Кампанию 1911 г. “Адмирал Макаров” начал в составе впервые сформированной бригады крейсеров, в которую входили также “Баян”, “Паллада” и только что завершивший затяжной ремонт “Громобой”. Вместе с одновременно сформированными бригадой линейных кораблей и 1-й минной дивизией крейсера образовали “Эскадру Балтийского моря”, которая теперь с наибольшей эффективностью могла заниматься скоординированной плановой боевой подготовкой. Командование эскадрой было возложено на начальника действующего флота, который, по новому положению от 9 мая 1911 г., был переименован в Командующего Морскими силами Балтийского моря вице-адмирала Н.О. Эссена. Флот наконец получил наиболее близкую к условиям службы боевую организацию, которая теперь с наибольшей эффективностью могла заниматься плановой боевой подготовкой.

Обстановка, в которой “Адмирал Макаров” проходил курс четырехлетней предвоенной боевой подготовки, а затем и действовал в войне на Балтике, во многом отображена в не раз упоминавшихся книгах автора о линейных кораблях “Цесаревич”, “Слава”, “Андрей Первозванный”, “Император Павел 1”.

Эти три крейсера вместе с миноносцами и крейсерами резерва с первого дня войны — 19 июля 1914 г. — приступили к дозорной службе на ближних и дальних подходах к защищавшему вход в Финский залив центральному минному заграждению и одновременно готовились к ожидавшемуся вторжению германского флота. 28 июля /10 августа крейсера в составе флота ушли в “шведский поход”, в котором Н.О. Эссен рассчитывал нейтрализовать шведский флот.

Намерение русского командующего не получило одобрение верховной власти, и флот вернулся в свои базы. Замечательно, однако, что подобную же операцию спустя два года и на другом краю Европы — в гавани Пирея — с участием России осуществили союзные флоты, заставившие разоружиться греческий флот. О напряженности службы крейсеров в продолжение четырех лет войны можно судить по сохранившимся в РГА ВМФ (фонд 770, on. 1, д. 218) вахтенных журналах “Адмирала Макарова”. Для одного из них — “Паллады” все прервалась в роковой день 28 сентябр1я 1914 г.

О нем расскажем особо.

Безоговорочно доверяя постоянно (в соответствии с вахтенным журналом) подтверждавшейся строгой дневниковой точности записей в книге Г.К. Графа, автор поначалу принял за полную истину версию событий, произошедших 28 сентября 1914 г. Вот как она выглядит в изданиях книги 1922 г. (Мюнхен): “Утром нам пришлось опять продолжать охоту за подлодками. В море мы получили радио от начальника 1-й бригады крейсеров с приказанием идти конвоировать крейсер “Палладу” и “Баян”, возвращавшиеся из дозора. Идя навстречу им, недалеко от Лапвика мы встретили “Громобой” (флаг начальника 1-й бригады крейсеров) и “Адмирал Макаров”. С “Громобоя” стали нам семафорить текст уже принятого нами радио о конвоировании и этим нас сильно задержали. Отойдя от “Громобоя”, мы вскоре открыли на горизонте мачты и трубы “Паллады” и “Баяна”, которые шли нам навстречу. Вдруг мы заметили огромный взрыв и столб воды и дыма. Все на мостике так и впились в бинокли, силясь разглядеть, что произошло. К нашему ужасу, один из крейсеров исчез, а другой, увеличив ход, стал идти переменными курсами. Мы сейчас же дали самый полный ход и понеслись к нему” (с. 23). Тогда же было получено радио о том, что неприятельская подлодка взорвала “Палладу”.

Торпеда ие промахнувшейся на этот раз U26 вызвала детонацию боеприпасов на “Палладе”, и корабль с ужасающей быстротой, оценивавшейся очевидцами в 2–3 секунды, исчез с поверхности моря. Даже тел полностью погибшего экипажа — 25 офицеров и 512 матросов — не обнаружили.

Проведенные автором исследования вахтенных журналов позволили выяснить, что в тот роковой день помимо “Новика”, “Громобоя”, “Баяна” и “Резвого”, свидетелями катастрофы были также крейсера “Россия” и “Аврора”. Они шли навстречу “Палладе” и “Баяну” и не могли пройти незамеченными “Новиком”. “Громовой” и “Адмирал Макаров” встретились “Новику” под северным берегом. Эскадренные миноносцы “Боевой”, “Уссуриец”, “Финн”, “Эмир Бухарский”, "Казанец”, “Достойный”, “Дельный”, “Расторопный”, “Сибирский стрелок”, “Пограничник”, “Сторожевой” и “Разящий” в предшествовавшие дни участвовали или были вблизи находившихся в дозоре “Громобоя” и “Адмирала Макарова”. “Деятельный” после неудачи первой атаки немецкой подлодки 27 сентября был занят ее поиском. “Стройный” и “Мощный” 28 сентября охраняли “Палладу” и “Баян”, а незадолго до взрыва “Паллады” перешли в охрану “России” и “Авроры”. При таком множестве кораблей казалось невероятным, чтобы “Паллада” могла остаться без охраны. Что же в конце концов выяснилось? Прежде всего, отпала явившаяся версия о полной беззаботности русского командования, не внявшего будто бы урокам “Абукира”, “Хога” и “Кресси”. Атаки немецких подводных лодок ожидались. В примечании к книге Р. Фирле (с. 205) М.А. Петров писал, что в предвидении атак немецких подлодок Н.О. Эссен “приказал судам в дозоре ходить переменными курсами и к крейсерам выслал для охраны миноносцы”. Ход событий показал, что этот приказ, если он и был отдан, в должной мере оказался не выполнен.

“Переменные курсы”, которыми ходили дозорные крейсера, еще не составляли того часто менявшегося противолодочного зигзага, который вскоре вошел в обыкновение. И здесь — еще одна загадка того дня. Важно было знать, как понимали противолодочную оборону четыре контр-адмирала — начальники двух бригад крейсеров и двух минных дивизий.

 

Хроника плавания крейсеров “Адмирал Макаров” и “Баян” в 1914 г

(РГА ВМФ ф. 495, on. 1, д. 40, л. 52; ф. 465, on. 1, д. 40, лл. 44–47; ф. 485, оп. 1, д. 40, лл. 128–138)

"Алмирал Макаров"

Июнь

1-го. По приглашению яхт-клуба участвовали в офицерской парусной гонке гребных катеров.

2-го. Бригада линейных кораблей и крейсеров в 3 ч утра снялись с якоря с Ревельского рейда на маневрирование.

4-го. 2 ч 40 мин на Ревельский рейд пришла английская эскадра (контр-адмирал Битти): линейные крейсера "Lion" (флаг адмирала) "Princess Royal", "Queen Mary, New Zealand"; легкие крейсера "Blond" и "Beadicea". Они произвели салют нации и флагу командующего мирскими силами, встали на якорь по указанной диспозиции. Ответный салют произвел "Рюрик".

6-го. По неосторожности во время поворота носовой 8-дм башни к борту придавило матроса 2-й статьи срока службы с 1914 г. ученика минного машиниста Александра Рогозникова, который через два дня скончался.

8-го. Английская эскадра снялась с якоря и ушла в Кронштадт.

10-го. Бригадная стрельба. Щит буксировал "Рюрик". Позднее провели еше одну стрельбу.

1 7-го. С моря пришел броненосный крейсер "Громовой" под контр-адмиральским флагом вновь назначенного начальника бригады крейсеров контр- адмирала Коломейцова. "Адмирал Макаров" салютовал флоту 13 выстрелами.

22-го. Начальник бригады провел опрос претензий среди команд кораблей.

23-го. Бригада линейных кораблей и крейсеров вышли в море для маневрирования.

"Баян"

Июль 1914 г.

1-го. Призовая календарная стрельба.

2-го. Полубригадная стрельба по буксируемому щиту.

5-го. Транзундский рейд; переход в Биорке-Зунд.

6-го. Соединение с бригадой крейсеров и стоянка на бочке на Большом Кроштадтском рейде. Государь император прошел на яхте "Штандарт" мимо бригады крейсеров и здоровался с командой. 7 июля судовые работы расцвечивались флагами по случаю прихода французской эскадры с президентом республики Пуанкарэ.

11-го. Поход в Ревель.

12-го. Угольная погрузка. На борт погружено 443 тонны угля.

13-го. Снялись с якоря и пошли Тангэ.

15-го. Крейсер в завесе. На берег писали сухопутных офицеров. Встали на якорь у маяка Оденсхольм.

17-го. Сдача в порт по приходе в Ревель гребных шлюпок (по мобилизации).

18-19-го. На борт приняли 750 т угля, снялись с якоря. Бригада крейсеров находится в завесе, получено известие о войне с Германией.

20-го. Встали на якорь у острова Нарген. Боеприпасы на корабле: полузарядов боевых 8-дм 440, бомб 8- дм бронебойных 50, 8-дм снарядов 170, бомб 8-дм боевых 126, бомб закаленных 400, бомб 6-дм фугасных 868, патронов 75-мм боевых 3048, то же, холостых 35, самодвижушихся мин Уайтхеда 6, к ним боевых зарядных отделений 6, боевых ударников проверенных 6, капсюлей с гремучей ртутью 26, патронов фосфорного кальция 76.

21-го. Сьемка 75-мм орудий с верхней палубы для передачи на транспорт "Митава". Переход в Ревель-Нарген и обратно.

27-го. Пришли на Ревельский рейд, принимали уголь. На борт погружено 680 т.

Август

1 — го. Переход из Ревеля в бухту Лаххенэ.

2-го. Снялись с якоря и пошли к маяку Аагерорт. Встретили миноносцы 4-го дивизиона и пошли обратно, вступили в завесу, сменив "Россию" и "Аврору". Встали на якорь в бухте Лаххенэ

3-го. Находились в завесе. Встали на якорь на Ревельском рейде.

4-го. Принимали уголь. На борт погружено 480 т. После обеда снялись с якоря выходили к маяку Оденсхольм; возвратились в Ревель.

5-го. Вышли в море с "Громобоем" и "Адмиралом Макаровым". После обеда соединились с бригадой крейсеров 1 резерва, на NW 43", открылись 3 неприятельских корабля. Сыграли боевую тревогу, подняли стеньговые флаги. Неприятель повернул и стал уходить. Отбой боевой тревоге. Встали на якорь на Ревельском рейде.

7-го. Совместно с бригадой крейсеров перешли в Балтийский порт.

8-го. Переход в Ревель и Гельсингсфорс.

9-го. Принимали уголь. На борт погружено 643 т.

14-го. Снялись с якоря с "Адмиралом Макаровым", пошли к маяку Руссар-э для охраны тральшиков на SW открылся неприятельский крейсер и 2 эскадренных миноносца, которые стреляли по траляшему каравану. Сыграли боевую тревогу. Открыли огонь. Неприятель стал уходить. Повернули обратно. Ночью миноносец "Достойный" приняв нас за неприятеля сделал несколько выстрелов по "Адмиралу Макарову" и "Баяну". Попаданий не было. Встали на якорь в Балтийском борту.

В последующие дни несколько раз выходили в завесу поодиночке и с "Громобоем"

24-го. В завесе.

25-го. Совместно с бригадой крейсеров выходили в море.

26-го. Совместно с "Палладой" и бригадой линейных кораблей вышли в море для охраны тральщиков.

27-го. Охраняли тральщики. Пришли в Ревель.

28-го. Принимали уголь. На борт погружено 500 т.

31-го. Лапвикский рейд.

Сентябрь

1-го. Крейсер выходил из Лапвика в завесу совместно с "Палладой". Проводились судовые работы и артиллерийские учения.

2-го. В завесе. На ночь у о-ва Эрэ.

3-го. То же. Ночевали у о-ва Эрэ.

4-го. Вышли в завесу. В полдень пришли на смену "Россия", "Аврора", "Баян" и "Паллада" пошли в Ревель. Завели с кормы верп для более удобного обстрела рейда.

5-го. Погрузка угля. На борт приняли 455 т.

6-го. Мытье палуб и наружного борта. Увольнение очередной смены.

7-го. Судовые работы, увольнения.

8-го. Снялись с якоря и буксировали шит для практической стрельбы "Адмирала Макарова".

9-го. Погрузка угля (97 т); увольнения.

10-го. бригада крейсеров вышла из Ревеля, 1 — я полубригада ушла в завесу, а 2-я встала на якорь в Лапвике. В 1 ч дня снялись с якоря и пошли в море к "Рюрику" и "Новику" пошли курсом N до маяка Бенгшер, затем вернулись в Лапвик.

11-го. Переход с "Рюриком" к о. Эрэ.

12-го. "Рюрик", бригада крейсеров кроме "Громобоя", "Новик" и группа 5 дивизиона пошли в море, курс — в SW четверти. На обратном пути "Адмирал Макаров" остался с "Громобоем" в завесе. Не дойдя до Лапвика нашел густой туман. Отряд встал на якорь около банки Аякс.

1 3-го. Снялись с якоря и пошли в завесу, сменив "Адмирала Макарова". На ночь пришли в Лапвик.

14-го. Вышли с "Палладой в дозор. В 1 ч дня подошел "Рюрик, по сигналу "Паллада" присоединилась к нему и они скрылись на SW. "Баян" остался в дозоре. Ночевали на рейде Севастополь.

15-го. Крейсера вышли в завесу, у ним присоединился "Адмирал Макаров". Ночь находились в Эрэ.

1 6-го. Свежея погода, в дозор не выходили. Пришли в Эрэ "Рюрик" и "Паллада".

1 7-го. Снялись с якоря и пошли в Ревель. На пути получили радио: идти к маяку Оденсхольм, для спасения людей на "Магдебурге". У Оденсхольма бросили якорь. Светлая погода мешала спуску шлюпок. По приходу транспорта "Африка" и портового судна "Силач", "Баян" снялся с якоря и перешел в Балтийский порт.

18-го. "Баян, перешел в Ревель, на переходе остановили норвежский коммерческий пароход и направили его в Балтийский порт. Не отдавая якоря в Ревеле, пришли в Гельсингфорс и зашли на Внутренний рейд.

19-го. Грузили угль. На борт приняло 758 тонн.

20-го. Приборка после угольной погрузки. Прием материалов по машинной части. Увольнение команды на берег.

21-го. Богослужение. Переход в Ревель.

22-го. Переход в Лапвик. Судовые работы.

23-го. Спуск водолазов. Опрос претензий командиром крейсера.

24-го. Судовые работы.

25-го. Переход а Эрэ. В 2 ч дня вышли в море, присоединились к "Палладе". Ночью находились в Лапвике.

26-го. Выходили в завесу. Стали на якорь в Эрэ.

27-го. То-же.

28-го. Вышли в дозор. В полдень пришли на смену "России" и "Авроре". "Паллада и "Баян" пошли в Ревель.

12 ч 14 мин крейсер "Паллада" был взорван подводной лодкой и погиб со всей командой. С крейсера "Баян" открыли огонь по месту нахождения подводной лодки, которая оставляла за собой след струи. В 4 ч 45 мин встали на якорь в Ревеле.

29-го. Была отслужена панихида по погибшим на "Палладе". Прием воды и материалов по машинной части.

30-го. Погрузка угля. Принято 510 тонн.

Команлир крейсера "Баян" капитан 1 ранга Вейс За ревизора мичман Нотбек.

"Баян"

Ноябрь

(выборные записи из строевого рапорта командира от 5 декабря 1914 года)

22-го. Сняли 75-мм орудия с верхней палубы для 2-й партии траления. Практическая постановка минного заграждения.

25-го. Сняли три 75-мм орудия с верхней палубы. Вышли из гавани и пошли в Гельсингфорс.

30-го. Приняли мины заграждения с транспорта "Ильмень". Совместное с "Рюриком" и "Адмиралом Макаровым" снялись с якоря для выполнения секретного поручения.

В ноябре произведено: боевых тревог — 4; практической подачи снарядов — 4; занятий у зарядного стола — 4; спуск водолазов — 1; показ кинематографа — 3; медицинских осмотров — 3; увольняли на берег почти ежедневно 10 % команды.

Вахтенные журналы свидетельствуют, что еще 21 сентября/4 октября 1914 г., находясь в дозоре в квадрате 54, крейсер “Россия”, как и сопровождавшие его эсминцы — “Уссуриец” и “Боевой”, находясь в широте 59°24’N и долготе 22°10’0st, ходили только переменными курсами”. Утром 28 сентября/11 октября на “России”, вышедшей во главе 2-й бригады крейсеров, подняли сигнал “отражение минной атаки”, а в вахтенном журнале было прямо записано, “Приготовились к отражению атак подводных лодок”. То же делали, как уже отмечалось, и на “Палладе” и на “Баяне”, но противолодочным зигзагом они не ходили.

Прокладка “Новика” с 11 ч показывает, что корабль едва ли не первым на флоте применил противолодочный зигзаг. Казалось, осуществляя целенаправленный поиск подводных лодок, “Новик” все делал правильно. О шедших вместе с ним кораблях штурман Кемарский не пишет, и приходится предполагать, что поиск корабль осуществлял в одиночку. И это было несомненным просчетом его командира или поручившего ему эту задачу начальника 1-й минной дивизии. Указания о совместном поиске в журналах, оказавшихся доступными для автора, не встречаются. Полную ясность, мог бы составить отчет о разбирательстве обстоятельства гибели “Паллады”, но и о нем в архивных документах упоминаний ие встречается. Не исключено, что отчет, возможно, еще и будет обнаружен. Пока же приходится довольствоваться имеющимися данными, из которых видно, что маршрут “Новика”, соответствующий назначенному ему участку поиска, был объективно вполне обоснован.

Список офицеров крейсера «Паллада» погибших с кораблем 28 сентября/11 октября 1914 г.

(РГА ВМФ, ф. 417, оп. 3, д. 341, л. 39)

Примечание: Даты рождения добавлены автором

После поиска непосредственно к востоку от линии завесы крейсеров, проходившей между островом Эрэ и маяком Нижний Дагерорт, корабль переместился в глубь залива. Предполагалось, видимо, что охрану крейсеров завесы будут осуществлять находившиеся при них миноносцы. А они, как свидетельствовал вахтенный журнал “Баяна”, действительно при них были. Самоубийственного решения (или полученного свыше приказа) командира “Паллады” передать свои охранные миноносцы пришедшим на смену, но почему- то без миноносцев, “России” и “Авроре” никто на “Новике”, да и на других кораблях, предположить, конечно, не мог.

Оценивая опасность обстановки, командир “Новика” мог, конечно обратить внимание командования на появление новой смены дозора без охранных миноносцев. Ведь на его глазах в условиях объявленной по флоту подводной опасности (радио “Адмирала Макарова” от 27 сентября “об атаке близ банки Аякс было принято, надо думать, всеми кораблями”), вторая бригада крейсеров в то же утро курсом па северо-запад вышла в море кильватерной колонной без всякого зигзага и минного охранения. Через два часа (в 8 ч 40 мин) после выхода из Ревеля от бригады отделились “Богатырь” и “Олег”. “Россия” (флаг начальника бригады контр-адмирала П.Н. Лескова (1864–1937) и “Аврора” продолжали путь курсом на запад навстречу возвращавшимся с дозора “Палладе” и “Баяну”. Как видно, крейсера свою дозорную службу продолжали видеть направленной исключительно против надводных кораблей. “Новик”, наверное, мог самостоятельно вступить в охрану “России” и “Авроры”. Но это было бы нарушением дисциплины. Наконец, он мог предполагать, что в охрану крейсеров могут быть назначены миноносцы из числа имевшихся поблизости. Выполняя свое задание, “Новик” шел зигзагом.

Зигзаг шел почти строго поперек параллели 59°36’, которым, завершая дозор и трехдневное в нем пребывание, возвращались в Ревель “Паллада” и следовавший за ней “Баян”. Контркурсом им шли на смену “Россия” и “Аврора”. Это обстоятельство отмечено в безукоризненно ведшимся вахтенном журнале “Баяна” (старший штурманский офицер лейтенант Н.Н. Степанов, (1887-?). Из него следует, что отряд “Паллады” сопровождали миноносцы “Строгий” и “Мощный” и что эти миноносцы в момент расхождения кораблей в 11 ч 35 мин по сигналу “Паллады” повернули за “Россией” и “Авророй”.

Гибель “Паллады”. 28 сентября/11 октября 1914 г. С открытки того времени

“Новик” в это время, совершая 3-й галс своего зигзага, находился от “Паллады” и “Баяна” в расстоянии около 14 миль восточнее. И именно на этом, оставшемся без охраны 14-мильном пространстве заняла позицию пришедшая от Одеисхольма U26 (уничтожение почти готового к буксировке “Магденбурга” она, понятно, оставила напоследок).

Своим самоубийственным решением командир “Паллады” капитан 1 ранга С.Р. Магнус (1871–1914), который по иронии судьбы недавно командовал соединением подводных лодок, представил немецкому командиру возможность действовать почти что в полигонных условиях.

В 14 ч “Новик” встретили миноносец “Резвый”, который вступил ему в кильватер, и через полчаса они подошли к месту взрыва, видели плавающие койки, пробковые пояса и деревянные обломки, но людей не нашли (с. 31). В 15 ч 20 мин они прекратили поиск и через 2 часа пришли в Лапвик.

Неправильное с точки зрения тральной тактики поведение тральщиков оказалось полезным противолодочным маневром. Не ожидавшая столь быстрой реакции сил охранения и чувствуя приближение других миноносцев, лодка отказалась от попыток продолжать свои атаки и ушла на запад.

В момент взрыва вблизи Лапвика маневрировали “Громобой” и “Адмирал Макаров”. К ним, чтобы их сменить, двигались отделившиеся от 2-й бригады “Олег” и “Богатырь”. В разных местах в заливе присутствовали до двух десятков (названных ранее) миноносцев. Но их действия, как приходится думать, не были скоординированы, и район расхождения крейсеров оказался без прикрытия.

Все это позволило немцам провести атаку как на учениях. Лишь изредка выдвигая перископ, U26, свободно маневрируя, поджидала первую жертву, которая позволит выйти на нее в атаку. В водах залива скрывалась еще одна лодка — U23, но она по немецкому плану, выйдя в заданный ей район — к востоку от меридиана 23°10\ должна была начать действовать только после атаки первой лодки, находившейся на “внешней позиции — к западу от разделительного меридиана.

Ожидалось, видимо, что после ее атаки русские корабли обратятся в бегство по направлению к Ревелю, и тогда U23, расположившаяся на подходах к о. Нарген, без труда выберет себе подходящую жертву. В этом своем расчете немцы, как и японцы 26 января 1904 года, просчитались. Эффект внезапности достигается скрупулезной координацией и одновременным применением всех назначенных в операцию сил, а немецкое командование явно недооценило исключительную важность именно одновременного применения подводных лодок в качестве нового оружия. Плохо, видимо, ориентировались немцы и в распознании типов русских кораблей. И потому, вместо трех или четырех больших крейсеров, удар пришелся лишь по одной “Палладе”.

Истолковав появление “Паллады” и “Баяна” как счастливый случай возвращения только что прошедших на запад русских кораблей, немецкий командир двинулся в подводном положении прямо навстречу курсом W. “Параллельным с лодкой курсом шел большой эскадренный миноносец, держась с ее правого борта на расстоянии от 1000 до 2000 м. Был ли это “Новик”, очередной зигзаг которого в сторону востока на какой- то момент мог показаться немецкому командиру “параллельным курсом”, или какой-то другой миноносец, и в какое время эти корабли были замечены — вопрос также остается открытым. Трудно судить о расположении сторон, если, как впоследствии выяснилось, U26, несмотря на то, что часть пути на север шла от Оденсхольма в надводном положении, ошиблась в определении своего места на 7 миль (примечание М.А. Петрова к книге Р. Фирле).

Заблаговременно отвернув вправо, лодка в 11 ч 10 мин, с расстояния 500 мм сделала выстрел из кормового торпедного аппарата. После погружения сразу на 20 м на лодке будто услышали выстрелы, делавшиеся, как пишет немецкий историк, упоминавшимся большим эсминцем. М. А. Петров это обстоятельство никак не комментирует, и “Новик”, судя по всем данным, был слишком далеко, чтобы иметь возможность стрелять. Ведь вначале, как казалось, на эсминцах-“циклонах” причиной гибели предполагали подрыв на мине.

Только в 13 ч 45 мин с “Баяна” (после сообщения о взрыве “Паллады” в 12 ч 32 мин) в штабе флота было получено второе радио “Баяна” с уточнением, что в широте 59°36’ и долготе 22°47’ “Паллада” была атакована подводной лодкой и что лодка перед взрывом была замечена с “Баяна”, после чего был открыт огонь. Возможно, что и немецкие подводники в силу особого стрессового состояния могли перепутать последовательность событий. Взрыв неслыханной мощности, в мгновение ока уничтоживший “Палладу”, мог вызвать повреждения и на немецкой лодке. Это также могло заставить ее отказаться от продолжения атак.

По наблюдениям с “Баяна” (вахтенный начальник лейтенант П.В. Лемишевский), в момент расхождения с “Россией” и “Авророй” корабль находился в шпроте 59°36,5’ и долготе 22°37,5’. Плавание за день составляло всего 6 миль (что исключало какое-либо применение противолодочного зигзага). Скорость составляла “экономические” 13 уз, что было даже менее 15 узлов, считавшихся по тогдашним доморощенным понятиям, безопасной скоростью против атак подводных лодок. В 11 ч 08 мин, завершив 2-й за время дозора курс (22°), по сигналу “Паллады” легли на курс ухода из линии дозора (90°).

В 11 ч 15 мин окончили богослужение. В 11 ч 35 мин разошлись контркурсом с “Россией” и “Авророй”. За ними по сигналу с “Паллады” повернули “Стройный” и “Мощный”. Смехотворной для крейсера 16-уз скоростью корабль шел навстречу гибели.

Непостижимая беспечность капитана 1 ранга Магнуса передалась, видимо, и командиру “Баяна” капитану 1 ранга А.К. Вейсу (1870-после 1923). Из записей в вахтенном журнале не видно, чтобы командир какими-либо способами пытался предостеречь ведущего от непростительной беспечности, особенно после неожиданного для “Баяна” ухода миноносцев. На это ведь требовалось большое гражданское мужество — переступить через подозрения в трусости и паникерстве. Таков был в тот момент “человеческий фактор”. Правильнее, конечно, было бы говорить о крайних невежестве и бескультурье командования игнорировавших законы техники, тактики и здравого смысла. Показательно, что и С.Н. Тимирев, став позднее командиром “Баяна”, похоже, не давал себе труда вникнуть в трагедию двух кораблей. Вместо просчета с отказом от миноносной охраны, они пишут лишь о том, что с крейсера “Паллада” ни один человек спасен не был, так как около него не находилось конвоирующих миноносцев” (с. 17).

Список офицеров броненосного крейсера “Баян” на 3 октября 1914 г.

(строевой рапорт командира от 3 октября 1914 г. Большой Ревельский рейд) (РГА ВМФ, ф. 485, on. 1., д. 40, л. 128)

Весь флот оставался зрителем уже неминуемой трагедии.

Запись на “Баяне” в 12 ч 14 мин: “Крейсер “Паллада” взорвался. “Паллада” была сразу объята огнем и дымом, который закрыл весь корпус с мачтами. Больше “Паллады” видно не было. Когда дым рассеялся, “Баян” был от места взрыва в 1,5–2 каб. На поверхности ничего не видно. Застопорили машины. Широта 59°36,5’, долгота 22°46’ по счислению. В момент взрыва расстояние между крейсерами было 7 каб.

12 ч 15 мин дали полный ход назад.

12 ч 24 мин заметили на правой раковине перископ подводной лодки или его след. Дан полный ход вперед. Открыли огонь по струе правым бортом (если принять, что лодка атаковала слева, это может означать, что “Баян”, давая задний ход, мог развернуться носом на лодку, а затем привел ее на правый борт) из 8-дм, 6-дм и 75-мм орудий. Предполагаемое место подводной лодки приведено к корме. Курс по главному носовому компасу 46°, поправка — 1°, лаг 54,0.

12 ч 32 мин — прекратили огонь.

12 ч 41 мин находимся в широте 59°40S’, долготе 22°54\ курс по ГНК 92°

12 ч 50 мин подошел с W миноносец “Резвый”. Миноносец послан к месту взрыва крейсера “Паллады” в 1 ч пополудни. Подошел эскадренный миноносец “Новик” и передал, что прислан конвоировать “Баян”. “Новик” послан идти вперед.

В 2 ч 45 мин обстрелял плавающий предмет, принятый (так записано в журнале), “за перископ подводной лодки”. Первым выстрелом из орудий правого борта предмет был потоплеп.

В 3 ч в широте 59°35’ и долготе 24°2’ по счислению с правого борта была замечена идущая напересечку курса самодвижущаяся мина. Уклонившись вправо, две минуты вели огонь из 75-мм пушек правого борта. (Не была ли это атака U23, неудачу которой немецкий историк Р. Фирле, с. 206 мог пытаться скрыть?).

На Ревельский рейд, пройдя по лагу 114,3 мили и израсходовав два 8-дм, 14 6-дм и 37 75-мм снарядов, “Баян” пришел в 4 ч 18 мин дня, где застал только что пришедшие “Громобой” и “Адмирал Макаров”.

“Адмирал Макаров” и “Баян”, миновав почти каждодневно грозившую им гибель от вражеских (а подчас и отечественных) мин и торпед подводных лодок, благополучно провоевали всю войну. Биография каждого была богата особо значимыми и судьбоносными событиями. И первым из них стало столкновение находившегося в дозоре “Адмирала Макарова” и “Баяна” с флагманским кораблем пришедшего в русские воды диверсионного отряда, крейсером “Аугсбург”. Этот донельзя, как оказалось, дерзкий и удачливый корабль уже ранее, 4/17 августа, возглавлял и вместе с другим таким же 27-уз крейсером “Магдебург” прикрывал постановку первого на Балтике минного заграждения. Составлявшие его 200 мин на линии Гоиге-Тахкона выставил переоборудованный из парома заградитель “Дейчланд”. И вот теперь “Аугсбург” под флагом деятельного и едва ли не самого способного германского флагмана контр-адмирала Беринга привел к русским берегам уже целый отряд. Он должен был, используя фактор внезапности, прорваться в Финский залив и атаковать встреченные русские корабли торпедами двух крейсеров, двух миноносцев и приведенной на буксире подводной лодки U3.

Офицеры с “Паллады": младший врач Г. П. Сильверсван (слева) и мичман Л. В. Воскресенский

По счастью, для русских немцы, как и японцы под Порт-Артуром, оказались неспособны оценить эффект первой внезапной атаки и привели только одну лодку, и притом устаревшего типа. Операцию обеспечивали, буксируя лодку до подхода к о. Даго, устарелый крейсер “Амазоне” (21,5 уз) и миноносец АЗ. Операция, как это следовало из “Боевой летописи русского флота”, кончилась полной неудачей: U3 не сумела выйти в атаку на русские крейсера, “Магдебург”, выскочивший на камни у маяка Оденсхольм, пришлось подорвать, а “Аугсбург”, обстреливавший русские тральщики (они определяли границы немецкого заграждения), был, как говориться в “Летописи” (с. 363), отогнан подошедшими дозорными крейсерами “Адмирал Макаров” и “Баян”.

Сказать об этом следовало несколько иначе. Успев потопить один из русских тральщиков (их почему-то не охраняли), “Аугсбург” хитроумными маневрами вплоть до имитации повреждения котлов и паропроводов (Р. Фирле с. 111–115), пытался навести два русских крейсера на позицию U3. Но старший в отряде командир “Адмирала Макарова” на уловки не поддался. Был ли он столь проницателен, что сумел разгадать маневр противника или, подобно такому же доблестному начальнику своей бригады Н.И. Коломейцову, как это было при постановке немцами 4/17 августа 1914 г. своего заграждения на виду русских дозорных крейсеров (Фирле, с.84, 89), просто перетрусил, но о попытках решительного сближения с противником для его немедленного уничтожения не было и речи. Весь флот был под все более нараставшим тяжким гнетом ожидания вот-вот грядущего неминуемого вторжения неисчислимой германской армады, и многим русским командирам любой появившийся с запада легкий крейсер противника начинал казаться всем германским флотом.

Был ли опознан противник на “Адмирале Макарове” и дано ли было об этом оповещение флоту неизвестно. В выписках о плавании крейсера — запись за 14 августа гласит: “6 ч. 35 м. пополудни открыли огонь из 8-дм орудий по германскому крейсеру, который ответил залпами бортовых орудий. 7 ч. 10 м. — отбой боевой тревоги.

Долгого боя, как это выглядит в книге Р. Фирле, не получается. Получается другое. Из записей военного дневника И.И. Ренгартена следует, что “Макаров” и “Баян”, находясь от “Аугсбурга” южнее, имели все возможности отрезать ему путь к отходу, но в силу “совершенно нелепых действий” командира “Макарова” сделано это не было. 18 августа он был уже смещен Н.О. Эссеном с должности. Его заменил капитан 1 ранга П.М. Плен (1875–1918, чекисты), имевший в Порт-Артуре, где он был на “Баяне”, репутацию “отличного моряка и очень храброго' человека”. Так писал о нем В.М. Белли, а Н.Н. Ренгартен в дневнике заметил коротко: “этот дела не испортит”. Тактически и материально проиграв (за потопленный тральщик “Проводник” русским достался “Магдебург”), немцы одержали стратегическую победу с далеко идущими последствиями. Они практически убедились в том, насколько слаба или просто отсутствовала оборона русских берегов и до какой степени безынициативны оказались два русских крейсера, неизмеримо превосходившие по мощи “Аугсбург”.

Немцы не получили того урока, который мог бы заставить их воздержаться от дальнейших операций. Их предприимчивость была подавлена, если бы два русских крейсера, будь при них миноносцы, могли бы изловить и по частям уничтожить разрозненно действующие корабли немецкого отряда. Все получилось наоборот. Они убедились, что можно и в дальнейшем предпринимать и более рискованные операции в слабо защищенных русских водах. В итоге последовала цепь событий, которые косвенно привели к гибели “Паллады”, а затем и почти беспрепятственным действиям германских подводных лодок вблизи баз русского флота — вплоть до Кронштадта.

Н.О. Эссен прилагал усилия к тому, чтобы парировать немецкую активность и 14–16 сентября, как планировал ранее (“в первый шторм, в безлунную ночь сходить к немцам”), на “Рюрике” в сопровождении “Паллады” совершил рейд до параллели Хоборга. Немецких дозоров не обнаружили и, выдержав в пути жестокий 11 балльный шторм, вернулись на новый рейд близ о. Эре.

В то же время невообразимая удача U9, последовательно потопившей 9/22 сентября три английских дозорных крейсера “Абукир”, “Хог” и “Кресси”, оказалась для русского флота недостаточна. Несмотря на приказ Н.О. Эссена об охране крейсеров миноносцами, их опять не оказалось около “Адмирала Макарова”, который 27 сентября/10 октября во время осмотра парусника подвергся атаке U26, появившейся в русских водах вместе с U23. По счастью (крейсер, окончив осмотр, дал ход в момент залпа U26) или искусству командира (В.А. Белли писал, что П.М. Плен сумел “увернуться”), обе торпеды немецкой лодки (командир крейсера считал, была выпущена и третья) в “Адмирал Макаров” не попали.

Командир немедленно дал радио об обнаружении немецкой подводной лодки, миноносцы во главе с “Новиком” приступили к ее поиску, продолженному и на следующий день. Но и новая угроза не стала уроком для “Паллады”, которая, возвращаясь из дозора с “Баяном”, отпустила охранявшие их два миноносца (они вступили в охрану пришедших на смену крейсеров “Россия” и “Аврора”).

U26 дождалась новой удачи, беспрепятственно выбрав позицию, уверенно с расстояния 500 м поразила торпедой идущую головной “Палладу”. Детонация погребов уничтожила корабль со всем экипажем. Только тогда был дан по флоту приказ о возвращении на базы всех крейсеров и замене их в дозорах миноносцами.

Новый момент истины для оставшихся без “Паллады” двух крейсеров наступил в дни предпринятых флотом активных минных постановок. Немецкие диверсии у русских берегов и напряженность затянувшегося ожидания вторжения германских дредноутов порождали и усиливали в русском флоте все более угнетавшие людей депрессивные настроения. “Еще один шаг, — писал И.И. Ренгартен в дневнике 2 октября, — и мы войдем в состояние беспросветной обороны”. 8 октября обнаружено единственное из всего экипажа “Паллады” тело лейтенанта Л.А. Гаврилова.

Панихида о нем стала едва ли не панихидой по всему флоту. Люди были близки к прострации. “А мы все стоим, — продолжал И.И. Ренгартен свои записи 16 октября — это отчаянно тяжело и пикто из личного состава даже не знает, что флоту категорично запрещено начинать активные действия, и нам строго указана операционная зона к Ost от линии Дагерорта”. Опасность застоя поняли наконец и в ставке. Н.О. Эссен после настойчивых ходатайств получил разрешение на проведение активных минно-заградительных операций. Их мотивировали оказанием помощи флангам армии. Оставалась, конечно, и главная задача — оборона на минно-артиллерийской позиции у Ревеля. После трех оборонительных постановок мин у Либавы и Виндавы поставили семь заграждений между Мемелем и Полангеном.

Тщательно отработав за это время свою минную технику, 1 декабря в море вышли с минами и крейсера. В этой операции “Макаров” (63 мины) занял место головного вместо “Баяна”, который из-за неполадок в котлах должен был вернуться в базу. “Рюрик” выставил свои 120 мин, а пришедший во втором отряде 2 декабря “Енисей” — еще 240 мин. Его прикрывали “Олег” и “Богатырь”. С моря к западу от о. Борнхольм в прикрытии были подводные лодки “Акула” и английские Е1 и Е2.

Отделившийся в соответствии с планом операции от “Рюрика”, “Макаров”, несмотря на сильный туман, свои мины выставил в виде трех банок и точно в назначенном месте. Это место и свои координаты он уточнил по маякам на южной оконечности о. Готланд и каждый раз, чтобы не выдать факт и место постановки, своевременно уклонялся от встречных судов. Не встретив в назначенном рандеву свои корабли, “Макаров” отходным путем самостоятельно пришел в Утэ. В итоге операции отходы к Даицистской бухте были перекрыты системой банок из 433 мим.

В последующих 13 постановках, выполненных в течение 1915 г., “Макаров” и “Баян” в октябре и в ноябре действовали совместно с крейсерами “Рюрик”, “Олег” и “Богатырь”, выставивших вместе 1260 мин. Еще в двух операциях в начале 1915 г. “Макаров” и “Баян” с “Рюриком” прикрывали постановку к востоку от о. Борнхольм 200 мин (“Олег” и “Богатырь”) и к северу от маяка Аркона 10 мин (“Россия”). На них 12/25 января подорвались крейсера “Аугсбург” и “Газелле” и погиб германский пароход.

Поход “Макарова”, начатый 30 января/12 февраля 1915 г. для прикрытия вместе с “Рюриком” очередной, как планировалось, еще более масштабной заградительной операции (крейсера “Олег” и “Богатырь” со 100 минами каждый и полудивизион особого назначения со 140 минами), сорвался и для больших кораблей был отменен из-за аварии “Рюрика”. Корабль шел в тумане недопустимо большим 16 уз ходом и не воспользовался опытом переднего метелота “Макарова” и не проверял глубину лотом.

Сильно, наверное, на “Макарове” удивлялись странности поведения шедшего за ним “Рюрика”, на котором проявили такое же “горе от ума”, какое в 1907 г. случилось с царской яхтой “Штаидарт”. Ее также посадили на необозиаченный на карте огромный валун.

Из других событий войны на Балтике самым значительным для двух крейсеров было их участие в сражении в открытом море 19 июня/2 июля 1915 г. В немецкой литературе он известен также как бой у Эстергарна (название маяка на восточной оконечности о. Гогланд). Этот бой, в котором русские имели все шансы на решительную победу, мог бы стать и весомым уроком для германского флота, заставив его командование (в случае полного уничтожения германского отряда) воздержаться от активных операций.

Бой произошел в результате совпадения двух операций, из которых немецкая удалась раньше. Новый командующий вице-адмирал В.А. Канин (1862–1927, Марсель), сменивший скоропостижно скончавшегося Н.О. Эссена, задумал операцию, поверив донесениям агентуры о сборе германского флота в Киле на смотр перед кайзером. Но немцы, как оказалось, поступили умнее, чем думали о них русские. Для постановки мин в русские воды, может быть, в качестве “боевого подарка” в составе особого отряда был послан заградитель “Альбатрос” с грузом 160 мин.

Русский флот, выйдя в море для обстрела Мемеля и уничтожения сил противника, разошедшийся с ним в тумане немецкий диверсионный отряд обнаружить не сумел. И это был первый серьезный просчет нового командующего. Дозорная цепь миноносцев, будь она развернута в походе, могла бы обнаружить немцев до того, как они, поднявшись к входу в Финский залив, сумели в тылу шедшего к Мемелю русского отряда поставить с заградителя “Альбатрос” его 160 мин.

Русские не сумели воспользоваться предоставляющимися им исключительными возможностями (точное радионаведение И.И. Ренгертеном бригады крейсеров на шедшие отдельно “Аугсбург” и “Альбатрос”) и по эффективности огня русские корабли, несмотря на блистательные предвоенные успехи в стрельбе, оказались на уровне эскадры З.П. Рожественского. Выпустив едва ли не половину боезапаса, “Макаров”, “Баян”, “Олег”, “Богатырь” сумели лишь незначительно повредить ничтожный по своему вооружению “Альбатрос” и позволили ему, выбросившись на берег, спастись в нейтральных шведских водах. Не лучшим был и результат второго боя, когда, как писал немецкий историк о “Рюрике” (он всю ночь искал потерянную им вместе с “Новиком” бригаду): “Наступил в первый раз за всю войну удобный случай бросить на весы истории его тяжелую артиллерию” (С. Ролльман, с. 160). Германский крейсер “Роон” (аналог “Баяна” и “Адмирала Макарова”) с его четырьмя 210-мм и 10 150-мм орудиями) и шедший с ним “Любек”, как все остальные отчаянно и искусно отбивавшиеся немецкие крейсера, сумели уйти от огня “Рюрика” и четырех крейсеров русской бригады.

В оправдание русского командующего можно, конечно, привести неблагоприятные природные условия (туман), искусно применявшиеся немцами радиосигналы о вызове в действительности отсутствующих вблизи германских подлодок, маломощность корабельных радиостанций, постоянную оглядку на возможность появления превосходящих сил противника и, наконец, израсходование на удивительно безрезультатную стрельбу большой части боеприпасов. Но в том и состоит искусство флотоводца, чтобы превозмогать все неблагоприятные обстоятельства.

К сожалению, результаты вполне подтверждают тот полный боли за неудачу флота анализ, который содержит самое нелицеприятное его описание в работе Петрова (1885–1938, чекисты). “Два боя” (Л., 1926). В ней, нуждающейся лишь в одном уточнении (вместо “Бремена” должен значиться крейсер “Любек”), в частности, говорилось, что неприятель был слаб и его следовало без промедления раздавить. Вместо этого бригада занялась нелепым, совершенно неоправданным усложненным маневрированием, а в стрельбе были нарушены все выработанные до войны правила управления огнем и все те рекомендации, которые в работе Н.И. Игнатьева (1880–1938) “Заметки по тактике” (Петроград, 1914) обобщали весь накопленный перед войной опыт.

В частности, самым непостижимым образом были проигнорированы и эпиграф “Заметок”, гласивший, что “при данном вооружении, снабжении и обучении действительность стрельбы всецело находится в руках тех, кто увлекался маневрированием”. А в рекомендация № 96 (с. 35) о массировании огня говорилось: “Если противник слаб, то его надо окружить, чтобы он не мог уклониться от боя, но никогда не надо стрелять в него с большого числа кораблей, чем это допускается условиями управления огнем, так как излишки числа путающих друг друга кораблей только оттягивают развязку и вызывают ненужный расход снарядов и износ пушек”.

Сдержанно, но внятно о результатах боя говорилось в примечаниях Н.В. Новикова (1880–1957) к исследованию немецкого историка Г. Ролльмана, “Война на Балтийском море”, 1915 г. (М., 1935, с. 153): “То, что в течение полуторачасового боя четыре русских крейсера, из которых каждый был сильнее “Альбатроса”, не смогли уничтожить противника и дали ему укрыться в нейтральных водах, свидетельствует прежде всего о неудовлетворительном руководстве боем и чрезвычайно низкой дисциплине огня (разрядка моя — P.M.). Напоминая о дезорганизовавшей бой “продолжительной суматошной стрельбе всех кораблей по одной цели”, Н.В. Новиков почти слово в слово повторяет затем те последствия нарушения правил массирования огня, о которых предостерегала рекомендация № 96 в работе Н.И. Игнатьева.

 

Бой у Готланда 19 июня/2 июля 1915 года

(Из книги М.А. Петрова “Два боя". Л. 1926.)

Согласно плана операиии, три подводные лодки были высланы на позиции у входа в Финский залив, кроме того, были посланы лодки к Виндаве и к выходу из Данцига. "Слава" и "Цесаревич" находились в Люме.

В 2 ч ночи 1 8 июня бригада крейсеров пол командой адмирала Бахирева в составе крейсеров "Баян" (флаг), "Адмирал Макаров", "Богатырь" и "Олег" вышла из шхер с рейда Пипшер в сопровождении 7-го дивизиона миноносцев, расположив свой курс на банку Винкова — место назначенного рандеву с крейсером "Рюрик", вышедшим из Ревеля, чтобы затем, согласно инструкции, идти по большим глубинам вдоль восточного берега острова Готланд на юг. В 5 ч утра бригада встретила броненосный крейсер "Рюрик", которому было приказано вступить в кильватер. Миноносцы, конвоировавшие бригаду для охраны от подводных лодок, были отпущены.

Выход на соединение с отрядом 6 дивизиона миноносцев и "Новика", которые должны были участвовать в операции, задержался из-за густого тумана. Они принуждены были встать на якорь у острова Вормс. Ввиду того, что отряд уже значительно продвинулся на юг, 6 дивизиону миноносцев, имевшему возможность догнать его только к вечеру, поход отменили. На соединение пошел только один "Новик".

Командующий отрядом по выходе в море решил выполнить операцию в тот же день вечером, для чего после присоединения к нему "Новика" лег на курс к Мемелю.

В 6 ч 10 мин утра место отряда было: ш. 56"19', д. 19"57'. Этот поворот был выполнен в тумане, причем "Рюрик" и "Новик" отделились от отряда, потеряв свои места в строю. Туман настолько сгустился, что суда должны были включить кильватерные огни для ориентировки задних мателотов. Адмирал Бахирев решил отложить операцию до рассвета.

Не имея обсервации с 2 ч дня 18 июня, он счел рискованным подходить к Мемелю без определения, а потому, чтобы определить свое место, взял курс на маяк Фаллуден. При подходе к Готланду туман стал реже, потом разошелся, и отряд лег на обратный курс. Однако, встретив около 3 ч снова туман, отряд взял курс N0 10° и держался на этом курсе. "Рюрик" и "Новик" шли отдельно.

В 2 ч ночи снова появился густой туман.

Между тем в море были слышны радиопереговоры германских судов, причем радиопеленгаторные станции указывали на присутствие нескольких боевых соединений, о чем адмирал Бахирев был предупрежден.

Кроме того, разведывательному отделу штаба командующего флотом удалось расшифровать германское радио, из которого явствовало, что крейсер "Аугсбург" назначил рандеву какому-то, вероятно, легкому крейсеру в квадрате 377, и далее, что в 2 ч "Аугсбург" будет в четвертой четверти 357 квадрата, его курс 190°, ход 17 уз. Об этом также было передано адмиралу Бахиреву.

В 3 ч, придя в точку ш. 59°20,5' и д. 19°51,5', командующий отрядом, считая опасным и нецелесообразным подходить к Мемелю в тумане, а равно и ждать в море хорошей погоды, решил повернуть на NO 10° по направлению вероятного места нахождения неприятельских крейсеров.

Когда около 5 ч 30 мин туман разошелся, все крейсера оказались разбросанными. "Рюрика" и "Новика" видно не было. В 7 ч 35 мин утра отряд открыл во мгле близко по курсу два неприятельских крейсера, которые были вскоре опознаны: головным шел "Аугсбург", за ним вспомогательный крейсер (заградитель) "Альбатрос" и три миноносца. В этот момент "Рюрик" находился значительно к югу от места встречи.

Последняя произошла в условиях, позволявших тотчас же начать бой. С нашей стороны было четыре крейсера (кроме "Рюрика"), из которых каждый но своему вооружению был сильнее обоих встреченных неприятельских, в целом же на нашей стороне было подавляющее превосходство сил: русские крейсера имели в бортовом залпе четыре 203-мм и 24 152-мм орудий, германские- 12 100-мм орудий.

Таким образом, надо было дорожить каждой минутой, так как "Аугсбург" мог быстро уйти, тем более, что туманный, мглистый горизонт давал тому легкую возможность.

В этой обстановке мы вправе были бы ожидать резкого сближения отряда с противником и немедленного открытия огня. То или другое тактическое положение играло здесь второстепенную роль. Надо было быстро идти на наименьшую дистанцию, не тратя ни мгновения на какие бы то ни было перестроения и эволюции, которые здесь были просто излишними: неприятель был слаб, и его оставалось только раздавить.

Но вот тут-то и сыграли громадную роль тактические взгляды, которые прививались в период подготовки флота и которые подсказывали боевые решения. Первое инстинктив ное решение основывается на отдаленных впитанных и воспитанных предпосылках.

В донесении начальника отряда мы читаем: "Желая охватить голову, мы склонились влево, приведя головной корабль на курсовой угол 40° правого борта".

Невольно спрашивается, зачем понадобился этот тактический прием, лишний и бесцельный? А между тем приказание исходило от адмирала, который за время войны во многих случаях проявил свою доблесть и показал себя с самой лучшей стороны. Не малодушием или нерешительностью можно объяснить это приказание, а исключительно той предвзятой точкой зрения, которая воспитывалась в период тактической выучки флота, где "курсовой угол" и "охват" были китами всей постройки.

Бой начался. Противник легко прямым поворотом вправо "выходил из охвата". "Аугсбург", пользуясь своим преимуществом хода и пасмурной погодой, быстро начал обгонять отряд, направляясь к берегу и скоро скрылся в тумане. При этом со стороны нашего отряда не было сделано никаких попыток преградить ему путь или сблизиться с ним.

Очевидец, артиллерист "Баяна" П.В.Лемишевский "так описывает свои впечатления в этот момент: "Пришедшие в боевую рубку командир и старший штурман, а также уже находившиеся там и отдававшие предварительные приказания в плутонги оба артиллериста в этот момент были проникнуты одной мыслью, одним желанием; уничтожить крейсер "Аугсбург", который до сего времени всегда ускользал от наших крейсеров, и при том еше так недавно у Виндавы, когда мгла не дала возможности бригаде использовать свое преимущество в артиллерии. Но вот грянул залп из 8-дм башенных орудий и 6-дм казематных на "Адмирале Макарове". Небольшая пауза, необходимая, чтобы залпы двух кораблей не легли бы одновременно, и "Баян" открыл огонь из всех орудй и по головному неприятельскому кораблю. Вслед за "Баяном", выдерживая мертвый промежуток, открыли огонь "Богатырь" и "Олег" — по второму. Нельзя точно сказать, сколько минут прошло с момента открытия огня, когда совершенно неожиданно "Аугсбург" начал уходить от "Альбатроса", что ему было легко сделать, имея большое преимущество в ходе.

Таким образом, огонь всей бригады начал сосредотачиваться на втором. Что касается продолжения обстрела "Аугсбурга" "Адмиралом Макаровым" и "Баяном", то он терял всякий смысл: "Аугсбург", хотя и находился в пределах дальности 8-дм орудий, был едва виден, из-за мглы. Предусмотреть этот "побег" "Аугсбурга" командование отрядом едва ли могло, так как невероятно было бы, чтобы он смог бросить своего слабого товарища в такую минуту. И все же при первом признаке его побега можно было бы один из крейсеров послать в направлении на пересечку его курса и даже попытаться обстрелять.

Но этого сделано не было. Время было упущено, и "Аугсбург" начал уже совсем скрываться. Крейсера же оставались в кильватерной колонне, сосредоточив свой огонь на оставшемся "Альбатросе", при котором еще продолжали держаться миноносцы.

Между тем, положение "Альбатроса" все ухудшалось. На нем стали замечаться попадания.

Но счастье (? — Прим. авт.) и на этот раз еще не покидало неприятеля. Огонь бригады, хотя весьма интенсивный, не давал желаемых результатов, и только потому, что при стрельбе четырех кораблей по одной цели, при стремлении как можно больше выпустить снарядов, корректировать свои падения было нельзя, следовательно, бесцельно было сосредотачивать огонь и бросать снаряды.

Командование отрядом, не учтя этого, не отдало сразу приказания "Богатырю" и "Олегу" перенести огонь на миноносцы, хотя бы после ухода "Аугсбурга", дав тем самым возможность "Адмиралу Макарову" и "Баяну" вести полубригадную стрельбу, практика в которой у артиллеристов была, и результаты, совершенно другие, безусловно, сказались бы быстро. Мы даже считали, что достаточно было бы одного крейсера, чтобы уничтожить такой корабль, как "Альбатрос"".

Миноносцы, оставшиеся при "Альбатросе", находясь впереди курса, произвели торпедный залп. Торпеды пересекли строй крейсеров, не попав, однако, ни в один из них.

Около 8 ч (через 25 мин боя) адмирал сделал сигнал: "Богатырю" и "Олегу" действовать по усмотрению. Оба эти крейсера могли дать ход до 23 уз, они могли перегнать "Альбатрос" и с некоторой надеждой на встречу искать "Аугсбург" в тумане. Им представлялся выбор: или сблизиться с "Альбатросом" на дистанцию хорошей видимости, допускающей точную стрельбу и уничтожить его в несколько минут, или же броситься на поиски "Аугсбурга".

Но они выбрали решение выйти вправо, обойти "Альбатрос" с севера, чтобы отрезать ему путь отступления на N. На схеме боя видно, что они описали дугу, не слишком близко подходя к противнику и длительно маневрировали, чтобы, наконец, почти через полчаса, расположиться на соответственном румбе от "Альбатроса".

Характерно выглядит на схеме момент с 8 ч 10 мин до 8 ч 15 мин. Мы видим здесь форменный охват двумя отрядами, то есть прием, рекомендованный тактикой того времени для сражений крупных соединений флота. Что же получается? Четыре корабля, из которых каждый сильнее противника, производят сначала "охват головы", затем "охват двумя отрядами, из которых один во фланге"…

Это какое-то затмение!

И все стреляют по одной цели, вопреки правилам сосредоточения огня, причем только мешают друг другу! Ничем другим, как только затмением и можно объяснить, что до сих пор, уже в течение почти часа боя, "Альбатрос" не был разбит в шепки! Стреляя с разных сторон, путая наблюдения, артиллеристы не могли справиться с управлением огнем в подобной обстановке, на сравнительно больших дистанциях, да еще при мглистом горизонте!

Схема движения кораблей в бою у о. Готланд 19 июня/2 июля 1915 г.

Неприятельские миноносцы около 8 ч утра вышли вперед нашего отряда и выпустили в промежуток между крейсерами и "Альбатросом" несколько дымовых завес, которые на время скрывали его и сильно мешали стрельбе. Затем миноносцы пытались приблизиться, но после нескольких оглушающих залпов с бригады отошли и затем скрылись на юг.

К 8 ч 30 мин "Альбатрос" был сильно избит, одна мачта сбита, виден сильный пожар.

Опасаясь подходить слишком близко к берегу, адмирал Бахирев повернул, приведя неприятеля на курсовой угол 40° левого борта — опять курсовой угол (см. схему)!

Вскоре "Альбатрос" направился в проход между маяком Эстгарн и берегом. Тогда был сделан "Баяну" сигнал: "Отрезать неприятеля с юга".

"Альбатрос" был загнан со всех сторон. В 8 ч 45 мин, описав циркуляцию, объятый пожаром, он спустил флаг, а затем около 9 ч выбросился на берег.

Тем кончился этот бой.

Таким образом, благодаря исключительной, ничем не вызываемой сложности приемов тактики и маневрирования, совершенно ненужным в данном случае "курсовым углам", "охватам" и прочему, благодаря чрезмерному сосредоточению огня против одной цели, подавляющего, бессистемного, с разных сторон ведущегося огня на дистанциях, при которых цель временами была плохо видна, понадобилось почти полтора часа, чтобы подбить малый, слабо защищенный крейсер, фактически дав ему возможность укрыться в нейтральных водах.

Между тем его противники, в особенности "Адмирал Макаров" и "Баян" (последний был из числа призовых по стрельбе), стреляли хорошо, и при иных условиях, при иной тактике боя, конечно, могли бы справиться с такой целью не в час, а в 10–15 мин.

Вот оно — несоответствие тактики боевой обстановке!

Но события этого дня не кончились боем с "Альбатросом". Вот дальнейшее описание по донесению адмирала Бахирева: "Убедившись, что "Альбатрос" сильно подбит и выбросился на берег, я донес телеграммой: "После боя, получив повреждения, неприятельский крейсер выбросился на берег по остовую сторону о. Готланд, за маяком Эстергарн. Считаю полезным выслать подводную лодку к месту аварии".

В 9 ч 50 мин решил продолжать курс к Финскому заливу и бригада легла па курс 40°, имея впереди "Богатырь" и "Олег", а несколько сзади "Адмирал Макаров" и "Баян". "Рюрик" еще не присоединился и был южнее. В 10 ч справа и немного позади траверза были обнаружены шесть дымов, оказавшихся крейсерами "Роон", "Аугсбург" и четырьмя миноносцами.

В 10 ч 05 мин открыли огонь: "Роон" по "Баяну", "Аугсбург" по "Олегу". Наши — немедленно отвечали.

Но в это время, ввиду того, что на крейсере "Адмирал Макаров" оставалось мало 8-дм снарядов, и полагая, что такое же количество, вероятно, имеется и на "Баяне" приказал сделать следующее радио: ""Рюрику" вступить в бой с "Рооном", квадрат 408, идти самым полным ходом на соединение. "Славе" и "Цесаревичу" выйти на поддержку к банке Глотова".

В это время расстояние колебалось от 59 до 75 кб. При одном из накрытий залпами с "Баяна" были замечены попала ния в "Роон" и пожар на нем. Фактически, бой вел только один "Баян" своими двумя 203-мм орудиями. "Адмирал Макаров" не имел 203-мм снарядов, молчал, дистанция же была слишком велика для 152-мм орудий.

В 10 ч 30 мин неприятель прекратил огонь и стал уходить к югу по курсу 230°, о чем я сделал радио "Рюрику".

Около 11 ч с "Олега" и "Богатыря" заметили перископ и рубку подводной лодки, шедшей в атаку на "Олег". Атака была безрезультатна. Суда отряда открыли огонь по лодке"…

Эта новая получасовая встреча была безрезультатна. Между тем "Рюрик" находился значительно южнее места боя. Получив в 10 ч 20 мин радиограмму: "Вступить в бой с "Рооном"'' и ответив: "Иду к вам", он пошел полным ходом, взяв курс в середину показанного ему квадрата. Через некоторое время на W от "Рюрика" показались дымы трех кораблей. Курс был взят им на пересечку. Были опознаны крейсера "Бремен", "Аугсбург" и "Роон". "Бремен" сделал сигнал прожектором, по- видимому, опознавательный и, рассмотрев "Рюрика", круто повернул вправо, открыв огонь. В свою очередь, в 10 ч 35 мин "Рюрик" открыл из носовой 254-мм башни огонь но "Бремену", затем, после двух залпов, перенес его на "Роон", который шел вторым в строю. Весь отряд шел большим ходом на WSW.

Теперь обстановка была несколько иная в смысле условий для стрельбы. "Рюрику" никто не мешал, и он мог спокойно управлять огнем, тем более, что никакие обстоятельства не вызывали необходимости каких-либо сложных, затрудняющих огонь маневрирований.

Несмотря на дым и мглу, "Роон" вскоре получил попадания. Особенно ясно был виден разрыв 254-мм снаряда, окутавший черным дымом весь крейсер до мачт. Были видны взрывы около кормовой мачты и между грот-мачтой и четвертой трубой. По-видимому, на крейсере начался пожар, так как его кормовая часть была окутана облаком черного дыма".

Около 11 ч 10 мин "Роон" повернул к "Рюрику" корму и стал уходить, поддерживая редкий огонь из одного орудия. "Бремен" тоже прекратил огонь.

Видя, что расстояние до неприятеля увеличивается, командир "Рюрика" устремился на него, но в этот момент был справа атакован неприятельской подводной лодкой, выпустившей мину. Уклоняясь к Ost от атаки лодки, крейсер потерял из виду неприятеля, а затем лег на N для следования в Финский залив.

Спрашивается, почему "Рюрик" не довел до конца столь успешно начатого боя, тем более что "Роон" уже был значительно поврежден? Почему "Рюрик" не бросился его искать в том направлении, где последний скрылся, имея большой шанс принудить его вновь к бою, так как обладал ходом, не меньшим, чем и "Роон"?

Формально оправданием командиру является радио, полученное им от начальника отряда: "Опасаться подхода неприятеля с юга". Но фактически и над ним, и над адмиралом, посылавшим это радио, давлело опасение попасть под удар превосходящих сил германского флота, присутствие которых возможно было предполагать (хотя в действительности поблизости их не было). Однако ни адмирала, ни командира "Рюрика" это не должно было останавливать, если бы у них было сознание о возможности и допустимости риска. Между тем при дальнейшем преследовании, при более энергичных действиях этот день мог бы дать крупное моральное значение — успех в виде потопления, кроме "Альбатроса", еще и "Роона".

Отряд крейсеров, узнав о бое "Рюрика", пошел к нему на соединение, но затем, ввиду потери "Рюриком" неприятеля, вернулся. У банки Винкова. отряд снова был безрезультатно атакован неприятельской лодкой.

К концу дня корабли вернулись в Ревель.

Из дальнейших событий этого дня следует отметить атаку английской подводной лодкой германского крейсера (по-видимому, "Роона") и поход лодки "Акула" к месту гибели "Альбатроса", у которого она была атакована двумя неприятельскими гидропланами и подводной лодкой, видимо, вызванными на помощь и для охраны "Альбатроса".

На “Баяне” после боя у о. Готланд

В сбалансированном и вполне объективном описании боя, приведенном в работе “Флот в мировой войне” (М., 1964, с. 169–174), также прямо говорится о том, что русский адмирал “допустил ряд грубых тактических ошибок”. Невысоко оценивалось и поведение командира “Рюрика”, который “не проявил должной настойчивости в бою с крейсером “Роон” и не развил первоначального успеха”, (с. 173).

По всем этим обстоятельствам “Баян” и “Адмирал Макаров”, имевшие решающую для боя 8-дм (хотя и не очень эффективную) артиллерию, в полной мере реализовать свои возможности не могли.

Корабли подтвердили свою отличную боевую выучку. На флагманском “Макарове” (командир П.М. Плен), как писал автору участник войны Б.Л. Дандре (1889–1968), отличился старший артиллерийский офицер старший лейтенант В.Н. Вощинин (1887-?), который в погоне за “Аугсбургом” из одноорудийной 8-дм башни на предельном расстояние “влепил” ему два снаряда. Окажись при этой погоне странно отставший и еще более странно самовольно вернувшийся в базу “Новик”, участь этого до чрезвычайности удачливого немецкого крейсера могла бы быть решена.

“Баян” под командованием капитана 1 ранга В.Л. Вейса (1870-после 1918) в бою с вдвое превосходившим его по боевой мощи “Рооном” зигзагообразным маневрированием на курсовой угле 90° умело вводил противника в заблуждение, отчего четырехорудийные залпы башен противника, хотя и ложились исключительно кучно по целику, но “по прицелу не давали накрытия”. Свидетельствовавший об этом участник боя па “Баяне” П.В. Лемншевский (1889-?) в сборнике “Русское военно- морское искусство” (М., 1951 с. 420–434) подчеркивал, что до войны он был призовым кораблем по стрельбе, и в бою с “Рооном” достиг по крайней мере двух попаданий из 40 выпущенных 8-дм снарядов. Это давало исключительно высокий 5 % результат, намного превосходивший результаты германского (3,3 %) и английского (2,2 % флотов в Ютландском бою.

Кораблям не представилось случая проявить свою индивидуальную подготовку, как это совсем недавно, 27 апреля 1915 г., с блеском удалось сделать в Черном море линейному кораблю “Пантелеймон”. Пользуясь случайной удаленностью от своей бригады и не участвуя в неудачно сложившейся ее стрельбе, он, применив метод децентрализованной стрельбы вместо централизованной, левым залпом заставил выйти из боя напавший на бригаду линкоров германо-турецкий линейный крейсер “Явуз Султан Селим” (“Гебен”). (P.M. Мельников. “Броненосец “Потемкин”, Л., 1980 г., 1981. с. 241.). Такая возможность предоставлялась “Рюрику”, но он ею не воспользовался. Не поддержав всерьез свои крейсера, он во многом предрешил фактическую неудачу боя.

Бой у Эстергарна еще раз подтвердил, что доблесть и выучка отдельных кораблей могут оказаться недостаточны для победы над таким отлично подготовленным и инициативно действующим противником, как германский флот. Обнаружилось также, что острая нехватка высококлассных флагманов при командовании в море и стратегов в штабах всех уровней, не исключая и ГМШ, продолжала, как и в прошлой войне с Японией, оставаться главной бедой русского флота.

И не этим ли фатальным отсутствием (исключая Н.О. Эссена) действительных, а не формальных лидеров приходится объяснять стремительно произошедшую в 1917 г. дезорганизацию командования флотом. Проявившие себя выдающимися военачальниками Л.Б. Кербер (1863–1919) и А.В. Колчак (1874–1920, чекисты) не удержались на Балтике — один из- за стойкого на флоте германофобства (немецкое происхождение ставили в вину и Н.О. Эссену) другой — из-за наклонности императора к кадровой чехарде. По-хамски сменив В.А. Канина (есть подозрение, что из-за слишком энергичных настояний на осуществлении десантных операций в Рижском заливе в 1916 г.) и поставив во главе флота не оправдавшего его надежд А.И. Непенина (1871–1917, матросы), император тогда же, обезглавив уже полностью подготовленную операцию, с непонятной спешностью перебросил А. В. Колчака на должность командующего Черноморским флотом. Здесь он сменил уволенного А.А. Эбергарда.

Плоды этой дезорганизации и невысокого уровня разработки операций и командования не раз проявляли себя и в последующих после Эстергарна операциях. И если относительно простые крейсерские и минно-заградительные походы, обходившиеся без боевых столкновений, вполне флоту удавались (в них почти всегда участвовали “Баян” и “Адмирал Макаров”), то комбинированные операции могли принести совсем не те результаты, которые ожидались.

Так было в двух главных операциях, каждая из которых по-своему решала судьбу флота. “Баян” и “Макаров” участвовали в конвоировании перевода в Рижский залив в 18/31 июля 1916 г. линейного корабля “Слава”.

Центральное место “Баян” и “Адмирал Макаров” должны были занять во второй готовившейся 6 июня и назначенной на 16 августа 1916 г. семидневной десантной операции. Она должна была коренным образом изменить ход войны на суше и на море. В операции 1916 г. на “Баян” предполагалось возложить содействие армии у Риги, а на “Макаров” (совместно с “Цесаревичем”, “Богатырем” и миноносцами) конвоирование транспортов с войсками у Моонзунда к месту высадки, а затем — демонстрации у Домеснеса и охрана Ирбенского пролива. С полной обстоятельностью (на 350 стр.) подготовка операции и ее организация освещены в работе профессора Н.А. Данилова “Смешанная операция в Рижском залпве в июне-августе 1916 г.” (Л., 1927) и отчасти затронута в книге автора “Эскадренные миноносцы класса “Доброволец" (С-Пб, 1999).

Оба крейсера в порядке подготовки к операции 13 августа и 2 сентября 1916 г. были введены в Моонзунд. “Баян” после напряженной службы в Рижском заливе 13 августа вернулся на Балтику. В походе для докования в Кронштадт “Баян” счастливо избежал немецких мин, на одной из которых 6/19 ноября 1916 г. у о. Гогланд подорвался шедший впереди “Рюрик”.

“Адмирал Макаров” впервые в той войне был оставлен для зимовки вместе с “Цесаревичем”. Здесь на рейде Куйваста они встретили нежданно нагрянувшие февральские дни, перевернувшие судьбу России в 1917 г. Совсем иной должна была стать и предстоящая кораблям решающая операция того года.

Возвращение после боя