Минная бригада в Евпатории

В последние предвоенные дни минная бригада Черного моря участвовала в боевой, ”опытной и показательной” стрельбе флота по бывшему броненосцу 'Екатерина II”. Корабль был потоплен 7/20 октября 1914 г. в результате сосредоточенного огня всего флота. Искусство массирования огня или сосредоточения его с нескольких кораблей по одной цели – то самое, которое обеспечило японцам победу в Цусиме, продемонстрировали и корабли 3-го дивизиона.

Привлечь внимание к артиллерийскому искусству на кораблях дивизиона, как и на других миноносцах, помогла инициатива командира ”Капитана Сакена” капитана 2 ранга флигель-адъютанта С.С. Погуляева. ”Неоспоримо, – писал он 12 ноября 1912 г. в рапорте начальнику 2-го дивизиона, – что миноносец создан не для артиллерийского боя, но также неоспоримо и то, что раз на миноносцах стоят орудия, сила их в бою должна быть использована в возможно полном объеме”. Этому мешала продолжавшаяся также и на Черном море традиция частой сменяемости офицерского состава. Усиливавшийся после войны с Японией некомплект заставлял начальство, как и прежде, перебрасывать офицеров с корабля на корабль. Об ущербе для артиллерийской подготовки, требовавшей постоянной практики, при этом не задумывались.

Невелик был и выбор офицеров, пригодных для управления огнем. Их в распоряжении командира обычно имелось только два, и оба уже должны были делить между собой четыре совмещавшиеся должности: артиллериста, минера, штурмана, ревизора. По этим причинам на миноносцах приходилось обязанности вахтенных офицеров возлагать и на механиков. К тому же далеко не каждый офицер обнаруживал таланты и желания посвятить себя артиллерийскому искусству. И если командиры хорошо справлялись с одиночными стрельбами, то в искусстве пристрелки миноносцы от больших кораблей продолжали отставать.

Теперь же в канун войны (Турция еще торговалась с Германией об условиях нападения на Россию) командир ”Капитан-лейтенанта Баранова” капитан 2 ранга Б.Б. Жерве (1878-1934), один из героев боев Владивостокских крейсеров, впоследствии начальник советской Морской академии, также настаивал на улучшении артиллерийской подготовки миноносцев. В своем срочном донесении за октябрь 1914 г. он обращал внимание на слишком уж искусственные условия, в которых проходили стрельбы. ”Екатерина II” представляла собой ”огромный неподвижный щит, курсовой угол дивизиона был точно известен, следовательно, на всех миноносцах дивизиона был довольно точно известен ВИР, а также известно было и первоначальное расстояние”. Кроме того, напоминал командир, ”до беглого огня было сделано не менее шести пристрелочных залпов, так что расстояние и ВИР были окончательно определены”. Наконец, даже курс дивизиона относительно ветра был выбран наиболее благоприятный, вследствие чего ”дым не закрывал передним миноносцам показания прицела и целика с пристрелочного миноносца”. Да и расстояния стрельбы ”были малы” – всего 35-25 кабельтовых. ”Все это, – настаивал Б.Б. Жерве, – вряд ли будет иметь место в действительном бою, когда коренные недостатки этой организации, неоднократно указывавшиеся мною в предыдущих записках, скажутся ярко и принесут свои вредные последствия”.

10/23 октября весь дивизион занимался в море маневрированием по новой утвержденной начальником бригады схеме минных атак. Утром 14/27 октября вышли в море для выполнения самих атак. Но стрельбы из-за 5-6-балльного волнения пришлось отложить. Днем уже во время стоянки в Евпатории на ”Капитан- лейтенанте Баранове” разорвало магистральную трубу (как уже было 4 октября) рабочего пара. Для замены магистрали силами плавучей мастерской ”Кронштадт” корабль ушел в Севастополь. Бригада же осталась в Евпатории.

Несмотря на уже полыхавшую в мире войну, флот в Черном море находился в состоянии той неопределенности, в которой порт-артурскую эскадру застало японское нападение 26 января 1904 г. Флот также не приводили в полную боевую готовность и также удерживали от активных действий. Так же, как и накануне японского нападения, не были приняты во внимание и поступавшие одно за другим множественные предостережения об обострении обстановки, о лихорадочных приготовлениях Турции и готовности ”Гебена” и ”Бреслау” напасть на русские берега.

Когда ”Гебен” и выведенные им в море диверсионные группы кораблей уже шли для нападения на берега России, А. Эбергард, словно находясь в сговоре с адмиралом Сушоном, отдает в тот вечер приказание об отправке в Ялту заградителя ”Прут”. Он должен был доставить туда один батальон солдат, без которого, видите ли, 62 дивизия не может отправиться на фронт. Время же на марш по крымским дорогам терять не хотели. И царедворец со стажем А.А. Эбергард не находит для этой цели более подходящего судна, чем наполненный новейшими минами заградитель ''Прут”. ''Прут” по воле адмирала отправляется в Ялту, но, не успев приступить к выполнению поручения, получает приказание держаться ночь в море. Здесь на виду наблюдательных постов он, оказавшись под огнем ”Гебена”, поднял боевые стеньговые флаги (их на постах почему-то приняли за белые!) и героически потопил сам себя со своим бесценным грузом новейших мин.

Иных подвигов императорские флотоводцы совершать не умели. Героический подвиг дозорных миноносцев, не задумывавшихся броситься в атаку на ”Гебен”, помочь ''Пруту” не смог. Но еще тремя часами раньше, чем был потоплен ”Прут”, из Одессы пришло (это было в 4 ч. 15 м. 16/29 октября) принятое всем кораблям открытое радио дежурного парохода РОПиТ (коммерческий флот оказался организованнее военного): 'Турецкий миноносец взорвал ''Донец”, ходит в одесском порту и взрывает суда”. Это сообщение в штабе А.А. Эбергарда осмысливали в течение часа. Только в 5 ч. 20 м. на флот была 'спущена” директива вскрывать пакет № 4Ш.

О развернутых на побережье наблюдательных постах никто не вспоминает, и служба связи по собственной инициативе оповещает их о начале войны. Горько, но факт: сообщение с поста Лукулл об обнаружении ”Гебена” поступило в 5 ч. 30 м., но до штаба Командующего дошло лишь через 20 минут. С такой же скоростью – в продолжение 19-20 минут передавалось и приказание о включении крепостного минного заграждения. В итоге всей этой завидной распорядительности учеников адмирала Эбергарда, утопив ”Прут”, обстреляв крепость, рейд и город, партию траления и державших ближний дозор миноносцев 4го дивизиона, ”Гебен” благополучно миновал заграждения севастопольской крепости.

Расположение марок на трубах на эскадренных миноносцах Черноморского флота.

В историю вошли трогательные подробности этого редкостного военно-морского головотяпства. Оказывается, неотлучно сидевший у коммутатора дежурный офицер все это время терпеливо выжидал, пока посланный им на пирс унтер-офицер найдет начальника минной обороны (он решал там какие-то неотложные распорядительно-хозяйственные дела) и призовет его на станцию для отдачи личного (таков был строгий порядок!) приказания о включения заграждения.

Прояви этот коммутаторный офицер личную инициативу и элементарное гражданское мужество – с ”Гебеном” (он, как потом выяснили, несколько минут маневрировал на заграждении) могло быть покончено в тот же первый день войны.

Не лучшим образом распорядился и А.А. Эбергард и его штабные чины с имевшимися в их распоряжении внушительными минными силами. Лишь в 7 ч. 30 м., то есть спустя 3 ч. 15 м. после сообщения о нападении на корабли в Одессе, приказ о вылете в море получили два гидросамолета и о съемке с якоря – подводные лодки ''Лосось” и ''Судак”. Что мешало держать эти лодки (пусть даже поочередно) на дежурстве в море – этот вопрос при фиктивном разбирательстве (император не хотел осуждения своего любимца) вовсе не поднимался. ”Гебен” в это время уже около получаса как удалялся на юг. Не поддается объяснению и роль минной бригады. Словно самой судьбой изготовленная к атаке, она в числе 19 миноносцев в ночь нападения на Одессу в полной готовности оставалась на рейде Евпатории, то есть почти что на пути шедшего в Одессу турецкого отряда. Проведя здесь минные стрельбы, бригада ожидала дальнейших указаний.

В 20 ч. 35 м. на бригаде было принято радио командующего морскими силами: ”Положение весьма серьезное. ”Гебен” видели с двумя миноносцами около Амастро. С рассвета положение первое. Госпитальным судам то же к 9 часам, транспортам пока четвертое.” Но за этими обоснованно тревожными предостережениями никаких указаний не последовало. О бригаде забыли. Не получая указаний и уловив, может быть, каким-то шестым чувством приближение противника (турецкие миноносцы и ”Гебен” были уже

близки к широте Севастополя), начальник минной бригады решился наконец выразить тревогу по поводу своего неопределенного положения. В 23 часа он радировал в штаб флота: ”Ввиду серьезности положения полагал бы необходимым иметь полный запас топлива. Жду распоряжений.”

Эскадренный миноносец ",Лейтенант Шестаков", 1909 г. (Наружный вид и вид сверху)

Эскадренный миноносец "Лейтенант Шестаков", 1914 г. (Наружный вид)

В штабе не нашли нужным отозваться на инициативу бригады. Развертывание завесы не состоялось, уроки минувшей войны использованы не были, рутина бездумного исполнительства оставалась в силе. В ответе штаба флота говорилось: ”Приготовьтесь к бою, возвращайтесь в Севастополь, подходя в зону обстрела батарей и к минному заграждению не раньше рассвета. В случае появления неприятеля вскройте пакет № 4Ш”. Иными словами, командование флота по- прежнему не видело необходимости в использовании своего самого скоростного маневренного соединения для прояснения зловеще сгустившейся обстановки.

В это время два германо-турецких эсминца – близкие сверстники по типу с проектом ”Лейтенанта Шестакова” – преодолевали три последних десятка миль, остававшихся на пути к Одессе. Они уже зашли в тыл ощущавшей смутное беспокойство и все-таки продолжавшей бездействовать бригаде. Дерзость и холодный расчет германо-турецкого адмирала Сушона и на этот раз оправдались.

Судьба, как это не трудно видеть в войнах XX в.. до последнего благоприятствовавшая русским, и в этой ситуации предоставила им еще один шанс. ”Гебен”, допустив ошибку в счислении, поднялся к северу выше Севастополя. Здесь в конце Лукулльской мерной линии его должны были увидеть эсминцы минной бригады. Но не увидели, потому что шли без дозора. Полоса тумана, как когда-то было с заградителем "Амур” 1 мая 1904 г. под Порт-Артуром, разделила противников. На пути ”Гебена” оказалась державшаяся на инкерманском створе группа дозора 4-го дивизиона. Связи с бригадой она не имела. Пытаясь спасти шедший с запада к Севастополю "Прут”, головной дозора ”Лейтенант Пущин” повел корабли в почти безнадежную в дневных условиях и столь малыми силами атаку. Прекратив стрельбу по городу и крепости, "Гебен” открыл залповый огонь из 150-мм пушек. Получив несколько попаданий (было убито 7 и ранено 11 человек), но, по счастью, не потеряв ход, ”Лейтенант Пущин” в расстоянии около 50 кабельтовых отвернул и ушел в Севастополь. Оставшиеся в строю ”Живучий” и ”Жаркий” помочь ”Пруту” уже не смогли.

Совершенно бесполезным оказалось для флота присутствие в Евпаторийском заливе остальных 15 миноносцев Минной бригады. Пропустив к Одессе миноносцы ”Гайрет” и ”Муавенет”, а к Севастополю ”Гебен” с тралившими перед ним (10-узловой скоростью) миноносцами ”Ташос” и ”Самсун”, бригада не заметила и появления действовавших самостоятельно заградителей ”Самсун” и ”Нилуфер”. Не предприняли попыток перехвата кораблей, напавших и на Одессу. Строго исполняя полученное накануне приказание и не ведая о происходящих событиях (из штаба никакой информации не поступало), она в 6 ч. 10 м. утра неторопливо двинулась к Севастополю. В 7 ч. 40 м.. пройдя по недавнему кильватерному следу ”Гебена” и еще видя на горизонте его дымы и рангоут, бригада под берегом вошла на севастопольский рейд.

Во всем этом не был повинен флот. Он свой долг выполнил с честью. Но понятна и тяжесть стоявшей перед ним задачи при бесталанном командующем и отсутствии скоростных кораблей. Не сумев использовать в Евпатории свой единственный шанс торпедной атаки (”Гебен”, шедший с тралящими миноносцами, ничего не стоило застать врасплох), минная бригада должна была ждать теперь готовности черноморских ”новиков” типа ”Дерзкий”. А пока на кораблях не раз, наверное, недобрым словом поминали строителей, и министерство, и великого князя Александра, устроивших флоту сооружение в 1905 г. кораблей вчерашнего дня.

Стыдно сказать, но скоростные по определению корабли типа ”Лейтенант Шестаков” с их ”парадной”, давно забытой 25-уз скоростью не имели шансов уйти от преследования со стороны ”Гебена” – их современника. ”Весомо, грубо, зримо” продолжала себя являть в этих кораблях рутина доцусимского и цусимского мышления верхушки флота. Турки и те сумели потратить свои деньги благоразумнее. Не мучая себя творческими изысканиями, они взяли да и приобрели в Германии в 1910 г. четыре немецких 35-уз. миноносца (S-165-S-168). Два из них и участвовали в налете на Одессу. Они, как можно судить, принадлежали к тому самому типу ”Тартар”, который наперебой предлагали из-за границы и который для русского флота, вплоть до появления ”Новика”, оставался недосягаемым.

Справочники опровергают один другого, и если принять, что это были еще поршневые корабли с более умеренной 28-30-уз. скоростью, то и в этом случае они должны были оставлять наши миноносцы типа ”Лейтенант Шестаков” далеко позади себя. Пусть читатель сам выберет слова, какими следовало бы назвать ту техническую политику и тех людей, которые упорно обрекали Россию на отставание от мирового прогресса. Так или иначе, но в условиях развязанной войны наши корабли при встрече со своими турко-немецкими миноносными двойниками (при 620 т водоизмещении они имели только по 2 88-мм пушки) могли рассчитывать лишь на свои 120-мм орудия, а с ”Гебеном” – только на счастливый случай.

 

Боевой путь ”геройского дивизиона”

Так, наверное, должны были называть в Севастополе корабли, носившие звучные имена тех, кто в прошлых войнах прославил русский Черноморский флот. Этими проверенными в истории (вопреки нынешним традициям увековечивания ”друзей по службе”) именами людей корабли третьего дивизиона могли по справедливости гордиться. И честь этих имен они не посрамили. Всю войну наравне со вступавшими в строй ”новиками” они несли напряженную боевую службу. Во всех сторонах Черного моря – от болгарского берега до кавказских гор и предгорий Анатолии, под крымским берегом, у пляжей Эльтигена и Таманского полуострова, близ Афонского монастыря и берегов Колхиды можно было опознать их характерные, очень современно выглядевшие двухтрубные силуэты.

Лишь в 16 часов 16/29 октября адмирал Эбергард, кое-как оправившись от шока и желая реабилитироваться в глазах высшего начальства, вывел корабли в море. Держась к югу от Крыма и в половине расстояния от Анатолии, эскадра совершила 12 гигантских зигзагов. Но противник, израсходовав в дальних диверсиях запасы топлива, находился в то время уже на пути в свои базы, и перехватить его можно было лишь совершив незамедлительный бросок к Босфору. Но адмирал предпочел заниматься ''парадом'' посреди Черного моря.

В этой впечатляющей, если бы германо-турки могли ее наблюдать, демонстрации боевой мощи флота участвовали обе бригады линейных кораблей. Дозор впереди флота возглавлял крейсер ''Память Меркурия”. В двух колоннах за флотом шла минная бригада. Левую составляли ''Гневный'' (брейд-вымпел начальника бригады), ”Беспокойный”, ”Дерзкий”, 'Пронзительный'. В правой шли 'Лейтенант Шестаков' (брейд-вымпел начальника 3-го дивизиона капитана I ранга И.С. Кузнецова), 'Лейтенант Зацаренный”, 'Капитан-лейтенант Баранов', 'Капитан Сакен' и 350-тонные миноносцы 'Зоркий', 'Звонкий'. 'Живучий', 'Живой', 'Жаркий'. С этими силами, не зная, видимо, что же следует предпринять, адмирал в продолжение двух суток и кружил посредине Черного моря. Двинуться сразу к Босфору, чтобы там перехватить диверсантов, разделить свои силы на две завесы, которые там же могли бы успеть прийти на помощь одна другой при появлении ”Гебена”, адмирал не решился.

Практически в бездействии пребывали и новейшие, только что вступившие в строй четыре Новика”. Что-то могли сделать и 25-уз. миноносцы – от 'Шестакова' до 'Жаркого'. Они на исходе вторых суток крейсерства успели в составе бригады ”сбегать” в Севастополь для пополнения запасов топлива и в 6 час. утра 19 октября снова присоединились к флоту. Он тем временем продолжал ходить по кругу. Всего в это необъяснимое крейсерство, продолжавшееся четыре дня. прошли до 700 миль. Это было примерно втрое больше расстояния от Севастополя до Босфора.

Многообещающим был поход миноносцев с флотом, начатый 22 октября/4 ноября. Он должен был помешать все еще ожидавшейся высадке десанта против Одессы. На этот раз путь флота пролегал к Босфору. Дивизию линейных кораблей составляли 'Евстафий” (флаг командующего флотом), ”Иоанн Златоуст”, 'Пантелеймон (флаг вице-адмирала), 'Ростислав'. Впереди шли дозорные крейсера: 'Память Меркурия' (флаг контр-адмирала) слева, "Кагул" справа. 'Алмаз' (его чаще называли все же крейсером) в центре.

В кильватер линейной дивизии шли три дивизиона эскадренных миноносцев- все четыре типа 'Лейтенант Шестаков' (3-й дивизион), 4-й дивизион в составе всех четырех миноносцев серии 'Ж' и миноносцы 5-го дивизиона 'Звонкий' и 'Зоркий'. Поход имел целью, помимо возможного артиллерийского боя с германо-турецкими кораблями, провести постановку минных заграждений с четырех миноносцев. Приняв по 40 дрейфующих мин и 20 всплывающих, они в полночь вышли из Севастополя и в 10 ч. утра 23 октября присоединились к флоту. По технической выучке и организованности флот, как это показали все походы, далеко ушел от цусимского уровня.

В полночь, находясь на долготе Очакова и широте Констанцы, продолжали держать курс на Мидию (к западу от Босфора). Таким путем рассчитывали, видимо, разминуться с противником, если бы он в самом деле вышел на Одессу. Никаких завес миноносцы всех трех дивизионов не развертывали, а потому немцы (всеми операциями руководили именно они, заменяя на кораблях командный состав, а часто и команды) имели немалые шансы обойти русский флот мористее или под болгарским берегом. О мотивах этой тактики адмирала нам и на этот раз приходится лишь гадать.

Вместе с постановкой заграждений готовился и первый обстрел Угольного района. Этот участок турецкого побережья, располагавшийся в 130 км от Босфора с городами и селениями Зунгулдак, Козлу, Эрегли, Килимли, Парфени и др., с начала войны становился главной целью экспедиций русского флота к Анатолии. Перерыв доставки морем (сухопутных дорог через горы не было) до Босфора добывавшегося в горах угля мог нанести ощутимый урон военной экономике Турции и подорвать ее способность вести войну. Об усилении блокады Угольного района союзники неоднократно в течение войны просили Россию.

Первый шаг к началу операций против Угольного района был сделан после полудня 23 октября, когда 'Капитан-лейтенант Баранов' подошел по приказанию командующего к борту сначала 'Кагула', а затем 'Ростислава' и сообщил о предстоящем им на следующий день обстреле главного порта района – Зунгулдака. Огнем двух кораблей надо было уничтожить кран для погрузки угля на молу, на малой пристани, а также землечерпалки и ремонтные мастерские. Стрельбу предписывалось вести не более часа, держась в море не ближе 100-саженной глубины. 'Ростиславу' разрешалось израсходовать не более 60 254-мм и 80 152мм снарядов. В 14 ч. 10 м. дивизион отделился от флота, а миноносцы 4-го и 5-го дивизионов начали с больших кораблей пополнять запасы угля.

В 16 ч. 45 м., находясь на долготе Босфора в расстоянии от него около 65 миль, флот лег на курс 91°, то есть почти строго на восток. В 6 ч. утра 24 октября открылся анатолийский берег. 'Кагул' и 'Ростислав' в сопровождении шести миноносцев 4-го и 5го дивизионов повернули на юг, к берегу. Остальные миноносцы и весь 3-й дивизион остались для охраны флота. Стрельбу начали в 8 ч. 20 м. с расстояния 75 каб. Но уже через 10 минут пошел дождь. Огонь пришлось вести фактически по площадям. После получасовой стрельбы, выпустив 24 снаряда (запись в вахтенном журнале корабля), 'Ростислав' лег на курс 12° для присоединения к державшемуся в море флоту. Из 152мм пушек за дальностью расстояния и плохой видимости не стреляли. Подошедший ближе 'Кагул' выпустил по порту до 226 152-мм снарядов и в 9 ч. 45 м. также повернул к флоту.

Широкие клубы пожарищ как будто свидетельствовали об эффективности стрельбы, но о прямых результатах судить было трудно. Составлявшаяся в суровую сталинскую эпоху 'Боевая летопись русского флота' (М., 1948) весьма нейтрально сообщала о том, что у Босфора 1-й дивизион миноносцев 'поставил в ночь на 6 ноября заграждение из 240 мин'. Лишь позднее, в пору слегка приоткрывшейся исторической гласности авторам труда 'Флот в мировой войне' (М., 1964) позволено было уточнить, что, вообще-то, это 'первое активное русское минное заграждение было в большой своей части уничтожено в момент постановки'. Эта явная неудача, обратившая в прах очередную партию мин, созданных непрерывным трудом московских и петербургских рабочих, была прямым следствием очередного легкомыслия или А.А. Эбергарда или его штаба.

И все же судьба продолжала благоприятствовать русским. Уже через час после обстрела Зунгулдака, в 10 ч. 30 м. 24 октября на пути флота оказались три турецких военных транспорта. Без всякого прикрытия, уповая только на волю аллаха, они с военными грузами шли из Босфора на Трапезонд. Там сосредоточились турецкие войска, пытавшиеся остановить успешно развивавшееся русское наступление.

Эскадренный миноносец "Капитан Сакен".

Первыми неясные силуэты судов с расстояния около 5 миль заметили на 'Шестакове', о чем немедленно сообщили на 'Гневный'. Пройдя вдоль линии кораблей, начальник бригады оповестил о возможном появлении противника. Ожидая встречу с 'Гебеном', на кораблях пробили тревогу. Но миноносцы в атаку снова не послали. Проступившие во мгле ненастного дня неизвестные суда в течение 15 минут были подвергнуты обстрелу с 'Иоанна Златоуста' и 'Ростислава'.

Когда же в них опознали транспорты, в их расстреле приняли участие и миноносцы. Полное господство в море позволяло в принципе отвести суда в Севастополь. Это было бы хорошим продолжением традиции, положенной в предшествовавших войнах на Черном море, когда еще в 1877 г. русский импровизированный крейсер 'Россия' привел в плен транспорт с войсками 'Мерсина'. Но охвативший всех азарт охоты и волнения первого боя не позволили преподнести предметный урок туркам и их немецким покровителям. Транспорты потопили. С них сняли 224 человека, но обстоятельного допроса не провели. Убоявшись начавшегося норд-остового шторма, бесцельно потеряв время и пройдя всего 600 миль, адмирал к вечеру 25 октября/7 ноября повернул флот в Севастополь.

Шторм, которым шедший впереди 'Ростислав' валяло до 25-26° на борт, для малых кораблей оказался одним из нечасто выпадавших на их долю испытаний. Ночью мгла и дождь скрыли дымы линейных кораблей, и минная дивизия из-за участившихся перебоев винтов должна была уменьшить скорость до 10 уз. Держась прежнего курса и приводя против ветра и зыби, корабли к полудню 25 октября шли к параллели мыса Ай-Тодор. Ветер крепчал, зыбь усилилась, на кораблях ощущали сильные удары волн о корму. Скорость по счислению была не более 7 уз.

Свою борьбу со штормом вели оторвавшиеся от дивизии 'Капитан-лейтенант Баранов'. 'Лейтенант Зацаренный', 'Капитан Сакен' и 'Живой'. Тщательно выгадывая каждый порыв ветра, возглавлявший группу командир 'Баранова' к полудню 25 октября сумел зайти за мыс Судак и тем ослабить яростные атаки шторма. Пользуясь ослаблением зыби, пошли к Гурзуфу. Встретили там отставшего 'Лейтенанта Шестакова'. Лишь к 14 часам миноносцы 3-го дивизиона смогли соединиться и к 16 часам вошли в Севастополь.

Оказалось, что за время шторма на 'Шестакове' ударами водяных валов разбило и смыло двойку, разболтало штыри румпеля, оборвало радиоантенну. От изгибов корпуса на волне в палубе образовалось несколько волнообразных вмятин (гофров). На 'Лейтенанте Зацаренном' водяной вал, вкатившийся на мостик, снес сигнальный ящик. Разбило четверку и ее кильблоки, выломало несколько петель у крышек машинных люков. На 'Капитан-лейтенанте Баранове' также разбило четверку. Снесло забортные рельсы для постановки мин заграждения, помяло палубный рельсовый путь. Больше всех пострадал 'Капитан Сакен'. На нем разбило и унесло за борт двойку, сломало стеньгу, помяло кожух задней дымовой трубы, поломало вентиляционные раструбы и петли крышек машинных люков, помяло палубу и разболтало руль в сальниках и штыри в румпеле. На всех миноносцах оказались раздавленными несколько стекол в иллюминаторах, погнуты леерные стойки, помяты комингсы люков.

Все эти повреждения, как докладывал начальнику Черноморской минной бригады начальник 3-го дивизиона капитан 1 ранга И.С. Кузнецов, не привели к гибели кораблей лишь благодаря самоотверженному поведению их команды и офицеров. В отчаянной борьбе с безостановочно гулявшими через палубы громадными валами люди успевали убирать вниз сорванные предметы или крепили их на месте, не допуская опасных разрушений на палубе. 'В особенности отлично работала машинная команда, благодаря чему машины и котлы не сдали, несмотря на большие перебои и качку'.

Неудачи преследовали и в третьем, как и прежде, проходившем вслепую походе 2-5/15-18 ноября 1914 г. Автор классического по глубине анализа разбора двух боевых столкновений флота в той войне М.А. Петров ('Два боя'. Л., 1926) писал, что А.А. Эбергард, зная, что 'Гебен' находится в море, имел основания ожидать с ним встречи и, значит, должен был по всем правилам военной науки избрать соответствующий походный строй. Учитывая превосходство противника в скорости, он должен был в максимальной степени реализовать боевую мощь флота в тот краткий миг, когда столкновение может вдруг произойти. 'Имея миноносцы впереди, расположить их походный порядок так, чтобы они могли сразу атаковать обнаруженного противника, охватить его кольцом четырех дивизионов, или; ударив с двух сторон, может быть, подорвать его, чтобы сделать добычей линейных сил флота и решить проблему принуждения к бою неуловимого 'Гебена' – вот, что по мысли М.А. Петрова, должен был сделать командующий.

3-й дивизион эскадренных миноносцев Черноморской Минной бригады у Босфора в 1914 г.

Секретно

Начальнику 3-го дивизиона эскадренных миноносцев Черноморской Минной дивизии от 12 декабря 1914 г. за № 201.

Начальнику Черноморской минной бригады.

Рапорт

6 декабря принял от капитана 1 ранга Кузнецова дивизион и в командование оным вступил. Ночью была получена радиограмма № 83 от Командующего флотом, по которой в 8 час. утра 7 декабря был в боевой готовности. В 7 час. утра в Сухарную балку были отправлены баржа и нижние чины для приемки шрапнелей (1/4 боевого запаса), а 1/4 боевого запаса сдавалась на транспорт "Петроград”. По полученным телефонограммам от артиллерийского офицера дивизиона шрапнели в должном количестве могли быть изготовлены для миноносцев дивизиона только к 15 часам, а потому с разрешения Вашего Высокоблагородия, я приехал в штаб Командующего, где и получил разрешение выйти с опозданием. В 12 ч. дня пришла баржа из Сухарной балки с 40 сегментными снарядами, все, что могла изготовить Сухарная балка, а потому приказал весь этот запас выгрузить на "Капитан Сакен”. Окончив погрузку в 13 час. 15 мин., снялся со швартовов и пошел на присоединение к флоту. Догнав флот в 16 час. 10 мин., вступил в ночной строй. Ночью и днем до 16 ч. 8 декабря располагал курсами согласно сигналам адмирала. В 15 час. 30 м. дня 8 числа по сигналу командующего совместно с заградителями пошел по назначению. Назначение дивизиона состояло идти совместно с заградителями к берегам Босфора, где первые должны были ставить заграждение, а дивизион должен охранять и оказывать поддержку в случае нападения на них противника. По заранее выработанному плану контр-адмиралом Львовым и объявленному мне, действие каждого миноносца было строго определено и указано, при каком заградителе какой миноносец состоит и что делает.

В 21 ч. подошли к берегам Босфора и меняя курсы по флагманскому заградителю, разделились на две группы и в 21 ч. 40 мин. начали постановку заграждений. Идя на зюйд-вест 80 градусов, параллельно заградителю "Великая княгиня Ксения”, несколько раз видел огонь быстро двигавшегося судна, из чего можно заключить, что это было разведочное или дозорное судно неприятеля.

За время постановки заграждений насчитал около 26-ти взрывов мин, от взрывов которых получал очень ощутимые содрогания всего корпуса. В 22 ч. 25 минные заградители первой группы окончили постановку, почему, следуя движению флагманского заградителя взял курс 20 градусов и 12-узловым ходом, держась на его траверзе, пошел к месту рандеву с флотом.

В 6 ч. 45 мин. 9 декабря увидел силуэты наших судов и начал делать опознательные согласно полученному приказанию начальника заградителей. Присоединившись к флоту с дивизионом, вступил в его охрану. С заходом солнца вступил в ночной походный строй.

10 декабря с рассветом догнал флот и вступил в его охрану. К флоту присоединились крейсер "Алмаз”, 6-й дивизион и четыре коммерческих парохода. В 16 час. присоединились к линейному кораблю "Ростислав”. По сигналу с "Ростислава” вступил в свое место в кильватер ”Алмазу” и пошел курсом 185 градусов, указанным начальником авангарда. Начиная с 21 часа ветер стал сильно свежеть, достигая своими порывами до 6-7 баллов. Боковая качка была настолько сильна, что минные аппараты пришлось поставить по диаметральной плоскости. В 3 час. 50 мин. 11 декабря по направлению к ”Ростиславу” были усмотрены лучи прожекторов и орудийные выстрелы. Описал коордонат вправо и лег на старый курс, где освещали прожектора. Ввиду свежей погоды пароходы держались плохо и очень часто становились поперек курса и потому увиденный мною пароход справа на траверзе был пропущен, так как я не имел твердой уверенности, что пароход не принадлежит нам, а также боялся приступить к его уничтожению, не зная точно, где наши миноносцы, еще ранее скрывшиеся из вида.

С наступлением рассвета увидел ”Алмаз” с миноносцами 4и 5 дивизионов, на 225 градусов по своему курсу линейный корабль ”Ростислав”, идущий на норд-ост. Изменил курс и присоединился к нему, от капитана 1 ранга Кузнецова получил приказания идти по назначению, которого не знал, так как ни на одном заседании, бывших в Севастополе до выхода, мне не было сказано, что должны делать миноносцы 3 дивизиона при операции у Зунгулдака. Доложил об этом командиру "Ростислава” и просил разрешения идти к ”Евстафию” и просить дать инструкции относительно дальнейших действий. С ”Олега” получил семафор, что он видит на ост-норд-ост от себя плавающие шлюпки с людьми, о чем капитан 1 ранга Кузнецов приказал доложить в штаб командующего. Подойдя к ”Евстафию”, передал о вышеизложенном семафором и донес, что на миноносцах имеется всего до 80 т угля. Получил приказание дивизионом вступить в дозор, что и было исполнено.

В 10 час. 30 мин. при появлении дыма неприятельских кораблей на горизонте по сигналу адмирала построился в боевой порядок и следовал курсом за эскадрой. В 10 час. 40 мин. флот повернул на курс 20 градусов, а дивизион вступил в охрану. Ночью, идя в походном строю, располагал курсами, данными с вечера с ”Евстафия. В 7 ч. 30 мин. 12 декабря догнал эскадру, вступил в охрану. По донесению крейсера ”Алмаз” о появлении неприятельского корабля на горизонте занял свое место в боевом строю, следуя за эскадрой. В 5 час. 53 мин. эскадра открыла прицельную стрельбу. Крейсера и 1-й дивизион пошли в атаку. В 9 час. на эскадре был сделан сигнал ”отбой” и флот повернул в Севастополь. Согласно сигналу адмирала увеличил ход и вступил в охрану. В 13 час. ошвартовался в Килен-бухте и приступил к пополнению запаса угля.

За время похода на ”Сакене” лопнуло 4 трубки, на ”Капитан-лейтенанте Баранове” – 2.

Подписали: Капитан 1 ранга князь Трубецкой

Флаг-офицер лейтенант Сабовский (РГА ВМФ, ф. 601, оп. 1, д. 391)

Ведя флот в чисто цусимском порядке адмирал упустил возможность дать миноносцам проявить себя в условиях столь подходящей для атаки пасмурной погоды. И 'Гебен'-таки появился, и прямо навстречу флоту. Это было у мыса Сарыч (45 миль к зюйд-осту от Херсонского маяка) в 12 ч. 10 м. 5/18 ноября 1914 г. Неудачный строй, неправильное маневрирование, ненадежность связи, сбой системы массирования огня (которой флот обоснованно гордился перед войной), явная невыдержанность адмирала не позволили расстрелять 'Гебен' тем самым сосредоточенным огнем всего флота, чем он еще в 1907 г. блистал под командованием контр-адмирала Г.Ф. Цывинского. Обменявшись несколькими залпами с головным 'Евстафием', 'Гебен' поспешил скрыться в тумане. Флот его не искал и не преследовал, миноносцы в атаку или для поиска отправлены не были. Даже нефтяные миноносцы ('Гебен' мог иметь в результате боя серьезные повреждения) адмирал послать в погоню не решился.

Четвертый поход 7/20 декабря флот совершил в особо увеличенном составе: 5 додредноутов, 2 крейсера, 14 миноносцев, 4 заградителя. В 70 милях от Босфора заградители отделились и под прикрытием 3-го дивизиона в ночь на 9/22 декабря поставили 607 мин.

Уже на четвертый день после постановки результат был достигнут, и 'Гебен', возвращаясь с очередной диверсии, подорвался на двух минах и на четыре месяца вышел из строя. Будь заграждение более плотным и мощным, и главный противник Черноморского флота не отделался бы так легко. И не получилось это во многом потому, что флот не располагал запасом мин – их истратили под Одессой.

Странная история произошла с операцией по закупорке Зунгулдака, которую было решено осуществить одновременно с постановкой заграждения у Босфора. Операция разрабатывалась без участия командира 'Ростислава', и он, уже находясь в море, был поставлен перед фактом возложенного на него руководства всеми собранными и не проводившими никакой предварительной подготовки силами. Связь между 'Ростиславом', четырьмя выделенными для затопления пароходами, миноносцами, которым было поручено вывести всю экспедицию к цели, и, наконец, находившимися в прикрытии кораблями эскадры оказалась организованной из рук вон плохо. Еще хуже оказалась сама организация и выполнение операции. Миноносцы не смогли сразу выйти к Зунгулдаку, пароходы ('Олег', 'Исток', 'Атос', 'Эрна'), не имея опыта совместного плавания, в ночи потеряли один другого. Когда же один из них ('Атос') попал в руки бродившему неподалеку 'Бреслау', (его почему-то заранее не обнаружили), не было сделано ни попытки оказать пароходу помощь, ни перехвата самого ”Бреслау'. Обстрел парохода никакой тревоги на эскадре не вызвал. Как записывал один из флаг-офицеров на 'Трех Святителях', несмотря на звуки выстрелов, флот курса не менял, и, по-видимому, никаких вопросов о том, что случилось, 'Ростиславу' не делалось. В неведении о происходящем были и миноносцы 3-го дивизиона. Их просто поставили в строй за пароходами, но ни походный порядок, ни цель задачи им не разъяснили. Не допытывался о том и начальник дивизиона.

Совершив к началу 1915 г. уже 20 боевых походов и отказавшись окончательно от планов штурма Босфора, флот сосредоточил свои усилия на уничтожении всех без разбора судов вдоль анатолийского побережья. В этом периодически совершавшемся 'прочесывании' прибрежных вод, помимо постоянно действовавших блокадных нефтяных миноносцев (они могли уйти от преследования ”Гебена” или ”Бреслау”), участвовали и сопровождавшие флот миноносцы 3-го дивизиона. Но и турки изощрялись в борьбе за существование. С августа 1915 г. их мелкие суда, пробираясь вплотную вдоль берега, начали переправлять уголь не в Босфор, а до устья реки Саккария и дальше вверх по реке и грунтовым дорогам. В поисках этих судов приходилось, как тогда говорили, 'буквально обшаривать берега'. Непомерная, хотя и явно не оправдывавшая себя нагрузка ложилась и на миноносцы 3-го дивизиона.

Эскадренный миноносец "Лейтенант Зацаренный".

Не раз порознь встречавшиеся на пути флота германо-турецкие 'Гебен' и 'Бреслау', по-турецки перекрестившиеся в ”Явуз султан Селим” и ”Мидилли', а на флотском жаргоне именовавшиеся не иначе как 'дядя' и 'племянник', всегда успевали улизнуть из-под огня русского флота. И миноносцы шестаковского дивизиона, в лучшем случае обменявшись с противником несколькими выстрелами, должны были с завистью наблюдать, как в погоню за надоедливыми германо-турками устремлялись 30-узловые (от проектировавшихся 36 узлов, как это было на 'Новике', пришлось отказаться по условиям упрощенных испытаний) нефтяные миноносцы.

Нехватку скорости (еще раз хвала великому князю и мудрецам из МТК) можно было существенно компенсировать установкой более мощной и дальнобойной артиллерии 130-150-мм калибра. Удачное попадание из такой пушки могло при случае хорошо 'тормознуть' разбойника и позволить приблизиться к нему для расправы другим кораблям. Немцы и здесь успели опередить русских. 105-мм пушки на 'Бреслау' они заменили 150-мм, отчего уже и 'новикам' сближение с ним грозило большой опасностью. На соответствующем усилении вооружения настаивали и командиры крейсеров 'Кагул' и 'Память Меркурия'. Они хотели избавить экипаж своих кораблей от 'того обидного характера полной беззащитности', на которую их при встрече с 'Гебеном' обрекали далеко не дальнобойные старые 152-мм пушки. На миноносцах же обошлись установкой по 1-2 47-мм зенитному орудию с углами возвышения 82-87° и добавлением от 1 до 3 пулеметов.

Во время капитального ремонта ('Капитан- лейтенант Баранов' в 1914 г., остальные корабли в 1915 г.) их корпуса были подкреплены, но от перегрузки избавиться не удалось. Водоизмещение кораблей (как и на Балтийских кораблях) продолжало составлять от 780 до 802 т. Изначальное отсутствие проектных резервов немецкого прототипа устранить было невозможно. Оставшийся конструктивный резерв – торпедные аппараты с их торпедами – в войне использован не был. Один-два аппарата на случай счастливого выстрела по 'Тебену' или 'Бреслау', может быть, и стоило сохранить, но пушки кораблю требовались в каждом походе.

Совершался очередной исторический парадокс на тему о роли личности в истории: корабли и их экипажи оказывались почти непоправимо скованными в своих возможностях по вине конкретных администраторов, когда-то стоявших у истоков их проектов. От них зависело: принять в заданиях на проектирование кораблей прогрессивные, опережающие время технические решения или оставаться на бесхлопотной дорожке рутинного проектирования. Ушли со сцены и забыли о своих деяниях эти люди (только великий князь, сделавшись в 1915 г. без особых подвигов уже полным адмиралом, занимался авиацией в действующей армии), а корабли продолжали нести на себе клеймо его недомыслия.

Невольно свидетельствуя об этом, А.А. Эбергард в декабре 1914 г. вынужден был докладывать в Ставку, что для крейсерства и поддержания блокады сил ему катастрофически не хватает, 'так как за исключением четырех миноносцев (речь, понятно, шла о 'новиках' – Р. М.), только что вступивших в строй, не было ни одного судна, которое можно было отделить от флота'. Шестаковский дивизион в этом списке состоять, увы, не мог.

 

В охране 'императриц'

Прошли два года войны. Привычной, хотя и все более тягостной становилась боевая страда. Всех угнетали однообразие и отсутствие видимых результатов деятельности. Флот совершал новые и новые походы, миноносцы, сменяя одна группа другую, вели блокаду и едва ли вдохновляющее 'обшаривание' турецкого побережья. Сложилось устойчивое разделение сил. Угольные миноносцы в основном занимались охраной походов флота, нефтяные (иногда с привлечением угольных) вели блокаду.

С вводом в строй долгожданных дредноутов ('Императрицы Марии' – 28 мая 1915 г., 'Императрицы Екатерины Великой' – 5 октября 1915 г.) изменилась тактика флота. Вместо вынужденных плавать все время вместе (чтобы успеть дать отпор 'Гебену') с предельной 16-узловой скоростью двух бригад линейных кораблей – додредноутов появилась более мобильная форма тактических соединений. Каждый 21-узловый дредноут с приданным ему 23-узловым крейсером и выделявшимися для охраны миноносцами образовывали компактную маневренную группу. Встреча с каждой из них могла для 'Гебена' обернуться катастрофой. Они поочередно, а иногда и в одно время уходили в море для операций. Додредноуты теперь реже выходили в море, но и им вскоре нашли применение: продолжение обстрелов побережья противника, охрана Констанцы и одесского района.

Менялся и состав сил охранения. Он мог состоять только из нефтяных миноносцев. По общему правилу угольные миноносцы преимущественно были заняты охраной маневренных групп. На угольные миноносцы возлагалась также охрана крупных кораблей во время проведения ими плановых практических стрельб под Севастополем. Стабильным был лишь состав групп: первую составляли 'Императрица Мария' и 'Кагул', вторую – 'Императрица Екатерина Великая' и 'Память Меркурия'. В третью группу включили додредноуты 'Евстафий', 'Иоанн Златоуст' и 'Пантелеймон'. Эти корабли с близким составом артиллерии могли в наибольшей степени реализовать преимущества бригадного метода массирования огня, чего так всегда боялся 'Гебен'. Эту прежнюю довоенную бригаду считали резервной. В случае выхода в море ее предлагали усилить, добавив два додредноута 'Три Святителя', 'Ростислав' и один крейсер. До вступления в строй 'Екатерины' третью группу называли второй.

Такой порядок установился после состоявшегося под прикрытием всего Черноморского флота (в три линии завес, начиная от подводных лодок у Босфора) 25-30 июня перехода из Николаева в Севастополь первого черноморского дредноута 'Императрица Мария'. Миноносцы 3-го дивизиона, завершив капитальный ремонт, обеспечивали ускоренный курс маневрирования и стрельб, который в море под Севастополем проходил первый дредноут флота. Уже 17/30 октября он вышел в свой первый боевой поход на Зунгулдак. В охранении были крейсера 'Память Меркурия' и 'Алмаз', миноносцы 'Капитан Сакен', 'Лейтенант Зацаренный', шесть угольных типов 'Ж' и '3', 5 нефтяных, а также присоединившиеся к флоту уже по возвращении его в Севастополь 'Лейтенант Шестаков' и 'Капитан-лейтенант Баранов'.

Разделившись и выбрав цели в районе Килимли-Зунгулдак, додредноуты выпустили по береговым сооружениям и портам до 1200 снарядов. 'Гебен' благоразумно не показывался. Дождавшись ухода флота, он возобновил продолжавшееся в последние месяцы конвоирование (такова была острота кризиса) угольных транспортов в Босфор. Турки все еще по- прежнему находили пароходы, переводившиеся, видимо, со средиземноморского побережья.

Вместе с миноносцами 4-го и 5-го дивизионов миноносцы 3-го дивизиона 25 октября 1915 г. охраняли стоянку шедшего из Николаева второго черноморского дредноута 'Императрица Екатерина Великая'. Утром 26 октября миноносцы развернули завесу в море для прикрытия перехода дредноута в Одессу, а затем 30 октября вступили в охрану его на переходе в Севастополь. На время испытания дредноутом своей артиллерии в море дивизион в полном составе перешел в охранение державшейся неподалеку 1-й маневренной группы.

Плавания этого дня стали новым испытанием для миноносцев: дождь, временами туман, мгла, свежий ветер и зыбь сбивали с курса. Миноносцы с трудом держались с флотом. Дредноут этой непогоды как будто и не замечал. Корабль отлично держался в строю, уверенно и точно управлялся, строго выдерживал заданное расстояние. Моряки, успевшие обучиться на 'Императрице Марии', обеспечивали быстрое вступление нового корабля в строй. Отлично показала себя во время проведенных в этом походе первых стрельб и артиллерия корабля. Флот торжествовал. Никто не сомневался, что дни 'Гебена' сочтены.

Черноморский флот в походе.

Вступление Болгарии в сентябре 1915 г. в войну выявило новый объект действий флота – порт Варну, где предполагалось развертывание базы германских подводных лодок. Новые обстоятельства войны резко увеличили нагрузку и на миноносцы. Вместо 70100-мильных переходов, как это было на Балтике при обороне Моонзунда и Рижского залива, черноморским миноносцам, ощутимо изнашивая механизмы, приходилось одно за другим совершать плавания по 700-1000 миль. А потому была налажена особая система замены охранных миноносцев во время перехода маневренной группы, когда вновь прибывшие продолжали выполнять боевую задачу тех, которые для пополнения запасов топлива уходили в Севастополь. Приемки топлива в море с транспортов, как это позволили себе немцы посреди Балтики, в Черном море не практиковались.

База Зунгулдак в этих обстоятельствах могла бы оказаться очень полезной. Но А.А. Эбергард никак не хотел воспользоваться уроком, о котором напоминал подобным же образом устроенный японцами под Порт-Артуром в 1904 г. порт Дальний. И очень заблуждаются те, кто привык верить, что в русском флоте уроки той войны были усвоены сполна и 'в лучшем виде'. Многое, слишком многое осталось забытым.

Особо показательным, хотя вряд ли кто из участников имел время об этом вспомнить, был поход 7-9/20-22 октября 1915 г. Корабли шли к недавно дружеским, а теперь ставшим вдруг враждебным берегам Болгарии, где все названия на карте напоминали о славе побед русского флота и дружбе славянских стран. Но все осталось в безвозвратном прошлом. Неузнаваемо изменились и люди и корабли. И только флаг, славный Андреевский флаг – символ нации, вековой носитель доблести и чести флота, как и встарь, осенял корабли. И флот, выполняя веление долга, с веками отработанной исполнительностью совершал очередной, но не приближавший Россию к победе поход.

Обстрел портовых сооружений Варны и Евксинограда вели 'Евстафий', 'Иоанн Златоуст', 'Пантелеймон'. В прикрытии находились 'Императрица Мария', крейсера 'Кагул', 'Память Меркурия' и 10 миноносцев. Из-за отсутствия разведывательных данных, плохой погоды, не позволявшей корректировать стрельбу (гидрокрейсеры с самолетами в поход не взяли), операцию не довели до конца, и она оказалась, по существу, безрезультатной.

Обстрел решили повторить в следующий раз с одновременным ударом с воздуха. Этот поход состоялся 12-15/25-28 октября 1915 г. Но немцы, как и после первого обстрела Зунгулдака, без промедления воспользовались сделанным предупреждением и поспешили оборудовать в Евксинограде базу для своих пришедших в Черное море первых подводных лодок. В новом походе, как и прежде, участвовали 1-я и 2-я маневренные группы с охранявшими их крейсерами и миноносцами. В дневном походном порядке 'Лейтенант Шестаков' держался около крейсера 'Кагул', а 'Капитан-лейтенант Баранов' при 'Памяти Меркурия'. До начала бомбардировки противник был атакован самолетами гидрокрейсера. Среди его летчиков был лейтенант В.Р. Качанский, ранее служивший старшим офицером на 'Лейтенанте Шестакове', а с 1914 г., получив подготовку и звание морского летчика, участвовавший в действиях авиации под Севастополем и экспедициях совместно с флотом.

Обстрел сосредоточенным огнем мыса Галета, порта и его сооружений продолжался с 8 ч. 57 м. до 9 ч. 33 м. Батареи Варны пытались отвечать, но к концу обстрела замолчали. По наблюдениям командира 3-го дивизиона капитана 1 ранга A.M. Клыкова (ранее в 1913-1915 гг. командовал 'Шестаковым') уже после прекращения огня были видны два неподвижно стоявших дыма, позволяющие думать о взрыве пороха или боеприпасов.

Успевшие выйти в море из Евксинограда две германские подводные лодки UB-7 и UB-8 выбрали для атаки концевой 'Пантелеймон'. Атак лодок ожидали и с миноносцев 3-го дивизиона, не раз обращая внимание на подозрительные предметы, оказывающиеся при приближении к ним либо масляными пятнами, либо остатками выброшенного с кораблей мусора. Это распыляло бдительность (о чем в донесениях командиров предлагалось сделать вывод на будущее), и опытные немецкие подводники сумели обойти корабли охранения. Но удача им не сопутствовала. Первая лодка выстрелить не успела – 'Пантелеймон' сделал непредвиденный поворот и ушел из-под прицела. Вторая лодка промахнулась. Энергичный огонь по воде из 152-мм пушек одновременно открыли 'Пантелеймон' и 'Евстафий'. Разрывы их снарядов немецкие подводники и приняли за взрыв торпеды, который они, как писал немецкий историк, 'хорошо слышали'.

На обратном пути, когда флот поднялся вдоль берега до широты Констанцы и повернул на восток к Севастополю, 'Лейтенант Шестаков' и 'Капитан-лейтенант Баранов' по сигналу с 'Императрицы Марии' отделились и пошли на север к Одессе. Здесь они должны были обеспечить испытания крейсера 'Прут'. Этот новый корабль русского флота ранее был турецким крейсером 'Меджидие'.

Желая реабилитировать себя в глазах общественного мнения, А.А. Эбергард пытался интенсифицировать действия флота. За последние три месяца маневренные группы совершили 10 походов. В них почти всегда в полном составе участвовали и корабли 3-го дивизиона. В тяжелых зимних условиях, проделывая в дневное время уже неукоснительно требовавшийся противолодочный зигзаг (в Черном море это называлось 'ломать курс'), с риском нарваться на плавающие мины (одну из них в походе 11 ноября расстрелял 'Зацаренный'), корабли неустанно бороздили море. Множилось число выходов в море уже вполне сформировавшихся двух дредноутных соединений, росло количество поставленных мин и потопленных турецких пароходов, фелюг и магонов (только в восточной части моря их было потоплено 778), но главные разбойники Черного моря оказались неуловимыми. Адмирал, вместо устройства надежной западни, все еще полагался лишь на счастливый случай.

Большой поход с 'Императрицей Марией' состоялся 18-22 декабря 1915 г. Три дня – с 19 по 21 декабря – корабли держались на широте Инады (около параллели 42°). Но 'Гебен', словно почуяв опасность, из пролива не выходил, и командующий, потеряв терпение, повернул к Севастополю. С 21 по 22 декабря с присоединившимися для усиления охраны 'Лейтенантом Зацаренным', Капитаном Сакеном', 'Пронзительным' и 'Пылким' занимались маневрированием. Утром 22 декабря во время практической стрельбы 'Императрицы Марии' встретили направляющуюся к Босфору 2-ю маневренную группу. Ее в этот раз возглавлял начальник крейсерской бригады контр-адмирал князь Н.С. Путятин. В охранении шли крейсер 'Память Меркурия', нефтяные миноносцы 'Быстрый', 'Дерзкий', 'Гневный', 'Поспешный'.

Если бы 'Императрица Мария', прийдя в полдень в Севастополь, поспешила, экстренно пополнив запасы, вслед за 'Императрицей Екатериной' и присоединилась к ней вместе с вышедшими вдогонку днем 23 декабря 'Лейтенантом Шестаковым' и 'Лейтенантом Зацаренным', события тех дней могли бы стать самыми знаменитыми в истории русского флота. Но А.А. Эбергард предпочел отдохнуть после трудного похода, а послать на охоту за 'Гебеном' другого флагмана не решился. Не исключено, что славу поимки 'Гебена' адмирал приберегал для себя. Но судьба благоволит лишь к тем, кто умеет воспользоваться данным ему случаем. И случай этот был представлен именно в ту ночь.

Изнурительная блокадная служба русских миноносцев наконец-то была вознаграждена. Ночью они у о. Кирпен перехватили и потопили шедший в Зунгулдак за грузом угля пароход 'Кармен'. От людей, снятых с парохода, стало известно, что утром их собирался взять под охрану сам 'Гебен'. Бросившись в погоню за утопившими пароход миноносцами 'Пронзительный' и 'Пылкий', 'Гебен' полным ходом спешил в подготовленную ловушку. Новый интерес для погони вызывали у него появившиеся с севера 'Лейтенант Шестаков' и 'Лейтенант Зацаренный'. С них уже были видны дымы 'Гебена'. Корабли подняли стеньговые флаги и приготовились к бою. Им оставалось лишь отойти в сторону от шедшей за ними 'Императрицы Екатерины', а ей дождаться, пока увлеченный погоней 'Гебен' не сблизится на достаточно близкое расстояние.

Но мужицкая мудрость 1812 г. 'не замай, дай подойти', к несчастью, не осенила князя Путятина. Не выдержав ожидания, он поспешил преждевременно броситься на сближение. Немецкий историк прямо пишет об огромных клубах черного дыма, которым 'Екатерина' преждевременно выдала себя. В 9 ч. 51 м. русский дредноут сделал поспешный, оказавшийся недолетным залп. Через 9 минут 'Екатерина' достигла накрытия, но 'Гебен' без промедления бросился на запад. Погоня была недолгой, и уже через 7 минут он вышел из зоны досягаемости огня 'Екатерины'. 'Императрицы Марии' у Босфора не было. Не оказалось там и русских подводных лодок. В 10 ч. 32 м. на кораблях пробили отбой боевой тревоги, в 10 ч. 40 м. повернули влево на обратный курс, в 10 ч. 50 м., следуя движению адмирала, спустили стеньговые флаги. Это было даже против Морского устава, требующего поднимать стеньговые флаги 'в виду неприятеля'. 'Гебен' еще виднелся по пеленгу 200°.

Эскадренный миноносец "Лейтенант Шестаков" сопровождает транспорты.

Свои шансы не использовали миноносцы, хотя настойчивое преследование еще могло дать свои результаты. Столь же непостижимо и отсутствие у Босфора подводных лодок, которые следовало высылать туда (на случай возможной погони за 'Гебеном') при каждом выходе в море маневренных соединений. Но и князь Путятин не оказался флотоводцем.

С почти таким же соотношением сил из-под огня 'Екатерины' 3 апреля 1916 г. вернулся и 'Бреслау'. И опять погоня оказалась неорганизованной. Корабли действовали несравненно удачнее своих 'флотоводцев'. На третьем дивизионе с завистью узнавали о лихих действиях крейсеров, о ликвидации пиратствовавшей у кавказских берегов подводной лодки UC-13. Выброшенная штормом на берег на половине пути от Зунгулдака до Босфора, она была 17/31 декабря уничтожена миноносцами. Такая же участь постигла и две турецкие канонерские лодки, пытавшиеся помочь UC-13 сойти на воду. 'Флотоводцы' же могли записать себе в актив лишь те операции, где не требовалось напряженного поединка воли и интеллекта с противником. И тогда замыслы штабов удавались. Это продлевало век командующего, которого на флоте уже давно за глаза называли 'Гебенгард'.

Вслед за масштабной комбинированной операцией против Зунгулдака 24 января/6 февраля 1916 г. с применением корабельной авиации (14 гидросамолетов) состоялась другая, еще более впечатляющая. По существу, это была запоздалая реализация тех возможностей флота, от которых А.А. Эбергард по необъяснимым причинам уклонялся с первого дня войны. Но теперь ход событий – натиск турок на кавказском фронте – не позволял флоту оставаться в стороне. Там с 1915 г. на флангах русских войск действовали миноносцы 'Стремительный', 'Строгий' и восстановленная канонерская лодка 'Донец'.

С начала 1916 г. к отряду присоединился линейный корабль 'Ростислав', канонерская лодка 'Кубанец', миноносцы 'Лейтенант Пущин' и 'Живой'. Затем для усиления охраны 'Ростислава' от подводных лодок пришли 'Лейтенант Шестаков' и 'Капитан-лейтенант Баранов'. Отличное взаимодействие с армией позволило отбросить турок от Батума. 31 марта в Батум под конвоем 'Императрицы Марии' (в охране 'Дерзкий' и 'Беспокойный') пришел 'Пантелеймон'. Его огневая поддержка сделала возможным уже решительное наступление. Тем временем в Новороссийск по железной дороге был доставлен десантный корпус в составе 1-й и 2-й пластунских бригад и 2-го артиллерийского дивизиона.

Плацдарм для высадки своим огнем подготовили 'Ростислав' и 'Пантелеймон'. Они все эти дни энергично действовали, надежно прикрытые с моря миноносцами 'Строгий', 'Лейтенант Шестаков' и 'Капитан-лейтенант Баранов'. Они же прикрывали и высадку десанта в Ризе. Ожесточение боя доходило до того, что корабли приближались к берегу, чтобы ввести в действие и пулеметы. За один день 1 апреля 1916 г. 'Ростислав' и 'Пантелеймон' выпустили 540 и 680 снарядов калибром 152 мм. Турки откатились на 8 км и очистили селение Сурмене. На следующий день войска продвинулись еще на 12 км. За ночь турки отошли еще на 16 км и без огня очистили город и порт Трапезонд. Он стал временной базой флота.

Опыт подготовки к Босфорской экспедиции, для чего и была создана огромная транспортная флотилия (до 180 судов), и отлично налаженное взаимодействие с войсками позволили с блеском реализовать план высадки. Действия Батумского отряда и всего флота по справедливости считаются в истории образцом организованности и эффективности, классическим примером взаимодействия армии и флота. Столь же успешно флот – дредноуты и минная дивизия в мае 1916 г. справились с доставкой на 30 транспортах (во главе с начальником высадки контр-адмиралом М. И. Каськовым) из Мариуполя двух пехотных (123-я и 127-я) дивизий. Они обеспечили прочное удержание фронта.

Поняв все ничтожество командующего, император скрепя сердце наконец расстался со своим столь долго оберегаемым любимцем. Вместо А.А. Эбергарда был назначен с производством в вице-адмиралы начальник Минной дивизии Балтийского моря А.В. Колчак. Шанс отличиться новому командующему предоставился почти сразу. Чуть ли не в первый день вступления в должность А.В. Колчак 8/21 июля 1916 г. получил агентурные сведения о выходе 'Бреслау' к Новороссийску. Утром 9/22 июля он вышел в море, подняв свой флаг на 'Императрице Марии'. С ним шли 'Кагул' и 5 или 6 (сведения расходятся) нефтяных миноносцев.

Караулившая русских у фарватера подводная лодка UB-7 была загнана под воду атаковавшими ее гидросамолетами. Но что-то в операции не заладилось. Нетерпение охотника и горячая натура А.В. Колчака помешали принять правильное решение. Командующий не захотел послать к Босфору 'Екатерину' (она, как он потом доносил, была занята очень важным, по его мнению, делом – привязыванием к бортам сетей) и соответственно рассчитать место поимки 'Бреслау'. Словом, никаких новых решений в тактике А.В. Колчак не продемонстрировал.

Перелом в ходе событий могло бы создать приобретение флотом в союзной Румынии базы Констанца. В конвоировании отрядов с войсками для Румынии участвовали и корабли 3-го дивизиона. В море отряд Констанцы прикрывал конвои от атак немецких подводных лодок и самолетов, действовал на турецких путях сообщения у Босфора.

В начальный период обороны Констанцы, когда она еще не носила катастрофического характера, корабли 3-го дивизиона участвовали в блокадных походах маневренных групп к анатолийскому побережью. 'Лейтенант Шестаков' в одном из сентябрьских походов ставил мины, в другом возглавлял колонну заградителей. 2/15 сентября 1916 г. 'Капитан-лейтенант Баранов' и флагманский корабль 3-го дивизиона 'Лейтенант Шестаков' вместе с миноносцами 'Пылкий'. 'Быстрый' и 'Громкий' 220 минами заградили только что протраленный турками фарватер у Босфора. Об этом фарватере стало известно из расшифрованной радиограммы немцев, оповещавших об ожидании подхода из Угольного района турецкого парохода 'Патмос'. Не раз уже ускользавший от стороживших прибрежье русских миноносцев и подводных лодок, пароход на этот раз попал в ловушку. Подорвавшись на одной из мин, он выбросился на берег.

Но в Констанце сил для противодействия натиску болгаро-турецко-немецких войск отчаянно не хватало. Безостановочным огнем, рассеивая колонну за колонной, подавляя батарею за батареей и одновременно отбиваясь от настойчивых атак авиации, 'Лейтенант Шестаков', 'Капитан-лейтенант Баранов', 'Зоркий' и 'Звонкий' сделали невозможное и обеспечили организованную эвакуацию базы, румынских войск и русских ополченцев.

'Ростислав' прикрывал отход, ведя огонь с территории порта. В последний день обороны 9/22 октября 1916 г. он выпустил 276 снарядов калибром 152 мм и 41 снаряд калибром 254 мм. Эти снаряды (еще одно диво отечественного судостроения – постройка корабля с уникальным для флота калибром) приходилось беречь. Остается загадкой, почему флот не прислал в Констанцу дредноуты с 305-мм артиллерией, почему флот, получив почти прибосфорскую базу, не вцепился в нее всеми силами и не пытался отстоять ради собственного будущего. Однозначного ответа и здесь пока не найти. Свою роль сыграла и произошедшая в те дни в Севастополе неслыханная в русском флоте катастрофа. Утром 6/19 октября в результате последовательно произошедших внутренних взрывов погибла 'Императрица Мария'.

Еще год с лишним продолжалась после этого боевая деятельность флота, а с ним и 3-го дивизиона, но гибель 'Марии' словно бы стала предвестником рокового рубежа, к которому Россия в результате фатально несчастливого правления императора Николая II подошла 28 февраля 1917 г. 'Адмирал Тихого океана' своим неподдающимся описанию неумением разумно царствовать (с чем вполне справлялись все современные ему европейские монархи) верной дорогой привел Россию к неудержимо разрушавшей ее смуте. И А.В. Колчаку при всех его несомненных талантах оказалось не под силу справиться ни с наследием А.А. Эбергарда в Черноморском флоте, ни тем более с неудержимо начавшей подтачивать флот смутой. Несмотря на митинговщину и усиливавшийся произвол судовых, городских и прочих комитетов, корабли, исполняя боевые приказы, продолжали выходить в море. Свою роль сыграла и неутомимая деятельность А.В. Колчака.

Решительно применив балтийский опыт, он в итоге нескольких целенаправленных экспедиций начисто перекрыл выход из Босфора в Черное море. Эскадренные миноносцы поставили 2147 мин и подводный заградитель 'Краб' 90 мин. Немцы вывели из Варны свои подводные лодки, и с декабря 1916 г. они в Черном море не показывались. Но уже в июне 1917 г. командующий флотом, безоговорочно признавший февральскую революцию и власть Временного правительства, но пытавшийся сохранить на флоте порядок, оказался неугоден 'революционным массам'. Его заменил начальник 2-й бригады линейных кораблей В.К. Лукин. Как и на Балтике, не прекращалась на флоте и на кораблях вредоносная чехарда смещения командиров и офицеров. Менялись командиры и на миноносцах 3-го дивизиона.

Но офицеры и часть матросов из судовых комитетов старались поддерживать боеспособность кораблей, и они вплоть до октября 1917 г. продолжали операции, предусмотренные штабом. Из-за блокады доставка топлива из Угольного района составляла в мае лишь 5955 т, в июне 13000 т, в июле 12000 т. Немецкий историк с недоумением отмечал: 'Почти ежедневно русские эскадренные миноносцы, подводные лодки появлялись у анатолийского побережья и топили каждое судно, попадавшее им в руки. Перед Босфором постоянно появлялись новые мины, и ни одного дня нельзя было провести без траления'.

Но социальная демагогия большевиков и эсеров, рвавшихся к власти, все более захватывала умы и сознание матросов. Офицеры, как и на Балтике, оказались фатально неготовыми бороться с этим злом. Германо-турки, сумевшие уберечь свои вооруженные силы от этого зла, не замедлили воспользоваться менявшейся в пользу их обстановкой. 10/23 июня 1917 г. в море вышел 'Бреслау'. В ночь с 11 на 12 июня он поставил вокруг о. Змеиного (Фидониси) заграждение из 70 мин, разрушил обстрелом маяк и радиостанцию, захватил 11 человек в плен, а также 5 винтовок и пулемет. Уходя, 'Бреслау' поставил на подходе к острову отдельную банку из числа оставшихся у него 10 мин. На них, по-видимому, несмотря на проведенное траление, и подорвался пришедший сюда 17/30 июня для восстановления радиостанции миноносец 'Лейтенант Зацаренный'. Оторванная взрывом носовая часть (до первого аппарата) затонула сразу, а кормовая, которую сопровождавшие корабль тральщики пытались буксировать к острову, затонула через час в расстоянии 2,5 каб. от берега. Погибли 37 человек команды и все три офицера, включая командира.

Последний шанс перехватить 'Бреслау' выпал флоту 19 октября/2 ноября 1917 г., но матросы дредноута были уже вовсю распропагандированы не то большевиками, не то анархистами. Под предлогом нежелания участвовать в 'империалистической войне' матросы потребовали от командира ухода с назначенной кораблю позиции (у румелийского побережья), а 'когда он отказался выполнить их требование, они сами привели корабль в Севастополь'. Операция, впервые организованная по всем правилам военного искусства (на перехват были посланы именно три маневренные группы, как это и должен был когда-то сделать А.А. Эбергард), была провалена 'революционными' матросами. Действия во время этой операции во второй группе (с гидрокрейсером 'Румыния' и дредноутом 'Воля'), эскадренного миноносца 'Капитан-лейтенант Баранов' стало, по-видимому, последним боевым эпизодом участия в войне кораблей славного дивизиона. Но 'Бреслау' корабли этой группы не увидели – он ушел коридором, оставленным для него 'Свободной Россией'.

Свершился октябрь 1917 г., и 'Капитану Сакену' выпала сомнительная честь возглавлять экспедицию революционных матросов на Дон против 'контрреволюции' атамана Каледина. Не минули корабли и кем- то умело организованные массовые расстрелы офицеров в декабре 1917 г. Размахом они превзошли февральские убийства в Кронштадте и Гельсингфорсе. На ”Гаджибее” убили почти всех (исключая одного) офицеров с командиром В.М. Пышновым. На учебном судне 'Рион' убили командира капитана 1 ранга А.Ю. Свиньина (в 1913-1914 гг. командовал 'Капитаном Сакеном'), на 'Пылком' командира В.И. Орлова (в 1915-1916 гг. командовал ”Капитан-лейтенантом Барановым'). Расправились и с бывшим командиром 'Императрицы Марии' капитаном 1 ранга И.С. Кузнецовым. Счастливо избежал смерти командир 'Свободной России” В.М. Терентьев (в 1916-1917 гг. командовал 'Лейтенантом Шестаковым'). Офицеры все более становились игрушками в руках своих команд.

Кораблям еще хватало боеспособности на то, чтобы 30 апреля 1918 г. в обстановке ожесточенной митинговщины и полного смятения умов (никто не знал, надо ли уходить из Севастополя или следует смести и обратить в пыль готовившиеся войти в город немецкие оккупационные войска) совершить свой последний в истории поход в Новороссийск в качестве пока единого Черноморского флота.

В этом походе из состава 3-го дивизиона не принял участие ремонтировавшийся 'Капитан Сакен'. Флот был спасен от захвата немцами, но митинговая стихия забушевала с новой силой, когда стал известен приказ Совета народных комиссаров о потоплении кораблей. Флот раскололся. 'Революционный' экипаж 'Свободной России' за время стоянки в Новороссийске настолько поредел, что ему не хватало людей для поддержки пара в топках. Он, семь 'новиков' ('Пронзительный', 'Громкий', 'Поспешный', 'Фидониси', 'Гаджибей', 'Калиакрия', 'Керчь') и пять угольных миноносцев ('Заветный', 'Сметливый', 'Стремительный', 'Баранов' 'Шестаков') были потоплены 17-18 июня 1917 г. в Цемесской бухте.

К чести 3-го дивизиона (назависимо от продолжающихся споров: надо ли было топить корабли и почему их потопили не на мелком месте) остается сказать, что последним сохранившим свой экипаж кораблем вместе с 'Керчью' (командир старший лейтенант В.А. Кукель) остался основоположник серии – 'Лейтенант Шестаков'. Он под командованием своего последнего командира мичмана Анненского выполнил самый горестный акт совершавшейся на рейде трагедии – буксировку обреченных на потопление миноносцев к выходу из бухты. В А. Кукель писал об этом: 'Грустная и тяжелая картина – гавань вымерла, пусто, и только медленно идущие на буксире миноносцы, беспомощные, без признаков жизни на них, с отдельными мрачными фигурами, в количестве 5-6 человек на палубе, как зачумленные и обреченные на смерть, с которых все живое сбежало и от которых все сторонятся. Сильное впечатление производит эскадренный миноносец ” Гаджи б ей”, который, будучи взят на буксир, поднимает сигнал 'Погибаю, но не сдаюсь” и держит его все время'.

На кораблях были взорваны заложенные подрывные патроны, открыты кингстоны и клинкеты и отдраены иллюминаторы. ’Фидониси” и 'Свободная Россия” были потоплены торпедами ’Керчи”. ”Картина гибели корабля была столь величественна и тяжела, что почти у всех стояли слезы на глазах, многие сняли фуражки, и все мрачно и молча с грустными сосредоточенными лицами следили за происшедшим”.

Так революция покончила с Черноморским флотом, а с ним и с 3-м дивизионом. Оставшийся в одиночестве 'Капитан Сакен” успел еще послужить во флоте генерала Врангеля и участвовал в боях с красными. В составе каравана горя и отчаяния он в ночь на 31 октября 1920 г. покидал с остатками флота Севастополь, идя на буксире плавучей мастерской ’Кронштадт”, чтобы в далекой Бизерте найти свой последний приют. 5 лет (до 30 октября 1924 г.) продолжал развеваться славный Андреевский флаг. Оставшийся без надзора после ликвидации по решению правительства Франции Бизертской эскадры, корабль затонул в Бизертском озере и в 1930 г. был разобран.

"Описание операции эскадренного миноносца "Лейтенант Шестаков" против неприятельской подлодки у реки Шахе 19 июля 1916 г."

19 июля 1916 г. эскадренный миноносец "Лейтенант Шестаков” находился в охране транспортов, идущих из Новороссийска в Батум. Транспорты растянулись ввиду того, что один из них буксировал баржу. Головным шла канонерская лодка "Кубанец”, концевым эскадренный миноносец "Капитан-лейтенант Баранов”, а эскадренный миноносец ”Лейтенант Шестаков” циркулировал по правому борту транспортов. В тот момент, когда ”Лейтенант Шестаков” был в конце колонны, около Э час, близ устья реки Шахе, на "Кубанце” произвели с левого борта выстрел и одновременно сигнал по трехфлажной книге: "Подводная лодка”. Сигнал был плохо виден, так как было далеко – около 30 каб и дым закрывал его. Все же на миноносце ”Лейтенант Шестаков” пробили тревогу и он, дав 16 узлов ходу, пошел вдоль линии транспортов вперед. Сигнал был разобран, но в то же время ничего подозрительного не заметили. ”Кубанец” слегка отклонился влево, а транспорты шли ему в кильватер.

Спустя 15 минут по носу на 45 градусов справа был замечен перископ кабельтовых в 5 – 6 от миноносца, был открыт огонь, и миноносец повернул на подлодку. Одновременно подлодка выпустила 2 мины, из которых одна шла непосредственно в ”Лейтенант Шестаков”, но не попала, так как миноносец увернулся, и мина прошла по носу и по левому борту в расстоянии 6-8 сажень. Хорошо ложились снаряды от кормового орудия: два у самого перископа, остальные вблизи. Лодка шла контркурсом миноносцу, который шел на таранный удар. Одновременно с огнем миноносца открыли огонь не ныряющими, а фугасными снарядами "Кубанец” и "Донец”. Вследствие того, что миноносец быстро сближался с подлодкой, снаряды канонерок ложились вплотную по носу и по корме миноносца. Когда форштевень подходил к перископу, с миноносца стали бросать бомбы, первую, когда миноносец был форштевнем у перископа (немного пройдя), вторую когда перископ был у шлюпбалок, и остальные в последовательности от взрывов предыдущих бомб. Сбросили 6 бомб. Ход у миноносца был около 8 узлов, так как не могли дать больше хода после циркуляции. Начиная от носового мостика до кормового, перископ шел по правому борту почти вплотную, а за кормой его уже не было видно.

При доковом осмотре миноносца, начиная от носового и вплоть до кормового мостика на расстоянии 40 шпангоутов, ясно замечена царапина в 3-4 мм шириной и глубиной в 1,5 мм в металле, получившаяся от столкновения с подлодкой. Вторая бомба дала отличительный взрыв от других, взрывом выбросило сбитую нефть с воздухом, а затем еще некоторое время снизу стала поступать на поверхность та же жидкость, которая и покрыла большую площадь, не расходившуюся еще долгое время. Миноносец более двух часов оставался в том же районе и пятно не расходилось – что дает уверенность, что неприятельская подлодка погибла.

По приказанию с мостика быстро и правильно были изготовлены 6 бомб, которые и сбросили и 4 приготовили в запас. Несмотря на минимальный промежуток, все запасные бомбы были вовремя вооружены и ударники вставлены. Удары от взрыва бомб были настолько сильны, что люди, стоявшие на юте, едва удержались на ногах. Удары были от того так сильны, что миноносец не успел дать большой ход во время бросания бомб (около 8 уз).

За время боя с подлодкой от резких перемен ходов попала вода в динамо и она стала, отчего у машины и у котлов, в самое критическое время, когда приходилось уклоняться от мин и идти на таранный удар, была полная темнота. В то же время в непосредственной близости от судна со всех сторон рвались 6-дюймовые фугасные снаряды с канонерок, стрелявших по лодке, бывшей около миноносца, а затем судно получало удары от взрывов 6 наших бомб. Несмотря на это машинная и кочегарная команда доблестно и самоотверженно оставались на местах и точно выполняли все приказания с мостика, дала возможность получить достигнутые результаты боя и в то же время исправила случившиеся от перемены ходов повреждения. Бомбовая партия, готовившая и бросавшая бомбы под огнем хотя от разрывов и своих снарядов с канонерок, но тем не менее все же рисковавшая жизнью, работала выше всяких похвал с точностью, спокойствием и хладнокровием.

Считаю своим долгом также подчеркнуть смелое управление рулевым старшиной миноносцем, который хотя выполнял мои приказания, но в момент перед самым ударом, когда потребовалось чувствовать самые ничтожные повороты судна, до известной степени проявил и личную самостоятельность, так как надо было нанести удар по предмету всего в несколько дюймов величиной, и командир, не стоя в это время на штурвале и таким образом, не чувствуя в полной мере поворотливости судна, одними голосовыми приказаниями без некоторой помощи со стороны рулевого в том, положить ли сейчас 10 или 1'2 градусов руля, вряд ли сможет с такой математической точностью попасть прямо-таки в точку, а между тем миноносец не только прошел над подлодкой, но и прочертил ее рубкой у себя борт в расстоянии 40 шпангоутов.

Капитан 2 ранга Пчельников

(РГА ВМФ. ф.609, оп. 2, д. 886)

"Из опыта командования эскадренными миноносцами во время войны".

(Из отчета, представленного на имя А.В. Колчака в письме из Ревеля от 23 июня 1916 г.)

(РГА ВМФ, ф. 609, on. 1, д, 391, ял. 74-87)

… До назначения командиром "Поспешного” я год с лишком командовал эскадренным миноносцем "Капитан-лейтенант Баранов”. Большая часть этого времени протекала в условиях усиленной работы миноносцев по обстоятельствам военного времени и за это время у меня сложилось вполне определенное отношение к котлам с угольным отоплением. Вполне понятное во время войны стремление увеличить район плавания миноносцев заставляло в начале войны заполнять кочегарки углем и принимать его также в мешках на верхнюю палубу. В результате оказывалось: рассыпавшийся по кочегарке мелкий уголь попадал под кингстонные клапана эжекторов в кочегарных трюмах (двойного дна корабли не имели – Р. М.) уголь смешивался с водой и масляными остатками, образуя густую и едкую грязь, разъедавшую котельные фундаменты и площадки. Кочегарам приходилось работать (по две смены) в непролазной грязи, глотая угольную пыль, евшую и глаза. Находившийся на верхней палубе уголь помимо уже того, что совершенно загромождал и без того узкие проходы на палубе миноносца, ослаблял, как казалось, бимсы и самую палубу.

Уголь хорошего качества (кардиф) был израсходован в Черном море в начале октября. Сперва на миноносцы взамен его стали давать особо отборный сорт донецкого угля ("мытый орешек”), при котором еще сравнительно нетрудно было поддерживать пар; дым из труб, хотя и был значительно гуще, чем при кардифе, но все же еще терпимым, факелы из труб вырывались значительно реже.

Но и ”мытого орешка” хватило ненадолго. С декабря 1914 г. Черноморская Минная бригада стала принимать донецкие брикеты. Сжигая эти брикеты, Черноморский флот всю войну ходит, окутанный невероятным угольным облаком, видимым за колоссальную дистанцию (до 40 миль и более). Уже за 25 миль при хорошей ясности атмосферы, подходя к флоту, можно отчетливо различить отдельные большие дымы кораблей и малые – миноносцев. Ночью факелы от труб – явление на угольных миноносцах заурядное.

По приходе с моря миноносцы немедленно идут грузить уголь. Для облегчения утомленной за поход команды для погрузке угля заранее назначаются нижние чины из второго комплекта Минной бригады, но желание поскорее закончить погрузку, чтобы вымыться, поесть и отдохнуть – заставляет все-таки и команду миноносца принимать участие в этой работе, которая заканчивается обыкновенно только к вечеру, когда миноносец переходит на свое место у минной базы и команда, едва умывшись и наскоро поужинав, ложится спать. Со следующего дня начинаются приборка на миноносце, мытье рабочего платья и исправления в механизмах и вооружении. А между тем, часто бывает, что через день миноносцы снова идут с флотом, или без него, в море. Времени для учений и занятий, не говоря уже об увольнении на берег, положительно не хватало.

На нефтяных миноносцах служба личного состава при большей частоте и продолжительности походов несравненно легче. На палубе и в кочегарках чисто, нет жидкой и едкой грязи, скапливавшаяся под котлами нефть периодически промывается и выгоняется вместе с водой эжекторами. Кочегары вместо утомительной физической работы у котлов с угольным отоплением здесь лишь регулируют открывание форсунок и следят за работой вспомогательных механизмов.

Вопрос с дымом из труб на нефтяных миноносцах удалось наладить удовлетворительно, и уже давно они могут считаться бездымными. Первый год войны я командовал "Капитан-лейтенантом Барановым”, котлы которого к началу военных действий были уже истрепаны до последней степени. Намучившись с этими котлами в первую зимнюю кампанию, я вполне проникся первостепенной важностью с самого начала существования котлов обратить неослабное внимание на надлежащий за ними уход. К сожалению, именно на ”Капитан-лейтенанте Баранове” котлы в течение всех шести лет их службы подвергались самому варварскому обращению – как это вполне явствует, например, из сохранившегося на корабле архива. Чистки котельных трубок почти не производились, щелочение их по существовавшим правилам полагалось производить через 500 рабочих часов, но в действительности, вследствие выполнения учебных программ и разных непредвиденных поручений сроки их удлинялись более, чем вдвое. Зимой, находясь в вооруженном резерве, миноносцы сами себя отапливали, вода для котлов часто давалась недостаточно свободная от солей. Надо было удивляться, как выдерживали 6-летнюю работу, при таком обращении, котлы миноносцев этого дивизиона.

С началом войны, когда на эти миноносцы (как самые мореходные и сильные, так как нефтяные миноносцы только еще начали вступать в строй) легла особенно сильная работа, котлы стали решительно сдавать. Редкий поход обходился без того, чтобы ежесуточно не выводились на 15-20 часов (необходимое время для прекращения пара в котле, продувания из него воды, отыскания лопнувшей трубки, ее заглушения, наполнения котла водой и разводки в нем паров) на одно-двух миноносцах дивизиона по одному, а то и по два котла вследствие лопнувших трубок. Редко дивизион выходил в отдельное от флота поручение в составе более трех миноносцев (четвертый в это время оставался при флоте, имея один или два котла выведенными из действия). С каждым походом дело ухудшалось, а так как одновременно с этим и подводные части этих миноносцев настоятельно стали требовать капитального ремонта, то в начале 1915 г. решено было весь этот дивизион отправить в Одессу для капитального ремонта на частных заводах.

Получив столь тяжелый опыт на этих миноносцах, личный состав Черноморской Минной бригады с особой тщательностью начал уход за котлами новых миноносцев. Ко времени их вступления в строй в Южной севастопольской бухте была устроена база для миноносцев. На берегу этой базы поставлены котлы для отапливания миноносцев. Паропровод для этого от котлов проведен вдоль набережной; в особом канале, изолирован асбестом и соломой; отростки его выведены в особые ниши в стенке набережной и закончены ниппелями, к которым приращиваются приемные паровые шланги (вот когда пришло время осуществления "станции миноносок”, которую СО. Макаров предлагал (еще в 1884 г.! – Р. М.) с миноносцев. Кроме того, на минной базе имеется трансформаторная станция для подачи на миноносцы электрической энергии. Здесь же, на набережной устроены склады для хранения свезенного (не нужного для походов) с миноносцев имущества; строятся баня и лазарет; для нефтяных миноносцев постоянно у базы стоят баржи с нефтью. Специально для обслуживания Минной бригады имеется два водоналивных парохода, которые подают и котельную, и питьевую воду. Щелочение и чистку котлов постановлено производить через 300 часов.

Условия Черноморского театра требуют, чтобы миноносцы во время совершения операций всегда были готовы дать полный ход; вследствие чего миноносцы не могут производить чистку котлов поочередно, как это делается в Балтийском флоте, но должны приступать сразу к чистке всех своих котлов. Обыкновенно срок чистки котлов затягивается, но никогда не превосходит 400 часов. Для очередной чистки котлов нефтяных миноносцев дают до 14 дней. Практика показала, что этот срок ни в каком случае нельзя считать чрезмерным для основательного выщелачивания и чистки всех пяти котлов. (Речь идет о котлах нефтяных миноносцев – Р. М.).

Ночной выстрел из минного аппарата сопровождается яркой вспышкой горящего в аппарате пороха. В последнее время на Черном море на миноносцы были выданы патроны с мало горящим порохом. До конца моего командования миноносцем опыты с этими патронами не дали еще определенных результатов, хотя яркость вспышки при выстреле действительно уменьшается.”

Капитан 2 ранга Жерве, 23 июня 1916 г., г. Ревель

 

Боевые действия "Добровольцев" минной бригады Черноморского флота в 1916-1917 гг.

Практику широкоохватного или, как бы мы сказали сегодня, "звездного” набега на турецкое побережье минная бригада осуществила в январе 1916 г. В таком набеге, охватившем побережье Анатолии от Самсуна до Батума, протяженностью 300 миль (расстояние от Севастополя до Босфора), в числе шести пар миноносцев, представляющих все последние их поколения – от усовершенствовавших "соколов” до "новиков” приняли участие – на отрезке побережья Самсун-Унье – "Лейтенант Шестаков” и "Капитан-лейтенант Баранов”. В итоге всех подобных 83 набегов и крейсерств, совершенных флотом в 1916 г., Турция потеряла 778 судов разных величин и типов.

1/14 февраля 1916 г. "Лейтенант Шестаков” (брейд- вымпел начальника 3 дивизиона) возглавил отряд охранения ("Поспешный” и "Беспокойный”) дредноута "Императрица Екатерина Великая” (в "Боевой летописи русского флота” ошибочно названа "Императрица Мария” – P.M.). Корабли шли в Батум, чтобы обеспечить прикрытие и возвращение от берегов Лазистана действовавшего там линейного корабля "Ростислав”. С середины января 1916 г. он в составе Батумского отряда действенным огнем (вплоть до 254-мм снарядов) поддерживал операции Приморского фронта кавказской армии, продвигавшейся вглубь территории Турции.

Оставив сильно укрепленные горные позиции с многоярусными окопами и галлереями у р. Архаве, турки отступили на 20 км к селению Вице, а затем, также под огнем ”Ростислава”, вынуждены были уступить русским столь же сильно укрепленные позиции и ущелья у Яни-кей. После 4 км отхода турок на новые сильно укрепленные позиции фронт временно стабилизировался. В ожидании перегруппировки сухопутных сил ”Ростислав” получил возможность небольшой передышки и отдыха. Соединившись с действовавшими с ”Ростиславом” миноносцами ”Лейтенант Пущин” и "Жуткий”, все корабли 6/19 февраля 1916 г. благополучно прибыли в Севастополь.

В плавании 13-31 марта 1916 г. 3-й дивизион вместе со всем флотом участвовал в грандиозной операции по переброске морем десантного корпуса на кавказский фронт. Корабли действовали на всем протяжении пути транспортов из Одессы в Новороссийск для приема войск и в последующей охране их движения под охраной флота на юг. Четырьмя отрядами 29 транспортов вышли из Одессы 15/28 марта. Минную бригаду в этом походе представляли эскадренный миноносец "Счастливый” (флаг начальника бригады), "Пылкий”, "Гневный”, весь состав 3-го дивизиона и 5 миноносцев 4-го и 5-го дивизионов. ”Лейтенант Шестаков” (брейд-вымпел начальника дивизиона капитана 1 ранга А. М. Клыкова) и "Лейтенант Зацаренный” охраняли 3-й отряд (7 транспортов), ”Капитан Сакен” и ”Капитан-лейтенант Баранов” – 4-й отряд (8 транспортов). В Новороссийск пришли 18 марта.

Здесь на подходах к порту дивизион нес противолодочный дозор и охрану крейсировавшего в море дредноута ”Императрица Екатерина Великая”. Поблизости находился ”Бреслау”, искавший случая для очередной диверсии. После залпов дредноута он поспешил отойти на просторы Черного моря. В охране транспортов дивизион совершил марш-маневр в уже захваченный к этому времени турецкий порт Ризе, после чего, охраняя район высадки, крейсировал в море.

Пополнив 27 марта в Батуме запасы угля, корабли конвоировали транспорты при их возвращении 28-29 марта в Новороссийск. 31 марта вернулись в Батум. 1 /14-2/15 апреля охраняли обстреливавшие вражеские укрепления линейные корабли ”Ростислав” и ”Пантелеймон”. С наступлением темноты, когда большие корабли уходили в Батум, дивизион крейсировал в море между мысами Ираклия и Иерос. Но случай для ночной атаки ”Гебена” и ”Бреслау” не представился. Попеременно оставляя позиции и уходя в Батум для пополнения запасов топлива, корабли с 1/14 апреля включались в обстрел берегов, а с 3/15 апреля заменили ушедшие линейные корабли и продолжали огневую поддержку наступавших частей Приморского фронта. Держась попарно и вводя в действие даже пулеметы, корабли с расстояний 2 – 4 каб. метким сосредоточенным огнем уничтожали скопления вражеских войск, кавалерии, их позиции и батареи.

Корректировку огня и связь с наступавшими войсками генералов Ляхова и Юденича осуществлял представитель дивизиона лейтенант С.С. Веревочкин. После захвата с помощью огня кораблей последних господствовавших над Трапезундом высот турки 3/16 апреля начали эвакуацию города и покинули свои позиции. Третий дивизион тем временем не прекращал громить отступавшие части противника. В результате флот – редкий случай в истории – заставил противника отступить без сопротивления. Войскам Приморского фронта оставалось лишь 6/16 апреля 1916 г. осуществить церемонию торжественного входа в опустевшие город и порт. (Турецкое население ушло с войсками).

Отличившееся в командах всех четырех кораблей 3-го дивизиона были награждены очередными георгиевскими крестами и медалями. Героями были, конечно, комендоры. О них ходатайствовали командиры всех кораблей – капитаны 2 ранга А.А. Пчельников (”Лейтенант Шестаков”), А.П. Гезехус (”Лейтенант Зацаренный”), В.И. Орлов (”Капитан-лейтенант Баранов”), А.А. Макалинский (”Капитан Сакен”). Редкий подвиг был совершен на ”Сакене”. В момент особенно интенсивного боя на корабле последовательно лопнули звенья основной и запасной штуртросовых цепей. Стрельбу прекратили, и инженермеханик старший лейтенант А.А. Оглуздин и мичман Г.П. Марантини в течение 10 минут перевели управление на привод в корме. Вскоре было восстановлено и управление с носового мостика. Корабль выручил кочегарный унтер-офицер Елиазар Семенович Логай. Искусный кузнец, он, не теряя времени, развернул на шкафуте импровизированную кузницу и из стального прута под огнем противника отковал звенья взамен лопнувших. Цепи были восстановлены.

Как писал командующему флотом в своей докладной записке участвовавший в том бою начальник рапорядительного отделения штаба флота старший лейтенант Н.А. Рябинин, благодаря искусству унтер-офицера корабль, восстановив управление, ”быстро вышел на позицию и пятью залпами снял обнаруженную мною батарею”. Фланг противника был дезорганизован, войска отказались от дальнейшей обороны позиций и оставили их, а затем и город, без сопротивления. Ходатайство старшего поддержал и новый командир капитан 2 ранга В.В. Одржеховский. На ”Лейтенанте Зацаренном” Георгиевским крестом 4 степени был награжден артиллерийский кондуктор Тимофей Данилович Стетюха, который в течение двух дней управлял огнем носового плутонга. Так осуществлялась инициатива, еще до войны выдвинутая флигель-адъютантом Погуляевым: Награждены были и офицеры, а начальник дивизиона и командиры кораблей получили золотое оружие.

С появлением 6/19 апреля на берегу депутации с белым флагами (это были оставшиеся в городе греки) корабли прекратили стрельбу. "Лейтенант Шестаков” и "Жуткий” подошли к берегу, и жителям были розданы воззвания русского командования. Так корабли сыграли еще и роль миротворцев на турецкой земле. 1/14 мая 1916 г. 3й дивизион в полном составе вышел в море для встречи и конвоирования возвращавшейся из крейсерства ”Императрицы Марии”. Дредноут уже приближался к выходу в протраленный канал, когда на ”Капитане Сакене” (это было в 4 милях от мыса Фиолент к югу от Херсонесского маяка) в 13 часов с расстояния 12 кабельтовых были замечены перископы двух подводных лодок. Они, видимо, маневрировали для выхода в атаку на готовившие фарватер заградители. Открыв огонь и бросившись в таранную атаку, ”Сакен” успел войти в струю, вызванную крутым поворотом одной из лодок, но та уже успела скрыться под водой. Угроза атаки дредноута была предотвращена.

Первым заметивший перископ сигнальный боцманмат Аникей Васильевич Белоус был представлен командиром к награждению Георгиевским крестом 4 степени. Георгиевскими медалями 4 степени наградили артиллерийского унтер-офицера Ивана Семеновича Мандрыку, матроса 2 статьи Александра Ивановича Шеремета и рулевого Ивана Михайловича Очередько. Медали 3 степени получили (имевшие уже медали 4 степени) артиллерийский унтер-офицер Савелий Гаврилович Сапронов и боцманмат-комендор Алексей Сергеевич Лютый. Все они отлично действовали на своих постах и без промедления позволили атаковать подводную лодку.

Новое оружие противолодочной борьбы применил (по-видимому, в числе первых) ”Лейтенант Шестаков”. Снабженные уже гидростатически действовавшими взрывателями бомбы (вслед за ныряющими снарядами) появились в конце 1915 – начале 1916 гг. Запас их, как и первых торпед в 1877 г., был ограничен – к лету их на весь флот имелось всего 149 штук. Поэтому и тактика их использования при подозрениях о появлении подводных лодок разработана не была. Вероятно, по этой причине на ”Лейтенанте Шестакове” их в подобной ситуации применили не сразу. Обстоятельной атаки, которую 19 июня/ 2 августа 1916 г. произвела, как предполагается, немецкая подводная лодка U-38, изложено в приложении. Охрану конвоя из 4 транспортов и двух барж, шедших на буксире одного из них, составляли 4 боевых корабля. Такая сильная охрана была назначена вследствие того горького урока, который та же лодка преподала русским, когда 25 мая /8 июня без помех потопила сразу три шедших без охраны транспорта. Но курсировавший вдоль строя конвоя ”Лейтенант Шестаков” не решился на превентивное бомбометание после первого подозрения о появлении лодки и атаковал ее лишь в момент уже совершенного двухторпедного залпа.

Экипаж корабля действовал безукоризненно, но одна торпеда успела поразить транспорт № 55, которому пришлось выброситься на берег. Применением всех видов оружия (артиллерия, таран, глубинные бомбы) лодке были нанесены значительные повреждения, заставившие ее отказаться от попыток возобновить атаку.

Отличившийся особенно меткой стрельбой первый наводчик кормового орудия старший комендор Виктор Миронович Мальков (крестьянин Саратовской губернии) был награжден Георгиевской медалью 2 степени. Медалями 3 и 4 степеней было награждено еще до 20 отличившихся в бою. Главными же героями были матросы бомбовой партии, наглядно продемонстрировавшие эффект нового оружия. Вместе с сигнальщиком-дальномерщиком Назаром Ядыкиным (он первым заметил перископ немецкой лодки) и рулевым боцманматом Георгием Немцулом (командир особенно отмечал его искусство при таранной атаке) Георгиевскими крестами 4 степени был награжден весь расчет бомбовой партии: пять минеров, минный машинист и входивший в ее состав кок Михаил Сивак. Так формировались опыт и новая тактика противолодочной борьбы.

В ночь с 1/14 на 2/15 сентября ”Лейтенант Шестаков” (командир капитан 2 ранга Терентьев) и ”Капитан- лейтенант Баранов” (командир капитан 2 ранга Г.Ф. Гильдебрандт) вместе с тремя ”новиками” осуществили экстренную постановку заграждения из 220 мин. Мины пришлось ставить в светлую лунную ночь в расстоянии 25 каб. от батареи Кара-Бурну на турецком берегу. Сведения о фарватере, которым должен был пройти из Зунгулдака германский пароход "Патмос”, были получены из перехваченной и расшифрованной радиограммы противника. Несмотря на исключительно опасные обстоятельства операции, корабли блестяще выполнили задание. ”Все мины встали”, – подчеркивал в своем ходатайстве о наградах трех особенно отличившихся минеров командир ”Шестакова”. Также отлично действовал и экипаж ”Баранова” – турки ничего не заметили. Достигнута была и цель операции – пароход, идя назначенным фарватером, подорвался на минах и должен был, чтобы не затонуть, выброситься на берег.

20 октября/2 ноября 1916 г. "Капитан Сакен”, "Лейтенант Зацаренный” совместно с миноносцем ”Строгий” и транспортом ”Святогор” совершили набег на охраняемую стоянку турецких судов в устье р. Термес. На берег был высажен диверсионный отряд в составе 40 дружинников и 150 армянских добровольцев. Из обнаруженных в реке 50 фелюг до 20 увели в море моторными катерами с кораблей. Приказом командующего флотом от 20 марта 1917 г. особенно отличившиеся участники операции получили очередные георгиевские награды. Точно так же семь смельчаков с ”Капитана Сакена” отличились 2/15 декабря 1916 г., когда на ”моторе” корабля высадили под Босфором на берег группу разведчиков (приказ командующего флотом вице-адмирала А. В. Колчака № 1059 от 20 марта 1917 г,).

8/21 декабря 1916 г. ”Лейтенант Шестаков” поддерживал у Тульчи на Дунае отход русских войск. Искусные маневры командира на узком фарватере и самоотверженная помощь взятого на берегу лоцмана-добровольца (уроженца г. Сулина) Дмитрио Козадини (его командир представлял к награждению Георгиевской медалью) позволил кораблю не сесть на мель и устоять под огнем несколько раз накрывавших корабль фугасных и шрапнельных снарядов. Здесь же на Дунае пять ”охотников” с ”Капитан-лейтенанта Баранова” вместе с двумя специалистами службы бонового дела в ночь с 31 декабря 1916 г. на 1 января 1917 г. установили противоминный бон. 9/22 января 1917 г. ”Капитан-лейтенант Баранов” участвовал в прикрытии перехода из Одессы в Сулин отряда транспортов с войсками Балтийской морской дивизии.

С нового 1917 г. к кораблям отряда Северо-западной части Черного моря присоединились пришедшие из Батума ”Капитан Сакен” и ”Лейтенант Зацаренный”, который уйдя в Севастополь 16 января, до 25 января оставался флагманским кораблем начальника отряда судов и портов восточной части Черного моря контр-адмирала князя Н.С. Путятина. 11/24 мая 1917 г. одновременно с очередными постановками флотом минных заграждений у Босфора состоялась воздушная разведка у Синопа. В охране гидрокрейсера ”Авиатор” (5 самолетов) участвовал ”Лейтенант Зацаренный”.

16/29 мая 1917 г. к прикрытию дивизиона корабельной авиации, шедшего для осуществления налета на занятую немцами и болгарами Констанцу, присоединился вышедший из Сулина ”Капитан-лейтенант Баранов”. Он же участвовал в охране новой операции дивизиона корабельной авиации. Вышедшие в Одессу 20 июня гидрокрейсера ”Авиатор” и ”Республиканец” (бывший ”Император Александр I, ранее "Александр III”), приняв по 8 гидросамолетов, шли для обеспечения предстоящего перехода из Николаева в Севастополь дредноута ”Воля” (бывший ”Император Александр III”).

Вместе с ”Лейтенантом Шестаковым” ”Капитан-лейтенант Баранов” охранял дредноут и во время совершенной перед входом в Севастополь первой практической стрельбы по щитам в море. Торжество присоединения к флоту нового дредноута омрачила своим ”революционным” поведением команда ”Республиканца”. Перед назначенным на 28 июля походом из Одессы в Николаев для непосредственного авиационного прикрытия перехода дредноута судовой комитет гидрокрейсера объявил, что из-за недостатка кочегаров переход будет для команды слишком утомительным. Не смея противиться воле масс и не пытаясь воззвать к их революционному долгу, начальник дивизиона счел за благо поход отменить.

Но могучий организм флота все еще продолжал мужественно сопротивляться все более облекавшей и пронизывавшей его заразе ”революционного” разложения. Офицеры и подавляющее большинство команд оставались верны долгу службы. Корабли продолжали совершать боевые походы. Еще не была забыта и практика довоенных регулярных боевых стрельб линейных кораблей по щитам на море. Вступил в строй после ремонта ”Борец за свободу” (бывший ”Пантелеймон”). В охране его выхода с ”Евстафием” и ”Иоанном Златоустом” на стрельбу участвовал 28 июля (с четырьмя нефтяными миноносцами) и ”Капитан-лейтенант Баранов”.

Неизменно всю войну сопутствовавшая дивизиону удача изменила его кораблям 17/30 июня 1917 г. когда погиб ”Зацаренный”.

В ночь на 7/20 июля 1917 г. ”Лейтенант Шестаков” входил в состав отряда прикрытия (”Свободная Россия”, ”Память Меркурия” и ”новики”: ”Керчь”, ”Фидониси”, ”Поспешный”) обеспечивавшего очередную большую и оказавшуюся последней во время войны минно-заградительную операцию у Босфора. Продолжая набеги миноносцев на турецкое побережье, ”Шестаков” и ”Баранов” 28 июля/ 11 августа 1917 г. потопили в Синопе две баржи с бензином и тем нанесли ощутимый урон германо-турецкой авиации. Не досчитались турки и 20 фелюг, приготовленных для прорыва в Зунгулдак.

В операции по отлову ”Бреслау”, состоявшейся 17 октября/1 ноября 1917 г., то есть за восемь дней до погубившего флот и Россию большевистского переворота, "Kaпитан-лейтенант Баранов” и гидрокрейсер ”Румыния” находились в охранении дредноута ”Воля”. Выведя в море все три маневренные группы флот наконец имел верные шансы поймать неуловимого диверсанта и отомстить за ”Лейтенанта Зацаренного”. Но сделавшийся к этому времени уже вполне ”революционным” экипаж дредноута ”Свободная Россия” (1-я маневренная группа), заскучал на боевой позиции и, повторив опыт ”Республиканца”, пожелал вернуться в Севастополь.