С большою нежностью – потому, Что скоро уйду от всех – Я все раздумываю, кому Достанется волчий мех, Кому – разнеживающий плед И тонкая трость с борзой, Кому – серебряный мой браслет, Осыпанный бирюзой… И все – записки, и все – цветы, Которых хранить – невмочь… Последняя рифма моя – и ты, Последняя моя ночь!

Все Георгии на стройном мундире И на перевязи черной – рука. Черный взгляд невероятно расширен От шампанского, войны и смычка. Рядом – женщина, в любовной науке И Овидия и Сафо мудрей. Бриллиантами обрызганы руки, Два сапфира – из-под пепла кудрей. Плечи в соболе, и вольный и скользкий Стан, как шелковый чешуйчатый хлыст. И – туманящий сознание – польский Лихорадочный щебечущий свист.

Лорд Байрон! – Вы меня забыли! Лорд Байрон! – Вам меня не жаль? На…….. плечи шаль Накидывали мне – не Вы ли? И кудри-жесткие от пыли – Разглаживала Вам – не я ль? Чьи арфы……… аккорды Над озером, – скажите, сэр! – Вас усмиряли, Кондотьер? И моего коня, – о, гордый! Не Вы ли целовали в морду, Десятилетний лорд и пэр! Кто, плача, пробовал о гладкий Свой ноготь, ровный как миндаль, Кинжала дедовского сталь? Кто целовал мою перчатку? – Лорд Байрон! – Вам меня не жаль?

Заповедей не блюла, не ходила к причастью. – Видно, пока надо мной не пропоют литию, – Буду грешить – как грешу – как грешила: со страстью Господом данными мне чувствами – всеми пятью! Други! – Сообщники! – Вы, чьи наущения – жгучи! – Вы, сопреступники! – Вы, нежные учителя! Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи, – Богу на Страшном суде вместе ответим. Земля!

Как жгучая, отточенная лесть Под римским небом, на ночной веранде, Как смертный кубок в розовой гирлянде Магических таких два слова есть. И мертвые встают как по команде, И Бог молчит – то ветреная весть Язычника – языческая месть: Не читанное мною Ars Amandi Мне синь небес и глаз любимых синь Слепят глаза. – Поэт, не будь в обиде, Что времени мне нету на латынь! Любовницы читают ли, Овидий?! – Твои тебя читали ль? – Не отринь Наследницу твоих же героинь!

В гибельном фолианте Нету соблазна для Женщины. – Ars Amandi [11] Женщине – вся земля. Сердце – любовных зелий Зелье – вернее всех. Женщина с колыбели Чей-нибудь смертный грех. Ах, далеко до неба! Губы – близки во мгле… – Бог, не суди! – Ты не был Женщиной на земле!

Мне полюбить Вас не довелось, А может быть – и не доведется! Напрасен водоворот волос Над темным профилем инородца, И раздувающий ноздри нос, И закурчавленные реснички, И – вероломные по привычке – Глаза разбойника и калмычки. И шаг, замедленный у зеркал, И смех, пронзительнее занозы, И этот хищнический оскал При виде золота или розы, И разлетающийся бокал, И упирающаяся в талью Рука, играющая со сталью, Рука, крестящаяся под шалью. Так, – от безделья и для игры – Мой стих меня с головою выдал! Но Вы красавица и добры: Как позолоченный древний идол Вы принимаете все дары! И все, что голубем Вам воркую – Напрасно – тщетно – вотще и всуе, Как все признанья и поцелуи!

Два солнца стынут – о Господи, пощади! Одно-на небе, другое – в моей груди. Как эти солнца – прощу ли себе сама? – Как эти солнца сводили меня с ума! И оба стынут – не больно от их лучей! И то остынет первым, что горячей.

Цветок к груди приколот, Кто приколол, – не помню. Ненасытим мой голод На грусть, на страсть, на смерть. Виолончелью, скрипом Дверей и звоном рюмок, И лязгом шпор, и криком Вечерних поездов, Выстрелом на охоте И бубенцами троек – Зовете вы, зовете Нелюбленные мной! Но есть еще услада: Я жду того, кто первый Поймет меня, как надо – И выстрелит в упор.