подумай сама, Фабриция Секстия, позволила бы я префекту разгуливать по кораблю с оружием и без наручников, если бы это был настоящий мятеж? — ушла от прямого ответа Ливия.

— Хм…

Уклончивые отговорки таких ребят, как инженеры, никогда не удовлетворяли. Они и сами те еще мастера выкручиваться. Но наварх была не в настроении оправдываться, да и не по чину, в общем-то.

— Вы все узнаете из обращения к экипажу. Заканчивайте здесь. Скоро взлетаем.

***

Чтобы «Аквила» оказалась в нужном месте в нужное время, сначала надо отбиться от парфов — такова была задача, поставленная навархом перед Квинтом Марцием, и она решалась только одним способом — детальной проработкой нескольких вариантов обороны и контратаки. Ограниченные энергетические ресурсы «Аквилы», нестабильность её нейро-сети и приличный боезапас — вот расклад, с которым придется сыграть партию «на вылет» против по крайней мере одного корабля класса «айн», считающегося самым маневренным в парфском секторе.

Вот почему, пока шел ремонт, префект собирал торвенторов и заставил моделировать разные способы ведения боя при тотальной нестабильности энергощитов. Лучшая импровизация всегда требует тщательнейшей предварительной подготовки, разве не так?

В бытность Квинтом Марцием контуберналом у грозного Марка Марция Константина на подобные тренинги уходила большая часть суток, включая часы сна. Кроме того, многоопытный префект триремы «Константа» не упускал случая расшевелить своего флегматичного порученца, послав его вместе со штурмовым отрядом манипулариев на абордаж вражеского судна. Чтобы тот набирался опыта, и при планировании операции представлял себе, что на самом деле творится во время настоящего боя. Уроки Марка Марция пошли впрок каждому из его многочисленных контуберналов, тех, само собой, кто уцелел.

«Интересно, как там старик поживает? — подумалось вдруг Квинту. — Надо будет написать ему. Пусть порадуется, что воспитанники его помнят».

На самом деле, Аквилин никогда не забывал Константина, давно вышедшего на пенсию и осевшего на Конваллисе-Восемь, и всегда слал ему весточки и подарки. В жизни Квинта Марция нашлось не так уж много близких людей, которых он по-настоящему уважал и ценил. Префект вообразил себе, как Марк Марций, сидя на веранде своего сельского дома, вслух зачитывает своей конкубине Фабриции Приме послание от бывшего порученца. Весь такой строгий, тщательно выбритый, облаченный в уставную одежду почетного пенсионера и совершенно седой. Впрочем, Квинт почти не сомневался, что Константин не обделен вниманием всех воспитанников-Марциев. Коллективизм — это фамильная черта, как ни крути…

Участники собрания немедленно учуяли, что префект отвлекся. Стали перешептываться-переглядываться.

— Повтори-ка последовательность действий, Гай Минуций, — напомнил о себе самому бойкому Квинт Марций. — И будь, пожалуйста, внимателен к деталям.

Торвенторы напряглись под взглядом начальства, еще мгновение назад витавшего мыслями где-то далеко, но всё-всё подмечающего. А не расслабляйся во время тренировки! Если у префекта на губах наметилась мечтательная улыбка, то это вовсе не значит, что он расслабился и утратил бдительность, вовсе нет. Шуточка как раз в духе неподражаемого Константина.

Но Гай Минуций с задачей вполне справился, снова доказав всем — себе, коллегам и руководству, что на «Аквиле» служат лучшие из лучших.

— Итак, квириты, мы сделали всё возможное, чтобы подготовиться к непростому сражению. — Квинт Марций звонко шлепнул ладонями по столешнице, подводя итог собрания. — Займите свои места. Мы обязаны спасти «Аквилу» и предупредить командование. Других вариантов просто нет. Удачи!

***

И вот наконец настал момент, когда оттягивать взлет и дальше стало нельзя. Ливия заняла свое место на мостике и привычно кивнула префекту. А потом включила громкую связь.

— Внимание экипажу. Говорит наварх. Мы все знаем, что попали в непростую ситуацию. Но непростые ситуации — это то, что у нас с вами лучше всего получается. Мы знаем друг друга и этот корабль, и все мы достойны доверия. Поэтому речей перед битвой не будет. Сейчас мы разогреем реактор, немного подышим, взлетим и сделаем то, что умеем лучше всего. Я знаю, что каждый из нас выполнит свой долг. Боевая тревога!

Сигнал тревоги — механический то ли рев, то ли стон из тех, что мертвого из стазис-камеры поднимут — пронесся по отсекам «Аквилы».

— Персоналу, свободному от вахты, занять места в контуре живучести! — краем глаза следя за показаниями на консоли, приказала наварх по громкой связи. — Повторяю, немедленно занять места в контуре живучести. Инженерный! Запустить реакцию.

— Реакция запущена. Мощность 15 процентов и растет. Поле реактора стабильно, — отрапортовала Фабриция из инженерного. — Мощность 25 процентов и растет. Есть основные системы!

— Посты, доложить состояние!

— Пост астрогации готов. Показания сенсоров стабильны и читаются, — доложил Плавтий.

— Пост контроля среды готов. Жизнеобеспечение в отсеках — 15 процентов. Жизнеобеспечение контура живучести — 75 процентов, орудийных палуб — 75 процентов, мостика — 80 процентов.

— Инженерный пост готов. Давление реактора — штатно. Двигатели прогреваются.

— Медицинский блок готов.

— Тактический пост готов, — последним, как и полагается, отчитался Квинт Марций.

Ливия растопырила пальцы «рогами» в суеверном, но успокаивающем жесте отвращения бед:

— Пусть боги нас не оставят. Беру рулевое управление. Запускаю маневровые через пять… четыре…

Казалось бы, чего проще — взлететь с планетоида. Атмосферы нет, электромагнитных помех тоже. Если бы еще где-то рядом не кружили стервятниками парфы… Впрочем, не в первый же раз. И не такое бывало.

— Как на учениях, — пробормотала наварх. — Прямо и ровно… Отрыв!

«Аквила» отозвалась едва ощутимой вибрацией. В полном безмолвии безжизненного ландшафта планетоида бирема поднималась над поверхностью бесшумно и плавно, словно призрак. Увы, для сенсоров противника она не была такой уж незаметной. Запущенный реактор сиял, как маленькое солнце, только слепой не заметит.

— Высота 2000 футов, — доложил Плавтий, не отрывая взгляда от показаний своих сенсоров. — Пока никаких признаков противника… Нет! Отбой! Вижу один… поправка, два корабля. Это парфы, наварх!

— Дотерпели все-таки… Запуск главных двигателей! — Ливия откинулась в кресле, выпустив из подлокотников ручки управления. Старые методы, как говорится, самые лучшие. Корабль нужно чувствовать, и даже нейро-сеть для этого совсем не обязательна.

— А теперь покувыркаемся… — оскалилась в улыбке наварх, когда резкое ускорение вдавило ее в кресло. — Вперед.

Конечно же, парфы не дремали, но ожидание затянулось и они не сразу бросились наперехват, когда их сенсоры засекли работающий реактор взлетающей «Аквилы». Взлет был одним из самых опасных моментов, но биреме повезло. Квинт Марций, не отрываясь, смотрел на проекционный экран, чтобы не пропустить момент, когда небольшой, но очень маневренный «артабан-5» начнет загонять республиканского подранка под смертельный удар скорострельных орудий «дария». Собственно, префект на месте парфского командора делал бы то же самое — отправил бы на поиски и уничтожение нежданного гостя двух «бойцов» — быстрого и сильного. Логично же?

— «Артабан-5» по курсу 250 отметка 2. Торвенторы — внимание.

Квинт перебросил на экран Ливии свой план-маневр.

- Принято, — сухо отозвалась наварх, мазнув взглядом по схеме.

Завизированный план тут же отправился в торвенторий.

При всех видимых и мыслимых недостатках Ливии Терции, в глазах префекта у неё имелось огромное и неоспоримое достоинство — она всегда умела рисковать по-умному, а иногда её глубокое понимание сути задуманной операции граничило с природной эмпатией. Вот и сейчас наварх невероятно изящно и вместе с тем смело проделала отвлекающий маневр, убеждая командира «артабана», что всеми силами пытается увернуться от его огня. Квинт прекрасно представлял, что именно видит прямо сейчас на своем экране парф. Поток информации от внешних сенсоров — это сияющие белым огнем колонки цифр, которые убеждают смотрящего, что скорость биремы при её нынешних повреждениях предельна. Показатели уровня щитов как бы говорят: подранок не осмелится приблизиться. Значит, пора загонять жертву.

— Ну, что ж… — они с Ливией одновременно заметили изменение в траектории полета «артабана». — Начнем.

«Аквила» сделала вид, будто не может справиться с маневром и своевременно отклониться от проложенного курса. Затем бирема очень неловко увернулась от залпа. Так, будто ей просто повезло, совершенно случайно. Бывает. От следующего попадания «Аквилу» тоже якобы спасло лишь чудо, и она как бы окончательно сбилась с курса.

От префекта требовалось при необходимости внести корректировку в тактическую план-схему. Ответственнейший момент!

Бирема приближалась к беспечному парфу, продолжая внушать своим видом и поведением лишь легкую жалость. Пожалуй, вражеские командиры уже мысленно примеряли на свои мундиры награды за уничтоженный республиканский корабль.

— Цель захвачена! — радостно доложили из торвентория.

— Огонь.

В разгар боя Квинта обычно покидали все лишние чувства, словно эмоции отсекались мощными шлюзовыми воротами. Зато разыгрывалось воображение, порой принимая самые причудливые формы. Парфов он представлял комичными бородатыми толстяками в парадных кителях и пышных юбочках из перьев, раздувшимися от гордости и предвкушения. Так было легче справиться с напряжением.

А хитрая «Аквила» вдруг отбросила маскировку, во мгновение ока из жертвы превращаясь в натуральную хищницу и атакуя верткий «артабан-5». Кажется, он назывался «Нисибис». Но после того как онагры «Аквилы» буквально разорвали парфа на куски, это имя стало несущественной подробностью.

— А теперь уносим ноги, — сыто улыбнулась Ливия. — Полный вперед.

— Кормовые «онагры» к бою! — приказал Квинт, отгоняя прочь дурацкие фантазии.

С «дарием» такой номер уже не пройдет, не стоит даже надеяться. Но сбежать «Аквила» сумеет. Отчего-то Квинт Марций был целиком и полностью уверен в их ненадежном успехе, несмотря на то, что разозленный гибелью младшего собрата парф выжимал из своих двигателей максимум.

— У нас есть фора, — как бы между прочим шепнула наварх. — Хорошая фора.

Надо отдать префекту должное — воевать он умел. Неудивительно, впрочем. Лучшая бирема достойна лучших торвенторов, а командовать ими должен достойнейший из Марциев (по крайней мере, из тех, кто служил в системе Вироза), гордость их многочисленной фамилии. А то, что префект у нас с дефектом, это не страшно. Гениям простительно. А Ливия Терция никогда и не отрицала, что во всем, что касается боевой тактики, Квинт Марций — гений. Со стратегическими решениями у него хуже, с самоконтролем тоже неважно, но когда префект занят своим делом, вот как сейчас… О! Такого Квинта Марция наварх не просто ценила, а даже любила. Не в той же степени, как «Аквилу», но тем не менее.

Главное, чтобы он сам об этом не догадался. Возгордится еще, решит, что и впрямь — исключительный. Хотя за этот бой Квинт Марций заслужил не просто похвалу, но и искреннюю признательность наварха. Правда, бой-то еще не окончен. И отвлекаться на всякие-разные мысли пока рановато.

— Полтора миллиона миль до точки входа! — доложил Плавтий. — Координаты зафиксированы!

— Хорошо идем… ровно… — пробормотала Ливия, каждой клеточкой своего тела, каждым нервом его чувствуя яростную радость «Аквилы». Ах, как тосковала она все эти бесконечные часы вынужденного бездействия! Как стремилась поскорее вырваться из плена маскирующих полей, показать себя врагам во всей стремительной и необузданной красе! Наварх прерывисто дышала, порозовев от этого почти эротического переживания. Лететь, дразнить сиянием щитов, закладывать немыслимые виражи, всем существом своим и двух с лишним сотен душ на борту стремясь туда, к точке входа. Не парфам догонять такую красавицу, не им, вонючим варварам, ее ловить!..

«Аквила» хотела драться, на самом-то деле. Она жаждала продолжения боя, как непокорное дитя, она алкала сражения и победы. И Ливия сама только неимоверным усилием воли удерживалась на краю настоящего, истинного слияния с кораблем, слияния без всяких приспособлений, без интерфейса, без обручей и плат. Плоть «Аквилы» требовала души, ее, Ливии Терции, души — и навсегда. Хотя… нет, не только ее. Квинта Марция тоже.

Это отрезвляло.

— Восемьсот тысяч миль до точки входа! — голос Плавтия тоже вибрировал от возбуждения. Все Аквилины слышали сейчас свою бирему, чувствовали ее — и наварха. И видят лары и маны, они были счастливы.

— Приготовиться! — крикнула Ливия, нежно, но твердо касаясь панели. — Экситонные ускорители… есть! Переход на рат-скорость через десять… девять…

Скорость мечты. Скорость, с которой летают души. Сейчас!

— Рат!

Все, кто находился сейчас внутри «Аквилы», кроме Ливии, испытали ощущение, словно с разбегу налетели на прозрачную, невидимую и крепчайшую стену. Со всего маху врезались и впечатались в неё намертво, чтобы затем бесконечно долго растворяться в вечной тишине. Вселенная застыла, замерли галактики, и бесчисленные солнца вместе со своими планетами застопорили движение по орбитам, перестала кровь течь по жилам, в легких застряло дыхание, и даже само время… К счастью для живых людей, чувства эти были субъективны и продолжались всего несколько секунд, пока корабль пересекал невидимую границу рат-скорости туда или обратно. Но когда полет в таком режиме продолжался больше тридцати секунд, состояние организма быстро нормализовалось, иначе супердальние полеты были бы просто-напросто невозможны Через полминуты люди уже могли спокойно работать. И только если бы экраны в рубке корабля стали прозрачными, наблюдатель вместо звезд увидел бы равномерное яркое радужное свечение.

Однако, экипажу «Аквилы» на этот раз досталось в полной мере. Наспех отремонтированная бирема сумела пробыть в рате всего 75 секунд. Квинта Марция, как и всех остальных, скрутило, потом отпустило на миг и снова скрутило. Кажется, он даже не дышал эту мучительную минуту и пятнадцать секунд. И в миг, когда кровь застучала в висках и съеденный паек попытался вернуться туда, откуда пришел, префект вдруг вспомнил «дикую» бывшую Фортунату, ставшую лигарией.

«Вот ведь кому повезло, так повезло. Лигариям все эти спецэффекты в удовольстве, говорят».

Честно устыдившийся префект решительно подобрал слюни, утерся специальной салфеткой и усилием воли собрал глаза «в кучку».

— Кажется, мы оторвались на достаточное расстояние, — прошептал он.

— Это тебе кажется, Квинт Марций, — насмешливо молвила наварх. — А я точно знаю — мы ушли от парфов.

— Слава богам! — с нескрываемым облегчением выдохнул астрогатор.

Ливия Терция очень своеобразно радовалась нелегкой победе:

— Доложить о повреждениях!

Наварх и сама не прочь была насладиться мгновением торжества, и команде не стала бы мешать, но сначала — дело! Да и праздновать, по большому счету, особенно нечего. Еле ноги унесли.

Впрочем, все оказалось отнюдь не плохо. Нельзя сказать, что бирема вышла из этого маленького приключения без царапинки, однако пробоин нет, жертв нет — уже хорошо. Пара сгоревших цепей и небольшая утечка хладагента — не в счет, с этим инженерный справится без привлечения дополнительных сил. А в целом — лететь можно. И даже энергию экономить не придется, до Цикуты рукой подать, часов 30 лета.

Плавтий, бедняга, чуть не падал на свою консоль. Сказывались перенапряжение и усталость. Этак и напутать недолго. Ливия неодобрительно сморщила нос и выгнала астрогатора к воронам с мостика — отдыхать. Координаты определил, и хватит с него. Курс наварх проложила собственноручно.

— Всем отдыхать! — приказала она. — Рулевой, тебя тоже касается. Второй смене принять вахту! — этот приказ относился уже к тем, кто весь бой просидел в контуре живучести. — А вы что встали? Очистить мостик!

Но напоследок не удержалась, улыбнулась:

— Молодцы. Не посрамили «Аквилу». Хороший полет. С Бибула причитается.

Настроение у наварха было непривычно благостным, тело переполняла звенящая легкость. Хотелось то ли песни петь, то ли смеяться непонятно чему, то ли вершить добрые дела. Рат-эйфория, типичный побочный эффект удачного рат-полета. Для пилотов типичный, конечно. Все прочие если и испытывали радостное возбуждение, то только от мысли, что весь этот ужас закончился.

Впрочем, не все. Префект, к слову, тоже был вполне себе бодр и весел.

И Ливия поймала себя на неожиданной мысли: а не сделать ли ему маленький подарок? Так сказать, поощрение в счет будущих успехов на стезе пилотирования. Ее собственные наставники такого метода тоже не чурались. Брали перспективного кадета, совсем еще зеленого неуча, и усаживали за штурвал. Под чутким руководством инструктора, разумеется. Но так, чтобы почувствовал полет, чтобы поверил в себя и в корабль…

Решено! В конце концов, префект заслужил поощрение.

- А тебя, Квинт Марций, я попрошу задержаться, — молвила Ливия, когда они остались на мостике вдвоем. И улыбнулась даже.

С торчащими дыбом взмокшими от пота волосами Квинт Марций выглядел не менее провокационно: так, будто провел бурную ночь с парочкой гетер. И даже дышал тяжело, как после спринтерского забега. Что не говори, а ни генетические модификации нервной системы, ни сложные техники медитации все равно не помогут хранить спокойствие в разгар боя. Непосредственная близость смерти, охотничий азарт и торжество победы всегда неимоверно будоражат человеческое существо, потому и «горит» у победителя глаз и кровь бежит быстрее по жилам, и удивительная бодрость наблюдается в теле, невзирая ни на что. Но внезапное предложение Ливии префекта насторожило.

— Я слушаю.

Наварх поднялась из кресла и повелительно ткнула пальцем в сторону поста рулевого:

- Садись.

И — щелк! — заблокировала двери мостика. Мало ли кому взбредет в голову проверить, чем это здесь занялись наварх с префектом, вдвоем? Пусть лучше небылиц напридумывают, чем дознаются истины. Любая сплетня, от невинного мордобоя до предосудительного секса, все равно будет менее опасной, чем настоящая причина уединения.

Говорят, любопытство сгубило множество кошек, а вот сколько Марциев пало из-за неуемного пристрастия ко всему необычному — вопрос открытый. Но Квинт отважно решил пополнить собой список «жертв». Ему-то что терять?

Он пересел в кресло рулевого, расположенное чуть ниже и впереди кресел префекта и наварха, и вопросительно воззрился на Ливию Терцию, мол, а дальше что?

Она прошлась взад-вперед, заложив руки за спину. Быть строгой инструкторшей для туповатых кадетов Ливии еще не приходилось, но того же Флавия она наставляла в нелегкой науке пилотирования. В каждом, между прочим, полете. Для того и приписан к «Аквиле» юный контубернал, чтобы наварх натаскала его до наварх-стажера. Другое дело, что талантами Флавий, на предвзятый взгляд Аквилины, не блистал, но не всем же рождаться гениями.

- Подключиться к нейро-интерфейсу может любой дурак с нужной модификацией в мозгах, — отчеканила она, подтвердив это утверждение соответствующим жестом. Показывать пальцем на присутствующих неприлично, конечно, но как-то оно само получилось. Впрочем, Марций, кажется, не заметил.

— По-настоящему научиться управлять кораблем можно, только если начинать ab ovo*. Ручками, ручками. И головой. У тебя, конечно, не нашлось времени, чтобы как следует изучить пособие.

Это был не вопрос, а еще одно утверждение. У «кадета» просто не было времени на нормальную учебу. Это же не бездельник-Флавий! Однако строгость в деле наставления, хм, юношества — это первый и основной принцип.

Сразу вынести приговор и заставить оправдываться — шутка, которую Ливия обожала проделывать со всем, но в особенности с префектом.

— У нас на всё про всё было чуть меньше 36 часов, — напомнил Квинт мрачно. — Но пособие я одолел, правда, в технике скорочтения.

Аквилин мог забыть поесть и попить, но удержаться от соблазна заглянуть в подаренную книгу у префекта ни за что не получилось бы.

— Зачем же сразу оправдываться, префект? Я пока что тебя не экзаменую, — усмехнулась Ливия, довольная, как сцинк. Ага, пронимает его, пронимает!

— Итак, — тем же резковатым и нетерпеливым тоном продолжила она: — Тогда ты знаешь, что в основе пилотирования любого судна лежат три угла, которые задают наклон относительно центра инерции. Это, — наварх встала у Марция за спиной и бесцеремонно взяла его руку. И стала перемещать по панели, словно не доверяла способности префекта читать пиктограммы:

- Крен. Тангаж. Рыскание. В нашем случае тангаж именуется дифферентом — это традиция, ведущая начало еще от древних времен, когда корабли были только морскими, но никак не звездными… Но, прежде всего нам нужна тяга — сила, которая вырабатывается двигателями и толкает судно в заданном направлении. Внимательно изучи консоль рулевого. Видишь панель управления двигателями?

Пассаж про оправдания Квинта традиционно покоробил, зато остальное — обрадовало по всем пунктам. А еще он поверить не мог собственным ушам — Ливия снизошла до объяснений? Ливия рискнула нарушить все мыслимые положения всех уставов, чтобы помочь Марцию стать… Развивать мысль еще дальше Квинт не стал из суеверного желания — не спугнуть свою кривую удачу.

— Вижу, конечно.

— Основные двигатели, они же маршевые, — перечисляла Ливия, пользуясь рукой префекта как указкой. — Маневровые. А это — экситонные ускорители. Синий сектор — градация линейных скоростей. Красный сектор — рат-скорость.

Ненадолго отпустив жертву, наварх набрала команду на консоли, проговорив ее вслух:

- Отключить автопилот. Переход на ручное управление.

Она собственноручно отрегулировала угол наклона кресла, так, чтобы консоль оказалась почти вертикально перед Квинтом.

— Ты должен переместиться так, чтобы иметь полный обзор панели и быстрый доступ. На экран смотреть не надо, гляди на приборы. По экрану все равно не понять, куда и как летишь, это же пространство. А теперь берись за штурвал, Квинт Марций.

Штурвал был, впрочем, выражением не таким уж образным. Его заменяли две ручки на подлокотниках пилотского кресла, но — да, их вполне можно было назвать штурвалом.

Квинт Марций усилием воли подавил мальчишеское желание, взявшись за штурвал, радостно присвистнуть и высунуть от избытка усердия язык. Ему вдруг примерещилось, что никакой он не Марций, а, скажем, Фурий, появившийся на свет для полетов в бесконечном пространстве, который однажды получит в полное обладание такую же красавицу-бирему, как «Аквила». И ему, тому несуществующему Фурию, никогда не суждено познать обжигающего поражения Квинта Марция, не справившегося с управлением, подставившего свой корабль под удар. Неудача, сравнимая по накалу чувств лишь с фиаско в постели с женщиной. Нет, с женщиной все иначе — проще и обыденнее. Гетера, та немедленно займется терапией, а партнер поймет и запишет на прием к психо-куротору, а тут…

«Экий лихой у нас префект! Будто не корабль берет, а гетеру лапает!» — цинично усмехнулась Ливия прыти неофита и прикрикнула:

— Не наваливайся на нее, как на девку! Видишь, она еще не готова! Нежнее, Квинт Марций, нежнее. Медленно… плавно…

Чтобы кадет чего-нибудь не натворил, пришлось взять его в свои руки, причем отнюдь не образно. Наварх изогнулась за спиной у ученика, положила руки поверх его ладоней и практически обвилась вокруг префекта. Неловкая поза, да и неудобно, а что поделать?

«Здоровенный какой, Bona Dea! — неодобрительно подумала она. — Такие плечи и не обхватишь, а туда же, летать его потянуло…»

— Та-ак… взял? Чувствуешь? — приходилось почти шептать в ухо ошалевшему от впечатлений «кадету». Иначе не внял бы. Первый незабываемый раз — он такой, любого ошеломит.

Слияние с «Аквилой» без всякой нейро-сети? Ну-ка, ну-ка? Надо лишь ощутить её, как себя, сплестись пальцами с её невидимыми руками, заполнить её совершенное, сотворенное для скорости и убийства тело собой и обрести цельность. Должно быть, ту самую, которую каждый мужчина ищет на любовном ложе, потому что больше и сравнить-то не с чем.

«Ты, Квинт Марций, не префект, а натуральный спятивший поэт, обчитавшийся таких же безумцев, способных придумать то, чего нет, не было и не будет», — подумалось ему в угаре ненормальной для Марция страсти к полетам.

— Чувствую! — простонал сквозь зубы Квинт.

Под пальцами Квинта штурвал «Аквилы» стал теплее и мягче, словно кожа живого существа — восхитительного и дарящего свободу. И — да, без всякого слияния с нейро-сетью!

Лары и маны, это было так… завораживающе!

Квинт поудобнее устроил голову в ложбинке между подбородком и грудью наварха, вдохнул её теплый запах, и снова повторил движение. Уже плавнее, уже мягче, уже нежнее, но настойчивее…

— Спокойней, кадет, — ухмыльнулась Ливия. Неуместное умиление, возникшее было при взгляде на по-мальчишески счастливое помолодевшее лицо префекта, она задавила на корню. Ну, почти. Ведь получается же у паршивца! Кто бы мог подумать?

- Теперь увеличь тягу. Мы должны ускориться на 10 линейных единиц. Следи за индикатором… так… плавно… Хорошо!

Когда наваждение единения исчезло, Квинт позволил себе грустно улыбнуться над странной и непостижимой иронией своей неправильной жизни. Стоило по-настоящему, всерьез взбунтоваться, нанести почти смертельный удар по будущему, по карьере, чтобы оказаться в кресле рулевого, и чтобы сама Ливия Терция учила азам пилотирования.

- Здесь, в пространстве, практически отсутствует лобовое сопротивление. И мы можем лететь со скоростью мысли. Во всяком случае, так нам кажется, — мурлыкнула наварх, неосознанно делясь сокровенным. И тут же одернула сама себя и вновь перешла на командный тон: — Держи скорость. Теперь покачаем «крыльями». Крен 10 градусов на левый борт! Выровнять! Теперь — на правый! Следи за индикатором, иначе устроишь нам оверкиль. Вот… неплохо. Теперь повтори сам, — и демонстративно убрала руки. Но отстраняться совсем не стала.

Крепкие объятия наварха придавали, конечно, больше уверенности, но нельзя же все время управлять кораблем в четыре руки. Хотелось бы самостоятельности. Однако Квинт тщательно, по-ученически повторил маневр и вопросительно посмотрел на учительницу, дескать, ну как?

— Сойдет, — поощрительно кивнула Ливия. — Ну, подумаешь, крен не 10, а 15 градусов. Для первого раза неплохо.

Она выскользнула из-за спины у Марция и встала рядом, лукаво прищурившись:

- На сегодня довольно. Иначе нас с тобой застукают на горячем.

Квинт мельком глянул через её плечо на двери, словно проверяя, не подсматривает ли кто-то, и заговорщически прошептал:

— Я никому не скажу. — И рассмеялся. — Как тебе в шкуре мятежницы, Ливия Терция?

Ведь она, и в самом деле, только что поступила крайне опрометчиво. Они не просто мятежники, они, по сути, заговорщики против существующего порядка вещей. Соратники Гая Ацилия, если угодно.

— Не перегибай, Квинт Марций, — ухмыльнулась Ливия. — Кроме того, тебе же известны мои политические пристрастия, так чему удивляться? А теперь брысь отсюда. Поработай на досуге с симулятором. К следующему занятию ты должен суметь самостоятельно повторить сегодняшние манипуляции, чтобы мы могли приступить к рысканию и тангажу.

Промедли префект хоть немного, за шкирку бы вытащила из кресла. Хватит с него! А то расслабится и последний страх потеряет, да еще и вообразит себя настоящим пилотом.

Она уселась на освободившееся место, вернула корабль на курс и выровняла скорость. Не приведи боги, еще заметит кто-нибудь, каким они тут предавались развлечениям. Трибуналом пахнут эти невинные забавы, вообще-то.

А префект «Аквилы» сразу же пожалел о том расположении, которое испытывал к наварху аж целых четверть часа. И решил больше подобных глупостей не делать. В смысле, не воспринимать внезапную жажду Ливии попробовать себя в качестве наставника, как повод начать ей симпатизировать.

— Спасибо за урок, Ливия. Это было очень великодушно с твоей стороны, — сухо молвил он, развернулся и вышел прочь.

Эта зловредная паршивка сумела не только снова его унизить буквально двумя словами, но и свести на «нет» самое искреннее желание поблагодарить! Напротив, Квинт с утроенной силой пожалел об оставленном в сейфе «гладии». Искушение пустить его в ход было слишком велико.

Разве так сложно проявить хоть капельку уважения к сослуживцу, к человеку почти равному по рангу, хотя бы на словах?

И самое поганое то, что Квинт Марций совершенно точно проглотит оскорбительный тон наварха, ради возможности научиться управлять «Аквилой». Или окончательно спятит. Или…

Одним словом, запершись в своей каюте, вместо привычного занятия — трепетно лелеять обиду на Ливию, префект сразу же уткнулся в пособие для пилотов.

Выпроводив «ученика», Ливия расслабленно откинулась в кресле и усмехнулась. Метод морковки и палки, оказывается, неплохо работает и на префектах. Кто бы мог подумать!

 

Глава 11

— Знаешь, Руфус, я всё совсем не так себе представляла, — горестно вздохнула Кассия, стараясь не смотреть на лисовина, сидевшего на пеньке. Боялась спугнуть единственного собеседника. — Думала, пусть будет тяжело, пусть будет страшно и сложно, я все равно виновата и такое наказание. Но, Руфус, я чуть не описалась, когда вчера лезла в капсулу на «Цирконе». Я, Кассия Фортуната, на носках выносившая в пространство всякую дикарскую шваль, едва в штаны не наделала от ужаса перед этой штукой. Это же как ногу себе плазменным резаком отчикать!

Лис навострил пушистые огненные уши с черной окантовкой по краям, словно не поверил признанию.

— Правда-правда! Еще бы чуть-чуть, и меня бы техники волоком тащили, представляешь? Только сначала им пришлось бы меня вырубить. Ну, не знаю, в челюсть дать или шокером приложить. А по инструкции ничего такого нельзя. При подключении лигарию положено находиться в полном сознании.

В зимнем лесу было так восхитительно тихо, что эту сказочную тишину, казалось, можно было резать ножиком и мазать на кусок хлеба. Только здесь, в своем Зимнем Мире, Кассия поняла, что до сих пор не знала, как прекрасно звучание настоящей тишины. Вокруг девушки постоянно находились другие люди, которые всегда производили шум — они работали, смеялись, говорили, включали воду, чавкали, а по ночам всхрапывали и бормотали. И, как выяснилось, червоточина тоже полнилась звуками — не имеющими никакого названия на человеческом языке.

— Я ничего не помню, когда возвращаюсь, совсем ничего, кроме этой мелодии. Прости, Руфус, но я не смогу напеть, никто из людей не сумеет повторить. Она звучит еще какое-то время, пока нас приводят в чувство. Текучая, холодная, пряная… Прости, у меня нет других слов.

Кассия готова была поклясться, что виртуальный любимец слушал её несвязный бред очень внимательно. Как человек. Как, например, Гай Ацилий.

— Ты, кстати, ему задолжал, милый Руфус. Кабы не мой патр… напарник, то Марк Марций уже стер бы весь наш мир. Когда-нибудь я приведу Гая познакомиться. Он, конечно, ужасный сноб и надменная сволочь, но зато умный и… красивый. Почти такой же красавчик, как ты, только блонди-и-инчик натуральный. Мне бы радоваться…

Лис склонил голову, разглядывая девушку золотыми глазами. Мол, продолжай, расскажи, в чем беда, облегчи душу.

— Мне бы радоваться — такой сладкий патриций под боком. А он… Он все время в моей голове, такой вот Внутренний Ацилий. Вот здесь, — Кассия постучала костяшками пальцев по собственному затылку. — Он, как заноза под ногтем, как крошка в штурмовой калиге, как катетер в вене. Но эти его стихи… Сейчас, там в реальности, мы лежим на лужайке в дендрарии, моя голова у него на коленях, и Гай читает на память. «Черные я паруса повешу на зыбкую мачту, пусть всю горесть мою, пожар скорбящего сердца…» Кажется, так. И знаешь, что самое забавное, Руфус? Книги у него отобрали, а стихи все равно остались в голове. А у меня есть ты. Как думаешь, я не сойду с ума? — жалобно пропищала бывшая манипулария, кулаком размазывая по щекам несуществующие слёзы. — Ну вот. Я уже и вирте реву, как сопливая малявка из яслей… Извини, лисенок. Не буду тебе надоедать.

У Кассии оставалось еще четверть часа, и она решила побродить по вечернему лесу, не думая ни о чем. Пусть еще пятнадцать восхитительных минут у неё будет только скрип снега под ногами и морозный воздух.

— Пока, Руфус. Не скучай. Я обязательно вернусь.

К ночи у обоих лигариев началась лихорадка: подскочила температура, ломило в костях, и уже традиционно болела голова. Но и это не беда, если бы не навалившаяся бессонница. У Кассии вообще не получалось даже три минуты полежать спокойно. У соседней стены безостановочно вертелся на своей постели Ацилий. И добро б только снаружи, но он же еще и в мозгах ворочался. От ментального ёрзанья у лигарии нестерпимо чесались уши и нёбо. Приходилось себя сдерживать, чтобы не разодрать ушные раковины до крови.

Наконец, не выдержав, Кассия вскинулась на постели.

— Гай, я так с ума сойду к утру. Всё чешется, болит, ломит, крутит. Надо что-то делать. Придумай что-нибудь. Ты же умный.

— Угу, — помолчав немного, ответил Ацилий и тоже сел, не без труда выпутавшись из простыни. — Ну, давай подумаем… Тебя тоже знобит?

— То жарко, то холодно. Только укутаюсь, сразу в пот бросает, лишь раскроюсь — зубы так и стучат, — жалобно скулила девушка, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Можно попробовать сдвинуть кровати, — почесав затылок, предложил он. — Если по отдельности нам так плохо, то и рядом хуже вряд ли станет. Интересно, они не привинчены?

— Их даже сдвигали уже. На полу царапины остались. Наши предшественники вместе спали, я думаю.

— Ага-а… — патриций встал, борясь одновременно и с простыней, и со внезапной неловкостью. Обычно его соседство в одной постели с женщиной подразумевало исключительно секс, но с Кассией… Несмотря на предварительное обсуждение такой возможности, насчет Кассии у него оставались сомнения. — Ну, тогда кресла к той стене… а мою кровать сюда. Только, видишь ли, Кассия… — он ненадолго замялся. — Я не привык спать в одежде. Некомфортно, и вообще… Тебя не слишком смутит?.. — и поспешил оговориться, чтобы девушка не восприняла это как домогательство: — Я завернусь в простыню!

— Да я знаю, что ты без трусов спать любишь, — доверительно сообщила напарница. — А я привыкла в белье. Служба не располагала, как бы.

— Ну, здесь нас вряд ли поднимут по тревоге, — решил разрядить обстановку шуткой Ацилий, пытаясь одновременно и кровать передвигать, и простынку придерживать, чтоб не соскользнула ненароком и не явила его напарнице во всей, так сказать, красе. Глупее щеголяния с голой задницей было бы только поспешное на оную задницу натягивание белья. — Готово!

Он поспешил улечься и подвинулся, приглашающе похлопав ладонью по совместному ложу: — Давай, присоединяйся. Тут не тесно.

Она, дрожащая от озноба, тут же скользнула в кровать и прижалась к напарнику.

— Ух, какой ты теплый! Хорошо-то как.

Ацилий, не раздумывая, подсунул руку ей под голову, чтобы прижиматься было удобней. И возразил:

- А мне кажется, это ты вся горишь. Ну? Кажется, так лучше?

— Угу. А тебе?

— Значительно, — кивнул Курион. И верно — близость крепкого горячего тела напарницы подействовала на него ободряюще. Не только дрожь утихла, но и определенный интерес к жизни проснулся.

- Тебе действительно удобно в этой майке? — спросил он, осторожно проведя пальцем по лямке, туго впившейся в смуглое плечо Кассии. — По-моему, довольно грубое белье. Должно раздражать кожу. Может быть, попробуешь последовать моему примеру, хотя бы частично?

«Интересно, это то самое, о чем я думаю, или у патрициев все по-другому работает?» — задалась резонным вопросом Кассия и, решив, что тому, о чем она только и думает, как только посмотрит на губы и твердый подбородок напарника, майка может только помешать, без лишних просьб её сняла.

Последние несколько дней и теперь, уже лежа в объятиях, девушка мучительно размышляла о том, как бы поделикатнее напомнить Ацилию о недавнем уговоре. Понятное дело, что им пока как-то не до близости было. Гай не настаивал, да и ей после коннекции все больше подремать хотелось. Вот только второй по счету переход через червоточину сделал их ментальную чувствительность еще сильнее. Пора было переходить к плану «С».

Размышления Ацилия были схожи, хоть и более тяжелы. Проблема заключалась в том, что патрицию, как это не смешно, прежде доводилось иметь дело только с гетерами. Представительницы одного с ним сословия для внебрачных отношений были недоступны. Основное достоинство любой патрицианки — ее плодовитость, которую, естественно, не купируют, как у представительниц других классов. Поэтому для благородных девушек любовные приключения были заказаны. Патрицианки блюли целомудрие и до, и после брака, во всяком случае, это подразумевалось. Мало нашлось бы аристократок, готовых рисковать всем ради сомнительного счастья забеременеть от любовника. К их услугам всегда оставались амикусы, но они, как и гетеры, не в счет.

Что делать с гетерой, Гай прекрасно знал, но это никак не помогало решить вопрос, а что же делать с Кассией. Ее желание было очевидно, ничуть не меньшее, чем его собственное. Ее искренность… обескураживала. С гетерой было бы проще, право слово. Эти прелестные существа не оставляют места сомнениям — они любят потому, что их такими создали. Гетера в любом человеке найдет черты, достойные ее любви. Но что он мог предложить Кассии, кроме сомнений и неуверенности?

«Хорош живорожденный! — грустно подумал он. — Если б вопрос размножения доверили таким олухам, как я, мы все давно бы вымерли…»

Конечно, они обсуждали возможность секса и даже планировали, однако планировать — это одно, а, если выразиться прямо, залезать без предупреждения — совсем другое. Если же судить по тому, как напарница притихла, она тоже испытывала неловкость.

— Включим экран? — предложил Курион, когда тишина стала гнетущей. — Там были неплохие пейзажи, как я помню.

Ничто так не расслабляет, как созерцание природных явлений. Морской прибой под звездным небом, например. И романтично, и красиво.

— Давай-давай! — обрадовалась Кассия. — Что-нибудь с морем или с пустыней. И стихи почитай, а?

До сих пор они включали проекции только раз или два, в надежде отвлечься.

— Хм… — Ацилий приподнялся и задумался, щелкая пультом и переключая программы. — Вот, гляди, какая картинка приятная: море и песок, и ветер шумит. Оставим?

— Угу, — мурлыкнула романтически настроенная девушка и совершенно бессознательно чмокнула его в голое плечо.

Патриций вздрогнул, прислушиваясь к ощущениям, внутренним и внешним. Сознание его слегка туманилось от будоражащей близости Кассии, однако это, как ни странно, добавило уверенности. Природа брала свое, и теперь уже требовались усилия, чтобы не последовать ее зову очертя голову и забыв обо всем.

— Слушай, мне кажется — или так действительно легче? — поинтересовался он. — По-моему, работает. Как думаешь?

— Работает-работает. Меня уже не знобит так сильно. Так что… — Кассия впервые в жизни взяла столь многозначительную паузу. Недоговорками, как формой общения, манипуларии не злоупотребляли, предпочитая прямоту и откровенность.

Смысл молчания напарницы Ацилий разгадал без труда. Раз все так неплохо началось, надо бы и продолжить в том же духе. «Но мы же не варвары. Не раненые напуганные звери, которые только друг в друге и могут обрести спасение… Мы не животные, и я не наброшусь на нее, словно одуревший от похоти самец орангутана». Хотя чуял — еще немного, и так и случится. И, чтобы укротить и себя, и ее, спохватился, словно только что вспомнил:

- Ты просила что-нибудь почитать?

Она молча, в основном из-за того, что горло сдавила неведомо откуда взявшаяся робость, кивнула, прижалась сильнее и поощрительно коснулась губами ямочки на подбородке Ацилия. Кассии так давно хотелось сделать это — еще с их совместной пьянки на захваченной пиратской миопароне.

Обняв Кассию покрепче одной рукой, другую он аккуратно положил ей на грудь, скромно прикрытую простыней. И, откашлявшись, начал, самому себе напоминая скорее лектора, чем нетерпеливого любовника:

- Был такой древний поэт… очень давно. Свою возлюбленную он именовал Лесбией, и я, если позволишь, не буду заменять имя в стихах, хотя твое отлично ложится в размер. Ты не возражаешь?

Разумеется, Кассия и не думала возражать. Наоборот, откровенно выразила полнейшее согласие возложением своего левого бедра на ногу напарника и ласковым трением носом о его шею. Только что не мурлыкала прямо в ухо.

— Если желанье сбывается свыше надежды и меры, счастья нечайного день благословляет душа, — начал Ацилий, безбожно перевирая стихи в угоду обстоятельствам и желанию: — Благословен же будь, день золотой, драгоценный, чудесный, Лесбии милой моей мне подаривший любовь…

А чтобы слова не слишком расходились с делом, неторопливо потянул вниз простыню, все еще укрывавшую Кассию выше пояса. Ну, в самом деле, когда двое настолько прочно поселились друг у друга в головах, какое может быть стеснение, право?

Он читал стихи, а Кассия потрясенно любовалась движениями его губ, отчаянно, почти ожесточенно желая первого поцелуя и одновременно всеми силами отдаляя этот миг в угоду причудливому ритму слов. Этот древний поэт, когда и где бы он не жил, точно знал, что хочет слышать женщина из уст любовника. Какой же счастливицей была неведомая Лесбия, если теперешняя Кассия млела и таяла, точно свеча, растекаясь горячим воском вожделения.

— Лесбия рядом со мной, — продолжал Ацилий, осторожно обрисовывая кончиками пальцев контуры ее лица, высокую скулу, неожиданно нежную и бархатистую кожу щеки, спускаясь затем к шее и ключице: — То, на что не надеялся — сбылось! О, как сверкает опять великолепная жизнь…

Насчет сверкания жизни можно было и поспорить, но шея и плечи у напарницы и впрямь были великолепны: крепкие и в то же время изящные. Интересное, будоражащее сочетание. Ацилию пришлось напомнить себе, что он еще ни разу не был с женщиной-солдатом. Надо быть терпеливей, осторожней. Это же не гетера! Поразительно, какой хрупкой она вдруг ему показалась — такая сильная снаружи, и столь ранимая внутри. Та Кассия, что поселилась в его сознании, замерла, трепеща в ожидании… Чего? Какого чуда могла она ждать от патриция? Что по-настоящему драгоценное мог он подарить ей, кроме, разве что…

Нежность и терпение. Страсть и так переполняла ее, опасно бурля и грозя затопить их обоих. Но страсть обжигает, а они и без того были обожжены. Только нежность могла согреть, только ей было под силу удержать их и спасти.

— Кто из людей счастливей меня? — не удержавшись от горькой иронии, продолжил он, улыбаясь. — Чего еще мог бы я пожелать на земле? Сердце полно до краев.. [32][32] Стихотворение Г.Валерия Катулла в пер. Ф. Петровского
. — и, наклонившись, легко коснулся губами ее щеки, чтобы тут же отстраниться и спросить: — Ты позволишь мне продолжить?

— Если ты не продолжишь немедленно, Гай Ацилий, то я сама продолжу, — с легкой угрозой в голосе хрипло прошептала Кассия.

— А как же стихи? — улыбнулся Ацилий и, решив, что момент подходящий, аккуратно помог девушке избавиться от последней детали одежды. Белье в такой ситуации было уже лишним и несколько отвлекало.

— Потом. Стихи потом, — твердо заявила Кассия, нетерпеливо отбрасывая в сторону дурацкие простыни.

Она уже почти ничего не соображала, заколдованная нежностью, завороженная древними стихами и ослепленная нестерпимой телесной жаждой.

— Как пожелаешь, — не стал спорить он и перестал терзать подругу ожиданием. Это было бы уже не вежливо, право же, и дальше заставлять ждать ее, да и себя тоже.

«Если вигилы сейчас наблюдают за нами через камеры, то им же хуже», — в последний раз за эту ночь более-менее связно подумала лигария.

***

Обойтись без утренней пробежки в тренажерном зале Кассия хотела бы, но не могла себе позволить такой роскоши — лениться. Модифицированный обмен прирожденной манипуларии требовал нешуточных нагрузок, которых нынешнее существование (а жизнью это не назовешь) не давало.

— Гай, пойдешь со мной?

Мужчина что-то пробормотал сквозь сон.

— Ладно-ладно, спи, — шепнула Кассия, невесомо касаясь губами его расслабленной ладони.

По утрам в спортзале общежития не протолкнуться было от желающих взбодриться самым здоровым способом, но для лигарии всегда находилась свободная дорожка. Никто не хотел связываться с женщиной, носящей на спине красочную сигну «Фортуны». Кассия ухмыльнулась, когда ей снова безропотно уступили место. Стройную девицу из рода Фабрициев, похоже, впечатлили не только татуировки, которые у штурмовиков отличаются черным юмором и натурализмом, но и шрамы.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила Кассия.

Бегать она любила, а после бурной ночи не отказалась бы и от легкой брони для дополнительной нагрузки. К тому же, лигария, наконец-то, качественно выспалась. Телесная близость, как быстро выяснилось, сильно облегчала взаимное ментальное давление. Гай, конечно, тут же отшутился насчет ограниченности своих сил, но шуткой его заявление было лишь отчасти. Кассия напарника успокоила, сказав, дескать, даже одного раза в декаду хватит, чтобы окончательно не сбрендить, однако надеялась, что Ацилий сам проявит активность. Ведь понравилось же ему! Дрыхнет вот теперь, как младенец, и на лице столько довольства написано.

«А сама-то! Умучила бедного патриция до изнеможения, — с закрытыми глазами улыбалась своим сладким мыслям Кассия. — Какой же он все-таки ласковый, мой напарничек. Деликатный и страстный».

От нахлынувших воспоминаний стало жарко и душно. Лигария, не останавливая ни на секунду свой забег, жадно всосала витаминизированную воду прямо из контейнера, по легионерской привычке откусив пластиковое горлышко.

И еще не успев допить, услышала откуда-то из-за спины сдавленное: «15 сестерциев на то, что Фортуната протянет больше десяти месяцев». Ответом спорщику было краткое: «Три десятки — на год». Это означало, что Цикутины по достоинству оценили физическую форму бывшей манипуларии.

Остановив тренажер и дерзко отсалютовав спорщикам, Кассия побежала в бассейн, чтобы успеть вдоволь поплавать. Но на всех шести дорожках уже вовсю рассекали сине-зеленую прохладную воду более резвые пловцы. Пришлось возвращаться. Но до зала Кассия не дошла, остановилась перед поворотом коридора, потому что услышала не предназначавшийся для её ушей, но весьма любопытный разговор.

— Лучше бы прислали нормальную пару, как Гай Тиций и Сергия, — проворчали женским голосом. — Тоже мне радость — наблюдать, как молодая здоровая деваха постепенно зачахнет и чокнется. А потеряем еще один челнок, никто наверху не станет разбираться в тонкостях, устроят такую ротацию, что мало никому не покажется.

— Акуция, ты сгущаешь краски, — фыркнул её собеседник, поставивший 30 сестерциев на здоровье и силу Фортунаты. — Наверху знают что делают, и если прислали этих, значит, так надо.

— Вопрос — кому было надо немедленно упечь опального патриция в нашу дыру в качестве смертника? И так вовремя подоспел несчастный случай с «Центавром» к расправе над популярами, что просто удивительно.

— Акуция, ты соображаешь, что говориш-шь? Если только потому, что популяры проиграли…

— Тьфу на тебя, дурак! Гай Тиций с Сергией были лигариями божественного дарования, им в червоточину прыгать было в такой кайф, что нам с тобой и не снилось. Они могли бы еще лет десять коннектить без отпуска и выходных с эдаким здоровьем, характерами и темпераментом. Марк Марций при мне, помнится, жаловался, мол, совсем подурело со своими экспериментами наше при…битое начальство… Нет, не наше, а из самого Лация которое…

И тут беседа внезапно оборвалась. Еще кому-то захотелось поплавать, а говорившие сочли появление нежелательного свидетеля знаком, чтобы разойтись по своим делам.

Поклонницу Куриона — сторонницу популяров Кассия узнала без труда. Эта женщина работала в коннекторском штабе в прямом подчинении у Марка Марция. Лигария не стала даже душ принимать, торопясь рассказать о подслушанном Гаю Ацилию.

***

Ацилий проснулся довольно поздно, в одиночестве, и если сказать по чести, то почти счастливым. Нет, не банально-счастливым удовлетворением от хорошей ночи, а каким-то непривычно-просветленным, чуть ли не звенящим. И легким настолько, что казалось, вот-вот воспарит над смятым любовным ложем, будто на Цикуте Вирозе отключилась гравитация.

«Внутренняя Кассия» впервые за последние, полные подступающего безумия дни, ничуть не докучала, а напротив, едва слышно сыто мурлыкала где-то в непостижимых глубинах лабиринта сознания. Гай потянулся, улыбаясь с легкой иронией. Это называется — умаслил девицу. Едва наизнанку не вывернулся, пока умасливал. Лихой характер Кассии, вообще-то, предполагал немалые любовные аппетиты, ибо агрессия, как ни крути, напрямую связана с сексуальностью. Удивительно другое — откуда в нем, всегда считавшем себя исключительно сдержанным в таких делах, обнаружился этакий темперамент? Или он всегда таким был, просто не находилось случая проявить себя… э… полностью?

Но на исследования, эксперименты и опыты время еще будет. Наверное. Если удастся протянуть подольше и найти выход. А теперь деваться некуда, пути к спасению искать придется. Ибо Кассия только что сменила невразумительный статус «напарницы» на вполне очевидный — «женщина из моей семьи». У патрициев не так уж много вариантов обозначения любовных связей. Гетеры — ну, с этим понятно. Любовница… тут сложнее, но в данном случае не подходит. В ситуации с Кассией же… вообще-то, дальнейшие шаги очевидны. Не будь они оба на волосок от смерти, не считайся они имуществом, то ему, сознательно и дерзко соблазнившему девушку, полагалось искупить свою вину. Жениться, то есть, поскольку оба они, и соблазнитель, и жертва, были свободны от брачных обязательств перед третьими лицами, а Курион, к тому же, сейчас остался сам себе pater familias.

«А почему бы и нет? — решил Гай, неторопливо и со вкусом принимая душ. — Когда мы вырвемся… после победы, моей победы! Найду ли я себе лучшую спутницу, чем Кассия? Вряд ли. Следовательно, не стоит и сомневаться. Кассия хороша собой, послушна, сообразительна, наделена многими достоинствами, не только физическими, но и душевными, а кроме того, мне весьма симпатична. И никакого сравнения с нею та же Вергиния не выдерживает. А что до манер и прочего… ну что ж, это приложится».

Но прежде все-таки следовало выжить и победить.

***

Простая мысль о том, что доложить Гаю… Ацилию… патрицию… лидеру о подслушанном прямо с порога не получится, настигла Кассию перед самой дверью в их совместную камеру, то есть комнату.

«Какая же ты тупоголовая, Фортуната. Чуть не облажалась», — безжалостно укорила себя лигария. Привычка и многолетний навык, а возможно, и генетические особенности Кассиев, настоятельно требовали от бывшего бойца штурмового отряда шагнуть внутрь, отсалютовать и выпалить всё как на духу, честно предоставив начальству право разбираться с проблемой. Надо заметить, борьба с самим собой — самое утомительное из единоборств. И до недавнего времени Кассия даже не догадывалась, что некоторым правилам иногда просто необходимо противостоять, а зачастую, еще и обходить иные законы. Для физически не умеющего изворачиваться и лгать человека — испытание тяжелейшее.

Кассия чуть сустав указательного пальца себе не отгрызла в попытке придумать невинный предлог, чтобы вытащить Ацилия туда, где их не смогут подслушать вигилы. Еще сложней представлялась задача изобразить естественность.

Это только в развлекательных шоу интриганки с непринужденной улыбкой на устах и в легкой беседе умудрялись проворачивать свои тайные делишки. Актерское же мастерство бывшей Фортунаты ограничивалось умением сдержать вопль восторга, когда ей при раздаче доставались козыри. И то не всегда удавалось сохранить невозмутимое выражение на лице.

Впрочем, никаких особых лицедейских способностей Кассии не потребовалось. Стоило ей просунуть нос в дверь, как взгляд натолкнулся на Ацилия, задумчиво слоняющегося из угла в угол без всякой цели. Между тем, Внутренний Ацилий тихонечко сидел где-то в мозгах и не пытался дергать напарницу за извилины.

Глубокая морщина прорезала лоб напарника между бровями, придавая опальному патрицию вид крайне суровый и сосредоточенный. Гай Ацилий размышлял над чем-то крайне важным, и мысли целыми когортами бродили по его челу туда и обратно. Много разных и, главное, умных мыслей, возможно даже о политике! А тут какая-то дикая манипулария со своими догадками.

— Ээээ… утро доброе, — промямлила Кассия.

Девушка вдруг словно увидела себя со стороны его глазами: такую громоздкую и громкую, к тому же неловкую и провонявшую потом. Увидела, ощутила смятение напарника, как своё собственное, и не понравилась себе категорически.

«Ой-ой!»

— Ах, вот ты где!

— Угу, я… эта… в спортзале… И я уже бегу в душ, — брякнула девушка и эдак бочком, стараясь не встречаться взглядом с Ацилием, стала отступать в направлении санузла. — В бассейне полно народа, поплавать не получилось. И вообще…

Лигария и не подозревала, что умеет так сильно смущаться. А еще она злилась на саму себя за внезапный приступ благоговения перед настоящим патрицием.

«Сколько уж раз повторено — он теперь такой же, как ты, бесправный станционный инвентарь? Сколько раз это еще надо повторить тебе, тупоголовая манипулария?» — бесилась Кассия, едва ли не колотясь лбом об стенку душевой кабинки.

— Я не знаю, кто тебя так вывел, дорогая, но перестань ради всех богов, — крайне вежливо попросил Гай Ацилий, являясь на безмолвный вопль девушки. — Успокойся, пожалуйста.

Её злость отозвалась в его сознании и вернулась к утратившей над собой контроль Кассии сторицей: в ушах у нее немедленно зазвенело, из носа закапало кровью.

— Прости, Гай. На меня вдруг как что-то нашло. Давай, что ли, погуляем, — пролепетала пристыженная лигария и, звучно потянув носом, добавила с нажимом. — В дендрарии.

— Как скажешь. Я только «за», — тут же согласился Ацилий.

«Ух ты! Даже не понадобилось как-то по-особенному притворяться», — удивилась Кассия, невзначай открыв для себя метод актёрской техники в виде веры в предполагаемые обстоятельства.

***

Едва войдя в дендрарий, Ацилий огляделся, как (откуда что берется?) заправский конспиратор, и нежно, но крепко прихватив Кассию за локоть, повлек ее в сторону, противоположную их любимой полянке, на ходу объясняя:

— Нам не стоит слишком часто посещать одни и те же места. При современном уровне развития генной инженерии наши ботаники могут создать елочку, которая будет не только работать на прием и передачу, но еще и реагировать на ключевые слова, анализировать информацию и вызывать патруль преторианцев. Идем-ка туда, к фонтанчику. Там мы еще не сиживали, значит, не…э… «светились».

Лексика, взятая прямиком из «шпионских» романов, на сочинение которых так горазды амикусы, оставляла после себя на устах патриция неприятный привкус, однако ситуацию отражала довольно точно. Опять же, с кем поведешься…

Уж в чем-чем, а в успехах республиканских ученых-генетиков Кассия никогда не сомневалась, сама являясь отчасти плодом их стараний, поэтому уговаривать её сменить дислокацию долго не пришлось.

Почти насильно усадив девушку на синтомраморную скамью у фонтана, Курион огляделся снова, убедился в отсутствии лишних ушей (рыбки в фонтане не в счет), прочистил горло и предупреждающе поднял ладонь, дескать, помолчи. И начал звучно и торжественно, примерно так же, как когда-то читал свою предвыборную речь.

— Кассия! — едва вымолвив это, Гай тут же остро пожалел об отсутствии тоги, которая придала бы моменту необходимую внушительность. — После того, что между нами случилось — и, несомненно, будет продолжаться! — я обязан взять на себя некоторые… э… обязательства по отношению к тебе. Предоставить тебе…э… гарантии. Это мой долг и право, как урожденного квирита и просто честного человека. Итак, если… когда мы вырвемся и победим, я почту за честь, если ты войдешь в семью Ацилиев Курионов в качестве моей супруги. — Ацилий взял небольшую паузу, перевел дыхание и добавил: — До тех же пор, несмотря на невозможность заключения официальных спонсалий, ты вправе полагаться на мое слово, как на слово будущего супруга.

Всю прочувствованную речь бывшая Фортуната выслушала с приоткрытым от избытка внимания ртом. Сначала она попыталась вспомнить, что же такого необыкновенного случилось с ними за последние дни, если не считать очередного полета сквозь червоточину. И, кроме её личного сногсшибательного впечатления от стихов древнего поэта, ничего выдающегося не обнаружила, особенно такого… вызывающего… эту… спонсалию. По старой доброй привычке манипулария разбила монолог Ацилия на фразы и попыталась отыскать в них определенный смысл по отдельности. Этому учил их центурион, и так хоть что-то становилось понятно

Итак, «войти в семью» — это отличное предложение. Наверное. Чтобы оно не означало. Осталось только осторожненько узнать, что такое «супруга» и насколько это звание почетно.

Опять же, право совещательного голоса у Кассии уже имелось, а интуиция подсказывала, что в комплексе с вхождением, супружеством и спонсалиями Гай Ацилий предлагает ей что-то достойное. И раз уж в планы напарника входило желание вместе вырваться и победить, Кассия решила поддержать начинание. Для начала только устно.

— Я полагаюсь на твое слово, конечно. И спонсалию твою обязательно… сделаю, — заявила она с самым серьезным выражением лица. И добавила мысленно: «Если это не больно»

В первый раз в жизни столкнувшись с девушкой, которая не понимает значения слова «замуж», Ацилий ненадолго впал в легкий ступор, не сразу вспомнив, что такие понятия как «брак», а тем паче — «помолвка», существуют исключительно среди патрициев. Но сообразив, догадался дать приблизительный перевод своего невероятного, но совершенно непонятного для Кассии предложения:

- Моя дорогая, ты знаешь, что такое конкубинат? Самая распространенная форма социального партнерства среди… э… короче, среди плебеев.

Судя по радостному кивку, что такое конкубинат, Кассия знала. Уже легче.

— Так вот, то, что я предлагаю тебе, это… — Гай осекся, подбирая подходящее сравнение: — К примеру, если я, допустим, легат, то ты становишься при мне квестором по хозяйственным и административным вопросам. Плюс конкубинат. Теперь понятней?

«О! Ого! Вот это другое ж дело!»

Кассия расцвела счастливой улыбкой. Сбылась мечта каждой умной манипуларии! Ей предложили сделаться настоящим интендантом при большом начальстве. Неограниченный доступ к продовольствию и материальным ценностям плюс сексуальное партнерство.

«Нет! О нет! Это не может быть правдой! Я сплю!» — мысленно ликовала Кассия.

— Гай! Ты такой… ты такой замечательный! Это такая честь для меня! — воскликнула растроганная девушка и сжала Гая Ацилия в объятиях. — Так бы сразу и сказал! Конечно, я согласна!

У полузадушенного патриция еще оставались сомнения насчет того, правильно ли он объяснил, но возможности их озвучить уже не было. Кассия на радостях прижала его к груди так, что кости трещали.

— Э… дорогая, — все-таки выдавил Гай, слабо трепыхаясь. — Позволь озвучить еще кое-что. Насчет спонсалии. Это своего рода предварительный договор. То есть я обязуюсь сохранять за тобой эту… вакансию, а ты, в свою очередь, должна уведомить меня, если решишь вдруг отказаться от… э… назначения.

«Вот еще! Что я совсем дура, от такой должности по доброй воле отказываться?» — возмутилась предположением Кассия.

Но предварительный договор всецело одобрила.

— Это будет справедливо. Мы друг к другу присмотримся, я себя проявлю, ты себя покажешь, как… ммм… руководитель и союзник.

Тут-то лигария и вспомнила, зачем, собственно, потребовалось увести напарника подальше от прослушки. Она изо всех сил постаралась придать своему лицу безмятежное выражение и даже невинно поплескала ладошкой в бассейне, прежде чем как бы между прочим сказать:

— Я в спортзале подслушала разговор одной из служащих коннекторского центра. Слушок пошел, будто не просто так настоящие лигарии померли. Никакой это не несчастный случай. Их местечко для нас с тобой кто-то в Лации приготовил. Как думаешь, такое может быть, или у Цикутинов фантазия разыгралась?

На память свою девушка не жаловалась никогда, пересказав слово в слово.

Выслушав Кассию, Ацилий помрачнел и невесело кивнул:

- Уверен, что так и было. В наших… э… сенатских играх, дорогая, жизни экипажа какого-то челнока на дальнем рубеже стоят не дороже пригоршни виртуальных ассов. Даже всю эту станцию можно с легкостью обменять на возможность прижать политического противника. Так что… — он пожал плечами. — Вероятней всего, что Цикутины правы. Что ж, значит, у нас с тобой времени еще меньше, чем мы могли рассчитывать. Полагаю, нам следует попытаться узнать, когда возвращается из патрулирования «Аквила». У тебя есть предположения, как это проделать?

— Я могу поинтересоваться относительно того парня, Публия, который клинья ко мне подбивал на тренировке. Вроде как я на него запала, — предложила Кассия после некоторого раздумья. — А ты тогда с навархом свяжешься. Она ж в тебе души не чает.

Отчего речь сразу же зашла об «Аквиле», девушка догадалась сразу. Командование биремы проявило столько участия в судьбах лигариев, что в их отчаянном положении этим обстоятельством грех было не воспользоваться.

— Неплохая мысль, — одобрил Ацилий. — Однако думаю, что так запросто связаться с навархом «Аквилы» не получится. Она не скрывала своих политических убеждений, следовательно, может быть под подозрением… Кроме того, — он покосился на Кассию, — я должен заранее просить у тебя прощения, моя дорогая. Ливия Аквилина, очевидно, испытывает ко мне симпатию, и я, по всей видимости, должен буду пойти навстречу… э… ее желаниям.

Вербовать с помощью своего живорожденного тела сторонниц Гаю Куриону еще не приходилось. Подкуп, шантаж — это бывало, но чтоб уподобляться амикусу… Командир «Аквилы» — женщина умная и привлекательная, однако даже эти обстоятельства не делали грядущее падение Ацилия… э… краше. Хорош лидер! Только-только торжественно пообещал «вакансию» одной женщине, и уже прикидывает, как половчей сблизиться с другой! Но с точки зрения тактики решение было оправданным, а политика — занятие, во все времена мало отличавшееся от проституции.

Уважения к себе это, конечно, не добавляло. Но какое самоуважение может оставаться у бесправного станционного имущества, а? Только желание выжить.

С одной стороны, Кассия пребывала в полном убеждении, что от хорошего любовника, а её Гай Ацилий Курион именно таков, ничуть не убудет. С другой стороны — делиться с навархом как-то не очень хотелось. А с третьей: Ливия Терция уже большая девочка, её сердце, принадлежащее, как у всех пилотов, только кораблю, точно-точно не разобьется.

— Нууу… ладно, Гай, иди навстречу её… хм… желаниям. Только уж потом обязательно возвращайся. Спонсалию помнишь? Вот! Я так просто от вакансии не откажусь, так и знай, — добродушно проворчала Фортуната.

— Тогда нам осталось только найти способ связаться с Аквилиной, — подытожил патриций, с облегчением закрывая тему желаний и встречных предложений. — А теперь иди сюда. Давай просто посидим рядом.

Объятия Ацилия были крепкими, грудь достаточно широкая, чтобы к ней прислониться, а гладко выбритый подбородок совершенно не колющимся, но на вкус Кассии молчание затянулось. Тогда она решила взять слово. Воспользоваться, так сказать, правом «соглашательского голоса», чтобы задать вдруг обеспокоивший её вопрос:

— Гай, а почему ты так… хм… серьезно отнесся к вчерашнему? Сразу за спонсалии… хм… взялся?

Загадочное поведение патриция весь житейский опыт манипуларии объяснить не мог. Партнерство среди легионеров не было особой редкостью, но только после нескольких лет устойчивых любовных отношений заключался конкубинат. А тут едва сошлись и сразу — бац!

Хотя, конечно, нельзя равнять обычаи плебеев и патрициев, и все же?

— Потому что это и есть серьезно, — немедленно откликнулся патриций, словно ждал вопроса. — То, что случилось. — Называть вещи своими именами он не торопился, решив обойтись без излишне конкретных терминов. — От того, чем мы занимались, вообще-то получаются дети. А дети для патрициев — это очень серьезно, моя дорогая.

«Вот я дура, совсем забыла, что он — живорожденный», — устыдилась Кассия собственной бестолковости.

— Согласна, дети — это серьезно на всех этапах. Нам учебный фильм показывали, как происходит размножение людей в естественных условиях. Но мне такое не грозит, вообще-то.

Помнится, две девочки из её учебной группы в обморок упали во время просмотра, а потом все дружно радовались счастливой возможности избежать участи отважных патрицианок.

— Мало ли кому и что грозит или не грозит, — Ацилий пожал плечами. — Это нюансы. А я говорю о принципах. В том, что касается возможного потомства, я обязан следовать законам и традициям семьи. Ты — не гетера, Кассия. Следовательно, я должен относиться к тебе, как к патрицианке — потенциальной матери моих детей. Что я, собственно, и делаю.

— Йой… — только и смогла выдавить из себя ошарашенная Кассии, никогда прежде не задумывавшаяся о том, что тоже могла бы, как живорожденные женщины, воспроизводить потомство натуральным способом — из собственного тела. Лигария решительно отогнала прочь воспоминания о некоторых сценах из учебного фильма «Размножение человека». Вот такого бывшей Фортунате никогда не хотелось, зато не терпелось узнать нечто другое. Более, на её взгляд, интересный аспект жизни патрициев.

— А вот скажи мне, как это — жить с людьми, которые тебя лично воспроизвели? — смущенно спросила девушка. — Это сложно? Это интересно?

Кассия уселась напротив, сложив ноги по-парфски, и приготовилась слушать

— Ну-у… — Ацилий не на шутку задумался. Если объяснить девушке, что такое «супруга», ему еще как-то худо-бедно удалось, то растолковать ей, что такое «мать» и «отец»… О, эта задачка куда как сложнее! Чисто технически процесс она, конечно, представляет, но наверняка не в силах вообразить себя в роли… э… матроны. Гай ради чистоты эксперимента попытался, и разыгравшееся воображение мигом нарисовало картинку: Кассия с виноградным центурионским жезлом перед строем детишек-погодков зычно командует: «Ад латус стринге! Силентиум! Мандата каптате!» Он тряхнул головой, отгоняя видение. И сосредоточился на настоящем. Вопрос Кассии требовал ответа.

— По-разному, если честно. Отец… признаться, я больше общался со своими воспитателями, чем с ним. Он был проконсулом и постоянно получал назначения то в одну колонию, то в другую… А вот мать — да, она оставалась рядом постоянно. Корнелия Старшая, моя мать, она… Достойнейшая из женщин, настоящая патрицианка. Была.

Гай стиснул челюсти так, что едва не раскрошил себе зубы. Корнелия, а так же братья Гая — Марк и Тиберий, и самые младшие сестры — все были казнены. Вспоминать о них сейчас значило ковырять заскорузлым пальцем в еще не поджившей ране.

«Ох! Их же всех убили!» — вспомнила Кассия, не только увидев, как воспоминание перекосило лицо напарника, но и почувствовав его горе, как огненное кольцо боли, сковавшее не несколько секунд грудную клетку.

Пожалуй, если бы кто-то казнил её нянюшку Ювеналию Мусиллу… Милую, добрую, обожаемую женщину, излучающую любовь так же легко, как звезда — свет. Всем девочкам и мальчикам, Кассиям, Сергиям, Бруттиям и прочим досталось нежности и ласки поровну, но вдоволь. Лигария даже зажмурилась от нахлынувшего ужаса, и головой затрясла. Да она бы своим руками удавила злодея!

— Прости, о прости… — девушка порывисто обняла Ацилия, прижавшись щекой к его щеке.

— Ты не виновата, — вздохнул он, покрепче обнимая Кассию. — Никто не виноват, кроме меня. Но корить себя поздно, уже ничего не исправить… Единственное, что я могу сделать — это постараться выжить, победить и — продолжить род. Как-нибудь, — Ацилий кривовато улыбнулся. — Уверен, всё получится. А из тебя выйдет превосходная супруга и мать патрициев.

«Минуточку!» — мысленно воскликнула Кассия, отпрянув и пристально вглядываясь в лицо напарника, а заодно и прислушиваясь к себе. Вдруг он пошутил так. Но Гай говорил вполне серьезно.

«Погоди-ка! Я только на должность „супруги“ подписалась! А тут еще „мать“ идет в комплекте?»

— Гай, я… не смогу, я — из реликатора, стерильная, — мягко напомнила она, подозревая, что из-за потери семьи Ацилий нафантазировал себе лишнего.

Уточнять, что она из Кассиев, а не из Ювеналиев, девушка не стала. Это и так ясно, как день на Траяне.

— Я помню, — невозмутимо кивнул патриций. — Это не страшно. Меня, к слову, тоже подвергли стерилизации. Надеюсь, процесс обратим. Не слишком комфортное ощущение, знаешь ли… Но это вполне решаемые проблемы. Обычно так и происходит, когда в семью патрициев принимают кого-то… из иного сословия. Мы воспользуемся репликатором, только и всего.

— И я буду воспитывать этих… детей сама? — ужаснулась Кассия. — Я же не умею!

— Успокойся, дорогая, когда придет время, мы привлечем профессионалов. И потом… я же не предлагаю тебе зачать ребенка сейчас. Это несколько преждевременно, — и добавил в качестве ободряющего примера: — Моя матушка всегда говорила, что если ты способен усмирить триста горластых сенаторов, то и с парочкой отпрысков как-нибудь справишься. Полагаю, что, если допустить метафору… не сложнее вакуумной сварки, моя Кассия.

«Дети? Вакуум-сварка? Матери? Твоюцентурию, во что ж я вляпалась?»

Утешение получилось какое-то не слишком утешительное, но Кассия, как всякая до мозга костей практичная республиканка, решила не заглядывать слишком далеко в будущее: «Мы еще до спонсалий-то приличных не дошли, а уже на детей замахиваемся» — напомнила она себе.

— Никто не мешает нам прежде, чем переходить к практике, отработать теорию в обучающей программе, — напомнил Ацилий. — Было бы глупо бросаться… э… на передовую, минуя, скажем так, учебный лагерь.

«А что? Вполне разумные доводы», — согласилась Кассия.

Она решила пока вообще не думать об обучающей детской программе, пугающих отпрысках, а так же грядущем и неминуемом, судя по уверенности Ацилия, своем патрицианстве, которое еще неизвестно когда случится, если случится.

— Ну-у-у… тебе виднее, ты у нас живорожденный патриций, — хмыкнула Кассия, в который раз тихо радуясь, что определилась с иерархией в их маленьком коллективе. Если Гай Ацилий отныне её десятник, то ему лучше знать, а если он в курсе, то до поры до времени все вероятные сложности — это его забота. Когда Гай Ацилий Курион, как старший в группе, скажет «Пора!», тогда и начнем внимательно читать инструкции к детям.