блаженство и шок (Алиса)

Путешествие до Арата получилось на редкость приятным. После разговора с Шарлотой я решила не обращать на встреченного мной в лесу красавчика никакого внимания. Но это оказалось проще решить, чем осуществить. Целый день он ходил за мной, как привязанный. Лота мне все уши прохихикала. А когда на другой день он договорился с местной шпаной, чтобы те пристали к нам в кабачке, я поняла, с этим надо что-то делать. Конечно, все получилось не плохо, мы сэкономили на ужине и Лота получила прекрасную возможность проверить, что она стоит в реальной драке. Мы с удовольствием убедились, что наша работа и тренировки в модуле не были напрасны. Шарль сильно повысил свой рейтинг, а то его не очень воспринимали как мужчину и моего телохранителя. Теперь никаких сомнений ни у кого не осталось.

А с бароном, я выяснила у капитана, что мой воздыхатель барон и знатный вельможа, т.е. мальчик голубых кровей, я решила поступить просто. У меня никогда не было любовника-аристократа, пусть здесь, но у меня будет барон. Тем более что мальчик мне действительно очень нравился, и я не видела причин отказывать себе в удовольствии.

Соблазнить его, как я и предполагала, не составило ни какого труда, мне вообще не пришлось ничего делать. Едва я появилась в его каюте, как он набросился на меня яки зверь, мне оставалось только расслабиться и получать удовольствие. Любовником он оказался пылким, не очень умелым, но жутко темпераментным. Алонзо готов был заниматься любовью сутками напролет. Даже при теперешней своей нечеловеческой выносливости я умудрялась с ним уставать. К счастью, он не был закомплексован, с полунамека понимал, что я хочу, и легко шел мне на встречу. Так, что очень скоро мы в постели достигли полного взаимопонимания, и я получала от нашей близости истинное удовольствие.

К сожалению ни в чем другом мы с ним понимания не нашли. Из него так и пер хам голубых кровей. Снобизму его не было предела. Сначала меня забавляло, а затем стало раздражать, как он кривит свой аристократический рот при разговоре со всеми, кого он считает ниже себя, а такими он считал всех. Боле менее нормально он держался только со мной, тут он, видимо, играл роль джентльмена, и я как-никак была его любовницей и с Шарлотой, пардон, с Шарлем, он как-никак был мой брат. К тому же на него произвело сильное впечатление как он, Шарль, разделался с двумя громилами, а так как он был мой брат и дворянин, то мог предъявить какие-нибудь претензии и к нему.

Был у него еще один недостаток, но тут я его винить не могу, сама на его месте была бы не лучше. Он был жуть, как любопытен и при каждом удобном случае приставал по поводу нашей первой встречи. Но здесь я была непреклонна, ничего не знаю, я не я и лошадь не моя. Я рассказала ему, выработанную с помощью Лоты, легенду о своем происхождении. Он не поверил, но проверить и доказать ничего не мог. Мир без телефонов, факсов и прочих средств связи имел свои преимущества. Паспорта тоже еще не придумали, и каждый был тем, кем назвался.

Но все это так, ерунда. А в целом я получала от нашего путешествия колоссальное удовольствие. Экзотическое судно, живописные берега, незнакомые блюда и вина. Все это было так интересно. Местные мужчины были все у моих ног, под их восхищенными взглядами я, сама не замечая как, принимала горделивую осанку и чувствовала себя королевой. Красивый любвеобильный мальчик, купания при луне и никаких забот и проблем. Что может быть лучше? Правильно ничего. Я была в восторге от этого мира и наслаждалась жизнью на все сто процентов.

Но ничего в жизни не бывает вечно. Так и наше путешествие закончилось на пристани города Арата. Мы высаживаемся одними из первых. Мне не терпится посмотреть, какие же здесь города, а это первый мой город в этом мире. Слуга Алонзо, Край, подводит к нам лошадей, барон благородно выделяет и мне и моему брату своих коней. Я отказываюсь от кареты и заявляю, что поеду верхом. Действительно, рано или поздно, но начинать, ведь, надо. Под шуточки барона и Лоты, я впервые влезаю на это животное, зовущееся лошадью и мы трогаемся. До города от порта совсем недалеко и я надеюсь, что смогу преодолеть это расстояние без эксцессов.

Мы ехали рядом с Алонзо во главе нашей небольшой группы. Заложенные в модуле навыки дают о себе знать, я словно вспоминаю некогда хорошо выученный, но подзабытый урок. И если несколько первых мгновений я еще с трудом держусь на лошади, то потом, с каждой новой секундой чувствую себя все уверенней и уверенней. Алонзо даже сделал мне комплемент, сказав, что я как всегда его обманула, и он не верит, что я впервые сажусь в седло. В ответ я смеюсь, потому, что чувствую, на лошади я езжу просто замечательно. Мы весело болтали о разных пустяках, когда судьба решила, что мне слишком хорошо, и из-за поворота дороги показались они.

Их было человек тридцать. Мужчины и женщины, мальчики и девочки, было даже два младенца, которых матери держали на руках. Но у них у всех, даже у детей, было одинаково безнадежное выражение лиц, носивших печать отчаянья и тяжких испытаний. Рабы. До этого момента я и представить не могла насколько это ужасно. Босые ноги содраны в кровь, жалкие лохмотья едва прикрывают тощие тела, покрытые воспаленными ранами. Все в ошейниках, скованных общей цепью, которая вела от одного к другому. Поэтому они вынуждены были идти цепочкой на расстоянии двух шагов друг от друга. С боку ехали два надсмотрщика, у каждого в руке была тяжелая кожаная плеть. Этими плетями они регулярно хлестали по спине и плечам тех, кто по их мнению шагал недостаточно бодро. Цепь, тянувшаяся через всю вереницу, звенела мрачно и страшно. От этих измученных усталостью и едва волочивших ноги фигур веяло такой безысходностью и отчаяньем, что у меня защемило сердце.

– Что-то случилось, дорогая? – Алонзо вопросительно смотрел на меня.

Видимо на лице у меня отразилось охватившее меня смятение.

– Эти люди… – Я не знала, что сказать, меня словно обухом хватили по голове.

– А, обычные рабы, не обращай внимания. Нас это не касается.

На его красивом лице только легкая гримаса раздражения и брезгливости. Я и не представляла, что мой любовничек на столько жестокосердный.

Вереница рабов поравнялась с нами. Никто из них даже не поднял взгляда, что бы глянуть на встретившихся путников.

Вдруг одна из рабынь споткнулась. Пытаясь устоять на ногах она рефлекторно схватилась за цепь и падая сильно ее дернула. В результате упала не только она, но и мужчина перед ней, задний, хотя и наклонился вперед, но устоял. Движение каравана рабов остановилось. Над местом падения поднялось облачко пыли.

Грубо ругаясь подскакал один из надсмотрщиков и сразу же перетянул плетью еще не успевшую встать, путающуюся в цепях женщину. Обрушившаяся на плечо плеть сорвала лоскут тряпки, прикрывавшей плечи несчастной, и до крови рассекла кожу. От удара она снова рухнула в дорожную пыль и так там и осталась. Меня всю передернуло, словно удар обрушился на меня, а не на нее.

Из паланкина, который четверо крепких рабов тащили за караваном, выскочил низенький, толстенький живчик. Это, как оказалось, был работорговец и хозяин этих людей. Расталкивая сбившихся в кучу рабов и возвышавшихся над ними конных надсмотрщиков он пробрался к эпицентру события.

– Что тут произошло Жат? Почему эта негодяйка лежит, почему мы стоим? – Слова сыпались из него как горох.

– Да вот эта падаль не хочет идти, спотыкается. – Надсмотрщик Жат наоборот цедил слова медленно, словно нехотя.

Наша кавалькада тоже остановилась. Жадные до зрелищ возничие, торговцы, охранники, крестьяне, неизвестно откуда, но моментально, собрались вокруг места конфликта, еще более увеличивая толпу и усугубляя неразбериху.

– Ну сейчас я ей покажу, как издеваться над нами, демонстрируя здесь свою лень.

– Покажи, покажи. – Кричали из толпы.

Маленький работорговец почувствовал себя в центе внимания и весь надулся от осознания своей важности и значимости.

– Это черт знает что, почтенные. Рабов непрерывно надо наказывать, а то они просто садятся вам на голову. – Он так пыжился, что, казалось, вот-вот лопнет. – Ну-ка Жат, дай мне свою плетку, и подготовьте эту дрянь к порке.

Надсмотрщики слезли с коней и сорвали с провинившейся рабыни жалкие шмотки прикрывавшие ее тело. Я и представить не могла, что человеческое тело можно довести до такого состояния. Жат схватил рабыню за руки другой надсмотрщик за ноги, и они растянули несчастную навесу, параллельно земле. Она не сопротивлялась, только слезы чертили дорожки на запыленном лице и губы тихо шептали: «Пощадите, пощадите». Торговец покачивая плеткой неторопливо приближался к жертве, отводя руку для удара.

– Какай интересный способ порки! – Голос Алонзо дошел до меня, как сквозь залитые водой уши. Он глазами показывал мне на растянутое над замлей тело рабыни. – Ты видишь при ударе, плетка хлестнет не только по спине или заду, но и по груди или животу.

Лицо его выражало только любопытство и не капли сочувствия к несчастной. В это мгновение, казавшиеся мне прекрасными, черты, стали почти отвратительными. Видимо на лице у меня, что-то отразилось, потому что он удивленно глянул на меня и отвел взгляд. В этот момент торговец хлестанул рабыню. Кожаная плеть опоясала тело. Кровавая полоса протянулась от копчика, через живот, грудь и кончилась выдранным куском кожи между лопаток. Крик рабыни резанул по ушам, от боли ее тело дернулось так, что какое-то мгновение казалось, что надсмотрщики ее не удержат и она рухнет на дорогу. Но накаченные мужики не выпустили добычи. Они лишь крепче уперлись ногами в дорогу и напрягли мускулы. Да палачи должны быть крепкими ребятами, эта работа не для слабаков. Оценивая хороший удар, толпа одобрительно загалдела. Торговец оттягивал руку для нового удара. Первая капля крови сорвалась с живота истязаемой и упала в дорожную пыль.

Больше выносить это я не могла. Переход от счастливой мелодрамы к фильму ужасов был слишком резок. Подсознание, спасая мой неподготовленный к таким зрелищам рассудок, бросил тело в боевой транс. И сразу время затормозилось и мир стал иным. Привычные звуки словно выключили, воздух стал плотным и упругим, как вода, все движения многократно замедлились. Оторвавшаяся новая капля крови никак не может достигнуть земли. Словно замерла в верхней точке траектории, возносимая для нового удара плеть, превратились в статуи люди. Мое тело движется словно в вязком студне, но это было субъективное ощущение. На самом деле мои мышцы преодолевая инерцию заставляют двигаться тело в несколько раз быстрее, чем в обычной жизни. Не подготовленный глаз не может различить моих движений, для всех я стала серой размытой тенью. В этом мире почти неподвижных манекенов, я могу делать, что хочу, а хотела я не очень многого. Так, перво-наперво отобрать плеть у толстяка, кажется я обожгла ему ладонь, резко вырывая рукоятку из рук. Ладно, так ему и надо. А теперь, ему же его же плетью, прямо по лоснящейся упитанной роже. Теперь шажок вправо и ногой в живот одну держиморду, разворот, прыжок и раскрытой ладонью снизу по сопатке другую. Подхватить и аккуратно посадить выпущенное из рук и падающее тело рабыни. Что-то мне мешает, ах да, про тебя-то я чуть не забыла, резким даже для транса рывком, я рву цепь в месте крепления с ошейником. Теперь вроде все, разум успокоился и я выхожу из транса словно выныриваю с глубины в обычный мир.

В первое мгновение не могу понять, словно я все еще в трансе, неподвижные фигуры, разинутые в изумлении рты, выпученные глаза. Но свежий ветерок, звон разорванных обрывков цепи, глухой звук упавших в дорожную пыль тел надсмотрщиков, зажимающая грязной рукой рот рабыня, начинающий вопить торговец и ставшие удивленными глаза Алонзо, убеждают, что из транса я вышла. Замершие в немом удивлении люди начинают оживать, а я понимаю, что вляпалась в историю.

Первой опомнилась Лота.

– Ничего, ничего, у сестры такие припадки бывают. – Она швыряет под ноги держащемуся за окровавленное лицо работорговцу несколько монет и быстро подталкивает меня обратно к лошади.

– Барон, да не стойте вы как истукан. – Шипит она Алонзо, – давайте сматываться пока они не пришли в себя.

Тот, с все еще отсутствующим видом, послушно дает шпоры своему коню, и наша кавалькада устремляется вперед.

Толпа еще в шоке и послушно расступается перед нами. И только когда мы уже отъехали на несколько шагов, сзади начинают раздаваться возмущенные вопли. Но поздно, ветер свистит в ушах, пыль клубится за крупами разогнавшихся лошадей. Нас уже не догнать, и место драмы скрывается за поворотом дороги.