На ужин сегодня я приглашен к Ширвашидзе. Они определились с особняком и переехали несколько дней назад. Теперь вот приглашают на званный ужин. Это еще не празднование новоселья, так, ужин в кругу друзей, как сказал Прокопий Левонович, «будут только свои, так, посидим немного, вспомним Тифлис, выпьем немного Мукузани, тягучее Саперави, споем Хасанбегури.

Честно сказать, идти не хотелось. Да, детские годы корнет провел в Грузии, но нельзя сказать, что я проникся духом этого бесспорно чудесного края. А тот факт, что апогеем моей службы в армии XXI века были события именно в Грузии, и не думаю, что местное население по итогам этих событий испытывает ко мне братскую любовь и искреннюю благодарность, что, впрочем абсолютно взаимно, вносит определенный дискомфорт в мое настроение на этом «междусобойчике». Но идти надо, не знаю, как насчет Мэри, но старый князь Ширвашидзе не давал мне повода отклонить его приглашение.

И вот я в съемном экипаже подъезжаю к новому дому князя, по адресу Большая аллея, 12, Каменного острова. Этой землей владели первый канцлер империи Головкин, его сменщик Бестужев-Рюмин, с начала XIХ века, после постройки дворца наследника престола, будущего императора Павла Первого и немногим позже летнего театра, становится что то вроде Рублевки XXI века, пристанищем элиты, статусным знаком принадлежности к высшему кругу. Вотчина лейб-гвардии Конного полка, расквартированного здесь.

А домик так ничего, миленький. Двухэтажный коттедж, с верандой, террасой и круглой башней слева от входа, которая является особой его отличительной чертой. Если я что-то понимаю, это модерн. Во всяком случае, видны характерные для этого архитектурного стиля асимметрия, изломанные линии крыши и некоторые другие детали. В основном постройка деревянная, к ней прилегает упомянутое одноэтажное строение что то вроде башенки, имеющее полукруглый портал, цокольная часть облицована бутовой плитой. Обычно в таких коттеджах первый этаж занимают гостиные, общие залы, кухни, другие хозяйственные помещения. Второй этаж, как правило, отдан кабинету и апартаментам хозяев, гостевым комнатам.

У входа меня встречал молодец в черкеске с галунами в лохматой папахе. Как и положено, кинжал на поясе. У, как зыркает то глазами. Этот бравый бородатый молодец выполнял, я так понял, роль дворецкого. Скинув ему на руки шинель и отдав фуражку, я осмотрелся. Небольшой холл, пара кушеток, зеркало в полный рост. Гардеробная с вешалками, отгороженная от остального пространства небольшой стойкой. Кстати, гости уже присутствую, судя шубе и пары шинелей на вешалках.

Хм, вроде как принято гостей встречать хозяевам, а они пока не показываются. И что бы это значило?

— Тэбэ туда, — молвил этот абрек позади меня.

Меня это, мягко сказать, покоробило. Встреча эта непонятная, к тому же память о прошлой, вернее будущей жизни XXI веке, не добавлял любви к представителю «маленького, но гордого народа». Да и само обращение. Можно, конечно списать на слабое знание русского языка, можно не обратить внимания. Но это все с точки зрения человека XXI века, нравы тогда были более демократичные, вернее будут. Но сейчас не XXI век, здесь такое не оставляют без внимания.

— Место знай свое, бичо, не стой за спиной, не люблю это. Твое место у порога! — сквозь зубы проговорил я, не поворачивая головы.

— Я нэ слуга, — прорычал он, кладя на кинжал у пояса, — я охранник!

В это время в холл вышел князь Ширвашидзе и стал свидетелем этой сцены.

— Гурам, ар шеидзлеба! — прикрикнул он на своего человека.

— Ну почему же, батоно. Прокопий, я вижу слуги у Вас хотят показать зубы? Уверяю Вас, я могу указать ему место, вырвав при этом эти зубы.

— Ра гагикете шен исети? — как то даже обижено произнес привратник, обращаясь ко мне. Я проигнорировал его вопрос, хотя и понял, что он сказал.

— Прошу простить его, князь, — Прокопий Леванович был не на шутку расстроен, — Гурам еще не знаком с правилами этикета, он наш дальний родственник, приехал только вчера помогать нам по хозяйству! — и обращаясь к соотечественнику:

— Эс ра арис? Ес укве метисметиа! — стал выговаривать он своему человеку. Тот в ответ что то резко ответил ему и вышел из зала.

— Еще раз прошу извинить, Александр, уверяю, это больше не повторится, я приму меры! — вновь обратился ко мне Ширвашидзе.

На шум в холл вышли остальные приглашенные гости, Из знакомых, герой японской войны полковник Николай Баратов, сосед по Царскому Селу, гусар ротмистр Эрдели — адъютант великого князя Николая Николаевича, молодой штабс-ротмистр Георгий Эристов в форме лейб — гвардии уланского полка. Я был, так сказать, шапочно знаком с ним. И очень похожий на него штабс-капитан в форме лейб-гвардии конной артиллерии. С ними вышла Мэри и еще женщина средних лет.

— Что такое, князь, с кем это Вы воюете здесь? — улыбаясь спросил полковник Баратов, протягивая мне руку. Я хорошо его знал, он был дружен с отцом, хотя и был значительно моложе его.

— Что Вы, Николай Николаевич, только лишь указал черни на его место. В любом случае, прошу простить меня, если невольно оторвал Вас от беседы.

— Очень рад видеть тебя, Александр! — подойдя ко мне, обнял он меня, — извини, не мог проводить в последний путь Николая, я только два дня, как прибыл из Манчжурии. Прими мои искренние соболезнования, Николай был моим другом, старшим братом. Это большая потеря для всех нас.

— Спасибо, Николай Николаевич, я тронут Вашими словами!

— Вай мэ, Сандро, как ты вырос, мальчик мой, — подошедшая женщина приобняла меня за плечи, — дай посмотрю на тебя! Какой ты красивый стал!

Как я понял, это была супруга Прокопия Левоновича, Нина Григорьевна. В последний раз я видел ее лет пятнадцать назад, поэтому не сразу узнал.

— Здравствуйте, тетя Нино, очень рад Вас видеть, Вы так хорошо выглядите, что я подумал, «кто эта молодая девушка рядом с Мэри?»

— Ай, какой ты хитрый, обманываешь бедную женщину. Мы, родители, всю свою красоту стараемся передавать своим детям, ведь в них наше счастье, нам мало, что остается, разве только их любовь к нам.

— Видно господь столь щедро одарил Вас, что отдавая красоту детям, она не убывает у Вас. Вы остаетесь такой же красавицей, как и раньше!

— Спасибо, Сандро, мне очень приятны твои слова. Но увы, увы, годы не остановить. А ты стал настоящим мужчиной, наверно ужасный ловелас и дамский угодник, так меня, старую, комплиментами осыпал, я и забыла обо всем, держу тебя на пороге!

— Да, Нино, позволь Александру уже проходить к столу, хинкали поедим, сациви, вино немного выпьем. Тифлис наш вспомним, посидим немного! — старый князь взял меня за локоть, — позволь представить Александра Эристави, из рода Гурийских, — подвел он меня к артиллеристу, на груди которого выделялись Станиславы двух степеней и Анна. Буквально на днях вернулся с Манчжурии, герой! — А это наш Сандро, тоже герой, как видишь, — представил меня и показывая на орден у меня на груди.

Я кивнул ему, пожимая руку.

— А вот и наш Гигоша, брат Александра, — подвел он меня к статному улану, — ты должен его знать. Дай бог, скоро станет нашим родственником, на днях объявим о помолвке, — и тепло посмотрел на Мэри, которая тоже подошла к нам и встала вплотную к Георгию.

Теперь мне стала понятна та холодность, проявленная Мэри при нашей встрече. Нельзя сказать, что это меня сильно расстроило. Юношеская влюбленность молодого корнета наверное прошла, судя по тому, что после нашего «слияния» он и не вспоминал ее. Ну а мне, старому цинику, и вовсе расстраиваться не из-за чего. Но было, конечно не очень приятно. Сказали бы сразу, чего темнить?

— О, это хорошая новость, поздравляю Вас, Вы очень красивая пара! — осталось сказать мне, пожимая руку штабс — ротмистру и улыбаясь Мэри.

— Что это мы у порога, прошу к столу, дорогие, там и будем дальше говорить! — приглашает к столу князь Шервашидзе, показывая рукой в сторону зала.

Обед, да и сама обстановка за столом несколько сгладили мое первое негативное впечатление о встрече. За столом в большом зале собрались на самом деле родственники и близкие друзья. В молчанку никто не играл, было довольно шумно. Длинные тосты с поэтическими метафорами, возвышенные сравнения, высокопарные фразы о величии Грузии и людях, ее населяющих. Словом, все, как и должно быть на кавказском застолье. Это вначале захватило даже и меня. Никто не сидел со скучающим лицом, вяло ковыряя вилкой в тарелках. Ну вот могут они показать свое радушие, это не отнять. Я вспомнил немного позабытые сценки из детской жизни в Тифлисе, наполненные ни с чем не сравнимым местным колоритом, этот город, где кажется, будто множество культур смешались в какой-то не мысленный коктейль, создав свою культуру, культуру старого Тифлиса, с его южным очарованием. Поговорил, так сказать, ни о чём в привычном для представителей грузинского благородного сословия высокопарном стиле. Женщины, ради приличия, несколько минут поприсутствовали за столом, но потом оставили нас, изредка помогая и руководя слугами при смене блюд и подносу вина. Не принято на кавказском застолье присутствие женщин. Мэри старалась не приближаться ко мне, деля свое внимание между отцом и женихом.

Но всему приходит конец, так и здесь. По мере того, что все реже стала проходить смена кувшинов с вином на столе, а выпитое все больше оседать в желудках, а точнее в головах присутствующих, некоторые из них, мягко говоря, стали больше хмуриться, изредка бросая на меня взгляды исподлобья. Если вначале, соблюдая приличия, говорили только на русском, то постепенно за столом стала слышна только грузинская речь. Я, конечно, почти все понимал, детство провел там, но все же постепенно стал чувствовать себя несколько чужим здесь. А когда после очередного диалога через меня между молодым Эристави и каким-то родственником, присутствующим за столом, его мне представили, но я не запомнил имени, я демонстративно поморщился, выражая свое неудовольствие. Увидев мою реакцию, этот родственник обратился ко мне:

— Гтховт мапатиот, тквэн лапаракобт картулад?

— Мэ вер картулад, даже с каким то вызовом именно на грузинском ответил я.

На миг за столом воцарилась тишина.

— Ай, что ты говоришь, Сандро, ведь все мы, тифлисцы, даже будучи русскими, немного грузины — пытался сгладить неловкую ситуацию полковник Баратов.

— Прошу извинить, — обратился я к хозяину дома, переходя на русский: — спасибо за прекрасный вечер, но мне пора. Дела, знаете ли!

— Что ты, Александр, только же присели, вина вон совсем почти не выпили, не все вспомнили, — обратился ко мне старший Шервашидзе.

Нет, спасибо, мне действительно пора, Прокопий Левонович. Думаю, у нас еще будет время и посидеть, и вина попить, — ответил я, вставая из за стола.

За столом по разному отреагировали на это. Николай Николаевич и ротмистр Эрдели — сожалением, родственник князя — равнодушно, братья Эристави с каким то облегчением. Причем у младшего, который, видимо немного перебрал с вином, в глазах была какая-то неприязнь. Было видно, он хочет сказать мне что-то злое, но сдерживает себя.

Все встали провожать меня к выходу из зала. Уже в дверях старший Эристави обратился ко мне:

— Нам надо поговорить, князь!

— К Вашим услугам…

— Если не против, я провожу Вас до экипажа…

— Как Вам будет угодно, ничего не имею против, — ответил я, принимая из рук слуги шинель.

Пока я разбирался с портупеей и оружием, штабс-капитан тоже накинул шинель и мы вместе вышли на крыльцо.

— Александр, можно я буду Вас так называть? — начал он.

— Конечно, слушаю Вас!

— Так вот, Александр, к сожалению, не имел чести раньше быть знакомым с Вами, но уверен в Вашей глубокой порядочности.

— Я польщен и слушаю Вас…

— Так вот, Ваши отношения с Марией Прокопьевной…

— Вас не правильно информировали, у меня нет никаких отношений с Марией Прокопьевной!

— Но Вы же не будете отрицать, что Вы были знакомы с Мэри, дружили, и даже, как говорят, были помолвлены?

— Да, в детстве мы общались, после этого виделись лет десять назад в Бадене. А помолвка? Это, как я понял, был шутливый разговор двух друзей под кувшинчик с вином, глядевших на расшалившихся детей. А в чем, собственно дело, к чему эти вопросы?

— Вы же слышали, что в ближайшее время будет официально объявлено о помолвке моего брата с княжной. Я понимаю, что те разговоры пятнадцать лет назад, тем более без взаимных обязательств, не следует принимать всерьез. Я являюсь старшим в роду Эристави, и на мне лежит ответственность за престиж рода. Вы же понимаете, что по нашим обычаем Ваши встречи с Марией Прокопьевной будут компрометировать и ее, и ее будущего супруга, моего брата…

— Уверяю Вас, я не ищу, и не буду искать встречи с княжной. За случайные встречи ручаться не могу, Петербург не тот город, где людям нашего круга можно жить и при этом не пересекаться…

— И все же, князь, я Вас настоятельно прошу…

Так, а вот это уже наезд, если до этого разговор был нормальным, то сейчас это становится недопустимым.

— Нет, князь, это я Вас прошу… Мой благожелательный тон видно ввел Вас в заблуждение! Вы смеете мне указывать, где мне следует бывать и с кем встречаться? Вы забываетесь! Не вижу смысла в продолжение разговора, честь имею!

Его глаза налились кровью, он тяжело задышал, дернулся ко мне.

— Подождите, князь! — он схватил меня за рукав.

— Князь, Вы же понимаете, что не оставляете мне выбора? Вы много выпили вина и я готов понять Вашу горячность…

— Мальчишка, да я таких, как ты… , - старший Эристави попытался развернуть меня лицом к себе.

Я сжал его локоть и процедил:

— Если до полудня завтрашнего дня не услышу извинений, то ждите секундантов, — откинув его руку и не оглядываясь, пошел к экипажу. Уже садясь в коляску, я видел, что он так и стоит у входа в дом, без фуражки, в распахнутой шинели.

Вот так и прошло посещение дома старых друзей.

* * *

Утром, сразу после завтрака приехал князь Шервашидзе.

— Александр, это правда? — едва сняв шинель, сразу и довольно взволнованно обратился он ко мне.

— Здравствуйте, Прокопий Левонович, рад Вас видеть, проходите, пожалуйста! — изобразил я радушие, игнорируя вопрос.

— Александр, сынок, не уходи от ответа, что произошло, это правда, что ты вызвал старшего Эристави на дуэль?

— Нет, Прокопий Левонович, это не правда, — спокойно ответил я ему.

— Ну, слава Богу, а то тут невесть что наговорили, не знаю, что и думать!.. — говорил он, проходя в кабинет, куда я пригласил его, отдав по дороге указания подать кофе.

— Присаживайтесь, Прокопий Левонович, сейчас подадут кофе, коньяк. Как Вы? Вчера мне понравился Ваш дом, да и место хорошее. Уже освоились, наверное? Переезды, это такое хлопотное дело, привыкать к новому месту…

— Да, все это так, Александр, но ты пожалуйста не уводи разговор в сторону, расскажи, что у Вас произошло с князем…

— Ну, я не знаю, что Вы имеете в виду. Скажем так, ему не понравился мой отказ согласовывать с ним адреса моих визитов.

Мы немного помолчали, подождав, пока молодая горничная расставит на столе чашки, сахарницу, кувшинчик со сливками, разольет кофе.

— Значит, это все-таки правда, и ты вызвал его на дуэль?

Посуда в руках девушки звякнула, она вздрогнула и чуть не разлила кофе. Это маленькое происшествие отвлекло нас, тем самым несколько затянув паузу в разговоре.

— Нет, не вызвал, но обязательно это сделаю, если… , - посмотрев на часы, — … если в течение еще четырех часов не получу извинения от штабс-капитана. Ему, кстати, было сказано это.

— Саша, но нельзя же так! Я понимаю, молодость, горячность, может стоит успокоиться. Поверь, не надо доводить до этого. Ты мне как сын, Александр Эристави тоже не посторонний, особенно в свете предстоящей помолвки…

— Прокопий Левонович, Вы знаете, как я к Вам отношусь. Поверьте, именно поэтому готов считать это досадным недоразумением, но это же зависит не от меня! У князя Эристави есть время свести на нет это недоразумение, я готов выслушать его объяснения, готов забыть этот случай.

— Да, Саша, это хорошо, это очень хорошо! Мы сейчас поедем к нам, там и поговорим, решим это дело! Оба Эристави там. Я рад, что ты понимаешь все это!

— Но, Прокопий Левонович, не понимаю, зачем мне ехать. Штабс-капитану было предложено объяснить это недоразумение, я готов принять его, но не понимаю, зачем мне для этого надо ехать к Вам? По-моему, это будет странно выглядеть…

— Понимаешь, Саша, он же старше, он готов встретиться, поговорить, сам же говоришь, что это недоразумение… Мэри тоже вон, волнуется, какие разговоры пойдут сейчас…

— Я думаю, разговоры пойдут именно если я поеду. Вы требуете от меня невозможного, дядя Прокопий, я готов принять его извинения, но не более того, прошу извинить меня…

— Александр, ты же понимаешь… . как это будет расценено в обществе… Пошел слух, что вы были помолвлены с Мэри. Он же только хотел предостеречь тебя от неосторожных действий, уверяю тебя, он не хотел оскорбить. Эристави — достойный род, они же даже в родстве с твоим дедом, князем Андрониковским. Я думаю, когда ты узнаешь его ближе, Вы даже подружитесь… Ну не стоит доводить это недоразумение до такого, мы же земляки, должны помогать друг другу, понимать… Вот когда я приехал в Петербург, я был уверен, что Николай поможет мне, остановился в Вашем доме. Ведь кто еще поможет, если не старые друзья. Дед твой, Иван Михайлович был как отец мне, Николай был мне больше, чем друг, я люблю тебя, как сына…

Меня уже стал напрягать этот разговор. Он что, совсем за идиота меня держит? И ведь не пошлешь подальше, приходится сдерживаться. Но право дело, с трудом это удается!

— Совершенно согласен с Вами, Прокопий Левонович, не следует доводить все это до крайностей. Сегодня я обедаю у Кюба, штабс-капитан может меня там найти.

Старый князь помолчал, глядя мне в глаза. До него стало доходить вся тщетность попыток уговорить меня. Я выдержал этот взгляд. После этого разговор как то сам по себе угас. Так, минут пятнадцать поговорили ни о чем, допили кофе, пригубили коньяк, сухо попрощались и он поехал к себе.

* * *

Как уже говорил, обедал сегодня я «у Кюба». Один из фешенебельных ресторанов блистательного Петербурга, заведение высшего разряда с исключительной кухней и великолепным обслуживанием гостей, среди которых известные художники, артисты, высшие чиновники и промышленники. Здесь гуляла золотая молодежь империи, гвардейские офицеры, творческий бомонд. Визиты сюда считались не просто модным, но и обязательным атрибутом, показателем статусности, словом, одной из составляющих повседневной жизни аристократии столицы. Как там у поэта:

Огромный зал с малиновыми шторами на окнах, полтора десятка отдельных кабинетов.»… Те, кто пришли в ресторан поесть, едят в общем зале, а те, кто с другой целью, едят в кабинетах…» — традиции, понимаете ли. У меня здесь намечена встреча с моим поверенным, он должен был, как и договаривались, подготовить отчет о положении моих дел, в том числе и финансовых. А тут еще забот прибавилось. Я так и не дождался извинений от старшего Эристави, а это значит, что дуэль неминуема. На всякий случай надо подготовить бумаги, отдать распоряжения. Нет, отнюдь не готовлюсь к смерти, как говорится, «не дождетесь!», но формальности надо соблюсти. Так что я здесь не только для того, что бы пообедать, именно поэтому у меня заказан отдельный кабинет.

Деловая простота обстановки комнаты, куда меня пригласил метрдотель резко контрастирует с великолепием отделки общего зала. Но это была именно та простота, которая буквально кричит об изысканности и роскоши во всем: в шелковых обоях на стенах, мебели красного дерева, серебряных столовых приборах. Пол устлан шикарным ковром персидской работы, в углу — камин, отделанный белым мрамором, с экраном в виде ажурной решетки. В центре зала круглый стол, накрытый на двоих.

Дмитрий Константинович уже ждал меня в холле, поэтому зашел в комнату сразу, как я устроился в кресле. Мы поздоровались, перекинулись парой фраз, пока подошел официант, или как его здесь называют, человек, и принял заказ.

Закуска — форшмак из лангуста, салат из овощей. Сам обед — консоме из борща с обжаренной утиной печенью и «жемчужинами» из овощей, потом седло ягненка с соусом по норманнски с артишоками, на десерт — шарлотка «пампадур» и мороженое. Господин Сухачев ограничился заказом филе трески а ля бордалес и фруктами в качестве десерта.

Пока ждали заказ, он передал мне бумаги и понимая, что не изучив их у меня не может быть каких либо вопросов, дал краткие пояснения по наиболее срочным делам. Договорились, что мне для ознакомления с ними потребуется как минимум, несколько дней, но доверенности на дальнейшее ведение дел готов подписать хоть сейчас. В ходе разговора мельком обмолвился о необходимости завещания. Из жизни XXI века я знал, что существуют наследники первой очереди, второй, и т. д., но смутно представлял, что это такое. А как обстоят дела с этим здесь — вообще не имел понятия, корнет этим особо не интересовался, это не входило в круг его интересов. Дмитрий Константинович кратко пояснил мне все нюансы этих вопросов.

Я знал, что близких родственников со стороны отца у меня нет. И отец, и дед были единственными детьми в семье, и так получилось, что я фактически остался последним Белогорьевым. Имеются, конечно, дальние родственники, на похоронах присутствовали, выражали соболезнования, но они не были мне близки настолько, чтобы я считал их по-настоящему родными. Родичи со стороны матери — тут особая история. Они считали отца виновником смерти моей матери, их Аннушки, и так и не смогли простить ему этого. Несколько сглаживало их отношения с отцом то, что во-первых, глава семьи, князь Андрониковский сам хорошо относился к нему, а во-вторых, до четырех лет я воспитывался у них в доме. Но после смерти старого князя все переменилось. Отец забрал меня, вопреки настоятельным просьбам и даже требованиям не делать этого. Дошло чуть ли не до скандала, вынужден бы вмешаться сам главноначальствующий Кавказской администрацией князь Дондуков-Корсаков. Постепенно отец прекратил все связи с моей кавказской родней и я их почти не знал, так, отрывочные детские воспоминания.

Так что вопрос с определением моих наследников грозит затянуться на неопределенное время и над этим предстоит поломать голову. А пока я указал своему поверенному буквально в ближайшие же дни подробно разъяснить мне эту очередность и порядок решения этого вопроса в случае отсутствия официального документа о наследовании.

В это время принесли заказ и мы, обговорив ключевые моменты и условившись встретиться через два дня для подписания доверенностей и решения вопросов, возникших при изучении отчетов, оставили деловые разговоры и принялись за еду.

* * *

После обеда я решил отправиться в Царское, надо было решить ряд вопросов в полку. Во-первых, для предстоящей дуэли мне необходим секундант, а где, как не здесь мне его искать. Кроме этого, Федор передал мне, что полковник Раух очень хотел бы меня видеть, причем частным образом, так сказать не по службе. Ну, тут не надо быть провидцем, чтобы догадаться о причинах этого вызова. По всей видимости «компетентные органы», как сказали бы в том времени, проявили к моей персоне интерес, вот он и хочет поговорить об этом, так сказать, не официально.

Заехал домой, в квартире как раз находилась Елизавета, тепло поздоровался с ней. Тут же прибежал ее сынишка и получив гривенник «на орехи» остался довольным, как слон.

Елизавета рассказала про ужасы, что приключились здесь неподалеку. И что сама она теперь по вечерам на улицу не выходит, и Петьку от себя не отпускает. И мне советует поостеречься, а то, мол, разбойники и душегубы, вон, как распоясались, аж и по улице пройтись приличному человеку страшно! Это она про события той ночи. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что я и был тем «разбойником и душегубом». В ходе разговора понял, что околоточный наш, господин Кудинов, заходит иногда. Вижу, что «отношения» у них закручиваются по серьезному, через слово, «… Александр Владимирович сказал..», «… Александр Владимирович принес…» и т. д. Как я понял, интересовался он осторожно и обо мне. Чем занимался, мол, в тот день и вечер, утром что делал. Это все женщина выболтала мне мимоходом, в ходе отчета о делах насущных. Я не стал показывать свой интерес к этим расспросам, хотя и насторожился и сделал заметочку. «Сердешные чувства», это конечно хорошо, но если господин Кудинов планирует сделать из моей прислуги «агента влияния», то может быть стоит поменять эту прислугу? Жалко, конечно женщину, она видно не понимает, что ее пытаются использовать, но как говорится, я то при чем? Ладно, поглядим пока, там видно будет.

Ночевать сегодня я планировал здесь, не возвращаться же ночью в Петербург, поэтому, дав указания Елизавете об этом, решил навестить друзей по полку.

Подходило время ужина в собрании, где я смогу увидеть практически весь офицерский состав, поэтому именно туда я и направился.

Встретили меня здесь тепло, особенно рады были друзья, такие же корнеты. Соблюдая этикет, представился непосредственным командирам, штабс-ротмистру Фрейтаг фон Лоринговену, полковнику Абалешеву. Александр Александрович буквально на днях получил чин полковника, я поздравил его с этим. После представления полковнику Рауху, был удостоен краткой беседой с ним. Как и предполагал, тот предупредил меня об интересе к моей персоне со стороны, как говорится, «компетентных органов». По его мнению, это было связано с недавними убийствами в округе. Действительно, было бы странным не увязать меня с этими происшествиями, ведь часть убитых — мои, мягко сказать, недоброжелатели. Тут он и рассказал мне, чем вызван интерес полковника Герарди к этому делу. Оказывается в доме убитых, в Гуммолосарах, точнее во дворе, в хозяйственных постройках, нашли тайник с оружием, бомбами и крупную сумму денег, которые были похищены в ходе нашумевшего в прошлом году нападения на казначея Санкт-Петербургской таможни и убийстве при этом четырех конвойных и самого казначея. Теперь стало понятно участие в расследовании одного из высших жандармских офицеров.

Отдельный корпус жандармов, или просто жандармы. В армии, и особенно в гвардии было неоднозначное отношение к этой структуре. В целом понимая ее роль в защите устоев, особенно при нынешней обстановке в стране, в офицерском сообществе к ним относились с некоторым предубеждением. Не приветствовалось, например, часто проводить время в их обществе, дружба с жандармами считалась дурным тоном. И это при том, что поступить на службу в корпус было непросто. Для перевода в Отдельный корпус жандармов требовалось выполнение следующих условий: быть потомственным дворянином, окончить военное или юнкерское училище по первому разряду, иметь трезвое поведение, не быть католиком и даже женатым на католичке, не иметь долгов и пробыть в строю не менее 6 лет. Только тот, кто удовлетворял этим требованиям, допускался к предварительным испытаниям (устным и письменным) в штабе корпуса для занесения в кандидатский список, а затем должен был прослушать четырехмесячные курсы и выдержать выпускной экзамен. Только после этого офицер высочайшим приказом переводился в Отдельный корпус жандармов. Отсев был высочайшим, оставались, воистину, лучшие из лучших. И тем не менее…

Георгий Оттонович сообщил мне о настоятельном желании полковника Герарди побеседовать со мной, так сказать, в частном порядке, точнее о его просьбе встретиться со мной. Хоть просьба и неофициальная, порекомендовал пойти навстречу без всяких предубеждений, так как он считал того порядочным человеком и истинным патриотом. Я принял это к сведению и заверил своего командира, что не буду воротить нос и готов встретиться с жандармом и по возможности ответить на его вопросы. Так как встреча неофициальная, тем более я числюсь в отпуске, то сам не буду ее инициатором, но готов принять его дома или где еще. Пусть инициатива исходит от него, ему же это надо.

После опять подошел к своему командиру штабс-ротмистру Фрейтаг фон Лоринговену и старшему полковнику полка Абалешеву, председательствующему в офицерском собрании. По установившейся традиции я обязан был проинформировать собрание о предстоящей дуэли и получить формальное согласие на участие в ней. Разъяснив им обстоятельства моей ссоры с князем Эристовым и желании буквально завтра направить секундантов для официального вызова, получил полное одобрение своими действиями. Особенно мои старшие товарищи были удовлетворены тем, что я проявил хладнокровие, дав возможность и время князю Эристову без «потери лица» выйти из этой ситуации, не стал горячиться и требовать сатисфакции. Ну а то, что он не воспользовался предоставленной возможностью… Они так же одобрили мой выбор секундантом корнета Лишина. Юра был мне близким другом и было бы странным, если бы я не рассчитывал на него. Вторым секундантом рекомендовали штабс-ротмистра Коленкина, офицера второго эскадрона нашего полка. Он, кстати, буквально на днях был повышен в звании. Во-первых, Александр Эристов был штабс-капитаном, а не только драться с корнетом на дуэли, но и решать формальности этой дуэли с таким же корнетом — хоть и не было нарушением правил, но считалось mauvais ton, предпочтительнее в этом качестве видеть офицера в более высоком чине, приблизительно равным vis-а-vis. К тому же новоиспеченный штабс-ротмистр водил дружбу с многими слушателями артиллерийской школы, к которой был приписан штабс-капитан Эристов, поэтому эта кандидатура была удобна по «политическим мотивам», те были соседями, не хотелось бы натянутых отношений с ними, которые могут возникнуть после дуэли. Хотя, как выяснилось, эта приписка носила очень формальный характер, на самом деле тот был на отдыхе после прибытия с войны.

Тут же собрался, так сказать, «орг. комитет» причастных к этому делу, и были разъяснены все нюансы обязанностей секундантов, стиль поведения, мои права, обязанности. Что бы, не дай бог, не запятнать славное имя представителя лейб-гвардии Его Императорского Величества Кирасирского полка.

Решено что завтра же, поутру, секунданты отправятся в дом князей Эристави, что на Аптекарском острове и в случае отказа от извинений передадут мой официальный вызов. В этом случае, так как я являюсь оскорбленной стороной, то право выбора оружия остается за мной. Мое предпочтение, конечно же, пистолет. Чай, ХХ век на дворе, не на мечах же драться. Ну а остальные вопросы — чисто формальные. По установившей традиции, дуэли проводились на окраине Лесного парка на Выборгской стороне, на месте знаменитой дуэли Новосильцева и Чернова. Я хотел бы все решить завтра к исходу дня. Думаю, мой противник не будет против, он должен понимать, что не следует оттягивать неизбежное, в обществе не поймут. Все остальное — расстояние, стрельба в схождении или в неподвижном состоянии, очередность — как договорятся секунданты, я им полностью доверяю. Обычно стреляются с 35–40 шагов, раньше было принято с 15–20, но сейчас, с современным оружием, меньшая дистанция — это просто взаимное убийство со стопроцентным результатом. Очередность — или по жребию, или первой — оскорбленная сторона. Как говорится, на все воля Божья!

* * *

Утром, сразу после завтрака, я, в компании с Юрой Лишиным и штабс-ротмистром Коленкиным отправились в Петербург. Во второй половине дня должен был подъехать полковой врач, Лебедев Владимир Александрович. Вопреки тому, что писали об офицерских дуэлях в будущем, на самом деле это было далеко не рядовое события для полка, представитель которого дрался, все формальности должны быть соблюдены, престиж полка не должен пострадать. По указанию командира врач был откомандирован в наше распоряжение, а Абалешеву Александр Александрович, как старший полковник, уже наверное встречается с руководством офицерского собрания Артиллерийской школы, к которой был приписан мой противник. Решались и другие вопросы, связанные с проведением дуэли. А пока мои секунданты поехали с визитом в особняк князей Эристовых, а я к себе, на Васильевский.

Как оказалось, у меня гости, в зале меня ждала Мэри. Увидев меня, она встала ко мне на встречу.

— Александр, Вы не должны этого делать! — порывисто воскликнула она.

— Здравствуйте Мэри, я тоже рад Вас видеть! — холодно ответил я. Она как бы натолкнулась на стену, остановилась в шаге от меня и пристально посмотрела своими бездонными глазами.

— Александр, я прошу Вас, ради нашей дружбы…

— Мэри, я, право, не понимаю о чем Вы… Вчера приезжал Прокопий Левонович, Вы… Если Вы о разговоре со штабс-капитаном, то я уже говорил, я готов принять извинения, готов забыть… Сейчас именно с этой целью к нему отправились мои друзья. Если князь Эристави так же не желает доводить дело до дуэли, у него будет возможность исправить это. Но я, право, не понимаю, как я могу повлиять на его решение? Свою позицию я обозначил, у князя было время, да и сейчас еще есть, чтобы решить все мирно.

Она несколько мгновений просто молча смотрела на меня, потом вплотную подошла и положила руку мне на плечо.

— Саша, я очень прошу тебя. Он старше тебя, он приехал с войны, он опытнее тебя. Что бы ты не думал, я боюсь за тебя…

Мне было приятно ее прикосновение, я вспомнил тот вечер в Бадене, те прогулки… Она смотрела мне в глаза, я смотрел в ее… Боже, как она красива!

В коридоре что то грохнуло, послышался звон разбитой посуды, быстрые удаляющие шаги. Я вздрогнул, наваждение прошло. Осторожно взял ее за запястье и снял ее руку со своего плеча.

— Не надо, Мэри. Я тронут твоей заботой, обещаю, он не умрет.

Она отстранилась от меня, поправила шляпку, попыталась открыть радикюль, будто что-то забыла там, потом успокоилась.

— Саша, Саша! Я же боюсь за тебя… Мне жаль… , - молвила она, поддернула плечом, будто стряхивала что и совсем другим тоном продолжила: — не провожай меня, — и направилась к выходу.