В „Вивлиофике" Новикова есть статья о Пермской губернии, — статья небольшая, заключающая в себе некоторые географические сведения об этом крае. В этой статье, писанной лет десять спустя после основания Перми, находится описание этого города. И статья не устарела! Пермь в продолжение пятидесяти лет почти нисколько не улучшилась, не распространилась. Если вам случилось видеть план Перми — не судите по нем об этом городе: это только проект, проект, который едва ли когда-нибудь приведется в исполнение. Почти половина улиц пермских существует лишь на плане. В Перми только 28 улиц и переулков. Улицы расположены параллельно с берегом Камы и соединяются одна с другою посредством параллельных переулков, пересекающих улицы под прямыми углами. На улицах выстроены дома на довольно большом расстоянии один от другого; в переулках же (исключая только двух) — нет ни одного дома. Поэтому, с первого взгляда, Пермь представляется городом обширным; но как скоро вы въедете во внутренность ее, увидите какую-то мертвенную пустоту.
В Перми только три церкви: одна в монастыре, другая соборная, третья приходская. Есть еще церкви — на кладбище, в больнице, в тюремном замке, в квартире епархиального архиерея и старообрядческая. 0 церкви в монастыре и ее мраморном иконостасе я уже говорил прежде; прибавлю здесь несколько слов об иконах, в ней находящихся. В холодной церкви они очень обыкновенны, но в теплой довольно замечательны: они строгоновского стиля и хотя не древни, но отличаются красотами неподражаемыми. Особенно хороша икона св. евангелиста Иоанна: в пурпуровой одежде, этот святой, кажется, совсем выходит из золотого поля иконы. Вместе с этим достоинством живописи образ этот не лишен и достоинств иконописи. Какой-то ревнитель итальянской живописи, подправляя эти иконы, положил на лица святых румянец и этим, разумеется, испортил все дело. Церковь в доме епархиальных архиереев устроена недавно. В приходской церкви во имя пресвятой Богородицы я встретил несколько устюжского стиля образов, довольно высокой работы. Малочисленность церквей в Перми заставила прихожая позаботиться о распространении этой церкви: выломали в ней стены, построили другие, оставя прежний купол, и увидели, что здание должно скоро развалиться. Не знаю, успели ли предупредить это несчастие. Так как в Перми много поляков, то в ней открыт католический костел. Особого здания для него, впрочем, не существует; он помещается в одном из больших каменных домов, находящихся на берегу Камы и с каждым часом более и более разрушающихся.
Город обстроен очень незавидно: каменных домов только 40, и из этого небольшого количества едва ли не 20 стоят пустыми. Большая часть их находится на берегу Камы, на самом видном и на самом лучшем месте города. Когда Пермь была основана, богатые владельцы окрестных имений и заводов построили по одному или по два дома в новом городе. Эти-то дома, принадлежащие гр. Строгонову, гр. Строгоновой, Лазаревым, Яковлеву, Демидовым, кн. Голицыным и проч., никем, кроме поверенных, не заняты и, пустые, с каждым годом более и более приходят в ветхость. В Перми встретите и такие каменные дома, которые, не быв еще достроены, развалились. Лучшее здание в Перми — Александровская больница; присутственные места и гимназия помещаются в домах посредственных, и, кроме этих домов, во всей Перми нет ни одного порядочного дома. Гостиный двор самого жалкого вида: он чрезвычайно сходен с казанским дегтярным рядом.
Мостовых в городе нет, и от этого некоторые пермские улицы в ненастное время решительно непроходимы: весною и летом, во время дождей, по главной площади обыкновенно протекает огромный ручей, который часто бывает похож на порядочную речку. Деревянные тротуары не приносят никакой пользы: опасно ступить на них, потому что легко можно от этого переломить ногу. Фонарей на улицах в Перми не знали и не знают, и потому в осенние вечера пешеходам бывает довольно нелегко добираться до своих квартир. Летом в Перми площади и улицы обильно покрываются злаками, зимой снегом, счищать который не имеют обыкновения. Поэтому по обеим сторонам дорог образуются обыкновенно высокие снежные стены, а площади покрываются огромнейшими сугробами. Снегу бывает каждый год в здешней стороне очень много, и потому в Перми маленькие домики, находящиеся близ поля, решительно заносятся им; тогда-то на дворы их приезжают и приходят не в ворота, а через ворота .
Рассматривая Пермь в отношении промышленном, мы увидим, что и тут состояние этого города едва ли выгодно. Вся пермская промышленность ограничивается канатным производством на фабрике купца Смышляева и кожевенным — в десяти банях, присваивающих себе название заводов. Первое производство поддерживается единственно тем, что в Перми производится грузка сибирских товаров на суда для отправки в Нижний Новгород; вторым же более занимаются выходцы из Кунгура — этого города, в котором всякий житель непременно или кожевенник, или сапожник. Торговля Перми также не в завидном положении. Она страдательная: вся находится в руках вязниковских ходебщиков, в руках офеней, поселяющихся в Перми на время — впредь до обогащения.
Вот в коротких словах образ пермской внутренней торговли. Вязниковский или гороховский мальчик, не имеющий на своей многолюдной, но малоземельной родине хлеба насущного, нанимается в приказчики к ходебщику с книгами и красным товаром. Выходив себе копеечку, он накупает галантерейных вещей и смело отправляется в Пермь за вернейшим барышом. Этот вернейший барыш чрезвычайно велик, Обыкновенно вязниковец покупает галантерейные вещи, вышедшие из употребления. Прежде эти вещи продавались, положим, за 1.300 рублей с лажем, т. е. за 1.000 асигн., — но теперь они залежались, и купец с радостью продает их ходебщику за свою цену, или даже и в убыток себе, лишь бы только они не занимали у него в лавке места. Положим, он продает все это за 975 р., т. е. за 750 рублей ассигнациями. Этот товар он везет в Пермь и продает там закамским „невегласям" за самый модный, за привезенный недавно из Парижа. „В Москве, — говорит пермяку торговец: — заплатил я за этот товар 1.300 руб.; к этому я прибавляю только 260 руб. Двадцать процентов, кажется, немного, Посудите сами: без малого полторы тысячи верст я вез товар этот, чтоб вам продать его". Пермяк всем объемом души своей обрадовался такой дешевизне; он слыхал, что в самом деле эти вещи были в моде, и, не говоря ни слова, дает бескорыстному торговцу просимые им 1.560 руб. ассигнациями. Торговец получает таким образом на 750 руб. 810 руб. барыша. На будущий год он все эти 1.560 руб. пускает в ход и получает уже на них около 1.600 р. барыша. Такими аферами он лет в семь составит себе капитал тысяч, по меньшей мере, в 35 или 40; и тогда, поклонившись пермякам, уезжает на свою родину, или в какой-нибудь торговый город, где заживает себе, благодаря чересчур патриархальной простоте степных жителей степенной Перми.
Если покупатели жаловались на эти непомерные барыши и говорили, что купец должен продавать, напр., аршин сукна за 22 рубля, тогда последний с обычною своей ужимкою говорил: „Помилуйте-с; в Нижнем четыре рубля дороже того, что вы изволите жаловать-с". — Да это с лажем, а вы хотите взять без лажа. — „Потому-то я и желаю взять без лажа, что в Перми нет его". Что вы будете с ним делать? А вещь нужна; цена ее во всех лавках одинакова, и, хочешь не хочешь, заплатишь за нее цену непомерную. Не выписывать же из-за тысячи верст вещь, которая нужна сейчас. При таком образе торговли возможно ли ее усовершенствование? Может ли Пермь сделаться торговым городом? Конечно, нет, тем более, что в ней нет ни капиталов ни купеческого сословия, а есть только торгаши, своими оборотами обирающие добрых, но не сметливых пермяков. Торговля не может развиваться в Перми и по причине ее невыгодного положения. Отчего же Пермь основана? Оттого, что место, на котором она построена, понравилось казанскому губернатору князю Мещерскому. Нужно было образовать главный город наместничества — и основали Пермь, которая есть не что иное, как колония правительства. Других побудительных причин к основанию Перми не было, да и быть не могло. Что же вышло? Образовался город, но купцов в нем не было; учредили в нем три годовые ярмарки, но на них ничего не стали привозить; от недостатка капиталов явилось отсутствие всякой промышленности. Кёппен весьма справедливо заметил, что в России города не могут быть признаваемы исключительно местопребыванием промышленности, и что чаще учреждение их зависит от потребности правительственной, от необходимости иметь средоточие для управления каким-либо краем. Все это было причиной того, что в Перми нет постоянного местного общества, нет дворян, потому что, немногочисленные, но зато богатейшие из всех русских помещиков, дворяне пермские живут в столицах.
Улучшение пермских фабрик едва ли возможно. Причиною этого можно считать существование Ирбитской ярмарки. Эта ярмарка, едва ли не третья в России, находясь близ Перми, значительно подрывает ее торговлю. Торговый Кунгур с довольно обширною ярмаркою находится только верстах в 90 от Перми, в окрестностях которой и сельских ярмарок множество. Все это служит сильным противодействием к развитию и усовершенствованию ярмарок пермских. Скажут: Пермь на Каме, на такой большой реке!.. На это отвечаю: если б железные и соляные караваны, идущие в Нижний, суда с китайскими товарами, которых часть грузится в Перми, да коломенки с сарапульским хлебом, который везут в бесплодную Чердынь, — если б все эти суда, в срочное время раз в год, не оживляли Камы, тогда бы эта огромная, но пустынная река имела совершенное сходство с Обью, Енисеем, Леною, Колымою и пр. Кама только в древности видела на берегах своих места торговые, — ныне она не видит их. И потому-то река эта не может для Перми сделать ничего больше того, что она сделала. А сделала она Пермь местом грузки части китайских товаров, отправляемых на Нижегородскую ярмарку. И то еще хорошо. Если бы не Нижний, плохо бы было Перми!
Кстати о языке в Перми. По-русски здесь говорят, не переменяя о на а ; замечательно, что во внутренних губерниях России, где говорят вместо о — а , противный этому выговор называют свысока , а в Перми говорить свысока — значит говорить по московскому наречию. Другая заметная в Перми особенность языка состоит в том, что все говорят речитативом, и притом последнее слово речи поют. Это чрезвычайно неприятно для слуха, а особенно если слышишь говорящими так людей высшего класса. Много употребляется в Перми слов особенных. Не могу всех перечислить, но предлагаю здесь некоторые: шаньга — род ватрушки; глохтить — пить; заимка — дача; угобзить — поставить кого-нибудь в неприятное положение (говорится во время карточной игры); бардадым — трефовый король; баской — хороший; ланской — прошлогодний; бусой — дымчатый; робить — делать, работать; бахилы — широкие сапоги; шугай — верхнее платье женщин, душегрейка; шугать — пугать; балакирь — горшок, в котором держат молоко; отятой — проклятый, чорт; шатун — бродяга, чорт; крещеный — русский, православный; кержак — раскольник; голубец — приступок у русской печи; знать — видно; казамат — неблагопристойный дом; утресь — утром, и многие другие. Из них некоторые я замечал прежде.
На иных словах делаются неправильные ударения: переворот и др.; в действительных глаголах изъявительного наклонения настоящего времени второго и третьего лиц единственного и первого и второго множественного числа — опускают букву е, напр.: знаш, знат, знам, знате; делаш, делат, делам, делате , и проч. т. п.
Еще одна особенность пермской жизни — пельмени. Эти маленькие, из пшеничной муки сделанные пирожки с свининой играют важную роль в Перми. Название свое они получили оттого, что имеют форму уха, а по-пермячски пэль значит ухо, нянь — хлеб. Этот хлеб в виде уха составляет любимейшее кушанье пермяков. В самом деле, пельмени очень вкусны — в Перми они едва ли не лучше всего прочего. Особенно в заговенье и в розговенье потребляется необъятное количество пельменей. Свинина рубится на деревянных досках, и один проказник высчитал, что в заговенье в Перми православные вместе с пельменями съедят четыре полена дров. В самом деле, если вы пойдете пешком вечером в заговенье по пермским улицам, в каждом доме услышите звук ножа, которым рубят свинину для пельменей. Все, не исключая и высших, часто зовут к себе гостей на пельмени . В таком случае почти весь стол состоит из пельменей. Едят их вареные с уксусом, едят пельмени под соусом, пельмени жареные и прочая и прочая. Это кушанье имеет большое влияние на семейную жизнь пермяков. Сколько составилось свадеб, сколько людей влюблялось, дружилось, ссорилось, мирилось — за пельменями!
Чем заключит описание Перми?.. Разве сказать несколько слов вообще о ее характере. Пермь — городок порядочный, но безжизнен, торговли и промышленности в нем почти нет, грамотности много, образованности не бывало. Его жители радушны, гостеприимны, добры, довольно странны… Пермь тиха, безмятежна; жизнь в ней ровненькая, без бурь, только с крошечными страстишками. Знают только две страсти: в карточки поиграть да гостя получше угостить. И Пермь независтлива: она считает себя лучше всех городов и упорно стоит за свое. Пермь настоящий русский Китай… И какое китайство в ней — удивительно! Скоро ли она выйдет из своего безжизненного оцепенения? Давай Господи поскорее. Что ни говорите, а ведь Пермь на матушке Святой Руси; ведь не последняя же она спица в колеснице.