Кингсленд, Джорджия
Тот самый Томас Джефферсон?
— Троица… неужели ты этого не видишь? — спросил Нико, обеими руками сжимая руль на уровне живота. Кивком головы показав Эдмунду на расстеленную между ними на приборной доске карту, он добавил: — Вашингтон, Джефферсон, Ланфан. Первоначальная Троица.
Что такое «первоначальная Троица»?
— Троица, Эдмунд. Она существовала всегда, с незапамятных времен. Троица, рожденная уничтожить, — и сегодня Троица, призванная спасти.
Получается, Троица преследует Троицу — типа замкнутого круга…
— Вот именно! Именно по кругу! — возбужденно воскликнул Нико и, потянувшись к солнцезащитному козырьку над сиденьем, вытащил ручку. — Вот так они и выбрали себе символ!
Держа руль одной рукой, Нико подался вперед и принялся ожесточенно рисовать что-то на уголке карты.
Круг со звездой?
— Пятиконечная звезда, также известная под названием пентаграммы, — пожалуй, самый широко используемый религиозный символ в истории — неотъемлемая часть любой культуры, начиная от майя и египтян и заканчивая китайцами.
Вашингтон и Джефферсон каким-то образом раскопали его?
— Нет, нет, нет… обрати внимание — Вашингтон был франкмасоном… По слухам, Джефферсон тоже был им. И неужели ты думаешь, что они не знали, что делают? Речь шла не о том, что они что-то раскопали. Это было именно то, чему их учили. У звезды пять лучей, верно? В Древней Греции пятерка было мужским числом. Кроме того, она обозначала число стихий: огонь, вода, воздух, земля и душа. Даже церковь прибегала к использованию пентаграммы, только представь себе — пять ран Иисуса Христа, — продолжал Нико, бросив быстрый взгляд на четки, раскачивающиеся на зеркале заднего вида. — Но если перевернуть этот символ, вывернуть его наизнанку, то получится его полная противоположность. Этот знак почитают ведьмы, он используется в оккультной практике и его…
…используют франкмасоны.
— Теперь ты понимаешь, да? Я знал, что ты поймешь меня, Эдмунд! Они вызывали этот символ веками — помещали его на своих зданиях… над своими арочными входами… даже здесь, — сказал Нико, ткнув указательным пальцем в карту, в то место, где на Пенсильвания-авеню располагался наиболее известный ее квартал.
Белый дом?
— Они использовали и испытывали его в течение многих веков по всему миру. Крепости в Испании, замки в Ирландии, даже старые каменные церкви в Чикаго. Но для того чтобы дверь открылась, им нужно было нечто большее, чем правильные символы и заклинания…
…им нужна была власть.
— Не просто власть, а верховная власть. В этом заключался урок пирамид и Храмов Соломона — центров власти и могущества — до наших времен, и не зря франкмасоны до сих пор называют Соломона своим первым великим магистром! Вот почему они собирали под своими знаменами всех лидеров в истории! Чтобы получить доступ к власти! Я знал, что ты увидишь и поймешь это! Хвала Господу! — Нико едва сдерживался, глядя на реакцию Эдмунда. — Я знал, что ты увидишь и поймешь это сам!
Но… но как могло получиться, что никто в Белом доме не замечал двери с пентаграммой на ней?
— Двери? Двери можно снимать и заменять, Эдмунд. Даже Белый дом горел и реставрировался. Нет, для этой цели масоны поставили свою метку кое на чем более долговечном… — Нико снова обратился к карте. — Следи за ориентирами, — сказал он, обводя кружком каждую точку на карте. — Первый — Дюпон-серкл… Второй — Логан-серкл… Третий — Вашингтон-серкл… Четвертый — Маунт-Вернон-сквэар… И пятый, — он приподнял ручку и ткнул ее в последнюю точку, — Пенсильвания-авеню, 1600.
— Дверью является само здание. И оно стоит прямо перед нами вот уже свыше двухсот лет, — добавил он, соединяя точки. Так, как в свое время показала ему Троица.
О Господи!
— Господь не имеет к этому никакого отношения, Эдмунд. Это монстры, чудовища, — настойчиво убеждал его Нико. — И именно с ними мы и сражаемся. Чтобы пометить эту территорию, Джефферсон даже изобрел для нее собственную эмблему.
И снова Нико начал что-то рисовать на уголке карты. К его изумлению, с каждой новой линией, появляющейся из-под кончика ручки, глаза наполнялись слезами. Это был тот самый символ, забыть который он не сможет никогда.
Нико, с тобой все в порядке?
Нико кивнул, стиснув зубы и отказываясь смотреть вниз, на символ — циркуль и угольник. Помни об уроках. Никаких слез. Только победа. Не отрывая глаз от дороги, он назвал координаты, которые выучил много лет тому назад.
— Начни с Капитолия и веди пальцем вниз по Пенсильвания-авеню, до самого Белого дома, — начал он давать указания, чувствуя, как в висках появилась давящая боль. Борись с ней. Загони монстра обратно. — Теперь сделай то же самое, только уже от Капитолия вниз по Мэриленд-авеню — до самого мемориала Джефферсона, его собственной усыпальницы! Теперь переходи к Юнион-стейшн и проведи от него линию к Луизиана-авеню, а потом, от южной стороны Капитолия, еще одну вниз по Вашингтон-авеню. Эти линии соединятся перед Капитолием…
На этот раз Эдмунд промолчал.
— Циркуль и угольник. Самый священный масонский символ…
…И он указывает прямо на двери Белого дома… неимоверная власть сосредоточена в одном-единственном месте. Для чего им?.. К чему они стремятся? Захватить власть над миром?
— Нет, — холодно ответил Нико. — Они пытаются уничтожить его. — Уже позабыв о ноющей боли в висках, он добавил: — Добро пожаловать, Эдмунд, — добро пожаловать к истине.
Я… я не могу в это поверить.
— Когда-то так говорил и я… и думал тоже.
Но сделать это так, чтобы никто ничего не заметил…
— Они делали это у всех на глазах! Тринадцатого октября тысяча семьсот девяносто второго года масонская ложа Мэриленда номер девять заложила угловой камень Белого дома на церемонии, состоящей чуть ли не из одних масонских ритуалов. Прочти об этом в архивах — это правда! Надпись на медной табличке углового камня гласит, что он был заложен двенадцатого, но любой достойный доверия исторический труд утверждает, что он был заложен тринадцатого!
Тринадцать. Число Зверя.
— В тринадцати кварталах к северу от Белого дома они построили Дом Храма, национальную штаб-квартиру франкмасонов!
Снова тринадцать!
— Теперь ты видишь всю глубину их предательства и коварства. Долгие века они ждали своего часа! Семьсот лет назад мы думали, что император Священной Римской империи — тот самый, кого церковь нарекла врагом номер один. Но масоны умели ждать. Ждать знака. Знамения. Ждать появления настоящей мировой державы. Ждать и готовиться. И тогда наступит конец света!
Получается, что дверь, которую они пытались открыть…
— …ведет в ад.
Ну конечно! Они пытались освободить Тварей… раскачать равновесие! Нико, ты хотя бы понимаешь, что ты затеял? В Писании прямо сказано об этом! Сначала приходят Два Зверя…
— …они приходят с помощью духов! Сначала ученик — грешник…
Это ведь Бойл, правильно? Грешник!
— Потом Лидер — человек во власти…
Мэннинг!
— И через него восстанет Темная Сущность — настоящий Зверь, и создаст он самое могучее из всех царств!
Получается, что Зверь, которого они пытались освободить…
— Это Антихрист, Эдмунд. Им нужен Антихрист! И если бы не Троица, он бы уже пришел! Скажи мне, что понимаешь, о чем мы говорим! Без Троицы переизбрание Мэннинга было неизбежным! И вся верховная власть была бы сосредоточена в его руках! А Бойл явил бы собой живое воплощение грехов человеческих! И вдвоем они стали бы ключами, способными открыть дверь!
Первая Троица сделала все, чтобы он появился на свет, тогда как последняя Троица приложила все силы к тому, чтобы уничтожить его! Альфа и Омега! Предназначение свершилось!
— Да, да… предназначение — их судьба — как сказано в Писании! «Дорогие дети… антихрист придет. Он уже находится в нашем мире!»
Последние слова Нико выкрикнул, и брызги слюны, вылетевшей у него изо рта, забрызгали лобовое стекло изнутри.
Выходит, ты застрелил Бойла вместо Мэннинга, потому что…
— В Колизее его обожателей? В окружении просителей? Мэннинг находился на пике своего влияния! А что, если бы его убийство послужило катализатором пробуждения Зверя? Нет — как и говорила Троица… лучше убрать Бойла, который был… был… был… Неужели ты не понимаешь? — заорал Нико, в исступлении колотя кулаком по рулевому колесу. — Без Бойла остался бы только один Зверь! Один ключ вместо двух! А одним ключом дверь не открыть!
Нико переводил взгляд с Эдмунда на дорогу и обратно. Дыхание его было неровным и прерывистом, тело сотрясала крупная дрожь. Он слишком долго молчал… и вот теперь, высказавшись наконец… с трудом перевел дух.
— Великий грешник — как мой отец — всегда был знаком. Знамением. Разве ты… разве ты не слыхал о грехах Бойла? — выкрикнул Нико, хватая воздух широко открытым ртом.
Внезапно дорога перед грузовиком раздвоилась и поплыла — это внезапно хлынувшие слезы затуманили ему взор. Он подался вперед, судорожно вцепившись в руль, желудок скрутила острая боль.
— Что он сделал с собственной?.. А потом с моим…
Тыльной стороной ладони он смахнул с глаз непрошеные слезы. Они ручьем катились по щекам и падали ему на грудь, как капель с крыши. Не сопротивляйся, — сказал он себе. — Будь благодарен за то, что сумел выговориться… Почитай Книгу… Спасибо, мама… Спасибо тебе…
— Т-ты понимаешь? — взмолился он, обращаясь к Эдмунду, и в голосе его явственно зазвучал акцент Висконсина, от которого он, казалось, навсегда избавился много лет назад. — А люди ничего не знают, Эдмунд. Учитель и ученик. Мастер и подмастерье. Мэннинг и Бойл, — говорил он, грудью ложась на руль. — Как отец и сын. Вот почему я был избран. И вот почему у меня забрали мать. Чтобы испытать меня… чтобы остановить моего отца… и закрыть дверь для дьявола. Чтобы она оставалась закрытой и чтобы никогда не наступила Великая Тьма.
Сидящий рядом с ним на месте пассажира Эдмунд не издал ни звука.
— П-пожалуйста, Эдмунд… пожалуйста, скажи мне, что все понимаешь…
Эдмунд снова промолчал. Как, впрочем, молчал последние пять часов, с того момента, как они выехали с заправочной станции в Южной Каролине.
Ремень безопасности наискось перехватывал его грудь, но Эдмунд все равно слегка завалился вправо, упершись плечом в дверь со стороны пассажира. Правая рука бессильно свесилась, левая покоилась на коленях.
Когда грузовик с открытой платформой с грохотом въехал на эстакаду, вознесшуюся над водами реки Святой Марии, и запрыгал на неровностях бетонной дороги, голова Эдмунда склонилась вправо и он начал биться лбом о стекло окна. Грузовик с дребезжанием подпрыгивал на стыках, и всякий раз голова Эдмунда с негромким стуком ударялась о стекло.
— Я знал, что ты поймешь меня, Эдмунд, — восторженно выдохнул Нико. — Спасибо тебе. Спасибо за то, что поверил…
Бум… бум… бум… С равномерностью часового механизма голова Эдмунда ударялась о стекло. И от этого негромкого ритма невозможно было спрятаться или избавиться. Но Нико не обращал на него внимания. Как не обращал внимания на хлюпающий звук, с которым перепачканные в крови пальцы Эдмунда скользили по виниловой обивке сиденья. Или на засохшую кровь, которая фонтаном хлынула Эдмунду на грудь, когда Нико ключами от машины располосовал ему горло.
— Я знаю, но все равно рад, что ты понял, — пробормотал Нико, справившись с волнением и вытирая слезы. Подпрыгнув на ухабе в последний раз, грузовик съехал с эстакады над рекой Святой Марии и официально оставил позади себя границу штата Джорджия. С правой стороны промелькнул выцветший оранжево-зеленый дорожный знак. «Добро пожаловать во Флориду — штат Солнечного Света».