Акакий Акакиевич Башмачкин служит титулярным советником в одном департаменте. С виду он неказист: низок ростом, чуть-чуть рябоват, чуть-чуть рыжеват, подслеповат и с небольшой лысиной на лбу. Сослуживцы его не уважают, а молодежь над ним потешается, придумывая разные издевки. Даже начальство с ним никак не считается. Как давно он служит в департаменте и когда туда поступил никто наверное сказать не мог. Думали, что он родился уже полностью готовым к канцелярской службе и со своей лысиной на лбу.

Он очень любит свою работу – переписывание различных документов. Настолько, что даже приходя домой, наскоро хлебает щи, есть говядину с луком и мухами и всем, что попадется, не разбирая вкуса их и принимается за переписывание бумаг, которые принес со службы. Его совершенно не интересует что происходит на улице, он полностью погружен в свои мысли о ровных красивых буквах и вполне доволен своей жизнью. Не смущают его и всякие мелкие оказии вроде прицепившейся ниточки или кусочка сена к его вицмундиру, или выброшенной арбузной корки, упавшей аккурат на его шляпу.

Невозможно игнорировать только петербургский мороз, от которого страдают многие мелкие канцелярские чиновники. Вот и Акакий Акакиевич стал замечать, что несколько подмерзает в спину и плечи. Произведенная дома ревизия шинеля, который, впрочем, его сослуживцы часто называли капотом за странный мешковатый вид с тонким воротником, выявила, что ткань как раз на спине и плечах истерлась до такой степени, что стала больше напоминать дырки. Было решено снести ее портному Петровичу для починки. Но последний внимательно рассмотрев старый капот и изрядно нанюхавшись табаку из коробочки с каким-то генералом, заклеенным квадратной бумажкой, сказал, что починка невозможна, а новая шинель обойдется Башмачкину в сто пятьдесят рублей.

Расстроенный титулярный советник решает, что Петрович сейчас трезв, а потому несговорчив. Если заглянуть к нему в субботу, когда тот будет пьян, то договориться о починке капота будет проще. Однако и в субботу пьяный Петрович наотрез отказывается чинить старую шинель и предлагает шить новую. Башмачников опечален нехваткой денег, ведь все будущее жалованье уже распланировано и распределено и позволить себе новые траты он не может. Вспомнилась ему его копилка, куда он от каждого рубля откладывал грош, а потом заменял на мелкое серебро и где за долгие годы накопилось сорок рублей. Но и этого не хватит на новую шинель. Тогда он начал экономить, отказывая себе во всем: почти на цыпочках ходил по булыжной мостовой, чтобы сберечь ботинки, не ужинал, не зажигал вечером свечу, а пользоваться хозяйской. Но все тяготы ему помогала перенести мысль о новой шинели.

Постепенно, принятое решение совершенно преобразило его: он стал более уверен в себе, исчезла его привычная нерешительность, поступки стали тверже. Он, даже, как-будто женился, но его спутницей стала не приятная подруга, а шинель. А однажды и вовсе чуть не совершил ошибку, переписывая документ, поскольку мысли его витали вокруг идеи положить куницу на воротник. Наконец, сумма в восемьдесят рублей, которая требовалась для шинели была собрана. Было куплено самое лучшее сукно, самая прочная подкладка. На куницу денег не хватило, но хватило на кошку, которая издали смотрелась не хуже. За две недели Петрович сшил новую добротную шинель, взяв за работу всего двенадцать рублей и сам был ей очень доволен.

К Акакию Акакиевичу вожделенная шинель была принесена утром перед тем, как идти в департамент, искусно накинута на плечи и подтянута сзади и по бокам. Она оказалась как раз впору и была превосходного качества. Довольный и счастливый Акакий Акакиевич даже не заметил дороги на службу, беспрестанно улыбаясь. Сослуживцы принялись его поздравлять с обновкой и сказали, что по этому поводу следует устроить вечер. Поскольку сам Башмачкин краснея пытался отказаться, другой чиновник предложил собраться у него дома, заодно, отметить его именины. Жил этот чиновник очень далеко, на другом конце города, а посиделки затянулись далеко за полночь. И когда титулярный советник возвращался домой произошло страшное: на пустынной площади на него напали и отобрали шинель. Не помня себя от горя, прибежал он домой, где ему посоветовали идти назавтра к частному, чтобы он помог поймать вора.

Но частный не захотел ему ничем помочь, а «значительное лицо» и вовсе накричало, отругало и отправило восвояси. На службе по-прежнему смеялись над его старым капотом, который истерся окончательно, хотя некоторые предложили сложиться деньгами, но сумма была слишком мала. Возвращаясь от генерала, обругавшего его, был он так расстроен, что не замечал ни ветра, ни вьюги, сбивался с пути, широко раскрывая рот. Его хорошенько продуло и на следующее утро обнаружилась сильная горячка. Приглашенный доктор прописал ему припарки, но хозяйке сказал, что долго пациент не протянет, посоветовав заказать сосновый гроб, так как дубовый будет для него слишком дорог. Вскоре Башмачкин Акакий Акакиевич действительно умер и его похоронили.

Но вот дела, что творится на свете! По Петербургу пронеслась молва о том, что около Калинкина моста стал появляться мертвец в поисках своей шинели и сдирать со всех без разбору шубы: с лисами, с бобрами на воротниках, просто ватные. Причем, не было спасу никаким чиновникам: ни мелким, ни крупным, ни, даже, тайным советникам. Один из чиновников из департамента сам лично видел этого мертвеца и сразу признал в нем покойного Акакия Акакиевича и это вселило в его душу такой ужас, что он удирал от него, не разбирая дороги. Между тем, «значительному лицу» сделалось совестно за то, что он накричал на Башмачкина, а узнав, что последний умер, так и вовсе расстроился. Поправить свое душевное состояние он решил в приятной компании приятелей, а после отправиться к Каролине Ивановне – приятельнице его, помимо законной супруги. И все бы ничего, но по дороге к ней, сидя в санях, вдруг почувствовал, как кто-то крепко схватил его за воротник. В наглеце генерал узнал Акакия Акакиевича и страх овладел им совершенно. А мертвец укорил его за то, что раз тот не помог найти его шинель, так пускай теперь отдает свою. Скинул он сам с плеч шинель и приказал кучеру скорее везти его домой, а не к Каролине Ивановне. Это событие произвело на него впечатление чрезвычайное. С тех пор приучился он сначала выслушивать человека, что ему надобно, а уж потом ругать его. А Башмачкин, видимо, удовлетворился полностью генеральской шинелью, поскольку больше его приведение на наводило ужас на Петербург.