Скорее всего, от неожиданности – пол коридора был совершенно гладок и даже как бы пружинил – Юрка споткнулся. А когда споткнулся, то понял, что гладкий пол уходит куда-то вверх и вбок.
Глаза постепенно привыкли к рассеянному, зеленоватому свету. Он был ровный, немигающий и совершенно одинаковый и на потолке, и на стенах, и на полу. Все излучало этот красивый и таинственный свет, и потому все казалось как бы ненастоящим. Таким ненастоящим, что Бойцов невольно оперся о теплую, ласковую стену.
Стена была настоящей. Юрий осмотрелся.
На внутренней стене коридора тускло и настороженно горели крохотные огоньки. Они словно подозрительно присматривались к мальчику и собаке. Юре показалось, что эти огоньки как бы перемещаются, косят, и ему стало не по себе. Но он сразу же взял себя в руки – настоящий мужчина не должен распускать нервы – и сделал несколько шагов вперед. Ноги слушались плохо. Они словно прилипали к гладкому полу. С каждым шагом пол все сильней и надежней притягивал подошвы Юркиных ботинок. Они стали сползать с ноги, больно врезаясь в пятку.
Бойцов приостановился. Огоньки на стенах сразу стали разноцветными, яркими. Они заметались, замигали. Шарик подался вперед, прижимаясь к Юркиным мокрым штанам. По стене стремительно пронеслась целая россыпь огней.
Сдержанный, не по-земному обстоятельный шумок, что постоянно жил в корабле, усилился. Что-то щелкало, шипело, настороженно постукивало, и наконец из глубины корабля донесся глухой, утробный звук. Он быстро нарастал и, кажется, проникал до самого сердца, потому что оно вдруг сжалось и затрепетало, как будто Юрка пробежал без передышки десять стометровок.
Одновременно с этим странным и страшным звуком, который властно заполнил весь корабль, пол перед мальчиком и собакой плавно и легко поднялся и закрыл коридор неумолимой светящейся стеной. Дорога внутрь корабля была отрезана.
Выходило, что космонавты не принимали гостей. И это было так неприятно, что Юрка даже забыл думать о затрепетавшем сердце.
Было обидно: он спешил на помощь, волновался, собирался бороться с неизвестностью, а его не пускают. Как какого-нибудь подозрительного типа. Ну бывало, конечно, что ворвешься к кому-нибудь из товарищей, а там или уборка, или просто кто-то не одет. Всяко бывало… Но в таких случаях тебе вежливо скажут: «Подождите минутку». Да еще и извинятся. А тут молча закрывают дорогу – и катись куда тебе надобно. Очень обидно. Очень!
Обидеться сильней Юра не успел. Поднявшийся перед ним кусок пола начал двигаться на него – очень медленно, но неумолимо. Вокруг что-то зашипело, и коридор заполнился клубами не то пара, не то каких-то совершенно непонятных духов, которые были как будто бы и приятны, но в то же время от них першило в горле и на глаза навертывались слезы.
Светящаяся стена безмолвно надвигалась на него. Не то пар, не то духи обволакивали и проникали до самых печенок, и Юрий стал медленно пятиться.
Шарик жалобно тявкнул и выкатился на траву. Дверь звездного корабля медленно закрылась.
Юрка кашлял, вытирал нос и глаза, а Шарик обиженно повизгивал и мотал головой. Как потом выяснилось, из всех запахов, которые он учуял, его больше всего взволновал запах лука. Он знал, что раз жарят лук, – значит, ему может что-нибудь перепасть: ведь ему так хотелось есть. И теперь он больше всего жалел, что ему так ничего и не досталось.
И вдруг дверь так же медленно открылась, и из корабля поползли остатки духов или пара. Юрка и Шарик переглянулись: что это означает? Может быть, космонавты одумались, поняли, что они вели себя неприлично, и теперь сами исправляют ошибку – открывают дверь и приглашают войти. А может быть, они проделали всю эту обидную шутку только для того, чтобы проверить своих гостей?
И сейчас же подумалось: а вдруг космонавты больны и просто не могут выйти навстречу? Больны настолько, что вначале перепутали какую-нибудь кнопку на пульте управления и, вместо того чтобы пригласить гостей в корабль, выпроводили их, но теперь они поняли ошибку и просто умоляют войти. Ведь если бы в корабле были совершенно здоровые, нормальные люди, они обязательно бы вышли и постарались выяснить, в чем дело. А из корабля никто не выходил.
И Юрка ринулся в открытую дверь.
Казалось, что дверь не могла закрыться с такой непостижимой быстротой и точностью. Но она закрылась перед самым носом Юрия, и он с размаху стукнулся об ее теплый металл коленкой, лбом и локтем.
Теперь сомнений не было. Космонавты не хотели видеть именно его, Юрия Бойцова, и его верного друга Шарика.
– Ах, раз так, раз так!.. – разозлился Юрий.
Нов это время сзади недоумевающе тявкнул Шарик. Юрий оглянулся – на полпути от реки до космического корабля, как раз посредине теперь заметной росной тропки, стояли четыре космонавта и смотрели на Юрия.
Шарик быстро взглянул на хозяина и нерешительно тявкнул еще раз. Юрка не ответил. Он смотрел на четырех пришельцев и молчал.
Молчал, потому что это были какие-то странные, несерьезные космонавты. Прямо не верилось, что такие могут быть на самом деле…
Прежде всего все четверо были примерно одного роста с Юркой. А Юрке – двенадцать лет. Выходит, перед ним стояли мальчишки. Разве такие могут быть космонавтами?
Хотя… хотя, возможно, кто-то специально отобрал низкорослых людей, чтобы побольше поместить в космический корабль.
Но, во-вторых, все четверо были в комбинезонах и, главное, в шлемах. А шлемы эти не только казались слишком легкими, несерьезными, но были еще и тщательно закрыты.
Зачем космонавтам, гуляющим по росной траве, закрывать шлемы? Они по всем правилам должны открыть их, хотя бы затем, чтобы надышаться замечательным утренним воздухом, приправленным земляничным духом.
Наконец, комбинезоны четверых космонавтов тоже были несерьезны.
Бойцов видел по телевизору всех космонавтов, и все они были в настоящих, вызывающих уважение комбинезонах – солидных, просторных, со всяческими застежками и раструбами, как у мушкетеров. А на этих были надеты легонькие, прозрачные, слегка поблескивающие чехлы. Как те полиэтиленовые мешочки, которые покупает мать, чтобы хранить в них хлеб и овощи. Ведь такие комбинезоны можно разодрать о любой сучок или гвоздь. Нет, в таком мешочке в космос не полетишь…
Но сразу же подумалось, что вот у японцев, кажется, есть отличные пластмассы, а сами они – народ, говорят, не очень рослый, но умный. Может, это и есть японцы? Может быть, они тоже построили космический корабль, запустили его, а Юрий о нем ничего не знал, потому что уже за день до ухода из дому не слушал радио и принципиально не смотрел газет – чтобы отец не ругал за то, что он берет его вещи.
И Юрка пожалел, что он не знает ни одного японского слова, кроме «самурай». Да еще непонятную приставку к каждому названию японских пароходов и шхун – «мару».
И он сказал то, что первое пришло в голову:
– Здравствуйте.
Космонавты переглянулись, но промолчали.
«Понятно. По-русски они не кумекают».
– Гуд монин… – не совсем уверенно проговорил Юрка: английское приветствие он слышал только в кино.
Космонавты опять промолчали и опять переглянулись.
«Ясно, английский тоже не для них. Тогда какой же?»
– Гутен морген! – совсем уверенно сказал Юрка, в школе он изучал немецкий. Но космонавты даже не переглянулись, и Бойцов растерялся.
Он взглянул на Шарика, и собака словно поняла его. Она помахала хвостом, приоткрыла пасть так, что казалось, будто она улыбается, и тихонько, почтительно тявкнула.
Четверо космонавтов переглянулись и, кажется, улыбнулись.
Юрку это обидело – здороваются с ними по-человечески, а они, оказывается, понимают только собачий язык. Тогда он гордо насупился и поклонился так, как это делал д\'Артаньян – выставив вперед ногу и помахав перед собой рукой. Как это ни удивительно, а космонавты тоже поклонились, но руками перед собой не помахали. Они сложили руки ладошками и прижали их к сердцу.
«Ты смотри! Не то цейлонцы, не то индусы – те тоже руку к сердцу прикладывают. Что ж с ними делать? Ведь их языка я и подавно не знаю».
Космонавты уже не казались ему слишком подозрительными, и, главное, им явно не требовалась помощь. Теперь Юрку разбирало любопытство, и он думал только о том, как бы завязать с ними знакомство и побывать на корабле. Поэтому он присмотрелся к ним попристальней, чтобы понять, какой подход к ним требуется.
Но вся беда заключалась в том, что солнце светило все ярче и как раз из-за спин космонавтов, насквозь пронизывая их несерьезные комбинезоны и шлемы, и слепило Юрия. Поэтому рассмотреть их лица Юрий не мог.
Как в таком случае должен был поступить настоящий мужчина? Если не удается завоевать победу сразу, прямым ударом, он должен найти обходный путь, придумать какую-нибудь хитрость.
Юрий сделал несколько шагов в сторону и поклонился еще раз. Солнце как бы переместилось. Тогда Юрий продвинулся еще несколько шагов в сторону, поклонился и так, в поклоне, сделал еще несколько шагов. В эту минуту он был похож на токующего глухаря, который, распустив крылья, кружится на полянке вокруг противников.
Как это ни странно, но космонавты тоже поклонились и в поклоне прошли несколько шагов. Юрий мельком подумал, что они смеются над ним. Но решил не обращать на это внимание – ведь он делал свое дело.
Шарик тоже не мог понять, что делается на этой земляничной полянке. И когда космонавты в поклоне приблизились к нему, он поджал хвост и, недоверчиво оглядываясь, отошел в сторонку, сел и, подняв одно ухо и опустив второе, с интересом смотрел на словно танцующих людей. Такого он в своей собачьей жизни еще не видел.
Когда космонавты выпрямились и остановились, а восходящее солнце ударило им прямо в лица, Юрий немного растерялся и от удивления даже кашлянул. Оказывается, все четыре космонавта были голубыми. Представляете, руки, ноги, нос, уши – всё-всё голубое!
Конечно, не такое голубое, как, например, чернила для «вечной» ручки, нет, их голубизна напоминала небо в ясный летний полдень, когда оно словно перекалено, точно выцвело. В нем есть и знойное белесое марево, и золотистость солнечного света, и некая розоватость. Но все равно небо голубое. Вот такими были и космонавты.
Юрий отлично понимал, что они здоровые, сильные ребята: на бицепсах и на ногах у них выделялись крепкие мускулы. Но все они были голубые.
Голубые – и все! Ничего поделать с этим было уже невозможно.
И Юрий Бойцов перестал удивляться: удивляйся не удивляйся, а если люди голубые – значит, так и должно быть. Есть люди белые, есть черные, желтоватые и красноватые. А эти голубые. Ну и что из этого? Обидеться и не разговаривать с ними? Ерунда же!
Голубые – значит, голубые. Настоящий мужчина не будет придавать значение цвету кожи. Главное, какие они люди – стоящие или не стоящие. Свои, сознательные, передовые или, может, фашисты какие-нибудь? Вот в чем вопрос.