И вот я, в сопровождении дежурного флигель-адъютанта, прохожу по коридору первого этажа правого флигеля Александровского дворца. Сразу же после восшествия на престол император Николай II, очень любивший дворец, где прошло его детство, сделал его своей постоянной резиденцией, а в 1904 году, вскоре после рождения сына Алексея, венценосная семья поселилась здесь постоянно. Стараясь выстроить свой особый мир, интимный и уютный, пронизанный счастьем и любовью, супруги решили приспособить эту часть здания под личные апартаменты для себя. Помещения, находящиеся на втором этаже над ними, отводились детям.

Пройдя почти весь коридор, мы остановились, и флигель-адъютант, дав знак подождать, постучал в дверь одного из кабинетов и спросил разрешения войти.

Как я подспудно и ожидал, принимать меня будут в Палисандровой гостиной, что было знаком высочайшего благоволения. Небезосновательно в определенных кругах высшего общества империи бытовало мнение, что гости, которым император или императрица хотели выразить особое расположение, приглашались именно в Палисандровую гостиную, относившуюся к их личным покоям.

Относительно небольшое уютно обставленное помещение, стены которого затянуты французским шелком в желто — зеленом цвете, а нижняя их часть облицована деревянными панелями. В дальнем углу большой камин, так же отделанный деревом, на полу огромный ковер с коротким ворсом. Цепляет взгляд и большая люстра из золоченой бронзы, со вставками хрусталя. На стенах — много картин, среди которых выделяются два симметричных портрета, как я понял, родители Александры Федоровны, часть стены занята фотографиями многочисленной родни Романовых. В центре зала накрыт стол, персон примерно на 10.

Царское семейство расположилось в углу, у холодного камина. Николай и Александра Федоровна сидят на небольшой софе, младшая дочь, Анастасия, с ними. Рядом другая дочь, Мария, девочка лет шести. Они рассматривают какую то хорошо иллюстрированную книгу, кажется сказки. В кресле напротив — брат царя, Великий князь Михаил Александрович, «синий» кирасир, штабс-ротмистр Лейб-гвардии Кирасирского Её Величества полка. Братья ведут неспешную беседу, императрица занята ребенком.

Сестра царя, Великая княгиня Ольга Александровна что-то рассказывает старшим девочкам, показывая на картину, что висит на стене. По слухам, Ольга Александровна хорошо разбирается в живописи и неплохо рисует.

При моем появлении мужчины встают, Николай подходит ко мне и, дождавшись моего представления, протягивает руку, я здороваюсь. Он на удивление крепко отвечает на мое рукопожатие.

— Так вот Вы какой, ну, здравствуйте, корнет, рады видеть Вас! — широко улыбаясь, воскликнул он, второй рукой, при этом, похлопывая меня по плечу, — Сейчас Михаил нам столько про Вас нарассказывал, и какой Вы отменный боксмэн, и рассказчик, и вообще, душа компании. Да и генерал Мейендорф очень положительно о Вас отзывается. Говорит, что давеча буквально faire fureur при посещении его Собрания!

Михаил, подошедший вслед за царственным братом, так же тепло здоровается со мной. Женщины улыбаясь, кивают мне, дети смотрят с интересом, лишь младшая, Анастасия, смутившись, прячется за маму.

— Здравия желаю, Ваши Императорские Величества! Здравия желаю, Ваши Высочества! — киваю в ответ присутствующим, после этого поочередно целую руку императрице и сестре государя.

Дождавшись, когда я поздороваюсь со всеми присутствующими, Николай вновь обращается ко мне:

— vous avez fait un exploit, cornet, и мы очень благодарны Вам. Конечно же, мы ценим это и Вы несомненно по достоинству будете награждены. Пока же мы nous voulions discuter en privé и лично выразить свою благодарность. Ну и конечно, поднять тост за Вас. Прошу… , - сделал он приглашающий жест в сторону специального столика для закусок, стоящего слева от входной двери.

Дождавшись, когда лакеи наполнят мужчинам чарки его любимой сливовицей и небольшие бокалы на высокой ножке розовым вермутом для женщин, государь поднял свою рюмку, лакеи подали бокалы дамам.

— От имени Государыни императрицы, — он повернулся в сторону Александры Федоровны и чуть приподнял рюмку, — от имени детей наших и от себя лично благодарю Вас, князь за наше чудесное спасение! За верную и самоотверженную службу Вашу, да и всего славного рода князей Белогорьевых престолу нашему и России! Поднимаю этот тост и пью за Ваше здоровье! Не сомневаюсь в том, что Вы и впредь, по примеру прежних поколений Вашей доблестной семьи, будете опорою нам, во славу нашей любимой Родины! Заверяю Вас, что мы никогда не забудем подвига Вашего! Храни Вас Бог!

После того, как мы опустошили бокалы, Николай в качестве закуски порекомендовал свое изобретение, как я знаю из истории, предмет его особой гордости. На столике, рядом с миниатюрными бутербродами-канапэ, малюсенькими пирожками, поджаренными орешками, стояли тарелочки с ломтиками лимона, присыпанного сверху сахарным песком и щепоткой тонко молотого кофе на нем. Должен сказать, действительно стоящая вещь в качестве легкой закуски.

В ответной речи я, как и положено, поблагодарил за высокую оценку своему поступку, сказал, что действовал как верноподданный гражданин своей страны, не думая о том, что совершаю подвиг, заверил, что не посрамлю чести своей фамилии.

Судя по выражениям их лиц, мое ответное слово произвело весьма благоприятное впечатление на присутствующих, а дамская часть общества встретила мой спич благосклонной улыбкой.

— Ну что ж, а теперь, прошу к столу, — потирая руки и широко улыбаясь, пригласил государь.

Сам обед, хотя по времени правильнее назвать этот прием пищи ужином, не отличался особой изысканностью, все было просто, можно даже сказать аскетично. На горячее, два лакея, прислужившие за столом, женщинам и детям подали какой-то прозрачный суп с корешками и обильно присыпанный зеленью, мне государь порекомендовал лапшу на голубином бульоне. Заедать было предложено волованами — пикантная закуска французского происхождения, небольшого размера выпечка из слоёного теста в форме башенки диаметром от 4 до 20 см с несладкой начинкой/с грибной начинкой. Затем шло жаркое из дичи, государыня предпочла вареную говядину. На столе были так же зелень и овощи из дворцовых теплиц. Из напитков подавали мадеру и крымский портвейн. Дамы пили вино, разбавляя его водой. В качестве десерта подали кофе, к которому полагались малюсенькие рюмочки с ликером. Официоз, несколько сковывающий всех постепенно отступил, все стали вести себя, если это уместно сказать в отношении императорской семьи, несколько раскованнее. Во время обеда император расспрашивал меня о службе в полку, Михаил, подключаясь к разговору, отмечал отличия от порядков, царящих у «синих» кирасир. Затронули и спортивные темы, где высокородный штабс-ротмистр буквально осыпал меня комплиментами, плавно перешли на значение физической подготовки в армии в частности и в повседневной жизни общества вообще. Как то так получилось, что тему покушения за столом не затрагивали. Дамы принимали участие в разговоре мало, больше занимались детьми. Те к концу ужина стали вести себя более непосредственно, а младшая, Анастасия и вовсе осмелела, подошла к отцу, правда стреляя глазками в мою сторону и молча протянула ему книгу.

— Ну что ты, кубышечка, книжку хочешь показать? — улыбаясь, спросил Николай, бросая хитрый взгляд на меня и явно разгадав маленькую хитрость ребенка, — а ты покажи вон князю, он, верно, такую еще и не видел!

Ребенок сдержанно улыбнулся уголками губ, явно довольный тем, что ему разрешили завладеть вниманием гостя, и робко протянула мне книгу. Как я и думал, это были сказки, Die Bremer Stadtmusikantenбратьев Грим, в красочном издании, с иллюстрациями. Ну, тут уж надо порадовать ребенка, обратить внимание, поговорить.

— А что это у Вас, Fraulein, за книга такая интересная, неужели сказки? Вы, верно, читали уже их, ну и о чем в них сказано?

Девочка была явно польщена оказанным вниманием, а родители с улыбкой наблюдали за нашим разговором.

— Это «Die Bremer Stadtmusikanten», это мне тетушка Элла подаЛила. Вот!

— И Вы, верно, уже прочитали эту интересную сказку? А я вот и не слышал ее!

Мне мutti читала, я еще не могу, но я учусь! — чуть смущаясь почти прошептала девочка, — здесь про смелых животных, которые победили злых Лазбойников!

— Ну и понравилась Вам diese geschichte?

Чуть нахмурив лобик и задумавшись на несколько секунд, Анастасия выдала фразу, которая вызвала улыбку у всех присутствующих:

— Нет, не оСень, Лазбойников Залко, они же совсем не злые и где они тепеЛь будут жить?

— Но, маленькая, — с чуть заметным акцентом вступила в наш разговор Александра Федоровна, — это же wegelagerer, как же можно их жалеть?

— Все Лавно их Залко! — опять упрямо нахмурив лобик, но чуть слышно пробурчала девочка.

Тут я решил немного похулиганить. В детдоме нам часто ставили в проигрыватель уже сильно заезженную пластинку, которую мы выучили почти наизусть, с более доброй и более музыкальной версией этой сказки на музыку Гладкова и слова Энтина.

— А может и вправду они не такие злые? А если мы будем читать ее unter der musikalischen Begleitung?

— А как это?

— Ну, если Вы, Fraulein поможете мне, — я оглянулся на небольшое фортепиано Bösendorfer, стоящее в углу зала, — то мы попробуем прочитать эту замечательную сказку по новому. Sie werden mir helfen, zu musizieren, стоящее в углу зала, — то мы попробуем прочитать эту замечательную сказку по новому. Sie werden mir helfen, zu musizieren?

Окружающие с интересом прислушивались к нашему разговору, император едва заметно улыбался в усы.

Ребенок на мгновение задумался, опять забавно наморщив лобик, оглянулся на маму, потом на старшую сестру:

— Лучше Оля, он моЗет! — выдала она сестру. Та нахмурилась и попыталась цыкнуть на малышку, но Александра Федоровна поддержала ребенка:

— Ну что же, давайте послушаем, wird sehr interessant sein.

Подростку оставалось только тяжело вздохнуть и направиться к инструменту.

Я играл только на гитаре, и то, как любитель, на слух, но князь Белогорьев, как и все дворяне его круга, получил довольно таки добротное музыкальное образование. Отец, для занятий с сыном, приглашал профессиональных педагогов, с которыми мальчик часто играл на фортепиано дуэтом, в четыре руки, так что подобный инструмент был ему знаком. Сев за пианино, подождал, когда подойдут дети, вопросительно посмотрел на царственных супругов.

— Ну-с, раз уж вызвались, то уж давайте, удивите нас! — улыбаясь, разрешил император. Александра Федоровна, так же улыбаясь, благосклонно кивнула. Михаил и Ольга Александровна переместились в кресла поближе, Мария встал у кресла тети.

Хрустнув пальцами, покойный отец часто ругал молодого князя за эту привычку, я попробовал клавиши, сыграв мажорную гамму, вздохнул…

— Ну, fraulein, прошу помогать мне, — и плавно, копируя голос Олега Онуфриева.

— Давным-давно на белом свете жили не только ГРОЗНЫЕ короли, прекрасные принцессы и страшные лесные разбойники, но и веселые трубадуры. Трубадуры бродили по дорогам, пели песни… , пальцы коснулись клавиш, и я запел

Ничего на свете лучше не-е-ету, Чем бродить друзьям по белу све-е-ету! Тем, кто дружен, не страшны тревоги Нам любые дороги дороги! Нам любые дороги доро-о-оги!

Кивком головы предлагая присоединиться ко мне, — ПАРА РА РАРА РАМ, ПАРА РА РА РАМ, ПАРА РА РА РАМ! — ну что же Вы, помогайте!

Постепенно импровизированный концерт увлек всех присутствующих. Часто приходилось исполнять тот или иной эпизод на бис, когда присутствующие желали поучаствовать в постановке. Первой не выдержала и присоединилась своим чудесным контральто Александра Федоровна

Говорят, мы бяки-буки, Как выносит нас земля? Дайте что ли карты в руки Погадать на короля,

— еле сдерживая смех, выводила обычно серьезная императрица. Последним не выдержал Николай

Ах, ты бедная моя трубадурочка Ну, смотри, как исхудала фигу-роч-ка Я заботами тебя охвачу…

И тут все девочки хором и буквально заливаясь смехом:

— Ни-че-го я не-хо-чу!

Сестра царя, Ольга Александровна выбивала такт постукиванием рукой по столу, Михаил притоптывал ногой и пытался дирижировать вилкой, словом, заняты были все. Но сказка, какой бы длинной она не была, наконец закончилась, смолкли последние аккорды, все перевели дух и вытирая слезы от смеха, захлопали.

— Браво, князь, браво, — Александра Федоровна раскрасневшись, обтирала платочком лоб, — это бесподобно, весьма оriginal version, весьма…

Дети были в полном восторге, то и дело повторяли

… последним вылез петух, изрядно ощипанный, но не побежденный…

… Если близко воробей, мы готовим пушку, если муха муху бей…

И другие запомнившие строки, некоторые из которых, несомненно, станут афоризмами.

Ольга Александровна, глянув на царственного брата, как бы испрашивая у него разрешения и чуть смущаясь.

— Князь, может еще порадуете нас? Говорят, у Вас совершенно новый для всех répertoire.

Да, князь, уж будьте добры, раз уж так нас раззадорили! — поддержал ее император.

— Как скажите, Ваше императорское величество! — как то неуверенно ответил я. Странно, но мне понравилось играть на фортепиано, хотя в прошлой-будущей жизни никогда не тянуло к этому, а все познания ограничивались исполнением «шедевра всех времен» — «собачьего вальса».

— Ура-ура!! — захлопали в ладоши дети, — давайте еще попоем!

Ольга Александровна Романова, глубоко несчастная женщина. По настоянию матери, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, в 1901 году вышла за герцога Ольденбургского. Чаще всего мужей для царских дочерей находили в среде других царствующих королевских домов, что фактически означало расставание с родиной. Но вдовствующая императрица категорически отказывалась расставаться с Ольгой. Это означало, что принца следует найти в России. И такой вариант нашелся. Принц Петр Александрович Ольденбургкий отнюдь не был завидным женихом (он был старше 18-летней Ольги на 14 лет). Но это было не самым главным. «Не юный жених», как потом сказали бы, был представителем «нетрадиционной ориентации». Сама Великая Княгиня написала потом в своих воспоминаниях: «Мы прожили с ним под одной крышей почти пятнадцать лет, но так и не стали мужем и женой». Впоследствии она все же нашла свое счастье, выйдя замуж за гвардейского офицера Куликовского и став матерью двух сыновей. Кстати, принц Ольденбургский с самого начала, задолго до официального развода, не только не противился этой связи, но для удобства личной жизни своей молодой жены назначил своего «соперника» личным адъютантом. Принц проходил службу в Царском Селе, и в это время Ольга Александровна очень сблизилась с Николаем и его семьёй, где находила отдушину в общении с детьми. А пока же это молодая женщина — девушка, всего на 5–6 лет старше меня, явно страдала от духовного одиночества, а тут — такая отдушина — молодой гвардейский офицер — герой!

Так что детей я разочаровал, решив добавить романтизма в обстановку. Короткий перебор клавиш, настраивающие присутствующих на серьезный тон, и по комнате поплыли чарующие звуки…

Как упоительны в России вечера, Любовь, шампанское, закаты, переулки, Ах, лето красное, забавы и прогулки, Как упоительны в России вечера. Балы, красавицы, лакеи и юнкера, И вальсы Шуберта, и хруст французской булки, Любовь, шампанское, закаты, переулки, Как упоительны в России вечера…

Смолкли последние аккорды, все буквально застыли, даже дети не смели шелохнуться. Первой пришла в себя Ольга Александровна: — Браво, князь, браво! — тихо промолвила она. Александра Федоровна сидела, задумавшись и только крепче обнимая младших дочерей.

Николай глубоко вздохнул, — Браво, корнет, браво! — повторил он за сестрой, — очень душевно!

Помолчал несколько секунд, оглянулся на супругу, прихлопнул руками по подлокотникам кресла, на котором сидел, чуть привстал.

— И кто ее автор? — и мне показалось, с некой долей ехидства, — только не говорите, что слышали в детстве от денщика отца. Верно, исключительных дарований был солдатик, но тема для него не та, — и помолчав несколько секунд, выдал фразу, услышав которую, я буквально застыл:

— Что же Вы молчите, князь, не хотите посвящать присутствующих? — улыбаясь продолжил он, — ну, нет, так нет. Я думаю, у нас еще будет время поговорить и о Вашем творчестве, и о многом другом. А пока, прошу, продолжим такой чудесный вечер!

* * *

В воскресенье меня никто не беспокоил, я продолжал свое ничегонеделание. Правда это весьма достойное занятие то и дело прерывалось подкрадывающимися довольно таки тревожными мыслями, в ушах так и стояли слова государя на ужине в субботу.

Уж как то очень неожиданно задал он тот коронный вопрос, и несмотря на добрую улыбку на лице, глаза при этом были такими холодными! Вечер после этого продолжился, но я уже не чувствовал себя так комфортно, как до этого, потерял кураж. Вели общие разговоры, так, ни о чем, еще немного уделил внимания детям, что очень понравилось императрице. Мать есть мать, ей всегда нравится, что ее дети в центре внимания. Попытался даже музицировать в четыре руки с Ольгой Александровной, но как говорится, без фанатизма, хотя было видно, что заинтересовал ее как мужчина. Оно и понятно, своеобразный, мягко сказать, супруг, ограниченный, в связи с положением и статусом, круг общения. А ведь еще молода, хочется «большой и чистой любви», или хотя бы просто того же общения с противоположным полом. Природа такая, против этого не попрешь! А тут, вот он, как и требовалось, молодой, надеюсь красивый гвардеец — корнет с нимбом героя и даже неким ореолом таинственности. Да и поет так душевно! Как уж тут устоять?

Сделал вид, что не понял «порывы девичей души», как говорится, «… нет ребята — демократы, только чай… !». Что-то мне подсказывает, что пока не стоит так уж близко входить в «ближний круг» власть предержащих, не стоит «гнать лошадей», особенно в свете заданного на вечере вопроса. Успеется еще!

А так, все, терпение заканчивается! Долго я такого затворничества не выдержу! Но теперь хотя бы понятно решение изолировать меня от общества, видно решают, как быть дальше. И ужин, теперь понятно, тогда был не только выражением благодарности за «геройский подвиг», но и своеобразными смотринами и прощупыванием. Судя по тому, что встреча все же состоялась, и даже венценосная семья была почти в полном составе, с детьми, значит, угрозы с моей стороны они не испытывают. Это немного успокаивает.

Вот интересно, я уже и не сомневаюсь в «своем провале», рассуждаю так, будто уверен, что раскрыт. Вот будет смеху, если просто накручиваю себя! В любом случае, это говорит о том, что пора мне переходить на новый уровень, менять не просто что-то в своей жизни, а, если так можно выразиться, частично легализоваться, подсознательно я уже готов к этому. Да что там, «подсознательно», засветился везде, где только можно! Потом будет хуже.

В понедельник мое вынужденное затворничество подошло к концу, прибыл курьер от моих командиров. Призывают на службу, отпуск считается законченным. Ну и слава Богу, замучился сидеть без дела, общения не хватает.

Был и еще один пакет, от вновь назначенного главы Дворцовой полиции, старого знакомого, от полковника Герарди. Борис Аркадьевич настоятельно приглашает на встречу и настолько настоятельно, что даже чисто гипотетически, отказаться не представляется возможным. Но я и не думаю отказываться. Во-первых, таким людям в этом не отказывают, несмотря на то, что предложение высказано очень корректно, как то в полуофициальной форме. И во вторых, понятно, что в определенных кругах уже готовы принять определенные решения о моем будущем, и мне готовы это решение сообщить. Или хотя бы официально признать, что в курсе моей «необычности».

Конкретное время прибытия в полк мне никто не устанавливал, поэтому я решил, что успею еще предстать пред ясные начальствующие очи. Может это тактически и неправильно, но решил не откладывать встречу с полковником. Это явно важнее для меня, тем более, что служба в полку все более и более отходит на второй план, ясно же уже, что это пройденный этап.

* * *

— Вы верно догадываетесь, князь, зачем я пригласил Вас? — задумчиво глядя на меня, спросил полковник.

— Ну, зачем же гадать, думаю, Вы сами сейчас все объясните. По всей видимости, у Вас возникли какие какие-то вопросы ко мне. Готов ответить на них. Как я уже и говорил, у меня нет никаких предубеждений ни против Вас лично, ни против ведомства, которое Вы представляете. Так что, пожалуйста…

— Да, я помню это, и поверьте, ценю. Кстати, и этот факт тоже добавляет, так сказать, в копилку… , - он немного помолчал, глядя на меня в упор, и без всякого перехода вдруг спросил: — кто Вы, корнет?

Ну, наконец-то, дозрели! Я так понял, полковник, или те, кого он представляет, решили не ходить вокруг, да около, задавая прямой вопрос. Ясно только одно, они в курсе «моей необычности», но не определились, представляю ли я угрозу, или нет. Да, не простая у них задача. Вроде и странностей много, но с другой стороны — сплошь одни положительные поступки. И не просто положительные, а чего уж тут скромничать, геройские! Все эти мысли пронеслись в моей голове.

— Хм-м, Борис Аркадьевич, не совсем понял Ваш вопрос, в каком смысле, кто я? — решил я протянуть время и раскрутить полковника на дискуссию, рассчитывая выяснить если не степень, то хотя бы основные параметры их предположений.

Пауза в разговоре несколько затянулась, полковник не торопился мне отвечать. Взял сигарету из пачки, лежащей на столе, раскурил ее, пустив облачко дыма к потолку. Увидев, что я поморщился, извинился и попытался разогнать его рукой. Я тоже молчал, хотя понимал, что это молчание является еще одним пунктиком в его список подозрений в отношении меня. Обыкновенный корнет князь Белогорьев, несомненно, в подобной ситуации стал бы бурно выяснять причину этого вопроса, высказывать свое возмущение и т. д. Но я понимал, что это ни к чему, только тянуть время. Все равно пора определяться, как мне быть дальше, и почему не сейчас? У них, судя по всему, не просто какие-то подозрения, и просто «валять дурку» не получится, да и несерьезно это.

— Ну хорошо, Александр. Кстати, Вы не против, если я буду называть Вас так?

Ха, детский развод. Не против, чтобы называл именно Александром, тем самым признавая, что я не тот, за кого себя выдаю, или что без титула или звания? Ну что же, поиграем в пинг-понг, это не трудно.

— А это зависит от темы нашей беседы, Борис Аркадьевич, — подняв брови, обозначил я свое удивление этим вопросом.

— Ну, разговор у нас, я думаю насквозь неформальный, и смею надеяться, будет дружеским. Полковник опять замолчал, было видно, что он не знает, как перейти к основной теме разговора.

— Для начала позвольте представиться. Полковник Отдельного корпуса жандармов, а с недавнего времени начальник Дворцовой полиции.

— Это мне известно, Борис Аркадьевич, позвольте поздравить с назначением на эту высокую должность.

— Спасибо, но я не об этом, — он опять замолчал, затянувшись сигаретой, глубоко выдохнул дым, стряхнул пепел и только после этого продолжил, — вот уже третий год я являюсь руководителем специального отдела Департамента полиции.

— Хм-м, господин полковник, к своему стыду, я особо незнаком со структурой Департамента полиции, насколько знаю, вроде там 9 отделов?.

— Да, действительно, Вы не ошибаетесь. Официально 9 и особый отдел. Но и в III Отделении, и до этого в Тайной канцелярии в структуре этих органов существовал специальный отдел, ведающий, если так можно сказать, «странными случаями», всем непонятным. Иными словами, явлениями, выходящими за грань общедоступного понимания, — он опять глубоко затянулся и выпустил дым в сторону окна, — его называли по разному, и по понятным причинам, дабы, так сказать, не смущать умы рядовых обывателей, деятельность его не особо освящалась в обществе. Вот таким отделом я и руковожу.

— Весьма интересно, Борис Аркадьевич, — я позволил себе чуть улыбнуться краешками губ, — и чем я, позвольте узнать, заинтересовал столь специфический отдел?

— Позвольте я продолжу, князь, небольшой экскурс в историю — не смутился полковник, — Уже в те стародавние времена люди, коим по службе надлежало заботиться о спокойствии в государстве, и по этой причине отмечающие все непонятные явления, стали отмечать на первый взгляд, занимательные случаи. Вдруг, с виду ничем не примечательный господин, а то и вовсе что ни на есть низкого звания, ни с того, ни с сего, стал разговаривать на не знакомом ранее ему языке. Причем, порой на таком экзотическом, что и страны то такой, где оный язык практикуют, он и не слышал сам вовсе. Или вдруг кто овладевал такими знаниями, до этого не будучи, так сказать семи пядей во лбу, что именитые профессора диву давались, — Могу даже привести примеры, если хотите, — опять немного помолчал, затянувшись сигаретой, — Тут и небезызвестный сподвижник императора Петра Алексеевича Яков Брюс, наслышаны, наверное. Или вот, первый наш российский академик, Ломоносов Михаил Васильевич! Согласитесь, весьма странно, что сын обыкновенного помора из заповедного угла Архангельской губернии, только к 14 годам овладевший, стараниями местного дьячка грамотой, стал обладать поистине энциклопедическими знаниями. Тут же можно вспомнить и знаменитого монаха Авеля с его всегда сбывавшимися предсказаниями, — опять затяжка сигаретой, и тут же продолжает, — иногда разум подобных людей не выдерживал столь радикальных изменений, и бедняга впадал в буйство. Церковь объявляла таких одержимыми. Но есть и прямо противоположные примеры участия церкви в этих делах… , - Видно, что Геради по настоящему увлечен делом, которым занимается, так страстно, и надо сказать, довольно таки интересно вел рассказ полковник.

— Ну, например былинный богатырь Илья Муромец, причисленный к лику святых нашей Церковью. Никогда не задумывались о некоторых, на первый взгляд, странных моментах в судьбе этого героя? Бедняга, из простой крестьянской семьи, 33 года лежал без движения, будучи неизлечимо больным. И вдруг, по слову калик перехожих, обретает не просто способность двигаться, но и силу и мощь непомерную. Весьма странно, не правда ли? И это в 12 веке, при соответствующем тому времени уровне врачевания и возможностей отнюдь не богатой крестьянской семьи, — полковник вновь сделал паузу в своем рассказе, занятый некоторое время почти потухшей сигаретой, — и это только одна сторона деятельности отдела. Кстати, Вы и представить не можете, какие люди служили у нас. Вот случай, например. Знаменитый «Медный всадник» Пушкина. Написан, между прочим, с реальных событий. Так вот, расследованием этого дела занимался автор сей же поэмы, он же один из руководителей Особой экспедиции Третьего отделения и между прочим, надворный советник, Пушкин Александр Сергеевич. И еще одно дело, которое, по просьбе наших европейских коллег с блеском расследовал сей выдающийся человек. Да, да, и оно тоже стало сюжетом, а именно в «Маленьких трагедиях». «Каменный гость» со статуей командора, припоминаете?. Да, величайший поэт, воистину, «наше все», и при этом ценнейший сотрудник и умнейший следователь.

— Весьма интересно, Борис Аркадьевич, но…  — прервал я его рассказ.

— Да, да, простите, увлекся, — по-моему, даже несколько смутился полковник, — так вот, Александр, — он опять пристально посмотрел на меня, — с некоторых пор мы стали замечать, что Вы, мягко сказать, сильно изменились и изменения эти ощущаются практически во всем. И создается такое впечатление, что Вы и не особенно стараетесь скрывать эти изменения.

— Да? Интересно, господин полковник, но вы продолжайте, я Вас внимательно слушаю…

Благодарю, — немного иронично кивнул он мне, давая понять, что своим тоном я нарушаю некую субординацию, существующую между нами, — так вот, обычный молодой человек, извините, не бог весть каких достоинств, можно сказать даже несколько инфантильный, вдруг оказывается обладателем массы ранее не замеченных умений. Я уже и не говорю, что вдруг этот человек стал намного рассудителен, резко повзрослел, если так можно сказать…

Он опять замолчал. Видимо ожидая, что я что-то скажу. Но я продолжал молчать.

— Опять же батюшка Ваш покойный, Царствия ему небесного, князь Николай Александрович.

— А с ним то что не так, Борис Аркадьевич?

— Боже упаси, простите, Александр, Ничего такого. Но последние его доклады на Певческом мосту и на высочайшей аудиенции. По сравнению с предыдущими докладами, мы проанализировали, так сказать, рассмотрели под новым углом. Так вот, должен сказать, они очень, очень отличаются. Во-первых, глубиной анализа, но что самое главное, точностью прогнозов, сделанных Николаем Александровичем.

Полковник опять пристально посмотрел мне в глаза, вздохнул, и продолжил…

— В свете наблюдений за Вами, князь, отзывов представителей ведомства графа Ламсдорфа, мы подозреваем, что доклады оные сделаны при Вашем непосредственном участии.

Ну, уж нет, здесь я точно, пойду в несознанку. Лавры Касандры, мне не нужны.

— Нет, Борис Аркадьевич, здесь уж увольте. Не скрою, после приезда отца мы обсуждали разные вопросы, вспоминали времена, когда мы жили в Европе, не больше. Эти разговоры лишь с большой натяжкой можно отнести к разряду относящихся к дипломатии. Не думаю, что это так уж повлияло на содержание его докладов.

— Хм-м, ну хорошо, пока оставим это! А что Вы скажите об остальном? — слегка прищурив глаза, с легкой улыбкой спросил полковник. Ну как же, вот вроде и попал я в ловушку. Слушал, слушал объяснения, варианты, случаи разные, можно сказать, кивал головой, и только здесь стал бурно протестовать. Следовательно, со всем остальным согласен?

— А что мне сказать Вам, господин полковник? Что Вы хотите от меня услышать… ? — глубоко вздохнув и как бы растерянно, спросил я.

Да, я решил «признаться». Почему? Все очень просто. Мне скучно! Ну что меня ждет в ближайшем будущем? «Блестящая» карьера гвардейского офицера? Что там меня ждет? Командир полуэскадрона, эскадрона, помощник командира полка и т. д. Как там в романсе, «… о молодые генералы своих судеб…», но то время, время «молодых генералов» уже прошло. Второй вариант — придворная карьера. В принципе приемлемо и то и другое, но до реальных дел мне, объективно, еще далеко, уж очень я молод, 21 год всего. Понятно, что молодость, это такой «недостаток», который, как сказал классик, со временем проходит. Но ждать, когда он пройдет? И что мне делать в это время? Так что, да, пора «колоться». Итак, делаем виновато-страдальчески-растерянное лицо, выдерживаем многозначительную паузу…

— … я не знаю, Борис Аркадьевич, не знаю, что такое со мной случилось. Да, я чувствую, что я изменился… , - задумчиво с ноткой растерянности протянул я, — мне не интересны стали обычные развлечения, и в то же время, непонятно откуда, появились знания, и главное, навыки в различных видах единоборств, еще чего то, не пойми что… Я и вправду, не знаю, Борис Аркадьевич, откуда это, не знаю…

— Не волнуйся, Александр, не волнуйся, — попытался успокоить меня и переходя на «ты» полковник, — поверь, ты не первый, кто попадает в подобную ситуацию, не скрою, случаи довольно таки редкие, но ты не единственный. Главное, что ты ощущаешь себя Александром Николаевичем Белогорьевым, представителем рода, всегда являющегося опорой трону. Мы хотели бы поговорить о тех знаниях, которые у тебя появились после полученного ранения 9 января.

— Да, все верно, — продолжал играть я, — именно тогда все это и началось…

— Совершенно верно, и у твоих предшественников, как и у тебя, все эти изменения появлялись после тяжелых ранений, травм.

— И что, все они стали хорошими борцами, как и я?

— Нет, ну что ты! У всех способности проявлялись по-разному, я уже говорил. Нас же сейчас заинтересовали именно эти твои умения, весьма уникальные, должен сказать. Согласись, было бы не очень правильно оставить все как есть и не использовать их на благо Отечества нашего. Времена сейчас не те, что бы так все оставить.

Полковник опять раскурил очередную сигарету, затушив почти до конца выкуренный окурок прежней в хрустальной пепельнице, стоящей на столе, и после этого продолжил:

— Вы, верно и сами, князь, понимаете, что жить прежней жизнью молодого гвардейского офицер уже не сможете. Скучно Вам будет, — будто бы прочитал он мои мысли, — натура у Вас теперь не та.

Предлагаю вместе подумать, как лучше использовать Ваши новые способности. А для этого надо разобраться, что конкретно вы умеете. Ведь исполнением великолепных романсов и умением боксировать эти умения не ограничиваются, не правда ли?

— Не знаю, Борис Аркадьевич, — задумчиво протянул я, лихорадочно соображая, насколько мне раскрываться и чем это будет мне грозить, или же наоборот, поможет в дальнейшей жизни.

— Можно сделать вывод, что Вы умеете гораздо больше, чем мы предполагаем…  — скорее утвердительно, и как то задумчиво молвил полковник.

Общались мы долго. Скрывать я практически ничего не стал. Поначалу Борис Аркадьевич несколько скептически встретил мое утверждение, что я не вижу сейчас равного мне по уровню бойца, так сказать, специфического направления. Напомнил, что на прошедших соревнованиях некоторые соперники оказывали мне весьма достойное сопротивление.

— Ох, Борис Аркадьевич, если бы знали Вы, как трудно мне было в этих поединках! — Герарди удивленно поднял брови, — здесь же спорт, определенные правила, которым надо придерживаться. Но дело в том, что я, можно сказать, запрограммирован не бороться, а убивать. Убивать любым способом и любой ценой. Правило при этом одно — никаких правил!

Вскоре брови полковника опять поползли вверх, и надолго оставались в этом положении, после того, как я буквально на пальцах рассказал, как приготовить разными способами довольно таки мощную бомбочку из безобидных, на первый взгляд, компонентов, продающихся в аптеках и даже в хозяйственных и скобяных лавках. По роду своей службы полковник знал много способов изготовления таких подделок, но чтобы так просто и из всего этого? Коротко рассказал о тактике диверсионных групп, озвучил, навскидку, с полтора десятка способов убийств, в том числе и замаскированных под несчастные случаи, мгновенных, и с отсрочкой, так сказать, конечного результата. С близкого контакта и с дальнего расстояния, еще кое — какие, но очень специфические приемы, призванные серьезно, вплоть до летального исхода осложнить жизнь выбранной жертвы.

— Ну, вот, как то так, господин полковник, — часа через три почти выдохся я, — не знаю, откуда все это у меня, но твердо знаю, что это не просто голая теория, а вбитые в меня на подсознательном уровне устойчивые навыки.

Герарди конечно был впечатлён этим моим рассказом — описанием. Любознательным оказался Борис Аркадьевич и недоверчивым ко всему прочему. Решили, можно сказать из спортивного интереса, в деле рассмотреть некоторые мои для этого времени «ноу-хау». Тут же прошли к Гостиному двору, благо ходу тут — минут пять пешком, походили по лавкам, потом тут же, в Мастерских Дворцового управления, что на Малой улице, я сварганил миленький такой сувенирчик в виде керосиновой лампы из всего купленного. Испытали.

* * *

А всего то, купил саму лампу, керосина, да мыло, еще какую мелочевку. Здесь же, в мастерских, нашел недостающее по мелочи, гвоздей немного, еще чего, у солдат позаимствовал пару патронов винтовочных, поколдовал немного, с полчаса примерно, у горелки, да и вышли на небольшой пустырь за цехами «подышать воздухом», заодно и посмотреть, что получилось.

Не сказать, что взрыв был мощным, но горело красиво. Немного посекло дуб, у которого проходил показ, стекло выбило в рядом стоящем сарае-каптерке, а так ничего сверхъестественного, взрыв, да и взрыв. Чадило, правда, знатно и жар от пламени был сильным. Примчавшие тут же пожарные, в красивых таких касках, с огромной бочкой с водой, на конной тяге, все никак не могли понять, как это валун огромный, на который я водрузил свое изделие горит так, что не просто водой не потушить, сколько бы ее ни лей, а вроде бы даже и сильнее разгорается от этого.

Полковник тут же прекратил этот диспут между специалистами багра и брансбойта, отправив их в депо, где они коротали время между вызовами, приказал сопровождающим жандармам отогнать собравшихся зевак и настоятельно попросил меня впредь предупреждать заранее о масштабах производимых демонстраций и свойствах демонстрируемых «игрушек».

Физические упражнения и приемы новые продемонстрировать не просили, хватало воспоминаний о чемпионате и серии учебных боев в полку. Герарди так же не поднимал вопрос, но дал понять, что не сомневается о личности расправившегося с бандитами якобы не известного мстителя.

К вечеру вернулись в кабинет, подводить, так сказать, итоги разговора. Долго здесь не задержались. Полковник был под впечатлением услышанного и увиденного. Ему явно было, о чем подумать, понятно, что с ходу принять какое то решение он не может. Мне тоже пока нечего было добавить. А предложить чего — так куда торопиться, расклад еще не ясен. Я обозначил свои позиции, честно раскрыл, так сказать, карты. Конечно, он должен понимать, что я не был с ним полностью откровенным, не может не понимать что много мною недосказано. Но он профессионал, и поэтому так же понимает, что всему свое время и спешка и нажим на меня не будет способствовать достижению взаимопонимания и успешному решению тех задач, которые еще предстоит определить и поставить перед нами. Да, для себя я окончательно решил, что именно перед нами. Это будет лучший вариант для меня. И как подсказывает мне опыт и этой и прошлой жизни, полковник Герарди тоже не сомневается в этом.

«Делай, что должно, и будь, что будет»!

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ