Город погружался в непредсказуемую ночную тишину. Снегопад все ослабевал, пока, наконец, не прекратился полностью, успев укрыть оббитое фаянсом крыльцо ровным, толстым слоем снега. Первыми на нем оставили свои следы два товарища, неспешно вышедшие из подъезда. Остановившись на середине двора, они посмотрели друг на друга хмельным взглядом и подняли глаза к небу.

Они стояли так около трех минут, потихоньку начиная замерзать, после чего Шурик вымолвил, наконец:

- Обожаю небо над городом…

- За что? – Алексей говорил тихо и монотонно, и по интонации его нельзя было понять, что он удивлен. – На нем же почти нет звезд…

- Зато какой у него волшебный розовый оттенок…, красиво очень.

- Возможно, но это не по мне. Я люблю, когда небо усыпано звездами, и целый виток галактики как на ладони. – Тут Алексей заметил темный предмет, падающий с неба. Им оказалась пластиковая бутылка, выброшенная из окна. Пролетев около девяти этажей, она почти бесшумно упала на белый снег, прикрывавший прочий мусор во дворе. Алексей долго смотрел на бутылку, затем окинул взглядом весь дом и тихо, без малейшего следа гнева на лице произнес:

- Ненавижу русских.

Шурик ничего не ответил, лишь прокрутил некоторые мысли в голове, при этом ничуть не изменившись в лице. В любой другой момент, он бы завел спор, но в эту минуту он был не в настроении спорить, как, в общем, и Алексей.

- Ну что? Мне направо, тебе налево. Ты будешь послезавтра здесь? – Поинтересовался Шурик.

- Да, конечно, если не возникнет непредвиденных обстоятельств. Думаю, мы сможем встретиться вновь.

- А какие могут быть обстоятельства?

- Вдруг на работу вызовут, хотя такого еще не бывало, или метеорит упадет на город, что тоже вероятно.

- Да, с такой богатой фантазией, как у тебя, нужно готовиться, к чему угодно.

- А что делать, все возможно, - Алексей улыбнулся и пожал плечами, - нет в природе событий, вероятность которых равна нулю, как и единице.

- Ладно, про теорию вероятностей в следующий раз, один раз мой мозг ты сегодня уже взорвал. Давай, до встречи.

Друзья крепко обнялись, причем Алексей сделал это, из-за всех сил, как будто боялся потерять друга. Шурик улыбнулся ему напоследок, после чего они направились в разные стороны, оглядываясь через каждые три секунды, до тех пор, пока не потеряли друг друга из виду.

Воздух становился все холоднее и суше, ветер потихоньку начинал подниматься между бетонными стенами, обдавая холодом все углы и переулки района. Потоки воздуха выносили из подъездов пыль и пепел, смешивая их со снежной пургой и вознося над крышами плотно настроенных зданий. Сероватые облака слоились на большой высоте и закрывали звезды, лишь круглая, грустная Луна уныло просвечивала сквозь них. Алексей быстро шагал по узким тропинкам, минуя один двор за другим и ни на секунду не отводя глаз от загадочного лунного диска, что ничуть не мешало ему идти быстро. Луна – самое прекрасное, что можно увидеть с Земли в вечернем городе – в этом он был твердо уверен. Глядя на нее, он терял всякий страх, полностью отрешался от действительности и, пожалуй, был доволен этим. “Столь гадкое место, столь позднее время, и мне, кажется, так хорошо…”, - сформулировал он у себя в голове, и сделал это, скорее всего, от страха, пошлого страха за свою безопасность.

Ему оставалось около пятидесяти метров дойти до шоссе, тревога его, между тем, все усиливалась, стремясь к некоему максимуму, и только легкое опьянение немного сглаживало ее. Алексей по-прежнему смотрел на Луну, а она смотрела в ответ, и что-то пугало в ее тяжелом взгляде. В некоторое мгновение ему показалось, что она смотрела на него, как на обреченного… Тут он изо всех сил попытался воспарить духом, и у него это, вроде бы, получилось, страх как-то неожиданно исчез.

А воздух, тем временем, все холодел…, стоило Алексею опустить глаза на землю, как за спиной его, словно гром, раздался низкий и хриплый устрашающий голос, от которого сердце чуть не выскочило из горла:

- Стоять.

И все внутри вдруг сжалось в упругий комок. Прошедшие после этого три секунды растянулись для Алексея на целую минуту, за которую он успел невольно сделать несколько заключений,  повергших его в ужас: это были самые настоящие хулиганы, вымогатели, одним словом, быки, их было много – один или даже двое остереглись бы приставать в этом месте к совсем незнакомому человеку, а не заметил он их прежде потому, что беспрестанно смотрел на небо.

- Штукарь есть? Нам не проезд не хватает. – После этих слов вся толпа не спеша вывалила из тени и равномерно распределилась вокруг.

Алексею поначалу казалось, что их было человек семь – он попросту не мог видеть их всех одновременно, на самом же деле их было всего четверо. Но и этой своры хватило ему, чтобы как следует испугаться. Все были одеты одинаково: на каждом был спортивный костюм, кроссовки черт знает какой марки, и вязаная шапочка поверх бритой головы, они, казалось, были все на одно лицо – самые настоящие машины без чувств и с примитивным искусственным разумом. На заданный вопрос Алексей ответил быстро и уверенно:

- Нет.

- Давай, сколько есть. – Невысокий, смуглый парень, судя по всему, главный в шайке, говорил все в том же устрашающем тоне, глядя на Алексея своими пустыми бычьими глазами.

- Нисколько нет. – Произнося эту фразу, Алексей понимал, что хулиганы ему не поверят. Ложь явно читалась в его глазах.

- Не п..ди, сука, - в тоне главаря начала собираться ярость, он подошел ближе, что сделали и остальные, - показывай карманы, пока я тебе е..ло не сломал. Петух, б..ть.

У Алексея начал отниматься язык, румянец тут же сошел с лица. Он понял вдруг, что целым ему из этой передряги не выбраться. Возможно, он мог бы убежать, но этот шанс он исключал, ведь в случае попытки к бегству или сопротивлению ярость хулиганов только возросла бы. Все навыки боевого искусства, которые, как он всегда считал, должны были помочь ему в подобной ситуации, будто улетучились, и осталась лишь частая дрожь в коленках, от которой он едва не падал на землю.

- Я, б..ть, с кем разговариваю!  Снимай куртку!

 Слушая его, Алексей стоял, как вкопанный. И не понятно, отчего, у него, как защитная реакция, включилось чувство юмора:

- А штаны снимать? – Тут он сам испугался своих слов.

- Ты щас довы..бываешься. – После этих слов хулиган подошел к нему почти вплотную и ударил в живот. У Алексея, как всегда в таких моментах, отключилась реакция – он даже не успел пред ударом напрячь пресс, который, кстати, был довольно крепким. От боли он издал тихий стон, согнулся вдвое и отступил назад.

Страх его все усиливался, превращался в большой камень в организме и застревал где-то в горле, мешая не только говорить, но и дышать. Он изо всех сил старался перебороть его и сконцентрироваться на действии, забыв про эмоции – именно так он ранее предписывал себе делать в экстремальных ситуациях. Но из-за эмоционального давления ничего не получалось. Может быть, в битве с природой он смог бы взять себя в руки, но против неуравновешенных отморозков, которые оказывали на него психологическое давление, пойти не мог.

Вдруг, кто-то стоявший сзади со всей силы пнул его по ногам, отчего он с грохотом упал на дорогу, и даже безупречные навыки мягкого падения не спасли его от ушиба – он сильно ударился плечом, тихо вскрикнув при этом.

- Все, ты попал, сука. – Вожак ударил Алексея ногой в грудь, едва тот попытался привстать. Вместо того чтобы нанести удар вновь, он опустил руку в карман и достал оттуда нечто металлическое и тупое. Это был стальной кастет с устрашающим зубчатым торцом.

Увидев его, Алексей оторопел от нахлынувшего ужаса. Хулиган, уже, было, занес над ним кулак, как вдруг один из приятелей нервно выкрикнул:

- Бл.., менты! – Трое тут же повернули головы в сторону шоссе, после чего устремились вглубь квартала, оставляя в воздухе снежную пыль.

 Алексей же остался неподвижно лежать на снегу и даже не думал вставать, и не из-за боли, которая сковывала его внутренности, а из-за острого шока и непонятной внезапной благодарности белому снегу и земле. Раскинув руки и ноги в разные стороны, он сделал глубокий дрожащий вдох, чутко смакуя воздух, и распластался на дороге, будто стараясь обнять планету, прижимаясь к ней спиной.

Луна… воздух… облака… снег… земля… холод… бетонные стены… звук шагов… и его неподвижное, расслабленное тело. Ему не хотелось ровным счетом ничего, будто он уже имел все, что хотел. Так он мог бы пролежать еще около получаса в этом темном дворе, где в это время суток проходило обычно не более трех человек за час. Но об одном он почему-то забыл:

- Так, тут кто у нас.

- Похоже, наш клиент… Одет неплохо… пока. – После этих слов раздался низкий, тупой смех.

- Тогда загружаем его и в вытрезвитель. – Два милиционера наклонились к Алексею и уже хотели начать его обыскивать, как вдруг он, спохватившись, перевернулся на спину и устремил к ним свой испуганный взгляд.

Они напали на меня. – Все, что мог вымолвить Алексей после того, как поднялся с земли.

- Кто напал? – С невозмутимым видом спросил один.

- Кто…, пришельцы, - коротким смешком ответил другой.

Перебрал ты, парень. – Милиционеры говорили по очереди, постоянно переглядываясь друг с другом, будто обмениваясь мыслями.

Да вы что? Я не пил совсем. – Сказал Алексей, с трудом формулируя мысль.

Ну да…, пойдем, дыхнем в трубку.

“Черт. Почему так не вовремя?” – Сразу промелькнуло у него в голове, когда он вспомнил о прошедшей встрече с друзьями. Конечно, он не был пьян, и говорил, заикаясь лишь от волнения, но служителям закона было, как он понял, абсолютно наплевать.

- Что вам от меня нужно? – Спросил он уже вполне ровным и почти уверенным тоном.

Тогда один из них, так же сменив тон, тихо произнес:

- Пяти сотен хватит.

Алексей напряженно вздохнул, скрывая свою злость, и вынул из внутреннего кармана нужную сумму денег.

- Вот и отлично. – Милиционер положил купюру в карман и, хлопнув второго по плечу, вместе с ним скрылся за близстоящим домом. Никакой служебной машины у них не было, и, куда они собирались “загружать” Алексея, было не понятно.

А между тем, со щемящей болью где-то под сердцем он, наконец, направился домой; к  горлу медленно подбирался маленький и горький комок ужасной обиды и вызывал мерзкое и тяжелое ощущение, которое возникало у него порой еще в школьные времена – от вопиющей несправедливости, когда он оказывался всеми ненавидимым козлом отпущения. “Почему, черт возьми, преступники и отморозки, злые и безнадежные, живут на одной земле с нормальными людьми!? Они не знают цены человеческой жизни, некоторые – потому что глупцы, другие, еще более безнадежные – потому что не ценят своей собственной! Они не имеют право ходить с нами по нашему снегу, дышать нашим воздухом, видеть наши звезды! Почему они существуют!? За что!?” – Этот плачущий крик звучал у Алексея в голове все сильнее. “Я вас ненавижу!”  У него вдруг выросло желание встретить вновь этих бандитов, но теперь уже имея с собой пистолет, а лучше огнемет, чтобы раз и навсегда покончить с ними. “Я вас проучу, я обещаю, – заключил он для себя, – все равно, как, я это сделаю”.

С этими мыслями он опять спустился в тот злосчастный подземный переход, где впервые увидел жестокую правду жизни своими глазами. Ужасные воспоминания вдруг всплыли у него в голове, и перед глазами вновь появилась жуткая картина, увиденная им однажды и запомнившаяся на всю жизнь.

Когда-то в возрасте пятнадцати лет, возвращаясь домой поздно вечером, он стал свидетелем ужасающего происшествия: в тусклом свете лампы трое пьяных подростков избивали бомжа с невероятной жестокостью, жуткие крики и ругань раздавались в полутьме, кровь оставалась на бетонных стенах и на полу. Мужчина лишь тихо стонал, изредка выбрасывая матерки, он лежал на одном месте, у стены, все сильнее сжимаясь в комок под тяжелыми ударами ботинок. В первое мгновение Алексей остолбенел, увидев это зверство своими глазами, которые потихоньку начинали слезиться. После пятисекундного шока, когда один из хулиганов медленно поднял на него глаза, как охотник на свою жертву, и столкнулся с ним взглядом, он быстро развернулся и выбежал из перехода. Никогда прежде он не бывал так напуган, он бежал из этого места, как из ада, бежал от своих мыслей, своего страха, в глазах его темнело, к горлу подступала тошнота; ему страшно было представить себя на месте того бедняги; он всегда примерял чужие страдания на себя и потому боялся причинить вред другим людям, так же как боялся пострадать сам. В голове не было никаких мыслей, только страх, инстинкт самосохранения властвовал над ним безраздельно. Он продолжал бежать еще долгое время. Уже запыхавшись, он перебежал шоссе поперек и направился домой окольным путем. Придя домой в тот страшный вечер, он долго сидел в комнате один и смотрел в пол, а о том, что видел, никому, кроме самых близких друзей, так и не рассказал. Он старался больше не вспоминать об этом происшествии, но старания его, как и следовало ожидать, были напрасны.

Переход был пуст. Все бродяги уже разошлись, остались лишь мусор и пыль, стена в одном месте была испачкана чьей-то кровью, которая багровым пятном выделялась на голубоватой плитке. Все лампы в переходе работали и освещали каждый угол. Свет той, что висела посредине, падал Алексею на темя, он стоял на самом центре, расставив ноги и крепко сжав кулаки, взгляд его был грозно направлен исподлобья и упирался в дальнюю стену. Поднявшийся ветер опускался под землю и вздымал обрывки газет и прочий мусор почти под самый потолок. Около трех минут Алексей стоял и впитывал негативную энергию этого места, носом поглощал этот воздух, смотрел строго вперед, не моргая и охватывая помещение периферическим зрением. Всю эту энергию он изо всех сил старался отдать Земле, кожа его при этом все нагревалась, несмотря на вечерний холод. Он был настолько затянут этим местом, что начал слышать какие-то глухие звуки и ощущать тяжелый, тошнотворный запах, который никак нельзя было описать. После долгого заземления, когда отвращение пришло к равновесию со страхом, он, будто сорвавшись, резко рванулся вперед и с огромной скоростью побежал к концу перехода.

Мимо холодных зданий и голых деревьев Алексей бежал, стараясь догнать ветер, - бежал с таким усердием, будто от этого зависела его судьба – он бежал до самого дома.

Примерно в полночь он  уже был на месте. Как он и предполагал, мама еще не собиралась спать, она устало сидела в кресле перед телевизором с бокалом сухого вина. Когда Алексей позвонил, она резко встала и буквально подскочила к двери.

Привет, - тихо и отрешенно произнес он. Перед входом он основательно отдышался и отряхнулся, чтобы у матери не возникло ненужных вопросов.

Привет, я думала, ты раньше придешь. – Марина Андреевна стояла, прислонившись к стене, и улыбалась с долгожданным успокоением. - Как посидели?

- Неплохо, правда были только Тим с Шуриком. Зато погуляли от души… Мам, мне бы чего-нибудь поесть. – Раздевшись, он прошел в кухню и тяжело плюхнулся на стул, сделав глубокий выдох.

- Тебе приготовить или будешь есть, что осталось? – Спросила Марина Андреевна.

Конечно, что есть. - Живо ответил Алексей, зная, что после подобных праздников в холодильнике обычно оставалось много всего вкусного.

Мама спешно выставила перед ним три разных салата и блюдо с остатками телятины и присела рядом. Все время, пока он беззвучно ел, она смотрела на него вдохновенным, любящим взглядом, иногда задавая ему банальные вопросы, вроде “чем занимаетесь на работе ”, или “изменились ли друзья после долгой разлуки”, или “как дела с Леной”, на что Алексей старался отвечать достойно – полно и без утаек, хотя сам думал о посторонних вещах. Он думал постоянно и иногда настолько погружался в размышления, что просто отключался от действительности, и это мешало ему быстро воспринимать ее реплики.

- Какого числа тебе на работу? – Спросила Марина Андреевна.

Девятого апреля я должен быть в Звездном. Будем опять проводить спектральный анализ.

Готовитесь лететь на Марс? И как скоро? – Все эти вопросы она задавала с искренним интересом и ожидала, как правило, полных ответов, поскольку ее волновал не только процесс освоения вселенной, но и карьера сына.

Хотя, больше всего она хотела слушать его голос, такой родной и любимый, смотреть в его открытые во всю глубину глаза, когда он увлеченно рассказывал о любимом деле, и просто сидеть с ним рядом, вспоминая яркие картины его детства.

Значительное время Марина Андреевна растила сына в одиночку: мужа она потеряла еще в 97 году, когда он был убит грабителем на улице. С тех пор у Алексея не было даже приемного отца, все детство он провел с мамой, бабушкой и дедом, в общем, был воспитан, как домашний мальчик – практически без влияния улицы, без опасных приключений и тяжелых конфликтов со сверстниками. Друзья у него были самые лучшие на свете – самые добрые, самые веселые и самые верные. Мама понимала, что ему подарено весьма ценное сокровище, мало того, - он сам это понимал.

Время от времени он приподнимал глаза и смотрел на нее так же, как смотрела она – с избыточной теплотой и любовью. При  этом он изо всех сил старался подавить тяжелый страх, который ему пришлось испытать и который, несмотря на то, что опасности уже миновала, усиливался вновь. Он решил собрать всю злость в кулак и держать ее там как можно дольше, чтобы не дать ей волю. Это помогало ему говорить спокойно, не подавая виду.

- Вообще-то, экспедиция на Марс затевается уже давно. Она ожидалась в конце двадцатых годов, но недавнее изобретение все изменило, там нет ничего секретного, но пока об этом не трубят: группа ученых из нашего института изобрела атомный двигатель, так что экспедиция состоится довольно скоро, возможно, в этом году. – Честно сказать, Алексей не ждал многого от будущего. Он, как и всегда, ставил себе цель и шаг за шагом следовал к ней, но одна тяжелая мысль нередко напоминала ему о другой дороге, которая шла параллельно привычному течению жизни.

Все дело в том, что он, как и многие другие, был наслышан о грядущем конце света. Не то что бы он верил в него неотступно – он лишь допускал его, так же как и то, что мог быть убит падающим камнем на прогулке. Еще в детстве он узнал, что послание на одной из стен древней пирамиды Майя в Латинской Америке гласит, что все люди на Земле принадлежат пятому циклу человечества, и в том же послании было написано, что цикл должен оборваться. Мало того, там была указана точная дата, и ученые интерпретировали ее на современную шкалу: конец света должен наступить двадцать четвертого декабря 2012 года. Этот тяжелый, как сама Земля, факт не давал Алексею покоя, особенно в последнее время, он крутился в голове, как смерч, заключенный в четырех стенах. Конечно, Алексей понимал, что конец света – это все же не конец вселенной, но конец всего рода человеческого, в любом случае, людей ждала несладкая участь.

Эта мысль опять засела в его мозгу и буквально охватила его, отгородив сознание от реальности. Вдобавок ко всему, опять начали лезть в голову вновь “размороженные” волнения по поводу прошедшего вечера. Он уставился прямо в стену, будто не замечая ее и глядя насквозь. При этом он медленно допивал остатки сока.

Ауу! – Марина Андреевна принялась “будить” его. – Опять где-то витаешь.

Алексей вдруг, спохватившись, поднял на нее глаза и начал спешно соображать, после чего резво вымолвил:

Спасибо. Я, пожалуй, спать. – Между тем, жуткие мысли по новой начали грызть его изнутри…

Он медленно встал со стула и направился в ванную. Резко нахлынувшее опьянение только усугубляло его состояние. Вымыв руки, он поднял взгляд к зеркалу и начал смотреть в свои собственные глаза, как в глубокое озеро, внимательно наблюдая за расширением зрачков. Он явно хотел сказать что-то самому себе – что-то очень важное. Но ничего придумать, а тем более сказать, он не мог. Лишь попытался ободряюще улыбнуться, но и этого у него не получилось, хотя раньше всегда получалось. Набрав в ладони холодной воды, сколько было можно, он наклонил голову и умыл лицо.

- Спокойной ночи. – Пожелала Марина Андреевна сыну, когда он словно привидение вышел из ванной.

- Спокойной ночи. – Произнес он, по-прежнему погруженный в свои размышления, и медленно проплыл в дальнюю комнату.

“Буквально только что поступила информация о том, что операция по спасению заложников в музее проведена и, надо сказать, не совсем удачно. По последним данным, погибли двенадцать туристов, один боец спецназа и все террористы, включая предводителя банды”. – Это радиосообщение было последним, что слышал Алексей за тот день. Он очень устал и явно был не в духе, больше всего ему хотелось спать, а проснувшись, понять, что все, что с ним происходило, было лишь сном. Хотя, нельзя однозначно сказать, хотел ли он этого, но что-то трепещущее внутри него вдруг как будто лопнуло от напряжения и заставило его ясно сформулировать для себя нечто. По его мнению, это у многих сидело в голове, но никак не могло выбраться: “Мир идет ко дну… – Последняя мысль напугала его и в то же время повела за собой дальнейшие рассуждения. – Нас семь миллиардов, каждый день погибает около пятисот тысяч – мы вымираем как биологический вид, хоть и быстро размножаемся. Но что же будет после нашей смерти? Неужели будет нарушена цепь питания, и все остальные организмы постепенно вымрут? Почему-то мне так не кажется”. – Тут Алексей ощутил небольшую, но искреннюю радость и даже, как ни странно, некую гордость. Но вскоре эта гордость вновь превратилась в ненависть, причем объекта ненависти он найти не мог, он просто испытывал ее, возможно даже, к самому себе, но это не имело для него принципиального значения.

На минуту он прислушался к тому, что делала мама, и, убедившись, что она легла спать, медленно встал и подошел к окну. Ему стало слишком жарко, и он решил приоткрыть его. В комнате царила темнота, поэтому он отчетливо видел все, что происходило на улице. Перед ним открывался вид на центральную часть города, которая находилась примерно в пяти километрах. Недалеко от дома, в двух кварталах, протекала прикрытая тонким льдом река, а дальше, за рекою, на большом пустыре располагалась лыжная база, куда тысячи лыжников и сноубордистов приезжали кататься каждой зимой.

Над многочисленными огнями города Алексей вновь увидел круглую как его зрачок Луну. Она также иронично смотрело на город, как полтора часа назад смотрела ему в глаза. “Неужели ничего не изменится? – Думал он. – Что-то должно измениться…”

Оставив окно открытым, он, наконец, лег на кровать и укрылся одеялом. У него пропало гневное желание рвать, кричать и биться головой о стену, оно ненадолго затаилось, уснуло вместе с ним – все-таки слишком сильно он хотел спать, чтобы предаваться гневу.