Изнутри дом оказал на меня еще большее влияние, в голову здорово ударил колоритный запах воздушной смеси с ароматов скошенной травы, несколько отсыревшего дерева и даже плесени. Внутри было очень мило и еще спокойнее (я с восторгом отметил для себя, что ошибся, когда подумал, что спокойствие, царящее вне дома, можно было принять за эталонное).

С маленькой прихожей мы сразу двинулись на кухню.

– Джеки.

Она представилась, пока мы разувались с улицы. Манера, с которой она сделала это, сразу бы оставила на ней клеймо в любом большом городе. «Она явно выросла здесь и живет всю свою жизнь». Она старше меня в два раза, но не сочла необходимым представиться полным именем. Жаклин, Дженнифер, Джозефин. Мне это показалось хорошим знаком, и в ответ я решил не уточнять, сокращением от какой формы было Джеки. На мгновение мне даже стало стыдно, что в моей голове возникли подобные мысли, и осознал, что на мне также клеймо, только противоположного плана. Жизнь в деревне мне бы точно пошла на пользу.

Кухня была весьма небольшой, но не казалась таковой за счет того, что переходила в большую комнату, и была отгорожена от последней только обеденным столом, стоявшим у стены одной половиной ножек еще в комнате, другой − на кухне. Если поставить еще один стул с противоположной стороны стола, против стены, то сидящий на нем человек загородил бы связующий комнату с кухней проход.

Вошли мы с прихожей, Джеки сразу поставила чайник и показала на тот самый стол, чтобы я мог сам выбрать, с какой стороны устроиться. Я выбрал половину, находящуюся в комнате, чтобы, во-первых, не занимать без того малое пространство кухни, а во-вторых, не оказаться спиной к хозяйке дома. Со скромным интересом я прошелся глазами по обстановке комнаты, она оказалась больших размеров, так как заворачивала еще за угол. Решив не демонстрировать избытка интереса, я сделал лишь шаг в сторону, куда уходила комната, но не достаточно большой, чтобы разглядеть все за углом. Впрочем, я не был воспитан так, чтобы злоупотреблять гостеприимством, так что с легкостью преодолел неведенье.

Она заговорила первой после небольшой паузы, необходимой человеку, дабы комфортно устроиться за столом.

− Я заварю нам чай, кофе окажет ненужное влияние на организм в такую пору. Вы давно уже в пути?

− С самого утра, не помню точно, во сколько выехал.

− Так много?! – Она не на шутку перепугалась за меня, сделав ударение на оба слова. – Вам нужно отдохнуть, нельзя столько времени проводить за рулем, к тому же уже ночь.

− Да, Вы правы, конечно. Но я вовсе не чувствую усталость. Я останавливался несколько раз по пути в придорожных кафе, чтобы перекусить и набраться сил.

− Все равно здоровье нужно беречь, не стоит тратить все силы на дорогу! – Это были обычные слова, почти стандартные для такой беседы. На ее месте другой бы произнес в точности то же, но только ее слова казались живыми, наполненными каким-то смыслом, в отличии от пустых шаблонных фраз, так что мне даже стало стыдно за свой поступок.

Я промолчал, лишь сжав несколько губы, − все уж лучше, чем оправдываться.

− Так куда, Вы говорите, держите путь? – ее голос стал несколько выше от смены темы, она не стала продолжать отчитывать меня за безответственное отношение к своему здоровью.

− О, я еду домой, к родителям, уже давно их не видел! – Я заметно оживился, от чего Джеки тоже, казалось, расцвела. − Думаю ехать еще столько же, − добавил я.

Она стояла у плиты, опершись спиной на столешницу и скрестив руки и ноги. Я сам часто принимал подобную позу, и, пожалуй, будь бы я на ее месте, я принял бы точно такую же позу. «Значит, не все потеряно для меня, я не так много отличаюсь от деревенских» − мелькнуло в голове параллельно нашей беседе.

− Домой на праздники? Как замечательно! Вы учитесь?

− Да, пошел второй год. Этот семестр начался еще летом, с тех пор я не был дома. Тогда я провел только месяц дома, и уже тянет невероятно! Последнее время все мысли только о том, как будем встречать Рождество! Соберется вся семья, приедут брат с сестрой! – я рассказывал с неприкрытым восторгом, Джеки понравилось услышанное.

− Вы уже нарядили елку к празднику? − я обернулся, словно мне нужно было осмотреться, хотя был точно уверен, что в комнате нет дерева, разве что за тем самым углом, что не давал мне покоя.

− Нет, как видите. Спешка ни к чему. За елкой нужно ехать в город, я пока все откладываю.

− Но уже меньше недели! Так могут разобрать все самые лучшие!

− В свою защиту могу сказать, что никогда не выбирала елку по ее внешнему виду. Мне становится тревожно от мысли, что некоторые деревья могут так и не исполнить своего предназначения просто потому, что не удались внешне. В этом доме нечасто бывали симметричные ели. Так что чем позже я поеду за ней, тем больший выбор «таких красавиц» мне предоставят!

Меня это улыбнуло, на деле же я проникся этими словами.

− Вы столько жестикулируете! – не сдержался я, восхитившись.

− О, простите, это уже неконтролируемо. Вам мешает?

− Вовсе нет! – тут же возразил я. – Напротив, это даже симпатизирует. Мне самому часто говорили то же. Но мне не довелось встретить кого-то со столь же развитой жестикуляцией.

Чайник начал свистеть, громко требуя внимания к своей персоне, так что я тотчас приподнялся и предложил свою помощь Джеки. Хотя это было не больше чем проявление манер, мне все же хотелось подсобить чем-нибудь.

Резкое движение напомнило о моей головной боли, так что мне даже пришлось на момент присесть обратно на стул, не удержавшись и обхватив всей ладонью поверхность лба, инстинктивно надавив на виски большим и средним пальцами, пытаясь остановить пульсирующую боль. Все случилось слишком быстро, так что Джеки не заметила моей слабости.

Я предложил расставить чашки в помощь, но она велела вместо этого достать печенье с верхней полки и варенье с нижней. «Не пить же один чай!» − ее точные слова.

Я было по привычке подался к холодильнику, когда искал варенье, как оно обычно хранилось в нашем доме, не найдя его на нижних полках. Но не рискнул заглядывать в него без одобрения хозяйки. Джеки поняла это, заметив, как я отдернул потянувшуюся к дверце холодильника руку.

− Там ничего нет, он все равно отключен. Должно быть, варенье где-то здесь… − Она присела и начала искать его на других полках за занавесью.

− Как же вы храните продукты? Может, я могу посмотреть его, если он поломался? – я знал, что вряд ли пойму что-либо в случае его поломки, но такого предложения от меня требовала ситуация.

− Нет, он просто отключен с розетки. Но спасибо! Продукты в погребе, остальные я буду докупать в городе, как окажусь там. А пока соблюдаю строгую диету, − Она отшутилась, но мы оба поняли все, поэтому не стали развивать эту тему.

Последующая беседа за столом, сладости, пряности и горячий чай сделали свое дело как нельзя лучше – я начал валиться с ног, глаза смыкались, и я начал заразительно зевать.

Наверное, часть мозга уже начала засыпать, ведь я бы не спросил следующего, находясь в чистом сознании:

− Вы одна здесь живете? Простите, я имел в виду… − сообразив, что задал слишком нескромный вопрос, начал было извиняться, опустив глаза.

− Все в порядке. Я сейчас одна, но жду сына, он скоро должен приехать! Майкл – так его зовут.

Она не стала говорить о нем больше, но то доброе выражение, принявшее ее лицо, дало мне четко понять, с каким трепетом и любовью она к нему относится.

− Мы с ним будем вместе наряжать рождественскую елку! – на ее лице показалась добрая улыбка, и глаза были потеряно устремлены куда-то в сторону от меня, стараясь отвлечься от собеседника и подольше задержать представшую и такую милую душе картинку.

Как все-таки здорово, что существует праздник, способный не только собрать всех родных вместе, но и с трепетом предвкушать каждый миг встречи. Меня тронула та ее фраза, ведь перед моими глазами стояла такая же картина – у многих украшение елки вместе исконно семейная традиция. Это еще один с тех пустяков, которому не придаешь значения, пока миг длится в настоящем, но который надолго остается в памяти, порой навеки.

Мы уже окончили чаепитие, и я знал, что мне следовало уезжать, не смотря на предчувствие, что Джеки предложит мне переночевать.

Вероятно, горячее содержимое моей чашки произвело ожидаемый эффект, так как я ощутил, как силы начали покидать меня, требуя долгожданного отдыха. Пульсация в голове, казалось, приняла нешуточные обороты, так что боль все больше походила на глубоко ноющую.

Как бы я не старался донести противоположное, все же мои глаза не могли не выдать моей настоящей усталости. Я поблагодарил за теплый прием и постарался звучать убедительно, насколько оставался в способности это сделать, когда произвел намерение покинуть место за столом.

− Только не пугайте меня, Вы же не собираетесь, в самом деле, садиться за руль?

− Не беспокойтесь, я вернусь на трассу и сделаю остановку для сна…

− Ну, уж нет, я не позволю Вам в который раз так пренебречь своим здоровьем, Вам следует отдохнуть, не стоит возвращаться в авто. Да и потом, одному Богу известно, сколько у вас займет времени найти что-нибудь приличное для ночевки, а лечь в машине я Вам дать не могу, меня замучают угрызения совести.

− Джеки… − начал, как того требует соблюдение норм поведения, возражать я, аргументируя неловкостью своего положения. Но даже тогда я понимал, что делаю это крайне неубедительно, вероятно все из-за нарастающей вялости организма.

Джеки принесла набор простыней и плед, мы вместе принялись застилать ними поверхность и спинку дивана в большой комнате. Мы продолжали о чем-то говорить, и речь снова зашла о сыне Джеки, на этот раз она довольно много и гордо говорила о нем, пока мы продолжали оборудовать диван ко сну. Все происходящее затем уже представляло собой замедленную и слегка расплывшуюся, будто я смотрел на все еще неумытыми ото сна глазами, картинку. Мне показали, в которой части дома расположена уборная, чтобы я мог воспользоваться ею при необходимости.

Джеки пожелала мне спокойной ночи, и я, сидя уже на диване и жадно впившись руками в поверхность дивана от всего распределенного на них веса тела, еще раз поблагодарил ее за заботу. Без того тусклый свет погас и я рухнул на постель.

Она чья-то мама, и, вероятно, видит во мне своего сына. Ей доставляют удовольствия эти хлопоты. По-моему, я впервые осознал, как приятно порой не получать внимание, а оказывать его кому-то.

Голова не переставала болеть, а скорее еще больше отдавала в виски. Я снова потянулся рукой ко лбу, закрыв горячей и потому потной ладонью свои глаза, но истощение сил было настолько велико, что по инерции я уже был неспособен избавиться от всякого рода мыслей, а потому не смог уснуть сразу, как полагал, должно было случится, как только бы я расслабился на чистых простынях, запах которых обычно сразу ввергает уставшего в гипноз сна.

Мысли то сплывались воедино, представляя собой четкую картинку, то вновь разбивались на тысячи никак не связанных единиц. Я долго рассуждал о том, что привело меня сюда, и что мне принесет этот опыт. Затем все мои мысли были поглощены бедностью, с которой приходится мириться миллионам людей – таким как Джеки. За что им подобные испытания? И все же они счастливы, остаются благодарны за то, что имеют. Варенье и печенье – что за вздор! На тех же полках я еще видел коробку начатых мюслей, но в доме больше явно не было другой еды. Отключенный холодильник, слабое электричество, тусклый свет. Сплошная безысходность. И в такой жизни она не отказывает мне в помощи – незнакомцу с улицы, посреди ночи. У нее большое сердце и она невероятно добрый человек. Чем она заслужила подобную жизнь?

«Нет, завтра, прежде чем я продолжу свой путь, я куплю ей продуктов, мы поедем на моей машине и я заплачу за продукты. И мы купим ель, да, именно, так ей не придется снова ехать в город. Это будет самое малое, что я смогу сделать для нее. Решено». Эти слова развеяли последние тревожащие меня мысли перед сном, хотя я еще долго рассуждал об этом всем и многом другом, чем обычно бывают заняты мысли после окончания насыщенного дня, пока перед глазами не начала мелькать дорога, я за рулем, связь с реальностью постепенно притупляется, а значит, я впадаю в сон…