испытание гневом (Алиса)

В убежище мэтра Боне мы провели семнадцать дней и это были самые длинные дни в моей жизни. Никогда время не тянулось так долго, как в кромешном мраке и густом смраде подземелья. Какая-то вентиляция была предусмотрена, но тонкая струйка свежести сочившаяся в одном из углов не могла справиться с жаром дыхания девяти человек. Утомлял и давил на психику мрак. Но свечу зажигали только в случае крайней необходимости, огонь требовал слишком много кислорода, которого и так не хватало.

Убежище представляло из себя три небольших комнаты, попасть в которые можно было через люк в подвале. Люк был действительно хорошо замаскирован, и обнаружить его было практически невозможно. Был и запасной выход, но одноразовый. Боне утверждал, что если выбить столб в углу самой дальней комнатки, то должен получится провал выводящий на улицу рядом с домом. Проверить это, не испортив само убежище, было невозможно, поэтому никто и не проверял. Кроме нас с Лотой в архаичном бункере прятались сам мэтр Боне, его жена, четверо их детей и младшая сестра жены. В двух местах были устроены слуховые трубки, которые позволяли слышать, что происходит в подвале гостиницы и на улице. Исключая малолетних детей, мы по очереди дежурили у них. Это давало возможность хоть как-то представить, что же происходит во внешнем мире, к тому же, кроме разговоров, было единственным развлечением в подземелье.

Мы вовремя успели укрыться, так как через недолгое время, судя по доносившимся до нас звукам, гостиница подверглась погрому. Мы просидели в убежище безвылазно двое суток. При этом, о том сколько прошло времени, знала только я и Лота. В рюкзаке у меня были электронные часы и мы могли следить за временем.

На вторую ночь, проведенную под землей, я предложила Боне совершить вылазку и посмотреть, что происходит. Он долго сопротивлялся, но я убедила его. Я знала, что сейчас ночь, и никаких подозрительных звуков в подвале было неслышно. Самое время сходить на разведку, тем более, что сидеть без дела в удушающей темноте было уже невмоготу. Лота напрашивалась со мной, но метр так боялся остаться без охраны, что я уговорила ее остаться.

В первый момент, покинув подземелье, я просто не могла надышаться. Как мало оказывается нам надо для счастья. Мы редко обращаем внимание на то, что происходит как бы само собой, пока не лишаемся этого. Прожив почти три десятка лет, я только сейчас ощутила, какое это счастье, просто дышать полной грудью.

В подвале, как и ожидалось, никого не было, но похозяйничали в нем изрядно. Темной бесшумной тенью я метнулась наверх. Здесь царил полный разгром. Не знаю зачем, но хорошая мебель, картины на стенах, предметы утвари все было поломано, порублено, изгажено. Такова видимо сущность всех мародеров, что не могу забрать, надо испортить.

Я ненавидела их всех. Они испохабили такой прекрасный удивительный мир, превратив подаренную мне сказку в кошмар. Но нет, просто так я это не оставлю, я займусь вашим перевоспитанием и начну немедленно.

В другом крыле «Зеленого петуха» слышался шум гулянки, но начинать рядом с конспиративным укрытием было неразумно. Долго искать другой объект для приложения своих сил мне не пришлось. Трое сомнительных личностей изрыгая проклятия пытались взломать дверь, явно не им принадлежащего дома.

Я вежливо поинтересовалась, что они делают. В ответ они недоуменно уставились на меня. Мол, что это за диво в черном и что ей надо? Не дождавшись ответа, я предложила им оставить чужое имущество в покое, здесь реакция была абсолютно предсказуема. Меня послали, пообещав, что в случае если я моментально не исчезну, со мной проделают массу неприятных вещей. Дальнейшая дискуссия была явно бесполезна, и я стала действовать. Справедливо полагая, что подобный сброд понимает только один метод, я просто избила их. Это оказалось совсем не трудно. Увешанные оружием, они не были воинами, и совсем не умели им пользоваться. Немного отведя душу, я сказала им банальность, чтобы больше они этого не делали, и, оставив стонущие на земле тела, стала искать следующих.

Конечно, я не надеялась, вот так сразу исправить их гнусную сущность, но сомнения в правильности их действий, надеюсь, посеяла.

Следующая группа была из двух человек. Эти по хозяйски раскладывали на полу визжащую девчонку, явно не для того, чтобы пожурить ее за плохое пение в церковном хоре. Собственно ее крики, и привлекли меня в этот дом. Войдя через выбитую дверь, я обнаружила двух насильников, настолько увлеченных стаскиванием разорванных одежек с извивающегося тельца, что на мое появление, они не обратили внимания. Напрасно. Я просто ненавижу похотливых самцов трахающих девчонок против их воли. С этими я не церемонилась совсем. Если после этой встречи они и выживут, то девочки им уже точно не понадобятся.

Я обежала еще пару кварталов, но больше в эту ночь достойных моего вмешательства сцен не наблюдала. Вернувшись, я сообщила мэтру, что выходить из подполья еще рано. Шарлота заметила мое несколько взвинченное состояние, и я шепотом поведала ей о своих подвигах. Она сразу загорелась пойти по моим стопам и сколько я не отговаривала ее, стояла на своем.

Я сильно волновалась за нее, когда на другую ночь, она ушла восстанавливать справедливость на улицах города, как мы ее понимали. У меня были подозрения, что правильные советы, не связываться с группами больше двух человек, заранее предусмотреть пути бегства и чуть что не так к нему и прибегнуть, она забудет, как только люк убежища закроется за ней.

Лота ушла, заверив на прощание, что будет просто пай девочкой. Время, которое и так еле тянулось, казалось, остановилось вовсе. Но все когда-нибудь кончается, закончилось и это томительное ожидание. Вот он условный стук, и слегка запыхавшаяся Шарлота падает в мои объятия. Несмотря на довольную физиономию, я сразу почувствовала в ее поведении некий подвох. И точно, не дав ей сразу сбежать от меня в темноту, я, несмотря на тихо выраженный протест ощупала ее и тотчас обнаружила набухшую от крови штанину. Пришлось зажечь свечку. На внешней стороне бедра почти от коленного сгиба и до середины аппетитной попки шел глубокий порез. Ничего страшного, при ее ускоренной регенерации заживет за пару дней и следа не останется, но обработать надо. Аптечка была под рукой и никаких проблем, если не считать недовольного шипения, с лечением Лоты не возникло.

Пока я занималась ее ранами, пострадавшая поведала о своих приключениях. Конечно она связалась с большой группой. Пять отморозков занималась выколачиванием денег из хозяина посудной лавки. Одни методично избивали мужа, выясняя куда он спрятал ценности, а другие насиловали его жену. Вопли несчастного, что у него уже ничего нет, он все отдал, в расчет не принимались. Если верить словам Лоты, она колебалась вмешиваться или нет, но когда ублюдки пригрозили заняться детьми она решилась. В отличие от меня, бескровной разборки у нее не получилась, да она и не стремилась к ней, сразу зарубив ближайшего к ней бандита. Успела она прикончить и второго, пока остальные разобрались в ситуации и насели на нее. Тут Лоте пришлось по-настоящему туго. Спасло ее превосходство в скорости, вооружении и выносливости. Противники Лоты не смогли выдержать навязанного им темпа боя. Жилет позволял пренебрегать ударами в корпус, а закаленная сталь ее меча оказалась много крепче некачественного железа ее врагов. В горячке боя, она даже не заметила когда получила ранение. Порез не мешал двигаться, и она обратила на него внимание только когда все уже кончилось.

За то я использовала его на всю катушку, запретив ей в течение нескольких дней покидать убежище, несмотря на уверения, что все уже прошло и она здоровее прежнего.

Так мы и жили, чередуя сон и ничего неделанье с мордобитием подонков. Не знаю, повлияло ли наше вмешательство или уровень насилия сам собой пошел на убыль, но через неделю в городе восстановилось некое подобие порядка и он ожил. Подумав, я предложила Боне и его семейству переселиться в дом, установить дежурства и спускаться в убежище, только в случае опасности. Он согласился. Сидеть постоянно под землей было уже невмоготу, да и чувство страха несколько притупилось.

Через семнадцать дней после начала восстания в городе снова начались бои. Королевские войска восстанавливали статус-кво. Дожидаться падения цитадели и расправы с бунтовщиками мы уже не стали. Затем наверняка последует неизбежная зачистка города. Выявление и наказание причастных и так далее. Проходить через полицейское сито не было никакого желания. Попрощавшись с метром Боне, снова, до окончательного подавления восстания спрятавшимся в убежище, мы ушли из города.

Под покровом темноты нам удалось незаметно просочиться через войска блокировавшие мятежный город. За ночь мы достаточно далеко ушли от мест боевых действий. На рассвете мы наткнулись на приглянувшееся нам укромное местечко. Это был довольно глубокий овраг, с журчащим на дне ручьем. Здесь, хорошо укрытые от посторонних глаз, мы отдохнули, помылись, переоделись и уже под видом двух мальчиков-подростков двинулись дальше, уже не скрываясь.

В ближайшей деревне мы смогли присоединиться к ватаге мастеровых, шедших в Байск. У них был договор на отделку дома какого-то вельможи. За несколько мелких монеток, их старший разрешил двум пацанам, выбирающимся из-под Арата, присоединиться к ним и не задавал лишних вопросов. По приказу нового Байского губернатора графа Берндота, все суда были временно реквизированы для нужд войск стягиваемых к Арату. Поэтому приходилось двигаться пешком. Ватажники недовольно бубнили, взваливая на себя тяжелые заплечные мешки с инструментом, но вслух недовольства властью никто не высказывал.

Первый день прошел без приключений. Мы держались особняком и к нам никто не лез. Осложнения начались на следующее утро. Когда мы покидали постоялый двор, я почувствовала чей-то взгляд и резко оглянулась. Худой, одетый в лохмотья, покрытый струпьями нечесаный мужичок просто буравил ненавидящим взглядом спину моей подруги. Заметив, что я смотрю на него, он недобро оскалился щербатым ртом. Я толкнула Лоту, она недоуменно повернулась ко мне, но мужичок уже затерялся среди дворового люда и показать его ей не удалось. На мой вопрос, есть ли у нее здесь враги, она только недоуменно пожала плечами и ответила, что никогда здесь раньше не бывала.

На краю селения нашу ватагу остановили. Здесь размещался пост из полутора десятков солдат. Насколько я понимала, подобные посты перекрывали все дороги ведущие к Арату. Судя по удивленному лицу старшего, он не видел причин зачем мы понадобились стражникам. Они о чем-то поговорили, бригадир мастеровых сунул командиру стражников мзду и для них вопрос был решен. Один из стражников направился к нам, а мастеровые двинулись дальше.

– Эй, вы, двое! А ну стоять! – Рявкнул он, на всякий случай указывая на нас пальцем.

Мы замерли. Я глянула на старшего ватаги, он взял с нас денег и обещал довести до Байска, по моим представлениям, он должен был вмешаться. Но нет, старшой отвел глаза и ни сам ни его люди явно не собирались оказать нам помощь. Несколько селян, в пределах видимости, торопились по своим делам, радуясь, что солдаты привязались к нам, а не к ним.

– Давайте пацаны зайдите в караулку, к вам есть вопросы.

Мы переглянулись. Общение с солдатами не предвещало нам ничего хорошего.

– А может так договоримся? – Жалобно затянула Шарлота и полезла в кошель на поясе, специально звякнув при этом монетами.

– Без разговоров, там разберемся. – Стражник был непреклонен.

Повинуясь его приказу мы покорно зашли в обшарпанный, бревенчатый дом, с узкими как бойницы окнами. Внутри было единственное помещение, на середине которого мы и остановились, вопросительно глядя на сидящего за столом сержанта. Судя по всему он был здесь главным. Кроме нас и сержанта в комнате было трое солдат и давешний злобный мужик, увидев которого Лота побледнела.

– Значит так, ребята. – Сержант строго посмотрел на нас, – У меня есть подозрения, что вы не артельщики. Старший вашей группы сказал, что вы присоединились к ним только вчера. Так что быстро рассказывайте, кто вы и откуда? А вот этот, – кивок головы в сторону щербатого – утверждает, что вы вообще не мужчины.

Теперь имея возможность присмотреться к нашему недругу, я замечаю, что он гораздо моложе, чем мне показалось вначале. Лота пребывает в каком-то ступоре глядя на него, и мне приходиться брать инициативу на себя.

– Что вы от нас хотите? – Спрашиваю я как можно жалостливее.

– Раздевайтесь живо, чтобы мы убедились, что вы мальчишки и на вас нет рабских клейм.

По глазам говорящего это сержанта, я вижу, что он уже не сомневается в нашей половой принадлежности и просто желает получить стриптиз на дармовщинку. Демонстрировать им себя, не хочется, тем более, что понимаю – этим все равно не ограничится. И среди вещей у нас много такого, что никому лучше не показывать. Ну, делать нечего, придется опять помахать руками.

– Ладно дядя, – говорю я глядя прямо в глаза сержанта, но фиксируя боковым зрением и других солдат, – ты уговорил меня, я не мальчик, что дальше?

Приняв решение я сбрасываю маску испуганного подобострастия и смирения. Переход от жалкого запуганного создания к уверенной в своих силах хозяйки жизни слишком резок. Сержант несколько теряется от моего спокойствия и наглости. Я же балансирую на грани входа в боевой режим и уверена, что размажу этих вояк по стенам, до того как они успеют достать оружие.

– Я понял! – Вдруг заорал щербатый, указывая на меня грязным пальцем с обломанным ногтем. – Это та самая ведьма, что помогла ей уйти от людей Толстого Пака.

И тут Шарлота выходит из состояния задумчивости.

– Ах ты сволочь! – Визжит она так, что барабанные перепонки готовы лопнуть. – Тебе мало одного раза, ты долго собираешься делать мне гадости?

Она подскакивает к замызганному и отвешивает ему звонкую пощечину от которой его голова запрокидывается, а сам он отлетает к столу. Не давая ему опомниться Лота хватает его за сальную шевелюру и наклонив, что есть силы бьет коленом в лицо. Уже упавшего мужика, она остервенело пинает ногами.

Один из солдат попытался вмешаться, но я перехватила его движение, ускорила и изменив траекторию швырнула в стену. Он врезался в нее с такой силой, что казалось дом содрогнулся, отлетел и уже медленно осел на пол. Соприкосновение бревен стены и доспехов солдата произвели страшный грохот, от которого Лота вздрогнула и помнившись перестала избивать свою жертву.

На всякий случай я закрыла дверь на засов и осталась рядом с ней выразительно поигрывая извлеченным на свет кинжалом. Но все остальные участники мизансцены оставались на своих местах, не делая попыток повлиять на события. Сержант ошарашено смотрел на скрюченное на полу у стола тело. Двое солдат, со страхом глядя то на меня то на Лоту, вжались в противоположную от двери стену. Один из них что-то шептал другому. Третий возился в пыли на полу, пытаясь утвердиться на разъезжающихся конечностях. Последний участник лежит на полу и не подает никаких признаков жизни. Я уже догадалась, что это, непутевая первая любовь Шарлоты – Франс. Круто, однако, жизнь проехалась по нему. По рассказам Лоты, я представляла его, пусть моральным уродом, но внешне красавцем. Вроде моего Алонзо. А тут такой потасканный, напоминающий наших бомжей, тип. Я просто не могу представить, сохнущую от любви красавицу Лоту рядом с ним.

– Я сегодня не расположена к мордобою. – Говорю я, обращаясь к сержанту. – Предлагаю договориться по-хорошему, пока я тоже не разозлилась. – При этом киваю в сторону Лоты, все еще злобно раздувающей ноздри.

– Да, конечно, давайте договоримся. – Сержанта, словно подменили. От грозной строгости не осталось и следа, сейчас это сама вкрадчивость.

– Чем мы привлекли ваше внимание?

– Да ни чем. Это вот он, – сержант указал на Франса, – прибежал, раскричался, что две переодетые в мальчишек преступницы пытаются скрыться от закона. У меня приказ: задерживать всех подозрительных. Время сейчас смутное, я не могу оставить такой донос без проверки. Вот и приказал привести вас сюда.

– Понятно. Сейчас у вас надеюсь нет к нам претензий?

Он замялся.

– Этот человек…

– Этот человек соблазнил и совратил мою подругу. Фактически мы присутствовали при семейной сцене. Измены, ревность, такие категории не должны волновать армию. Искоренять крамолу – да. Но мы то тут при чем? Граф Берндот настоящий дворянин, он не мог приказать своим солдатам вмешиваться в частную жизнь граждан.

Сержант оторопело глядит на меня. Почувствовав в нас силу и справедливо полагая, что его возможностей справиться с нами не хватит, он утратил единственный рычаг, которым привык решать все проблемы. Словесные игры были явно не его стихией. Окостеневшие сержантские мозги не могли угнаться за ходом моей мысли, облеченной к тому же в массу незнакомых ему слов. Поэтому отчаявшись что-нибудь понять, он принял по-солдатски прямое и понятное решение.

– Вы свободны.

– Хорошо, мы уходим. Вы мудрее, чем кажитесь. Лота пошли.

Подхватив рюкзаки, мы выходим и закрываем за собой дверь. Улица пустынна. Глазами я показываю Лоте: "идти за мной". Обойдя дом мы замираем под одним из окон. Я хочу знать, что предпримут солдаты, отпустив нас.

– Вот это бабы!

– Какие к черту бабы. Это ведьмы, а то и сама Смерть. Слышали, что про Арат рассказывают?

– Вот влипли. Молчать про это дело надо. Согласны?

– Да.

– Проверь, что с этим?

– Готов, не дышит.

– Ну так ему и надо. Так нас подставил, гад!

Я трогаю Лоту за руку. Мы тихо отходим от окна и идем прочь от селения. На дорогу мы не выходим, а держимся под углом к ней, все более забирая в сторону реки. Идти по обжитой стороне Лары, как выяснилось, не безопасно. Я решила, что ночью мы переплывем на другую сторону. Река здесь широка, на глаз, километра два, но еще достаточно тепло, переплывем. С другой стороны уже начинается лес. Безлюдье, благодать. В лесу я себя чувствую почти как дома. Дойдем.

Подруга еще не совсем пришла в себя после встречи с любовником и я не пристаю к ней. Быстрая ходьба по свежему воздуху хорошо прочищает мозги и успокаивает. Надеюсь у меня с Алонзо такой встречи не будет. Пусть он бросил меня в трудной ситуации, но не закладывал же, не доносил. А этот Франс, он же понимал, что если Лоту схватят как участницу бунта, то скорее всего ее ждет мучительная смерть. То, что она убила его – это справедливо. Редкостный гад. Запудрил мозги малолетке, получил, что хотел и возненавидел ее. За что? За то, что не дала вытирать о себя ноги? И мстительный какой! Другой бы уже плюнул и забыл, а это столько времени держать и лелеять в себе ненависть. Надеюсь, Алонзо, все-таки, не такой.