О том, какие мы родители, судят по достижениям наших детей. Поэтому во многих состоятельных семьях ребенок воспринимается как инвестиционный проект, с которого надо как можно быстрее получить дивиденды.

В последние десятилетия в общественном сознании закрепились три основных воспитательных тренда. Назовем их так:

• как можно больше;

• как можно раньше;

• как можно лучше.

Мы всячески стремимся им соответствовать, стараемся «вписаться в мейнстрим», иначе, как нам кажется, и мы, и наши дети рискуем оказаться «на обочине жизни».

 

Как можно больше

Говорят, самые надежные вложения — это вложения в детей. И родители выкладываются по полной. Школьная программа — всего лишь фундамент, над которым возвышается мощная образовательная конструкция: у одних — в несколько этажей, у других — размером с небоскреб. Принцип «лучше меньше, да лучше» забыт. Напротив, чем больше — тем лучше. Иностранные языки — обязательно! Хорошо бы три: английский знают все, значит, нужен еще один европейский и, к примеру, китайский. Без спорта тоже никак: плавание — для здоровья, шахматы — для интеллекта, теннис — это престижно и аристократично, приедешь в отель и сразу на корт. Мальчику просто необходима борьба — воспитывает характер, смелость, цепкость, упорство. К девочкам требования даже выше: они должны демонстрировать не только интеллект, образованность и воспитание, но и быть внешне привлекательными, стройными, грациозными, с горделивой осанкой. Поэтому добавляем художественную гимнастику. Естественно, в обязательный набор входит музыка — классическое фортепиано, скрипка, вокал, а также танцы и рисование. Еще хорошо бы окончить школу экстерном — тогда можно раньше поступить в какой-нибудь престижный вуз, а лучше сразу в два, чтобы учиться в них параллельно и к двадцати годам иметь уже два диплома.

Мы пытаемся подогнать ребенка под «золотой стандарт» — единый стиль, принятый в нашем окружении. Это касается не только образования, но и интересов, выбора хобби, проведения свободного времени. Иногда мы «используем» детей, чтобы реализовать свои несбывшиеся мечты: кто-то записывает еще не родившегося сына в известный хоккейный клуб, а кто-то бронирует места в балетных классах. Финансовые возможности позволяют нам не просто увеличивать количество занятий и предметов, но и выбирать лучших преподавателей. Когда речь заходит о каникулах, ни о каких «поваляться на травке» и «погонять с друзьями» не стоит и мечтать. «Расслабляться» будем где-нибудь на Мальте на языковых курсах, в путешествии по музеям Европы, в лагере для молодых программистов — чтобы совместить приятное с полезным.

Справиться с необъятной программой поможет четкий график и жесткое администрирование. Как правило, во главе «офиса» встает мама. Она следит за тем, чтобы все шло по плану, чтобы «проект» развивался, а ребенок все успевал.

Что нами движет, почему мы так бьемся за количество предметов и так нагружаем детей? Конечно, хочется, чтобы наш ребенок был всесторонне развит. Не стоит сбрасывать со счетов и родительские амбиции — мы с гордостью перечисляем все, чем занимается наш наследник, и с удовольствием выслушиваем комплименты: «Какие молодцы! Вы столько ему даете». Зачастую мы набираем предметы с оглядкой на других, не только без учета, но и вопреки способностям и желаниям ребенка. Как правило, дети охотно берутся за любое новое дело, стараются изо всех сил, лишь бы заслужить наше одобрение, а когда остывают, устают, все равно продолжают заниматься — уже из-под палки. В ответ на вопрос «Тебе это нравится?» послушно кивают: «Да, конечно, нравится» — или равнодушно замечают: «Нормально, пойдет». Отступать все равно некуда: мы следим за ними тревожно-контролирующим взглядом, а на их «не хочу» или «не могу» у нас всегда есть железный аргумент: «В тебя уже столько вложено!»

Когда-то будущее казалось более предсказуемым, мы двигались по обкатанным, проверенным сценариям. Сегодня все иначе, жизнь меняется очень быстро. Тревога за детей рождает желание подстраховаться — не просто подготовить их к взрослой жизни, а вооружить до зубов, чтобы они смогли выстоять в конкурентной борьбе. Мы пытаемся предугадать сегодня, чтó понадобится детям завтра, и очень боимся чего-нибудь недодать. Да, мы загружаем детей, что называется, под завязку, и надеемся, что, чему бы они себя ни посвятили, когда вырастут, у них уже все для этого будет, и сделали это мы, родители, поэтому наша совесть спокойна.

 

Как можно раньше

Чтобы перещеголять остальных, надо включаться в гонку на «нулевой стадии». И мы превращаем детство в соревнование: с ползункового возраста водим ребенка на развивающие занятия, читаем ему умные книги, вместе смотрим мультики на английском, слушаем Моцарта и гоним, гоним, гоним вперед без остановок. Как уверяют многочисленные производители развивающих пособий, надо успеть до трех лет, пока малыш все впитывает как губка, а потом уже будет поздно.

Дух соперничества буквально витает в воздухе. Мамы ревниво наблюдают за чужими отпрысками: «Другие только переворачиваются с боку на бок, а мой уже ползает». Но вдруг соседский малыш заговорил раньше нашего. Поражение! Ведь мы с шести месяцев занимаемся по карточкам, развиваем речь — может, обратиться к логопеду? Годовалый ребенок еще не начал бегать — пора бить тревогу, привлекать лучших специалистов.

Мы не готовы ждать, мы не даем детям времени и возможности созревать постепенно, плавно, без рывков переходя со ступени на ступень. В два года наш ребенок уже читает, в три считает, в пять болтает по-английски, в шесть прилично играет в теннис и хорошо держится на лошади. Но нам все мало: мы хотим, чтобы он выглядел маленьким взрослым, соответствовал имиджу и стилю родителей, особенно на публике.

На фотосессиях дети публичных персон одеты солидно, «как большие». Мы умиляемся, какие они элегантные и серьезные. К сожалению, не только перед фотокамерой детям навязывают несвойственные им роли. Молодая мама с удовольствием рассказывает подругам, что после развода с мужем шестилетний сын «заменил ей спутника» — каждую неделю он «водит ее ужинать». Мальчик открывает перед мамой двери ресторана, пододвигает стул, изучает меню, рассказывает, как прошел его день, расспрашивает о ее делах, успокаивает, если она расстроена. С ним она советовалась, когда разводилась, а теперь спрашивает, выходить ли ей замуж. Он сам оплачивает счет кредитной карточкой и даже оставляет чаевые официанту.

На новогоднем ужине в пятизвездочном отеле собравшимся представили семилетнего наследника семейного дела. Мальчик в костюме и бабочке уверенно держится в компании взрослых. «Наташ, помнишь, я рассказывал тебе про Виталика из нашего класса? — обращается он к бабушке. — Так вот, его отец поссорился со своим партнером…» И, перебивая старших, разглагольствует о перипетиях слияния и поглощения компаний.

Десятилетний мальчик, участвуя в общей беседе, говорит о постмодернизме и отцах церкви, о судьбах мира, западной демократии и восточной этике. При этом он использует такие заковыристые выражения, смысл которых поймет далеко не каждый взрослый, чем приводит в восторг не чутких к фальши гостей. Но что за всем этим стоит? Ребенок выдает набор слов, фраз, не понимая их сути. Копируя взрослых, он имитирует жизнь, а не проживает ее. Такая подмена опасна для его развития. Лучше бы он бегал с детьми, играл в прятки или войнушку и даже дрался, отстаивая свое мнение.

Стремясь опередить время, с самого рождения мы начинаем тренировать в ребенке мобильность: всюду берем его с собой — в ресторан, на шумную вечеринку к друзьям, в другие города, страны, — не задумываясь о том, как сказывается на нем бесконечная череда новых лиц, постоянное пребывание на людях и ритм жизни, подходящий скорее активному взрослому. Нам кажется, что так мы воспитываем гибкость, организованность, умение быстро приспосабливаться к новым людям и условиям. Одна мама хвасталась: «У моего малыша за первый год — 14 перелетов, и ничего, все в порядке, вон как улыбается». Дети проводят все больше времени не в игре, а в автомобильных креслах (ребенок засыпает тут, а просыпается там) или упакованными в детскую коляску. Появилось даже такое выражение — «контейнерные дети».

Нарушение режима сна, отдыха, приемов пищи даром не проходит — организм ребенка подвергается постоянному стрессу. Он засыпает не потому, что сыт и убаюкан колыбельной, а потому что сон — это единственная возможность отключиться от суеты, света, звуков и запахов. Вместо того чтобы наслаждаться комфортом и спокойствием, он учится выживать в навязанных ему условиях.

Получается, мы с пеленок возлагаем на детей недетские задачи, торопим, подгоняем, принуждаем к слишком раннему взрослению, наполняем их жизнь впечатлениями и событиями, которые они пока не способны ни осмыслить, ни переварить.

 

Как можно лучше

У состоявшихся людей «все должно быть супер»: красивая молодая жена или богатый муж, шикарный дом, престижная машина и, конечно, симпатичный, подтянутый, здоровый, не по годам развитый, с иголочки одетый, умеющий держать себя в обществе ребенок. Нам хочется, чтобы друзья, родственники, знакомые видели, какая прекрасная у нас семья.

Ребенок превращается в атрибут успеха, статусный символ — по отношению к нему формируются особые ожидания. Мы не можем позволить себе иметь ребенка «с дефектами», а «дефектом» считается все, что мешает ему быть лучше других. Обычный, ничем не выдающийся ребенок — это совершенно недопустимо! Он непременно должен иметь талант — рисовать или играть на музыкальных инструментах, быть сообразительным и уверенным в себе, уметь достигать поставленной цели, чего бы это ни стоило. А еще он просто обязан побеждать всегда и везде, будь то математическая олимпиада или музыкальный конкурс. В крайнем случае сгодятся спортивные рекорды: звезда футбольной команды, первоклассный теннисист или непревзойденный баскетболист, забрасывающий в корзину решающие мячи.

Мы внушаем ребенку, что он не имеет права оставаться вторым или третьим — это сродни поражению! Типичный пример: дочь возвратилась домой из школы и рассказала, как директор хвалил ее за второе место на городской олимпиаде по физике. Отец же раскритиковал ее в пух и прах за то, что она не победила.

Мы нещадно «задираем планку» и заставляем ребенка тянуться и достигать: «К такому-то возрасту ты должен уметь делать вот это… А к такому-то еще и это… Иначе ничего не добьешься!» Воспитание все больше напоминает «выращивание выставочных экземпляров», назначение которых — производить фурор. Где бы мы ни были — в ресторане, в гостях, в фитнес-клубе, мы всегда говорим об успехах наших детей. Причем эти успехи должны быть не эфемерными, а вполне осязаемыми, конкретными, «конвертируемыми» — в медали, оценки, дипломы. Одна моя знакомая заказала специальное панно, к которому прикрепляет медали и дипломы своих детей: она с гордостью демонстрирует их гостям и чувствует себя победительницей.

А неудачи детей, их поражения мы, как и свои, маскируем. Наши далекие предки прятали свои раны, чтобы враг не понял, что перед ним легкая добыча и не огрел по голове какой-нибудь дубиной, воспользовавшись их уязвимостью. Повинуясь древнему инстинкту, мы по-прежнему прячем свои слабости. Вот лучшая страховка! Однако наше «казаться, а не быть» — не только пустая, но и крайне выматывающая затея.

Мы связываем успехи и неудачи детей с собственными действиями или бездействием. Если у ребенка нет заметных достижений — значит мама плохо справляется со своей работой: «Раз уж она больше ничем не занимается, могла бы по крайней мере следить за тем, чтобы из ребенка что-то путное вышло!» — возмущается папа-бизнесмен. Мы даже гипотетически не допускаем, что ребенок будет расти не таким, как было запланировано. И если у ребенка от природы нет такой же энергии, способностей или просто желания взять заявленную родителями высоту, он будет выполнять навязанную нами «чемпионскую программу» только с помощью постоянного давления. Чем ответственнее папа с мамой, тем жестче контроль, выше планка и сильнее натиск.

Мы подсознательно отдаляемся от детей, меньше общаемся. Мы не спрашиваем, что ребенок чувствует, думает, что его волнует, радует, огорчает, — нам важно, чего он достиг и как выполняется наш план. Мы задаем соответствующие вопросы: «Что делал? Как успехи? На каком ты месте?» Мы ведем себя как инвесторы и контролеры, а не как любящие родители.

Зачастую в качестве инструмента давления мы используем условную любовь. Хочешь, чтобы тебя любили, — достигай, становись, совершенствуйся. Дети чувствуют, что их любят, только когда они чего-то добиваются. Любовь — как приз, а наказание за неуспех — лишение родительской любви: взрослые вдруг превращаются в агрессивных, раздражительных, холодных, неприступных. На консультации мама девочки, будто оправдываясь, сказала мне: «В разговорах с дочерью я все время повторяю, что не перестану ее любить, даже если она проиграет соревнования». В сознании этой мамы любовь к дочери крепко-накрепко связана с ее достижениями. Она не готова в этом признаться, но ребенок все чувствует и легко считывает скрытое послание: «проиграешь — перестану любить».

Моя дочь в школьные годы занималась теннисом. На соседнем корте тренировалась дочь известного бизнесмена. Папа часто приезжал и наблюдал за тренировкой, активно участвовал в процессе — болел, кричал, делал замечания. И если девочка плохо играла, отвозил ее домой… в багажнике своего автомобиля!

Подогреваемый родительскими амбициями перфекционизм в конце концов превращается в навязчивую идею, ребенку не оставляют права на ошибку, слабость, несовершенство. Он растет в постоянном страхе оказаться хуже других. Когда он не оправдывает наших надежд, мы считаем возможным попрекать его, ставить в пример мальчика из соседнего дома или более «удавшегося» младшего брата. Постоянные сравнения — «Глеб учится лучше тебя», «Ты играешь на скрипке хуже Полины», «У Саши первое место, а у тебя только третье» — это навязывание соперничества. Оно мешает формированию близких, дружеских отношений между детьми и ограничивают развитие их социальных навыков.

Бывает, что мама в присутствии ребенка жалуется на него подругам. Или ведет к психологу: «Сделайте что-нибудь!» Он какой-то не такой. Слишком торопливый, слишком медлительный, слишком упрямый, слишком покладистый… За словами «какой-то не такой» скрывается претензия: не такой, каким мы его себе представляли, а значит, и не достойный любви.

В конце концов дети оказываются в изоляции — и физической, и психологической. Физической — потому что редко видят родителей, ведь каждый живет по собственному графику. А психологической — потому что нет эмоционального контакта, нет поддержки, зато есть давление, требования, критика. «У меня такое странное чувство, будто мама одновременно везде и нигде», — жалуется подросток из состоятельной семьи. «Везде» означает ее назойливое вмешательство, постоянный диктат, «нигде» — отсутствие контакта.

«В течение дня у ребенка обязательно должно быть ничем не заполненное, „скучное“ время, которого мы так боимся, считая, что он тратит его впустую. Именно в эти минуты ребенок может рассмотреть, на что похожи облака, сделать бумажный самолетик, построить замок из того, что под рукой. А все это — истоки креативности.»

 

Устраивая ребенку «эффективное детство», подталкивая, подгоняя, нагружая, не давая топтаться на месте, мы рассчитываем, что он в конце концов поймет и оценит наши усилия. Да, он устает, ему бывает трудно, но ведь все это ради него самого, ради его будущего. Однако вместо понимающего и благодарного мы получаем ребенка с целым букетом психологических проблем. Здесь и неспособность переживать радость, и отсутствие креативности, и подверженность чужому влиянию, неврозы и тревожность.

 

Безразличие и безрадостность

Одиннадцатилетний мальчик из богатой семьи после уроков пришел на день рождения к однокласснику. Пообедав, дети собрались в парк аттракционов, но он сказал, что не сможет поехать: ему надо в музыкальную школу, а вечером на занятия по айкидо. Мальчик даже не расстроился: не получилось пойти с друзьями — и не надо!

На вопрос о том, как он выдерживает такую насыщенную программу, ребенок, улыбаясь, ответил: «Не проблема, привык, все это вполне можно проглотить». Мальчик нашел очень точное слово — «проглотить». Чтобы что-нибудь для себя выделить, зацепиться, заинтересоваться, необходимо время и определенная внутренняя работа. А когда события следуют одно за другим, как в калейдоскопе, только и успеваешь, что «по-быстрому проглотить» — возможности прожевать, переварить и усвоить просто нет. Ребенок так загружен, что не в состоянии прочувствовать, понять, чего он на самом деле хочет, что ему по-настоящему нравится, а что нет, что поднимает настроение, а что портит и почему. Нет собственного отношения, а значит, и собственных желаний, он ко всему нейтрален, ни о чем не переживает. Он движется в потоке дней — и будних, и выходных, принимая и приятное, и неприятное с одинаковым безразличием. Это своего рода защитный панцирь, от которого отскакивает все, что могло бы задеть его за живое. Так он закрывается, отгораживается от навалившегося на него взрослого, сурового и безжалостного к нему мира.

Безразличие проявляется в особом расположении духа — оно «никакое». Как говорила Марья-искусница, героиня известной киносказки, «что воля, что неволя — все равно». Живой человек излучает эмоции: радость и огорчение, принятие и отвержение. Безразличный производит впечатление скорее тусклое, трудно уловимое, у него нет четких контуров и акцентов, это нечто диффузное, почти студенистое, как медуза.

На первый взгляд, в таком невозмутимом спокойствии нет ничего страшного — ведь это не агрессия, это не взрывоопасно. Даже хорошо — послушный ребенок! Но все не так просто. Из блеклого эмоционального состояния его может вывести только что-то из ряда вон выходящее, какое-то экстремальное переживание, сильный раздражитель. Ему не хватает непосредственности, воодушевления и, что тревожнее всего, способности радоваться.

У перегруженного, «мобильного» ребенка жизнь настолько быстрая, что он не успевает привязаться к людям. Не формируются эмоциональные связи, поэтому и отношения с другими чаще всего поверхностны. Он не может встретиться с друзьями просто так — надо договариваться, подстраиваться под план и расписание. В таких условиях размывается само понятие дружбы: ну, увиделись раз в месяц, ну, сходили куда-нибудь, а общих переживаний, впечатлений, секретов, игр, приключений — всего того, что отличает детскую дружбу, — нет, поэтому нет и настоящей близости.

 

Привычка к подчинению

Ко мне на консультацию привели одиннадцатилетнюю девочку. Она прекрасно учится, занимается музыкой, рисованием, теннисом. Но родителям этого кажется мало, и мама попросила меня поговорить с дочкой, чтобы понять, «чем еще ее можно нагрузить». На мой взгляд, девочка и так уже была перегружена. Я пообщалась с ней наедине. Мой вопрос о том, что ей нравится, что интересно, поставил девочку в тупик. Какие собственные интересы? Она привыкла жить по графику, составленному родителями: есть, спать, перемещаться с одних занятий на другие и делать все, что велят.

Мы мечтаем вырастить детей сильными, самодостаточными людьми с ярко выраженными лидерскими качествами, а сами управляем ими, как младенцами, загоняем в прокрустово ложе своих ожиданий, задаем им цели, регламентируем их жизнь «до последней запятой».

Ребенок привыкает к внешнему управлению. Реагирование замещает поступок — дети способны действовать только в ответ, но не самостоятельно. Ребенку не нужно анализировать, осмысливать происходящее, делать выбор, за него все продумают, его дело — прилежно выполнять. Будешь думать сам — ничего не успеешь, поэтому проще подчиниться. Да, он умеет быть послушным — сначала в детской, в школе, потом в университете. А когда необходимо проявить инициативу, оказывается, что он к этому не готов.

Если все параметры заданы извне, трудно услышать свое подлинное «Я», зато появляется потребность в признании, в соответствии принятым родителями и их окружением стандартам. И ребенок тратит душевную энергию не на развитие своих задатков, а на поддержание безупречного, но ложного образа «Я», на сокрытие «плохой» правды о себе как от самого себя, так и от других. При этом у него нет собственной мотивации, ведь главное — оправдать ожидания окружающих.

Получается, и когда мы вовсе не занимаемся ребенком, и когда излишне регламентируем его жизнь, мы приходим к схожим результатам: ребенок не способен к самоорганизации.

Однажды я спросила двенадцатилетнего подростка, часто ли они с одноклассниками собираются, чтобы просто погонять мяч. Он удивился моему вопросу: «А кто же будет судьей?» Дети не готовы действовать самостоятельно, спонтанно: им даже не приходит в голову, что они могут встретиться и поиграть вне расписания, без заданных сверху правил, просто потому, что сами так хотят.

Ребенок ощущает себя сильным и самодостаточным, когда чего-нибудь добивается своими силами, а если его постоянно инструктируют и тренируют, он чувствует себя маленьким и зависимым, нуждающимся в помощи и наставлениях. Если же родители вдруг перестают его контролировать и направлять, он может бросить занятия, забыть о своих достижениях и сидеть дома, ничего не делая. Такие дети легче других становятся объектами манипуляции — их слабое «Я» ищет того, кто сможет ими управлять.

 

Неспособность к творчеству

Дети по своей природе креативны, они все время что-то придумывают, воображают. Сегодня это качество востребовано как никогда: мир меняется, необходимые еще вчера знания и навыки завтра, возможно, будут не нужны, зато гибкость, умение быстро перестраиваться, готовность к инновациям, к восприятию всего нового и необычного всегда в цене. Ведь что такое креативность? Это способность решить задачу нестандартно, посмотреть на вещи с непривычного ракурса, предложить неожиданные ходы, выйти за рамки обыденности.

Самый благодатный возраст для развития фантазии, воображения, творческих задатков — дошкольный, от трех до пяти лет. Дать бы детям свободное время, чтобы просто поиграли — увлеченно, беззаботно. Но нет: каждое занятие должно приносить практическую пользу, чему-нибудь служить и что-нибудь развивать.

Сын во всех тетрадках рисует фантастические замки — везем его к профессиональному педагогу; дочка под музыку крутится перед зеркалом, изображая принцессу на балу, — записываем ее в модную танцевальную студию. Мы будто пытаемся избавиться от спонтанности, загнать творческий порыв, стремление ребенка к самовыражению в заданные рамки — «все должно идти в дело». Даже совместная прогулка теперь не просто прогулка — мы непрерывно чему-нибудь учим ребенка и тут же проверяем «усвоенный материал». Один мой клиент составлял «учебный план» и давал задания няне: на этой неделе учим названия растений, на следующей — птиц и т. д.

Из-за постоянного «как называется этот цветок?», «повтори, какие бывают животные» ребенок не чувствует себя свободным, не может просто помолчать, побегать, потрогать, послушать, посмотреть и поговорить о том, о чем ему хочется. Мы навязываем ему собственную систему — как «правильно» воспринимать и познавать этот мир.

Когда нет возможности хоть на миг «выпасть из реальности», когда прагматизм и целесообразность во всем, когда никаких фантазий, «выкрутасов», собственной инициативы, то о креативности и творческом мышлении речи быть не может. Ребенок делает только то, что необходимо. Он все время ждет подсказки — так спокойнее и комфортнее. На вопрос «Хочешь порисовать?» спрашивает: «А что?» Предложишь поиграть, спросит: «А как? А с кем? А во что?»

У ребенка нет не только времени, но и места, где можно реализовать свои фантазии. В продуманном до мелочей пространстве дома и сада, вычищенном и вылизанном, не найдешь ни одного потайного уголка, «островка свободы». Зато есть «демонстрационные» детские спальни или целые сьюты, по которым водят гостей, — показывают, какой хороший вкус у родителей и как удачно его воплотил модный дизайнер. А вот игрушки — самые дорогие, современные, развивающие. Негоже ребенку играть с кастрюлей и шваброй — на них же не написано «развивающие»!

Любопытство, воображение, творчество подобны мышцам: если ими не пользоваться, они слабеют и в конце концов атрофируются. Своим вечным «надо» и «должен» мы гасим в детях любые творческие порывы, а потом удивляемся, почему они растут пассивными, инертными, безынициативными.

 

Неврозы и тревожность

Разве плохо, что мы хотим видеть своего ребенка лучшим во всем, всегда и везде и задаем ему высокую жизненную планку? У человека должна быть большая, значимая цель, тогда будет и стимул к развитию — с этим не поспоришь. Но если дети стремятся добиться успеха только потому, что хотят заслужить родительскую любовь, это может обернуться серьезными эмоциональными проблемами. Ребенок понимает, что главное — показать результат, а если не сможешь оправдать родительских ожиданий, будешь нелюбим, отвергнут. Чего бы это ни стоило, ты обязан быть (или на худой конец казаться) успешным, умным, удачливым.

А что в результате? Дети зарабатывают массу комплексов. Они будто заражаются перфекционизмом взрослых, принимают его, соглашаются с ним и становятся одержимы своими достижениями. В них теперь источник их самооценки: «Я то, чего я достиг».

Завышенные требования способствуют и усилению тревожности — дети воспринимают как провал все, кроме безоговорочной победы. Развивается так называемый школьный невроз: ученики начинают бояться вызова к доске, тестов, соревнований, публичных выступлений. Накануне контрольной одного тошнит, другой не может заснуть, а третий откровенно симулирует болезнь, чтобы не участвовать в очередном «состязании». Если участвовать все-таки приходится и он не выигрывает, все может закончиться нервным срывом или даже попыткой суицида. Нередки случаи, когда, получив на экзаменах «плохие» оценки — «четверки» вместо «пятерок», старшеклассники и студенты бросаются под машину или прыгают с крыши. К сожалению, в последние годы школьный невроз заметно помолодел, и теперь уже можно с полным основанием говорить о дошкольных неврозах.

Однажды ко мне на прием пришла мама пятилетнего мальчика. Она принесла с собой тетради, в которые ее сын каллиграфическим почерком выписывал цитаты из произведений русских классиков. Мама рассказала, как много занимается с сыном и каких успехов она добилась: «Мой мальчик заметно отличается от ровесников, он самый умный в группе. Уже давно бегло читает. Мы регулярно проверяем скорость чтения — на прошлой неделе набрал 98 слов в минуту. Он учит английский. Мы следим, чтобы каждый день он запоминал какое-нибудь новое слово. А еще наш вундеркинд часами играет в шахматы на компьютере». Тут она замялась и смущенно добавила: «Но он писается по ночам. Что мне с этим делать?»

Теперь даже в детском саду — состязательность и рейтинги, а значит, победители и отстающие. Представьте четырехлетнего мальчика, который стоит и переживает, пока его родители с пристрастием и дотошностью, достойными лучшего применения, выясняют у воспитателя, почему рисунок их сына занял не первое место. А потом устраивают ребенку «разбор полетов» — что он сделал не так и как выиграть в следующем конкурсе.

Стоит ребенку немного отстать в учебе, ему тут же нанимают репетитора, отсекая любые попытки справиться без посторонней помощи. Это только усиливает его тревогу и беспокойство. Возникает ощущение хронической неуспешности, снижается самооценка, он впадает в уныние, появляется страх не соответствовать, не достичь — так проявляется «синдром неудачника».

Американский психолог Карен Хорни выделяла три особенности невротического соперничества.

Во-первых, невротик постоянно сравнивает себя с другими, даже в ситуациях, которые этого не требуют. Он воспринимает жизнь как жокей на скачках, для которого имеет значение только одно — опередил он других или нет.

Во-вторых, он стремится всегда быть уникальным и исключительным. В то время как нормальный человек может довольствоваться относительным успехом, цель невротика — всегда полное превосходство.

В-третьих, невротика отличает скрытая враждебность, чрезмерное честолюбие, установка, что «никто, кроме меня, не должен быть красивым, способным, удачливым». Известие о том, что кто-то опередил его, может привести невротика в состояние слепой ярости.

Невротическое соперничество не мотивирует, а парализует. Обычно такие люди не могут не то что добиться успеха, но даже всерьез начать какое-нибудь дело. Сын одной предпринимательницы уже несколько лет пытается заняться бизнесом — во всяком случае разговоры об этом идут давно. Я спросила, как продвигаются его дела. Оказалось, что «воз и ныне там». Сначала молодой человек искал лучший в городе офис, потом поставил задачу собрать лучшую в мире команду, теперь ему необходим идеальный бизнес-план. Но дело почему-то не ладится: то помещение не соответствует необходимым требованиям, то сотрудники недотягивают до его уровня, то консультанты недостаточно умны, креативны и профессиональны. Он снова ищет, снова просит переделать, тратит и тратит деньги родителей.

«Он хочет, чтобы получилось что-то действительно выдающееся, а как попало ему не надо», — оправдывает его мама. Человек, не страдающий невротическим стремлением к совершенству, уже бы 20 раз попробовал, наделал ошибок и набил шишек, все бы исправил, начал заново, получил первый результат и пошел бы дальше. Перфекционист-невротик не может сдвинуться с мертвой точки — вдруг не достигнет идеала. Он похож на «великого охотника» из фильма «Обыкновенное чудо», который перестал охотиться из боязни, что промахнется и потеряет статус «великого». А сохранить его можно, только если ничего не делать и критиковать других.

«Забыл дома тетрадь или не сделал домашнее задание? Пусть выкручивается самостоятельно. Это гораздо полезнее для жизни, чем прийти с работой, выполненной папой или мамой.»

 

Психологический надлом

И вот ребенок подрос, родители готовы «пожинать плоды своих трудов»: еще немного — и он прославится, что-нибудь изобретет, выиграет международный конкурс, попадет в сборную страны. Но после многих лет стараний, самоотречения все неожиданно начинает рушиться: талантливые, послушные, трудолюбивые дети больше ничего не хотят и не могут, от всего отказываются, катятся по наклонной вниз, превращаются в откровенных «лузеров» — они даже не «как все», а хуже всех. У одного нервный срыв, у другого глубокая депрессия, третий становится пациентом неврологической или психиатрической клиники, четвертый начинает воровать в магазинах, пятый подсаживается на наркотики.

В материаловедении есть такое понятие — «усталость металла». Даже у самого прочного материала есть свой предел выносливости. При чрезмерных нагрузках сначала появляются незаметные трещины, которые начинают расти и в конце концов приводят к разрушению, аварии, катастрофе. Поэтому, прежде чем нагружать конструкцию, специалисты проводят усталостные испытания и рассчитывают, какое максимальное напряжение она выдержит. Мы, понятно, никаких испытаний не проводим, а просто нагружаем и нагружаем детей, не задумываясь о том, что у них тоже есть свой «предел».

Представим, что ребенок карабкается в гору с рюкзаком. Когда рюкзак легкий, он поднимается быстро. Но вот на каждом привале мы начинаем подкладывать туда по кирпичу. Наконец ноша становится настолько тяжелой, что ребенок с трудом передвигает ноги. И когда до вершины уже рукой подать, он вдруг спотыкается, тяжеленный рюкзак увлекает его за собой, и он летит вниз с огромной высоты.

Характерный пример — история одной из героинь фильма «Рожденные в СССР». Этот проект режиссер Сергей Мирошниченко начал в 1989 году. Он встречался с одними и теми же детьми каждые семь лет — когда им было 7, 14, 21 и 28. По этому своеобразному срезу можно проследить динамику их развития.

С девочкой Катей из Вильнюса родители начали заниматься очень рано и интенсивно. В школу она ходила только на выборочные занятия, остальному ее учила дома мама. В семь лет она бегло читала, играла на фортепиано и легко формулировала мечты о будущем на английском языке. В четырнадцать Катя продолжает нас восхищать — автор фильма открыто характеризует ее как «вундеркинда». Она уже оканчивает школу экстерном, свободно говорит по-английски, учит японский.

Но уже в первой серии («Семилетние») можно увидеть признаки неблагополучия — и неврологические (локальные тики лицевой мускулатуры, когда кожа стягивается на мгновенье в области носа), и психологические. Например, на вопрос «Есть ли у тебя друзья?» Катя безо всякой иронии отвечает: «У меня друзей настоящих нет пока. У меня однопланетники и однопланетницы». В 14 лет она так говорит о своих занятиях: «Как на ишака нагрузили этой зубрежки, и вези, сколько у тебя спина выдержит…»

В третьей части цикла, когда Кате уже 21 год, мы ожидаем увидеть ее молодым перспективным ученым или профессиональным переводчиком, владеющим десятком языков. Но нас ждет разочарование. После окончания школы Катя поступила на факультет психологии, а то, что произошло дальше, она объясняет так: «Мне там стало тяжело, и я ушла оттуда. Я себя чувствую виноватой. Я не знаю из-за чего. Так, на всякий случай. Я психически была нездорова тогда. И это долго чувствовалось, я долго от этого отходила: наверное, года три. И до сих пор у меня бывают моменты, когда я себя чувствую совершенно выжатой и физически, и внутренне». Катя была яркой и неординарной девочкой, но она не выдержала — в какой-то момент произошел надлом, даже понадобилась помощь специалистов. Позднее она все-таки смогла справиться с этой жуткой ситуацией и поступить в вуз во второй раз.

Ведущий спросил, не слишком ли высокая планка ей была задана. Катя ответила: «Сейчас я стала от этого избавляться. Может, я просто расту и учусь принимать себя такой, какая я есть. И не прыгать так высоко, что я заранее знаю, что я не допрыгну. А раньше, да, это было».

Ее жизнь, скорее всего, не будет особенной и выдающейся. Но главное, что эта история имела вполне достойное продолжение: в очередной серии фильма мы видим, как 28-летняя Катя завершает обучение в Вильнюсском университете по специальности «английская филология», работает оператором на телефоне — принимает звонки из Великобритании, пишет книгу вместе с американской подругой. К сожалению, не всем детям удается «перерасти», преодолеть тяжелые ситуации, в которые их загоняют родительские амбиции.

 

Порой силы, время, деньги, потраченные нами на развитие детей, не только «не впрок», но приводят к обратным результатам. Возможно, мы просто идем не тем путем. Значит, надо постараться все исправить.

 

Осознать цели воспитания

В воспитании детей, как в зеркале, отражаются наши принципиальные установки. Поэтому, прежде чем что-нибудь менять в жизни ребенка, стоит разобраться с собственными ценностями. Можно составить своего рода опросник, который поможет понять, какие цели в воспитании мы ставим, на что и на кого ориентируемся. Это действительно наши цели или мы просто стремимся не отстать от других? И какой ребенок нам нужен — подогнанный под «эталонный образец» или живой, настоящий, со всеми его достоинствами и недостатками, зато здоровый и счастливый?

Если мы не готовы отказаться от притязаний на «чемпионство», давайте хотя бы разберемся, что за этим стоит. И чем отличается здоровый перфекционизм от патологического. Здоровое стремление к достижениям предполагает следующее:

• нам интересно дело, которым мы занимаемся, мы способны сосредоточиться на его содержании, не фиксируясь на результате;

• мы понимаем неизбежность ошибок и неудач, умеем переживать поражения и извлекать уроки из этого опыта;

• мы способны двигаться маленькими шагами, видеть и ценить даже небольшие достижения.

Вспомним собственное детство: как были организованы быт, учеба, отдых, как и чем мы занимались помимо школы, что от нас требовали родители. А потом переключим внимание на ребенка — посмотрим, как живется ему. Совпадают ли наши планы с его желаниями, возможностями, способностями? Остается ли у него свободное время на себя, на друзей? Как наша «воспитательная доктрина» отражается на его здоровье, характере, настроении, на атмосфере в доме, на отношениях в семье?

Когда мы ответим на основные вопросы, когда «картинка» сложится, как пазл, мы увидим, чего на самом деле хотим, какими силами и средствами достигаем поставленной цели и насколько это оправданно. А дальше будем думать, что делать — оставлять все как есть или что-то менять. Возможно, стоит понизить планку, ослабить режим, пересмотреть и смягчить многие моменты, спросить у самого ребенка, какие занятия ему по душе и что его по-настоящему увлекает.

 

Не подгонять, не торопить

Многочисленные исследования мозга, новые факты об особенностях его функционирования, публикации на эту тему провоцируют родителей и воспитателей начинать обучение детей как можно раньше. В первые три года жизни мозг действительно растет и развивается особенно интенсивно, он крайне чувствителен к влиянию извне. Именно поэтому все стараются не упустить столь благоприятный момент, однако при этом не задумываются о том, насколько адекватны выбранные способы воздействия и какими могут быть последствия.

Мозг — это не просто однородная масса нейронов, это сложная система, состоящая из множества подструктур, отвечающих за разные процессы. Подструктуры созревают не одновременно: например, сначала формируются отделы, отвечающие за органы чувств, движения и эмоции, за обеспечение энергией памяти, внимания, мышления, и только потом — отделы, обеспечивающие сложные функции контроля, речи, способность к чтению, письму.

Нейропсихологи подчеркивают: если нагрузка, которую мы задаем ребенку, входит в противоречие с актуальным процессом созревания мозга или опережает его, происходит своего рода «энергетическое обкрадывание» — мы как бы отводим энергию в другое русло. Когда мы пытаемся научить малыша двух-трех лет читать, писать и считать, мы перегружаем кору головного мозга, и это «истощает» подкорковые образования, замедляет процессы, которые должны активно развиваться именно в это время.

Выходит, не позаботившись о развитии корневой системы, мы пытаемся на неокрепших стебельках вырастить чудо-плоды, накачивая их всевозможными искусственными добавками. Поэтому маленькие интеллектуалы, демонстрирующие блестящие способности к литературе или математике, часто оказываются совершенно беспомощными, когда надо выполнить простейшие действия — застегнуть пуговицы или завязать шнурки.

Однажды я ждала подругу недалеко от детской площадки и невольно наблюдала за малышами-трехлетками и их мамами. Один из мальчиков молча копался в песочнице — строил домик. Когда подходил кто-то из детей, он предлагал им совочек, с интересом смотрел, что они делают, и был не прочь поучаствовать в общей игре. Второй ребенок прыгал, кричал, приставал к другим, мог исподтишка что-нибудь сломать, закатить истерику, даже ударить маму. Третий мальчик не обращал внимания на ровесников, все время крутился около взрослых, требовал к себе внимания, декламировал Пушкина, какие-то стишки на английском. Его мама буквально излучала гордость. При этом подруги явно сочувствовали маме первого мальчика: «По всем нормам ребенок в три года уже должен строить фразы». Но одни дети начинают говорить раньше, другие позже. Зато остальные навыки у «молчуна» адекватны его возрасту. Поэтому волноваться скорее стоило за других детей: второй мальчик демонстрирует агрессивное, деструктивное поведение, а у третьего налицо проявления нарциссизма.

Как правило, мы фокусируем внимание на количественных показателях: сколько букв, цифр и цветов знает ребенок, когда начал читать и считать, какие у него оценки и спортивные результаты, сколько языков учит. Конечно, все это легко заметить и оценить, и есть чем козырнуть уже сейчас.

Но вырастив троих детей, я понимаю, что к таким вещам надо относиться спокойно. Это всего лишь приблизительные ориентиры, своеобразные маркеры общего развития. Как говорил известный педагог и писатель Симон Соловейчик, «все, что можно измерить или сосчитать, не имеет отношения к результатам воспитания». Старательное наращивание количественных показателей вряд ли напрямую приводит к качественным изменениям в развитии ребенка. Их не стоит сбрасывать со счетов, но надо понимать, чтó необходимо ребенку уже сегодня, сейчас, а что можно отложить на потом. И помнить, что «ум, хорошо устроенный, лучше, чем хорошо наполненный».

Приятно, когда наш малыш в три года уже бегло читает. Но зачем? Неужели есть такие книги, которые необходимо прочитать самостоятельно именно в этом возрасте? Не тратит ли он силы впустую, да еще в ущерб тем занятиям, которые сегодня для него особенно важны: движению, общению, игре? Лучше не торопиться, не пытаться ничего «ускорять, оптимизировать», а дать ребенку возможность взять максимум на каждом этапе развития, тогда следующий станет еще более продуктивным.

Выдающийся российский психолог Лев Выготский ввел понятие «зона ближайшего развития». Этот термин используется для описания способности детей развиваться через участие в деятельности, которая несколько, но не значительно, превышает уровень их возможностей. Мы как бы задаем ребенку ближайший рубеж, но не предлагаем «взрослые» способы решения тех или иных задач.

Надо не форсировать движение вперед, а позволить поработать природе. Если мы видим, что ребенок «не укладывается в норматив», не стоит сразу куда-то бежать, что-то предпринимать, можно подождать. Хотя это совсем не просто, когда со всех сторон мы слышим: «Как? Ваш ребенок еще не умеет…?», или «Сколько вы будете еще ждать, пока…?», или «Для вашего ребенка важно сейчас же начать…».

Если согласиться с тем, что развитие может происходить без жесткого прессинга, это освободит нас, позволит расслабиться, даст, как говорят в спорте, «длинное дыхание» — не сегодня, так завтра! Когда мы научимся держать в центре внимания то, что действительно важно, чудовищное давление, которому подвергаются наши дети, начнет ослабевать.

Длинное дыхание возвращает ребенка к его собственному, естественному темпу развития, пусть и не очень быстрому: он может остановиться на время, замедлить движение и даже свернуть с «магистрального пути» развивающих занятий на «окольные тропинки» фантазий и игр. А когда ему исполнится шесть-семь, научится читать, не затрачивая лишней энергии. Именно этот возраст во многих странах считается оптимальным, чтобы начать складывать буквы в слова. Учителя там так и говорят: не учите детей читать, они еще не готовы, мы сами научим. Конечно, если ребенок хочет начать раньше, не стоит мешать, но, если ему пока интереснее игры, не усаживайте его за книги.

Пол Таф, автор бестселлера «Как дети добиваются успеха», пишет: «Наибольшую роль в развитии ребенка… играет не количество информации, которое мы успеем впихнуть в детские мозги за первые несколько лет жизни. Гораздо важнее вопрос, сможем ли мы помочь ему развить совершенно иной тип качеств, список которых включает настойчивость, самоконтроль, любознательность, добросовестность, выдержку и уверенность в себе. Экономисты называют их некогнитивными навыками, психологи — индивидуальными особенностями, а все остальные — просто характером».

Родители одаренного ребенка часто попадают в своеобразную ловушку: они начинают безжалостно эксплуатировать его талант в надежде добиться выдающихся результатов. А надо сказать себе: «Стоп! Вольно!» Нужно вернуть детям законное право спокойно и свободно развиваться, помочь им реализовать творческий потенциал, заложенный в них природой.

Способные дети становятся талантливыми не потому, что мы пытаемся напичкать их всевозможными знаниями, а потому, что мы проявляем внимание к их задаткам, создаем среду для развития, не навязываем им свои желания и не торопим. Самое ценное, что мы можем сделать для наших детей, это не выбирать для них подходящее с нашей точки зрения занятие, а поддерживать их в том, что им действительно интересно.

«Мы мечтаем вырастить детей сильными, самодостаточными людьми, а сами управляем ими, как младенцами, загоняем в прокрустово ложе своих ожиданий. Ребенок привыкает к внешнему управлению. А когда необходимо проявить инициативу, он к этому не готов.»

 

Не сравнивать с другими детьми

Родители часто сравнивают своего ребенка с его более успешными сверстниками. Им кажется, что так они подталкивают его вперед, но на самом деле жизнь «в режиме сравнения» провоцирует зависть, ревность, обиду и даже агрессию, ярость по отношению к другим.

В школе мой старший сын был одним из лучших в классе, поэтому мама мальчика, жившего по соседству, постоянно ставила его в пример своему ребенку. И вот однажды он подкараулил моего сына и, когда тот набирал код домофона, ударил ножом в спину. К счастью, все обошлось, рана была неглубокой. Казалось бы, пострадал лишь мой сын, но я считаю, что в этой истории пострадавших двое. Мальчики вместе учились, росли в одном дворе, играли, но постоянное сравнение одного с другим сделало их врагами.

В семье такие сравнения тем более недопустимы. Младшие дети, как правило, стараются быть похожими на старших — и это нормально, естественно. Плохо, когда родители все время подчеркивают, кто способнее, успешнее, кто лучше себя ведет: «Видишь, какой он молодец, а ты?» — и вносят раздор в отношения между детьми. Очень хорошо, когда у детей разные увлечения — это избавляет их от постоянного сравнения и помогает каждому осознать свою уникальность.

Я часто слышу от родителей: «Мы же уделяем ребенку много времени — ходим на его выступления, на соревнования, в которых он участвует, болеем за него». Но оценочную позицию родителей в одной ситуации невозможно нивелировать, затушевать вниманием и положительными эмоциями в других.

Вредны не только негативные, но и позитивные сравнения: «Ты красивее своей подружки», «Ты молодец, обогнала…» — так мы приучаем ребенка все время тревожно смотреть по сторонам, ориентируясь не на себя, а на других.

Когда мы хотим стимулировать детей, лучше, если наше послание будет звучать примерно так: «Дорогая, сделай это с удовольствием» или «Покажи, на что ты способна». Признавая уникальность своего ребенка, нужно помогать ему в поиске собственного «Я». И если уж сравнивать его с кем-то, то только с ним самим: «Ты сегодня делаешь это быстрее, чем неделю назад. Особенно тебе удалось…» Так он почувствует наше внимание: мы знаем, как обстоят дела именно у него, видим его старания, радуемся и огорчаемся вместе с ним.

 

Разрешать побездельничать

Наши дети задавлены жестким расписанием: танцы, карате, верховая езда, рисование, иностранные языки. Кто-то скажет: «Отлично! Если ребенка не загрузить, он будет целыми днями сидеть за компьютером». Вполне возможно, но это не значит, что у детей не должно быть ни одной свободной минуты. Надо дать ребенку шанс самому найти увлечения, интересы, завести друзей в реальной жизни, чтобы он не пытался то и дело убегать в жизнь виртуальную.

Дети живут по собственным часам: они не выделяют для занятий определенный отрезок времени, как это делаем мы («Еще максимум десять минут!»). Ребенок движется вглубь, а не вширь, его временной горизонт — здесь и сейчас. Он погружен в изучение предметов и не спрашивает об их ценности. «Стоит ли столько времени тратить на какой-то камень или букашку?» — это вопрос взрослого.

Надо дать ребенку возможность смотреть на мир своими глазами, делать самостоятельные открытия, приобретать опыт, заниматься каким-нибудь делом, пока это занятие себя не исчерпает, пока не надоест.

Иногда нам всем — и детям, и взрослым — просто необходимо «ничегонеделанье»: отдохнуть, послоняться, поболтать, поиграть. Мы не можем постоянно быть в тонусе. В течение дня у ребенка обязательно должно быть свободное, ничем не заполненное, «скучное» время, которого мы так боимся.

Такое время, потраченное, по мнению взрослых, «впустую», на самом деле невероятно ценно. Для будущего детей оно значит не меньше, чем специальные занятия, ведь так они имеют возможность познать себя, свой внутренний мир, услышать свое сердце. Именно в эти минуты ребенок может рассмотреть, на что похожи облака, сделать бумажный самолетик, включить музыку и потанцевать, попускать мыльные пузыри, построить замок из того, что под рукой. А все это — истоки креативности. Играя, мечтая, исследуя, он реализует свой внутренний потенциал, учится принимать собственные решения, управлять своим временем, своей жизнью.

Если ребенка никто и ничто не будоражит, появляется возможность спокойно поразмышлять. Канадский психолог Гордон Ньюфелд писал: «Развитие происходит из точки покоя». Как только наши базовые потребности удовлетворяются, как только нам спокойно и хорошо, нам сразу же хочется узнавать или делать что-то новое.

Дать свободное время ребенку, привыкшему к тотальному контролю, это не значит вдруг оставить его одного в пустой комнате. Надо учить его распоряжаться своим временем — аккуратно, постепенно, по чуть-чуть, создавая соответствующие условия.

Запас времени необходим детям и для повторений. Почему повторения так важны? Предпосылкой для развития психики является переживание одних и тех же процессов, которые «учат» соответствующие нервные клетки выполнять определенные задачи. Повторения протаптывают дорожки в нашем «парке нейронов». Поэтому должна быть возможность взяться за дело и во второй, и в третий раз — тогда даже в привычном можно открыть новые грани. Кроме того, повторение, как своего рода ритуал, создает у ребенка чувство уверенности, защищенности, безопасности: например, каждый вечер перед сном он просит почитать ему вслух одну и ту же сказку — иначе не засыпает.

И, конечно, должно быть время для общения родителей с детьми — не структурированного, не регламентированного, не «целесообразного и целенаправленного», не в подарок за успехи или хорошее поведение, а «просто так». Если мы видим, что этого нет, значит, пора всерьез задуматься.

«А где же тогда найти время на кружки и секции? — спрашивают меня. — Они что, не нужны?» Конечно, нужны. Но я считаю, что количество таких занятий надо ограничивать — скажем, двумя-тремя.

После длительного обсуждения и раздумий родители школьников, о которых мы говорили в начале этой главы, оставили им по три занятия — одно спортивное, одно творческое и одно интеллектуальное: сыну — скрипку, плавание и английский, а дочери — пение, гимнастику и французский. Так у детей появилось время и поиграть, и погулять, и встретиться с друзьями, и поговорить с родителями, и просто поскучать. Вернулись интерес к занятиям и желание добиваться успеха.

 

Не мешать игре

Казалось бы, какое детство без игры? Но, к сожалению, сегодня игра сдает свои позиции и уже не является главным занятием детей. Мы не понимаем, недооцениваем ее величайшего значения и не оставляем детям времени на игры. Многие считают игру прямой противоположностью реальным достижениям. А между тем для дошкольников игра — ведущая деятельность, лучший способ развития. Да и в школьном возрасте она не должна быть вычеркнута из жизни.

Профессор Стокгольмского педагогического университета, специалист по детской игре Бригитта Олофссон пишет: «Играть — значит превращать реальность в нечто иное. Многие видят в этой способности преобразовывать и превращать одно в другое основы интеллектуальной деятельности». Играя, ребенок уходит в воображаемый мир, не видит и не слышит ничего вокруг. В игре отсутствуют временны`е границы, она длится бесконечно и пролетает в одно мгновенье: «Сто миль легко преодолеваются с помощью сапог-скороходов, а год сжимается до секунды», — говорит Олофссон.

Когда игра ребенка поощряется, а фантазии находят понимание и поддержку, его игровые действия становятся все более сложными и разнообразными.

Именно благодаря игре, этой «чудодейственной волшебной методике», формируются важные качества: независимость, компетентность, самостоятельность, настойчивость, изобретательность. Но игра ценна прежде всего тем, что доставляет ребенку удовольствие. Ребенок играет потому, что это его внутренняя потребность. Игра — это лучшее, что ребенок может делать.

Детей не надо учить играть. Надо дать им пространство, время, обеспечить безопасность и «прочь с дороги!» — остальное они сделают сами. Мы заваливаем их готовыми играми, а надо давать возможность играть спонтанно, фантазировать: ребенок срывает с куста листик, и он тут же становится тарелочкой, пенек — столом, брусок — машинкой. Сухая ветка, которая сначала была волшебной палочкой, потом расческой, вдруг превращается в ружье и наконец в лошадь, на которой можно проскакать по дорожке. Игровое переживание подобных превращений дает очень ценный опыт. И пусть такая игра со стороны выглядит бестолковой возней, нам трудно представить, как интенсивно в этот момент работает мозг ребенка, как развивается сознание, каких высот достигает фантазия.

Главное в игре — возможность сделать невозможное. В течение четверти часа ты можешь слетать на Луну и на Марс, опуститься в подводной лодке на дно морское, почувствовать себя маршалом, который проводит парад на Красной площади. В игре ребенок чувствует себя могущественным волшебником, вершителем судеб и, повзрослев, во многом благодаря этому переживанию сможет выполнить кажущееся невыполнимым задание, реализовать самую амбициозную цель. Не пережив этого в детстве, он каждый раз будет отступать перед трудностями, оправдываясь «здравым смыслом».

Подсказывая, поправляя, контролируя, направляя, мы мешаем ребенку получить неоценимый опыт невозможного. Представим, что игрушечная тарелка, одеяло, шляпа и конь будут ему куплены, как только он об этом попросит. Сейчас есть игрушки буквально на все случаи жизни: больницы с полным набором оборудования, кухни со всевозможной бытовой техникой, фермы с домиками и животными, автозаправки и пожарные части. Беда в том, что с «узкоспециализированными» игрушками вся фантазия ребенка, весь его внутренний мир как бы «скукоживаются» до абсолютно предметного. Ребенок, привыкший к «готовым» играм (он играет в магазин только с набором «Магазин»), растеряется, если приятель превратит в магазин всю его комнату, а вместо пластиковых помидоров из набора предложит продавать элементы «Лего» красного цвета.

В игре важно осознание своей способности влиять на окружающий мир. Я ударяю по кастрюле — и раздается необычный звук, нет удара ― тишина. Значит, мои действия могут изменить что-то и в мире вообще, и для меня лично. А дальше выстраивается логическая цепочка: я тренируюсь — и начинаю лучше играть в футбол, прилежно занимаюсь — и получаю более высокие оценки. Ощущение, что ты способен воздействовать на происходящие события, необходимо для формирования личности ребенка, осознания своего «Я».

Игра — не только настоящий «трамплин для воображения», но и своего рода тренировка. В игре дети охотно и с удовольствием делают то, что еще не умеют в реальности, постигают «правила жизни», обкатывают практические навыки, учатся взаимопомощи, отрабатывают коммуникации. Умение придумывать игры, привлекать других участников, распределять роли, договариваться, отказывать, настаивать, спокойно относиться как к победам, так и к поражениям — все это в будущем окажется более существенным, чем объем фактических знаний.

Если в детские годы у человека не было свободной творческой игры, потом это практически невозможно компенсировать. Не доигравший в свое время ребенок труднее приспосабливается к жизни, ведь то, что его ровесники «прошли» в игре в самый благоприятный для развития период, ему приходится осваивать в одиночку гораздо позже, причем сразу же в «боевых» условиях, зачастую не имея права на ошибку.

В уже упомянутом фильме «Рожденные в СССР» Марина из многодетной семьи священника в семь лет на вопрос «Что ты хочешь больше всего?» отвечает: «Играть». Она была лишена этой возможности из-за большого количества домашних дел: она во всем помогала родителям, заботилась о младших братьях и сестрах, вела хозяйство. В 14 лет ее спросили: «Ты смотришь телевизор?» — «Не разрешают глядеть… Только работать». К 21 году она успела пожить в монастыре, где «нужно было успевать и учиться, и работать». Родители решили, что Марина будет педагогом: «Они сразу сказали — на историка пойдешь учиться. И все». В 28 лет у нее пока нет ни семьи, ни детей.

Согласно исследованиям, игра помогает детям социализироваться, а дефицит игры этому препятствует. Психиатр Стюарт Браун опросил 26 техасских заключенных, отбывавших срок за убийство, и обнаружил, что большинство убийц объединяли два обстоятельства: первое — в детстве с ними жестоко обращались в семье, и второе — они никогда не играли. Браун не знал, какой из факторов важнее. Но с тех пор он опросил около шести тысяч человек и, исходя из полученных данных, сделал вывод, что нехватка свободной игры в воображаемом пространстве мешает детям, повзрослев, стать самодостаточными и уравновешенными людьми.

Я постоянно говорю о необходимости свободной игры, а родители мне возражают: «Но дети же играют в футбол, в „Эрудит“ и на трубе играют…» Да, конечно, только это не свободные, а структурированные игры, и они съедают время, предназначенное для свободной игры. Несомненно, игры с правилами бывают интересными и познавательными, они развивают навыки общения и группового взаимодействия. Но у таких игр есть заранее заданные условия, которым необходимо следовать. Свободная игра потому и называется свободной, что здесь нет рамок, зато есть возможности для творчества. Этот творческий аспект является ключевым. В свободной игре дети пользуются воображением и пробуют новые варианты, примеряют на себя новые роли.

Дети рады, когда взрослые присоединяются к их игре, расширяют и обогащают игру или хотя бы просто не мешают, позволяют игре быть. Внимательно наблюдая за игрой детей, мы многое о них узнаем: чем живет наш ребенок, что ему важно и интересно, какой у него характер, наклонности, предпочтения. Мы сможем увидеть его истинную природу и уже на основании этого определять его вектор развития. И, конечно, надо находить время и силы, чтобы иногда (именно иногда!) играть вместе с детьми — но играть по-партнерски, на равных, тогда у нас появляется возможность установить с ребенком особый контакт, участвовать в его жизни, ненавязчиво помогать и направлять его в познании мира.

«Главное в игре — возможность сделать невозможное. За полчаса можно слетать на Марс, опуститься на дно морское, покомандовать парадом на Красной площади. В игре ребенок чувствует себя могущественным волшебником, вершителем судеб. Не пережив этого в детстве, он каждый раз будет отступать перед трудностями, оправдываясь „здравым смыслом“.»

 

Дать право на ошибку

Почему дети боятся совершить ошибку? Не только потому, что родители требуют от них быть первыми и лучшими. Даже когда мы говорим о какой-то конкретной ошибке в конкретной задаче, дети воспринимают это как негативную оценку их личности в целом: ошибся — значит глупый.

«Ты плохо прочитал», — говорит мама, и ребенок начинает думать не о том, что его навыки чтения оставляют желать лучшего, а о том, что с ним самим что-то не так. К сожалению, мы часто в сердцах произносим: «тупой», «придурок», «идиот», «как я устала!». Иногда это «критика без слов» — достаточно поднять брови или повернуться к ребенку спиной. И ребенок, еще не видя условий задачи, уже сдается и считает, что не справится. В результате падают и самооценка, и успеваемость.

Психологи различают две стратегии мотивации и, как следствие, две стратегии поведения. Одна нацелена на достижение желанной цели, другая — на избегание ошибок. В зависимости от обстоятельств мы используем обе стратегии, но при этом у каждого есть одна основная, ведущая. Все мы делимся на два типа: одни боятся ошибиться и потому используют только те шансы, где результат почти гарантирован. А другие бросаются в бой, даже если шансы на успех невелики. Тот, кто боится сделать неверный шаг, предпринимает меньше попыток, чем тот, кто пробует, даже зная, что может проиграть. Количество перерастает в качество, в результате шансы на серьезный прорыв, безусловно, выше у того, кто не боится рисковать, использует любые возможности, учится на своих ошибках.

К сожалению, сегодня чаще встречаешь детей с мотивацией избегания, а не достижения. И это во многом результат нашего воспитания. Мы помогаем ребенку делать домашнее задание, вклеиваем цветочки и листочки в его гербарий, рисуем за него, проверяем портфель — не дай бог, он что-нибудь забудет. Да еще постоянно ставим в пример успешного папу: «Ты должен быть таким же, как он». И ребенок понимает, что не имеет права совершить ни одной ошибки. Но если мы хотим, чтобы он дерзал, чтобы был нацелен на высокие достижения, чтобы мог жить интересной, полной жизнью, нужно подумать о том, как научить его не бояться ошибаться.

Российский психолог Виктор Зарецкий вместе с коллегами провел множество исследований на примере решения малых творческих задач и разработал оригинальный подход к развитию творческого мышления. Суть его в следующем. Чтобы решить творческую задачу, нам необходимо преодолеть несколько стадий: перебрать все имеющиеся стандартные варианты, пройти типичными путями и добраться до тупика (или блокады). Только на этой стадии мы начинаем по-настоящему думать, понимать, что мы делаем и зачем, и находим креативное решение. Пока мы не упремся в стену, не дойдем до отчаяния «Ничего не получается!», не справимся с эмоциями и не подключим разум, мы не сможем перейти к творчеству. Нужно пройти этот путь не раз и не два, чтобы перестать бояться тупиков, почувствовать вкус к «нерешаемым» задачам, научиться мыслить продуктивно, творчески.

Традиционное обучение с его готовыми схемами и правильными ответами на все случаи жизни не помогает развивать креативное мышление, а родители своими действиями только усугубляют ситуацию. Они всегда рядом, они муштруют, проверяют, хорошо ли вызубрен параграф, не позволяя ребенку оказаться в безвыходном положении. Ни о каком «не знаю», «не могу», «не понимаю» не может быть и речи.

На стадии блокады возможны два вида помощи: собственно помощь (поддержка, вопросы и уточнения, которые помогают ребенку найти решение самостоятельно) и подсказка (выдача готового ответа или прямое указание, где его искать). Первая стратегия помогает учиться мыслить творчески, вторая мешает.

Нам кажется, что, оберегая детей от трудностей, мы ограждаем их от переживаний, от негативных эмоций, но на самом деле это не так. Дети все равно их испытывают: например, боятся оказаться в безвыходной ситуации, не оправдать надежд, не справиться. Они не ищут, а значит, и не находят выхода, и их негативные эмоции остаются с ними. Но если начать действовать, побороть страх, выход найдется, а негативная эмоция сменится радостью!

Стараясь «выкручиваться самостоятельно», ребенок тренирует свои творческие способности. Забыл дома тетрадь или не сделал домашнее задание? Пусть ищет выход сам. Это гораздо полезнее для жизни, чем прийти с работой, выполненной папой или мамой. Чтобы научиться выходить из жизненных тупиков, нужно в них попадать, нужно тренироваться на простых, детских ситуациях, чтобы потом справляться со сложными во взрослом мире.

 

Хвалить правильно

Выражение «хорошего понемножку» справедливо отнести к похвале — она должна соответствовать достижениям ребенка. Чрезмерная похвала, когда щедро вознаграждается каждая мелочь, и похвала «не за то» могут быть и во вред.

Захваленным детям кажется, что у них все будет получаться легко и просто, а когда они сталкиваются с трудностями, тут же сдаются и отступают. Нахваливая, мы «приучаем ребенка к сладкому». Ради очередного «пирожного» он будет делать только то, что хорошо дается, и не делать того, что выходит плохо. Он не захочет рисковать, осваивая что-то новое, — а вдруг не оправдает ожиданий? Ребенок боится провала, переживает из-за малейшей неудачи, для него каждая ошибка — болезненный удар по самолюбию, а это большая нагрузка на детскую психику. Выходит, своими похвалами мы внушаем ребенку страх перед неудачами, а они-то как раз и закаляют характер.

Кэрол Дуэк, профессор психологии Стэнфордского университета и автор книги «Гибкое сознание. Новый взгляд на психологию развития взрослых и детей», исследовала влияние похвалы на детский характер и доказала, что благие намерения «захваливающих» родителей снижают способность детей добиваться цели.

В ее эксперименте приняли участие 400 пятиклассников. Детей разделили на две группы, и каждой раздали простые задачи на сообразительность, с которыми все без труда справились. При этом в первой группе детей похвалили за ум, талант и прекрасный результат, а во второй — за старательность и усердие. Потом участникам эксперимента предложили новые, более сложные задания. Большинство детей из первой группы даже не пытались с ними справиться: они не захотели подвергать сомнению свой статус талантливого ученика. В то же время 90 % школьников из второй группы с готовностью взялись за сложные задачи: похвала за старание стимулировала их к трудной работе.

Разная похвала по-разному влияет на мотивацию. Позитивные, казалось бы, ярлыки «умный», «лучший», «талантливый» чаще приносят вред, чем пользу: ребенок изо всех сил пытается им соответствовать и начинает избегать трудностей, сложных ситуаций, боится, что «будет разоблачен». Зачем рисковать, если это может навредить образу «чемпиона»?

Дети из второй группы просто прикладывали усилия и не расстраивались, если это не приводило к успеху. Иначе говоря, похвала за качества, которые ребенок сам в себе развил, — старание, прилежание и стойкость, а не за то, что ему дала природа, мотивирует его на преодоление трудностей и развивает «полезную» внутреннюю мотивацию, не зависящую от мнения окружающих.

Если родители постоянно твердят «Ты самый лучший», ребенок стремится всегда быть первым. На одной из консультаций папа с гордостью рассказывал мне о сыне, который всерьез увлекался борьбой. Мальчик постоянно выигрывал соревнования, а тут вдруг занял «только» второе место, и приз достался его товарищу по команде. Он от обиды рыдал минут пятнадцать и не хотел идти домой, чтобы не расстроить маму. Весь вечер выглядел совершенно убитым, а на другой день не пошел на тренировку. Он знал, что семья им гордится, его награды показывают гостям. Но хвалили его только за победу, а не за то, что он усердно тренировался, освоил новые приемы, стал хорошим спарринг-партнером. Поэтому для него «серебро» — не просто поражение, а настоящая трагедия, крах.

Папа считал, что подобный перфекционизм, стремление побеждать всегда и во всем отлично характеризует сына. Мое видение ситуации было иным. Я объяснила, насколько важно дать понять ребенку, что жизнь состоит не только из побед, научить его достойно принимать неудачи, из каждой извлекать урок, думать, анализировать ее причины. И привела пример из жизни гимнаста Алексея Немова. На Олимпиаде ему присудили второе место. Стадион бушевал, считая, что это несправедливо, и требовал пересмотра оценок арбитров. Алексей остановил протесты, успокоил публику и с благодарностью принял серебряную медаль. Уже мало кто помнит тогдашнего чемпиона, а поступком Немова восхищаются до сих пор. Это было истинно мужское поведение. Услышав мой рассказ, папа задумался.

 

Развивать чувство дома

Нравится нам это или нет, но маленькие дети по своей природе консерваторы. Им важны постоянство, стабильность, повторяемость, привязанность — к людям, к дому, к вещам. Важны ритуалы, которые «стабилизируют» реальность, дают ощущение безопасности.

Постоянство и стабильность формируют чувство дома, на них основана наша психологическая выносливость. Но как развиться чувству дома у ребенка, которого рано приучили к мобильности? Он «не укоренен» в родных стенах, он все время «где-то» — в школе, в студии, в бассейне, на корте. На каникулы он тоже всегда уезжает. Квартиры и дома теперь организованы так, чтобы демонстрировать статус и финансовые возможности семьи, и в них все меньше пространства для детей.

Ребенок пытается как-то компенсировать свою «безродность»: цепляется за старые вещи — за подаренный бабушкой свитерок, который давно мал, за сломанные машинки, всегда стоявшие в комнате, за какого-нибудь замусоленного зайца без одного уха, с которым он спал, когда был совсем крошечным. К этому стоит отнестись очень внимательно, не давить, заставляя расставаться с тем, что значимо и дорого.

Важно давать детям хотя бы немного настоящего дома, немного родины, которую можно познать и охватить взглядом, где можно быть самим собой, чувствовать себя защищенным, оберегаемым, где можно отдыхать и восстанавливаться, где с тебя не требуют-требуют-требуют. Чувство дома развивается и тогда, когда ребенок придумывает, какой будет его комната, участвует в ее оформлении, рисует, развешивает по стенам картинки.

Однажды, когда мой старший сын был маленьким, он облюбовал для игр большую картонную коробку от нового телевизора. Она занимала слишком много места и всем мешала, но я решила ее оставить. Ребенок залезал в коробку и пропадал там часами — на какое-то время она стала местом, где он мог укрыться, где его никто не беспокоил. Она простояла у нас почти год — пока сын не наигрался.

Чем ближе ребенок к подростковому возрасту, тем чаще он закрывает дверь в свою комнату (иногда демонстративно, перед носом у родителей). Так он обозначает границу между общим пространством и «своей» территорией, на которой чувствует себя абсолютно свободным. Здесь можно «собрать мозги в кучку», хорошенько подумать и заняться тем, что ему действительно нравится, что он выбрал сам.

Не стоит все время стремиться к разнообразию, к разъездам, к смене мест, жить от события к событию, от выходных к выходным. Школьник наверняка скажет, что будни — это скучно, всегда одно и то же, тоска. В этом он берет пример с нас. Мы стремимся убежать от обыденности: «Мне нужно куда-то вырваться! Я скоро совсем отупею в этих четырех стенах!» А если не удается, непременно ждем награды за стойкость: «Еще немного — и в отпуск!» Так и наши дети — привычное, повседневное они способны переносить только за награду: «Ну потерпи, еще пара дней, а там выходные, поедем в аквапарк, развлечешься…»

А между тем будни — тоже ценная часть жизни. Они состоят в основном из повторяющихся действий, ежедневных отработанных ритуалов — от застилания кровати до подготовки уроков, но этого не надо бояться: ритуалы не сковывают креативность, а упорядочивают хаос. В домашних буднях ребенка складывается его образ жизни, поэтому надо учить детей получать удовольствие от обыденного. Не быстро-быстро сделать всю рутинную работу, чтобы освободиться и заняться чем-нибудь интересным, а почувствовать ее ценность, погрузиться в нее, вложить душу. Проводить каникулы в привычной обстановке, включать развлечения в «будничную» жизнь — это и борьба со стрессом, и культура повседневности, так необходимая нашим детям.

 

Любить и поддерживать

Ребенку важно, чтобы мы любили его всегда — независимо от успехов, способностей, характера, поведения, от того, оправдывает ли он наши ожидания, соответствует ли тому прекрасному образу, который мы нарисовали в своем воображении. Наша безусловная любовь — это тот эмоциональный фундамент, который дает ему уверенность в себе, чувство защищенности, основательность, теплоту. Ему необходимо знать, что его любят и ценят просто за то, что он есть, а не за оценки, грамоты и спортивные трофеи.

Самосознание ребенка в основном складывается из мнения родителей, их одобрения или порицания. Чувство, что тебя любят, — ключевой момент формирования здорового самосознания. Поэтому безусловная любовь — уже сама по себе мощнейшая поддержка, помогающая ребенку реализовать свои возможности и таланты в полной мере.

Мы должны согласиться с тем, что не можем перекраивать детей по своим лекалам, по своему усмотрению. В то же время у родительской любви есть две стороны — принимающая и преобразующая. Это значит, что мы любим ребенка таким, какой он есть, и при этом стремимся создать условия для его полноценного развития: стараемся разглядеть и раскрыть его творческий потенциал. Эти два вектора уравновешивают друг друга, позволяют сохранить баланс и найти золотую середину.

Дети удивительно «пластичны» в обучении при условии, что их эмоционально поддерживают и не отвергают. А негативное, отвергающее отношение взрослых парализует, тормозит развитие. Поэтому давление должно быть минимальным, а поддержка — максимальной. Мы можем осуждать поступки детей, не соглашаться с ними, чего-то их лишать, наказывать. Главное, что мы не перестаем их любить ни при каких обстоятельствах — и они должны это знать.