По французскому следу

Как и многое в истории, подлинные обстоятельства заказа во Франции крейсера “Адмирал Корнилов” остаются и, видимо, останутся сбивчивы и неясны. И, как сегодня мы не знаем тех скрытых пружин, действием которых совершаются на наших глазах сомнительные архитектурные “конкурсы” и “аукционы”, так неведомы остаются и мотивы выбора для заказа этого корабля французской фирмы. Решали этот заказ два облеченных высшей властью барина в адмиральских мундирах – великий князь Алексей Александрович и его верный приказчик – адмирал Иван Алексеевич Шестаков.

И если не обнародовано в их действиях явных следов “гешефта” или, попросту говоря, взяток, то сам характер этих действий никак не может служить примером забот этих двух вельмож об интересах родины и государства. Опыт заказов во Франции и Англии первых миноносцев мог к этому времени подсказать весьма предметные уроки, которые следовало бы учесть при заказе крейсера. Нет оснований предполагать какие-либо признаки глухости в очень образованном и знающем И.А. Шестакове, не худшим представителем рода Романовых был и великий князь. А потому приходится полагать, что и Управляющий Морским министерством, нашедший в благостном краю красавицу жену – француженку, и великий князь, известный своей любвеобильностью и проводивший в Париже многие дни отдохновения от госзабот, вряд ли могли отказаться от подношений, искусство которых в Европе доведено было до высшей ступени изысканности, тонкости и деликатности. О том, как это делалось в Англии, в одной из своих книг сделал признание В.М. Семенов (“Флот” и “морское ведомство” до Цусимы и после”, С.-Пб, 1911, с. 39-43), для великого князя подарки подносили, надо думать, в еще более изысканных формах. Подозрения на этот счет с неизбежностью возникают, лишь только мы углубимся в обстоятельства заказа и постройки крейсера 1 ранга “Адмирал Корнилов”.

В документах РГА ВМФ (ф. 410, оп.2, д. 5835), касающихся заказа крейсера “Адмирал Корнилов, первый лист датирован 5/17 сентября 1885 г. Рапортом, посланным из Парижа, военно-морской агент капитан 2 ранга Евгений Алексеев информировал временно Управляющего Морским министерством вице-адмирала Н.М. Чихачева об обстоятельствах самоличного (как он привык это делать и в России) рассмотрения во Франции находившимся там управляющим И.А. Шестаковым проекта крейсера для русского флота. Проект, как оказалось, подвергался уже вторичному рассмотрению после сделанных в нем существенных изменений. Они, как явствовало из более раннего письма от 18/30 августа 1885 г. (в архивном деле оно в силу каких-то причин попало лишь на шестой лист), состояли в перестановке артиллерии и добавлении третьей мачты.

В министерство оно попало “постфактум” и лишь отчасти разъясняло кухню строившегося во Франции заказа. Приходится предполагать, что все предшествовавшие распоряжения совершались словесным путем и о ходе заказа можно лишь догадываться.

Не упоминалось и о каких-либо замечаниях со стороны кораблестроительных структур морского министерства. Об их участии в той среде, где вращался Е.И. Алексеев (молва упорно приписывала ему сыновное родство с покойным императором Александром II), не упоминалось. Хозяин-барин И.А. Шестаков, казалось, заказывал себе особняк по собственному личному усмотрению, и ничьего тут участия не требовалось. Такой уж сложился в Морском министерстве “порядок”.

Как видно из рапорта Е.И. Алексеева, характеристики проекта, а с ними и судьба корабля были предрешены в кругу двух собравшихся во Франции хозяев Морского министерства, а вовсе не в МТК и ГМШ, которые в силу их официальных обязанностей полагалось бы делать.

Выполняя роль полномочного представителя хозяев проекта, а заодно и его главного конструктора, Е.И. Алексеев “по словесному приказанию” Управляющего Морским министерством 7 сентября 1885 г. пересылал в Петербург в министерство Н.М. Чихачеву “на благоусмотрение и распоряжение” вторично переработанные фирмой “Chantiers de la Loire” материалы проекта. Эти 18 чертежей и 6 документов учитывали произведенные изменения. Переменили артиллерию и увеличили рангоут (с добавлением третьей мачты), отчего фирме пришлось изменить чертежи, спецификации и расчеты нагрузки, остойчивости, парусности. Военно-морской агент пояснял в рапорте, что проект близок к проекту строившегося во Франции крейсера “Сфакс”.

Из сравнения их спецификаций делался вывод о том, что для русского заказа материал корпуса отличается “несколько большей относительной прочностью” (показатели и измерители к этому рекламному утверждению фирмы не проводились), а в выборе главных размерений корпуса “не сделано отступлений от правил, принятых для военного судостроения во Франции”. Иначе говоря, надо быть очень признательными к французам, великодушно позволившим для русского проекта применить их военные правила.

Очень серьезным считал Е.И. Алексеев подготовленный фирмой проект контракта (прилагался в числе документов), при составлении которого, как полагал агент, было “приложено всевозможное старание”, чтобы с возможной полнотой и четкостью установить условия и сроки выполнения заказа. К его рассмотрению, как писал Е.И. Алексеев, был привлечен адвокат, занятый делами императорского российского посольства в Париже и подсказавший будто бы ряд полезных уточнений контракта.

Подчеркивалось данное фирме задание решить в проекте ряд конкретных конструктивных проблем. К ним относились водоотливная система, вентиляция угольных ям, способы погрузки угля и постепенного его перемещения из отделений над броневой палубой в ближайшие угольные ямы и подача к топкам котлов, рельсы под бимсами кругового коридора, горловины и порты в жилой палубе.

Как особое достоинство проекта подчеркивалось предусмотренное в нем прикрытие орудий и станков (о прислуге не говорилось) от действия малокалиберной артиллерии посредством бортовых стальных листов толщиной 20 мм. Эта сталь в сравнении с обычной будто бы втрое превосходила ее по прочности. Производили ее на французских заводах по способу Гольцера, секретно испытывали на полигоне в Гавре, и даже факт ее существования французы, уточнял Е.И. Алексеев, держали в секрете. Тем не менее, русский агент, не моргнув глазом, доверяет этот секрет французской почте, посредством которой отдельной посылкой пересылал документы проекта. Уточнялась и стоимость секретной стали – более двух франков за килограмм.

Все эти частности, как видно, не касались существа конструктивного типа корабля, который добросовестно копировал французский, вовсе не самый передовой образец. Зачаточное состояние тактики того времени с непременными таранными атаками (опыт сражения в 1866 г. при Лиссе) отразилось и в наличии роскошного таранного форштевня, и в разбросанности пушек по всей длине борта, и в отсутствии орудий крупного калибра, считавшихся для крейсеров необходимыми.

Не обременяла себя фирма и применением требовавших особых хлопот башенных установок, не было у нее желания перейти к уже входившим в употребление паровым машинам вертикального типа вместо ранее традиционно применявшихся горизонтальных.

Некому было задуматься о вполне уже тогда понятных достоинствах победно входивших в мире в употребление вертикальных машин, обеспечивающих экономию всегда драгоценного на корабле пространства. Очевидны были и удобства обслуживания и ремонта этих несравненно более компактных машин. Но у фирмы были, видимо, свои резоны. Взявшись соорудить особо быстроходный крейсер, она пыталась достичь цели ценой наиболее выгодных простых решений, включая и отказ от двойного дна. В комплексе с этим решением применение горизонтальных машин вместе с облегчением корпуса позволяло без особых хлопот решить проблему остойчивости, усугубленную к тому же установкой третьей мачты.

Были, впрочем, как это не странно, и сторонники горизонтальных машин. К ним принадлежал С.О. Макаров, не раз подчеркивавший такое их достоинство, как возможность более надежно их защитить, располагая ниже ватерлинии. О замечательных свойствах машин этого типа говорилось в вышедшем в 1892 г. справочнике ВКАМ “Военные флоты” (с. 368).

Обстоятельнейшим образом испытанные во время плаваний 1890 г. в составе эволюционной эскадры машины крейсера “Форбан” обеспечивали постоянную высокую скорость. “На небольшой зыби крейсер легко удерживал 16-уз скорость при четырех котлах, легко входил на волну, причем машина всегда работала исправно, без шума, сотрясений в корпусе не было даже при скоростях до 20 уз, что показывает превосходную установку машины и хорошее крепление корпуса”. Очевидно, что такие же блестящие характеристики французы обещали и русским заказчикам. В стороне оставалась, однако, возможность применения башенных установок, водотрубных котлов и других принципиальных новых решений, которые могли существенно повысить эффективность и надежность корабля.

Бронепалубный крейсер “Сфакс". 1895 г. (Наружный вид)

Французский бронепалубный крейсер “Сфакс” заложили в Бресте в мае 1882 г., спустили на воду в мае 1884 г. В июне 1887 г. корабль вошел в состав флота.

“Сфакс” имел водоизмещение 4560 т, длину 91,57 м, ширину 15 м, осадку 7,67 м. На крейсере стояли 2 паровые машины общей мощностью 6500 л.с., 12 котлов. Наибольшая скорость составляла 16,7 узла. Запас угля равнялся 590 т (нормальный) и 980 т. (наибольший). Крейсер имел на вооружении 6 6,4-дм, 10 5,5-дм, 3 3-фн. 10 малокалиберный орудий и 5 14-дм торпедных труб. Экипаж составлял 486 чел.

Исключен из списков флота в 1906 г.

Все эти проблемы в их глубокой взаимной переплетенности подлежали бы обстоятельному всестороннему обсуждению в собрании МТК и ГМШ, но рассчитывать на это особенно не приходилось. Ибо основные проектные решения в угоду фирме уже не подлежали пересмотру, так как до его рассмотрения в Петербурге проект был уже одобрен на месте во Франции. От МТК же ожидалось лишь его безоговорочное одобрение. На эту предрешенность проекта капитан 2 ранга Е.И. Алексеев в своем ранее написанном рапорте от 18/30 августа и обращал внимание Н.М. Чихачева. Дескать, не вздумайте вносить в проект изменения, фирма и так его уже дважды перерабатывала.

Оказалось также, что уже после утверждения проекта И.А. Шестаковым в Париже и отправки его в Россию 5 сентября, проект (дата не называлось) также в Париже был рассмотрен (в который раз-тоже не уточнялось) и генерал-адмиралом. “Сколько мог заключить проект крейсера в том виде, как он был окончательно утвержден Вашим превосходительством, удостоился полного одобрения Его высочества Генерал-адмирала”, – писал Е.И. Алексеев своему Управляющему. С проектом, ранее “во всех подробностях” рассмотренным И.А. Шестаковым в Серенге и Эмсе, великий князь пожелал ознакомиться во время официального представления ему Е.И. Алексеевым в Париже.

Его высочество “подробно рассмотрел чертежи и выслушал объяснения; спросил, когда посланы чертежи и другие документы и получены ли замечания министерства на представленный проект”. Эти замечания с определенностью свидетельствовали о том, насколько его высочество был далек от порядка и темпов работ в подведомственном министерстве.

В преданиях сохранилась личная услуга, которую Е.И. Алексеев будто бы оказал великому князю, приняв на себя перед полицией ответственность за какую-то кафешантанную историю, в которую будто бы попал в Париже его высочество. Этим особым доверием генерал-адмирала объясняется его значимая роль в продвижении проекта, где он стал удобным передатчиком в структуры Морского министерства тех закулисных решений, которые через их головы принимались в Париже, деятельным и небескорыстным толкователем важности и полезности этих решений.

Его фиктивная роль главного конструктора оказалась сродни хорошо нам знакомого по “Двенадцати стульям” зиц-председателя Фунта с тем только отличием, что Е.И. Алексееву никакая ответственность не грозила. Он, если внимательнее вникнуть в дело, не был главной решающей инстанцией, но мог, конечно, высказать свое просвещенное мнение (если бы оно имелось в наличии). Мог, но, видимо, не пытался.

Его карьера свидетельствовала о том, что ожидать от Е.И. Алексеева особых подвигов гражданского мужества не приходилось. Он уже безоговорочно и безоглядно был “встроен” в корпорацию высшей бюрократии и хорошо усвоил установленные в ней правила игры. Карьера его уже катилась по накатанной колее, он уверенно и далеко уже тогда обходил своих сверстников, включая и таких несомненно и несравнимо талантливых сослуживцев, как С.О. Макаров.

На нем остается историческая ответственность присутствия и непротивления роковым проектным решениям. И есть доля справедливости в том обвинении, которое на Е.И. Алексеева в своей книге “Флот и Морское ведомство до Цусимы и после”. (С.-Пб, 1911, с. 48) за заказ крейсера без двойного дна возлагал В.И. Семенов. За свою конформистскую позицию он тогда же был награжден должностью командира строившегося крейсера.

 

МТК выбирает позицию

Уже приученные к спонтанным методам руководства И.А. Шестакова высшие чины МТК, получив фрагментарные сообщения Е.И. Алексеева, не сразу осознали размах новой совершившейся инициативы и предпочитали выжидать получение прямых указаний Управляющего Морским министерством. Собственная инициатива, как о том свидетельствовал опыт, не имела смысла, тем более что существо проекта оставалось невнятным. Прояснять ничего не мог и полученный рапорт от 18/30 августа 1885 г. Только 21 сентября ГМШ переправил его в канцелярию Морского министерства, а оттуда он 22 сентября был “спущен” в МТК.

Из рапорта следовало, что проект, о котором в МТК в Петербурге не имели еще никакого представления, во Франции уже энергично воплощался в металле. Е.И. Алексеев обращал внимание на трудное положение директора Лаурского завода, уже обязавшегося отсчитывать срок начала исполнения заказа с 20 сентября, но все еще не располагавшего официальным контрактом. О его скорейшем подписании в Морском министерстве он и ходатайствовал через Е.И. Алексеева. На заводе же, пояснял морской агент, “заготовка материалов для корпуса настолько уже подвинулась, что после некоторого колебания общество решило приступить к самой постройке”.

Сверх того, добавлял Е.И. Алексеев в том же письме от 18/30 августа, одновременно с переделкой проекта (это собирались сделать в продолжение четырех месяцев, то есть к 1 сентябрю) и тогда же сделанным заказом материалов фирма приступила еще к разбивке корпуса на плазе. Тогда же, чтобы не опоздать с взятыми фирмой заказами на четыре машины (для русского и французского крейсеров), фирма поручила заводу Крезо приступить уже и к отливке их цилиндров.

В первых числах сентября предстояло начать прием и испытания материалов для корпуса. Для чего фирма просила прислать наблюдающего инженера. Словом, прилагались все усилия к тому, чтобы поставить заказчика перед совершившимся фактом и не допустить каких-либо изменений в уже утвержденном высшими инстанциями проекте. В этих условиях предстоящее в МТК рассмотрение проекта становилось проблемой чрезвычайной сложности.

На письмо от Е.И. Алексеева, которое за начальника ГМШ флигель-адъютанта капитана 1 ранга Н.А. Нехватовича подписало и препровождало в канцелярию Морского министерства некое полуответственное лицо этого подручного учреждения отозвалось весьма легкомысленной резолюцией: “К сведению, и так как, по-видимому, судно уже заказано, то нечего и спешить с рассмотрением присланных спецификаций его и чертежей”.

Закорючка подписи этого лица неразборчива, но, по счастью, дело взял в свои руки временно управляющий Морским министерством (он был начальником ГМШ) вице-адмирал Чихачев. Он передал материалы проекта в кораблестроительное отделение МТК с указанием рассмотреть их “согласно замечаниям Управляющего Морским министерством и со своим мнением доложить”. Желательно, добавлял он, получить доклад на будущей неделе.

Рассмотрение произошло в рекордно короткий срок. Предметным и очень нелицеприятным получилось заключение на французский проект, составившее содержание журнала МТК № 178 от 4 октября 1885 г. Здесь было все, о чем могли бы мечтать знающий мыслящий инженер и офицер-тактик: обзор состояния техники, понятие о назначении, роли и места крейсеров в океанах, оценка состояния в мире крейсеростроения, критерии оценки качества и эффективности крейсеров, сравнение с аналогами и, наконец, всесторонний с точки зрения основной специализации разбор характеристик проекта, предложенного французской фирмой. Воистину нельзя найти, наверное, более убедительного подтверждения того несомненного факта, что даже в обстановке глухой реакции творческая мысль может проявить себя во всем блеске и убедительности. Печально, однако, то обстоятельство, что во все времена люди могут оказаться неспособны продолжать традиции той творческой школы, уроки которой они в полной мере чувствуют в пору своей юности.

Сравнивая представленный проект крейсера в 5029 т водоизмещения, с 18-уз скоростью, вооружением из 14 6-дм орудий в палубных установках с близкими по величине отечественными крейсерами типа “Дмитрий Донской”, МТК не нашел в нем никаких сколь-либо существенных преимуществ.

Повышенные ходовые качества французского проекта были следствием удлинения корпуса, чему способствовал отказ от бортовой брони в пользу только горизонтальной. Избрав в крейсерах типа “Дмитрий Донской” такое же направление проектирования, можно было бы обеспечить их несомненное превосходство в скорости. В то же время очевидны были вредные для мореходности, очень уж заостренные носовые ватерлинии, выгодные лишь для достижения высокой скорости на мерной миле.

Для избранного фирмой удлиненного корпуса применить следовало не поперечную, а продольную систему набора. Совершенно нетерпимым недостатком признавалось в конструкции корпуса отсутствие двойного дна. Это общепризнанное в мире решение необходимо не только для безопасности корабля в случае повреждения днища, но также и для размещения балластной воды при расходовании запасов угля.

Необходимым признавалось увеличение артиллерийского вооружения заменой четырех (или хотя бы двух) из 6-дм орудий на 8-дм. Такие пушки, обеспечивая эффективность огня почти такую же, как крупповские 11-дм, и были бы очень полезны на случай встречи крейсера с броненосцем. На такой замене настаивал председатель артиллерийского отделения МТК генерал-лейтенант Ф. Пестич. Нетерпимым признали применение устарелых 6-дм пушек длиной ствола в 28 калибров. Их следовало заменить на 35 калибровые, допустив для уменьшения перегрузки соответствующее уменьшение боезапаса до 85 и 80 снарядов на каждое 6-дм и 8-дм орудие.

Еще до заседания МТК и составления его журнала И.А. Шестаков успел высказать свое предварительное мнение об отзыве артиллерийского отделения. Сделанная им на этом документе помета гласила: “Вопрос о 8-дм орудиях, по желанию Его высочества, оставить открытым. Поместить эти орудия на баковых выступах”. МТК предложение артиллеристов поддержал, но ссылка генерал-адъютанта на мнение великого князя была уже тревожным симптомом (РГА ВМФ, ф. 421, on. 1, д. 935, л. 7.).

Главный инженер-механик флота (сохранилась еще такая достаточно автономная должность) генерал-лейтенант А.И. Соколов (1917-1889) обращал внимание на то, что спецификация по механизмам составлена “весьма кратко”, что не позволяет судить, какие предполагается применить опробованные в море новейшие усовершенствования по механизмам.

Точно так же чертежи не позволяли в полной мере ознакомиться с устройством машин. Поэтому предлагался (если заказ состоится) обширный перечень из 34 развернутых дополнительных спецификационных требований, обеспечивавших исправность и надежность действия машин, удобства их эксплуатации и ремонта. Указывалось, в частности на обеспечение надежного крепления трубок котлов набивными втулками с заплечиками, возможность переключения циркуляционных помп для откачивания воды из затопленного машинного отделения, возможности выемки подшипников со своих мест не поднимая валов, прочности холодильников.

Подчеркивалось о необходимости единообразной, по всему кораблю, нарезке резьбы болтовых соединений только по системе Витворта и предоставлении полной весовой нагрузки машин и полного комплекта их рабочих чертежей “в английском или русском масштабе” и т.д.

Не удовлетворило A.M. Соколова и намерение фирмы в поставке запасных частей ограничиться нормами французского флота. Русскому флоту они были неизвестны, а потому для учета его практики (эти “мелочи” почему-то прошли мимо внимания Е.И. Алексеева и адвокатов российского посольства), Главный инженер-механик приводил соответствующую ведомость заказа, который следовало возложить на фирму. Проявилась, однако, и позиция узкого специалиста: он рассматривал только данные ему документы и в проблему отсталости типа горизонтальных машин вдаваться не стал. Возможно при участии генерала Соколова был поднят вопрос и о преимуществах вертикальных машин как более надежных. Но ввиду трудностей размещения вертикальных машин под низко расположенной броневой палубой МТК на их установке настаивать не решился.

Свой отдельный отзыв об обеспечении в проекте вопросов непотопляемости по предложению МТК представил только что назначенный командиром корвета “Витязь” флигель-адъютант капитан 1 ранга С.О. Макаров. Непоправимо (двойной бандаж от грыжи) повредив своему здоровью многими часами лазания в затесненных междудонных отсеках при испытании и налаживании водоотливных систем тогдашних кораблей С.О. Макаров в продолжение всей своей жизни не переставал добиваться осознания флотом важности борьбы за живучесть корабля. Но фирма, как следовало из отзыва С.О. Макарова, отнеслась к проблеме с крайним легкомыслием. Представленные в проекте “рисунки (признать их чертежами было, видимо, неосновательно) и спецификации, писал С.О. Макаров, не обеспечивают должной непотопляемости, в них содержатся только общие фразы и идеи”. Не было даже приведено сведений о производительности водоотливных средств и возможности их участия в откачивании воды из каждого отсека.

Из 12 требований по непотопляемости, которые следовало предъявить фирме, главнейшими были: сохранение корабля на плаву при затоплении двух смежных отсеков или, говоря по-современному, обеспечение двухотсечного стандарта непотопляемости; наличие в конструкции двойного дна и тройных бортов; доведение главных поперечных переборок до верхней палубы возможность выравнивания крена посредством контрзатопления отсеков противоположного борта; наличие специальных угольных ям с горловинами, предотвращающими затопление прилегавших к ним (в случае пробоины в яме) бортовых коридоров и всего кочегарного отделения.

С редкой последовательностью добивался осуществления своих принципиальной важности предложений С.О. Макаров, настаивая на встречавшем особенно стойкое сопротивление бюрократии испытании прочности и водонепроницаемости переборок затоплением отсеков водой (борьба эта только в 1898 г. привела к решению МТК признать этот метод испытания обязательным, остающимся в силе и в наше время). Это свое требование к проекту С.О. Макаров формулировал следующими словами: “Система распределения работ постройки должна быть такова, чтобы ранее приступления к деревянным работам ниже ватерлинии (за исключением палуб) были совершенно окончены железные работы, установлены главные и вспомогательные механизмы и затем приступлено к пробе всех отделений напусканием в них воды до высоты на несколько фут грузовой ватерлинии с целью убедиться как в крепости всех главных переборок, так и полной водонепроницаемости всех герметичных дверей и пр.”

Все эти замечания журналом № 178 предлагалось включить в спецификацию крейсера. Таким образом, МТК тогдашнего состава во главе с генералом Пельцигом решительно поддержал инициативу С.О. Макарова об испытании отсеков кораблей наполнением их водой.

Увы, действительность оказалась иной – борьбу за столь, казалось бы, очевидный и убедительный метод испытаний С.О. Макарову пришлось вести до 1898 г. (в числе сопротивлявшихся был тогда и Н.Е. Кутейников), когда необходимость таких испытаний подтвердила гибель на Транзундском рейде броненосца “Гангут”.

Тогда же – более чем за 10 лет до катастрофы “Гангута” нельзя было и представить, какой мучительный путь предстоял творческим инициативам С.О. Макарова – все его предложения, включая двойное дно и тройные борта, были всецело одобрены МТК, руководимым тогда оказавшимся удивительно отзывчивым на творчество генералом Октавием Пельцигом. Генерал, бесспорно, совершал гражданский подвиг, позволив себе нелицеприятно отозваться о проекте, который (и он об этом не мог не знать) был одобрен в высших инстанциях тогдашней морской бюрократии.

Ни в чем не проявив признательности фирме и Управляющему за передовой проект, МТК, наоборот приходил к выводу о его существенных недостатках. Они подтверждались приложенными к журналу замечаниями руководителей двух отделений МТК и приглашенного в качестве ведущего и, как это было, единственного специалиста флота по вопросам непотопляемости капитана 1 ранга С.О. Макарова.

Итог получился следующий. Чрезмерно острые носовые обводы крейсера, может быть, и позволят на мерной линии развить заявленную 18-уз скорость, но на волнении она будет недостижима. В артиллерийском вооружении крейсера предусмотрены почему-то 6- дм пушки длиной ствола 28 калибров. Флот теперь переходит на 35 калиберные орудия, и теперь это должно было отразиться в проекте 86 т перегрузкой. Если же признать необходимой замену на 8-дм калибр хотя бы двух орудий, то перегрузка составит 104 т и полный вес артиллерии составит 337 т. Вес бронирования – бортового и палубного на крейсерах типа “Дмитрий Донской” и только – палубного в рассматриваемом проекте одинаков: около 470 т, но по эффекту защиты эти корабли несопоставимы.

Вместо бортовой брони в проекте прикрытие ватерлинии предлагается осуществить лишь за счет такой сомнительной меры, как заполнение углем бортовых угольных ям. Явно недостаточна была толщина и палубной брони – всего 1,3 дм, вместо принятых в русском флоте 2,5 дм. Не следовало допускать и предложенного в проекте расположения крюйт-камер “под самой броневой палубой вплотную к бортам".

Существенно меньшей (с учетом расхода на судовые потребности) будет расчетная дальность плавания, неоправданно исчисляется в проекте величиной до 8000 миль 9-уз скоростью (запас 800 т). Но и уменьшенная расчетная дальность (полный запас 1100 т) может оказаться недостижимой из-за крайнего неудобства расположения угольных ям, доступ к которым может оказаться невозможным вследствие затопления бортовых коффердамов и коридоров подачи угля.

Относительно парусности МТК склонялся в оправданности сокращения ее площади в сравнении с крейсерами типа “Дмитрий Донской”. Фирма поступила правильно, ограничившись площадью парусов 18 тыс. кв. фут, так как у крейсеров типа “Дмитрий Донской” даже с большой площадью парусов (27 тыс. кв. фут) скорость под парусами “сравнительно очень невелика”, что заставило МТК заметить, что на этих русских фрегатах было бы разумнее вес, потраченный на неэффективное парусное вооружение, употребить на увеличение запасов угля.

Относительно главных машин, помимо принципиальной устарелости ее типа, были замечены и крайняя невнятность описания, не позволяющая дать ей квалифицированную оценку (что превращало проект машин в своего рода “кота в мешке” – Р.М), и явно повышенном (в сравнении с новейшими типами) их весе, что говорило о нерациональности проектирования и больших неиспользованных резервах.

В конструкции корпуса, кроме отсутствия двойного дна, обращалось внимание на неэффективность поперечной системы набора, которая была не оправдана для длинного корпуса, и совсем неоправданной конструкции наружной деревянной обшивки, в которой внутренний ее слой крепился к стальному корпусу сквозными стальными болтами, превращая его в случае повреждения в “решето”.

Малооправданным считалось применение в проекте балансирного руля, более уязвимого в аварийных случаях во время свойственных крейсерам длительных дальних плаваний. Руль можно было применить более надежной обыкновенной конструкции (при двух винтах этого было достаточно), но в любом случае следовало обеспечить защиту головы руля – ввиду отсутствия бортовой брони и сомнительной эффективности бортовых коффердамов дополнительно прикрыть кожухи дымовых труб, чтобы обезопасить главные котлы. Броневые кожухи, однако, не предлагались.

Численность экипажа (350 чел.) признавалась достаточной лишь при расчете людей по орудиям для действия с одного борта. Решение этого вопроса предоставлялось, видимо, на усмотрение начальства. (Надо же было и ему проявить творчество – P.M.).

А вот запас провизии с трехмесячного предлагалось увеличить до шестимесячного. Детализацию всех этих требований предполагалось поручить наблюдающему инженеру.

Директивно указывалось лишь на разработку водоотливной системы и на проведение испытаний переборок наливом воды в отсеки соответственно с предложениями С.О. Макарова, а также на правила приемки материалов (сталь следовало применять только Сименс Мартена).

Согласно приказу Управляющего Морским министерством от 12 марта 1883 г. № 272. испытание корабля следовало проводить согласно инструкции, объявленной циркуляром Кораблестроительного отделения МТК от 18 сентября 1882 г. № 752.

В соответствии с прочно удерживающейся коллегиальной традицией (единственный становившийся все более безвредным для власти признак демократии в авторитарном правлении) журнал по старшинству чинов и должностей подписали члены МТК: Октавий Пельциг, Филимон Пестич, Александр Соколов, Иван Прилуков, Павел Богословский, Павел Тыртов, Алексей Попов, Эраст Гуляев, Николай Кутейников и делопроизводитель Грехнев.

Наложенная на журнал в тот же день резолюция И.А. Шестакова, нацарапанная тупым карандашом гласила: “К непременному руководству капитана Алексеева при заключении контракта. В особенности двойное дно, отливную систему и 8-д. орудия. Наружную обшивку можно (по крайности) снять выше 3 от WL. 4 октября И.Ш”.

Неизвестно, как прошли последующие пять дней, но документы свидетельствуют о том, что 9 октября из Кораблестроительного отделения МТК его председатель генерал-майор Пельциг в канцелярию Морского министерства строго по принадлежности препровождал копию журнала от 4 октября № 178 (оригинал оставался в делах МТК и вошел в те поражающие своем величием фолианты ежегодных сборников журналов комитета, что сохранились в фондах РГА ВМФ).

Он сообщал также, что “Оправляющемуся ныне во Францию штабс-капитану Долгорукову в отделении по приказанию Управляющего Морским министерством вручена была копия с прилагаемого журнала с приложениями, чертежами и со всеми документами для предъявления агенту нашему, капитану 2 ранга Алексееву на предмет заключения контракта”. Канцелярия подтвердила, что штабс-капитан Долгоруков, как об этом и было доложено Управляющему Морским министерством, уехал 10 октября, а правитель дел канцелярии оставил для истории пометку: “Хранить при кораблестроительном отделении этот, по моему мнению, весьма обстоятельный хороший разбор проекта постройки крейсера”.

Казалось, что истина, честь и государственные интересы торжествовали в те дни всецело и безоговорочно.

 

Театр генерал-адъютанта

Последнее действие пьесы под названием “Головотяпы в Париже” открылось немой сценой в офисе военно-морского агента Е.И. Алексеева. Ему прибывший из Петербурга в качестве наблюдающего корабельного инженера (его назначение, вопреки обыкновению, состоялось до подписания контракта) штабс-капитан Н.В. Долгоруков предъявил журнал МТК № 178 с резолюцией И.А. Шестакова и приложенные к нему замечания специалистов. Эти замечания – одно другого катастрофичнее – грозили поставить крест на всем уже энергично осуществлявшемся фирмой проекте. Но Е.И. Алексеев недоумевал недолго. У него все было давно схвачено и все действия пьесы были выучены назубок.

Очень может быть (да простят автору эти гнусные домыслы нынешние ревнители чистоты помыслов и благородства души российского самодержавия и его славной бюрократии), что вся эта пьеса задолго до появления штабс-капитана была заранее отрепетирована и срежиссирована ее главным автором и постановщиком И.А. Шестаковым. И наложенная им на журнале № 178 категорическая резолюция в действительности была лишь видимостью государственной озабоченности и хорошо продуманным запасным ходом для простаков. Нельзя же на самом деле умного, опытного (еще в 1856 г. он наблюдал в Америке за постройкой для России фрегата “Генерал-Адмирал”) и просвещенного И.А. Шестакова подозревать в глупости и в непонимании ущербности французского проекта. Не мог же он не видеть несовместимости этого проекта даже с частью требований, которые были записаны в журнале № 178 и которые, как казалось, он вполне одобрил.

За неимением прямых свидетельств загадку поведения министра приходится решать лишь с помощью предположений. И если с гневом, как это должны сделать “истинные” патриоты российского дворянства, откинуть подозрения в коррупции, то не остается иного объяснения как давление на всех сломленной самодержавным режимом натуры генерал-адмирала. Есть и другое объяснение поступков генерал- адмирала – неизлечимо болезненное самолюбие (годы опалы должны были ожесточить человека), перешедшее в ненависть к Морскому министерству, из которого он был когда-то изгнан великим князем Константином. Соединение этой ненависти с дремавшим в каждом дворянине презрением к подданным, барскими спесью и произволом и могло породить ту садистскую наклонность, не считаясь со здравым смыслом, ни с мнением специалистов, с легкостью перекраивать все проходившие через его руки проекты кораблей. Что лучше – беспредельное самодурство или прямая коррупционность – пусть сегодня читатели рассудят сами.

Такой же ущербной, выращенной в условиях холопства, была, по-видимому, и натура доблестного морского агента. Свои таланты он сумел развернуть и в конце концов добрался до генерал-адъютанства и наместничества на Дальнем Востоке. Пока же он действовал сообразно имевшимся возможностям. Для начала в Петербург 17 октября была отправлена, в интересах сохранения тайны – написанная по-французски (хотя писать можно было по-русски латинскими буквами), обстоятельная телеграмма. В ней говорилось о невозможности принять все замечания в проекте без полной его переделки и искажения основных спецификационных характеристик. Возможно, французский текст был подготовлен самой фирмой.

За телеграммой 18 октября последовало конфиденциальное обращение к министру. Доводы капитана 2 ранга были просты и неопровержимы.

“По всестороннем рассмотрении вопроса о двойном дне положительно не представляется возможным ввести его в постройку, сохранив при этом выработанный проект крейсера в том виде, как он получил одобрение Вашего превосходительства”. Капитан 2 ранга словно бы вопрошал генерал-адмирала: “Что же ты? Сначала утвердил проект, а теперь хочешь его испортить”? Как нерадивому школьнику, министру объяснялось, что увеличение водоизмещения с 5000 до 5500 и (никакого запаса водоизмещения в проекте, понятно, не предусматривалось – P.M.) приведет практически к полной переделке проекта, так как надо увеличивать мощность машин и запас топлива, чтобы сохранить спецификационные характеристики.

По сути предстояло составить новый проект. Напоминалось и о том, что о двойном дне при разработке проекта И.А. Шестаков поднимал вопрос перед фирмой, директор которой тогда же дал свои объяснения. Ввиду таких обстоятельств Е.И. Алексеев почтительнейше просил оставить проект без изменения. В оправдание этого проекта приводился тот довод, что отказ от двойного дна был продиктован предъявленными фирме будто бы очень высокими требованиями по скорости, большому запасу топлива, малому водоизмещению и наличию обшивки подводной части деревом и медью. В силу таких тяжелых условий фирме пришлось “сделать некоторые отступления от правил, принятых при постройке броненосных судов”, включая и наличие двойного дна.

К тому же, развивал свою мысль Е.И. Алексеев, это самое двойное дно вовсе не составляет насущной необходимости. Потребность в нем “оспаривается лучшими французскими инженерами”. Есть и убедительные примеры на этот счет. Двойное дно отсутствует на быстроходном крейсере “Сфакс”, строящемся в Бресте, не предусмотрено оно и на крейсере “Таж”, заказанному Луарскому обществу. А этот крейсер имеет водоизмещение 7000 т, и на нем даже и наружной деревянной обшивки не будет. Что касается балластировки, которая могла бы обеспечить двойное дно, то для этой цели вполне пригодны расположенные выше ватерлинии, бортовые угольные ямы емкостью 300 т. Таким образом, можно будет обеспечить остойчивость даже при израсходовании 800 т угля (80% всего запаса). Предлагаемое МТК усиление палубной брони на 10 фут по ширине и до 2 и 1/4 дюйма по толщине на протяжении машин и котлов потребует увеличить водоизмещение на 50 т. Но это можно компенсировать, сняв наружную деревянную обшивку на высоте 3 фута над ватерлинией.

К гипотетическим достоинствам бортовых угольных ям пристегивалось и экзотическое (и оказавшееся сугубо спекулятивным) средство защиты как возможность заполнения бортовых коффердамов “селлюлозой”, которая “представляет известное сопротивление”. Очевидны были и препятствия к замене двух 6-дм пушек “в носовых полубашнях” на 8-дм – “здесь надо опасаться вредной загрузки носовой части и соответственно утраты возможности легкого подъема на волну”.

Соображениями об остальных вредных факторах и изменениях проекта Е.И. Алексеев беспокоить министра полагал неудобным, да в них и не было нужды, так как все они, как и весь журнал МТК № 178, отпадали перед последним сокрушительным доводом. И состоял он в том, что все было решено опять оказавшимся в Париже (или вовсе его не покидавшим) великим князем генерал-адмиралом Алексеем Александровичем . Его высочество – по своей ли инициативе, “с подачи” Е.К. Алексеева или в соответствии с давно подготовленной парижско-петербургской коррупционной программой действий – “выразил желание” милостиво выслушать доложенные ему агентом “главные замечания” МТК, а также и соображения “о тех затруднениях, какие встречаются с введением в постройку двойного дна”.

Вняв этим затруднениям, великий князь принял взвешенное и конструктивное решение. Как деликатно писал Е.И. Алексеев, “Его высочество генерал-адмирал соизволил, как мне кажется, разделить мнение, что изменить ныне систему постройки дополнением двойного дна невозможно без полного нарушения вполне выработанного (замечания МТК о неполноте проекта ловкий царедворец предпочитал оставить без внимания – P.M.) и законченного проекта крейсера”.

Выдав этот убийственный довод, Е.И. Алексеев испрашивал у И.А. Шестакова разрешения подписать с фирмой контракт. Но еще ранее в силу, может быть, оставшейся нам неведомой телеграммы лично от Его высочества генерал-адъютант безоговорочно “сдал свою позицию, МТК и весь флот. На письме от Е.И. Алексеева от 18 октября осталось для истории крохотная – бисерным почерком сделанная помета: “Разрешаю заключить контракт. 23 октября И.Ш.”

Французский бронепалубный крейсер "Таж’

И счастливый блистательным и скорым завершением интриги Е.И. Алексеев незамедлительно и радостно рапортовал в Петербург: “Согласно разрешения Вашего превосходительства в телеграмме от 23 октября, сего числа заключен контракт с французским кораблестроительным обществом “Cuantie de la Loire” на постройку крейсера в 5029 т”.

Дело было сделано, и оставшийся, как надо понимать, девственно чистым, свободным от каких-либо поправок кабальный контракт приобретал теперь силу закона. Представляя экземпляр контракта, Е.И. Алексеев 31 октября 1885 г. испрашивал перевода денег на уплату фирме уже полагающегося ей, как оказалось, первого платежа в размере 1 010 000 франков. Чертежи и другие документы, оговоренные контрактом, обещалось выслать “вслед”.

Изображая хорошую мину при сыгранной им жалкой предательской игре, И.А. Шестаков, спохватившись, 7 ноября 1885 г. отдал распоряжение потребовать от фирмы, “чтобы были своевременно высланы обстоятельные и хорошие детальные чертежи судовых машин крейсера”. Генерал-адъютант и в этом случае предпочел обойтись без обращения к опыту специалистов МТК. Сомнительную ценность должны были бы составить эти отжившие свой век машины. Флоту более нужен был образец современной крейсерской машины вертикального типа, но генерал-адъютант своим предательским поведением такую возможность исключил. Прогрессу флота это, конечно, не способствовало.

 

“Образцово-показательный”

Контракт на постройку во Франции для русского правительства “быстроходного крейсера” анонимным обществом “Aleliers et Chantiers de la Loire” (правление в Париже на ул. Бержер № 14) внешне выглядел вполне пристойно.

Адвокаты российского императорского посольства, взяв на себя функции и Морского ведомства (ни МТК, ни ГУКиС в составлении условий заказа не участвовали), соблюли общепринятые нормы, но и фирма сумела обеспечить себе существенные послабления. Таковым был внушительный авансовый платеж (обычно первый платеж предусматривал какой-то начальный объем выполненной работы).

“По-божески” назначался и 31-месячный срок сдачи корабля, исчислявшийся к тому же не от сдачи корабля к заказчику после приемных испытаний, а лишь от момента предъявления его к приемке. Невнятно выглядел пункт о форс-мажорных обстоятельствах, освобождавших фирму от ответственности за опоздание готовности корабля. В ходе работ выявились и другие несообразности договора.

По ст. 1 контракта (написанный по-французски, он переводился в России) “первоклассный двухвинтовой крейсер” подлежал постройке на верфи и в мастерских фирмы в Нанте, С.-Назере и Гавре и должен был иметь следующие главные размерения: длина между перпендикулярами 107 м (350 фут 8 и 3/4 дм), наибольшая ширина с обшивкой 14,83 м (48 фут 7 и 1/4 дм), углубление интрюма 5,8 м (19 фут), высота от верхней палубы 9,65 м (31 фут 7 и 1/2 дм), среднее углубление в грузу с 800 т запасом угля 6,22 м (20 фут 4 и 3/4 дм), углубление кормы 6,72 м (22 фут и 1/4 дм), дифферент 1 м. Водоизмещение вооруженного корабля при нормальном углублении должно было составлять 5029,266 т.

По ст. 2 корабль должен был строиться по утвержденным чертежам (16 чертежей общего расположения) и подлежал сдаче в полной готовности для выхода в море. Этой же статьей срок сдачи корабля определялся 31 месяц, начиная с 1 сентября 1885 г. При нарушении этого срока штрафы за каждые следующие четыре месяца взыскивались (кроме ситуации форс-мажора) по нарастающей шкале от 500 до 2000 франков, на пятом месяце из стоимости заказа вычиталось 5%. Взамен всех штрафов министерству предоставлялось право “распоряжаться окончанием работ по своему усмотрению. Испытания и приемка фирмы обязывалось провести в продолжение 2 месяцев.

Официальное испытания должны были проходить в Бресте в присутствии комиссии, назначенной русским Морским министерством, оно же назначало офицеров и команду для управления кораблем в “навигационном отношении”. Машинную и кочегарную команду предоставляла фирма. Окончательные испытания проводились с нагрузкой из 800 т запаса угля с добавлением 405,828 т балласта, возмещавшего не входившие в состав контракта вес артиллерийского и минного вооружения команды и разного рода предметы снабжения и запасы.

Все испытания полагалось проводить на тихой воде. Пробная стрельба из орудий предполагалась только по приходе в Кронштадт, все обнаружившиеся повреждения подлежали устранению за счет фирмы. Это открывало простор для недоразумений, которые предоставляли фирме широкие возможности для ухода от ответственности.

Контракт 12 ноября 1885 г. (даже без перевода) подписали “главный член правления” фирмы Сей и морской агент при российском посольстве в Париже капитан 2 ранга Е. Алексеев. Текст был составлен на французском языке в трех экземплярах, русского экземпляра даже не предусматривалось.

Добившись главного – сохранения в неизменности основных решений проекта и условий контракта, фирма сочла возможным слегка утешить заказчика и принять некоторые из самых безобидных предложений МТК. Изнемогавший от усердия на службе отечеству, Е.И. Алексеев в донесении генерал-адъютанту подтверждал, что в соответствии с телеграммой управляющего канцелярией Морского министерства (занимательная деталь, не правда ли?) он 31 октября подписал контракт по “чертежам и спецификациям, подробно рассмотренным и утвержденным Вашим Превосходительством”. Сделав этот нажим на подробное рассмотрение”, ловкий капитан 2 ранга угодливо докладывал о новых усовершенствованиях, внесенных уже в и без того доведенный до уровня “шедевра” проект.

Выполненные “по замечаниям Вашего превосходительства”, как писал Е.И. Алексеев, и кораблестроительного отделения МТК”, они включали в частности, увеличение до 60 мм толщины палубной брони на скосах с увеличением их ширины над машиной до 10 и над крюйт-камерам – до 5 фут и приспособление бортовых (и продольных впереди котлов) угольных ям для приема водяного балласта. Для защиты от затопления коридоров угольных ям были предусмотрены водонепроницаемые двери. Водоотливные средства усилили добавлением одной помпы и увеличением мощности паровых помп Дюмона. Усилили и продольные связи корпуса, а для компенсации увеличившейся нагрузки снимут часть наружной обшивки (деревянной, надо понимать) надводного борта.

Предусматривалась очень полезная в жарком климате обшивка деревом внутренних бортов жилой палубы. Попутно объяснялось, что продолжавший, видимо, жительствовать в Париже генерал-адмирал успел выразить согласие с телеграммой Управляющего от 17 октября (об отказе от 8-дм орудий), а потому, удовлетворенно отмечал Е.И Алексеев, “изменений по артиллерии не произойдет”.

Относительно применения 6-дм орудий не 28-, а 35-калиберных получили обещание строителя усилить палубу. Произошедшую при этом 100-т перегрузку фирма требовала исключить из проекта или компенсировать увеличением стоимости, но Е.И. Алексееву, как он с гордостью отмечал, “удалось склонить общество на заключение контракта на прежних основаниях”. Как явствовало из того же донесения Е.И. Алексеева, разбивка корпуса на плазе была завершена, заготовили и приняли более половины материала для корпуса, приступили к сборке киля и начали гнуть шпангоуты по лекалам. На днях собирались приступить к отливке цилиндров главных машин по уже готовым моделям, в работе находились коленчатые валы и другие части главных машин. До 75% стальных листов для котлов было прокатано на одном “из лучших заводов”, осталось их испытать и принять.

В чертежных в Париже и С.-Незере полным ходом шла разработка рабочих чертежей проекта к корпусу и механизмам. Преданнейшую признательность выражал министру Е.И. Алексеев за назначение очень, видимо, пришедшегося ко двору наблюдающего инженера Долгорукова, который с успехом оправдает оказанное ему доверие.

В эти же дни фирма, чтобы ковать железо пока горячо и успеть из таких покладистых русских выдоить новый выгодный заказ, обратилась к И.А. Шестакову с новым, еще более заманчивым проектом. Верный своей роли бескорыстного ходатая за интересы фирмы, Е.И. Алексеев в сопроводительном письме 5/17 октября 1885 г. к полученному от фирмы проекту океанского крейсера успел напомнить о том, что выполнен он в соответствии с идеями, которые А. И. Шестаков высказал фирме во время пребывания в Эмсе, и что авторы проекта “с особой готовностью” внесут в него любые изменения”, которые министр выскажет. Обращал он его внимание на такую отличительную особенность, как “распределение башен, представляющее в боевом отношении несомненные выгоды”, обеспечивающие превосходство над кораблями всех других типов. Такой же эффект обеспечивает “размещение минных пушек в броневых прикрытиях под башнями”. Оно будет “крайне важным” боевым элементом этого крейсера и французские инженеры придают ему, подчеркивал агент, весьма большое значение.

Но МТК, куда проект был передан министром (такова была, напомним, его фактическая роль ввиду полного перепоручения ему этой должности великим князем), восторгов Е.И. Алексеева не оценил.

Сравнив все три варианта проекта (водоизмещением 6188, 7300 и 8808 т) с проектом крейсера “Адмирал Нахимов”, участники заседания в том же составе, что и при рассмотрении проекта строившегося крейсера журналом по кораблестроению № 196 от 8 ноября 1885 г. не нашли в проекте никаких выдающихся достоинств. Применив после неоднократных настояний вертикальный тип машин, фирма предусмотрела двойное дно только под машинами и котлами.

Нерационально – по одиночке в башнях – были расположены четыре 9-дм орудия. Несообразной признали установку на марсах пушек Барановского вместо уже известных более скорострельных. 6-дм пушки фирма предлагала опять устаревшие – длиной 28 калибров, хотя уже на “Адмирале Нахимове” они были 35-калиберными.

С приведением элементов “Адмирала Нахимова” к таким же (при равной весовой нагрузке), как на предлагаемом легко бронированном крейсере, скорость русского крейсера при естественной тяге могла составить те же 17,5 уз, какие фирма ожидала в своем проекте при форсированном дутье. Опасение вызвало и отсутствие у фирмы опыта в сооружении машин большой мощности.

Совсем не загоревшись этим проектом, И.А. Шестаков в журнале МТК № 196 от 8 ноября 1885 г. отозвался индифферентной пометкой: “Читал И.Ш.” Дело было, видимо, в том, что сумасбродным сознанием министра уже успела овладеть новая ослепительная идея. Вместо требовавших больших затрат и долгого срока постройки больших кораблей, он решил выиграть за счет сооружения в два счета большего миноносного флота. В эту веру он без труда обратил и великого князя, и императора Александра III. 20 ноября идея материализовалась в повелении императора, которым программа судостроения 1882 г. корректировалась за счет исключения из него сразу 8 броненосцев. Образовавшуюся 60 млн. “экономию” было решено обратить на сооружение миноносцев.

Идею броненосцев, поддерживавшуюся великим князем Константином (его новый император очень не любил), теперь заменили идеей миноносцев. Она шла явно от модного в то время во Франции направления, т.н. “молодой школы” адмиралов Оба, а затем Леверье и Лакруа. Дань им своим проектом “безбронного судна” отдавал впоследствии и С.О. Макаров.

Новым планом, “усиленной и скорейшей”, как в нем говорилось, постройки 56 миноносцев и 10 контрминоносцев предполагалась постройка также 6 канонерских лодок для Черного моря и Владивостока.

Особняком стоял один “быстроходный крейсер особого нового вида”. Им и был этот заказ, данный Луарскому обществу. Только вот новшества он никакого не представлял, так как его типом совершался шаг назад от ранее принятого русским флотом типа броненосного крейсера. И неспроста именно эти корабли – типа “Дмитрий Донской” и “Адмирал Нахимов” – МТК в своих журнальных постановлениях противопоставлял продвигавшемуся сверху французскому проекту.

Уводя российское судостроение назад, этот проект утверждал курс, уже взятый постройкой корветов типа “Витязь”, на сооружение больших бронепалубных крейсеров. Это “дурное наследие”, несмотря на возврат к броненосным крейсерам в типе “Память Азова” (1888 г.) и последующих серии “Рюрик”, проявилось затем совсем уже малопонятным сооружением крейсеров “Светлана” типа “Диана” и условных серии “Варяг”, “Богатырь”. И все это было следствием сумасбродных проектных инициатив И.А. Шестакова, который не имея внятной осмысленной концепции судостроения, до конца дней своих метался между западными образцами и собственным, качавшимся из стороны в сторону, настойчивым мышлением. Он, например, даже крейсер “Память Азова” очень хотел снабдить машинами горизонтального типа.

Каждый из кораблей, строившийся при И.А Шестакове, был отмечен печатью неуемной творческой инициативы этого не в меру деятельного министра. Особенно досталось корветам “Витязь” и “Рында”, проекты которых министр перекраивал особенно увлеченно. Видимо, была связь с тем, что главный уполномоченный общества франко-русских заводов состоял в родстве с красавицей-женой министра.

Посвященное в какой-то мере в эти министерские тайны (неспроста предложение о 7000 т проекте крейсера явилось в дни высочайшего утверждения программы больших заграничных заказов), Луарское общество полагало, однако, что все эти превратности проекту ее крейсера грозить не могут. Ведь он от них надежно огражден дважды состоявшимся его утверждением высшей властью и фактом уже энергично развернувшейся постройки. Все катилось по налаженной колее, и перемен никаких не предвиделось.

Фронт работ расширялся, темпы нарастали.

 

На стапеле и в мастерских

По состоянию на 15 апреля 1886 г., как об этом временно Управляющему Морского министерства доносил только что произведенный (13 апреля) капитан 1 ранга Е.И. Алексеев, на крейсере строившемся в Сен-Назере, плоский киль, контркиль и внутренний вертикальный киль были закончены и укреплены по всей длине корпуса. Оставшиеся вне корпуса два кормовых листа уже пригонялись на месте. Отделывали уже отлитый бронзовый форштевень. И на правительственном заводе Индред заканчивали формовку ахтерштевня.

Все шпангоуты от киля до броневой палубы были собраны и склепаны, на протяжении с 12 по 125 шпангоут, установлены на место и закреплены, а от броневой до верхней палубы собраны и склепывались.

Первые стрингеры по длине от 39 носового до 98 кормового шпангоутов были собраны и своими угольниками соединены с наружной обшивкой. Вторые стрингеры (водонепроницаемые над продольными переборками угольных ям) находились в работе, а третьи – доведены по длине от 17 носового до 111 кормового шпангоутов. Бимсы от 14 носового до 114 кормового шпангоутов и все по броневой палубе установили и закрепили, остальные были готовы к установке. Бимсы жилой и верхней палубы находились в работе.

Из 13 поперечных водонепроницаемых переборок 10 были установлены на место и склепаны, остальные готовили к установке. Продольные переборки по длине котельных отделений, формирующие бортовые угольники, устанавливались на место, стыкуясь с уже закрепленным горизонтальным настилом. Начали сборку поперечных переборок в продольных трюмных ямах, образующих отделения для водяного балласта.

Карлингсы броневой палубы у вентиляторного, обоих кочегарных и обоих машинных отделений также были пригнаны и устанавливались на место.

Котельные фундаменты начали устанавливать в обоих котельных отделениях. Стальные листы средней части броневой палубы, уложенные между 37 носовым и 88 кормовым бимсами, готовили к склепке с ними. Начали настилать плиты палубной брони. Девять поясьев наружной обшивки установили в средней части корпуса, и оставалось завершить их формирование в оконечности.

Верхняя часть деревянного киля в основном была закончена.

Разрабатывались “подробные чертежи” (т.е. рабочие – P.M.) рангоута, парусности, такелажа и его проводки, гребных судов, “якорей и канатов”, а также чертежи угольных ям, их горловин, погрузки угля, водоотливной системы, “внутреннего размещения”, крюйт-камер, бомбовых и минных погребов, расположение кают и лазарета, подъема и укладки якорей, мостиков и их поручней, люков, подъема гребных судов и их шлюпбалок.

Как, видно, фирма придерживалась той же, что и в русском судостроении, архаичной организации проектирования: рабочие чертежи составлялись в ходе постройки корабля, а отнюдь (как это уже практиковалось на передовых верфях,) не заблаговременно и в полном комплекте.

По механизмам продвижение тоже было значительным (хотя процентной оценки степени готовности фирма также не практиковала). Все машинные рамы отделывались. К шести из них начали пригонять подшипники коленчатых валов и ползуны поперечников. Все цилиндры были отлиты, из них четыре уже обточены и два готовы к обточке. Все крышки цилиндров отлили, семь из них обточили. Все золотниковые коробки были отлиты и отделывались, все коленчатые валы и штоки поршней обточили. Один упорный вал был откован, другой отлит, оба дейдвудных вала были в ковке. Успешно шли работы над паровыми машинами для поворота валов главных машин и вспомогательные машины для привода воздушных насосов и помп – трюмных и питательных. Корпуса четырех главных котлов и их плоские стенки были собраны и готовились к склепыванию. Для других четырех котлов, готовых к сборке, сверлили отверстия для заклепок. 18 топок были склепаны с огненными ящиками, остальные шесть готовились к склепыванию.

Оказалось, однако, как следовало из более позднего донесения, волнистые топки Фокса, на чем настаивал МТК, пришлось заменить (завод такой технологией не владел) обычными с гладкими стенками.

Донесение от 15 августа 1886 г., подписанное штабс-капитаном Долгоруковым вместе с Е.И. Алексеевым, фиксировало близкие к завершению все работы, перечислявшиеся ранее.

В этих документах обращает на себя внимание почти не встречающееся в практике совмещение в лице Е.И. Алексеева сразу двух должностей – военно-морского агента и Главного наблюдающего за постройкой. Этим обстоятельством проявилась та особая роль, которую он исполнял при заказе крейсера и то особое доверие, которым он пользовался у начальства. Типичной для всех заграничных заказов была в этих документах описательная (без особых цифровых показателей) форма отчета о ходе работы. Луарское общество считало, видимо, излишней входившую в те годы в употребление русского казенного судостроения, весьма деталированную, имевшую типографские бланки форму отчетности с указанием (за каждый двухнедельный очередной период) количества и всех видов стальных деталей, установленных в корпусе корабля.

Другим бланком также обстоятельно отображалась выработка в пудах на каждого рабочего. Попытка русских наблюдающих ввести такую форму контроля и отчетности при заказах кораблей за границей понимания на иностранных частных верфях не встретило. “У нас это не в обычае”, – отвечали наблюдающим при постройке в 1898 г. во Франции броненосца “Цесаревич”. Такой же ответ должен был, видимо, получить и инженер Долгоруков, если бы попытался проявить инициативу. Сомнительно, однако, чтобы он, находясь всецело в подчинении Е.И. Алексеева, на это решился. Не встречается в документах и наглядного отображения готовности корабля на схематических чертежах его корпуса. Такие чертежи как-то встретились автору в документах о постройке броненосца “Три Святителя”. Но такое могли себе позволить только в Николаевском Адмиралтействе. Ни французы, ни сам наблюдающий инженер такого совершить естественно не могли. Это были бы, очевидно, неоправданные для частного предприятия и не помогающие делу расходы. Нам же сегодня приходится сожалеть об этом обедняющим историю обстоятельстве.

Попытка формализации показателей готовности корабля была сделана в привезенном из Петербурга типографском бланке отчета о ходе работ по механизмам. Такую “ведомость о ходе работ по изготовлению механизмов для крейсера” к 15 августа 1886 г. и подписали капитан Зотов 1-й и все тот же вездесущий, теперь уже капитан 1 ранга, Е.И. Алексеев. Из нее следовало, что по котлам все полагающиеся на проект 8 наружных корпусов котлов, 24 топки и 32 трубные доски находились в работе. Здесь обращает на себя внимание появление в качестве наблюдающего капитана Зотова, прибывшего во Францию вместо штабс-капитана Арцеулова. Его “как офицера вполне достойного по своему рвению к службе, весьма способного по специальности и вполне знающего французский язык” рекомендовал главный инженер-механик флота генерал-лейтенант Соколов.

Но механика, видимо, подвели слишком давнее время корабельной службы (последнее плавание в 1874- 1876 гг. на пароходе “Фонтанка” и в 1878 г. на миноносце “Канарейка”) и слишком долгое пребывание на береговой должности (в прикомандировании с 1877 г. при Управлении главного инженер-механика флота). Не считаясь с несравненным, наверное, творческим потенциалом и научным кругозором механика Арцеулова власть для командировки во Францию сочла более подходящим инженера, который “плавал на судах старшим механиком и у которого машины были в исправности”.

Капитан Зотов благополучно провел приемку, не вполне отличавшихся совершенством, машин луарского крейсера и вошел в историю флота как эксперт, на целую эпоху определяющий применение в русском флоте французских водотрубных котлов Бельвиля. Только их МТК нового состава вплоть до 1905 г. считал безупречными и никаких других конструктивных типов признавать не хотел. Карьеры же обоих механиков не были особенно заметными и долгими. А.Н. Арцеулов (на службе с 1870 г.) в списке механиков 1887 г. уже отсутствовал, А.И. Зотова (на службе с 1866 г.) – уже не было в списках 1897 г.

Другая интрига состояла в отсутствии у крейсера собственного имени. Причиной тому могли быть нежелание властей преждевременно афишировать заграничную постройку крейсера, их желание сэкономить на командировке специального наблюдающего (его роль совмещал с агентством Е.И. Алексеев) или, может быть, стремление “приберечь” крейсер для назначения агента его командиром. Возможно, из цензовых соображений надо было продлить пребывание Е.И. Алексеева в должности военно-морского агента (он сдал ее только в 1888 г.). Возможно, и вовсе пошло-тривиальное объяснение – безалаберность, разгильдяйство и безответственность властей. Реальный тому пример из истории судостроения 1905 г., когда невзирая на мольбу флота, высшие морские чиновники никак не удосуживались доложить “помазаннику” о том, что новые минные крейсера, готовые к спуску на воду, все еще не получили названий. Их безымянными, под номерами, так и пришлось спускать на воду (P.M. Мельников “Эскадренные миноносцы класса “Доброволец”, С.-Пб, 1999, с. 8).

Такого же рода вопросы возникают и по поводу обычно совершающейся в первые месяцы постройки церемонии официальной закладки. Корабль строился уже второй год, высшие власти почти что не покидали (каждый по своим делам) манящей, зовущей и влекущей к себе Франции, а вот о закладе почему-то не вспоминали. Впрочем, двадцать лет до происшествия с “Добровольцами” бюрократия была все же лучше воспитана, и решение назвать новый крейсер (по императорскому соизволению) “Адмирал Корнилов” состоялось где-то около 10 ноября 1886 г. В этот день И.А. Шестаков спустил вниз поручение написать Алексееву “о заказе закладных досок крейсера по образцу выполненных для канонерской лодки “Кореец”. И чтобы непременно выгравировать изображение бокового вида с рангоутом.

11 ноября помощник начальника ГМШ контр- адмирал П.П. Тыртов телеграфировал в Париж о данном государем названии крейсера и необходимости заказать 10 закладных досок – четыре для императорской семьи и шесть “для высшего морского начальства”. К этому времени готовность корабля успела уйти уже далеко вперед от той, при которой – несколько первичных конструкций или полусобранное днище – обычно совершалась закладка.

В декабре 1885 г. фирма получила второй платеж. В продолжение летних месяцев 1886 г. почти полностью завершили сборку набора корпуса, настила броневой палубы, укладку на него броневых плит и другие работы, предусматривавшиеся условиями выдачи (также по удостоверению наблюдающего инженера) третьего платежа.

В июле наблюдающий инженер-механик капитан Зотов подтвердил право фирмы на получение четвертого платежа. В представленной им номенклатуре входивших в состав механизмов 22 “чугунных вещей”, несколько десятков “медных частей” (включая два гребных винта), 16 “железных и стальных вещей”, 10 видов трубопроводов и до 10 главных деталей котлов, а всего несколько сот деталей, – значительная их часть числилась уже изготовленной. Только вот на колосники не было чертежей, а остальные находились в работе.

Со своей стороны в июне 1886 г. штабс-капитан Долгоруков свидетельствовал о неполном исполнении требовавшейся для четвертого платежа установки всех шпангоутов и бимсов и о совершенно оконченной установке половины наружной обшивки, предусмотренной правом на пятый платеж. Это позволило признать право фирмы на получение четвертого платежа.

В июле стальные кили: плоский, контр-киль и внутренний вертикальный были окончены полностью, на место был подведен и крепился деревянный киль. Все шпангоуты от киля до броневой палубы были установлены и укреплены. Крепились также установленные полностью бронзовые фор- и ахтерштевни. Вес установленного на место металла составлял 714 т; готового к установке 17 т. По состоянию на 15 октября 1886 г. закончили все кили: стальной и деревянный. Вполне установленные, крепились со стальной обшивкой броневые фор- и ахтерштевни. Креплением были закончены также установленные шпангоуты и бимсы. Палубные стрингеры броневой палубы закончили, по жилой палубе: собрали до 70%, кубриков – в носовой части верхней палубы – на 20%.

Продольные палубные связи на верхней и жилой палубах были в готовности на 40% и 50%. Из плит броневой палубы 20% по длине были уже закреплены, остальные обстругивались после прокатки. В обоих котельных отделениях фундаменты для котлов, выгородки для донок и продольные мостики были собраны. Наружная обшивка была завершена на 50%. Наружную деревянную обшивку первым слоем на 60% подвели на место и на 40% проконопатили, второй слой был положен на 20% длины.

К 15 декабря 1886 г. полностью были завершены все детали набора: кили, кильсоны, шпангоуты, бимсы, карлингсы, фор- и ахтерштевни. Наружная обшивка была закончена и собрана на 80%. Неоконченный оставался пояс ширстрека. Палубные стрингеры и связи были собраны и большей частью склепывались.

Все трюмные поперечные переборки за исключением одной были закончены, остальные собирались и крепились. Полностью готовая стальная палубная настилка броневой палубы имела закрепленными на ней 90% броневых плит, остальные плиты были частью готовы, частью находились в работе. В обоих котельных отделениях фундаменты для котлов, ниши для донок и продольные мостики были собраны. В кормовом машинном отделении собирали и клепали фундаменты главных и вспомогательных механизмов, коробки кингстонов циркуляционных помп были установлены на место, бронзовые трубы гребных валов пригоняли на место. В носовом машинном отделении приступали к оцинковке уже пригнанных на место коробок кингстонов циркуляционных помп. Приступили к установке магистральных труб и перепускных клапанов водоотливной системы.

Всего на место было установлено 1254 т металла. Значительным было и продвижение готовности по механизмам.

Смятение, вызванное журналом МТК, было пережито как своего рода форс-мажор, но тревожнее выглядела обнаружившаяся в конце 1886 г. недоброкачественность фланцев чугунных холодильников, заставившая инженер-механика их забраковать. Но французы и здесь не растерялись, они привели правительственного специалиста и доказали, что обнаруженный дефект можно считать несущественным и что во французском флоте они допускаются. Дело дошло до Управляющего Морским министерством, и тот великодушно разрешал снять претензии русских инженеров, но потребовать от фирмы дополнительных гарантийных обязательств. Возражать, конечно, никто не посмел и непонятный (какая-то продолжалась им особая политика) либерализм министра обернулся для крейсера опасениями за надежность холодильника, а в 1890 г., когда министр уже благополучно пребывал в бозе, создал и вовсе, как будет сказано ниже, скандальную ситуацию. Пока же министр, полный сил и творческой энергии, при очередном визите во Францию все же посетил постройку луарского крейсера, и вот что из этого получилось.

Из отчета Морского Технического комитета за 1886 г.

Механизм в 6000 инд. сил, для строящегося во Франции на Ауарской верфи Анонимным Обществом крейсера "Адмирал Корнилов", изготовляется на заводах того же общества.

На решение Комитета поступили следующие вопросы:

1) Рассмотрено донесение наблюдающего за изготовлением механизмов крейсера "Адмирал Корнилов", инженер-механика капитана Зотова 1-го, что чертеж упорного подшипника не может быть им одобрен на том основании, что во-первых, подшипник не снабжен бронзовыми вкладышами (без всякой заливки белым металлом) подобно тому, как это употребляется в таких же подшипниках английской системы; во-вторых, что разъем подшипника сделан не из горизонтальной, а в вертикальной плоскости, вследствие чего осмотр его менее удобен и, в- третьих, что при употреблении выемов, залитых металлом, вместо бронзовых клавишей, – будет происходить скорое изнашивание самого металла и трудность его возобновления.

Комитет, принимая во внимание : а) условия контракта, по которому механизмы крейсера должны быть исполнены согласно общепринятых во французском министерстве правил; б) что составленный Обществом чертеж упорного подшипника под № 1, с разъемом его в вертикальной плоскости признается наилучшим и в) подушки упорных подшипников согласно приложенной к контракту спецификации, должны быть залиты белым металлом или бронзой Биньо, нашел возможным чертеж № 1, проектированного упорного подшипника, одобрить к руководству при изготовлении его для механизма крейсера, строящегося во Франции на заводах Анонимного Общества Ateliers et Chantiers de la Loire. О чем и сообщено морскому агенту во Франции капитану 1 ранга Алексееву.

2) Представленные морским агентом во Франции капитаном 1 ранга Алексеевым 12 чертежей, относящихся до общего расположения механизмов и приводки главнейших труб для строящегося во Франции крейсера "Адмирал Корнилов", а также объяснительная записка по сему предмету строителей, были рассмотрены, и Комитет нашел возможным чертежи эти ободрить, с допущением установки для циркулярных помп двух кингстонов вместо одного, и о таковом заключении сообщено капитану 1 ранга Алексееву.

12 мая Комитет по минному делу рассматривал копию контракта, заключенного с Обществом Ateliers et Chantiers de la Loire, на постройку крейсера "Адмирал Корнилов" и замечания военно-морского агента в Париже о минном вооружении и снабжении этого крейсера, представленные им для разъяснения некоторых вопросов, возбужденных Техническим Комитетом.

Обсудив обусловленное контрактом минное вооружение крейсера, Комитет нашел число минных орудий недостаточным и размещение их несоответствующим техническим требованиям минного дела.

По журналу 12 мая за N'-’ 15 определено вооружить крейсер шестью выбрасывающими аппаратами для 19-футовых мин Уайтхеда, приспособленных для стрельбы порохом и воздухом малым давлением.

Минные аппараты распределить на крейсере следующим образом: два в носу – для стрельбы по килю (неподвижных) и четыре по бортам для траверзной стрельбы.

Два бортовых аппарата установить между 17 и 18 ша и два – впереди офицерских кают, между 6 и 8 шп.

Указанные на чертеже, в общих чертах, места для различных минных предметов признаны недостаточными, как по числу, так и по величине.

На крейсер должно помешаться:

1) Двенадцать 19-фт мин Уайтхеда и шесть 15-фт, из которых запасные должны храниться под зашитой брони или в подводной части судна, а по одной мине у своих аппаратов.

2) Два насоса (впоследствии было решено поставить насосы французского инженера Мекарского) и воздухохранитель в подводной части. Аля стрельбы минами по индикаторному прицелу с мостика определено Комитетом устроить броневое прикрытие от скорострельной артиллерии или же поместить индикатор в командирской рубке.

3) 13 больших сфероконических мин, 18 зарядных отделений мин Уайтхеда, 3 зарядных отделений метательных мин, 4 боевых мины и 50 учебных мин.

4) 13 якорей с автоматическими вьюшками, которые должны быть помешены в местах, удобных для подачи их на верхнюю палубу.

5) Вторичные элементы, служащие для освещения бомбовых и минных погребов и крюйт-камер.

Вес машин и приборов для электрического освещения, рассчитанный по спецификации в 17 т, с избытком достаточен, но предполагаемый минный груз, показанный в той же спецификации, только в 14 т слишком мал. Вообше же, предлагаемое Комитетом минное вооружение крейсера повлекло бы за собой увеличение груза до 1 7 т.

О чем Технический Комитет представил на благоусмотрение Управляющего Морским министерством, донося при этом, что проект вооружения крейсера "Адмирал Корнилов", вошедший в контракт, был составлен без участия минной части. Усиление вооружения может быть сделано только насчет других грузов и потребует сверх контрактной платы.

Вышеизложенное мнение Комитета временно Управляющий Морским министерством вице-адмирал Чихачев утвердил

 

Viribus unitis

Граф Петр Андреевич Клейнмихель, которого Николай I посадил “смотрящим” над строительством Николаевской железной дороги, однажды, как гласит о том историческое предание, объявил выговор одному из инженеров за то, что тот некое полезное и экономичное усовершенствование предложил не в начале работ, а спустя некоторое время и тем ввел казну в большие убытки. Так же он должен был бы поступить и с министром И.А. Шестаковым, которому в ноябре 1886 г. пришло в голову очередное усовершенствование луарского крейсера. Благодатное небо Франции и обретенное под ним новое семейное счастье сподвигли министра к новому всплеску проектного творчества, которое он, не прибегая к совету со специалистами, приказал незамедлительно реализовать.

Как сообщал 8 ноября 1886 г. Е.И. Алексеев, Управляющий “при осмотре во Франции крейсера “Адмирал Корнилов” позволил указать на необходимость прикрытия орудий, если не всех, то хотя бы нескольких. Исполняя указания, инженеры под руководством Е.И. Алексеева предложили проект такой защиты от навесного огня скорострельной артиллерии, “не прибегая к устройству спардека”. Для этого предлагалось удлинить полубак, устроить бортовые площадки, примыкающие к командным мостикам, а орудия прикрыть навесом из стальных 5-мм листов, положенных на бимсы и у некоторых орудий поддерживаемых пиллерсами. “Эти мостиковые площадки”, как их назвал Е.И. Алексеев, имели локальный характер, были удалены от коечных сеток и потому от верхней палубы не отнимут ни пространства, ни света.

Тем самым, объяснял агент рапортом в МТК, будет обеспечена защита прислуги от скорострельной артиллерии, которая, напоминал он, “в вооружение судов всех флотов принимает возрастающее значение”.

Рутинность мышления тех лет, как-то странно разделившая артиллерию на два самодовлеющих ведомства, позволяла мыслить так, как будто дело было во времена Трафальгарской битвы. Люди как-то не хотели понять, что наличие на корабле главной артиллерии не позволит кораблям сблизиться настолько, чтобы скорострельная артиллерия на марсах своим навесным огнем могла, подобно оружейным стрелкам парусных кораблей, косить и поливать с марсов людей на палубе. “Мостиковые площадки” Е.И. Алексеев считал нужным и полезным прикрытием также и для улучшения условий обслуживания и ухода за орудиями. О том, что парусиновый тент мог оказаться полезнее, почему-то не думалось. Указывал агент и на полезность площадок как более надежных прикрытий гребных судов от непогоды.

Четвертым доводом в пользу предложенного министром замечательного усовершенствования было еще и то обстоятельство, что “имея гребные суда на мостиках, действие артиллерии не может вредно влиять на их крепость”. О том, как в считанное время артиллерия корабля разрывами фугасных снарядов противника будет в бою выведена из действия градом из обломков этих гребных судов и разрываемых в клочья “площадок” – никто задуматься не пытался. Безусловно, полезной будет и удлинение полубака улучшающее ходкость и мореходность “при всех условиях погоды”.

Наконец, пятую пользу составит возможность сохранить большую длину портов (до 5 м), отчего углы обстрела могут составить на нос 65° и на корму 45°. Обойдется все это новшество, напоминал агент, увеличением водоизмещения на 25,5 т. Сверх того, на удлинение полубака надо добавить 4 т, на устройство средней площадки 13,3 т и кормовой 8,2 т. За эти сверхконтрактные работы фирме надо заплатить свыше 30 тыс. франков. Правда фирма, желая выполнить указания министра, готова отказаться от уплаты, но при условии исключения из нагрузки корабля на испытании всех этих 25,5 т. Станки для орудий будут заказаны системы Канэ-Вавассера: они и были учтены при определении углов обстрела.

Скорострельную артиллерию должны были, по мнению Е.И. Алексеева, составить 6 одноствольных 47-мм пушек-Гочкисса и 13 “пушек-револьверов” калибром 37-мм. Из них по две предлагалось разместить на фор- и грот-марсах и одну на крюйс-марсе, четыре – на мостиках и по две на корме и на полубаке. Шесть скорострельных пушек будут расположены таким образом, что смогут действовать по четыре на борт, чем будет обеспечен “сильный и сосредоточенный обстрел всех точек горизонта с коротких расстояний”.

Этот проект усовершенствования МТК во избежание задержки должен был утвердить по телеграфу. 13 декабря командиру крейсера (это назначение, с сохранением должности агента, произошло 17 ноября 1886 г.) из МТК отвечали: Управляющий разрешил устроить эти прикрытия и мостики, но чтобы “по возможности уменьшать их вес и размеры”. Шлюпки надо было на мостиках поставить “на откидные блоки”.

По мере приближении корабля к готовности для спуска на воду продолжали уточнять основные характеристики проекта и с тревогой обнаруживали, что качество работ на верфи не всегда отвечает мировому уровню. По счастью, наблюдающие – еще в чине штабс-капитана корабельный инженер Долгоруков и уже переименованный в старшего инженер-механика Зотов – бдительно исполняли свои обязанности. Свой надзор начали усиливать МТК и неожиданно вмешавшийся Государственный контроль. Их общими усилиями или, как говорили древние, “viribus unitis”, проект последовательно конкретизировался и насколько позволяли обстоятельства улучшался. А надзор требовался неукоснительный.

16/28 января 1887 г. механик Зотов докладывал Е.И. Алексееву об обнаруженных им скандальных манипуляциях фирмы при изготовлении главных машин. Оказалось, что для сокрытия неудачи отливок двух поршней паровых цилиндров главных машин фирма не затруднилась во множестве получившиеся изъяны отливок заделать искусственно ввинченными железными пробками. Но поршни имели так много пористых участков, что даже течь при одном только наполнении водой обнаружила пробковые заделки. Мелкие раковины изобиловали заделками и в других поршнях. В холодильнике выявились трещины. Поперечное ребро его корпуса в двух противоположных углах лопнуло, но французы заделали их заплатами.

Назывались и другие множественные изъяны. В МТК обо всем этом узнали только в марте 1887 г. Его председатель генерал-адъютант O.K. Кремер письмом в ГУКиС настаивал на тщательной отбраковке всех недоброкачественных деталей и о продлении на год гарантированных обязательств фирмы. Но Е.И. Алексеев и здесь нашел свой выход. 27 марта 1887 г. он докладывал в ГУКиС о том, что по его просьбе роль третейского судьи взял на себя французский морской министр.

Избранные им специалисты, оценив изъяны недоброкачественных отливок, нашли их минимальными, позволяющими допустить их в эксплуатацию. Вполне этим решением удовлетворившись, Е.И. Алексеев полагал достаточным кроме годового гарантийного срока возложить на фирму все расходы, которые могут потребоваться на замену тех деталей, которые этого потребуют. О том, какое последовало решение, прямых сведений в документах не встречается, но врядли оно было для флота благоприятным. О нем предстояло вспомнить в 1890 г., о том же говорила и благожелательная резолюция И.А. Шестакова по поводу одной из совсем, казалось, безобидной инициативы МТК. Он, похоже, к надзору за ходом работ допускался лишь эпизодически-в меру доходившей до него информации. Регулярно ее он, видимо, не получал.

Но, несмотря ни на что Луарское общество пятый платеж получило. В донесениях подтверждался факт выполненной фирмой работы, но ничего не говорилось о ее качестве (что все работы произведены согласно проекту и спецификации, из хорошего материала и т. д.) Это заставило МТК сомневаться в правомерности права фирмы на пятый платеж, но так как он уже состоялся, от штабс-капитана Долгорукова потребовали сведений о недостающих, по мнению МТК, характеристиках и показателях качества, включая и физико-механические свойства материалов. Такие же сведения должен был представить и старший инженер- механик Зотов.

В силу состоявшейся реорганизации с устранением центрального органа – канцелярии Морского министерства МТК, получил возможность более близкого прикосновения к постройке луарского крейсера.

Журналом № 59 утвердили чертеж самого способа защиты орудий от навесного огня, который еще 28 ноября (в датах есть разночтение) 1886 г., находясь во Франции, предписал осуществить И.А. Шестаков. МТК скептически отнесся к идее защиты орудий 5-мм листами стали, т.к. она годилась лишь против ружейных пуль. Скорострельная же артиллерия пробивает листы даже 3-дм толщины. Но спорить с министерской выдумкой не стали, согласившись, что защита эта может быть полезна хотя бы для удобства обслуживания артиллерии.

Сомнение вызывала и перегруженность фор- и грот-марсов 45-пудовыми 37-мм пушками (по две на марсе), что делало ненадежным скрепление марсов с топами мачт и создавало препятствие к применению парусов.

Названа была и 91-т перегрузка, в которой к перегрузке 53 т добавились 12,3 т от добавочных 2 47 и 3 37-мм пушек. Указано было и на неувязку численности скорострельной артиллерии 16 – в нагрузке, полученное от Е.А. Алексеева, и 18 – в контракте. Пришлось агенту ходатайствовать о новом увеличении нагрузки добавлением двух 47-мм пушек к 16 по проекту, которые фирма пропустила по недосмотру. После этого вес легкой артиллерии составил 28,5 т.

Не очень внимательны оказались все надзирающие инстанции, начиная от адвокатов императорского посольства в Париже и кончая тем же МТК, которому контракт предоставлялся в свое время вместе с материалами проекта. За этими изменениями, как снежный ком, начали нарастать созревшие к тому времени новые усовершенствования. Журналом по минной части № 15 от 12 мая 1886 г. вес минного вооружения увеличивался на 97 т. Журналом № 53 по артиллерии 53 т добавлялось из-за перехода на 35-калиберные 6-дм орудия вместо 28-калиберных. Добавленных 25,5 т стоило шестаковское прикрытие 6-дм орудий (журнал МТК № 59 по кораблестроению от 18 апреля 1887 г.). К январю1888 г. перегрузка составила уже 103,84 т, что означало переуглубление на 3,5 дм.

Безнаказанными не могли остаться и, увы запоздало произведенная МТК конкретизация и уточнение проектных характеристик. К ней МТК могли подтолкнуть запросы активизировавшегося в эти дни Государственного контроля. Его департамент военной и морской отчетности, изучив контракт на постройку луарского крейсера, был озадачен невнятностью его условий. Они не позволяли, говорилось в письме департамента в МТК от 1 декабря 1886 г. с уверенностью судить о безубыточности для казны сделанного заказа. От МТК требовались обширные спецификационные сведения, включая характеристики механизмов, вооружения, парусности и т. д. Уточняя все эти сведения сам для себя, МТК в декабре 1886 г., сообщая в Госконтроль, что “нижние мачты” и реи выполнены из стали, верхний рангоут – из северной сосны, а фок- грот- и бизань-мачты имеют диаметры по 22 (31) дм, а бизань и бушприт – 18 (25) дм.

Штатная электротехника (впервые была применена на крейсере “Адмирал Нахимов”) включала пять динамо-машин постоянного тока французской системы Грамма с паровыми двигателями на одном валу. Две питали по одному фонарю (прожектору) Манжена диаметром 60 см для “боевого освещения”, одна – должна была работать на палубное освещение (250 ламп накаливания) и две на два 30-см прожектора Манжена для двух мин.

Названа была и ожидаемая мощность главных машин (“две совершенно отдельные”) – 2792 и.л.с. при естественной тяге 3806 и.л.с при форсированной тяге. Вопрос об архаичности принятого в проекте горизонтального типа и преимуществах вертикального в МТК, руководимом генерал-адъютантом O.K. Кремером, поднимать не посмели.

Предусматривались три вспомогательных паровых котла: два водотрубных Бельвиля, один “обыкновенный” (огнетрубный, как и все главные). Они должны были снабжать пожарные и отливные паровые помпы, брашпильные машины, “электрические машины” и паровое отопление. Для снабжения котлов водой предназначались четыре паровые донки, установленные по две в каждом питательном отделении подачей по 8,47 т/час (или 700 кубических фут/час). Трюмные машинные помпы обеспечивали подачу по 61,3 т/час, циркуляционный по 854,4 т/час.

Роль и место Государственного контроля – одна из интереснейших страниц в летописях флота и судостроения. Авторитарный государственный строй и отсутствие гражданского общества (император Александр III приложил все усилия к его удушению) не давали, конечно, заметных возможностей для проявления полезной деятельности Госконтроля и конструктивной критики судостроительной программы Морского министерства. Только однажды, в пору еще сохранявшейся пореформенной гласности, подобная периодика прорывалась на страницы печати дискуссией об оправданности типа “поповок”. Но в те годы даже великий русский ученый Д.И. Менделеев не имел возможности повлиять на разгул власть имущих.

Только в своей оставшейся более 80 лет нерасшифрованной стенографической записке 1882 г. он позволил высказаться о необоснованности сооружения поповок, ставших для страны бесполезным дорогостоящим экспериментом. Будь проблема “поповок” вынесена на обсуждение Академии наук этой ошибки, полагал он, можно было бы избежать. Понятно также, что научный подход к проблемам кораблестроения позволил бы решить их более здраво.

В документах встречаются очень верные суждения и замечания, из которых следовало, что бюрократия (вся история заказа “Адмирал Корнилов” и многих других заграничных заказов – тому свидетельство) вопросами защиты интересов России себя не утруждала. В обстоятельном исследовании департамента военной и морской отчетности с привлечением документов о постройке на Балтийском заводе крейсера “Память Азова” делался вывод: имея примерно ту же величину, крейсер во Франции оказался дороже на (2 728500 р. -2591209 р.) 137 291 руб. Стоимость вооружения не учитывалась. Обойден был и вопрос о различии в классах кораблей – один бронепалубный, другой – броненосный.

Но бюрократия с легкостью парировала покушение Госконтроля на безгрешность Морского министерства. В ответе ведомства от 28 июня 1887 г. указывалось на такое обстоятельство, как разница в ценах во Франции и в России. Если же учесть стоимость вспомогательных механизмов, – делали торжествующий вывод в министерстве, – то получится, что “Адмирал Корнилов” обходился казне дешевле на 50371 руб.

Приличия были соблюдены. Ведомство свою честь отстояло. Вопрос оставили на разрешение истории. Впереди предстояли другие, более реальные заботы.

Из отчета Морского Технического комитета за 1887 г.

В контракте, заключенном с обществом Ateliers et Chantiers de la Loire, на постройку крейсера "Адмирал Корнилов", сказано: "для минного вооружения мы устроим: четыре трубы для выбрасывания мин порохом, поставленных в батарейной палубе, или под бимсами, смотря по месту, а также устройство для заряжания мин Уайтхеда". Этот пункт контракта не указывает системы аппаратов, а так как стрельба порохом, сама система аппаратов и вообше способ стрельбы минами Уайтхеда во французском флоте значительно отличается от нашего, то Комитет полагал не изменять способа стрельбы, принятого у нас, и не вводить на крейсере, не испытанный у нас французский способ, на что и было указано в журнале морского Технического Комитета от 12 мая 1886 г. за N1 -’ 15.

Имея на крейсере насосы мин Уайтхеда, нет причины отказываться от стрельбы минами воздухом, почему и было постановлено журналом применить выбрасывающие аппараты на крейсере к стрельбе воздухом.

Для проектирования аппаратов принятой у нас системы, Комитет мог бы дать заводу требуемые указания, или же выслать чертежи имеемых в нашем флоте аппаратов, но, во всяком случае, не для руководства, а только для соображений.

Его высокопревосходительство Управляющий Морским министерством, которому Комитет докладывал о вышеизложенном, приказал: "послать чертежи капитану 1 ранга Алексееву, но сообщать их по частям, насколько требует работа, если он убедится, что во французском флоте не пытались употреблять совместное приложение воздуха и пороха''.

Вследствие этого Комитет выслал капитану 1 ранга Алексееву эскизные чертежи аппаратов для соображений, для выработки подробного проекта и вместе с тем ходатайствовал о командировании во Францию минного офицера, который мог бы на месте давать заводу необходимые указания по устройству и установке выделываемых аппаратов.

Составленные во Франции чертежи минных аппаратов были рассмотрены Комитетом 30 апреля, причем было постановлено:

I. По проекту носового аппарата

1) Вследствие изменения образования тарана, как видно из присланных из Франции чертежей, по сравнению с имеемыми в Комитете, носовой аппарат назначен слишком много позади, а потому при вылете мины, она должна получать боковое отклонение, вследствие влияния корпуса судна, как это подтвердилось опытами на миноносце "Батум", но так как изменить образование тарана невозможно, то с этим приходится мириться при том условии, что аппарат должен быть поворотный, хотя на небольшой угол.

2) Приготовление аппарата к выстрелу неудобно, так как в отверстие, открытое для выдвигания трубы, может попадать много воды. Желательно, чтобы яблочный шарнир не составлял одного целого с трубой, а чтобы труба могла в нем выдвигаться и вдвигаться, удерживаясь на заплечике. Для крепления по-походному нет надобности, чтобы аппарат становился совершенно вдоль борта.

3) Аппарат должен иметь наружную герметическую крышу, открывающуюся изнутри, по чертежу Технического Комитета.

4) Воздухохранитель при аппарате должен быть рассчитан на среднее давление 30 атм. и состоять из одного цилиндра.

5) Подача мин в аппарат должна быть устроена под палубой на рельсах, но не на тележке, которая, судя по чертежу, должна быть крайне неустойчива на качке.

6) Два запасных воздухохранителя должны состоять не более, как из двух цилиндров, вместимостью каждый в 7,5 куб. фут, и выдерживать 100 атмосфер рабочего давления.

7) На присланных чертежах не показаны: ни манометры, ни насосы, ни разделители; число разделителей и манометров определяется следующим положением: а) при накачивании в каждый резервуар воздух должен пройти по крайней мере через два разделителя и б) каждый резервуар и разделитель должны иметь по одному манометру.

II. По проекту бортовых аппаратов

1) Воздухохранители, задняя крышка, двойной и ординарный клапана должны быть устроены согласно пунктов замечаний Комитета по носовому аппарату.

2) Если порта не прорезаны, то Комитет полагает предпочтительнее устроить яблочные шарниры по чертежу Комитета; если же порта прорезаны или есть опасения слишком перегрузить крейсер, то необходимо, чтобы бортовые аппараты могли ставиться в положение для заряжания, не открывая портов.

3) Тележку для заряжания бортовых аппаратов Комитет находит удобной и остойчивой.

4) Тали для подъема мин все должны быть дифференциальные.

III. По хранению мин Уайтхеда

1) Стеллажи для хранения запасных мин проектированы неудобно, потому что доступ на каждой из них невозможен и необходимо устроить стеллажи иначе.

Представляя свое мнение на утверждение Управляющего Морским министерством, Комитет просил ускорить командировку во Францию капитана 2 ранга Линдестрема для надзора за устройством минного вооружения крейсера "Адмирал Корнилов".

Временно Управляющий Морским министерством, вице- адмирал Андреев, утвердил мнение Комитета, как в отношении минного вооружения крейсера, так и относительно командировки капитана 2 ранга Линдестрема.

Все шесть аппаратов крейсера "Адмирал Корнилов" решено было сделать системы Кане, но с тем, чтобы пороховые кольца были принятого у нас образца с воспламенением с передней или с боковой поверхностью кольца.

Для удостоверения в полной пригодности для наших мин аппаратов, изготовленных во Франции, Технический Комитет просил выслать на крейсер одну 19-фт мину образца 1878 г.

 

Спуск – закладка

Приведя порученное ему ведомство в состояние перманентной реорганизации, во всем исповедуя принцип “Я сам”, деятельный И. А. Шестаков не оставил своей заботой и закладную доску для опекаемого крейсера “Адмирал Корнилов”. Закладки, правда (еще одно недоумение в истории), никакой почему-то не было, но о доске министр вспомнил.

Теперь же – из каких-то соображений И.А. Шестаков отдал распоряжение о том, чтобы закладная доска для крейсера была изготовлена подобной той, что имелась для канонерской лодки “Кореец”, а изображение силуэта корабля было бы непременно с полным полагающимся рангоутом. Переписка развернулась нешуточная. Начглавморштаба П.П. Тыртов 11 ноября сообщает Е.И. Алексееву о решении государя дать крейсеру название “Адмирал Корнилов” и о приказании заказать 10 досок, как это решил И.А. Шестаков. Указывалось и их распределение: четыре царю, царице, наследнику и генерал-адмиралу, и шесть “высшему морскому начальству”.

10 декабря 1886 г. в дело вступил и МТК, из которого Главный инспектор кораблестроения сообщил Е.И. Алексееву о решении Управляющего заказать для Корнилова доску по образцу, принятому для канонерской лодки “Кореец”. Это образец серебряный, “в настоящую величину” и посылался во Францию с напоминанием, чтоб один экземпляр был заказан для МТК. Сведений о том, в каком месте полагалось установить доску на самом корабле, в письме МТК не содержалось, а указывалось лишь, что толщина доски должна быть обусловлена ее весом – 17,25 золотников (или 74,6 гр. – P.M.).

Самым занимательным было то обстоятельство, что эта деятельная переписка приводила к предположению Е.А. Алексеева о заказе досок петербургской фирме Фаберже.

Другим недоразумением был текст доски, в которой он предлагал отказаться от упоминания о закладке (так как она, вопреки обычаю, не проводилась) и вместо нее записать в тексте дату начала постройки. Лицевая сторона должна была иметь такой вид:

14-ти пушечный океанский крейсер “Адмирал Корнилов” с машиною в 8262 индикаторных сил начат постройкой 31 октября 1885 г. во Франции на верфи Луарского Общества в г. С. Назер. На оборотной стороне следовал строго перечень причастных к постройке должностей: генерал-адмирал Его императорское высочество Великий князь Алексей Александрович, Управляющий Морским министерством генерал-адъютант И.А. Шестаков, военно-морской агент во Франции капитан 1 ранга Алексеев, наблюдающий за постройкой штабс-капитан Долгоруков.

Единственная известная в наши дни доска имела другой вид. По описанию из “Каталога” ЦВММ (Л. 1974, с. 115), она была прямоугольная (10,7x7,4 см), из серебра. На лицевой стороне изображался “гравированный силуэт крейсера” (о рангоуте не упоминалось) и под ним текст: “14-ти пушечный океанский крейсеръ “Адмирал Корниловъ” Съ механизмомъ въ 8282 индик. силъ начать посройкой 31-го октября 1885 г. на верфи Луарского общества во Франции въ г. Сте Назеръ”. На обороте подпись была одинока: “Наблюдающий за постройкой корабельный инженер штабс-капитан Долгоруковъ”.

Совмещенные закладку и спуск “Адмирала Корнилова”, как доносил Е.И. Алексеев, планировали на начало февраля 1887 г., но для верности, чтобы дождаться наибольших весенних приливов”, отложили до 28 марта. Но даже и этой отсрочки едва хватало, чтобы довершить все подготовительные работы. По состоянию на 15 марта 1887 г. Набор корпуса, стальная и наружная деревянная обшивка были завершены полностью, полубак и на 25% продольную трюмную переборку склепали наполовину. Из броневых плит третью часть настлали и закрепили, прокатку остальных завершили и по мере готовности доставляли на стапель. Завершили испытания водонепроницаемости отсеков.

Закончили и спусковой фундамент. Вес установленного в корпус материала составлял 1564 т, в готовности к установке находилось еще 27 т. Спешили с заменой забракованных деталей механизмов, к установке после спуска готовили вспомогательные механизмы кормовой машины. Обстоятельные донесения по корпусу и по механизмам вместе с наблюдающими инженерами (уже переименованными в полуштатские “звания” – один – в “младшего судостроителя, другой – в старшего инженер-механика) подписывал, соблюдая коллегиальность донесений, и капитан 1 ранга Е.И. Алексеев. Уточнялось, что работы выполнены тщательно, употребленный в дело материал доброкачественный. Но физико-механические свойства, как того требовал МТК, по-прежнему не приводились. Нам неизвестны частные письма наблюдавших инженеров об обстановке, в которой проходили работы, но не склонен был к таким откровениям и Е.И. Алексеев.

Спуск, слава Богу, прошел благополучно. Е.И. Алексеев подал рапорт И.А. Шестакову из Парижа от 31 марта о спуске, состоявшемся 28 марта/9 апреля 1887 г. “В этот же день, – говорилось далее, – в 11 утра на крейсере было отслужено молебствие, по окончанию коего последовало прибитие закладной доски” (никаких подробностей о месте установки доски и обстоятельствах этого акта агент, как и наблюдающий инженер, не сообщал). “В исходе 3 часа пополудни, – продолжал Е.И. Алексеев, – приступлено к отнятию последних подставок, и в 3 ч 20 мин в момент полной воды крейсер, имея поднятыми: кормовой флаг, гюйс и штандарт государя императора, а также французский национальный флаг, сошел на воду в высшей степени удачно.

Корпус крейсера I ранге "Адмирал Корнилов" перед спуском на воду. 28 марта/9 апреля 1887 г.

Многочисленная публика, собравшаяся на верфи из Нанта и С. Назера, весьма сочувственно сопровождала спуск “Адмирала Корнилова” криками “vive la Russie”, а музыка исполняла наш гимн “Боже царя храни”. Так как Луарское общество “воздержалось от придания этому дню большой официальности” и не делало официальных приглашений (соображений на этот счет тоже не приводилось), уточнял Е.И. Алексеев, то на спуске крейсера, кроме местных властей, никаких представителей правительства не было.

Свидетельствуя о своем личном осмотре трюмов, Е.И. Алексеев подтверждал полное отсутствие течи в корпусе и приводил ошибочные сведения об осадке (кормой 13 фут 2 дм и носом 8 фут 8 дм), “что и было предвидимо вычислениями. Таким образом, перегрузки в корпусе не имеется”.

В первую очередь, после работ в доке, куда корабль ввели сразу после спуска, строители предполагали закончить пробу концевых переборок, завершить установку на место палубной брони и сооружение “носовых выступов”, а также начать ставить мостики и прикрытие для орудий, полагали погрузить первую группу котлов и вспомогательные механизмы.

В начале мая снова введя корабль в док, планировали закончить забортные кронштейны, проверить гребные валы и установить на место руль и гребные винты. В июне, уже на плаву, рассчитывали погрузить вторую группу котлов и обе машины, а в продолжение лета поставить мачты, приступить к вооружению (парусный термин, обозначавший все главные такелажные и рангоутные работы – P.M.) и столярной отделке внутренних помещений. С этой последней работой надо было успеть непременно до ноября, чтобы опередить наступление периода дождей с его неисчислимо вредоносной сыростью.

Оставаясь еще и агентом влиятельной фирмы, Е.И. Алексеев внушал министру, что обнаруженные инженерами пороки в главных холодильниках “ничтожны” и что это во французском флоте на них внимания будто бы не обращают. Их надо принять (что и было сделано – P.M.).

В заключение сообщалось об осмотре при последнем посещении Нанта миноносца “Ураган” – головного в серии из пяти строившихся и упорном отказе верфи назвать заказчика. Агент полагал, что это здешнее правительство. О каких-либо особенностях так привлекавших тогда министра кораблях этого типа, так и тактических взглядах во французском флоте об аналогах “Адмирала Корнилова” или о воззрениях на тип крейсера во французском флоте ничего в рапорте не говорилось. Вот так знали морские агенты технический и тактический уровень тех флотов, где они представляли Россию. Такой обзор (особенно в сравнении с предшествовавшей Е.И. Алексееву деятельности адмирала И.Ф. Лихачева, бывшего агентом в Англии и Франции в 1868-1883 гг.) многое говорит о достоинствах тех флотоводцев, которым спустя 20 лет предстояло проявить себя под Порт-Артуром и в Цусиме.

Из отчета Кораблестроительного отделения Морского Технического комитета за 1887 г.

1) Рассмотрев рапорт капитана 1 ранга Алексеева с чертежами, относящимися к крейсеру "Адмирал Корнилов", на которых показана проектированная, согласно приказания Управляющего Морским министерством зашита орудий от навесного огня скорострельной артиллерии, не прибегая к устройству спардека, а ограничиваясь удлинением полубака и устройством бортовых площадок над всеми орудиями, за исключением двух кормовых, которые по местным условиям остаются без прикрытия. Упомянутое прикрытие орудий, не оговоренное в спецификации, Общество согласно произвести без добавочной платы, но ходатайствует о том, чтобы при приемных испытаниях крейсера было принято в расчет увеличение веса крейсера на 25 тонн, происходящее от устройства означенного прикрытия.

На представленных чертежах показано также расположение малокалиберной артиллерии, которая состоит из шести 47-мм одноствольных пушек Гочкисса и тринадцати 37-мм пушек-револьверов.

Председатель Технического Комитета сообщил капитану 1 ранга Алексееву, что Управляющий Морским министерством разрешил теперь же приступить к устройству проектированных строителями крейсера прикрытий для орудий и мостиков на условиях, оговоренных в вышеупомянутом рапорте, но с тем чтобы: 1) по возможности уменьшить вес этих построек, для чего ограничить их размеры и, где возможно, сделать их люками и 2) шлюпки поставить на мостиках на отдельных блоках, если нет другого, более удобного для них места.

Предварительно же решение вопроса о расположении скорострельной артиллерии на "Адмирале Корнилове", Технический Комитет затребовал от капитана 1 ранга Алексеева подробные чертежи расположения указанной артиллерии на названном крейсере, с показанием: а) углов горизонтальных обстрелов из этих пушек, б) углов возвышения и склонения каждой пушки, в) способа установки их, с показанием портов, если таковые имеются, необходимых креплений и прикрытий, если таковые предполагаются; а также подробные чертежи марсов с подкреплениями для скорострельной артиллерии.

Вследствие этого, во исполнение упомянутого требования, капитан 1 ранга Алексеев представил в Комитет вновь составленные пять чертежей расположения скорострельной артиллерии на крейсере "Адмирал Корнилов", причем присовокупил, что число скорострельных пушек не превосходит назначенного в спецификации, а именно 12 37-мм картечнии револьверных пушек и 6 47-мм одноствольных, для зашиты же людей от действия огня ружейного и скорострельных пушек предполагается иметь шиты того образца, какой будет указан Техническим Комитетом.

Представлено на благоусмотрение Управляющего Морским министерством, что Технический Комитет вполне разделяет мнение капитана 1 ранга Алексеева, что с удлинением полубака для прикрытия носовых орудий, получится более надежное прикрытие для команды в бурную погоду, а с устройством бортовых навесных плошадок над орудиями облегчится уход за ними и вместе с тем получится возможность лучше установить шлюпки, взятые внутрь судна.

Комитет не может, однако, не заметить, что собственно в отношении зашиты орудий и прислуги при них от действия огня скорострельных пушек, проектированное прикрытие мало действительно, так как бортовые плошадки имеют стальную настилку толщиной всего 5 мм, снаряды же скорострельной артиллерии пробивают даже 3-дюймовые стальные листы. Но, принимая во внимание, что и от предлагаемого прикрытия для орудий получается перегрузка судна около 25 тонн, Комитет, ввиду вышеупомянутых выгод, доставляемых устройствами бортовых плошадок, полагает устроить прикрытие для орудий, так как показано на представленных чертежах, тем более, что зашита эта, хотя и мало действительная против скорострельных пушек, все- таки будет не бесполезна для зашиты орудийной прислуги от ружейных пуль.

На устройство такого прикрытия на крейсере, как видно из доложенной Комитету справки, последовало уже разрешение Управляющего Морским министерством на заявленных обществом условиях, а именно: чтобы работа по устройству этого прикрытия была произведена Обществом в счет контрактной платы и чтобы при приемных испытаниях крейсера была принята во внимание перегрузка судна в 25 тонн, происходящая от устройства упомянутого прикрытия.

Что касается назначенных на чертеже 1 6 скорострельных пушек, из коих 4 револьверных 37-мм показаны на фок- и грот-мачтах, а остальные 6 револьверных 37-мм и 6 одноствольных 47-мм по бортам крейсера, то Технический Комитет одобрил как расположение этих пушек, так и способ прикрытия их шитами. При этом Комитет считает необходимым предложить капитану 1 ранга Алексееву выяснить недоразумение относительно числа скорострельных пушек на крейсере "Адмирал Корнилов", так как в приложении № 1 к контракту сказано, что число таковых пушек должно быть восемнадцать, а в приложении № 5 к тому же контракту в расчет грузов крейсера приняло только шестнадцать орудий. Необходимо, чтобы г. Алексеев указал, где предполагается расположить два орудия, не показанные на представленном чертеже, и произойдет ли от постановки их перегрузка судна.

Предложенное устройство фор и грот-марсов Технический Комитет находит достаточно прочным для установки на каждом по две 37-мм пушки и отвечающим цели.

Временно Управляющий Морским министерством, вице- адмирал Андреев с таковым заключением Комитета согласился.

2) Главный морской штаб препроводил, по приказанию Управляющего Морским министерством, ведомость о состоянии работ по постройке крейсера "Адмирал Корнилов" доставленную капитаном 1 ранга Алексеевым, для проверки, соответственно ли условиям контракта произведены платежи.

Рассмотрев эту ведомость и сравнив ее с контрактом, заключенным с Луарским Обществом на постройку означенного крейсера, Технический Комитет нашел, что по количеству исполненных на крейсере работ, о которых упомянуто в ведомости Общество имеет право на получение пятого денежного платежа, который согласно ст. 12-й контракта, заключенного на постройку крейсера "Адмирал Корнилов", выдается, когда половина наружной обшивки установлена на место и склепана, цилиндры главных и вспомогательных машин обточены и готовность котлов доведена до половины.

Но так как ни в упомянутой ведомости, ни в других таковых же ведомостях, находящихся в деле бывшей канцелярии Морского министерства о постройке во Франции быстроходного крейсера не удостоверено, что все работы произведены согласно контракта и приложенной к нему спецификации, из хороших материалов, надлежащим образом испытанных, то Комитет с своей стороны находит правильным, чтобы предварительно выдачи Даурскому Обществу следующего шестого контрактного платежа, так как 5-й платеж уже выдан, затребовать от наблюдающего за постройкой крейсера инженера, штабс-капитана Долгорукова удостоверение как относительно качеств стали, в смысле пробного разрывного усилия и процентного удлинения, и количество работ с отделкой по постройке корпуса судна, так и относительно испытания, согласно контракта, водонепроницаемости судовых отделений, а от наблюдающего за изготовлением парового механизма для этого крейсера, старшего инженер- механика Зотова 1-го – удостоверение в качестве материалов и работ по изготовлению означенного механизма.

 

Достройка и испытания

Выполнение обширной программы перечисленных выше Е.И. Алексеевым достроечно-доделочных работ заняло все время, оставшееся после спуска в 1887 г. и, конечно, продолжалось и в первые месяцы 1888 года.

За это время, поставленный перед свершившимся фактом (“винты уже отлиты и прилажены к валам”), МТК (журнал по механической части № 16 от 11 апреля 1887 г.) вынужден был согласиться с осуществленным фирмой менее надежным, чем приятым в русском флоте, способом крепления гребных винтов – “чекой не в средней части винта, а сейчас же за гайкой, закрепляющей гребной винт на валу”. Закрыть глаза пришлось и на огрехи в отливках деталей механизмов, так как браковка их по контракту должна была осуществляться по более снисходительным к этим порокам правилам французского флота. Подтверждалось лишь продление срока гарантии, как того требовал И.А. Шестаков (журнал от 17 февраля 1887 г. № 8). Временно Управляющий Морским министерством с этим решением МТК согласился.

Пришлось Е.И. Алексееву по требованию ГУКиС принять на себя хлопоты по заключению с фирмой дополнительного акта к контракту об увеличении с б до 12 месяцев гарантийного срока за два корпуса холодильника и за два поршня (также обнаруживших изъяны). Этим актом из 6-го платежа вычиталось 24638 франков, которые затем все же “подлежат возврату по истечению этого срока”. Запоздало обнаружив глубину понимания контрактной практики, Е.И. Алексеев писал в Петербург, что вычет неправомочен, так как сбор уплачен во Франции, а о двойной уплате договоренности с фирмой не было.

Беспокойство вызвало и происшествие, случившееся на глазах наблюдающего инженера Зотова. 14/26 августа в машинном отделении крышка большого цилиндра задней машины, при попытке поставить ее на место, оборвала державшие ее дифференциальные тяги и при падении отбила изрядный кусок стенки большого цилиндра. Как объяснял механик в рапорте Е.И. Алексееву, из-за тесноты помещения вместо двух мощных талей (двух четырехтонных) при весе крыши 3,5 т применили четыре английских грузоподъемностью по 1,5 т. При подъеме крышки цепи всех четырех талей последовательно лопнули одна за другой и крышка обрушилась на цилиндр.

Имел ли право и пытался ли механик как-то проконтролировать проведение этой бездарной такелажной операции-он не объяснял. Вина за происшествие, как писал в ГУКиС Е.И. Алексеев, целиком ложилась на фирму. Теперь, чтобы заменить цилиндр, надо было разобрать машинный кожух, участки броневой и других палуб “по ширине одного бимса” и ожидать, что приложив экстренные меры, фирма в продолжение четырех месяцев сможет с последствиями аварии справиться. На срок готовности корабля, если отливка цилиндров будет удачной, как уверяла Е.И. Алексеева фирма, эти работы не повлияют.

Среди всплывавших то и дело новых работ и заказов в сентябре 1887 г. был оплачен акт на 57 тыс. французских франков на поставку Луарским обществом дополнительных минных аппаратов и о введении некоторых усовершенствований в устройство для “Адмирала Корнилова” ранее заказанных четырех минных аппаратов.

Осенью 1887 г. Е.И. Алексеев докладывал о праве фирмы на получение 8-го платежа. В числе работ, предусмотренных по контракту, значились полностью готовый корпус, установленные на место все части главных механизмов, более половины мебели и отделочных щитов. Были обшиты поверхности крюйт-камер и бомбовых погребов. На 75% были готовы предметы вооружения вместе с установкой мачт. Цилиндр взамен разбитого был отлит, обработку его вели форсированно день и ночь.

Из-за небольших, как считал Е.И. Алексеев, пороков отливки заменялись отдельные детали кронштейнов гребных валов. В обстоятельном рапорте инженера Н.В. Долгорукова от 15 ноября 1887 г. готовность всех работ уже составляла: стальной корпус с броней и окраской – 95% (оставались неоконченными верхний передний мостик, крыша боевой рубки и часть других деталей); деревянные части с конопаткой и окраской – 95%, внутренняя отделка, мебель – 60%, орудийные порты – 15%; руль и его устройства – 70%, кронштейны гребных валов – 85%, водоотливная система – 65%, электрическое освещение – 50%. По сведениям на 15 февраля 1888 г., готовность близких к окончанию работ увеличилась на 2- 5%, находившиеся в половинной готовности-10-20%.

Новомодное средство обеспечения защиты и непотопляемости – “селлеюлеза” (разбухаюший состав для бортовых коффердамов – целлюлоза) было полностью принято и готовилось к установке. По состоянию на 15 ноября 1887 г. были установлены все главные котлы и их дымовые выходы, а для задних котлов и дымовая труба с кожухом. Из главных машин с их уже установленными цилиндрами по выходе из дока предстояло демонтировать разбитый большой цилиндр задней машины. Его оставили в корпусе, чтобы он позволял изготовить подлежащие навешиванию на цилиндр штатную арматуру и устройства.

Три поршня, взамен забракованных после отливки на заводе Крезо, спешно отделывали. Все это позволило 22 декабря 1888 г. выдать фирме 8-й платеж (с удержанием 4380 франков за компасы).

2 декабря 1887 г. по мотивам, не нашедшим объяснения, последовало решение его Высочества; вместо предполагавшегося бюста адмирала Корнилова ограничиться установкой “общепринятой носовой фигуры”. 9 декабря из С.-Назера Е.И. Алексеев докладывал о принятии этой воли генерал-адмирала к исполнению. Он же 14 января 1888 г. уже из Парижа, поздравляя И.А. Шестакова с производством в чин полного адмирала, докладывал о том, что в январе крейсер вывели из дока, где ставили гребные винты, руль, завершили дополнительные работы по установке всех кингстонов и обшивали корпус медью. Тотчас же по вводу в бассейн к заводской стенке начали выгружать поврежденный цилиндр задней машины. Готовый носовой цилиндр гидравлическим давлением испытывали в мастерских общества в Нанте. Готовы были и заказанные в Англии паровые катера.

Выходъ „Корнилова" изъ St. Nazaire, съ карт. Н. Гриденко.

В середине февраля 1888 г. погрузили новый цилиндр и начали его монтаж. Полная готовность механизмов к началу испытаний ожидалась во второй половине марта.

2 марта 1888 г. ознаменовалось первыми признаками жизни корабля – в четырех котлах задней кочегарки впервые развели пары для проверки качества сборки всех трубопроводов, арматуры и готовности к действию вспомогательных механизмов. Обнаружившуюся, “самую незначительную течь” в нескольких местах швов и нескольких заклепках, как и парение во фланцах, Е.И. Алексеев в своем рапорте, не желая, видимо, выносить сор из избы и демонстрируя скромный уровень эрудиции и знаний, квалифицировал как явление “слишком обыкновенное” для первого опыта разводки паров. Странно, однако, что в ответственнейшей конструкции парового котла могли обнаружиться и не вызывали командирского беспокойства явно неряшливо выполненные заклепочные соединения. Значило ли это, что котлы гидравлическим давлением не испытывали или испытания эти не были добросовестным – вопрос остается открытым.

Впрочем оптимизма у Е.И. Алексеева хватило ненадолго. Пришлось написать, что вспомогательные механизмы обнаружили “некото- : рые погрешности в работе”. Из-за появления трещин в направляющем ползуне испытания пришлось прекратить. На исправление неполадок ушло две недели.

19 марта провели первую заводскую пробу главной передней машины. Проработав в течение одного часа при 26 об/мин (давление в котлах 7 атм.), она обнаружила стук в малом цилиндре. Очевидным становился печальный вывод – машиностроительное производство на верфи по своей культуре было явно не на подобающем “европейском” уровне. Этот вывод с очевидностью напрашивался из обстоятельного рапорта инженер-механика Зотова, которому в его положении было не до дипломатии. Он тоже полагал, что обнаруженная при первой пробе течь была “незначительная”, но она, оказывается, явила себя “в швах корпусов котлов, топок и огненных ящиков, вокруг нескольких заклепок из-под гаек связных трубок и вокруг боков, укрепляющих поперечники колосников, а также и вокруг болтов, укрепляющих дымовые выходы к котлам”.

После принятия соответствующих мер (о них механик не распространялся) котлы задней группы были окрашены, и началась подготовка к обшивке их войлоком и парусиной. Была ли предварительно проведена гидравлическая проба – об этом не говорилось. То ли механик не пытался настаивать, то ли ему это запретил Е.И. Алексеев, а возможно не желая вредить своей карьере неуместной инициативой, механик решение вопроса оставлял за МТК. Картина же, действительно, складывалось недвусмысленная, и чем дальше, тем больше.

Течь обнаружили и “котельные приборы” – их краны и клапаны. В облегченном режиме – качая чистую воду (рейд загрязнять было нельзя), испытали вспомогательные механизмы, донки и мусорные помпы.

Скандально проявили себя машинные циркуляционные помпы (1-я и 2-я передней машины) и машины, приводившие в движение насосы, питательную и трюмную помпу. Первая работала с отчаянным стуком, сильным нагреванием подшипника коленчатого вала и сальника вала центробежной помпы. Как не удержался от образности механик Зотов, “текло ручьями” во всех фланцевых соединениях в приемной и отливной трубках, в трубках циркуляционной помпы. Продолжительное предварительное прогревание машины, приводящей в движение воздушным насосом, никак не помогло пустить ее в ход. Это удалось лишь весомым силовым приемом – тягой талями за рычаг в гнездо махового колеса”. Да, уровень культуры производства у избранного тройкой наших любимцев – Алексея, Шестакова, Алексеева – завода был явно не тот, что у Огюстена (Августина) Нормана, который миноносцы для русского флота строил почти что безукоризненно и образцово.

“Тяга талями” возымела свое действие. Но, едва “зашевелившись”, привод воздушного насоса тут же потребовал остановки. “Загорелся один из ползунов поперечника”, в нем при исследовании обнаружили трещину в направляющей ползуна. Причиной такого скандального испытания А.И. Зотов без обиняков называл “незаконченность сборки” и искривление линии из-за небрежности сборки. Теперь (как и для приводов у задней машины) предстояли исправления и переборки.

К этому времени, на 15 марта, корпус и механизмы достигли 99% готовности, внутренняя отделка и мебель 85%, орудийные порты 50%; рулевое устройство и водоотливная система 80°/), якорные 70%, “настоящее (такой парусный термин применяли к фактически установленному) вооружение” и гребные суда 93%, электрическое освещение 70%, минное вооружение 60%. Брам- и марса реи были подняты, стеньги выстрелены, часть бегущего такелажа рангоута – продернута, гребные суда закончены. Замену цилиндра кормовой машины рассчитывали закончить к 20 апреля, а окончить работы по внутренней отделке к 15 мая. Завершив все подготовительные работы, начали укладывать “селлюлозу” в предназначенных для нее коффердамах.

Многотрудная работа “viribus unitis” близилась к завершению.

 

Сдаточная эпопея

Всякая беда истории – фрагментарность и часто ужасающе зияющая неполнота остающихся от прошлого документов. Автору пришлось как-то от ветерана Советского ВМФ узнать о доставленном в Ленинград техническом архиве ГУК германского ВМФ. Неисчислимое множество трофейных документов было будто бы свалено в спортивном зале Военно- морской академии, и как-то тихо куда-то постепенно они рассосались. Невыразимо трудоемкой работы по систематизации и научной обработке материалов огромной исторической ценности предпринято не было. Ветеран поделился с автором двумя фотографиями (французские эсминцы 1920-1930 годов) из этого бывшего архива. И кто знает, могли ведь в нем оказаться и другие захваченные немцами фотодокументы, а среди них и фотографии “Адмирала Корнилова”, сделанные во время постройки на Луарской верфи. Что-то могло оказаться и в ныне фактически зачеркнутом для соотечественников собрании фотодокументов в фондах С.-Пб. архива кино- фото- фоно- документов, РГА ВМФ и ЦВММ. Недоступны для нас и сохранившиеся в западных музея, архивах и библиотеках бесценные фотографии прошлого.

Лишь малая доля из всего моря рассыпанных в безвестности по всему миру фотографий остается доступной нам сегодня. И с горькой досадой приходится сегодня перечитывать записи, сделанные в 1979 г. в ЦГА ВМФ СССР о том, в частности, как Е.И. Алексеев в очередном рапорте И. А. Шестакову отмечал очередную, всегда особо занимательную деталь из жизни корабля.

В дополнение к ранее сделанным фотографиям корабля (очевидно, собиралась изрядная его фотолетопись) Е.И. Алексеев обещал выполнить новый снимок, как только на крейсере будет установлена вторая дымовая труба и будут выставлены стеньги. О предстоящем “счастье” (таков был стиль!) иметь возможность предоставить для адмирала такой снимок агент писал в рапорте от 14 января 1888 г.

Но судьба уже занесла свой меч над бренным существованием И.А. Шестакова. Недолго оставалось ему радоваться чину полного адмирала и вкушать плоды своей неутомимой творческой деятельности. После путешествия на крейсере Добровольного флота “Москва” на Дальний Восток, где он успел сделать эпохальное провидческое заявление о конечности достигнутых здесь Россией территориальных приобретений, ему предстояло 21 ноября 1888 г. умереть во время очередной инспекционной поездки в Севастополь.

На этом отведенном ему в 1888 г. конечном отрезке “жизненного пути” вместе с приятной тяжестью эполет полного адмирала И.А. Шестаков, будучи натурой незаурядной, должен был бы ощущать беспокойство по поводу двух явившихся в том году проблем. Одну составляла инициатива (статья в журнале “Русское судоходство”) отставного адмирала И.Ф. Лихачева о необходимости учреждения в России Морского генерального штаба.

Историки свидетельствуют, что статья у И.А. Шестакова вызвала большую озабоченность. Он потребовал себе множество справок, которые должны были помочь принять решение: может быть, к исходу жизненного пути он был готов к подвигу гражданского мужества – признанию правоты взглядов несогласного с его “реформами” и уже семь лет как “задвинутого” им в отставку опального адмирала. Также проблемой должны были стать итоги постройки “Адмирала Корнилова”. По ней были составлены не менее важные для дела справки, которые, надо думать, должны были привлечь пристальное внимание министра.

Кавалерийско-наполеоновский метод проектирования и заказа (без всякого участия МТК), осуществленный И.А. Шестаковым, неминуемо должен был материализоваться во все более неудержимо нараставшей перегрузке корабля.

Итоги этого неуправляемого стихийного прогресса, далекого от попыток учесть подобные же уроки постройки “Витязя” и “Памяти Азова” в России, подвела обстоятельная записка наблюдавшего инженера Н.В. Долгорукова. Появиться она должна была в силу двух непреложных обстоятельств. Фирма настаивала на исключении из нагрузки корабля при его предстоящем испытании всех тех составляющих водоизмещение, которые были включены в него И.А. Шестаковым. Вторым обстоятельством был факт заграничного заказа, не позволявший, как это было бы при постройке корабля на отечественной верфи (что и произошло с Витязем” и “Памятью Азова”), просто “закрыть вопрос” тем же силовым приемом.

На возражения фирмы во избежание международного скандала надо было отвечать. Объяснения Е.И. Алексеева с присовокуплением таблицы, составленной Н.В. Долгоруковым, давали представление об итогах проектирования в предшествующий период и в период подготовки корабля к испытаниям.

Если в справке, составленной 30 января 1888 г. младшим производителем работ в чертежной МТК старшим помощником судостроителя B.C. Шведовым (1857-после1904), санкционированные журналом МТК изменения проекта оценивались в 103,84 т, то в рапорте Е.И. Алексеева из С.-Назера от 4 апреля 1888 г. фигурировала перегрузка уже около 370 т. Это деликатное обстоятельство, не возлагая, понятно, ни на кого никакой вины, Е.И. Алексеев в рапорте в ГМШ объяснял весьма тонко и витиевато. Причины и мотивы совершившихся изменений объяснялись в общем виде, даты и фамилии ответственных лиц, принимавших эти решения, не назывались.

Все было обставлено гладко, по-семейному. Все понимали: спрашивать за все это никого не будут. Такое это было время – с фиктивными реформами, уверенным правительственным курсом к реакции и очень четко выстроенной – сродни нашему времени – вертикалью власти, когда творить и мыслить вроде как и незачем.

Никаких следов творческого осмысления опыта проектирования “Адмирала Корнилова”, как и предшествовавшей ему сладкой парочки” – “Витязя” и

“Рынды” и последовавшего “Памяти Азова” не встречается и в журнале МТК. Хранящиеся в РГА ВМФ, почти неподъемной величины, мощно переплетенные блоки журнальных фолиантов переполнены всякой всячиной, но следов творческой мысли нет как нет. Не смел себя очень уж проявлять Государственный контроль – он тоже знал свое место, хотя временами давал о себе знать вопросами о странно запаздывавшей приемке “Адмирала Корнилова”. А потому Е.И. Алексеев вправе был думать, что дело свое агентско-командирское он ведет очень умно и мудро и что объяснения его перегрузки крейсера вполне внятны и исчерпывающи.

Из заявленных фирмой 166,5 т грузов, которые следовало исключить из перегрузки при проведении испытаний, С. И. Алексеев считал возможным признать 130,3 т, как это следует из ведомости инженера Н.В. Долгорукова. Все они содействовали “боевому улучшению крейсера” и включали: устройство мостиков, в том числе переднего командного (его, следуя парусным обычаям, в проекте вначале, видимо, не предусматривали – P.M.), удлинение полубака, увеличение боевой рубки, бронирование машинных люков. Они, подчеркивал Е.И. Алексеев, выполнялись по личному его настоянию в счет контрактной стоимости и потому эти 130,3 т следует из нагрузки вычесть. А вот остальные 131,3 т, настаивал он, “должны остаться на полной ответственности Общества, а не на контроле, коему было вверено наблюдение за постройкой”. А вообще же, делал командир поправку к рапорту от 1 августа 1888 г., суммарная перегрузка перед выходом в море получается не 363,5 т, а около 370 т.

Причину такой проектной неувязки он полагал отнести к трем приводимым ниже обстоятельствам: к дополнительным работам по корпусу и вооружению, к увеличению веса некоторых машинных частей при их изготовлении против первоначальных чертежей и пропуске в спецификации веса запасных частей для механизмов и котлов в количестве 50 т, и к неточному исчислению весов, долженствовавших войти в постройку корпуса крейсера при его проектировании и, главным образом, в ошибочности определения веса дельных вещей и вооружения. “Это последнее обстоятельство, – писал он – объясняется тем, что строители при постройке крейсера старались возможно более сообразоваться с требованиями и обычаями нашего флота и, таким образом, неизбежно отступали от своих первоначальных расчетов, которые были основаны исключительно на требованиях и практике французских военных судов”.

К своему рапорту (№ 7) Е.И. Алексеев прилагал (вместе с письмом фирмы) документ, подписанный им совместно с Н.В. Долгоруковым (он, конечно, и был составителем) – “Таблиц весов предметов, составляющий перегрузку крейсера “Адмирал Корнилов”, вызванную изменениями и дополнениями против чертежей и спецификаций”.

Речь была, однако, вовсе не об одиночных, как могла показаться, “предметах”, а о достаточно объемных и весомых блоках корпусных конструкций, о механизмах и агрегатах. Вес каждой из перечислявшихся позиций вычислялся с точностью 1 кг. Суммарная величина этой перегрузки исчислялась в 130,296 т. (тонны везде были, как принято во Франции, не английские – 1,016 т, а метрические по 1000 кг.

Анализом происхождения остальных 240 т перегрузки Е.А. Алексеев и вовсе себя не утруждал. Все это считалось вполне естественным. Таковы были тогда эти птенцы реакционной эпохи, готовившие грядущее крушение России. Все эти, стоявшие у власти “милые, культурные и образованные люди”, добросовестно, как желают нас в этом убедить “новые русские историки”, исполнявшие свой долг, уже тогда продолжали с крайней беззаботностью толкать Россию в пропасть грядущей судьбы. И разве не видно как по уровню интеллекта и гражданского самосознания близки они и к чиновникам, пришедшим им на смену столетие спустя.

Так тропой рутины и убогого состояния гражданского общества за сто лет до нашего времени обречены были идти Россия и начавшие свой путь “Адмирал Корнилов” и его люди.

10 апреля 1888 г. при 40 об/мин “Адмирал Корнилов” провел пробу первой машины на швартовых. Вторая проба не помогла устранить последствия сомнительной конструкции и небрежной сборки машины. Готовясь к третьей заводской пробе 3/15 мая 1888 г., приняли все возможные меры к достижению хотя бы терпимой пустоты в холодильнике и устранению изъянов слишком уже неприлично дрожавших кулис золотников большого цилиндра.

Но, все еще надеясь на заграницу, Е.И. Алексеев планировал после 21 мая выйти на повторные испытания второй машины и, может быть, провести первые испытания “задней” (такая у него была терминология). 3/15 июня ожидался еще один выход в океан, после чего он рассчитывал на прибытие к 20 июня/2 июля штатной команды из России. Переписка по этому поводу началась еще в июне 1887 г., когда ГМШ сообщил в ГУКиС о необходимости предусмотреть кредит на содержание команды по заграничному положению в продолжение 5 месяцев.

Крейсер ожидали готовностью к 1 апреля 1888 г., поэтому часть команды (100 матросов и половину штатной численности офицеров) рассчитывали послать во Францию в начале 1888 г., а остальных офицеров и 400 матросов – в конце апреля. Но экономия и здесь проявила себя. Счетный отдел ГУКиС отвечал, что по финансовым затруднениям в смете 1888 г. Управляющий Морским министерством приказал иметь на переходе лишь 20 офицеров и 300 матросов. Командир Е.И. Алексеев выдвинул “встречный план”: на переходе будет достаточно иметь 15 офицеров и 230 нижних чинов. Их министр приказал послать во второй половине апреля. Но только в начале мая успели собрать экспедицию во главе с “заведующим отправкой команды на крейсер “Адмирал Корнилов” лейтенантом В.Ф. Рудневым. Выбор лейтенанта был, видимо, рекомендован Е.И. Алексеевым по опыту совместного кругосветного плавания на крейсере “Африка”.

Отправление состоялось, судя по документам, 28 июля на шедшем под русским флагом пароходе Петербургского пароходного общества “Петр Великий”. В С.-Назер благополучно прибыли 8/20 августа, приступили к постепенному распределению по заведываниям. Уникальность первого большого в русском флоте заказа сделала возможным формирование на период испытаний крейсера специальной приемной комиссии. Власть, видимо, осознала, что отдавать приемку целиком Е.И. Алексееву, в чьих руках уже были и заказ, и надзор за постройкой крейсера, было все же слишком неосмотрительно.

В приемную комиссию для испытания в Бресте 31 мая под председательством Е.И. Алексеева были назначены морские агенты капитаны 2 ранга Римский- Корсаков, Доможиров и командированный из Петербурга один из опытнейших механиков флота флагманский инженер-механик Евгений Андреевич фон Вонгаз (1840-?). За его плечами были заграничные плавания 1866-1886 г. в должности старшего судового механика на лодке “Горностай”, клипере “Яхонт”, корвете “Баян”, фрегатах “Герцог Эдинбургский” и “Генерал- адмирал”. Только его отменному пониманию служебного долга, достойному преклонения гражданскому мужеству мы обязаны на сегодня свидетельству той нелицеприятной картины результатов постройки “Адмирала Корнилова”, что открывалась в итоге приемных испытаний.

Приходится думать, что именно благодаря принципиальной позиции механика фон Вогаза крейсер, как оказалось, должен был покинуть Францию, не дождавшись подписания акта о приеме его в казну. Также могли поступить прибывшие на корабль офицеры, часть которых могла быть включена в состав приемной комиссии по усмотрению (такое было дано разрешение свыше) Е.И. Алексеева. Русские патриоты и обрусевшие немцы, всегда истово служившие России могли, конечно, предотвратить то сползание страны в пропасть, начавшееся за 20 лет до Цусимы, но очень мало, или вовсе не было их во власти. Именно в ту пору пика самодержавного застоя и реакции выдающийся не умом, а размерами, царь миротворец, уже повесивший в 1881 г. первомартовцев во главе с Софьей Перовской (1853-1881), приказал в 1887 г. за один только умысел на цареубийство повесить студента из дворян Александра Ульянова (1866-1887). Так пробудил он в России новый импульс к идейно-террористической деятельности и тем определил главнейший фактор поворота страны к будущей революции.

На “Корнилове” тем временем, не ведая о грядущем, продолжали попытки выбить из крейсера его все никак не подтверждающиеся “блестящие проектно-технологические характеристики”.

1/13 июня 1888 г. в традиционных, – чтобы не огорчать начальство – политкорректных выражениях, Е.И. Алексеев докладывал из С.-Назера о “непредвиденных работах при сборке кормовой машины” и о необходимости “укрепления кулисы золотникового привода от большого цилиндра передней машины”. Вообще-то на швартовых результаты были “довольно удовлетворительные”, но окончательно судить о них можно будет лишь после проведения всех этих работ и проверки машин в действии. В конце этого обстоятельного, выдержанно в том же тоне донесения Е.И. Алексеев пояснял, что “в настоящее время вследствие признанной необходимости сделать довольно важное приспособление к золотниковому приводу большого цилиндра” и рассчитывать на выход не ранее последних чисел июля. Этот срок был критический, так как позднее, по данным лоции, условия плавания становились очень неблагоприятные. А за это время надо было еще успеть команде хоть как-то освоиться с кораблем, и еще 10-14 дней займет прием имущества.

Неудачей окончилась попытка форсировать испытания, принятая 16/28 июня. С донесением от 26 июня Е.И. Алексеев вместе с описанием причин произошедшей аварии высылал в Петербург чертеж приспособления к золотниковому приводу, который должен был предотвратить упорно сохранявшиеся содрогания кулисы большого золотника.

Приложив самые энергичные меры к изготовлению, предложенному, как надо было понимать, самим изобретателем г. Джоем, Е.И. Алексеев не рассчитывал швартовые испытания провести ранее 14/26 июля. К приему команды он предполагал подготовить корабль 8/20 июля. МТК усилия изобретателя г. Джоя оценил весьма пессимистически. Журналом № 52 по механической части от 30 июля 1888 г. он за неимением другого решения и во избежание принципиальных конструктивных переделок согласился с предложенным решением. Отмечалось, что из-за отсутствия действительно эффективных компенсаторов к золотникам существующих типов (где же, спрашивается, был МТК, одобряя проект крейсера и его машин?) эффект от предлагаемых усовершенствований будет незначительным.

Тем временем 19 и 20 июля во Франции, и опять без особо утешительных результатов, провели на швартовах испытания обеих машин. Установка компенсаторов к золотникам больших цилиндров и приспособление к золотниковым приводам низкого давления облегчили, как писал Е.И. Алексеев, их действие для передвижения золотников, и “содрогание кулис уменьшилось”. В итоге, как он полагал, результаты получились

“довольно удовлетворительные” за исключением вентиляции машинных отделений. Здесь, невзирая на “механические приспособления” (какое дивное косноязычие!) температура “в некоторых частях” доходила до 40° (шкала измерения не уточнялась). Пришлось в каждом котельном отделении устанавливать по два вентилятора.

Исхитрившись, предварительные испытания (под французским коммерческим флагом) вместо 3 августа, как планировали, провели 30 июля. На них выявилась необходимость чугунные кронштейны от золотниковых приводов больших цилиндров заменить стальными (их продолжавшееся “дрожание” заставило за них бояться). Сообщая 8 августа о прибытии команды, Е.И. Алексеев снова отодвигал сроки сдачи, предупреждал начальство, что на подготовку к выходу в океан надо еще не менее двух недель, но и их едва ли хватит, чтобы успеть справиться с подробной ревизией котлов и машин после выхода 30 июля.

Сюрпризы могла принести и предстоящая перед новым выходом двухчасовая швартовая проба. Забот прибавила и начавшаяся 9 августа кампания. По рапорту Е.И. Алексеева, на еще не загруженном корабле (осадка кормой 22 фут 9 дм, носом 17 фут 7 дм) числилось (все из 5 флотского экипажа) 3 штабс-офицера, 15 обер-офицеров, 27 унтер-офицеров, 209 рядовых. Все они представляли довоенное поколение флота, и им, исключая нескольких офицеров не довелось принять тот тяжкий крест испытаний, который предстоял двум русским тихоокеанским эскадрам в 1904-1905 гг. Соответственно рутинным, в духе предшествовавших мирных десятилетий (их отобразили мемуары Г.Ф. Цывинского, записки священника Дьякова, письма Ф.В. Дубасова и др.), формировался и на “Корнилове” такой же уклад службы, где повседневные заботы быта далеко оттесняли вопросы боевой подготовки.

Сдаточно-испытательная пора и вовсе не оставляла для нее места. Приемка предметов снабжения, угля и 16 пушек Гочкисса заняла все время от начала кампании 9 августа до 27 августа, а с прибытием членов комиссии начали готовиться к официальным испытаниям.

30 августа 1888 г. крейсер вышел на официальные испытания полного хода при натуральной (естественной) тяге в топках котлов. Мрачные приземистые стенки Брестской крепости равнодушно провожали крейсер под французским флагом. Похожий на свой французский аналог “Адмирал Корнилов” не привлекал внимание публики, зато забот хватало на его борту, где проводили проверку качества корабля, построенного союзной державой. Но испытания никак не хотели казаться блистательными, и фирма к ним, полагая на особые обстоятельства заказа, гарантирующие от штрафных санкций, особого рвения не проявила.

К удивлению Е.А. Алексеева, наспех собранная заводская команда на корабле появилась “за несколько дней до пробы”. Осадки корабля составляли 23 фут 3 дм ахтерштевнем, 19 фут 6 дм форштевнем и 21 фут 4.5 дм средняя. В грузу на пробеге корабль имел водоизмещение 5377 т, хотя по контракту полагалось лишь 5029,27 т. Такое несоответствие произошло из-за накопившейся перегрузки, и комиссия, надо отдать ей должное, проявила, видимо, высокую принципиальность, заставив фирму всю перегрузку “взять с собой на испытания”, а еще не принятые грузы восполнить приемом водяного балласта.

При испытании вспомогательные механизмы бездействовали, пар расходовали только на рулевую машину и электрическое освещение машинных и котельных отделений и на вспомогательный котел. Давление в главных котлах, вместо спецификационного 9.5 атм., составляло лишь 8,75 атм. Температура воздуха в обоих кочегарных отделениях составляла 40°R на верхних площадках и 32°R у топок котлов. Пробег 31 августа 1888 г. на мерной линии у острова Belle lie (современное написание сохранилось) близ С.-Назера прошел удовлетворительно. При осадке носом 19 ф 6 дм и кормой 23 ф 3,5дм в Бискайском заливе постоянный ход получился 16,5 уз. Мнения комиссии и Е.И. Алексеева здесь почему-то разошлись.

В акте о результатах говорилось, что золотниковые приводы системы Джоя (Joy) действовали удовлетворительно, но в обеих машинах они продолжали обнаруживать “дрожание”, заметное у ЦНД и не столь сильное у ЦСД. Затем появился и “скрип” в компенсаторах золотников ЦНД. В рапорте от 2/14 сентября Е.И. Алексеев уже с ноткой жалобы на “недосмотр завода” писал, что разогревание штока ЦНД левой машины, а затем и “скрип” в цилиндре добавочного двигателя от золотника левой машины появились во время начатого затем 6-часового пробега с большой скоростью при естественной тяге. Чтобы разобраться в причинах столь неприятного явления, пробеги на полный ход прервали. Вместо этих решили провести проверку предусмотренного контрактом расхода топлива в продолжение 24-часового экономического хода. Фактически его сократили до 23 часов.

Опасаясь непогоды в уже наступившей осени, идти решили не в Брест, а Шербург. Пробег начали вечером 1/13 сентября и окончили в 4 ч дня 2/14 сентября. Согласно контракту, отключили ЦНД, чтобы машины работали по схеме совокупной системы. Подачу угля строго контролировали, подавая его в мешках емкостью по 40 кг. Питание котлов происходило “без затруднений” из холодильника с добавлением, как отмечалось в акте, “некоторого количества забортной воды”. Как добавлял в своем рапорте Е.И. Алексеев, паровой штурвал и машинные телеграфы “действовали вполне хорошо”. Расход угля для 9-уз скорости составил 21,6 т. Комиссия же отмечала в акте, что ниже требовавшейся оказалась пустота в холодильнике. Общий расход (от 23 до 30 мешков в час) составил 570 кг.

Далее составители акта приводили серию показателей расхода топлива, приведенных к разным – на все случаи жизни – обстоятельствам. Они должны были, видимо, убедить начальство в особом усердии членов комиссии. Наукообразие было проявлено отменное. Получалось, что расход мог быть следующим: 18,77 т – “по средним индикаторным силам, наблюденным в течение 23 часов во время пробега”, 20,2 т – “по приведении скорости из первого и третьего пробега к средней скорости во время пробегов, а затем – к 9-уз”: 21,62 т – “по приведении скорости на мерной миле к той, какая должна быть во время пробы, а затем к 9-уз”. Этот расход, пояснялось в акте , был бы меньше обусловленного контрактом (21,6 т), так как общество имело право принять наименьшую скорость 8,8 уз.

Средняя индикаторная мощность в продолжение 23 часов пробега, включая удвоенную среднюю мощность во время пробегов на мерной миле, составила 971,07 л.с., на пробной миле – 897,02 л.с. Действительный средний расход угля в течение 23 часов оказался равен 23,76 кг, а средний часовой расход 990 кг. Соответственно средний часовой расход на 1 инд. л.с. составил 1,02 кг или 2,49 русских фунтов. (Это было выше установившейся к тому времени нормы в 2 английских фунта – P.M.). Исходя из “средней скорости тех пробегов на пробной миле” 9,484 уз, среднюю скорость в течение 23 часов определили 9,737 уз, а среднюю мощность по формуле 766,83 л.с. Такая она была – на уровне адмиралтейских коэффициентов – тогдашняя аналитика.

Соответствующий расход при получившейся средней скорости 24-часового пробега получался равным 18,77 т. В итоге выяснилось, что при скорости 9,28 уз расход должен был составлять 21,62 т.

Таким же образом – обилием мало что говорящих цифр, но при нехватке качественного анализа фиксировались результаты 6-часовых пробегов мерной мили 9/21 сентября 1888 г. и у Шербургского мола.

Уходя на испытания, с якоря снялись в 5 ч утра, пробег начали в 7 ч. Среднее давление в котлах 9 атм, средняя частота вращения гребных винтов (уменьшались при циркуляциях) до 89-94 об/мин. При осадке кормой и носом 23 ф 3 дм и 19 ф 5 дм водоизмещение составляло 5361,75 т; площадь мидель-шпангоута (ее учитывали при расчетах ходкости) 846,91 кв. м.

При этом “Пар расходовался не только на действие главных машин и вспомогательных механизмов но и для действия рулевых аппаратов, для электрического освещения кочегарных и машинных отделений”. Тут же пояснялось – в порицание ли лихо подписанного Е.И. Алексеевым контракта или в похвалу щедрости фирмы, что этот сверхконтрактный расход оказался возможным благодаря запасу паропроизводительности котлов. Механизмы в течение 7 ч работали удовлетворительно, но дрожание в золотниковых приводах не прекращалось. Строго отмеренными мешками расход за 6 ч определили в 30,45 т, что за одну индикаторную силу составляло 0,849 кг или 2,07 русских фунта.

Среднюю скорость восьми пробегов 16,894 уз согласились округлить до 17 уз, ввиду 332,89 т перегрузки против предусмотренной контрактом. Этим нехитрым приемом достигли 0,5 уз превышения полагавшейся по контракту 16,5-уз скорости. Точность полученных результатов подтверждали несколькими десятками листов расчетов, таблиц, индикаторных диаграмм, согласно которым средняя мощность получилась равной 5977,55 л.с. Ее, округляя то до 6000 л.с., то до 5977 л.с. и вписывали во все издания официальных и неофициальных (ВКАМ) справочников.

С водоизмещением тоже не церемонились, записывая то 4950 т (“по чертежу”), то 5863 (“в действительности” по судовому списку 1904 г.). Скорость же везде горделиво фигурировала 17,5 или 17,6 уз. Добиться ее удалось тоже не сразу. Е.И. Алексеев, предвидя новые неприятности, ходатайствовал о сокращения до 2 ч испытания с искусственным дутьем. В МТК, однако, такой либерализм сочли слишком неприличным. Так минный крейсер “Лейтенант Ильин” испытывали строго по контракту – за 6 ч. Поэтому и.д. Главного инспектора механической части генерал-майор И.И. Зарубин (1822-?) полагал, что и “Адмирала Корнилова” надо испытывать не менее 4 ч и стараться продержаться до 6 ч. Именно так Н.М. Чихачев и приказал ответить Е.И. Алексееву. Пришлось скрепя сердце пойти на 4-х часовое испытания.

Его начали 22 сентября, но по прошествии немногим более часа, когда скорость составляла около 18 уз (частота вращения гребных винтов 98 об/мин и давление пара 148 фунтов/кв. дюйм) в среднем цилиндре, как писал Е.И. Алексеев, “последовал удар”. Через открытую после остановки машин горловину увидели, что поршень отделился от своего цилиндра. Дальнейшее обследование показало, что рубашка цилиндра осталась неповрежденной, что позволяло надеяться, с заменой поршня на запасной, справиться в продолжение двух недель. Расследование обнаружило, что шпилька крепления рубашки вывалилась и поршень разбился при ударе об нее.

Испытание возобновилось 11/23 октября.

Водоизмещение, соответствовавшее осадкам кормой 23 ф 0 дм и носом 19 ф 4,5 дм, составило 5307,823 т, средняя мощность на испытаниях 6581,3 л.с. Частота вращения винтов передней машины 89,91 об/ мин и задней 91,59 об/мин. Среднее давление пара в котлах держалось в пределах 9,25-9,5 атм. Вместо контрактного 100-мм водяного столба давление поднимали лишь до 80 мм, так как производительность котлов оказалась избыточной. В итоге при названном водоизмещении средняя скорость пяти пробегов составила 17,6 уз. Расход угля по причинам, комиссией не объяснявшимся, не определили. В Ялту, во дворец Ливадию 8 октября телеграфировали И.А. Шестакову: “10 сентября при 6-часовой пробе и натуральной тяге средняя скорость составила 17 уз, а на 4-часовой с искусственным дутьем 22 сентября достигли почти 18 уз, но через 1,5 часа произошла поломка”.

В заключительном акте комиссия приходила к выводу о весьма недобросовестном исполнении фирмой своих обязательств, что позволило снять с нее ответственность за опоздание готовности корабля. Вопрос об испытании корпуса стрельбой не обсуждался, вероятно, из- за опоздания с поставкой орудий из России. Главную причину задержек – повреждение крышки цилиндра – решили отнести к форс-мажорным обстоятельствам. Особенно подчеркивали бесплатное исполнение фирмой целого ряда работ при изменении проекта.

Неукоснительно соблюдавшиеся законы государственного делопроизводства позаботились о том, что в делах о заказе и постройке “Адмирала Корнилова” сохранился еще один, может быть, самый итоговый документ.

 

Русский патриот фон Вонгаз

Последний из могикан советской идеологии Н.С. Хрущев одно время носился с идеей обязательного для всех граждан СССР “трудового паспорта”. Мечта последнего романтика коммунизма не была лишена основания. Им двигало извечно терзающее стремление знать истинну о людях и событиях. Она шла от опыта уже выродившихся к тому времени, социалистических форм правления: встречных планов, соцобязательств, породивших объективные и секретные аттестации.

Обречены были и нравственные потуги Н.С. Хрущева, который не затруднился отдать приказ о расстреле новочеркасских рабочих, а о праве на забастовку в СССР фарисейски заявлял “против чего им бастовать – против самих себя?”. В этой нескончаемой и все более укоренившейся в нашем обществе лжи и есть корень всей российской истории и причина нашего нынешнего безнадежного отставания от передовых стран мира. Попытки же доискаться до истины и составляют главную задачу всех работ автора, не исключая и истории “Адмирала Корнилова”.

В нем, как уже должно быть понятно, пресловутый “человеческий фактор” проявил себя особенно предметно – он определил техническую судьбу корабля, он продолжал влиять на нее и в ходе плаваний. История “Адмирала Корнилова”, не участвовавшего в непосредственных боевых действиях, представляет более простую модель исследования, чем корабля, прошедшего испытание в бою. Но и в этой сфере материального производства – в технике судостроения – поиск истины оказывается очень трудным.

Во времена императора Николая Павловича, а возможно и ранее продолжая обычаи петровской доскональной регламентации, в судостроении и на флоте на каждый корабль заполняли особые формуляры: “строительный” и “походный”. В них пытались сколь можно обстоятельно технически охарактеризовать корабль, выявить особенности его конструкции и поведения в море. Точно так же люди и сегодня не перестают выяснять такие особенности поведения кораблей, самолетов, автомобилей, танков и других движущихся инженерных сооружений. С появлением миноносцев подобные эксплуатационные паспорта формулировались в отзывах командиров и командующих отрядами, но, как и во многих других сферах деятельности флота, заданная Петром Великим инерция ревнивого отношения к службе начинала заметно угасать. Только в конце XIX в. были сделаны попытки введения для кораблей тактических формуляров, но и их в современном собрании РГА ВМФ насчитывается не много. И сведения в них представлены далеко не полные.

По лености бюрократии с трудом прививалось введение на кораблях и их соединениях соответствующих исторических журналов. Единственными в своем роде, бесподобными по содержательности остаются в истории известные автору исторические журналы крейсеров “Владимир Мономах” (1900-1902) и “Россия” (1904- 1905). Именно в них обнаруживаются бесценные крупицы правды, столь часто скрываемой в официальных отчетах. Они дают основание, как об этом будет сказано ниже, отчасти судить и об “Адмирале Корнилове”. О самом же “Корнилове” таких прямых документов не обнаружено. Их, однако, в полной мере заменяют все оказавшиеся на редкость поучительными обстоятельства заказа, проектирования и постройки корабля с венчающими их показательными ведомостями инженера Долгорукова и совсем нелицеприятные, потребовавшие, надо думать, немалого гражданского мужества талантливого механика Е.А. фон Вонгаза (1840- ?).

Имея за плечами более чем тридцатилетнюю службу офицером корпуса инженер-механиков флота и опыт более чем двадцатилетних (в основном заграничных) плаваний в должности старшего судового механика, пережив как и все инженеры в 1886 г., унизительное лишение офицерского чина и переименование в отчасти, может быть, и почетное “звание” флагманского инженер-механика, он был девятым в списке носивших это высшее среди механиков звание. Впереди числились только два генерал-майора, которым чины сохранили по их высшим достижениям – и.д. инспектора механической части Н.И. Зарубин и главный инженер-механик Кронштадтского порта П.И. Суйковский (1823- ?).

Была ли это личная инициатива Евгения Андреевича, решившего посчитаться с бюрократией, имел ли он при командировании во Францию особое поручение от всего сообщества инженер-механиков флота, или же им руководило элементарное чувство долга и честь дворянина, но замечания, которые он в исходе испытаний высказал о состоянии механизмов новехонького крейсера, должны были произвести впечатление разорвавшейся бомбы. Их было двадцать восемь, и все они, будь власть честной, принципиальной и патриотичной, могли бы стать если не обвинительным заключением по делу заказчиков крейсера, то хотя бы памяткой и уроком при последующих заказах. Сегодня же этот документ остается замечательным свидетельством тому, что высокая квалификация, ум, честь и совесть во все времена во флоте и всей России имели достойных представителей.

В подписанной 15/27 октября 1888 г. “Записке по механизмам крейсера “Адмирал Корнилов” члена комиссии флагманского инженер-механика фон Вонгауз” (таким было написание фамилии в заголовке) автор старался, очевидно, избегать резких выражений, но слова “халтура” и “недобросовестность” встают за каждым пунктом замечаний. (РГА ВМФ, ф. 421, оп.1, д. 935, лл. 281-292).

Касались они только главных котлов, которые механик успел осмотреть во всех подробностях. Фирма, а с ней, наверное, и председатель комиссии приложили немало усилий к тому, чтобы флагманский механик не смог столь же обстоятельно осмотреть все механизмы. Как говорилось в итоговых “общих замечаниях”, осталась совсем не осмотренной подводная часть крейсера: корабль за время присутствия механика во Франции в док не вводили. Механизмы же до окончания испытаний фирма осматривать не позволяла (под удобным, понятно, мотивом избежания постороннего вмешательства), а затем оказалось возможным не вскрывать механизмы для ревизии и исправлений (как это всегда полагалось), ибо начальство требовало спешно отправить крейсер в Россию. Словом, случайно или с умыслом, но оказавшемуся опасно дотошным механику удалось “раскопать” только малую часть умело скрывавшихся дефектов.

Лишь с котлами – всегда особенно слабым звеном в комплекте механизмов (машины свои дефекты “выдают” всегда понятными показателями скорости, мощности и уровнем общей работоспособности) Евгений Андреевич успел разобраться с полной основательностью. Повторение такой разгромной ревизии в Кронштадте начальство, по-видимому, допустить не могло. Не позволив себе оценок в баллах (все были бы на грани двойки с минусом), Е.А. фон Вонгаз воздержался и от итогового вывода и рекомендаций. Они напрашивались сами собой, и тюрьмой или разжалованием следовало бы оценить работу Е.А. Алексеева наблюдающих – так, наверное, должен был думать механик.

Как иначе следовало поступить, если только что склепанные котлы являли собой состояние отслуживших свой срок, полусгнивших деревянных бочек. Ибо только так следовало оценить то, что увидел механик. Оказалось, что во всех восьми главных котлах “на всех днищах местами в швах и из-под головок заклепок обнаруживались “мокрота и накипевшая соль”. Во множестве листов – счесть их механику уже не хватало сил и времени – там и сям проступала “сухая накипевшая соль”. Особенно участившимся и непоправимым дефектом была столь же массовая обрубка кромок листов в котлах и огненных ящиках, выполненная почти вплотную к головкам заклепок. Пытаясь компенсировать донельзя скверную клепку неоднократно выполнявшейся чеканкой, фирма “свела” кромки листов почти под корень заклепок, оставив от ее головки до свободной кромки листа от 5 до 3 мм, даже 2 мм (издревле и до наших дней сохранившейся нормой для металла остается расстояние в 1,5-2 диаметра заклепки от ее осевой до кромки листа), и таких, грозивших разрывом шва, слабых мест обнаруживалось до пяти на каждом листе обшивки котла.

Полную же оценку состояния механизмов во всем их комплексе как и замечания по результатам плавания в России, Евгений Андреевич предполагал представить уже в Кронштадте. Приходится думать, что вся чиновная братия во главе с Е.И Алексеевым должна была приложить все усилия к тому, чтобы подобная оценка не состоялась. Уместно, видимо, здесь же добавить, что перенапряжение котлов (чтобы “выжать” контрольную скорость) в дальнейшем создавало риск их разрушения при сколько-либо заметном повышении давления пара.

С такой готовой взорваться бомбой вместо котлов рассчитывать на контрактную скорость не приходилось. Впрочем, в те времена она оставалась величиной виртуальной. По пальцам одной руки можно было пересчитать те случаи, когда корабль мог позволить себе развить для пробы полную скорость. Обычно же передвигались экономической 9-10-уз скоростью, а потому сомнительность котлов на служебной репутации корабля не отзывалась.

Сменявшие один другого механизмы могли, конечно, возбуждать перед начальством вопрос, но вряд ли кто на замене котлов мог всерьез настаивать. Это было опасно карьере механика. И все же вопрос о замене созрел 1895 г., когда вопреки обыкновению, котлы заказали в России, чтобы, не рискуя опасным походом на родину, установить их на корабль во Владивостоке. Таковы были фактическая сторона дела, а подробности же можно найти в документах.

Собственно “Замечания по общей спецификации крейсера “Адмирал Корнилов” Е.А. фон Вонгаз свел в две графы: слева “следует” то, что полагалось бы иметь справа, что и как “не исполнено”. Все они были продиктованы “повсеместно проявленными конструктивными упрощениями” и всемерной экономии за счет заказчика. Происходило ли это из-за недосмотра наблюдающих или по их согласию – механик вопросов не ставил.

Так, вместо полагавшихся на каждом конце цилиндра на каждой золотниковой коробке, продувательные краны были поставлены только с одной из их сторон. Одинарными вместо двойных оказались нажимные набивочные втулки у штоков поршней главных цилиндров. Сомнение вызвало устройство подшипников дейдвудных труб. Не моргнув ушла фирма и от требования к холодильникам, “чтобы трубки могли быть вводимы и вынуты с каждой стороны”. Это оказывалось возможно только с одной стороны. Сами же холодильники, по мнению Е.А. фон Вонгаза, “не дают достаточного количества воды”. Далеким от потребностей обслуживания и условий надежности было и количество предохранительных клапанов в кингстонах. Фирма не выполнила даже прямое требование наблюдающего инженера об установке сальников, которые учитывали бы “игру связей корпуса”. О главных котлах говорилось, что скрепление их недостаточное и установлены они так, что “плоские стены задних котлов в обоих котельных отделениях недоступны для осмотра”.

Неудовлетворительные были меры по теплоизоляции котлов “худым проводником тепла”. Примененную фирмой войлочную обшивку при высокой температуре в котельных отделениях признали непрактичной, и ее следовало заменить несгораемым составом типа Кноха. Перевод циркулярной помпы на режим откачивания воды следовало сократить до 6 минут, а распределение персонала котельных отделений для работы на две смены “надо считать слишком для людей изнурительным”.

Из особых “замечаний по спецификации” указывалось еще на такой изъян, как слишком слабая освещенность от ламп для манометров и других приборов. Примененные фирмой фонари явно были не практичны, и их следовало заменить лампами и фонарями “по образцам, доставляемым Балтийским заводом на строящиеся военные суда”. Странными были переговорные трубы. Их выполнили из свинца, у некоторых концы и мундштуки были из зеленой меди, а у других – деревянные.

Крейсер 1 ранга “Адмирал Корнилов”. Начало 1900-х гг.

Затем следовал перечень особо существенных недоделок. Все они, из-за спешки с отправлением крейсера в России, едва ли были устранены.

Светлым пятном в этом ряду неудач с приемкой по механизмам оказалось соседствовавшее с запиской механика фон Вонгаза “свидетельство” о приеме в казну торпедного (минного) вооружения на “Адмирале Корнилове”. Члены приемной комиссии – лейтенант Вирен и председатель капитан 2 ранга Линдестрем, бывший в 1888-1890 гг. старшим офицером “Адмирала Корнилова” – с профессиональной детализацией и знанием дела (оба офицера окончили минный класс – один в 1884 г., другой в 1877 г. и, сверх того, в 1876 г. прошел и курс Морской Академии, подтверждалось, что “выбрасывающие аппараты крейсера для 19-футовых мин, приспособленные для стрельбы порохом и сжатым воздухом в 30 атмосфер”, устроены в соответствии с чертежами, утвержденными в МТК и из лучшего металла.

Таковы были все шесть аппаратов, из которых два для стрельбы по килю (угол обстрела 70°) и четыре бортовых (45°) для траверзной стрельбы. Их выбрасывающие трубы были “обточены и отполированы внутри”, их крышки “сделаны тщательно, герметически закрываются, приспособлены для стрельбы гальваническим током”. Хорошо пригнаны были и яблочные шарниры аппаратов. Чертежам МТК соответствовали и устроенные под броневой палубой минные погреба, и размещение в них 30 больших сфероконических мин, 18 зарядных отделений мин Уайтхеда и 3 зарядных отделения метательных мин. Уточним, весь этот штатный, только что принятый состав минного вооружения (скоро к нему должно было добавиться сетевое противоторпедное заграждение) только еще осваивался, и в том же “отчете” указывалось на трудности обеспечения корабля тремя торпедами на аппарат.

Жаль, конечно, что нельзя назвать тех мастеров и ту фирму, которые так добросовестно, не в пример механикам и котельщикам Луарского общества, сделали свою работу. Но их в “Свидетельстве” не назвали. Можно только сказать, что мастера были классные. В “Отчете по Морскому ведомству за 1884-1889 года” (С.-Пб, 1891 г., с. 128) говорится, что “спусковые аппараты для мин Уайтхеда, воздухо-нагнетательные насосы, воздухо-хранители и пр. изготовлялись заводами Лесснера, С.-Пб Металлическим, Путиловским, Нобеля и Адмиралтейскими Ижорскими, а для судов Черноморского флота – заводом Беллино-Фендерих в Одессе.

Но все же главным показателем успеха всегда остаются ходовые испытания, а здесь Луарское общество весомыми результатами похвалиться не могло. Но фирма оставалась в уверенности, что все сойдет с рук и русские в спешке ухода на родину привередничать в приемке не будут. Превыше всего было доложить своему царю о готовности крейсера к навигации текущего 1888 года, и бюрократия закрывала глаза на безоружное состояние крейсера и испытанность стрельбой его корпуса. Все суетливо откладывалось на потом, удовлетворились лишь доставкой на корабль первой партии из заказанных фирме Готчкисса, отныне принимавшихся на вооружение русского флота 47-мм скорострельных орудий. Да и на случай неудачи при ускоренном “выталкивании” крейсера из Франции расход на сверхлимитное содержание экипажа за границей был недопустим, отчего 14 октября Е.И. Алексееву отправили новую телеграмму: “поторопитесь приходом в Кронштадт, чтобы не зимовать в Ревеле”.

Для временного жилья сокращенного (80 человек) числа команды в Кронштадте готовили наспех переоборудовавшуюся шхуну. О незамерзающей Либаве – тогдашний заброшенный медвежий угол – думать не приходилось, там еще только примерялись к сооружению военного порта. Оставался один малопригодный для базирования Ревельский порт – так же непростительно медленно осваивавшееся захолустье. Перспектива зимнего в нем прозябания возымела свое действие.

12 октября 1888 г. Е.И. Алексеев телеграфировал в Петербург: “Результаты вчерашнего испытания наибольшей скорости с искусственным дутьем комиссия считает весьма удовлетворительными; средняя скорость получилась 17,6 узла, этой пробой “приемные испытания окончены”.

Теперь все силы были брошены на подготовку к скорейшему уходу.

 

В Россию

19 октября 1888 г. в 1 ч пополудни, имея осадку носом 18 ф 8 дм и кормой 22 ф 8 дм, с экипажем из 360 человек, крейсер вышел из Шербурга. На борту корабля находились шесть французских граждан, принятых с разрешения генерал-адмирала: два вольнонаемных механика, два машиниста и два кочегара. В трюмах находилось 641 т угля, 6 т смазочного масла и никаких боеприпасов. В таком облегченном состоянии “Адмирал Корнилов” очень порадовал своего командира. В Немецком море, – писал он, – в течение 32 ч имея крепкий противный ветер и крупную волну (и никаких показателей степени волнения – P.M.), крейсер держался прекрасно (и здесь одни прилагательные!), легко входил на волну и сохранял “свою скорость”. Половину пути – от Шербурга до Борнхольма – шли со скоростью 10,55 уз, остальной путь до Кронштадта – 13 уз.

Весь 1700-мильный переход занял 6 дней 21 час. При давлении пара в котлах 98-112 фунтов кв.дм и 56- 72 об/мин гребных винтов средняя скорость составляла 10,5 уз. В пути израсходовали 302 т угля, из них 272 т собственно на действие машин в продолжение 157,5 часа, “считая в этом расходе на действия рулевого прибора, динамо-машин, двух вентиляторов и на паровое отопление”. Поэтому 1000-тонный запас угля при скорости 11,35 уз мог обеспечить 6200-мильную дальность плавания. Расход угля был бы существенно ниже, если бы кочегары были не столь неопытны, а уголь более доброкачественный, чем принятый во Франции английский брикет, отличающийся повышенным содержанием смолистых веществ. С хорошо обученной командой и полноценным кардифским углем часовой расход, полагал Е.И. Алексеев, можно будет уменьшить с 1,7 до 1,5 т и соответственно до 7500 миль увеличить дальность плавания.

По методике, предложенной известным отечественным инженер-механиком почетным членом МТК В.И. Афонасьевым (1843-1913), дальность плавания “Адмирала Корнилова” при самых благоприятных обстоятельствах получалась равной 6600 миль. МТК в своих сводных данных 1907 г. (РГА ВМФ, ф. 421, оп. 3, д. 507, л. 106) оценил ее в 3100-5000 миль.

В 10 ч утра 26 октября 1888 г. “Адмирал Корнилов” пришел в Кронштадт. Крепости он, не имея никаких боеприпасов и вооружения (пушки Готчкисса могли еще быть не установлены), не салютовал и ограничился обменом приветственными сигналами.

Пришелец из экзотического по тем временам дальнего запада, из прекрасной, но мало кому ведомой Франции, корабль своим изящным яхтенным видом с роскошным, словно лезвие бритвы, таранным форштевнем привлек всеобщее внимание. Следуя личному повелению Александра III, крейсер уже 26 октября вошел в гавань и стал готовиться к зимовке. Из экипажа оставалось уже только 254 человека, но и эти вскоре подлежали переводу кто в отапливаемые помещения в казармах, а кто в подготовленную ранее шхуну. Как в добрые старые времена императора Николая Павловича, крейсер подлежал обращению в состояние безжизненного необитаемого хранения на все время зимы.

27 октября замещавший министра начальник ГМШ Н.М. Чихачев телеграфировал И.А. Шестакову в Ливадию: “Вернулся из Кронштадта осмотрев “Корнилов”. Спешу принести Вам искренние поздравления с весьма счастливым воспроизведением типа лихого крейсера. “Корнилов” вполне украсил собой наш флот”. В тон ему высказывались и другие, являвшиеся из Петербурга, ответственные визитеры. В этом хоре официальных восторгов успел наследить и наследник престола будущий император Николай II. Обозрев крейсер и не ведая его проблем (“бездонная” конструкция, протекающие котлы, хлипкие машины), он сумел оценить изысканность французской мебели, отделки кают и другие понятные его примитивному уму удобства.

Для “Адмирала Корнилова” начинался новый период его жизни.

 

Кронштадтская стрельба

Все лето 1889 г. “Адмирал Корнилов” вместе с другими работами был занят установкой все еще отсутствовавшей (спустя год после сдачи!) артиллерии.

Главный командир Кронштадтского порта вице- адмирал С.П. Шварц (1929-1905) 22 июня 1889 г. в ГУКиС сообщал о полученной от Е.И. Алексеева просьбе известить Луарское общество о времени предстоящего испытания корпуса крейсера стрельбой, чтобы оно могло своевременно командировать на это испытание своих инженеров. Крейсер вышел на рейд 7 августа, стрельба же состоялась 8 и 9 августа. Невнятный характер упоминаний об этих испытаниях заставляет думать, что проведены они были “для галочки” и составлением обстоятельных актов о них власти себя не утруждалии. Адмирал Шварц рапортом в ГУКиС от 18 октября 1889 г. свидетельствовал, что комиссия для проведения стрельб “не назначалась”. Видимо, испытания провели тихо – “по семейному”, дабы не создавать повода для обременительных для порта новых работ.

Донесение инженера Долгорукова ограничивалось перечислением приводившихся в нем результатов стрельб. Из него следовало, что из 6-дм дальнобойных орудий было сделано по два выстрела: один учебный, другой боевой. Из правого же носового орудия ввиду неисправности станка сделали три учебных выстрела. По “несколько” выстрелов сделали из скорострельных пушек и орудий Барановского. Никаких повреждений корпуса не обнаружили. “Вполне удовлетворительной” признали и установку орудий, произведенную Кронштадтским портом. Сохранившийся в делах акт свидетельствовал о стеклах, разбившихся при стрельбе, в частности – восьми бортовых иллюминаторов жилой палубы. 20 октября 1889 г. МТК за подписью вице-адмирала К.П. Пилкина признал результаты стрельбы достаточными для окончательного расчета с фирмой.

До этого в июле 1889 г. командир Е.И. Алексеев предложил снять по три шеста с борта с носа и с кормы. Мотивировалось это помехой стрельбе из носовых выбрасывающих аппаратов и опасностью сетей этих шестов для лопастей гребных винтов. Но МТК здраво рассудил, что на ходу сети вблизи винтов ставить не следует и шесты надо сохранить.

16 августа свою ненадежность обнаружили водомерные стекла паровых котлов. При разрыве одного из них давлением пара разбило три восьмисвечевых лампочки Эдисона и одно стекло вагонного фонаря. Повреждения отнесли к неизбежным в море случайностям.

Более острым считался вопрос об окончательном расчете с фирмой. Ожидали полученное по настоянию Управляющего Морским министерством согласие фирмы (в срок до 7 августа 1890 г.) возмещение стоимости ремонта, который может потребовать вызывавшие опасения котлы.

Еще 11 сентября 1889 г. корабельная комиссия “Адмирала Корнилова”, находившегося на Шербургском рейде по приказанию Е.И. Алексеева, составила акт об осмотре котлов крейсера. Сделать это пришлось ввиду истечения гарантированного срока их службы. Комиссия обнаружила, что в соединениях топочных листов между собой по окружности и около колосниковых решеток наблюдались “мокрота и выжимание соли”, а в огневых ящиках в углах в соединениях топочных листов с трубчатыми досками также были заметны “сырость и накипавшая соль”. Это означало, что котлы, как и прежде, остаются не вполне герметичными, и даже прикипание соли вокруг заклепок не помогает.

О заклепках по самым кромкам котельных листов и других изъянах, обнаруженных механиком фон Вонгазом, в акте не говорилось. Наоборот, комиссия свидетельствовала, что в сравнении с актом о приемке 1888 г., в состоянии котлов “не произошло никаких ухудшений”, но вынуждена была признать, что “устранение просачивания и накипи соли” в названных местах чеканкой устранены быть не могут.

Иными словами, верные долгу службы офицеры флота недвусмысленно давали понять начальству, что в пору поднимать вопрос о замене ненадежных котлов на новые. Акт подписали члены комиссии младший инженер-механик Трахтенберг, помощник старшего инженер-механика Н.М. Шебашев в 1903-1904 гг. старший судовой механик крейсера), лейтенант Сахновский, лейтенант В.Ф. Руднев, председатель комиссии капитан 2 ранга Дмитриев. “Участвовавшими” значились старший судовой механик корабля старший инженер-механик Михаил Гончаров и гарантийный механик Луарского общества. После немалой, видимо, внутренней борьбы Е.И. Алексеев, уже находясь на Пирейском рейде, 20 октября 1889 г. решился отправить акт в ГУКиС. Такой от непромокаемого Е.И. Алексеева получился заграничный привет родному Министерству.

Предварительно о сути дела с приложением акта было “доложено” Его высочеству генерал-адмиралу, который приказал все деньги вернуть, но “попытаться” (так говорилось в резолюции Н.М. Чихачева) взять с фирмы подписку об обязательстве исправить котлы, если они по истечении года потребуют исправления.

Так бюрократия по извечному обычаю “гнала зайца дальше”. В МТК тоже не ударили в грязь лицом и, чтобы не огорчать его высочества предложением о замене котлов, решение также нашли соломоново. Журнал по механической части (№ 85 от 9 ноября 1898 г.) подписали председательствовавший генерал-майор Зарубин и присутствующие флагманские инженер-механики Козинов и Дмитриев. В нем констатировалось наличие указания Н.М. Чихачева произвести с фирмой полный расчет (то есть вернуть еще удерживавшуюся часть последнего платежа при условии полной исправности корабля потребовав в то же время от фирмы подписку о продлении гарантийного срока до 7 августа 1890 г. Но Е.И. Алексеев вместо внятного ответа на запрос об отсутствии претензий к фирме, ограничился присылкой акта. Из него, однако, следовало, что состояние котлов посредством чеканки улучшить нельзя.

Заботы ведомства о нуждах “Адмирала Корнилова” продолжались в течение всего 1889 г. В частности, рекомендуемую механиком фон Вонгазом обмазку котлов составом Кнока с согласия фирмы (за ее счет) выполнил Кронштадтский порт. Чтобы как-то улучшить условия работы в помещении динамомашин (две имевшиеся вентиляционные трубы не помогали), фирме П.Н. Яблочкова заказали два электрических вентилятора. Их в августе 1889 г. вслед уже ушедшему за границу “Адмиралу Корнилову” послали на крейсере “Владимир Мономах”.

Также неторопливо, ни у кого, кроме единственно оставшегося русским патриотом механика Вонгаза, не вызывая вопросов и недоумений, продолжала совершаться всем привычная бюрократическая карусель. “Дело” слывшего умнейшим из русских адмиралов И.А. Шестакова продолжало жить и после его безвременной кончины, произошедшей 20 ноября 1888 г. во время очередной инспекционной поездки в Севастополь.

Далекая от “сдачи под ключ” заграничная постройка “Адмирала Корнилова” после немалых работ в Кронштадте, а затем опять в Шербуре, продолжалась и во время тихоокеанских плаваний крейсера. Огрехи фирмы, недоработка проекта материализовались новыми дополнительными заказами и конструктивными усовершенствованиями. Так 17 мая 1890 г. рапортом № 266 Е.И. Алексеев посылал в ГУКиС из Владивостока акты судовой комиссии об осмотре поршней высокого давления и чертеж трещины холодильника на стенке теплого ящика. Это означало новые трудоемкие переделки и ухудшения проектных характеристик корабля. Заказанные Луарскому обществу запасные поршни с принадлежностями и два новых утолщенных (диаметром 180 мм вместо прежних 145 мм) штока для ЦНД обеих машин 28 октября 1890 г. были получены во время стоянки в Гонконге. За доставку их из Франции пароходом компании “Мессажери Маритим” пришлось из корабельной кассы уплатить 7719 франков и 80 сантимов или 1929 руб. 95 коп.

Такой несусветно дорогой расход привел в смятение до того хладнокровного управляющего Морским министерством. Не столь обременителен оказался расход по доставке так же полученных от Луарского Общества двух электрических вентиляторов. За их перевозку из Константинополя на пароходе “Петербург” артельщику Добровольного флота Алексею Луханову Морское министерству заплатило 25 руб. 70 коп. К этому расходу надо, понятно, прибавить стоимость самих вентиляторов, которые вместе с другими заказами также должны были существенно обременить бюджет Морского министерства, постоянно страдавшего от нехватки средств.

Но ни в МТК, ни в ГУКиС, в силу крайней занятости, нехватки кадров, отсутствия наклонности к аналитическим исследованиям, анализом проектноконтрактной деятельности не занимались. В лучшем случае иностранный опыт вспоминали при новых заказах. Так всплыл в 1892 г., но остался нерешенным вопрос о пользе целлюлозы в качестве заполнителя бортовых коффердамов, которую предлагали применить на броненосце “Двенадцать Апостолов”. Единственный тогда в русском флоте опыт ее использования на “Адмирале Корнилове” все еще оценить не успели. О ней, похоже, просто забыли. Вдумчивое изучение и эксплуатация приобретенного за русские деньги заграничного опыта продолжали оставаться не налаженными.

Шлейф доделок и усовершенствований тянулся за кораблем и в последующие годы.

В частности, 26 марта 1893 г. сменивший Е.И. Алексеева капитан 1 ранга М И. Елчанинов докладывал из Гонконга о том, что на корабле, оказывается, нет чертежей руля, и просил чертеж прислать во Владивосток. 13 мая за подписью временно председательствовавшего в МТК С.О. Макарова был отправлен ответ, и ровно через два месяца чертеж был получен во Владивостоке. В сентябре явственно обнаружилась проблема опасного “оборжавления” стального корпуса из-за воздействия защищавшей его медной обшивки. Раковины корпуса достигали в глубину 1,6 мм, а в средней части, где в полном грузу вода чаще омывала поверхность борта вблизи медной обшивки, повреждения были еще больше.

На «Адмирале Корнилове» во время торпедных стрельб

Приходилось сожалеть об отсутствии бортовой брони, которая отчасти могла бы защитить корпус. Комиссия специалистов эскадры решила заменить полосу медной обшивки шириной 1,5 дм. Такова была оборотная сторона защиты стального корпуса наружной медной обшивкой. Действенные антиобрастающие краски в мире все еще изобретены не были.

8 мая 1897 г. недобрым словом заставил себя вспоминать становой якорь. На стоянке у о. Уоррен (на пути от Чемульпо к Чифу) из воды извлекли только половину якоря с его штоком и обломком веретена. По мнению назначенных командиром дознавателей, якорь зацепился лопастью за неподъемной тяжести камень и сломал веретено около штока. Произойти это могло от неблагоприятно подействовавшего длинного плеча на рычаге при выхаживании якорь-цепи и от трещин и раковин, обнаруженных в изломе веретена. Специалисты Адмиралтейских Ижорских заводов в своих более поздних объяснениях полагали причиной поломки недостаточную проковку веретена, из-за чего его железо расслаивалось на отдельные волокна, которое дознаватели на крейсере могли принять за раковины. Понятно, что якорь пришлось менять за свой счет.

Особенно широкий круг усовершенствований “Адмирала Корнилова” продолжил и обосновал третий его командир (в 1894-1895 г.) капитан 1 ранга П.Н. Вульф (1843-1909). Командуя кораблем только два года, он в своих предположениях сумел, очевидно, реализовать опыт прежнего более долговременного командования (в 1891-1894 гг.) крейсером “Рюрик”. Тогда он успел выдвинуть развернутую концепцию (немало озадачившую флот) превращения этого броненосного крейсера в бронепалубный. Такие корабли он считал для флота более необходимыми.

Начальство, умевшее проявлять чувство юмора, неспроста, видимо, сочло за благо переместить П.Н. Вульфа с огромного “Рюрика” на вдвое меньший “Адмирал Корнилов”. Здесь он, видимо, должен был предметно доработать свою концепцию. Примером в этой работе ему, наверное, послужил обстоятельнейший перечень усовершенствований, которые по опыту командования корветом “Витязь” предложил С.О. Макаров (Морской сборник, 1891, № 4, неоф. отд., с. 1-52).

Конечно, поздно было вспоминать об отсутствии второго дна, о необходимости современной артиллерии и более действенной ее защиты, но и без того перечень требующихся 34 крупных работ был пугающе велик. И это сверх уже состоявшейся в 1897 г. замены котлов. Необходимость этой замены оказалась столь острой, что вопреки обыкновению, решили не ожидать возвращения корабля на Балтику. Котлы доставили из России (изготовление их во Владивостоке было делом для порта непосильным).

Рассказывая об этой эпопее, как и доблести Е.И. Алексеева, построившего крейсер без двойного дна В.И. Семенов высказывал мнение и порицал тогдашнее начальство за бесхозяйственное отношение к котлам, снятым с “Адмирала Корнилова”. Вместо того, чтобы отдать их каким-нибудь частным судовладельцам, чтобы котлы “еще десятки лет могли бы служить на любом грузовике, совершающем свои рейсы со скоростью восьми узлов”, решено было их “удостоить в лом” для отсылки затем в Петербург. “И разломали (недешево стоило), и отослали тоже за хорошие деньги”, и… распорядились выводом на расходы…, – писал В. Семенов в своей пронизанной сарказмом книге “Флот и Морское ведомство до Цусимы и после” (С.-Пб, 1911, с. 48-49.)

Заботы о безопасности и повышении паропроизводительности котлов заставили при их замене добавить толщины корпуса и диаметр увеличить. Устранены были и другие последствия легкомысленности французской работы: применены нормальный тип заклепочного шва полноценные, а не “срубленные” (видимо, с потайной головкой – P.M.) заклепки и более основательные машинные площадки. Правда, это мешало настоятельно требовавшейся разгрузке корабля для улучшения его мореходности. Резервы для этого командир Вульф нашел в существенном сокращении парусного вооружения. В знаменитом альбоме фотографий русской эскадры в Чифу в 1895 г. есть эффектные снимки туго надутых парусов “Адмирала Корнилова” на фоне дымовых труб, извергающих клубы дыма. “Крейсер торопится”, – гласит подпись. Но командир Вульф этой марсофлотской красотой очарован не был.

В своем проекте об облегчении корабля для улучшения его мореходных качеств он без обиняков утверждал, что “предыдущие плавания крейсера выяснили совершенную бесполезность рангоута”. Сняв имеющийся рангоут, можно освободить сразу две угольные ямы, в которых приходилось хранить запасные тросы, а также трюм под шкиперской. В этом помещении можно устроить постоянные погреба для увеличивающейся на корабле в численности скорострельной артиллерии. Правда, облегчив рангоут, придется установить грузовые стрелы, роль которых традиционно выполняли снимаемые теперь реи. По оценке МТК облегчение фок- и грот-мачты позволяло разгрузить корабль на 50 т. Паруса же, признавая их лишь ограниченное подспорье, командир Вульф полагал возможным сохранить только косые, как это уже сделано на крейсере “Дмитрий Донской”.

Еще 40 т можно было выгадать, сняв почемуто не оправдавшие себя в качестве вспомогательных водотрубные котлы Бельвиля. Оценив инициативу командира, МТК своим журналом № 26 от 6 февраля 1896 г. утвердил чертежи уменьшенного рангоута и парусности.

Но Е.И. Алексеев с этим решением позволил себе не согласиться. Было ли это из ревности большого начальника к инициативам не в меру самостоятельного командира, из амбиций строителя, чей корабль посторонние люди хотят испортить, из верности ли марсофлотским традициям, или просто от заурядного, привычного в российской жизни вельможного барства – бог весть. Но как начальник в Тихом океане он полагал, что именно для “Корнилова” рангоут “более полезен, чем какому-либо из других крейсеров, находящихся при эскадре”. К тому же для уменьшения рангоута пришлось бы срезать длинные стеньги “из превосходной орегонской сосны”.

Чтобы не допустить такого непроизводительного решения (боевые и тактические соображения адмирал почему-то не затрагивал), предлагалось до получения во Владивостоке новых деревянных стенег оставить рангоут без изменения. На запрос ГУКиС о возникающем по этому поводу недоумения МТК 2 октября 1896 г. напоминал, что работы по усовершенствованию “Адмирала Корнилова”, предусмотренные журналом № 26, одобрены и что запрет на сохранение прежнего рангоута был подтвержден телеграммой Управляющего Морским министерством. Признавая затруднительность изготовления стальных стенег, МТК предлагал существующие на крейсере стеньги срезать в соответствии с ранее утвержденным чертежом облегченного рангоута.

Большую пользу ожидал командир от ликвидации примененных на корабле в качестве вспомогательных водотрубных котлов Бельвиля. В освободившемся помещении верхнего котла предлагалось устроить баню, совместив с сушильней (что очень было необходимо во влажном климате). В нижних помещениях двух малых котлов Бельвиля предлагалось разместить судовые запасы, в чем, как подчеркивал командир, ощущался “особый недостаток”. Котлы сдали во Владивостокский порт, а в освободившемся помещении на верхней палубе с разрешения начальника эскадры установили одну из трех динамомашин для освещения на якоре. Две другие, имевшие боевое назначение, расположили под броневой палубой. Тем самым удалось заметно понизить температуру в погребах боеприпасов в кормовом коридоре.

Из редкой по содержательности сводки 34 работ, предложенных командиром на утверждение МТК, следовало, что в большинстве они были выполнены.

Слабость ремонтной базы Владивостокского порта не позволила установить требовавшуюся по опыту маневров установку телеграфа в машинном отделении для передачи приказаний о перемене хода корабля по числу оборотов машин. Доставленный на крейсер прибор датского образца собирались установить позднее, так как во Владивостоке и Японии не оказалось трубок диаметром 3 мм. Надолго (скорее всего, навсегда) отложили защиту передачи машинных телеграфов и штуртросов, расположенных выше броневой палубы. От пола среднего мостика она шла совершенно открыта под крышами штурманской рубки и хлебопекарни, под стенкой которой опускалась вниз и далее шла под броневой палубой. Этот путь штуртросов длиной 70 в фут МТК предлагал закрепить на коротких горизонтальных участках под верхней палубой. Командир предлагал путь проводки более рациональный и лучше защищенный, сразу же по вертикали из боевой рубки пропустить приводы непосредственно вниз под броневую палубу в специальной трубе из “гарвеированной” брони толщиной 1,5 дм и диаметром 1,5 ф. Это более чем втрое (до 20 ф 7 дм) сокращало длину проводки и позволяло обойтись уменьшением веса в 155 вместо 525 пудов.

Но Владивостокский порт не нашел требующейся брони, и работы остались невыполненными. Но зато исполнили пожелание, которое 21 мая 1896 г. высказал новый командир капитан 1 ранга Молас. Трубы затопления крюйт-камер, шедшие только до подволока, позволяли погреба затопить, но откачивать воду было нельзя. На четыре фута удлинили дымовые трубы.

Невнятным получилось решение проблем вредного гальванического взаимодействия стального корпуса с защитной медной обшивкой. Как напоминал командир, это взаимодействие давало себя знать даже при неполной нагрузке корабля, почему следовало бы деревянную обшивку (к которой крепились медные листы) поднять на 3/4 фута и тем создать промежуточный защитный пояс. В МТК опасения командира не сочли убедительными. В заключении комитета было записано: “во время стоянки крейсера в доке в Нагасаки в марте 1896 г. (для очистки подводной части и осмотра кингстонов) в нескольких местах у ватерлинии была снята медная обшивка и вырублена деревянная, и никакого разъедания стальных листов замечено не было”, поэтому деревянную обшивку оставили без изменения. При замене нескольких медных листов было отмечено отличное состояние деревянной обшивки подводной части и образцовое качество ее исполнения. Тем самым от решения поставленной командиром задачи обезопасить пограничный слой листов между открытыми участками стальной и медной обшивок в МТК предпочли уйти.

Похвалу отличному исполнению корпуса “Адмирала Корнилова” нельзя было отнести к качеству отковки его станового якоря. У о. Уоррен на пути из Чемульпо в Чифу его веретено 8 мая 1897 г. сломалось вблизи деревянного штока. С обломком веретена его извлекли из воды, а нижняя часть с лопатой где-то и сегодня таится в расщелинах скал корейского архипелага.

Не поддержал МТК и предложение командира об установке шестов сетевого заграждения по-походному в вертикальном положении. Прежний командир в наклонном положении шестов неудобств не видел. К тому же вертикальная их установка вызывала ограничение углов обстрела в трех орудийных портах.

Крейсер 1 ранга “Адмирал Корнилов”. Начало 1900-х гг.

В итоге проведенных работ корабль был существенно обновлен и усовершенствован. Был устранен главный его изъян – ненадежные котлы, но остались два других проектных дефекта – конструктивно порочный тип горизонтальных машин с их неравномерным износом системы цилиндр-поршень и отсутствие второго дна. По счастью, судьба и искусство корабельных специалистов (командир, механики, штурманы) отвели от корабля те обстоятельства, которые позволили бы названным дефектам проявить себя катастрофически. “Корнилова” минули авария, которая в приморских водах в те же годы (1889 г.) подстерегла его соплавателя “Адмирала Нахимова” (корабль спасло второе дно) и безвозвратное крушение, которое корвет “Витязь” прославившийся исследованиями мирового океана потерпел в 1893 г. на камне под корейским берегом.

Успех первого в практике Владивостокского порта большого ремонта большого корабля обеспечила введенная к тому времени (в 1885 г.) первая очередь морского завода и, конечно, инженеры Владивостокского порта вместе со старшим механиком корабля. Это позволило существенно продлить срок службы крейсера на Дальнем Востоке до наибольшей в практике эскадры 10-летней длительности.

Главным корабельным инженером Владивостокского порта в 1894-1896 гг. в звании старшего судостроителя был Густав Адольфович Леве (1840-?), ранее работавший портовым судостроителем в Ревельском порту. Исполняющим должность младшего судостроителя порта в звании старшего помощника судостроителя был Федор Иванович Терентьев-2-й (1852-?). Помощником судостроителя Владивостокского порта в звании старшего судостроителя в 1896-1905 гг. был Фридрих Иванович Таль (1863-?).

Старшим судовым механиком крейсера в 1891- 1895 г. в звании старшего инженера-механика был Павел Александрович Николаев (1844-?), сменивший первого механика крейсера Е.М. Гончарова. Затем эту должность занимал Ф.К. Хлестов (I860-?) – в 1895-1897 гг., которому карьера удалась особенно.

В 1883 г. он окончил классы минных механиков и в 1886 г. Морскую академию. В 1887-1890 гг. – старшим механиком служил на броненосной лодке “Русалка” и оставил ее за два года до трагической гибели корабля в Финском заливе со всем экипажем. В 1890-1892 гг. ему посчастливилось быть в плавании на крейсере “Владимир Мономах”, выдержать те жуткие “драмы”, которые во время путешествия наследника устраивал для офицеров тогдашний командир Ф.В. Дубасов, о чем в своих мемуарах написал Г.Ф. Цывинский.

Служебный подвиг механика не остался незамеченным, и он после должностей старшего механика минного крейсера “Гайдамак” (1893-1895 гг.), “Адмирала Корнилова” и броненосца “Севастополь” (1900 г.) в 1901 г. занял такую же должность на императорской яхте “Штандарт”, на которой и пережил годы войны, Цусимы и матросских мятежей, в которых погибали его сотоварищи по корпусу инженер- механиков флота и сослуживцы на кораблях.

После шести лет плаваний под императорскими штандартами в 1906-1907 гг. занимал должность делопроизводителя в ГУК, а в 1908-1917 гг., дослужившись до чина генерал-майора, был Главным инженер-механиком Кронштадтского порта. Сведений о нем, его жене и единственной дочери затем не встречается.

Нет сведений и о судьбе старшего механика “Адмирала Корнилова” в 1898-1903 гг. Константина Францевича Молоховца (1855-?). Известно, однако, что его, как надо предполагать, сын Владимир Константинович (1890-1966, Оксфорд), должен был познать исход с флотом белых в Бизерту и жизнь провел на чужбине. Увы, не каждого из соприкасавшихся с его историей “Адмирал Корнилов” мог наделить удачей такой судьбы, которая по воле проведения и в продолжение всей службы доставалась ему неизменно и во всех обстоятельствах. Но чего в ней было в избытке – так это извечных романтический неурядиц.

Никакая творческая энергия не может восполнить нехватку материалов или квалифицированных рабочих рук. Это только салтыковский мужик чудесным образом мог на необитаемом острове двух генералов прокормить. Известна отчаянная самоотверженность инженер-механика канонерской лодки “Храбрый”, о которой сам же командир лодки отозвался, что такая подмена всей машинной команды одним механиком не есть нормальное положение дела. А механика за его самоотверженность и доверие к матросам особо выделявшийся им за усердие машинист Бортников в мятеже 1906 г. на крейсере “Память Азова” насмерть забил подручным инструментом.

Но далеко еще было до опрокинувшей Россию первой русской революции, не ведали на “Корнилове” судьбы, которая ждала его соплавателя “Память Азова” и уже вовсе представить не могли: куда страну приведет так недавно путешествовавший на этих кораблях наследник престола ( P.M. Мельников. “Полуброненосный фрегат “Память Азова”. С.-Пб, 2003, с. 98). Пока же на “Адмирале Корнилове” общими усилиями пытались преодолеть неурядицы Владивостокского порта. Котлы у него вынули в течение 23 дней, а к 12 июля 1896 г. установили на место все 8 котлов, тем не менее окончательная установка их и переборка всех механизмов и труб крайне затянулись, и крейсер в незаконченном виде вышел из Владивостока лишь 1 декабря 1896 г.

Удручающе долог и часто нелеп был приводимый далее обширный перечень изъянов порта. Не хватало самых элементарных предметов снабжения, а имевшиеся портились из-за хранения на открытом воздухе. Также открыто на таком болотистом месте хранили запасы дорогого кардифа и даже в сухарях сумели завести червей. Воду корабли получали с единственного в порту наливного бота. Барж для погрузки угля хватало только на один корабль. В угольных складах при совершенно отчаянной их необорудованное™, “не имелось даже бочек”, отчего погрузка 3110 т на четыре крейсера (“Рюрик”, “Дмитрий Донской”, “Адмирал Корнилов”, “Память Азова” – P.M.) продолжалась 20 дней, и это “при полном желании личного состава и старании команды окончить ее в возможно скорейший срок”.

Но все это не могло удержать колониальные амбиции ставшего императором недавнего соплавателя “Адмирала Корнилова”. Ему предстояло сыграть в них едва ли не первую роль.

Крейсер 1 ранга "Адмирал Корнилов". Начало 1900-х гг. (С открытки того времени)

 

Золотая пора

Серебряным веком культурной жизни России принято называть тот краткий период ее истории – первые 20 лет XX века, когда в области искусства и литературы наблюдался буйный расцвет идей, проектов и талантов самого разного рода. Остававшийся и сегодня малоизученным – от фельетонов А.В. Амфитеатрова (1862-1938) “Господа Оболгановы” (за который император отправил в ссылку автора и закрыл газету “Россия”) до многоцветья поэзии, “дягилевских сезонов” в Париже и работ “мира искусств” в Петербурге, и сборника “Вехи” – “серебряный век” оказался предвестником произошедшего следом крушения русской культуры и государственности. Но был у России и другой серебряный век – не менее значительный и гораздо более продолжительный.

В течение двадцати лет, предшествовавших русско-японской войне, этот серебряный век благополучно, безмятежно и безответственно переживала русская морская бюрократия, а с ней и под ее водительством – русский флот. Это были годы переформирования флота, когда был взят курс на создание полноценного, а не только крейсерского флота. О чуде этого периода, как никогда насыщенного знаковыми и судьбоносными событиями, автору уже не раз приходилось говорить в своих работах.

Власть благоденствовала и воображала, что делает большую, кардинальную и долговременную политику. Легко, широко и свободно мыслили в тот век сановные умы под адмиралтейским шпицем и под крышей Ливадии, беспрепятственно созревали, но как правило, оставались в тени инициативы передовых офицеров флота и так же свободно, непринужденно и безболезненно не задумывались особенно о цели и последствиях своей деятельности, уходили в плавания и возвращались корабли тогдашнего, все еще в основном крейсерского флота. На всех была одна, популярная в то время французская поговорка: “что наша жизнь моряка – плаваешь-плаваешь, дежуришь-дежуришь, а потом помрешь”. И главным героем тех лет, любимцем, баловнем, родовитым представителем или грандом того серебряного века неизменно и по праву оставался наш красавец-крейсер “Адмирал Корнилов”.

Таким в русском флоте он был один. И пусть без второго дна и с горизонтальной машиной, но и не с такой безумной перегрузкой, которая на уходившем в плавание крейсере “Память Азова” заставила для доставки во Владивосток не размещавшихся на корабле предметов снабжения снаряжать чуть ли не целый обоз.

Иная – не строительно-ремонтная, а действительная – строевая служба “Адмирала Корнилова” складывалась всем на зависть удачно и счастливо, и все те неувязки конца шестаковского правления, пришедшиеся на начало службы крейсера, ему не повредили. Судьба словно бы вознамерилась дать флоту и России образец благополучной биографии корабля того серебряного века, когда страна счастливо избежав опасности войн и больших международных конфликтов, еще сохраняла все шансы на приобщение к мировой цивилизации.

Всем хотелось верить, что исчезнут нелепицы шестаковских реформ, прекратится все более явное скатывание России в болото реакции и страна станет на путь содействия развитию в стране гражданского общества. Но император Александр III чаяние либералов не оправдал, и теперь приходилось ждать, что его наследник Цесаревич Николай Александрович окажется умнее. Вышло так, что “Адмиралу Корнилову” познакомиться с наследником пришлось за год до его знаменитого путешествия в Японию. 19 августа 1889 г. крейсер прибыл в Копенгаген, а 25 августа, перейдя в Гельсингфорс, принял на борт целый табор высочайших особ во главе с Александром III, с ним были наследник престола, принц Георг Уэльский и гофмаршал высочайшего двора князь Оболенский. Новая встреча с наследником произошла в Пирее, куда крейсер, обогнув Европу, прибыл 8 октября. Здесь состоялся грандиозный съезд царствующих особ Европы во главе с германским императором.

На торжествах в честь бракосочетания греческого наследника Константина с германской принцессой Софией присутствовал и русский наследник, и королева эллинов. 22 октября провели освящение все еще остававшейся без этой церемонии корабельной церкви. Для избранного общества съехавшихся на торжество принцев и принцесс Европы и других особ, включая, конечно, наследника, после освящения церкви устроили на шканцах завтрак на 60 персон. Были там и офицеры крейсера “Минин” и канонерской лодки “Черноморец”. При проводах гостей наследник приказал салют производить с подъемом датского и английского флагов.

В меру упитанный молодой человек 20 лет от роду не успел произвести на корабле заметного впечатления. Опубликованные сегодня его дневники тех лет выдают не обремененного интеллектом и любознательностью заурядного лоботряса. Он, как известно, страдал от избытка читаемых ему (без права проверки) наук, в дневнике не видно даже слабых следов работы мысли. Вместо размышлений о самосовершенствовании, о культурных и духовных проблемах – унылое мальчиковое сознание, бухгалтерский учет того, где, с кем (“был картофель” – то есть девочки известного круга) и как удалось повеселиться или просто “нализаться” и сколько и у кого выиграть рублей в играх семейного круга. Каким он рос, таким и вырос. Удивляться приходится лишь (внушенном, видимо, матерью – датской принцессой) верности дневнику, из года в год принимавшему на себя все эти откровения.

Известно признание, которым Николай уже в зрелом возрасте в 1908 г. поделился со своим министром А.А. Поливановым (1855-1920): “Вчера я также (как и министр) лег в 3 ч 30 мин ночи, а на днях был долго на охоте. Мой день принадлежит министрам, а ночь в моем распоряжении; сколько я сплю – это уже мое дело” (А.А. Поливанов. Мемуары. М. 1924, с. 45). Но на “Корнилове” тогда никак не могли подозревать, каков он – внешне хорошо воспитанный наследник … Начальник эскадры Тихого океана вице-адмирал П.Н. Назимов (1829-?), попечению которого был поручен в те дни наследник, в своих обстоятельнейших придворных рапортах только однажды и то явно кривя душой успел сказать о нем нечто похвальное: “Его императорское высочество изволил присутствовать при артиллерийском учении, после чего обошел весь крейсер, причем спустился в машину, интересуясь самыми мельчайшими подробностями”.

8 ноября, оставив на крейсере свой поднятый брейд-вымпел, наследник посвятил экскурсии по Венеции, а затем отправились в Триест. Исполненная верноподданнического энтузиазма, состоялась церемония проводов цесаревича на вокзал.

Освободившись от изнурительной придворной повинности, крейсер продолжил путь на Восток.

30 января 1890 г. вышли из Сингапура в Гонконг, в апреле прибыли в Кобе 4 мая, во Владивосток. 15 августа 1890 г. “Адмирал Корнилов” покинул Владивосток вместе с крейсером “Адмирал Нахимов”.

Это было плавание особого рода.

 

Два “адмирала” на Дальнем Востоке

Охрана приморских, как и северных – со стороны мурманского края – рубежей и природных богатств империи в те времена фактически отсутствовала. Лишь для видимости уходило в “северное плавание” посыльное судно “Бакан”, чтобы в разгар хищнического норвежского промысла спокойно удалиться. Привлекались для охраны побережья входившие в состав тихоокеанской эскадры клипера. Но было особое плавание, на которое средств не жалели. Оно совершалось к юбилею героической обороны Петропавловска на Камчатке. На этот раз особый вес к празднеству должно было принять знаковое участие в них двух крейсеров, носивших имена двух главных героев Крымской кампании. Особым образом должен был этот праздник отозваться в России.

Торжества были проведены с размахом, с парадом, молебнами, улучшенным питанием и традиционной чаркой для матросов, подобающими возлияниями в кают-компаниях. Расцвеченные флагами корабли содрогались от грома салютов, люди вспоминали героев обороны, клялись не посрамить славы предков, давших отпор врагам. Всем хотелось верить, что корабли, носившие имена двух самых чтимых героев Севастопольской обороны, соединят вместе и славу такой же блистательной обороны Петропавловска, когда десант противника был сброшен в море штыковой атакой матросов фрегата “Аврора” и транспорта “Двина”, а попытка парового фрегата “Вирого” прорваться в гавань была отбита огнем двух этих кораблей и батареи № 2.

Вспоминали и организаторов обороны: контр- адмирала B.C. Завойко (1810-1898), командира 47 флотского экипажа капитана 1 ранга А.П. Арбузова, командира “Авроры” И.Н. Изылметьева (1813-1871), командира особо отличившейся батареи № 2 лейтенанта князя Д.П. Максутова, героев-матросов и солдат, действовавших столь же доблестно, как и их знаменитый севастопольский соотечественник матрос Петр Кошка (1828-1882).

Было что вспомнить и на клипере “Крейсер”, унаследовавшем имя фрегата, который в кругосветном плавании 1822-1825 гг. командовал будущий особо чтимый русским флотом адмирал М.П. Лазарев (1788- 1851). Но, видимо, не вспоминали о бессмысленно взорванном в Императорской гавани фрегате “Паллада”. Молчать приходилось и о том, что спустя год после геройской обороны Петропавловск пришлось оставить, чтобы гарнизон и корабли устроить в особом убежище, основанном Г.И. Невельским (1813-1870) в порту Николаевск-на-Амуре. Невнятно объясняли и причины той войны, в которой Николай I, играючи всей Россией, разорил страну и лишил права на флот в Черном море.

Готовясь к 50-летию обороны и политики тех лет, отдавая дань ее героям, могли позволить себе лишь весьма двусмысленные увертки: “Предлогов к войне было несколько, и все они были поставлены так, что России для склонения своей чести, приходилось поставить известный ультиматум после отказа, по которому надо было решиться на войну”.

После пышных торжеств и недолгой стоянки во Владивостоке “Корнилову” предстояло отправиться в обратный путь – в европейскую Россию. Требовало того состояние корабля или сказывались обстоятельства начинавшегося путешествия наследника на Дальний Восток – достоверных сведений не встречается. Так или иначе, но судьба вела его к новой встрече с наследником.

“Адмирал Корнилов” в Гонконге. 1894 г.

21 октября “Корнилов” вышел из Коломбо в Аден. Здесь и произошла перемена маршрута. Корабль повернул на обратный путь и вместе с отрядом контр- адмирала Басаргина (крейсера “Владимир Мономах” и “Память Азова”) 11 декабря прибыл в Бомбей. Крейсер оказался нужен для предполагаемого возращения на родину младшего брата наследника – великого князя Георгия Александровича (1871-1899). Так российская история судьбами двух императорских сыновей оказалась перед очередной развилкой у двух дорог, ведущих в разные стороны.

Из литературы, опубликованных писем и дневников Николая II известно, как много, долго и самозабвенно резвился он в юности, как был далек от того исторического героя, который приучил своего слугу будить его по утрам словами: “Вставайте, граф, вас ждут великие дела”. Известно, каким невеждой и верхоглядом вырос наследник, который в жизни не сдал ни одного экзамена, так как читаемые ему курсы наук он лишь “выслушивал”. Мало понятно и восточное образовательное путешествие, в которое 21-летний наследник был отправлен по воле императора.

Иные сведения известны об участвовавшем в путешествии (чтобы наследник не скучал) его младшем брате Георгие. Мичман Георгий после получения образования прошел школу плавания в Атлантике (до Мадеры и обратно) на крейсере “Генерал-Адмирал”, а в 1893-1894 гг. слушал курс лекций по русской политической истории, которые ему читал профессор Московского университета В.О. Ключевский.

Но судьба Георгия сразу повернулась несчастливым образом. По беззаботности молодости (холодный рейд в Неаполе при проводах итальянской певички, ночь в продуваемом ледяным дыханием пустом вагоне в путешествии к египетским пирамидам) он приобрел не поддающуюся лечению тяжелую форму туберкулеза и по велению императора должен был прервать путешествие с наследником.

Трудно было ожидать проявления человеческих чувств со стороны наследника, уже тогда вполне освоившего искусство лицемерия, и уж совсем непостижимым было поведение его свиты, докторов, начальника отряда и командиров трех крейсеров. Все они по сути ничего не сделали для улучшения состояния великого князя Георгия. Об этом с полной откровенностью 21 декабря 1890 г. писал жене командир “Владимира Мономаха” капитан 1 ранга Ф.В. Дубасов. “Он не ездил с наследником и теперь опять (36-дневный тур по Индии, из Бомбея – P.M.) остался на “Азове”, хотя ясно, что судовые условия явно неблагоприятны его здоровью. Я предпоследний раз видел его в Адене, и когда третьего дня я увидел его здесь за обедом, то вид его показался мне там так ужасен, что я и не мог не сказать себе, что вся эта история может кончиться очень серьезно. Все дело в том, что после него нет человека, который мог бы как следует отнестись к данному положению (далее в тексте многоточие, скрывающее, видимо, не пропущенную в печать мысль – P.M.).

По-моему, ему непременно (разрядка моя – P.M.) следовало уехать с фрегата в одну из горных местностей у Гималаев, которые известны своим живительным горным воздухом и, может быть, в несколько недель, пока наследник путешествует по Индии, он бы уже успел поправиться …”.

Ничего реально не предложив, Ф.В. Дубасов выражал лишь скорбь и сожаления об этой, как он уже предвидел, погибающей жизни. В письме жене от 18 января, в исходе 42 дней заточения великого князя на “Памяти Азова”, командир “Владимира Мономаха” писал: “Ему, видимо, пришлось по характеру судовой жизни, которой он наслаждался более, чем кто бы то не было и с которой у него, видимо, связаны были молодые мечты о первых служебных успехах… (Ничего похожего о старшем брате сказать было нельзя – P.M.).

Его, кроме того, занимало само плавание в новых и интересных местах; он сдружился с некоторыми своими товарищами и очень привязался к Ломену (флаг-капитан императора в 1893-1905 гг. – P.M.), к своему судну и проч. и проч. и все это теперь рушится разом, впереди, может быть, тяжелая и продолжительная болезнь, а сзади полное разочарование в лучших радужных надеждах молодого воображения… Как мне жаль этого милого симпатичного юношу лично и как грустно быть свидетелем такой драмы”.

Впрочем, с той же теплотой писал Д.В. Дубасов и о наследнике, с которым ему во время обеда на “Памяти Азова” “удалось очень долго говорить” и с которым с ним был “чрезвычайно мил”. Командир “Мономаха” и не подозревал, видимо, что из-за крайне натянутых отношений со своими офицерами его готовились (с участием наследника) заменить, но решили обождать до конца путешествия, чтобы не бросать на него тень неизбежной скандальной огласки. Разделив в Бомбее двух братьев – ближайших наследников престола, небесные силы, словно бы пребывали в раздумье-кому доверять будущее страны. То был один из значительно, хотя и оставшихся в истории незамеченными переломов в ее судьбе.

На Черном море Романтичным, полным надежд и глубокого исторического смысла было выпавшее на долю “Адмирала Корнилова” необыкновенное плавание с цесаревичем Георгием. Легкий изящный стремительный крейсер, украшенный редким отличием – флагом (или орейд-вымпелом) великого князя стал на то время историческим символом надежд России.

Корабль имени выдающегося флотоводца, положившего свою жизнь при защите бастионов Севастополя, получил возможность приобщиться к святым местам героической обороны и прошлой славы Черноморского флота, ощутить ауру тех вод и берегов, где прошли благословенные дни службы и доблести адмирала, чье имя носил корабль. Поход в Черное море возглавил “Адмирал Корнилов”.

После похода в Пирей, где великий князь Георгий сошел на берег, “Адмирал Корнилов” снова с великим князем 21-26 февраля совершил плавание в Алжир. Здесь великого князя приветствовал специально посланный аналог нашего корабля – французский крейсер “Сесиль”, который при уходе “Адмирала Корнилова” 30 марта также снялся с якоря и в море произвел салют с подъемом русского флага. В ответ был поднят сигнал с благодарностью великого князя. На следующий день прибыли в порт Пальма на о. Майорка, а 4-5 апреля совершили плавание в порт Аяччно на западном берегу о. Корсика. Здесь великого князя приветствовал начальник и чины французской эскадры Средиземного моря (19 кораблей).

25-26 апреля совершили переход в Палермо.

С горечью приходится напоминать о прежних правах России на свободное плавание через проливы. Давно забытыми оказались дни, когда лейтенант В.А. Корнилов (1806-1854), командуя принятым в Николаеве бригом “Фемистокл”, в числе других представителей России в 1834-1835 гг. плавал в Архипелаге и на равных соперничал в морском искусстве с кораблями других держав. Известен замечательный портрет, выполненный в 1835 г. К.П. Брюлловым (1799-1852), где В.А. Корнилов изображен около карронады своего брига.

Дивное, незабываемое, согревающее национальное самолюбие но, увы, безвозвратно ушедшее время …

Не верилось, что была когда-то Лазаревская экспедиция в Босфор, увенчавшаяся недолгим торжеством Ункиар-Искелесского договора 1833 г. с “Блистательной портой”. А теперь после парижского трактата приходилось искать особо уважительные причины для того, чтобы униженно просить у турок и в виде милости получить разрешение ввести в Черное море какой-либо корабль.

Первый такой заход ради приема на борт для практического плавания будущего генерал-адмирала Алексея Александровича оказался несчастливым. На пути в Россию лучший наш тогда винтовой фрегат “Александр Невский” под флагом адмирала К.П. Посьета (1819-1899) был им погублен у берегов Ютландии.

Свидетелем провала русской политики в недавно освобожденной (в 1885 г.) Болгарии стал вошедший в Черное море под предлогом крайне опасного, на грани гибели, технического состояния крейсер “Забияка”. Крейсер оказался необходим для вывоза из Болгарии русской резидентуры. Промышленно развитая Европа одержала верх над Россией за влияние на совсем недавно освобожденную ей страну. И вот теперь другой русский крейсер – но уже совсем по другому поводу – получил разрешение войти в Черное море. Это было возвращение духа адмирала Корнилова на горячо им любимый Черноморский флот.

И новому поколению предстояло теперь восстанавливать то, что с такой простотой было потеряно. “Адмирал Корнилов мог бы стать вестником перемен, и поэтому все осознавали значение прихода корабля в Черное море и его свидание с Севастополем.

Осознание величия народного подвига тех лет, высшего, конечно, после эпопеи 1812 г., не могло не проникнуть в сердца и души всех, кто стоя на палубе “Корнилова”, затаив дыхание всматривался в самый героический в стране город. Своими белокаменными строениями вырастал он из моря на фоне обетованных крымских берегов, и взгляды всех искали когда- то грозные батареи и бастионы, отстаивавшие от иноземцев русскую землю, обращались к возвышавшемуся над всем городом памятнику славы и Усыпальнице адмиралов – пережившему оборону Владимирскому собору, на историческую (1846 г.) Графскую пристань, переходили на новые батареи современных орудий, на великолепные Инкерманский и Херсонский маяки, на возрожденные верфи, причалы и доки, на обращенное ко всему городу своими склонами обширное Братское кладбище с его знаменитой часовней.

Память называла имена героев обороны и первыми – незабвенных ее вождей и рыцарей – В.А. Корнилова и П.С. Нахимова. И каждый, наверное, вспоминал или душой чувствовал слова, которые сказал участник обороны Л.Н. Толстой: “Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникало в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь на стала быстрее обращаться в ваших жилах”… Слава предков возвышала души людей на палубе “Корнилова”, и сам он в свою очередь, присутствием своим должен был помочь рождению новой, как всем виделось, счастливой судьбы флота. Порукой тому была душевное уважение в офицерской среде и преданность флоту великого князя Георгия, которому оставалось только справиться со своей болезнью.

Завершая цензовое и одновременно лечебное плавание в благотворном климате Средиземноморья, 26 мая прибыли в Ялту, а 9 июня уже под штандартом императрицы (с ней была также и королева эллинов Ольга Константиновна) крейсер прибыл на Севастопольский рейд. В Южной бухте проводили на поезд всех августейших особ и 10 июня по диспозиции встали на якорь на Большом рейде вместе с кораблями Черноморского флота и приняли двухмесячные запасы.

Плавание крейсера к берегам Колхиды, где в условиях вынужденного затворничества в скромной усадьбе Аббас-Туман среди гор должен был приступить к лечению великий князь, вполне можно было сравнить и с походом аргонавтов за золотым руном. Это руно, понимая под ним спасительные преобразования, которых ждала Россия, мог со временем принести ей великий князь Георгий Александрович. Исторгнутый из затхлого круга флигель-адъютантского окружения наследника, он оказывался в более естественной среде сослуживцев-офицеров корабля, располагавшей к более человеческому общению. Подъему душевных и нравственных сил великого князя могло помочь прибытие в его распоряжение в Батум в марте 1892 г. пропущенного турками крейсера “Дмитрий Донской” и дружеское отношение с передовыми офицерами флота, включая тогдашнего директора маяков и лоции Черного и Азовского морей И.Н. Трахтенберга.

И судьба, казалось бы, отступила. Разделив братьев, она освобождала мичмана Георгия Александровиче от предстоящего наследнику позора удара в Японии полицейской сабли. Император мог бы после этого лишить незадачливого туриста прав наследника и передать эти права Георгию. Наследником его могла бы сделать и удача японского покушения. Тогда и судьба России за время его возможного пятилетнего правления (так складывались годы жизни императора и великого князя Георгия) могла бы повернуться иначе.

Мичман с 1889 г., лейтенант с 1894 г., он был ближе к флоту и к своему отечеству, народу, чем его будущий не способный ни к творческой, ни к государственной деятельности, склонный к мистике старший брат. Реальная, а не парадная и показная близость к флоту, иного рода окружение, иной образ мышления могли принести стране иные мироощущения и политику.

Уделом великого князя осталось лечение в имении Абас-Туман, проблески надежды и горечь отчаяния (спасти бронхи, пораженные в 1890 г., так и не удалось), поездки на велосипеде с мотором по окрестностям, общение со своими августейшими родственниками и не забывавшими его офицерами Черноморского флота.

Жизнь лейтенанта (император Александр III успел произвести его в этот чин), угасла в 1899 г., лишив Россию одного из самых вменяемых представителей дома Романовых. Так рассказывал автору крестник великого князя, ветеран советского флота Г.О. Трахтенберг (1895-1973), с кем довелось встретиться на жизненном пути.

Как бесценная реликвия сохранялась у Георгия Осиповича (Иосифовича по дореволюционным спискам) книга-подарок его отцу (директору маяков и Лоции Черного моря) от великого князя с надписью “Жозе от Георгия”. Судьбу той книги после смерти Георгия Осиповича автору в суете тех дней проследить не удалось.

18 июня “Адмирал Корнилов” ушел из Севастополя на Балтику. В море простился с находившейся у Севастополя Практической эскадрой и на следующий день вошел в Босфор.

23 июня, согласно маршруту, были в Неаполе. 30 июня-4 июля находились в плавании до Гибралтара, 7-12 июля до Шербура. 23 июля пришли в Портсмут, где получили заказанный в Англии комплект дымогарных трубок, после ушли на Балтику, где предстояло подвести итоги первого большого плавания и выполнить накопившиеся ремонтные работы.

Их круг, однако, пришлось сократить: крейсер опять оказался нужен на Дальнем Востоке.

 

Боевое десятилетие

В 1892 г. эскадру Тихого океана составляли броненосные крейсера “Дмитрий Донской” и “Память Азова”, бронепалубный крейсер (корвет) “Витязь”, небронированный крейсер (клипер) “Забияка” и мореходные канонерские лодки “Манджур”, “Кореец”, “Бобр” и “Сивуч”. Этих сил не хватало для тех задач, которые ставились перед эскадрой. Их целью, как формулировали авторы официального труда МГШ, было “поддержание политического влияния” России в государствах, соседних с Сибирью, затем покровительство нашей торговле и ограждение интересов русских подданных, проживающих в Японии, Китае и Корее”. В случае войны с азиатскими государствами предписывалось уничтожить их флот. При разрыве с европейскими державами предстояло наносить им вред, отвлекать силы противника от пределов империи и переносить боевые действия в его воды. Начальник эскадры, поддерживая постоянную связь с дипломатическими представителями России, должен был по их требованиям посылать корабли в качестве стационеров, назначать караулы и десанты для охраны русских миссий. Требовалось также (как это всегда предписывалось командирам кораблей) постоянно изучать порты и побережья иностранных держав и иметь готовые планы военных действий.

Ввиду непредсказуемости обстановки в китайских водах корабли должны были находиться в постоянной боевой готовности. Фактически у начальника эскадры, которым в 1892-1895 гг. был вице-адмирал С.П. Тыртов (1839-1903), не хватало кораблей для одной только стационарной службы. О совместной – в составе эскадры – боевой подготовке приходилось только мечтать. До 1895 г. совместных плаваний не было вовсе. Силы были явно несоразмерны с поставленными задачами, и все сменявшие друг друга начальники: Е.И. Алексеев в 1896-1897 гг., Ф.В. Дубасов в 1897-1899 гг., Я.А Гильтебрант в 1899-1900 гг., Н.И. Скрыдлов в 1900-1902 гг. и О.В. Старк – не переставали настаивать на увеличении состава эскадры и кредитов на ремонт и плавание кораблей. В описываемые же годы конца XIX в. положение эскадры было и вовсе отчаянное. Не успев толком завершить ремонт в России, корабль приходилось снова отправлять на Дальний Восток. Потому и “Корнилов”, пробыв в родных водах чуть больше года, уже 6 октября 1892 г. проложил курс на Дальний Восток.

Из событий, особенно близко затрагивающих “Адмирала Корнилова”, можно вспомнить о триумфе в Чифу.

Знаменитое, по значимости и эффекту в мире сопоставимое с американской экспедицией 1863 г., сосредоточение русского флота в китайском порту Чифу в 1895 г. заслуживало бы, конечно, специального исследования. И неспроста лучший из сохранившихся до наших дней альбом фотодокументов “Русская эскадра в Чифу” был посвящен именно этому событию.

Замечательно то, что “гранд серебряного века” “Адмирал Корнилов”, волей судеб постоянно выдвигавшийся на передовые роли, и на этот раз оказался первым. Именно он начал то сосредоточение флота к берегам Китая, которое решило ход уже длительное время происходивших переговоров об итогах японокитайской войны 1894-1895 гг.

“Адмирал Корнилов” вышел из Иокогамы в 15 ч 20 апреля 1895 г., оставив на рейде, чтобы не возбуждать подозрений японцев, крейсер “Крейсер”. Ему было приказано идти в Шанхай на присоединение к прибывшему туда и только что назначенному начальником эскадры контр-адмиралу Е.И. Алексееву. Из Кобе вышли крейсера “Адмирал Нахимов”, “Рында” и канонерская лодка “Кореец”. Утром 31 апреля из Нагасаки вышли присланный из Балтики крейсер “Память Азова” (флаг вице-адмирала С.П. Тыртова), пришедший только что из Средиземного моря броненосец “Император Николай I” (флаг контр-адмирала С.О. Макарова), канонерская лодка “Гремящий”, минные крейсера “Всадник”, “Гайдамак” и только что совершивший океанский переход миноносец “Свеаборг”. К ним присоединился крейсер “Владимир Мономах”, также пришедший из состава Средиземноморской эскадры.

Важно подчеркнуть, что дипломатическая (взаимодействие с европейскими державами), военно-стратегическая (своевременный вызов подкреплений из Балтики, Средиземного моря и Владивостока, где для выхода канонерских лодок “Кореец” и “Манджур” во льдах был прорублен и выпилен канал) и организационно-техническая (включая согласование позиций дипломатических представителей и командование эскадрой) стороны операций были выполнены вполне здраво и грамотно.

Решалась (в меру состояния тогдашней морской практики) и практическая подготовка к бою, которую согласованно выполнили два вполне авторитетных и просвещенных адмирала – С.О. Макаров и Г.М. Чухнин. По поручению С.П. Тыртова С.О. Макаров начал фундаментальную разработку теории морской практики, что позволило в 1897 г. опубликовать его “Рассуждения по вопросам морской тактики”. Правильным было и сохранение командования в руках прежнего начальника эскадры для чего в состав “Соединенных эскадр” были включены эскадра Тихого океана (только что назначен новый начальник Е.И. Алексеев) и эскадра Средиземного моря. Их условно разделили по сроку предстоявшего возвращения в Россию. Так “Адмирал Корнилов” вошел в состав эскадры Средиземного моря вместе с броненосцем “Император Николай I” и крейсерами “Адмирал Нахимов”, “Рында” и “Разбойник”.В эскадру Тихого океана записали крейсер “Владимир Мономах”, четыре канонерские лодки, крейсер “Забияка”, два минных крейсера и миноносец “Свеаборг”. Остальные малые корабли оставались во Владивостоке и на станциях в Иокогаме, Тянцзине и Шанхае.

Как никогда серьезно и предметно готовились к бою. Первыми и самыми зримыми из них были защитная окраска в серый цвет, которая получалась окрашиванием белых корпусов черной краской. В приказе С.П. Тыртова подчеркивалось, что не надо добиваться привычного щегольства и аккуратности окраски – достаточно просто сделать корабль менее заметным на фоне моря и берегов. Благодаря разрешенной импровизации каждый корабль выбрал свой, показавшийся лучшим цвет. Так “Память Азова” имел несколько розоватый серый цвет под тон местности, “Владимир Мономах” серо-зеленоватый под мокрую парусину. Его недостаток – отблески в лучах прожектора исправили на канонерской лодке “Отважный” и, может быть, на “Адмирале Корнилове”, который исполняя посылочную службу и потому дольше других сохраняя белую окраску могучесть опыт других. В маскировочной окраске корабли оставались до 1899 г., когда Ф.В. Дубасов под предлогом “непрактичности” окраски 1895 года получил разрешение вернуться к окраске заграничного плавания в белый цвет с желтыми трубами.

Вторым отличием стали ликвидация длинных стеньг, что должно было затруднить противнику определить расстояние тогдашними примитивными угломерными дальномерами. В своем отчете по итогам командования эскадрой С.О. Макаров писал: “По сборе эскадры на Чифуйском рейде начались общие эскадренные учения по постановке мин, минным атакам, десанту и другим действиям. Приблизительно в неделю раз соединенные эскадры выходили в море для эволюций и маневров. В то же время на каждом из судов устраивались различные блиндажи и убиралось из батарей и палуб все горючее. Парусный рангоут был спущен на воду и отвезен на берег, а вместо стеньг поставлены временные флагштоки для сигналов. Работы по перекраске судов и разные другие приготовления производили весьма благоприятное действие на личный состав и чрезвычайно подняли дух на эскадре”.

И хотя английский адмирал уверял русских в решительном превосходстве над всем японским флотом, наши моряки трезво оценивали свои силы. То же самое, полагал С.О. Макаров, англичане с их извечным коварством могли говорить и японцам.

Об однозначной победе говорить, однако, было трудно. Японский крейсерский флот 1894 г., благодаря новой тактике охвата головы противника, совсем недавно наголову разгромил при реке Ялу китайский флот. А он тоже не был ничтожным, имея в своем составе два полноценных броненосца германской постройки, а всего на 11 кораблях 14 орудий калибром 260 мм и выше. Теперь же на одно 12-дюймовое и четыре 229-мм орудия “Императора Николая I”, пять японских крейсеров (из общей численности в 11 кораблей) имели три 320-мм, четыре 260-мм, четыре 240-мм пушки и сверх того, 35 пушек калибром 152-мм. На стороне японцев было превосходство в скорости (18,7- 23 уз) четырех крейсеров ее “летучей эскадры”. Хуже всего пришлось бы в случае боя не имевшему бортовой брони “Адмиралу Корнилову”.

Но настрой на эскадре был исключительно боевой, и “Корнилову”, наверное, тоже нашлась бы соответствующая активная роль. В успехе под Чифу сказалось, конечно, потенциальное, хотя и весьма уклончивое поведение иностранных кораблей, призванное поддержать дипломатическое давление своих держав на Японию. 2 мая 1894 г. японское правительство согласилось возвратить Китаю Ляодунский полуостров.

23 июня было получено разрешение оставить Чифу и отправить корабли во Владивосток. Выдержав сильнейшее боевое напряжение, потратив почти все 400 тысяч тонн запасов угля, заготовленного в Чифу, корабли начали уходить.

Из итогов операции важным вкладом в развитие флота стали два совещания, проведенные на “Императоре Николае I”, когда адмиралы и командиры высказали свои взгляды на те типы кораблей, которые были бы желательны для русского флота.

Успех в Чифу подорвав добрососедские отношения с Японией, не мог бы еще иметь необратимых последствий, если бы Россия вела себя более сдержано и осмотрительно. У Японии еще хватало выдержки, что она отказавшись от Порт-Артура (отчего многие самураи сделали себе харакири) как ни в чем не бывало, продолжала позволять русским кораблям зимовать, отдыхать и снабжаться в ее портах. Она вполне могла себе это позволить поскольку проигравшей стороной вовсе себя не считала. За блистательную бескровную победу в Чифу России пришлось заплатить Японии едва ли не разорительную цену. В общегосударственном смысле, понимая все экономические и политические последствия, это была воистину пиррова победа. Невообразимую контрибуцию в 364 млн. иен Китай возмещал за счет франко-русского и англо-германского займов. Бюджет Японии вырос в три раза и львиная доля его расходов пошла на подготовку к войне с Россией.

Но режим Николая II оказался неспособен оценить этой угрозы. Своими руками Россия готовила свое поражение в грядущей войне.

Наступавшая временная разрядка сменилась соперничеством за влияние в Корее. “Адмирал Корнилов” и здесь проявил себя. Находясь на станции в Чемульпо, он в помощь корейской армии откомандировал своего лейтенанта С.Л. Хмелева для налаживания обучения корейцев стрелковому делу. Будучи водолазным офицером, он еще имел и подготовку в бывшей стрелковой роте флота. Успехи лейтенанта Хмелева и кондуктора Ремнева в боевой подготовке гвардии короля, Е.И. Алексеев счел нужным отметить в своем последнем строевом рапорте по итогам командования эскадрой.

На марсе “Адмирала Корнилова”. Чифу. 1895 г.

Перечисляя достигнутый под его руководством прогресс во всех сферах деятельности эскадры, Е.И. Алексеев подчеркивал большие достижения в гидрографии, где заметим, свой вклад внес и “Адмирал Корнилов”. Еще числясь в эскадре Средиземного моря он под руководством С.О. Макарова в сентябре-октябре 1895 г. выполнил серию промеров обнаруживших значительные неточности отечественных морских карт.

Указывая на это С.О. Макаров напоминал об опасности таких погрешностей, отчего погиб пароход “Кострома”. Правда не нашел нужным Е.И. Алексеев обратить внимание и на опыт “Корнилова” в стрельбах и маневрировании, приобретенный в эскадре С.О. Макарова. Неспокойно было, конечно на крейсере “Адмирал Корнилов”. Но корабль, как и его люди, выполнял свой долг и над чередой событий были не властны.

 

Бросок на юг

Оставшись хозяином эскадры после отъезда С.П. Тыртова и С.О. Макарова, “задвинув” Г.П. Чухнина (младшим флагманом эскадры пробыл всего один 1896-й год) на должность командира Владивостокского порта, Е.И. Алексеев был уже не в силах сдержать распиравший его административный восторг. Только так можно объяснить бросок на юг в Гонконг, начатый выходом из Нагасаки. Так было заманчиво, пожав даром доставшиеся ему лавры триумфа в Чифу, утереть нос заносчивым англичанам. Поход начался 9 января и закончился 7 марта 1897 г.

За это время были обстоятельно осмотрены адмиралтейство и док Гонконга, откуда “Адмирал Корнилов” и “Рюрик” вышли 16 февраля. “Рюрик” под флагом начальника эскадры перешел в порт Амой, ставший в последнее время постоянной станцией для кораблей германского флота. Здесь Е.И. Алексеев подробно осмотрел порт и укрепления. Немцы, видимо, “положили глаз” на близ расположенный остров Келунг, который хотели приобрести по примеру англичан.

“Адмирал Корнилов”, отделившись от флагмана по выходе из Гонконга, отправился в Манилу на Филиппинские острова, после чего посетил Пескадорские острова (к западу от Формозы), а затем Амой, Келунг и Нагасаки. После Амоя крейсер посетил Шанхай, “который с учреждением в нем Русского Генерального консульства и Главного правления русско-китайского банка, приобрел для России важное значение” – говорилось в одном из отчетов ГМШ.

Строжайше соблюдая установленную в труде ГМШ политкорректность, его авторы воздерживались от комментариев об этом замечательном двухмесячном путешествии Е.И. Алексеева, но говоря об итогах его командования эскадрой все же заметили, что остро стоявший тогда вопрос о незамерзающей базе флота, так и не был решен во время командования эскадрой вице- адмиралом Алексеевым. Находясь на “Адмирале Корнилове” он не дал своего окончательного и вполне определенного мнения о годности какого-либо порта на Китайском или Корейском побережье для устройства в нем базы для наших морских сил на Дальнем Востоке. Разрешение этого вопроса он “сдал” с эскадрой своему преемнику контр-адмиралу Дубасову.

Между тем это было время наивысшего влияния России в Корее когда было заключено соглашение, дававшее право России назначить группу советников, вести обучение войск русскими инструкторами вместо японских. Период подготовки перевооружения корейской армии, организация в арсенале ремонта ружей и выделки гильз оказалась необходимым из-за ее неспособности предотвратить организованные прояпонскими кругами дворцовой смуты, в которых была убита королева, а король в продолжение года должен был спасаться на территории русской миссии в Сеуле. Здесь его охраняли десантные отряды из русских станционеров. Первый такой отряд был высажен с прибывшего в Чемульпо “Адмирала Корнилова”, и первым инструктором в корейской армии стал лейтенант Хмелев.

Антияпонские настроения в стране возобладали, и Россия пользовалась тогда почти безраздельным влиянием. Но эту благоприятную обстановку Е.И. Алексеев должным образом использовать не сумел.

Успехи лейтенанта Хмелева в обучении батальона корейской армии, уже освоившей команды на русском языке, русские воинские уставы и огневую подготовку, не были использованы для улучшения отношений с Кореей и переговоров о базировании русского флота в удобной во всех отношениях корейской бухте Мозампо. В итоге всех политических хитросплетений тех лет бухта досталась японцам, и именно из нее 14 мая 1905 г. флот адмирала Того вышел, чтобы в тот же день истребить 2-ю Тихоокеанскую эскадру и тем покончить с существованием русских морских сил в Тихом океане.

Обстоятельством, которое привело к фатальному крушению столь, казалось бы, успешно совершавшейся политики на Дальнем Востоке и самих морских сил, стала поджигательская инициатива графа Муравьева, который на основании, как ему показалось, “весьма компетентного” мнения вице-консула в Чифу коллежского асессора Островерхова сумел своим докладом (помимо Морского министерства) увлечь Николая II ослепительными перспективами “приобретения” Ляодунского полуострова с портом Талиенван и соединении его с более коротким, чем через Корею железнодорожным путем.

В итоге этой интриги Россия отказалась от своих позиций в Корее (чтобы не ссориться с Японией) и отправилась к приобретенной базы у дружественного Китая. И “Корнилов” как единственный скоростной крейсер снова должен был оказаться на первых ролях.

 

Порт-Артур, 1898 г.

Признательность китайского правительства за противодействие японской экспансии и освобождение Порт-Артура создала особо доверительные союзнические отношения с Россией. В отличие от других стран, она получила право пользоваться портами на побережье Китая. Этим не замедлила воспользоваться Германия, которая, полагаясь на дружеские отношения с Россией, 2 ноября 1897 г. совершила нападение на порт Киао-Чао и захватила его. Китай ожидал помощи России в освобождении этого порта, и в расчете на эту помощь разрешил русской эскадре войти в Порт-Артур. Возник соблазн его захвата по примеру немцев, против чего на совещании в Царском селе 14 ноября 1897 г. под председательством Николая II энергично выступил министр финансов С.Ю. Витте (1849-1915). Эта акция, настаивал он, подорвет дружеские доверительные отношения с Китаем, ляжет непомерным бременем на казну, которая и без этого несет огромные расходы на сооружение транссибирской железной дороги.

Не рвался к захвату Порт-Артура и управляющий Морским министерством П.П. Тыртов (1846-1903). Он предлагал еще на 2-3 года сохранить базой флота Владивосток, после чего, может быть, удастся перенести базу на побережье Кореи. Сторонник такого решения начальник эскадры контр-адмирал Ф.В. Дубасов даже разработал для этой цели план захвата порта Мозампо который, благодаря близко расположенным островам, был удобен для обороны. Но ответа на свои предложения он не получил. Вместо него была получена директива незамедлительно послать в Порт-Артур три корабля. Об этом уже была достигнута договоренность с китайским правительством. Корабли предлагалось расположить так, чтобы корабли других держав войти в порт не могли.

Так молодой император счел полезным вернуться к мнению министра иностранных дел графа М.Н. Муравьева (1845-1900). Этот “ястреб” тогдашней внешней политики без труда увлек молодого самодержца, (а может, угадал его потаенные мечтания) к приобщении к славе приобретателя для империи новых земель. Так лестно было мнить себя продолжателем дела своего великого прадеда. Ничего не стоило убедить нестойкого душой монарха. А потому Николай II схватил подброшенную ему графом наживку – готовившийся будто бы захват Порт-Артура англичанами. Так родился образец низкопробной “высокой политики”, по образцу которой в наши дни состоялось вторжение СССР в Афганистан.

На недоумение китайского правительства, начавшего подозревать Россию в намерении территориального захвата Порт-Артура и Талиенвана Муравьев объяснил, что такое недоверие не соответствует дружеским отношениям, установившимся между Россией и Китаем, и что эти порты, конечно, будут освобождены от русских кораблей, как только это позволят политические обстоятельства. Такую же “дурочку” подбросили вскоре и японцам и по-ребячески радовались той будто бы удовлетворенности, с которой они приняли “дружеское заявление” адмирала Дубасова (как он сам о нем 27 декабря телеграфировал в Петербург) о том, что “мы не заняли эти порты, а лишь временно пользуемся ими с согласия Китайского правительства”. Китайцам же напомнили, что дружеские их отношения с Россией делают “неудобным” пребывание русской эскадры в Японии, и потому Китаю следовало бы предоставить русским морским силам удобную стоянку в Печилийском или в Корейском заливах.

Под прикрытием этой “дипломатии” в Порт- Артур, в согласии с директивой из Петербурга от 29 ноября, ночью 1 октября вышли в море крейсера “Рюрик” и “Адмирал Корнилов” и канонерская лодка “Отважный”. 5 декабря они вошли в порт, 9 декабря с той же целью в Талиенване появились крейсер “Дмитрий Донской” и канонерские лодки “Сивуч” и “Грозящий”. Этими силами захвата начальствовал младший флагман эскадры контр-адмирал Реунов. С подобающей торжественностью 16 марта 1898 г. (дату назначил император) провели в Порт-Артуре церемонию подъема Андреевского флага.

“Корнилов”, как и вся эскадра, послушно сыграл свою роль в пьесе, поставленной бездарным царедворским режиссером. В диспозиции устрашения (на случай возможного противодействия местных китайских войск) “Адмирал Корнилов” готовился к бою, заняв линю обороны у входа на внешний рейд вместе с канонерскими лодками “Отважный” и “Гремящий”. Далее в море, чтобы не пустить англичан, расположились крейсера “Память Азова”, “Россия” и “Рюрик”.

Все сошлось благополучно. Китайцы ничем не посмели помешать церемонии. Император не отдавал себе отчета о последствиях и торжествовал. Убедившись, что русские проглотили наживку и прочно засели в Порт-Артуре (входу в порт посланного в разведку крейсера помешать не удалось), англичане с легким сердцем 12 мая 1898 г. захватили у Китая стратегически более важную базу Вей-Ха-Вей. Еще продолжавшие ее оккупацию японцы просто передали порт своим будущим союзникам. Заодно англичане на 99 лет “арендовали” у Китая обширные территории, примыкавшие к Гонконгу.

Так с попустительства России, постыдно “сдавшей” своего китайского союзника, немцы захватили Киао-Чао, русские не удержались от захвата Порт-Артура, а англичане, упрочив дружбу с Японией, получили Вей-Ха-вей. Эскадра же в Порт-Артуре была обречена погрузиться в болото извечной российской безалаберности.

Добившись вожделенных целей своей высокой политики, но лично выразив желание непременно захватить и Талиенван (“покуда его не заняли англичане”), император остался глух к заботам поставленной им в почти безвыходное положение эскадры. Дотла разоренный японцами порт приходилось восстанавливать силами флота. Спешно завозили продовольствие и запасы для зимовки кораблей в Порт-Артуре. Выходить из него было не велено, чтобы не позволить англичанам его захватить. Усиленно занимались боевой подготовкой на случай столкновения то ли с английским, то ли с японским флотом. Требовалось быть “в ежеминутной готовности к бою”, и адмирал Дубасов, следуя примеру С.О. Макарова в Чифу, вручил контр-адмиралу Реунову обстоятельную директиву с перечнем безотлагательных мер подготовки к бою.

В частности, всем без исключения офицерам предписывалось внести в свои записные книжки характеристики кораблей обоих вероятных противников и выучить их, чтобы уверенно сопоставлять с характеристиками своего корабля. Командирам при участии офицеров-специалистов и других по выбору следовало “составить схемы боевых планов для своего корабля”, то есть разработать варианты одиночного боя с тем или иным противником. Следовало выработать и условия наивыгоднейшего нападения на противника, “т. е. способы маневрирования, выбор расстояний, способы стрельбы (залповой или одиночной), употребление тех или других снарядов”. По существу младшему флагману, только что в 1896 г. прибывшему из Черного моря, где он в 1891-1894 гг. командовал броненосцем “Екатерина II”, предлагалось разработать полный курс морской тактики, которую не удосужились разработать все те прежние начальники эскадры и на отсутствие которой еще в Чифу обратил внимание С.О. Макаров. На флоте не хватало тактики – записывал он в те дни.

Искусство морского боя, особенно эскадренного, оставалось ахиллесовой пятой русского флота, как, впрочем, и других европейских держав. Первым ее современным опытом были только что начинавшие публиковаться в Морском сборнике “Рассуждения по вопросам морской тактики” С.О. Макарова, и практическая “Инструкция для похода и боя” была составлена адмиралом только во время начавшейся в 1904 г. войны. До той поры флот в вопросах тактики бродил в потемках. И, конечно, адмирал Реунов при обилии текущих забот не мог восполнить зияющий пробел в боевой подготовке.

Во всяком случае каких-либо следов реального осуществления директивы Ф.В. Дубасова в труде МГШ не находится, и она осталась благим пожеланием. Флот оставался в плену непреодолимой рутины, в которой пребывал, в частности, и дружеский французский флот. В нем в те же годы развлекались совершенно виртуальными учениями, торпедно-артиллерийским боем с дистанции 2,5 кб и оставленными даже в русском флоте таранными упражнениями. Со снисходительностью самодовольных невежд (Газеты “Новое время”, № 343, “Котлин”, 20 марта 1902 г.) в России могли отмечать экстравагантные странности англичан, у которых оказывается, единственное что оживляет корабль – “это стрельба и погрузка угля”. В погрузке, ставшей родом спорта, английские корабли азартно соперничали друг с другом, а в стрельбе каждый комендор имел свой номер сообразно показателям успешности, и “соревнование за старшинство было развито в сильнейшей степени”. Из этой информации вывод о полезности таких соревнований не делался, и передовые взгляды, высказывавшиеся в русском флоте, достоянием так и не стали.

Между тем ход событий снова ставил флот перед угрозой новых испытаний, теперь уже в реальных боевых действиях.

В Сингапуре. 1894 г.

 

Таку, 1900 г.

“Таку, Тяньзинь, Пекин, 1900 г.” – такую надпись имела золотая сабля , с бриллиантовыми украшениями, которой Е.А. Алексеев был награжден 26 сентября 1900 г. Награда вручалась “за отличное руководство сухопутными войсками на Печилийском театре войны”. Именно так, все более входя во вкус восточной политики, счел нужным император наименовать подвиг своего излюбленного дипломата, полководца и флотоводца, а по стойким историческим сказаниям, еще и ближайшего родственника (был он, будто бы незаконным сыном императора Александра И). Где то мыслилась в мозгу императора и другая, столь же замечательная награда за грядущие морские подвиги, – что-то вроде “Цусима, Кобе, Токио”. Подвиги представлялись вполне реальными, император не скрывая своего пренебрежительного взгляда на страну Восходящего Солнца. Япония к тому же мешала России присоединить к себе Манчжурию, а потому разделаться с ней надо было непременно. Китайские же подвиги 1900 т. должны были стать первой серией задуманного в голове императора боевика.

Решающая роль должна была, понятно, принадлежать флоту. Он и сыграл ее, ценой опасного перенапряжения. Неспроста ведь только недавно присоединившиеся броненосцы “Сисой Великий” и “Наварин” пришлось скоро отправить на ремонт в Россию, а с ремонтом “Севастополя” и “Полтавы” справиться в Порт-Артуре не удалось. Пока же Россия позволила себя втянуть в колониальную экспансию в Китае. Главную силу эскадры теперь составляли броненосцы “Наварин”, “Сисой Великий” и недавно пришедший “Петропавловск”. В штурме китайских фортов Таку 4 июня участвовали канонерские лодки “Бобр”, “Гиляк”, “Кореец”. 3 июля 1900 г. “Адмирал Корнилов”, выполняя повеление императора о первенствующей роли русских войск в экспедиции к Пекину, доставил из Порт-Артура один из первых эшелонов, а затем служил в роли корабля Главного начальника сухопутных войск Квантунского района и Командующего морскими силами Тихого океана (таков был полный титул) Е.М. Алексеева.

2 августа 1900 г. русские и японские войска штурмом взяли Пекин, позволив своим остальным союзникам без боя войти в город. Русским губернатором в Пекине был назначен командир 2-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковник Модль. Всего от осады мятежников было освобождено 1009 европейцев и 4000 крещенных китайцев. Союзные десанты, защищавшие миссии европейцев в 75-дневной осаде, потеряли 244 человека.

17 сентября “Адмирал Нахимов” (под флагом главного начальника) возглавил грандиозную союзническую экспедицию из 18 броненосцев и 18 крейсеров с десантом для штурма последней крепости Шургай-Нион. Но утром 18 сентября английский адмирал Сеймур сообщил, что необходимость в экспедиции отпала. Китайцы добровольно очистили крепость и сдали ее небольшому десанту английской канонерской лодки. Для совместной оккупации (по одному кораблю от сил союзников) был назначен крейсер “Рюрик” с десантом с “Сисоя Великого” и “Петропавловска”. Из русских кораблей на рейде Таку остались броненосцы “Наварин”, “Сисой Великий”, крейсера “Дмитрий Донской”, “Владимир Мономах” и “Адмирал Корнилов” под флагом командующего флотом (Е.И. Алексеев не мог отказать себе в этом удовольствии) вернулись в Порт-Артур.

18 сентября в результате столкновения с миноносцем № 204 погиб новый миноносец № 207, и отряд номерных миноносцев, шедший во главе с канонерской лодкой “Кореец” в Цинвандао, также вернулся в Порт-Артур.

В Шанхае. 1894 г.

Пришло время подводить итоги совершенно ненужной, но принесшей огромные расходы и удручающий износ корабельных механизмов колониальной экспедиции. Тогда только флот получил возможность восполнить столь долго существовавшей пробел в освоении морской тактики одиночной боевой подготовки кораблей. Чрезвычайно обширен был круг традиционных, а то и вовсе еще не ставившихся задач, которые встали перед сменившим вице-адмирала Я.А. Гильтебрандта (1842-1915) новым – с 7 сентября 1900 г. начальником эскадры Н.И. Скрыдловым (1844-1918). Свои проблемы должен был решать и новый, ставший уже четвертым командир “Адмирала Корнилова” Павел Фомич Нельсон-Гирст (1851-?). Как и многие на эскадре, бывший черноморец, он после службы в 1890-1892 гг. старшим офицером броненосца “Екатерина II” в 1893-1894 гг. командовал выполнявшим роль штабного корабля пароходом (по официальной классификации) “Эриклик”, в 1895-1896 гг. минным крейсером “Гридень”, а на “Корнилов” пришел с должности старшего помощника командира Владивостокского порта.

После обступивших со всех сторон забот по портовой части должность командования крейсером была верным путем к чину адмирала. Третий по старшинству в 1905 г. в списке капитанов 1 ранга П.Ф. Нельсон-Гирст явно вытащил счастливый билет – шедший перед ним вторым по списку Б.А. барон Фитингоф (1849-1905), командовавший с 1902 г. броненосцем “Наварин”, должен был вместе с кораблем погибнуть в Цусиме. Со снисхождением отнеслась судьба и к тем, кто на “Корнилове” занимал хлопотную, едва ли не каторжную должность старшего офицера. На нем тогда замыкался весь груз забот по материальному обслуживанию и технико-строевому обеспечению деятельности корабля. И если командир мог считать себя в известном смысле барином-помещиком, то старший офицер был при нем управляющим его имением и завхозом.

На “Корнилове” старшим офицером были (все в чине капитанов 2 ранга) в1895 г. В.И. Литвинов (1857-1919), в 1895-1896 гг. Н.Г. Лишин (1856-?), в 1897-1898 гг. А.С. Загорянский-Кисель (1858-?), в 1898- 1899 гг. Н.И. Ивков(1858-?), в 1901-1904 гг. Е.В. Клюпфель (1860-1934, Франция). Все они выжили в войне с Японией, но в душе каждого она, наверное, оставила свой надлом или незаживающую рану.

Так, Е.В. Клюпфель носил в себе чувство причастности за гибель броненосца “Петропавловск” 31 марта 1904 г. Н.Г. Лишин, отслужив срок в Тихом океане, должен был отправиться обратно с эскадрой в Цусиму, чтобы там, командуя броненосцем “Генерал- адмирал Апраксин”, пережить позор спуска Андреевского флага и сдачу корабля японцам.

И “Корнилов” никому из них помочь уже не мог.

 

Прощай, тихий океан

Новый 1901 г. – последний год океанской службы

– “Адмирал Корнилов” встретил на внутреннем рейде Порт-Артура. Со всей эскадрой расцветился флагами, послал представителей на молебен и парад в береговую походную церковь и, переждав сильный шторм, 7 января вслед за крейсером “Владимир Мономах” вышел на внешний рейд. О зиме в родном отечестве напомнил густой снег, который за ночь накрыл палубу слоем до 1 фута.

17 февраля, подняв флаг контр-адмирала Веселаго, “Корнилов” с “Владимиром Мономахом” и “Навариным” пошли в Печелийский залив. Сплошной толстый лед не позволил пройти в Шанхай-Гуан и для сохранения медной обшивки крейсеров повернули в Чифу. Приветствиями и визитами обменялись с собравшейся здесь международной эскадрой: французским крейсером 2-го класса “Фриант”, итальянским “Стромболи”, двумя японскими, английской канонерками. 22-го перешли в Таку, затем Талиенван и Порт-Артур. Проведя испытания на скорость погрузки угля и смотр под Флагом младшего флагмана 7 марта с крейсером “Владимир Мономах” пришел в Шанхай Гуан и возглавил русский отряд с присоединившимся крейсером “Дмитрий Донской” и канонеркой “Гиляк”.

Усиленно занимались вспомогательной стрельбой по щиту, буксировавшемуся паровым катером. К стоящей на рейде английской лодке “Розарио” присоединился германский крейсер “Ганза” и австрийский “Мария Терезиа” (флаг контр-адмирала Монтекукколи). Союзники после усмирения китайцев решали судьбу их фортов.

26 февраля корабли собрались в Порт-Артуре, где на “Адмирале Корнилове”, игравшем роль флагманского корабля в соответствии с приказом Е.И. Алексеева и с участием всех свободных от службы членов флота и крепости, была отслужена заупокойная литургия по скончавшемуся в Петербурге вице- адмиралу, генерал-адъютанту Н.В. Копытову (1833-1901) бывшему в 1891-1898 гг. Главным командиром Черноморского флота и портов Черного моря.

В первый год нового XX века флот как бы прощался с наследием прошлого и освобождался от угнетавших его синдромов Крымской войны, и пополняясь новыми современными броненосцами, мог уверенно смотреть в будущее и думать о “блестящих результатах”, с которыми флот и судостроение входили в XX век. Звучно об этом времени говорилось в “Историческом очерке развития и деятельности Морского министерства за сто лет его существования” (С.Ф. Огородников. С.-Пб. 1902) “… Уже не порты замерзающего Финского залива, но порты беспредельного Восточного океана служат ныне опорным пунктом для нашего флота, численный и качественный состав которого может действительно служить гордостью России”.

Внешне все это так и выглядело. И “Корнилов” был в центре всей деятельности флота и в 1901 г. в Порт-Артуре. На учениях 27 апреля в Талиенване случайно попавшей торпедой утопили паровой катер который потом подняли с помощью водолазов с “Владимира Мономаха”. 28 апреля при выходе для артиллерийской стрельбы из Талиенвана произошла поломка поршня ЦВД правой машины, отчего “Корнилов” мог идти под одной машиной, имея скорость 7-8 уз. Пришлось встать на ремонт, где он и оставался после ухода 14 июня эскадры (крейсера “Россия”, “Адмирал Нахимов”, броненосцы “Петропавловск”, “Полтава”, “Наварин”) во Владивосток. Порт-Артур “Корнилов” покинул вместе с броненосцем “Сисой Великий”, который после также проделанного ремонта машин показал на испытаниях очень, как доносил начальник эскадры, удовлетворительную 15-узловую скорость. “Корнилов” шел под флагом командующего морскими силами Тихого океана, став в эти дни его яхтой. Вспомнив молодость, адмирал опять не мог отказать себе в удовольствии поднять свой флаг на лично им 20 лет назад построенном крейсере.

Во Владивосток “Корнилов” пришел утром 6 августа. Обозрев учреждения морского ведомства и порт, проведя смотр крейсеру “Громовой”, Е.И. Алексеев снова на “Корнилове” днем 14 августа вышел из Владивостока в Порт-Артур с заходом в Мозампо. Здесь всемогущий Главный начальник мог наблюдать лишь стремительное исчезновение последних следов русского влияния, безраздельное нарастание влияния Японии. Своей политикой в Манчжурии Россия изолировала себя, и становился фактом направленный против России англо-японский союз. Франция не хотела рисковать своими капиталами и влиянием ради амбиций “большого политика” Николая II. Вся Европа была в недоумении от никчемности русских послов в Лондоне и Париже, и никто не видел смысла поддерживать Россию, а “безобразовская шайка” вела собственную бандитскую политику. Не чужд ее был и Е.И. Алексеев.

Нелестно отзывались историки и о самом Е.И. Алексееве – “напыщенное и глупое существо” – не замедлившее с учреждением 30 июля 1903 г. представить проект своего двора в составе 86 генералов, а с приходом в ноябре 1903 г. в Порт-Артур “Цесаревича” и “Баяна” вознамерившееся двинуть флот в Сасебо, чтобы устроить японцам “второй Синоп” (Б.А. Романов. “Дипломатическая история русско-японской войны”, М.-Л., 1947). Эскадра тем временем, не ведая о высокой политике, продолжала учебу, приняв участие в больших сухопутных маневрах. Ими руководил командир 1-го Сибирского корпуса генерал-лейтенант Н.П. Линевич (1838-1908).

Очень символичным оказался день 27 августа, когда шедшие впереди флота “Россия” и “Рюрик”, изображая разведчиков неприятеля, встретили в море ожидавшиеся, как доносил Н.И. Скрыдлов, японские крейсера “Ивате” и “Касаги”, за ними появился “Мария Терезия”. Салютом с ними обменивался концевой в строю флота броненосец “Севастополь” (флаг младшего флагмана Г.П. Чухнина) . В виду будущего противника, к общему удовольствию, десант был успешно высажен, а “Россия” очистила от “противника” мыс Азарьева. Флот “противника” эскадре мешать не посмел.

На палубе “Адмирала Корнилова”. Аден, 1894 г.

Все это, увы, было далеко от предстоящей вскоре реальности. Вникнуть в них Е.И. Алексеев не пытался и не хотел ронять престиж своей власти перед генералом Линевичем. Впереди были большие маневры флота под Порт-Артуром. И вновь в центре их оказался “Адмирал Корнилов”. Ему Е.И. Алексеев вновь отвел роль яхты, с борта которой он наблюдал за маневрами, выполняя роль главного посредника. Выведенный из состава эскадры, крейсер держался в стороне, лишь наблюдая, и временами присоединялся для связи и опросов о ходе маневров то к обороняющейся, то к нападающей эскадрам. Уроком для корабля оказался только шторм, разыгравшийся в Желтом море 10-12 октября 1901 г. Корабли успешно выдержали его, идя строем фронта на волну (розмахи доходили до 30 ). “Корнилову” же, чтобы видеть состояние эскадры, пришлось идти, не выбирая удобного курса.

В отличие от последующих маневров 1903 г. были выполнены все три запланированные в них задачи. Состоялось отражение попыток “неприятеля” высадить десант близ реки Пень Янг или Ялу; последующее отражение высадки десанта в Талиенване с захватом Кинчжоунской позиции и, наконец, отражение бомбардировки Порт-Артура и его блокады. Нападающей эскадрой был назначен командовать Начальник эскадры Тихого океана (флаг на броненосце “Петропавловск”) вице-адмирал Н.И. Скрыдлов (1844- 1918) и державший флаг на броненосце “Петропавловск” младший флагман Г.П. Чухнин. Обороняющуюся эскадру на броненосце “Сисой Великий” возглавлял младший флагман контр-адмирал К.П. Кузьмич (1846-1906), а условным отрядом крейсеров- командир канонерской лодки “Отважный” капитан 2 ранга JI.A. Брусилов (1857-1906), отрядом шести номерных миноносцев – капитан 1 ранга В.А. Бойсман (1855-?). Оборону подходов к внутреннему рейду и побережью поручили командиру Порта-Артура контр-адмиралу О.В. Старку (1846-1928, Гельсингфорс) и его помощнику капитану 2 ранга И.В. Студницкому (1857-?), командовавшему транспортом “Ермак”.

Для отличия личного состава у обороняющих эскадр с фуражек были сняты белые чехлы.

Вполне довольный собой и учениями, Е.И. Алексеев провел на “Адмирале Корнилове” смотр всем силам эскадры. 19 октября 1901 г. на выбранной им диспозиции на Порт-Артурском рейде собрались пять броненосцев, четыре крейсера 1 ранга, один крейсер 2 ранга, две мореходные канонерские лодки, один минный крейсер, пять эскадренных миноносцев и шесть номерных миноносцев.

В 10 ч 30 мин Командующий начал обход строя эскадры на миноносце “Сом”, а затем на “Корнилове” устроил по-вельможному обильный завтрак для всех командиров и начальников отдельных частей флота и крепости.

В 14 ч 30 мин состоялась гребная гонка с участием всех шлюпок эскадры.

По мнению командования, все было хорошо, и лишь немногие на эскадре понимали, что фактически ничего не делалось ни для действенной боевой подготовки, ни для подъема судостроительной и ремонтной базы флота. И силы его постоянно приходилось сокращать отправкой кораблей для ремонта в Россию. Из уважения, наверное, к памяти доброго имени адмирала, беззаветно служившего родине и флоту, судьба избавила “Адмирала Корнилова” от причастности к грянувшей вскоре и ставшей роковой в судьбе России войне, но не пощадила остальные собравшиеся тогда на рейде корабли.

Почти всем им суждена была гибель.

 

Уроки адмирала Чухнина

Уходящий отряд кораблей возглавил ветеран Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Г.П. Чухнин, командовавший ранее крейсером “Память Азова”, затем бывший командиром Владивостокского порта, а с июля 1901 г. ставший младшим флагманом эскадры.

10 декабря кульминацией охватившей весь Порт- Артур горячих проводов стал выход кораблей отряда (“Сисой Великий”, “Наварин”, “Дмитрий Донской”, “Владимир Мономах”, “Адмирал Корнилов”) на внешний рейд. Выстроенные на берегу сухопутные войска, громкие крики “ура”, гром музыки – все это было организовано на высшем уровне душевно, тепло и торжественно. Погода на рейде, словно на прощание, начала портиться. К вечеру стало пасмурно и пошел сильный снег.

Зюйд-остовый 4-5 балльный ветер и сильное волнение качали корабли немилосердно. В 1 ч дня 12 декабря после завершающих визитов начальствующих лиц в порту и городе уходящий отряд снялся с якоря. За флагманским “Адмиралом Корниловым” шли броненосец “Наварин” и крейсера “Дмитрий Донской” и “Владимир Мономах”. Их провожали паровые катера с родными и близкими уходящих. В 15 ч 30 мин встретили шедшую в кильватерной колонне остававшуюся эскадру. За “Петропавловском” (флаг вице-адмирала Н.И. Скрыдлова) шли “Севастополь”, “Полтава”, “Адмирал Нахимов”, “Громобой” (флаг контр-адмирала К.П. Кузьмича). Они заранее в 23 ч вышли в море. Разойдясь в возможно близком расстоянии, обменялись прощальными криками “ура”, а на “Владимире Мономахе”, следуя парусным традициям, послали команду по вантам. Эскадра ушла в Талиенван, а отряд Г.П. Чухнина взял курс на мыс Шантунг.

Пронизывавший норд-остовый ветер над парившим от перепада температур морем перешел в норд.

Мороз до 6° держался и на следующий день, обильно угощая корабли снегом и градом.

Днем 13 декабря, преодолевая качку, занимались поверкой расписаний, занятиями по специальности, а днем – эволюциями.

Адмирал сразу хотел создать на отряде боевую обстановку. Важно было отвлечь людей от опасных размышлений. Уходили ведь не от хорошей жизни. Вместо неуклонного наращивания сил перед лицом нараставшей японской угрозы (визит “Ивате” во Владивосток зримо это подтверждал) флот основательно ослаблял свои силы. Но что было делать – ремонтная база в Тихом океане оставалась ничтожной, и всерьез рассчитывать на ремонт можно было только в России. Парадокс, однако, был в том, что и в России картина была схожей – там кораблей тоже не ждали с распростертыми объятиями, и тот же “Корнилов” так и остался со старыми пушками, а “Наварин” и к Цусиме отправили стрелять дымным порохом. Лишь “Сисой Великий” с грехом пополам удалось кое-как обновить.

Но в будущее заглядывать не смели, охотников обеспокоить начальство смелыми инициативами (вроде резкого усиления ремонтных мощностей) не находилось. Уроки проявивших себя “беспокойными” и “неудобными” для Е.И. Алексеева начальников эскадры Ф.В. Дубасова (в 1897-1899 гг.) и Я. А. Гильтебрандта (в 1897-1899 гг.) всем были понятны. Не ужился с будущим наместником и Н.И. Скрыдлов, невнятные его намеки на “слабые технические силы порта” во Владивостоке и столь же осторожные опасения о неуклонно нараставшем превосходстве японских сил над русскими в Петербурге предпочитали не замечать. Все продолжало катиться по рутинной колее деградирующего режима. Плавание отряда имело целью попутно и “показать флаг”.

На мостике "Адмирала Корнилова". 1894 г.

В министерстве об этом никогда не забывали и постоянно строго следили, регулярно посылая корабли для этих акций. Как раз в 1901 г. Николай II лично распорядился об ежегодной посылке “одного или двух судов” эскадры Тихого океана по островам Тихого и Индийского океанов (ни дать ни взять, нынешние “визиты” российских бомбардировщиков к английским берегам).

Такое поручение возложили теперь и на отряд Г.П. Чухнина. Для этого он периодически разделялся – вплоть до одиночный кораблей. Важно было и ввести японцев в заблуждение о намерениях флота. Так “Наварин”, отделившись, ушел по пути в Мозампо, а весь отряд продолжил курс на Нагасаки. Здесь утром 15 декабря застали клипер “Разбойник”, американские крейсера “Бруклин”, “Новый Орлеан”, германский крейсер “Фюрст Бисмарк” и французский крейсер. Продолжали боевую учебу, включая и причаливание к борту “Корнилова” шлюпок на веслах, а затем и плавание под парусами. Пополнили запас угля, а “Сисой Великий” отправили ремонтировать машины в Гонконг. 20-го вышли в море. Свежая погода заставила корабли испытывать качку с розмахами до 15-25°. В этом плавании на “Владимире Мономахе” сорвало двухметровую полосу медной обшивки.

24-го в Формозском проливе вторая группа отряда (“Владимир Мономах” и “Дмитрий Донской”) повернула к Гонконгу, а главные силы – на Филиппинские острова.

Стоянка в Маниле для русских кораблей имела особый поучительный смысл. Очень схожей была обстановка в этой базе с той, что была в только недавно “арендованном” Россией у Китая Порт-Артуре. Было интересно знать и видеть, как деловито осваивали американцы так же недавно отнятую в войне с Испанией, ее недавнюю колонию и базу флота.

Свободные в своих действиях, не ограничиваемые пока что (как это пришлось прочувствовать кораблям отряда контр-адмирала Энквиста в 1905 г.) никакими стеснительными правилами военного времени и законами о нейтралитете, русские моряки имели все возможности оценить американский опыт управления и хозяйствования в новоприобретенной базе. Зоркий глаз Г.П. Чухнина с немалым, наверное, сожалением сравнивал Манилу со своим главным российским портом в Тихом океане.

Богатой была школа боевой подготовки, которую корабли отряда приобрели под командованием Г.П. Чухнина. Это позднее, уже в походе эскадры З.П. Рожественского лейтенант П.А. Вырубов будет вспоминать адмиралов, с которыми раньше плавал и о которых у него осталось “чувство глубокого уважения”. Называл он лишь Ф.В. Дубасова (“Тяжелый человек”, но имя его “грозно звучит для японцев”, и только благодаря ему, как считал лейтенант, в 1897-1898 гг. удалось избежать угрозы войны), но надо думать, что и в ряду достойных уважения адмиралов должен был значится и Г.П. Чухнин. Как и другой известный “беспокойный” адмирал А.А. Попов (1821- 1898), тоже немало докучавший мичманам, он не мог быть не оценен по достоинству.

Действенными мерами Г.П. Чухнин хотел поднять боеспособность флота, и это было видно всем. Тогда же в 1902 г. по мичманской беспечности и беззаботности он в письмах к отцу не жалел слов порицания своему командующему отрядом. Очень уж не давал он спокойной жизни своим кораблям. Это “очень свирепый адмирал”, и одно счастье, что его “адмиральские неистовства” ложатся целиком на корабли его группы, на шедшие все время отдельно два крейсера он “рычит только издалека”. “Наше плавание благодаря несуразному адмиралу гораздо тяжелее, чем могло бы быть”, – жаловался мичман, вспоминая видимо, известное обыкновение прогулочных плаваний русских кораблей.

В другом месте (письмо из Сингапура) читаем: “Вчера продефилировал мимо нас адмирал Чухнин со своей эскадрой, успел на лету забросить нам кучу приказов, один другого ругательнее. Это не адмирал, а просто какой-то крокодил. Мы сегодня уходили как раз в Пуловей, к нему на растерзание, где простоим к счастью, не долго; тут-то нам и будет на орехи, безразлично, исправны мы или нет”. Но все усилия Г.П. Чухнина на пользу службы оказались, по сути тщетными. Безумно разными оказались судьбы корабля и его последнего предвоенного флагмана.

До последнего вздоха, пока на даче Голландия в Севастополе не сразила его пуля, адмирал был верен себе и своему пониманию долга службы отечеству. Особенно угнетали его не раз обнаружившиеся случаи безынициативности начальствующих лиц, нерадение к службе со стороны командиров и офицеров.

Так, 8 февраля 1905 г. в приказе № 154 он стыдил мичманов за отсутствие малейшего старания и любви к делу, когда результаты их экзаменов по окончании кратких офицерских курсов по артиллерии оказались ниже, чем у призванных из запаса прапорщиков. Удручен был адмирал и почти вызывающим поведением командиров во время непривычно тяжелого зимнего похода Черноморского флота 1905 г., когда некоторые командиры броненосцев не стали утруждать себя поддержанием наведения орудий на условные береговые цели, как того требовал Г.П. Чухнин. В том походе 12 мая 1905 г. (за два дня до Цусимы) он напоминал флоту о том, как крайне важно в дело обучения матросов “внести живой дух и как можно меньше формализма”. Ведь в бою каждому матросу предстоит действовать совершенно самостоятельно, и не только на своем посту, но и заменяя выбывших товарищей.

Не переставал адмирал пытаться воздействовать на сознание матросов, предостеречь их от скользкого пути следования распространявшимся в их среде социальным учениям. В огромном, целиком посвященном идеологии приказе № 183 от 8 февраля 1905 г. он напоминал: “На свете ничего непреложного нет, кроме слова Божьего, а дело рук человеческих вечности не имеет. Лучшие умы человечества бьются над разрешением социальных проблем, но ничего внятного предложить не могут, а потому не стоит слушать разных смутьянов, которые пытаются воспользоваться темнотой и малым воспитанием матросов”. Лично объезжая команды флота, адмирал не жалел сил на эти “полит- беседы”.

Но все это было позднее, когда Г.П. Чухнин, не получив должности в Тихом океане (он бы, безусловно, не позволил эскадре столь беззаботно встретить японское нападение) был отправлен императором на должность директора Морского кадетского корпуса и Морской Академии (1902-1904 гг.), а затем 26 апреля 1904 г. получил в командование Черноморский флот. Кадровая политика власти тогда была явно не умнее современной.

Пока же Г.П. Чухнин, вызывая массовое негодование мичманов и их начальников, не переставал воспитывать военный дух и поднимать боевую подготовку в экипажах кораблей своего отряда. Предвосхищая последующий опыт гардемаринского отряда в 1906 г., Г.П. Чухнин провел свои корабли через курс планомерных стрельб и учений, выполнявшихся, наверное, даже более интенсивно, чем в Порт-Артуре. Никогда “Адмирал Корнилов”, ставший к концу плавания рядовым кораблем (а не яхтой Е.И. Алексеева) не испытывал такого боевого напряжения, как с эскадрой Г.П. Чухнина.

Крейсер 1 ранга "Адмирал Корнилов". (Сведения о корабле, опубликованные в английском справочнике “JANE’S FIGHTING SHIPS". 1905-06 гг.)

Продолжая программу ежедневных учений, два отряда соединились в Суэце, где 21 февраля к шедшим отдельно “Мономаху” и “Донскому” присоединились “Сисой Великий” (флаг Г.П. Чухнина), “Наварин” и “Корнилов”. 24 февраля вышли в Средиземное море.

Новый, фактически итоговый экзамен кораблям отряда адмирал провел в Средиземном море по пути от Александрии к Неаполю. Утром 9 марта, пользуясь штилевой погодой (легкие щиты, изготовленные силами кораблей, волнения не выдерживали) провели контргалсовую стрельбу – любимое (из-за его удобного “смотрового” характера) упражнение русского флота. Корабли разделились на два отряда, которые четыре раза проходили контргалсами, ведя щиты на буксире длиной по 1,5 каб. Как записано в историческом журнале крейсера “Владимир Мономах”, в щиты стреляли из 37-мм стволов Гочкисса, вделанных в большие орудия и из 37-мм орудий Г очкисса. Всего сделали 80 выстрелов, после чего подняли щиты и продолжили движение.

Совсем редким (ни разу не встречавшимся в документах того времени) был уникальный набор “вводных”, которые Г.П. Чухнин назначил своим кораблям. Оказывается, при прохождении контргалсами корабли по сигналам адмирала предпринимали весьма рискованные подчас маневры, они включали перемены управления кораблем пятью разными способами: из боевой рубки, без руля, с одной застопоренной машиной, из рулевого отделения, со второго командного мостика. Для “Корнилова” уроки Г.П. Чухнина остались невостребованными, но доблестное поведение “Дмитрия Донского” в Цусимском бою было, наверное, связано и с этими уроками. Их могли принести флоту и отдельные офицеры и матросы “Корнилова”, кому в силу продолжавшегося во всех специальностях некомплекта пришлось принять участие в разгоревшейся вскоре войне.

Офицером “Корнилова” в 1892-1895 гг. был лейтенант Н.И. Богданов, вместе с П.А. Вырубовым разделивший судьбу броненосца “Князь Суворов”. В 1896- 1897 гг. служили на “Корнилове” лейтенант Б.И. Чайковский (1878-1905), погибший на “Бородино”, и капитан 2 ранга Н.Г. Лишин, командовавший в Цусиме броненосцем береговой обороны “Генерал-адмирал Апраксин”.

Счастливо через осаду Порт-Артура в 1904 г. прошел старший офицер “Корнилова” (1901-1904 гг.) капитан 2 ранга Е.В. Клюпфель (1860-1934, Сан- Франциско). Ему судьба назначила горький удел вечного переживания неотвратимости катастрофы 31 марта 1904 г. Тогда он, командуя находившимся на рейде миноносцем “Сердитый”, дважды посылал С.О. Макарову донесения о подозрительных силуэтах, в которых все на корабле явственно опознавали японские миноносцы, которые под покровом дождливой ночи ставили мины. Но настоять на своих наблюдениях, взять на себя смелость атаковать противника, командир не решился. Школы Г.П. Чухнина оказалось недостаточно, и развилка на которой находилась в ту ночь судьба флота, войны, к утру повернула ход событий к катастрофе броненосца “Петропавловск”.

Неутомимый Г.П. Чухнин после стоянки в Неаполе (13-17 марта) возобновил маневры и учения. Строились во фронт, затем снова в кильватерную колонну. В Алжире застали отряд Средиземного моря – броненосец “Император Николай I” под флагом контр-адмирала Кригера, канонерскую лодку “Терец” и минный крейсер “Абрек”. Стоянка с 20 по 26 марта стала апофеозом российско- французского альянса с участием пришедшей для встречи французской эскадры (броненосцы “Шарль Мартель”, “Жоригиберри”, “Буве”). 26 марта вслед за ушедшей французской эскадрой продолжили плавание, оставив в Средиземном море “Владимир Мономах” и заменив его “Императором Николаем I”.

На палубе “Адмирала Корнилова”. 1907-1910 гг.

Маршрут плавания отряда (в расчете быть в Либаве не позже 18 апреля) с увлекательной экзотикой манивших красотой портов Средиземноморья лишь отчасти нарушило учение с отрядом французских крейсеров на подходе к Танжеру. “Показываем из-за угла кулак Англии”, – писал П.А. Вырубов 27 марта по пути к Гибралтару, а в конце письма добавлял – “ужасно все глупо”.

По счастью, люди не ведали своей судьбы и в едином желании торопили момент прихода на родину после изнурительной тихоокеанской службы. Все верили в радость свидания с близкими, в счастье семейной жизни и в удачу служебной карьеры. И также, конечно, как это видно из писем П.А. Вырубова, думали и офицеры “Адмирала Корнилова”. Днем 22 апреля 1902 г. показались на горизонте и начали понемногу расти приземистые курляндские берега, а с ними и грандиозные, почти как в Кронштадте, сооружения порта “Императора Александра III”. Из крайнего на Востоке порта, обогнув полмира, корабли пришли в самый западный российский порт.

“Либавский порт мне ужасно не понравился”, – писал П.А. Вырубов. Порт-Артур ему казался “куда лучше”. “Неважные”, как вскоре выяснилось, были здесь и порядки. Удручающей провинцией, в отличие от берегов европейских стран, оказались эти территории, почти 200 лет числившиеся в составе России. Что- то надо было делать, но что – никто не понимал. Всем казалось, что Прибалтика от России никуда не денется. И уж совсем некому было думать об этом на “Корнилове”. Перейдя в Кронштадт, он погрузился в долговременный и неторопливый ремонт, чтобы затем уже, как все понимали, не мечтая об океанах, начать службу во внутреннем плавании.

 

Корабли и люди

В грядущей войне с Японией “Адмирал Корнилов” не участвовал. Он уже почти выработал свой обычный в мировой практике 20-летний служебный ресурс и для войны явно не годился: старая артиллерия, отсутствие двойного дна исключали его поход на войну. Правда, потерявший голову режим Николая II пытался все же отправить его на Восток в совсем уже нелепой 4-й Тихоокеанской эскадрой, но Цусима успела заставить отказаться от этой авантюры.

Корабли этой несостоявшейся (приказ был выпущен в канун Цусимы) эскадры в сентябре 1905 г. составили (вместе с “Корниловым” в него входили броненосцы “Слава”, “Император Александр II”, крейсер “Память Азова” и миноносец № 142) “Практический отряд Балтийского моря” под командованием капитана 1 ранга Г.Ф. Цывинского (1855-1938, Вильно). Именно эти корабли начали делать первые шаги в осмыслении и обобщении главных уроков Цусимского сражения – искусства “массирования” артиллерийской стрельбы, которым почему-то блестяще владел японский флот и о котором почти никакого понятия не имели в русском флоте.

Минули “Корнилова” и разыгравшиеся на Балтике матросские мятежи. Переведенный в 1907 г. в разряд учебных кораблей, он сохранил свою прежнюю главную артиллерию (четыре 6-дм пушки временно снимали во время плавания в 1905-1906 гг. в отряде морского кадетского корпуса). За счет сокращения числа 37-мм пушек (с 10 до 2) установили считавшиеся нужными для обучения четыре 75- мм пушки. Тогда же, махнув рукой на эстетику и не желая, видимо, тратиться на декоративную третью дымовую трубу, сохранили нижнюю часть грот-мачты.

Получилось угнетавшее всех истинных морсофлотов некое подобие самоварной трубы с поперечным вентиляционным коленом.

В 1911 г., когда флот наконец почувствовал себя свободным (так всем казалось) от последствий Цусимы, необходимость в старом крейсере окончательно отпала. В этом году он был исключен из списков, передав свое имя одному из крейсеров нового поколения.

“Адмирал Корнилов" на Балтике. 1907-1910 гг.

Заказанный в последнюю для России безмятежную пору ее истории, в правление прославившегося своей “стабильностью” императора Александра III, отмеченный знаком особого великокняжеского благоволения “Адмирал Корнилов” в продолжение всей своей службы неизменно проявлял себя удачливым и благополучным кораблем.

Его путь был отмечен двумя плаваниями из Балтики на Дальний Восток, уникальным для русского флота походом в Черное море в 1891 г., самой длительной среди других кораблей службой на Дальнем Востоке, участием в бескровной победе в Чифу в 1895 г., освоением новой базы флота в Порт-Артуре в 1889 г., действиями при подавлении боксерского восстания в Китае в 1900 г., участием в маневрах флота в 1901 г. накануне войны с Японией.

Его минули все опасности плавания в трех океанах у малоизученных берегов Дальнего Востока и у коварного балтийского побережья. Он избежал столь, казалось бы, близко грозившей ему участи корвета “Витязь”, погибшего в 1893 г. у корейских берегов вблизи не раз посещаемого порта Лазарев.

Душа корабля могла бы быть спокойной, если бы не судьбы тех сотен человек, что в составе экипажей крейсера более 20 лет, сменяя один другого, проходили через его палубы, и люди его вместе со всей страной на себе должны были прочувствовать последствия всех прошедших событий.

Скорбной страницей в истории корабля и всей России осталась судьба великого князя Георгия Александровича. Великий князь Георгий, ближайший – лишь тремя годами моложе – родственник царя, мог бы, наверное, много сделать для спасения страны от ее венценосного могильщика. И особой, наверное, скорбью проникалась душа корабля, когда он вместе с флотом отмечал дни поминовения кончины великого князя, 28 июня 1899 г.

“Адмирал Корнилов” на Балтике. 1907-1910 гг.

Другие его соплаватели по эскадрам Тихого океана и отряда Г.П. Чухнина, погибнув в боях, уносили с собой экипаж в полном или почти полном составе. “Корнилов”же потерял немногих. Героями войны с Японией, успев дослужиться до высоких чинов, стали Р.Н. Вирен, Н.О. Эссен и В.Ф. Руднев. На крейсере “Россия”, оказавшись единственным из погибших офицеров, стал старший офицер В.И. Берлинский (1865-1904), бывший в 1888-1891 гг. младшим штурманом первого экипажа “Корнилова”. Вместе с уже не раз нами упоминавшимся П.А. Вырубовым с броненосцем “Князь Суворов” погиб его лучший друг лейтенант Н.И. Богданов, служивший на “Корнилове” в 1892-1895 гг., а также и самый доверенный из штабных офицеров командующего эскадрой лейтенант Е.В. Свенторжецкий. Штурманом броненосца “Бородино” погиб лейтенант Б.И. Чайковский. Отслужив поочередно с братом Валерием (1889-1891) на “Адмирале Корнилове” (1892-1895 гг.), он командовал в войне миноносцем “Скорый” в Порт-Артуре.

Смелыми действиями малых владивостокских миноносцев всю войну руководил капитан 2 ранга барон Ф.В. Раден, удачно через войну прошли лейтенанты Е.В. Клюпфель, К.С. Головизнин, А.В. Вернандер, Б.Л. Кузмин-Короваев, С.Л. Хмелев, Д.В. Ненюков. Не попав на войну (желающим подчас отказывали), благополучно на императорских яхтах продолжал служить ставший в 1911 г. капитаном 1 ранга Г.Н. Папа-Федоров.

Судьбы офицеров проходивших службу на крейсере 1 ранга “Адмирал Корнилов”

Богданов Николай Иванович (1870-1905), 1892-1895. “Азия" – 1896, "Гиляк” – 1999-1901, “Петропавловск” – 1901-1902, “Князь Суворов" – 1904-1905.

Чайковский Борис Илларионович (1874-1905), 1896-1897. “Память Азова” – 1894-1895, “Владимир Мономах” – 1895- 1896, “Император Николай I” – 1896, “Адмирал Нахимов” – 1897-1898, “Бородино" – 1904-1905.

Лишин Николай Григорьевич (1856-?), 1896-1897). “Снег”-1897, “Дождь”-1897-1898, "Гроза”-1898-1899, “Воевода”-1899-1901, “Адмирал Апраксин”-1903-1905.

Клюпфель Евгений Владиславович (1860-1934, Сан-Фран- циско), 1901-1904. “Кореец” – 1900, “Манджур”, 1900-1901, “Сердитый” – 1904, “Дунай" -1906-1907, “Евстафий”-1909- 1911, Ар-1899, Ак-1903.

Эссен Николай Оттович (1860-1915), 1892-1896. “Грозящий"-1898-1899, “Богатырь” – 1900-1901, “Славянка"- 1901-1902, “Новик"- 1902-1904, “Севастополь”-1904, “Рюрик"-1906, Мк-1886, Ар-1895.

Бойсман Камилло Арсеньевич (1864-?), 1889-1891. "Посадник”-1892, "Император Николай I" 1892-1894, “Храбрый”- 1903, “Богатырь”-1904-1905, Адъютант наследника – 1896-1899.

Корнилов Николай Александрович (1865-?), 1889-1891. “Манджур”-1893-1894, Ар-1896.

Раден Фердинанд Владимирович (1863- ?), 1890-1891. “Владимир Мономах”-1891, "Манджур”-1893-1894, "Забияка”-1896.

Кузьмин-Короваев Валериан Львович (1866-?), 1889- 1891, 1897-1898, штаб начальника Эскадры Тихого океана – 1895-1897, “Сердитый" – 1903-1904, "Стройный” – 1904, Ар -1898.

Кузьмин-Короваев Борис Львович (1870-?), 1892-1895. “Уссури”, "Забияка”-1895-1896, "Гремящий”-1896, С – 1892.

Бурхановский Виктор Захарович (1866-1939, Франция), 1898-1899. “Владимир Мономах"-1889-1892, “Донец”- 1895- 1896, “Сисой Великий” – 1898-1902, “Гридень”-1903, “Князь Потемкин-Таврический”-1903-1904, М – 1896.

Хельстрем Альфонс Томасович (1865-?), 1889-1891. “Император Николай I”-1895-1897, “Сисой Великий"-1897, “Император Николай I”-1897-1898, С – 1889.

Тиме Иван Георгиевич (1867-?), 1899-1901. "Память Азова”-1897-1899, “Герцог Эдинбургский” – 1901-1902, "Генерал-Адмирал” – 1903-1904, “Император Николай I” – 1905, С -1894, Ак – 1896.

Папа-Федоров Георгий Николаевич (1865-1926, Берлин), 1896-1897. “Крейсер”- 1902-1903, “Рында” – 1904-1905, “Стрела”, “Александрия” – 1905-1907, “Марево” – 1907-1909, “Украина” – 1909-1911, М-1896.

Мантуров Дмитрий Федорович (1868-?), 1892-1894. “Забияка” – 1894, "Громовой” – 1900-1903, “Олег” 1904-1905, Ш-1896.

Литке Федор Николаевич (1866-?,), 1897-1898. “Минин – 1890-1891, “Ревель” – 1894-1895, "Полярная Звезда” – 1900-1901.

Дровецкий Василий Иванович (1867-?), 1890-1891. “Генерал-Адмирал” – 1894-1896, “Бдительный” – 1902-1904, С-1893, Ар-1896.

Хмелев Сергей Леонидович (1869-?), 1892-1896. Эск.- Тих.ок. 1896-1897, “Варяг” – 1901-1902, "Бдительный” – 1902- 1904, “Пронзительный” – 1905-1906, “Ростислав” – 1906, "Синоп" – 1906-1907, С-1890, В-1891.

Свенторжецкий Евгений Владимирович (1865-1905), 1897-1898. "Донец” – 1892-1893, "Кубанец" – 1895-1896, “Россия” – 1898-1900, Штаб нач. эск. Тих. ок. – 1900-1901, штаб нач. 2-й Тих. эск. на "Князе Суворове” – 1902-1905, Ар -1899.

Селезнев Виктор Ксенофонтович (1866-?), 1892-1896. “Кубанец”-1901-1902, штаб Практ. эск. ЧМ. – 1903-1904, М – 1901.

Мордовии Константин Павлович (1870-?), 1890-1891. “Владимир Мономах"-1891-1892, редакция Морского сборника – 1900-1905, Ак -1894.

Голинский Сергей Николаевич (1869-?), 1890-1891. "Владимир Мономах”-1891-1892. “Генерал-Адмирал”-1894-1895. “Гремящий”-1895-1897.

Львов Николай Егорович (Георгиевич), (1869-1918, матросы), 1892-1894, “Ангара"-1894, “Воин”-1908, ГМШ-1908-1910, "Память Меркурия”-1911-1914, (Ак) контр-адм. – 1909-1914.

Львов Георгий Георгиевич (1873-?), 1896-1898, ЧФ-1898.

Перелешин Петр Васильевич (1868-?), 1896-1897. “Владимир Мономах”-1891, “Дмитрий Донской”-1892-1893, “Память Азова".

Ненюков Дмитрий Всеволодович (1869-1929, Белград), 1892-1895. “Забияка”-1894, "Память Азова’’-1897-1899. “Цесаревич”-1903-1905. Ар-1906.

Барыков Евгений Евгеньевич (1895-?), 1891. "Владимир Мономах"-1889-1891, добровольческий флот.

Анжу Петр Иванович (1872-?), 1892-1895. "Забияка”-1894, “Светлана"-1899, “Громовой”- 1900. Ак-1898, М-1902.

Зузин Михаил Николаевич (1870-?), 1897-1898. “Император Николай Г’-1893-1894, штаб практ. эск. Балт. моря — 1895, Ар-1896.

Небольсин Вячеслав Константинович (1870-?), 1892-1895. Нач. водолазной школы-1899-1901, М-1897, В-1899.

Головизин Константин Семенович (1870-?), 1897-1899. “Император Николай I”, "Гайдамак”-1896-1897, "Манджур”- 1902-1904, Ар-1902.

Гампер Павел Федорович (1867-?), 1895. “Минин”-1891- 1892, “Вестник"-1894, "Гайдамак”-1895-1896, “Забияка” -1897-1899, “Якут”-1900, “Кореец"-1901-1902, Ар-1902.

Дьяконов Владимир Владимирович (1873-?), 1894-1897. "Адмирал Нахимов”-1893-1894, 1897-1898, “Забияка”-1894, "Крейсер”-1896, “Светлана”-1900-1903, “Баян-1903, “Император Николай I”-1902-1904, "Светлана"-1904-1905, Ш-1902.

Руднев Николай Иванович (1869-1936, Париж), 1899- 1890. “Донец”-1895-1896, “Манджур”-1900-1901, "Владимир Мономах’’-1901-1902, “Прут”-1904, “Вихрь”-1912-1915, С – 1893, Ар-1897.

Миансаров Арам Михайлович (1868-?), 1899-1901. “Крейсер” -1893-1897, “Адмирал Нахимов" -1897-1898, “Россия”- 1901-1903, “Дмитрий Донской’’-1903-1904, Ш -1898.

Чоглоков Константин Аполлонович (1870, после 1921), 1905-1906. “Генерал-Адмирал” -1895-1896, “Император Николай I"-1901-1902, "Храбрый”-1902-1905, “Россия”-1906- 1908, ком-p. “Пронзительного”-1908-1909, “Волга”-1909- 1912, “Цесаревич”-1915-1917, М-1900.

Савинский Николай Николаевич (1871-?), 1900-1901. "Запорожец" – 1898. Главный минер Порт-Артура – 1902-1904, “Аскольд"-1906-1907, "Грозовой’’ – 1907-1908, “Алеут" – 1909-1910, “Манджур"-1912-1913, М – 1896.

Никонов Владимир Владимирович (1872-1905), 1897-1898. “Генерал-Адмирал” – 1894 -1898, “Кореец" – 1898-1899, “Гремящий” – 1899-1900, "Разбойник"- 1900-1901, “Император Николай I” – 1902-1904, УАО БФ – 1904, "Камчатка”- 1904-1905. (+).

Вернандер Алексей Викторович (1874-?), 1894-1896. "Адмирал Нахимов" – 1893-1894, “Император Николай Г’, “Джигит” – 1898-1899, Уч. отр. МКК – 1901-1903, “Кубанец" – 1905, Ш – 1900.

Загорянский-Кисель Андрей Сергеевич (1858-?), 1897- 1898. "Гайдамак” – 1896-1897, "Ерш” – 1898-1901, “Всадник” – 1901-1902, “Гремящий”- 1902-1903, “Стрелок" – 1904.

Зеленой Александр Павлович (1872-1922), 1895. "Адмирал Нахимов” – 1893-1895, "Разбойник" -1896, “Штандарт” – 1896-1899, "Царевна” – 1902-1903, “Доброволец” – 1906, “Алмаз” – 1906-1907, “Цесаревич” – 1907-1908, “Боевой” – 1902, “Доброволец – 1908-1910, Штаб Балт. отряд. бр. АК-1910-1912, “Андрей Первозванный”-1908-1910.

Пузанов Сергей Николаевич (1863-?), 1892 -1893. “Витязь” – 1894-1896, “Россия" – 1897-1898.

Зотов Владимир Петрович (1870-1905), 1894. “Разбойник” – 1892-1894, “Баян-1904, "Князь Суворов” – 1904-1905. Ак – 1898, Ш – 1904.

Гончаров Егор Максимович (1843-?), 1888-1891, ст. суд. мех. “Герцог Эдинбургский"-1887, “Адмирал Спиридов" – 1892.

Николаев Павел Александрович (1844-?), 1891-1895, ст. суд. мех. Шхуна “Ермак”-1880-1881, "Адмирал Спиридов" – 1881-1886.

Хлестов Федор Константинович (1860-?), 1895-1897, ст. суд. мех. “Баян – 1883-1884, "Русалка"-1889 -1890, “Владимир Мономах" – 1890 -1892, “Гайдамак" -1893-1895, “Севастополь" – 1900, “Штандарт” -1901-1906, ГУК – 1906-1908, ММ – 1883, Ак – 1886.

Молоховец Константин Францевич (1855-?) 1898-1903, ст. суд. мех. Отряд миноносцев в Порт-Артуре – 1904.

Глазенап Павел Александрович (1878-?), 1900-1902. Эск.Тих.ок. – 1902-1903, “Генерал Кондратенко”- 1907-1908, "Инженер-механик Зверев"-1908-1912, “Иоанн Златоуст"- 1913-1914, транспорт "Проводник" – 1914-1915, М – 1905.

Невражин Сергей Александрович (1876-1935, Париж), 1900-1903. ПЛ "Окунь”-1905, Штаб 1-й минной дивизии – 1907-1910, транспорт “Николаев”-1910, в аппарате наблюдения – 1914-1917, М – 1908.

Бойль Роман Константинович (1872-?), 1895-1896. "Адмирал Нахимов” -1894-1895, "Император Николай I” – 1896- 1897, “Память Азова” – 1898-1899, “Россия" – 1899-1900, “Рюрик"- 1900-1901, “Боярин”- 1902-1904, М – 1901.

Радзиминский Иосиф Ксаверьевич (1869-1939, Польша), 1900-?. Ст. врач в мор. крепости имени Петра Великого – 1915-1917.

Сергеев Апполинарий Иванович (1872-1952, Ульм, Германия), 1899-?. П/х “Колхида" – 1897-1898, “Запорожец” — 1901-1902, "Черноморец” – 1904, "Терек” – 1906-1907, штаб ЧФ – 1907-1908, ком-p яхты “Колхида” – 1908-1909, штаб Севаст. порта – 1910-1911, ком-p. ЭМ “Строгий” и “Лейтенант Шестаков”-1911, ком-p. яхты “Алмаз”- 1911-1914, ком-р. ЛК “Императрица Екатерина Великая" – 1914-1916, Ш – 1900.

Струве Николай Эрнестович (1871-?), 1895 -1896. "Кубанец” – 1894-1895, "Император Николай I” -1895, “Владимир Мономах” -1896, штаб ЧФ – 1897, "Запорожец” – 1898, "Донец” – 1901, “Строгий”-1902, М – 1902.

Деливрон Андрей Андреевич (1880-?), 1901. “Петропавловск” -1901-1902, "Бесшумный"- 1902-1903, “Боярин”-1903.

Ковалев Александр Васильевич (1879-?), 1900-1901. Транспорт "Ермак”-1901, "Петропавловск"-1901, "Сисой Великий"-1901-1902.

Гире Николай Михайлович (1881-?), 1900-1901. "Адмирал Нахимов"-1901, "Россия”-1901-1902, “Дмитрий Донской”-1903, В – 1903, Ш – 1904.

Заозерский Михаил Евгеньевич (1879-?), 1901. “Император Александр II” -1899, “Рюрик”-1900, "Гайдамак”-1901, “Наварин”-1901-1902, "Изумруд”-1904-1905, М – 1903.

Михайлов-Рославцев Сергей Михайлович (1866-?), 1889- 1891. "Сивуч" -1891 -1892, “Витязь" -1892 -1893, Штаб ком- ра 2-й Тих. эск. Из запаса.

Отарев Сергей Петрович (1878-1905), 1899-1901. “Петропавловск"-1901, “Дмитрий Донской”-1901-1902, “Наварин”-1904-1905 (+).

Сомов Николай Васильевич (1876-после 1937, Югославия). 1900-1902. “Бакан” -1898, “Дмитрий Донской”, Миноносец № 208, “Всадник” -1899-1900, "Император Николай I”-1902-1904, “Живой”-1908, “Запорожец"-1908-1909, ком- p. ЭМ “Зоркий”-1909, ст. оф. МКР “Капитан Сакен”-1909- 1910, ком-p порт, судна “Гонец”-1911-1914. М-1906.

Таубе Георгий Николаевич (1877-?), 1899-1900. Миноносцы №№ 204, 208 – 1900, "Разбойник”-1900-1902, “Дон”-1904, "Генерал-Адмирал Апраксин”-1905. Ш – 1903, Ар – 1905.

Быков Борис Александрович (1878-?), 1901-1902. “Рюрик” -1899-1900, “Гремящий”-1900-1901, ком-p ПЛ “Кефаль”-1905, "Лосось”-1907-1908, “Аллигатор"-1908-1910, ком-p ЭМ “Быстрый"-1914-1915. Ш – 1902, М – 1904, Ак – 12.

Захаров Валентин Анастасьевич (1878-?), 1901-1902. “Разбойник” -1892, "Дмитрий Донской" -1899- 1900, "Отважный”-1900-1901, “Дон"-1904, Ш – 1902. Ак – 1904.

Смирнов Николай Александрович (1878-?), 1901-1902. “Владимир Мономах” -1899-1900, “Гремящий”-1900-1901, “Адмирал Нахимов”-1904-1905. Ар-1904.

Ковальский Анатолий Анатольевич (1877-?), 1900. “Псезуапе” -1898, “Наварин" – 1901-1902, штаб минной дивизии Балт. моря – 1907-1909, “Волга”-1909-1910, служба наблюдения Балт. моря – 1910-1917. М – 1903.

Мочалин Павел Павлович (1876-?), 1897-1900. “Гремящий"-1900-1901, “Алмаз”-1903-1904. Ар-1902.

Плен Павел Михайлович (1875-1918), 1898 -1899. “Штандарт” -1896, “Память Азова" – 1897-1898, "Отважный” -1899-1901, “Баян”, “Скорый”, "Манджур”-1904, ком- р КЛ “Бобр” – 1907, “Бдительный”-1909, “Сильный"- 1909-1912, "Донской Казак"-1912-1914, "Адмирал Макаров”-1915, нач. дивизиона ЭМ БМ – 1915, “Слава”- 1915-1916. С -1895.

Рклицкий Георгий Михайлович (1876-1905). 1897-1901. “Забияка" -1896 -1897, “Амур”-1901-1902, “Варяг”-1902-1903, “Наварин”-1904-1905 (+). Ш -1904.

Подащевский Николай Николаевич (1875-?), 1897-1899. “Адмирал Нахимов” -1896-1897, “Отважный” – 1899-1900. М – 1901.

Рыбаков Константин Степанович (1870-?), 1901. “Бобр” -1896 -1897, порт, судно “Силач”-1901-1902, управление Порт-Артура – 1902-1904, "Скорый"-1907-1908, “Лейтенант Сергеев”-1908-1909, “Аскольд”-1909-1910, “Ксения”-1910-1912, севаст. флот, экипаж – 1913-1917. Ар – 1900.

Белкин Николай Михайлович (1873-?), 1896. "Владимир Мономах” -1895-1896, "Манджур” -1897 -1899, "Память Азова" -1899-1900, "Русь”-1904-1905.

Гадд Георгий Оттович (1873-1956, Копенгаген), 1896. “Император Александр II” – 1896, “Рюрик” -1897-1899, “Боярин”-1902-1904, “Прочный"-1908-1909, “Разящий"-1909- 1910, “Хабаровск”-1911-1912, “Сибирский Стрелок’’-1913- 1914, нач. дивизиона ЭМ 5м-1919. ком-p ЛК “Андрей Первозванный"-1915-1917.

Судьбы огромного большинства остальных офицеров теряются в кровавой мгле воцарившейся над Россией смуты 1917 года.

В числе безвинных жертв на барже в большой группе офицеров оказался герой обороны Порт-Артура Павел Михайлович Плен, служивший на “Адмирале Корнилове” в его золотую пору 1890-1892 гг. На Малаховом кургане, тоже в большой группе офицеров (конечно, за адмиральский чин), расстреляли Николая Георгиевича Львова. Немногим, как видно из списка, “повезло” на чужбине или на приютившей их исторической родине: в Польше или Прибалтике.

И все, что пока удается узнать о людях тех лет – лишь капля в море той правды, которой мы не знаем по-прежнему. В благополучии судеб двенадцати из четырнадцати командиров “Адмирала Корнилова” заставляет сомневаться неизвестность дат их кончины.

В истории “Корнилова” такими нитями связи с прошлым стали для автора прикосновения к судьбам по крайней мере двух героев корабля. По странностям, иногда встречающимся в нашей жизни, автор закрыв глаза на запреты для людей “с допуском”, решился разузнать о приезде на родину сына командира крейсера “Варяг” (в родной город Петербург его на всякий случай не пустили) – Пантелеймона Всеволодовича. Явившуюся нить связи с прошлым по моей просьбе поддержала моя жена Ангелина Васильевна, а затем и сын Андрей.

Связь с заграницей не прошла мимо внимания “органов”. Автору пришлось давать объяснение для людей первого отдела и приготовиться нести ответственность за переписку. Но на дворе был все же не 37-й год, и видимых последствий мой проступок тогда не имел. Было даже разрешено послать Пантелеймону Всеволодовичу диафильм “Крейсер чести” и книгу “Крейсер “Варяг”. Их Пантелеймон Всеволодович успел получить при жизни. Теперь они, надо думать, сохраняются в семье Никиты, внука командира “Варяга”. И, значит, продлится та нить связи с прошлым, которая появилась благодаря жене моей Геленьке. Это тонкая нить и от “Адмирала Корнилова”, на котором в 1888 г. служил лейтенант В.Ф. Руднев.

Добрый гений моей жены Геленьки осветил своим участием и другую столь же неожиданно обнаружившуюся нить нашей исторической памяти. Надо было так случиться, что КБ-19, куда я по распределению поступил в 1959 г., находилось в Калининском районе (дом напротив Смольного монастыря). Именно тогда для соревнований и похода на шестивесельном яле в Нарву и Новгород мне удалось организовать шлюпочную команду, и большую помощь при этом мне оказал представитель районного комитета ДОСААФ капитан 1 ранга в отставке Г.О. Трахтенберг (1895-1973). Он и напутствовал нас перед соревнованиями у Петропавловской крепости.

Познакомиться ближе мне удалось только в 1966 г., когда работая по заданию “Красной Звезды” над революционным очерком “Лихой полудивизион”, я узнал (от другого ветерана флота Б.П. Новицкого, сына адмирала, расстрелянного в Севастополе в 1918 г.), что Г.О. Трахтенберг должен быть в числе героев моего очерка, так как в 1918-1919 гг. служил на эсминце “Азард”. В домашней обстановке Георгий Осипович открыл мне то, что он – крестник великого князя Георгия. О дружеских отношениях отца Георгия Осиповича, состоявшего директором маяков и лоций Черного и Азовского морей, свидетельствовала чудом сохранившаяся тогда в числе семейных реликвий книга морского стратега Мэхена “Морская война” с надписью “Жозе от Георгия”.

Только сейчас, 1 октября 2007 г., когда были написаны эти строки о подарке великого князя, пришло вдруг осознание той, казалось бы очевидной мысли, что и имя свое Георгий Осипович он получил в честь своего крестного отца.

Будем же верить, что не оборвутся и будут восстановлены все те нити, которые помогут нам вернуть или воспитать столь редкое сегодня и оттого еще более драгоценное чувство любви к нашей Великой Родине и ее истории. Без него нам не понять нашу судьбу, без него не достичь столь требующихся для нее благополучия, процветания и приобщения к семье действительно цивилизованных народов мира.

P.M. Мельников. Санкт-Петербург, 2006-2007 гг.

Перечень офицеров, командовавших крейсером 1 ранга “Адмирал Корнилов”

С 1887 по 1891 гг. Алексеев Евгений Иванович (1843-1918). МК* – 1865, адмирал с 1903 г.

С 1891 по 1894 гг. Елчанинов Михаил Иванович (1842-?). МК – 1863 г.

С 1894 по 1895 гг. Вульф Павел Николаевич (1843-?). МК-1864, контр-адмирал – 1895 г.

С 1895 по 1897 гг. Молас Петр Павлович (1847-?). МК – 1870, контр-адмирал с 1899 г.

С 1897 по 1898 гг. Черкасс Семен Станиславович (1846-?). МК – 1870 г.

С 1899 по 1900 гг. Петров Иван Ларионович (1849 -?). МК – 1872 , Г – 1873.

В 1900 г. Матусевич Николай Александрович (1852-?). МК – 1874, Ар – 1896, контр-адмирал с 1904 г.

В 1900 г. Тарасов Александр Трофимович (1853-?). МК – 1875, М – 1896.

С 1900 по 1904 гг. Нельсон-Гирст Павел Фомич (1851-?). МК – 1873, С – 1876.

С 1904 по 1905 гг. Арнаутов Константин Петрович (1854-?). МК – 1875.

С 1905 по 1906 гг. Мартынов Борис Николаевич (1855-?). МК – 1879, М – 1896.

С 1907 по 1908 г. Лахтин Владимир Егорович (1865-?). МК – 1884, Ак – 1890, Ш – 1896.

С 1909 по 1911 гг. Ивановский Виктор Яковлевич (1862-?). МК- 1882, Ак – 1890, М – 1897.

* МК – Морской корпус, Ак – Морская академия, Ар, Ш, М, С, Г – артиллерийский, штурманский, минный классы, стрелковая команда, гимнастическое заведение.

 

Приложение № 1

Заграничные плавания крейсера I ранга “Адмирал Корнилов”

Из рапортов командиров корабля. (РГА ВМФ. Ф. 417. Главный Морской штаб)

Из рапортов командира крейсера “Адмирал Корнилов” капитана 1 ранга Алексеева

От 29 августа 1889 г.

15-го сего августа, в 4 ч 30 минут утра, следуя движению императорской яхты "Держава", имевший брейд-вымпел его величество Государя Императора и во исполнения предписания Главного Морского штаба, от 7 августа за Nu 9990, крейсер снялся с якоря с Большого Кронштадтского рейда и по миновании Лондонского плавучего маяка, занял свое место в строю, согласно накануне полученного словесного приказания от флаг- капитана его величества.

В тот же день, по спуске флага, крейсер увеличил ход, чтобы на ночь держаться впереди императорской яхты. К утру 16 числа по сигналу вступил на свое место, а в 10 ч крейсеру приказано иметь полный ход вследствие чего подняли пар во всех котлах и начали постепенно увеличить ход до полного: через час по получении сказанного приказания и когда крейсер, при давлении пара 105 фун. и 80 оборотов, развел скорость 15 узл., на императорской яхте был поднят сигнал вступить в свое место. Исполняя сей сигнал, описывая полную циркуляцию для вступления в строй, ход при 84 оборотах и том же давлении пара достиг 15,6 узла. В начале второго часа пополудни в первой кочегарной, по неопытности кочегаров и их неосмотрительности, при продувании лопнули три водомерных стекла; это обстоятельство заставило временно вывести из действия 4 носовых котла.

1 7 августа, в 11 ч утра, находясь в 13 милях от плавучего маяка Фальстербо, с яхты "Держава" сделан сигнал "рандеву Копенгаген", согласно сему крейсер отделился от императорской яхты и взял курс для следования Большим Бельтом. В 8 ч 15 мин того же числа за темнотой стал на якорь у маяка Пранакьер на о-ве Лангеланд. С рассветом следующего дня снялся с якоря и для принятия лоцмана направился на вид города Коргор. В 1 ч 40 мин пополудни, по причине большой пасмурности и по заявлению лоцмана, должен бросить якорь на глубине 7 саж. в расстоянии 5 миль от о-ва Самсэ. В 4 ч, как только прояснилось, продолжал плавание, а на исходе 9 ч вечера за темнотой стал на якорь в Каттегате у маяка Накколэд.

19 числа, вследствие густого тумана, мог оставить якорное место лишь в 9 ч утра и в исходе 2 ч пополудни, крейсер прибыл в Копенгаген, встав фертоингом на внешнем рейде и обменялся обычными салютами с крепостью и датским крейсером "Absalon", под флагом контр-адмирала Schiwe, командующего практическим отрядом судов. На рейде, кроме упомянутого отряда и императорских яхт "Держава" и "Царевна", других военных судов не находилось. По оставлении Кронштадта и до Гогланда, плавание сопровождалось ясной погодой при ветрах из SW четверти силой от 2 до 3 бал.; затем в дальнейшем плавании в Балтийском море и Бельтом наступила пасмурность, переходившая часто в густой туман.

25-го августа, 9 ч 30 мин утра, согласно полученному приказанию от флаг-капитана его величества, крейсер снялся с якоря с копенгагенского рейда и перешел в Гельсингфорс, прибыв туда в 11 ч 30 мин утра, где застал на рейде яхту "иаревна".

В 2 ч 30 мин пополудни того же числа его императорское высочество государь император изволил прибыть на крейсер на гребном катере под своим брейд-вымпелом, в сопровождении государя наследника цесаревича, его королевского высочества принца Георга Уэльского и гоф-маршала высочайшего двора, князя Оболенского. Приняв рапорты, его величеству были предоставлены офицеры, а после обхода команды, Государь Император изволил произвести подробный осмотр батареи, палуб кубриков, всех судовых и офицерских помещений и машинных отделений крейсера.

В 3 ч 30 мин пополудни прибыли на крейсер ее величество государыня императрица, их высочества король датский Христиан IX и король греческий Георг, их императорских высочества Михаил Александрович, Ксения Александровна, Ольга Александровна, его императорское высочество Павел Александрович с супругой великой княгинею Александрой Георгиевной, наследная принцесса Уэльская, герцогиня Кумберландская, наследный принц датский с супругой принцессой Луизой, наследный принц греческий Константин, герцог Спартанский, принц датский Вольдемар с супругой принцессой Марией, греческий принц Андрей и герцоги Шлезвиг-Гольштейнские Вильгельм и Иоанн.

В 4 ч 30 мин их императорские величества Государь Император и Государыня Императрица и их королевские высочества и другие высочайшие особы отбыли с крейсера, причем Государю Императору были отданы все почести по уставу. При оставлении крейсера, Его Величество изволил осчастливить офицеров и команду пожеланием благополучного плавания. С момента прибытия и до съезда Государя Императора на крейсере был поднят брейд-вымпел Его Величества. С крейсера "Адмирал Корнилов" их Императорские Величества направились на яхту "иаревна", где был сервирован чай, в которому я имел счастье быть удостоенным высочайшего приглашения.

В 5 ч 30 мин вечера Их Величества Государь Император и Государыня Императрица с августейшим семейством и сопровождавшие их высочайшие особы оставили яхту "иаревна". Его Величество изволил находиться на катере с крейсера и, по съезде на берег, пожаловал гребцам по чарке водки. В 6ч 30 мин вечера яхта "иаревна" ушла в Копенгаген.

26 августа, в 8 ч утра, имея пары в 4-х котлах, крейсер оставил гельсингфорский рейд для следования в Шербург. В 7 ч 30 мин вечера, пройдя меридиан маяка Скаген, взял курс в горизонт маяков: Хирсхол и Хантсхольм, на другой день, в 12 ч утра, определившись по последнему, повернул по азимутам на Галлопер. В 7 ч утра, пользуясь вполне ясной и тихой погодой, проверил по азимутам солнца девиацию компасов.

28 августа, в 12 ч 30 мин дня, при туманной погоде пришел на вид маяка Галлопер, по миновании коего, продолжал плавание ко входу в Английский канал. В 8 ч вечера, пройдя плавучий маяк Роял-Соверин, взял курс на мыс Ла-Гаг.

В 3 ч утра следующего дня, вследствие усилившегося тумана, уменьшил ход до 6 узлов; в 6 ч 30 мин, при несколько прояснившимся горизонте, снова увеличил ход и сего числа, 20 августа, в 9 ч 30 мин утра, прибыл на шербургский рейд и стал на мертвый якорь. Следуя к якорному месту, произвел салюты нации и флагу контр-адмирала de Boissoudy, командующего Ламаншского канала. Отряд состоит из броненосцев: (флагманского) "Marengo", "Suffren", "Ocean", минного крейсера "Fpervier". На оба салюта получил ответы равным числом выстрелов.

Переход Немецким морем совершил при тихих ветрах силой в 1 -2 балла, перешедший в штиль с туманом. Всего пройдено 835'/2 миль, со средней скоростью 11,52 узла, при давлении пара от 97 до 112 фунтов и числе оборотов от 56 до 68. Во время перехода судовая комиссия производила тщательные определения расхода топлива и смазочных материалов на действие механизмом, при 4, 6, и 8 котлах; наибольшая скорость в последнем случае достигала 17 узлов, при 120 фунтах пару и 90 оборотах. Машины, как и в предыдущем плавании, действовали совершенно исправно.

В течение предстоящего пребывания крейсера в Шербурге имею необходимость произвести обший осмотр главных и вспомогательных машин вычистить котлы и трюмы; сверх того, принять запасы топлива и смазочных материалов.

Состояние здоровья команды удовлетворительно; больных при лазарете- 1 человек.

Капитан 1 ранга Алексеев

На крейсере I ранга "Адмирал Корнилов’ в дальнем плавании. Середина 1890-х гг. Такелажные работы

Из рапортов начальника эскадры Тихого океана, вице-адмирала Назимова

От 31 октября 1889 г.

9 октября, утром, крейсер "Адмирал Корнилов" переменил место, чтобы дать место ожидавшемуся в этот день фрегату "Минин", который и пришел в 10 ч утра и отшвартовался рядом с крейсером. Утром приехал ко мне с визитом греческий командир Куиукос, имевший свой брейд-вымпел на броненосце "Olga". При съезде ему был произведен с крейсера салют в 11 выстрелов, на который был получен ответ равным числом выстрелов с броненосца "Olga". После полдня был у меня с визитом греческий командор Сактурис, имеюший свой брейд-вымпел на канонерской лодке "Peneus". При сьезде был произведен салют в 11 выстрелов, на который был получен ответ равным числом выстрелов с броненосца Olga". В 4 ч пришла с моря и встала не якорь в Саламине итальянская эскадра, в следующем составе: броненосец "Lepanto", под флагом начальника эскадры, контр- адмирала графа Canevara, крейсера "Stromboli" и "Giovanni Bausan". Ставши на якорь, броненосец "Lepanto" салютовал моему флагу 15 выстрелами, на что с крейсера было отвечено равным числом выстрелов.

В тот же день пришел германский станционер в Константинополе, пароход "Loreley". Приехавший с визитом командир объяснил, что он салютовать не может, по неимению достаточного для этого числа орудий. В этот день в королевском дворце состоялся обед его императорского высочества наследника цесаревича, причем были приглашены: русское посольство, я и командиры судов русской эскадры.

10 октября, в 12 ч дня, пришел и отшвартовался рядом с крейсером "Адмирал Корнилов", итальянский крейсер "Amerigo Vespucci", на котором плавает в чине гардемарина принц Людвиг Аостский, сын бывшего короля испанского Амедея. Ставши на якорь, крейсер "Amerigo Vespucci" салютовал моему флагу 15 выстрелами, на что получил ответ равным числом выстрелов. После этого ко мне сейчас же приехал с визитом находившийся на крейсере "Amerigo Vespucci", итальянский контр-адмирала граф Canevara, которому при съезде был произведен салют по уставу. В 12 ч 45 мин пополудни контр-адмирал граф Canevara, перенес свой флаг с броненосца "Lepanto" на крейсер "Amerigo Vespucci".

В 4 ч я вместе с русским посольством присутствовал в Афинах, на Ларисском вокзале, при торжественной встречи их королевских высочеств короля и королевы датских, которые прибыли в Афины из Патраса, сделав туда переход из Бриндизи на греческой яхте "Амфитрида". После представления дипломатического корпуса его величеству, его величество король греческий представил меня, как начальника русской эскадры, его величеству королю датскому, который удостоил меня разговором, интересуясь составом эскадры и последующим затем плаванием.

Утром 11 октября я отдавал визиты, а в 11 ч 45 мин эскадра расцветилась флагами и приготовилась к встрече ожидаемого в этот день наследного принца Уэльского. Ровно в полдень показалась у входа яхта "Osborne", под флагом принца Уэльского, которому со всех судов был произведен салют в 21 выстрел; при проходе яхты мимо судов, команда была послана по реям и кричала 5 раз "ура". Из сопровождавших яхту английской эскадры, только яхта "Landrail" вошли на Пирейский рейд; остальные же суда стали на якорь в бухте Фалеро. Состав английской эскадры следующий: броненосцы "Dreadnought", "Edinburgh", "Colossus" и "Benbou", фрегат "Temeraire" и корвет. Начальник эскадры вице-адмирал Sir Anthony Hoskins имел свой флаг на броненосце "Dreadnought".

Когда яхта "Osborne" стала на якорь, я вместе с моим штабом прибыл на катере под флагом на яхту, где я представился его королевскому высочеству принцу Уэльскому, поздравил его с благополучным прибытием; он представил меня своей августейшей семье, находившейся вместе с ним на яхте. Вскоре на яхту прибыли их королевские величества король и королева эллинов и на яхте был поднят греческий королевский штандарт, которому был произведен со всех судов салют в 21 выстрел. В 12 ч 15 мин высочайшие особы отбыли с яхты на катере под флагом принца Уэльского, которому был произведен салют в 21 выстрел. По съезде их величеств, яхта вступила в свое место в общую линию судов.

Вечером 11 и весь день 12 октября, суда эскадры принимали уголь; перед приемкой угля, я официально запросил нашего консула о более добросовестных и имеюших доброкачественный уголь поставщиках, предоставив гг. командирам выбрать доброкачественный уголь для приема на их суда. На мой запрос консульство сообщило имена поставщиков и цену – 41 драхму за тонну, без погрузки его в угольные ямы, что исполнено было своими командами. 12-го же октября были у меня с визитом английский вице-адмирал Sir Anthony Hoskins и русский консул в Пирее, которым при съезде были произведены салюты по уставу.

В 2 ч пополудни 13 октября все стоящие на рейде суда расцветились флагами в ожидании прибытия вдовствующей германской императрицы Фредерики с высоко нареченной невестой принцессой Софией. В 2 ч 20 мин на рейд вошла греческая яхта "Амфитрида" под штандартом императрицы германской, которому был произведен со всех судов салют в 21 выстрел. Команда была послана по реям и кричала 6 раз "ура". Когда яхта стала на якорь, я вместе со штабом прибыл на катере на яхту. Войдя на палубу, я поздравил его величество короля эллинов с благополучным прибытием высоко нареченной невесты. Имея разрешение его высочества наследника иесаревича поднести от русской эскадры букеты ее величеству королеве, ее величеству вдовствующей императрице и ее высочеству высоко нареченной невесте, я спросил разрешение его величества исполнить это, к чему его величество отнесся весьма сочувственно и, поблагодарив, разрешил предложить эти букеты. Вслед за тем прибыли на яхту ее величества королева эллинов с семейством, государь, наследник цесаревич, принц и принцесса Уэльские с семейством. По выходе ее величества на палубу, я исполнил разрешение мне поднесение букетов, удостоившись милостивой благодарности высочайших особ.

В 3 ч высочайшие особы отбыли с яхты на паровом катере под штандартом императрицы германской, которому был произведен со всех судов салют в 21 выстрел, команда была послана по реям и кричали "ура". Высоко нареченная невеста была встречена на берегу парадом с большим энтузиазмом. Вечером пришел английский корвет "Phaeton".

14 октября, вследствие объявленного в этот день в 2 ч пополудни прихода германского императора, все суда расцветились флагами. В 1 час 15 мин подошла к Саламину германская эскадра в следующем составе: фрегат "Kaiser" под штандартом его величества германского императора, яхта "Hohenzollern" под штандартом ее величества германской императрицы, фрегат "Deutschland" под флагом контр-адмирала Hollman, фрегаты: "Preussen", "Friedrich der Grosse", крейсер "Irene", которым командует принц Генрих, брат германского императора, минные крейсеры "Pfeil" и "Wachl" и частный пароход "Danzig" со свитой германского императора, которая состоит почти из 150 человек. Подойдя к Саламину, эскадра остановилась и германский император переехал на катере с фрегата "Kaiser" на яхту "Hohenzollern" и перенес туда свой штандарт, после чего эскадра дала ход, имея во главе яхту "Hohenzollern". В 2 ч 15 мин яхта вошла на рейд, причем был произведен салют в 21 выстрел, команда была послана по реям и кричали 4 раза "ура".

15 числа, в день бракосочетания наследного принца с принцессой Софией, согласно объявленному церемониалу, в 8 ч утра все суда расцветились флагами, а в полдень был произведен салют в 21 выстрел. Вечером все суда эскадры были роскошно иллюминированы. Германский флот был особенно роскошно иллюминирован лампочками накаливания.

16 октября с утра опять вся эскадра расцветилась флагами и в полдень был произведен салют 21 выстрел. После подъема флага, с крейсера был произведен салют в 19 выстрелов флагу почетного адмирала английского флота, на что получен ответ равным числом выстрелов с броненосца "Kaiser"; после этого с броненосца "Kaiser" был произведен салют моему флагу в 15 выстрелов, на что с крейсера было отвечено равным числом выстрелов.

17 октября по случаю годовшины дня чудесного спасения их императорских величеств с августейшим семейством от грозившей им опасности при крушении поезда на всех судах было отслужено благодарственное молебствие. Вечером я вместе с моим штабом, с командирами и офицерами, свободными от службы, присутствовали на парадном балу в королевском дворце, которым и закончились официальные торжества по случаю бракосочетания.

18 октября, в 4 ч дня, на рейд вышел паровой катер под штандартом германского императора, пришедший из бухты Фалеро, где его величество посетил английскую эскадру. Все суда подняли стеньговые флаги, произвели салют в 21 выстрел, послали людей по реям, которые кричали 6 раз "ура". Выйдя на рейд, германский император посетил минный крейсер "Pfeil" и крейсер "Irene", откуда в 5 ч пополудни его величество отбыл в Афины.

После спуска флага ко мне приехал с прошальным визитом германский контр-адмирал Hollman, которому я отдал этот визит на следующий день, причем при съезде моем с фрегата "Kaiser" был произведен салют в 15 выстрелов.

19 октября, начиная с 11 ч утра, все германские суда, исключая фрегат "Kaiser" и яхту "Hohenzollern", начали выходить из гавани и ушли на внешний рейд. Все суда расцветились флагами и был произведен салют в 21 выстрел, команда была послана по реям и кричала 6 раз "ура". На фрегате "Kaiser" в то же время был поднят штандарт германского императора, не спуская флага почетного адмирала английского флота.

В это время на внешнем рейде германская, английская и итальянская эскадры выстроились в 3 колонны.

В 1 ч 40 мин паровой катер под штандартом германской императрицы отошел от пристани и подошел к яхте "Hohenzollern", на которой тотчас же был поднят штандарт германской императрицы, после чего яхта снялась с якоря и пошла к выходу. Был произведен салют в 21 выстрел, команда была послана по реям и кричала 6 раз "ура". По выходе яхты, на внешнем рейде со всех судов был произведен салют в 21 выстрел.

20 октября я вместе со штабом, командирами и офицерами был в Афинском городском театре на парадном спектакле.

Вследствие того, что походная церковь на крейсере "Адмирал Корнилов" не была еше освяшена, я испросил разрешение его императорского высочества государя наследника цесаревича произвести это освяшение в присутствии его высочества и ее величества королевы эллинов, на что получил полное их согласие. При этом его высочество пожелал принять в этот день на крейсере всех высочайших особ, находящихся в это время в Афинах, выразив желание, чтобы были приглашены только русское посольство и русские офицеры.

В воскресение, 22 октября, в 10 ч 40 мин утра, по прибытии на крейсер ее величества королевы эллинов и его высочества государя наследника цесаревича, началось богослужение по освящению церкви, совершенное архимандритом русской посольской церкви Геннадием. По окончанию богослужения, в 1 ч 15 мин на крейсер прибыли: его королевское величество король эллинов, ее императорское величество вдовствуюшая императрица германская Фридрика, их королевские величества король и королева датские, наследный принц Константин с супругой принцессой Софией, наследная принцесса Уэльская с дочерьми принцессами Викторией и Мод, прини Вольдемар датский, принцессы прусские Виктория и Маргарита, принцы греческие Георгий, Николай и Андрей, принцесса греческая Мария, принц и принцесса саксен-мейнингенские.

Их величество король датский и король греческий здоровались с караулом и командой и обошли фронт офицеров. Затем высочайшие особы перешли на левую сторону шканец, где был сервирован завтрак на 60 персон, к которому были приглашены члены русского посольства, командиры и офицеры русской эскадры. По окончанию завтрака, высочайшие особы осматривали крейсер, а в 3 ч 25 мин пополудни высочайшие особы отбыли с крейсера, команда была послана по реям и кричала 6 раз "ура", причем был произведен салют в 21 выстрел с подъемом на грот- брам-стенге датского и английского флагов. Такой порядок салютов был произведен по личному приказанию его императорского высочества.

25 октября обедали у меня на крейсере "Адмирал Корнилов" командиры: итальянского крейсера "Amerigo Vespucci", датского корсета "St.-Thomas'' и греческий коммандор начальник отряда судов Sastouris, наш генеральный консул и командиры судов эскадры.

25 октября, в 11 ч утра, ее королевское величество королева эллинов и его императорское высочество государь наследник цесаревич прибыли на фрегат "Минин", отправлявшийся в тот день по назначению в практическое плавание в Атлантический океан. Приняв рапорт командира капитана 1 ранга Благодарева, ее величество и его высочество прошли по фронту офицеров и команды, после чего спустились вниз и подробно осматривали фрегат.

Получивши в этот день ответ от Управляюшего морским министерством на телеграмму мою от 17 октября, я просил разрешения его императорского высочества прочитать ее при собрании всех офицеров и команды, на что получил согласие. Команда была собрана на шканцах и я прочитал телеграмму следующего содержания: государь император на докладе о телеграмме вашей с выражением верноподданнических чувств в годовщину чудесного избавления его величества с августейшей семьей от угрожавшей им опасности, высочайше соизволил начертать "Сердечно благодарим всех''.

Затем на фрегате было произведено обшее артиллерийское учение, после которого ее величество и его высочество, пожелав командиру, офицерам и команде счастливого плавания, отбыли с фрегата и направились на лодку "Черноморец". На судах эскадры команда была послана по реям, а с фрегата "Минин" был произведен салют в 21 выстрел с подъемом на грот-брам-стенге греческого флага. На лодке "Черноморец", после осмотра лодки, я опять с высочайшего разрешения прочитал перед собранием офицеров и команды полученную мною телеграмму, после чего ее величество и его высочество присутствовали при артиллерийском учение и при пожарной тревоге. В 12 ч 15 мин пополудни ее величество и его высочество отбыли с лодки "Черноморец" в Афины, причем с лодки "Черноморец" был произведен салют в 21 выстрел.

В 3 ч прибыла яхта "Osborne" под флагом наследного принца Балийского в сопровождении крейсера "Phaeton". Все суда расцветились стеньговыми флагами, произвели салют в 21 выстрел и послали команду по реям. Когда яхта стала на якорь, я на катере под флагом вместе с моим штабом прибыл на яхту, чтобы поздравить его высочество с благополучным прибытием, причем принц Уэльский выразил мне желание посетить крейсер.

В 3 ч 55 мин принц Уэльский в сопровождении своего сына приниа Георга прибыл на крейсер. Его высочество спустился вниз, где подробно осмотрел крейсер и в 4 ч 20 мин отбыл. При съезде его, команда была послана по реям и кричала 5 раз "ура", салюта же не было произведено, вследствие выраженного мне им желания, чтобы салюта при съезде не было. В 4 ч 30 мин фрегат "Минин" снялся с якоря и ушел в море, произведя сначала салют моему флагу в 15 выстрелов, а затем греческой нации в 21 выстрел. Вслед за фрегатом "Минин" ушел в море итальянский крейсер "Amerigo Vespucci".

27 октября был у меня с визитом командир крейсера "Phaeton" Captain Cloun, которому я отдал визит в тот же день, причем с крейсера был произведен салют моему флагу в 15 выстрелов.

28 октября, до подъема флага, ушла в море яхта "Osborne", а в 8 ч утра все суда, по предложению командира крейсера "Phaeton", расцветились флагами по случаю дня рождения наследного принца Уэльского, и в полдень был произведен салют в 21 выстрел. Время пребывания эскадры в Пирее, прерываемое частыми церемониалами, не позволяет производить правильно учения, почему мною предложено гг. командирам пользоваться каждым удобным случаем производить всякие учения, которые они найдут более необходимыми, соображаясь с временем дня, погодой и продолжительностью свободных часов, не ожидая от меня сигнала или особых приказаний, что гг. командиры выполнят в точности, занимая команду по усмотрению. Например, на крейсере "Адмирал Корнилов" производилось артиллерийское учение, пальба в цель из ружей, обучение новобранцев гребле, отдавали паруса для просушки, спускали брам-реи.

Завтра 2 ноября, канонерская лодка "Черноморец", по приказанию его императорского высочества наследника цесаревича, не имея возможности следовать за крейсером "Адмирал Корнилов" вследствие того, что не обладает одинаковой скоростью, посылается вперед в Венецию для доставления его высочества с наружного рейда в Маламак, в канал Венеции, куда крейсер войти не может.

На крейсере I ранга "Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. Середина 1890-х гг. На ходовом мостике

От 13 ноября 1889 г.

1 ноября командир датского корвета ответил на мой привет, пригласив меня и командира крейсера "Адмирал Корнилов" на обед, причем я должен отметить, что прием был весьма радужный. Вообще во время нашей совместной стоянки, наши отношения с ним были самыми дружеские, так например, он, получив какое-либо известие, могушее меня интересовать, спешил мне его сообщить, или лично или через офицера.

2 ноября его императорское высочество государь наследник цесаревич вместе с греческим принцем Георгом посетили неофициально датский корвет "St.-Thomas", где пробыли с 11 ч утра до 4 ч пополудни. Вследствие желания, выраженного его императорским высочеством государем наследником цесаревичем зайти на один день в Венецию, по пути следования в Триест, я отправил 2 ноября в Венецию лодку "Черноморец" вперед, так как крейсер "Адмирал Корнилов" может дойти только до Моломокко, находящегося от Венеции в расстоянии 7 миль. При этом я предписал командиру лодки воспользоваться временем до прихода в Моломокко крейсера "Адмирал Корнилов" и ознакомиться с фарватером в Венеции, с местом якорной стоянки, а также заручиться всеми требуемыми местным начальством разрешениями. Вместе с тем нашим посланником в Афинах была послана, по моей просьбе, телеграмма нашему посланнику в Риме о разрешении лодке "Черноморец" войти в Венецию и стать в Большом канале против плошади св. Марка, что требуется правилами лоции. Перед уходом из Пирея, посланник известил меня, что разрешение это получено.

В 1 час дня на датский корвет "St.-Thomas" прибыли вдовствующая германская императрица, король и королева эллинов, король и королева датские, наследник цесаревич, наследный принц Константин с супругой и другие принцы и принцессы, где был устроен завтрак. Во время их пребывания, на крейсере "Адмирал Корнилов" играл хор музыкантов, чередуясь с хором, игравшим на датском корвете. В 4 ч высочайшие особы отбыли в Афины, без иеремонии, провожаемые национальными гимнами.

Утром 4 ноября ушел датский корвет "St.-Thomas". Перед уходом приезжал проститься прини Георг, а после его отбытия я отправился лично пожелать счастливого пути командиру и старшему офицеру, принцу Вольдемару датскому. При проходе мимо крейсера, на "St,-Thomas" играли русский гимн, а на крейсере играли датский гимн.

Вместе с тем на корвете был поднят сигнал по международному своду "прошайте", на что с крейсера ответили сигналом "счастливого пути"; датский корвет ответил "благодарю"; затем, отсалютовав флагом, датский корвет вышел в море.

5 ноября, в 11 ч утра, на крейсер прибыли ее королевское величество королева эллинов и его императорское высочество государь наследник цесаревич. Приняв рапорт и обойдя офииеров и команду, ее величество и его высочество изволили быть у обедни; по окончанию обедни, в 12 ч 1 5 мин, ее величество и его высочество изволили отбыть с крейсера на собственную дачу его величества Фемистокл. К этому времени туда прибыл его величество король греческий и все высочайшие особы, находящиеся в Афинах. На даче был устроен прощальный завтрак, на который я удостоился приглашения их величеств. Во время завтрака крейсер "Адмирал Корнилов", подняв все свои гребные суда, начал сниматься с якоря и вышел на наружный рейд. По окончании завтрака его высочество был доставлен на крейсер их величествами на собственном их паровом катере. Все стояшие на рейде суда расцветились флагами, команда была послана по реям и с береговых батарей, также как и со всех судов, был произведен салют в 21 выстрел. Его императорское высочество государь наследник цесаревич изволил выйти на крейсер, после чего катер отвалил и обошел крейсер кругом. На грот-брам-стеньге был поднят греческий флаг и произведен салют в 21 выстрел, команда была послана по вантам и кричала "ура". Затем на грот-брам-стеньге был поднят брейд-вымпел его императорского высочества государя наследника цесаревича и крейсер дал ход. Погода в день ухода была ясная и теплая, дул легкий NO, так что ход крейсера быстро дошел до 15 узлов и в 8 ч вечера был пройден мыс Малеа, а в 12 ч ночи мыс Матапан, после которого встретили зыбь.

6 ноября, утром, подходя к острову Занте, ветер перешел к N, начал свежеть и к вечеру дошел до 7 бал., что однако же не мешало крейсеру делать 13 узлов. В 9 ч вечера вошли в Адриатическое море. Утром 7 ноября ветер начал стихать и ход крейсере, постепенно увеличиваясь дошел до 16 узлов. Его императорское высочество изволил присутствовать при артиллерийском учении, после чего обошел весь крейсер, причем спустился и в машину, интересуясь самыми мельчайшими подробностями. Вообше на пути его высочество выражал желание видеть пальбу снарядами, но не имея свободного времени на остановку для спуска шита и хождения около шита для пальбы, пришлось, к сожалению, это отменить, так как расстояние, остающееся до Венеции, требовало постоянно самого полного хода. С полночи же однако пришлось уменьшить ход, чтобы не придти ночью в Моломокко, а в 6 ч утра 8 ноября, находясь от него в 12 милях, встретили такой густой туман, что в 7 ч пришлось встать на якорь.

Время от времени я приказал стрелять из орудий, чтобы дать знать о нашем прибытии лодке "Черноморец" и вызвать лоцмана. В 8 ч утра туман немного рассеялся, а потому крейсер снялся с якоря и пошел вперед самым малым ходом; в 9 ч 30 мин к борту пристал лоцман. Туман к этому времени рассеялся и к 1 0 ч 30 мин мы пришли к Пелерозо, где на встречу крейсеру вышла лодка "Черноморец", пришедшая сюда за два дня до нашего прихода, исполнив все данные ей поручения. В 11 ч 45 мин его высочество, в сопровождении офицеров крейсера, свободных от службы, переехал на лодку "Черноморец", но брейд-вымпел был оставлен на крейсере, ввиду того, что его высочеству было угодно посетить Венецию инкогнито. В 1 ч 45 мин лодка "Черноморец" стала на якорь против плошали св. Марка. Его высочество сьехал на берег, где провел целый день, осматривая все достопримечательности города, в сопровождении г. Баросси – директора художественно академии и музеев. Его высочество сопровождали свиты его величества генерал-майор граф Кутузов, я и флаг-офииер.

9 ноября его высочество присутствовал у обедни в греческой церкви, после чего возвратился на лодку, которая в 11 ч 40 мин снялась с якоря и пошла в Моломокко, где его высочество переехал на крейсер "Адмирал Корнилов". В 2 ч пополудни крейсер, сопровождаемый лодкой "Черноморец", дал ход и, идя со скоростью 16 узлов, в 5 ч 45 мин пришел в Триест. На встречу выехал на паровом катере лоцманский офицер и русский консул и в 6 ч 30 мин крейсер стал на якорь. В 7 ч 30 мин его императорское высочество наследник цесаревич вышел на палубу, где были выстроены офицеры и команда. Прошаясь с командой, его высочество пожелал счастливого плавания и возвращения в Россию и благодарил команду за службу и работу во время его путешествия. Обойдя команду и попрощавшись с ней, его высочество прошел по фронту офицеров, прошаясь с каждым по очереди, после чего его высочество сел на катер, на котором было разрешено сесть гребцами всем офицерам, которым служба позволяла проводить его высочество. Катер на буксире портового парохода, отвалил от крейсера, сопровождаемый криками "ура" команды, посланной по вантам. Провожая нашего дорогого высокого путешественника, путь катера освешался боевым фонарем, а на борту крейсер был иллюминирован фалшфеерами. На пристани его высочество вместе с графом Кутузовым сел в приготовленный нашим консулом экипаж и проследовал на стацию железной дороги, сопровождаемый мною и офицерами в других экипажах до самого вокзала. Туда же приехал проводить его высочество местный генерал-губернатор. В 8 ч 20 мин его высочество, сердечно попрощавшись с сопровождающими его офицерами, отбыл из Триеста.

Вслед за крейсером "Адмирал Корнилов" прибыла на рейд лодка "Черноморец", которой сигналом я приказал встать на якорь по способности. Утром 10 ноября, с подъемом флага, с крейсера был произведен салют нации в 21 выстрел, на что был получен ответ равным числом выстрелов с береговой батареи. Утром же приехал с поздравлением с благополучным приходом и с предложением услуг австрийский офицер от начальника морского округа виие- адмирала Viplinger; за ним приехал с поздравлением офицер с германского авизо, находящегося здесь для исправления котлов и машины. После этих визитов я послал флаг-офицера к ним поблагодарить за приветствие. Вскоре после этого приехал с визитом старший офицер с германского авизо "Wacht", вместо командира, извиняясь что командира нет, на что я выразил сожаление, что не имел случая познакомится с командиром.

В 3 ч я отправился с консулом на берег и сделал визиты: начальнику морского округа вице-адмиралу Viplinger и местному генерал-губернатору. 11 ноября, в 10 ч утра, они отдали мне визиты; им при съезде был произведен салют по уставу.

12 ноября, ко времени прибытия на станцию Гатчина его императорского высочества государя наследника цесаревича, мною туда послана телеграмма следующего содержания: "Моряки отряда поздравляют его высочество с благополучным прибытием домой". В тот же день мною был получен ответ его высочества: "От души благодарю моряков и желаю им счастливого плавания". Николай.

Телеграмм эта мною объявлена в приказе по отряду для прочтения при собрании гг. офицеров и команды.

Виие-алмирал Назимов

На крейсере I ранга "Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. Середина 1890-х гг. Строевые занятия

Из рапортов командира крейсера “Адмирал Корнилов” капитана 1 ранга Алексеева

От 21 ноября 1890 г.

28 октября, в полдень, имея пары разведенными в половинном числе котлов, крейсер вышел из Гонконга для следования в Коломбо, с заходом в Сингапур. В 4 ч вечера, пройдя самый южный остров группы о-вов Лемма, – Gap Rock и определившись по пеленгам, взял по главному компасу путь так, чтобы пользоваться более сильным попутным течением.

29 с рассветом, при ветре, поставил все прямые паруса, что увеличило ход с 10 до 11,5 узлов. В следующие за сим дни и в особенности с вечера с 30 по 31 октября включительно муссон дул до 7 баллов, в сопровождении большой и неправильной волны. Такие обстоятельства заставляли на ночь брать риф у марселей и по временам убирать брамсели. По миновании означенного острова и с уменьшением широты, муссон в своей силе постепенно слабел, так что к заходу солнца 1 ноября пришлось закрепить паруса и продолжать плавание под одними парами.

2-го числа, в 5 ч 30 мин вечера, крейсер вошел на Сингапурский рейд и бросил якорь на глубине 10 саж. совершив переход в 1470 миль со средней скоростью почти 12 узлов. На другой день, после подъема флага, произвел салют наиии, предварительно сделав через посредство нашего консула извещение о сем местному начальству.

3 ноября, в полдень, пришел из Гонконга пароход добровольного флота "Петербург".Несмотря на краткость пребывания, счел долгом сделать визиты губернатору и командующему войсками, чтобы выразить признательность за внимание и участие местных морских и сухопутных властей, оказанные ими при погребении умершего в Сингапуре в сентябре месяие сего года корпуса флотских штурманов поручика Астафьева. На могиле его судовым священником была отслужена панихида, в присутствии нашего консула г. Выводиева и офицеров крейсера, заявивших при этом желание сделать подписку на сооружение на могиле поручика Астафьева надгробного креста. Собранные деньги препровождены консулу для надлежащего распоряжения.

Пробыв на рейде 2,5 суток, исключительно чтобы дать машинной команде необходимый отдых, 5 ноября, с рассветом, крейсер снялся с якоря. 7-го, в 5 ч, вышел из Малакского пролива, плавание в котором в первой его половине сопровождалось ветрами от NW, а затем штилем, при частых дождевых шквалах и удушливой температуре, достигавшей в тени +25°. При таких условиях погоды, температура в машинных отделениях, невзирая на искусственную вентиляцию и виндзейли, колебалась от 36° до 38° по R; в кочегарных отделения у топок 38°, 44°, а на верхней площадке (у манометров и водомерных стекол) 48° и 54° по R.

По оставлении Малакского пролива и берегов иейлона имел тихие ветра и маловетрие из NW четверти, при ясной погоде и значительной зыби, шедшей из Бенгальского залива. 11 ноября, в полночь, прошел траверз маяка на Dondra Head (южная оконечность южного иейлона), в 6 ч траверз маяка Barberyn; оба поименованных маяка, вновь сооруженные, открыты для действия лишь во второй половине текущего года. При громадном движении паровых судов между Бомбеем и Калькуттой, а также между Коломбо и китайскими и австралийскими портами, значение вновь сооруженных маяков весьма важно и надо отдать справедливость колониальному правительству о-ва иейлон, действующему в облегчение мореплавания с особой заботливостью и энергией.

В 10 ч утра 11 числа крейсер прибыл в Коломбо и, приняв лоимана, вошел за мол; отдав первый якорь, ошвартовался у северных бочек в линии, ближайшей к молу. После чего, по предварительному соглашению с береговым начальством, произвел салют английскому флагу и получил ответ от форта равным числом выстрелов; на рейде не застал никаких военных судов, кроме 14-ти коммерческих пароходов, в том числе пароход добровольного флота "Петербург", прибывший накануне, 10 ноября.

14 ноября, высокоторжественный день рождения ее императорского величества государыни императрицы, праздновали по уставу.

Пользуясь пребыванием в Коломбо и с разрешения местных властей, на могиле умершего здесь в феврале месяие сего года старшего артиллерийского офицера с крейсера "Адмирал Корнилов", поручика Хоментовского, была отслужена панихида в присутствии моем и всех свободных от службы офицеров, а также нашего вице-консула. На собранные деньги по подписке между офицерами крейсера, как выражение памяти своему сотоварищу по плаванию, – на его могиле сооружен, заботами лейтенанта Фриша, памятник, состоящий из большой гранитной плиты и высеченного креста.

На переходах от Гонконга до Коломбо производились команде занятия сообразно обстоятельствам плавания и погоды. Время стоянки в Коломбо, кроме учений, было посвяшено подробному осмотру водолазами подводной части, кингстонов, винтов и руля и другим судовым работам.

От 10 февраля 1891 г.

23 января,5 3 ч 45 мин пополудни, изволил прибыть на крейсер его императорское высочество великий князь Георгий Александрович, а в 3 ч 30 мин его императорское высочество государь наследник цесаревич, в сопровождении его королевского высочества приниа Георга греческого. В 4 ч его императорское высочество наследник цесаревич, милостиво простившись с офицерами и командой и пожелав счастливого плавания, отбыл с крейсера. При съезде команда была послана по реям и произведен салют по уставу. Тотчас за отбытием его высочества наследника цесаревича крейсер снялся с якоря для следования в Пирей, согласно полученному предписания начальника отряда. При проходе флагманского фрегата "Память Азова", на нем был поднят сигнал: "государь наследник цесаревич желает крейсеру "Адмирал Корнилов" счастливого плавания" и вместе с тем команда на обоих судах была послана по вантам, также и на фрегате "Владимир Мономах" и английских военных судах, стоящих на рейде.

В 5 ч 30 мин, пройдя Бомбейский плавучий маяк и спустив лоимана, взял курс на SW 78° по главному компасу. На следующее утро, пользуясь попутным ветром, поставил все прямые паруса, которые продолжал нести до 28 января, сообразно силе ветра; паруса прибавляли ход от '/2 до 1 узла. По удалению от Малабарского берега, ветер дул с силою от 3 до 5 бал., при вполне ясной погоде.

29 числа, в 6 ч утра, открыл берег и в тот же день, на исходе 2-х ч пополудни, бросил якорь на Аденском рейде, совершив переход со средней скоростью 12 узлов. Отправив телеграммы и приняв запасы свежей провизии и льда, крейсер в 5 ч 30 мин вечера того же 29 января оставил Аден.

30 числа, в 3 ч утра, прошел траверз Перимского маяка и вступил в Красное море, где встретил SO, посвежевший к полудню до 6 баллов, а к ночи того же дня, пройдя о-в Gebel-Teier, ветер совершенно стих. 2 февраля в 11 ч 10 мин вечера, прошел lubal-Strait; по выходе в Суэцкий залив, получил свежий противный ветер сопровождавший плавание до Суэца, куда крейсер прибыл 3 февраля, в 2 ч 30 мин пополудни, сделав переход со скоростью 11,5 узла. На рейде находился английский корвет "Phaeton" и 10 купеческих парусных и паровых судов.

В 3 ч пополудни прибыл на крейсер наш генеральный консул в Египте, действительный статский советник Кояндер, а в начале 5 ч церемониймейстер двора его высочества Хедива, для принесения приветствия его императорскому высочеству великому князю Георгию Александровичу. При съезде с крейсера означенных лиц, произведен им положенный салют. По состоявшемуся соглашению с правлением общества Суэцкого канала, крейсер, имея буксирный пароход, вошел в канал на следующий день в 6 ч 30 мин утра; в 8 ч прошел ошвартовавшийся в канале английский корвет "Melita", а в 5 ч 30 мин вечера прибыл в озеро Тимсах и стал на якорь против города Измаилии, где застал японский корвет "Chiyoda", выстроенный в Англии и идуший в Японию с частью вольнонаемной команды. За наступление темноты и несвободности пути, должен был провести ночь в озере Тимсах и с рассветом 5 февраля оставил якорное место для дальнейшего следования каналом.

В начале 3 ч пополудни, находясь в расстоянии 6 миль от Порт-Саида, дувший SW внезапно скрепчал и при штурмовых порывах, неся с собой густые облака песку, застилал не только буи, ограждающие фарватер канала, но даже буксирный пароход. При таких обстоятельствах имея ветер в галфинд, чтобы держаться посредине канала и не быть прижатым к его подветренному берегу, должен был переступить правила и увеличить ход с 5 до 7'/2 узлов. В 4 ч пополудни вошел в Порт-Саид и так как SW продолжал дуть с прежней силой, то ошвартоваться крейсеру на назначенных ему бочках было трудным и продолжительным маневром.

6 февраля, в 10 ч утра, окончив погрузку 370 т угля, осмотр водолазами исправности винтов и руля, а также расчеты по уплате пошлин за проход Суэцким каналом, в размере 20793 франка 3 сант., крейсер оставил Порт-Саид. 8 числа, в 2 ч ночи, прошел траверз маяка Sidero, на юго-восточной оконечности о- ва Кандии, и по удалении от его берегов, получил свежий NW, который к 6 ч утра, при дождевых шквалах достиг степени шторма. В 7 ч вечера, пройдя траверз о-ва Anti-Milo, уменьшил ход до 40 оборотов, с тем расчетом, чтобы к рассвету подойти ко входу в Пирей, но за весьма крепким ветром принужден был проследовать в Саламинскую бухту, где стал на якорь в 7 ч 30 мин утра.

На другой день, 10 февраля, при несколько стихнувшем ветре, снялся с якоря и вошел в Пирейскую гавань, где застал клипер "Крейсер", лодку "Запорожец", французский корвет "Seignelay", греческий броненосец "Spetzia" и три шхуны. В полдень изволили прибыть на крейсер их королевские величества, в сопровождении наследного принца и наследной принцессы. В исходе 1 ч пополудни их величества король и королева, вместе с его императорским высочеством великим князем Георгием Александровичем отбыли с крейсера. При съезде отданы были все подобающие почести, согласно уставу.

Весь последний переход в 618 миль, с оставления Порт- Саида и до Саламинской бухты, сопровождался весьма свежими противными ветрами от WNW и N; ветер дул в течении 10 ч, с силой шторма, при непрерывном дожде и шквалах. Крейсер держался прекрасно, легко всходил на волну и носом принимал лишь брызги; качка была плавная и наибольшие розмахи достигали под ветром 20° и числом 10 в минуту. Что касается машин, то за все плавание, от Бомбея до Пирея, в 3602 мили, совершенного со средней скоростью 11 узлов, они действовали с полной исправностью. В постоянном действии находились четыре котла для главных машин и пятый для вспомогательных механизмов.

На переходе команда занималась по расписанию и производились парусные учения и маневры.

Капитан 1 ранга Алексеев

Из рапорта начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала Назимова

От 21 ноября 1889 г.

22 ноября крейсер "Адмирал Корнилов" кончил грузиться углем, приняв 750 т кардифа по 41 драхме за тонну. Затем время до 1 декабря было употреблено на наливку пресной водой и на осмотр машины, которой необходимо было произвести после продолжительного плавания полным ходом. В продолжении всей стоянки в Пирее на крейсере производились различные учения, по усмотрению командира и согласно с состоянием погоды; между прочим, был свезен два раза на берег десант, где произведено было десантное учение. 23 ноября, по желанию и в присутствии ее величества королевы эллинов, была отслужена в посольской церкви панихида по усопшим здесь лейтенанте Полевом и мичмане Волкове, на которую были приглашены офицеры; на панихиде присутствовала русская миссия в полном составе. В этот же день я сделал визиты всем иностранным посланникам, которые возвратили мне визиты в продолжении нашей стоянки; при съезде с крейсера, каждому из них производился салют по уставу. 28 ноября прибыла из Триеста канонерская лодка "Черноморец", находившаяся на пути в Наварин. По выходе из Адриатического моря, у о-ва Корфу, лодка выдержала шторм от SO, причем, по словам командира, лодка показала прекрасные морские качества.

6 декабря, по случаю дня тезоименитства его императорского высочества государя наследника цесаревича, командир и офицеры крейсера выразили особое желание отпраздновать этот день в воспоминании пребывания на крейсере высокого нашего путешественника, пригласив их величества короля и королеву эллинов со всем королевским семейством, в среде которого находился именинник цесаревич Николай. По выражении этой мысли их величествам, они удостоили принять это приглашение, назначив временем прибытия 1 ч пополудни; и к завтраку были также приглашены: вся русская миссия и некоторые лица, состояшие при их величествах.

5 декабря я, командир и офицеры были приглашены его величеством королем эллинов на обед во дворец. После обеда мы были приглашены в гостиную, где их величество позволил милостиво разговаривать со всеми присутствующими на обеде офицерами.

6 декабря на крейсере была отслужена обедня и молебен по случаю дня тезоименитства его императорского высочества государя наследника цесаревича, которому была послана телеграмма следующего содержания: "Моряки крейсера "Адмирал Корнилов" и лодки "Черноморец" приносят поздравления, желая здравия и долгоденствия. Празднуем на "Корнилове", осчастливленные присутствием всего королевского семейства".

На другой день, в 11 ч утра, получен был милостивый ответ его императорского высочества: "Вице-адмиралу Назимову. Сердечно благодарю моряков дорогих мне крейсера "Адмирал Корнилов" и "Черноморца" за поздравления, никогда не забуду тех дней, которые провел на обоих судах". Николай.

В 1 ч дня прибыли на крейсер их величества король и королева эллинов, наследный королевич Константин с супругой королевой Софией и королевичи Георгий и Николай, в сопровождении гофмаршала Кондуриоти и других членов свиты. Его величество и королевич Георгий были в русской морской форме: а наследный королевич в форме Невского его величества короля эллинов полка.

Приняв рапорт, их величества обошли офицеров и команду, выстроенных во фронте на верхней палубе, роскошно убранной флагами и зеленью. После этого их величества прошли в жилую палубу, где был сервирован завтрак на 60 персон. За неимением своего хора музыкантов, за завтраком играл приглашенный хор греческой пехоты, состояший из 60 человек. Предлагавшиеся всеми заздравные тосты были горячо принимаемы всеми присутствующими, что служило живым отголоском радости всех служащих, имевших счастье отпраздновать этот дорогой для нас день в такой обстановке. По окончанию завтрака, все перешли в офицерскую кают-компанию, где их величества пробыли до 4-х ч пополудни, после чего отбыли с крейсера. При съезде их величеств был произведен салют в 21 выстрел, команда была послана по реям и кричала 6 раз "ура".

Получив по телеграфу приказание выйти из Пирея 9 декабря, крейсер с утра 7 декабря начал готовиться к предстояшему плаванию и заканчивать все расчеты с берегом.

8 декабря, после полудня, я вместе с флаг-офииером в полной парадной форме отправился в Афины, чтобы откланяться их величествам и их высочествам наследному королевичу и наследной королевне, а также членам русской миссии. Вечером я вместе с командиром крейсера был приглашен во фраках на семейный обед во дворец; обед происходил во внутренних покоях их величеств, в тесном семейном кругу. При прощании после обеда ее величество выразила мне желание посетить в следующий день крейсер, чтобы еше раз проститься с офицерами и командой, назначив временем приезда 9 ч 30 мин утра. Тут же его величество передал мне пожалованные им флаг-офицеру, лейтенанту Кладо, знаки ордена Спасителя пятой степени Королевского Креста.

9 декабря в 9 ч 30 мин утра, прибыла на крейсер ее величество королева эллинов вместе с королевичем Георгием, бывшим в русской флотской форме. Сердечно простившись с офицерами и командой и пожелав им счастливого плавания, ее величество отбыла на Фемистокл, поручив мне передать собственноручное письмо ее императорскому высочеству великой княгине Малице Николаевне, находящейся в настоящее время в Каире. При съезде ее величества был произведен салют в 21 выстрел, команда было послана по вантам и кричала "ура". Ровно в 10 ч утра крейсер вышел за гавань и направился в Порт-Саид.

11 декабря, в 8 ч вечера, подошли к Порт-Саиду, но не будучи в состоянии за темнотой войти в канал, стали в 8 ч 30 мин вечера на якорь на внешнем рейде, на глубине 8 саженей. 12 декабря, в 6 ч утра, снялись с якоря и направились в канал и в 10 ч утра ошвартовались на внутреннем рейде Порт-Саида.

Здоровье гг. офицеров и команды вполне удовлетворительно.

Вице-адмирал Назимов

На крейсере I ранга “Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. 1894 г. После торпедных стрельб (вверху) и во время тренировки гребцов

Из рапорта командира крейсера “Адмирал Корнилов” капитана 1 ранга Алексеева

От 19 лекабря 1889 г.

По прибытии Порт-Саид, немедленно приступил к пополнению запасов провизии, сроком на 2,5 месяца, и к погрузке угля, в количестве, которое позволяло углубление крейсера для свободного прохода каналом (24 фт 6 дм). Одновременно с этим инженерами общества Суэцкого канала производились измерения палуб и всех помещений, необходимых для точного определения водоизмещения, подлежащего пошлинной оплате за проход каналом.

15 декабря все расчеты были окончены и 16 числа, в 7 ч утра крейсер отдал швартовы с бочек и направился в канал, имея впереди буксирный пароход, о необходимости коего, для судна двухвинтового и большой длины, мне также подтвердил главный начальник движения каналом г. Riller, со стороны коего была оказана полная предупредительность.

Около 4 ч пополудни, подойдя к станции на 34 мили от Порт-Саида, согласно установленному сигналу, крейсер ошвартовался для пропуска встречных пароходов, где за наступлением темноты оставался до утра 17 декабря. В 6 ч утра того же 17 числа оставил станцию и, продолжая дальнейшее плавание беспрепятственно в 5 ч вечера вышел из канала, проведя в нем всего 34 часа, а в 5 ч 30 мин стал на якорь на Суэцком рейде, на глубине 6 саж.

Мероприятия, решенные международной конференцией 1885 года, для улучшения плавания Суэцким каналом, постепенно приводятся в исполнение, углубление до 8 метров предполагается окончить в апреле будущего 1890 г. Уширение канала пока сделано на протяжении 10 миль от Порт-Саида. Замечательные работы производятся по уменьшению большой кривизны канала у Измаилии. Аля удобства ночного плавания установлены маячные знаки и на всех более или менее крутых поворотах размешены буи с газовым освещением. При таких условиях суда с электрическими фонарями, установленными на носу ниже борта, могут совершать плавание с достаточной безопасностью, и в настояшее время число пароходов, следующих по каналу ночью, постоянно вырастает.На основании существующих правил общества Суэцкого канала, водоизмещении крейсера определенно 1806 тонн уплачено пошлины за проход каналом 20881 фр. 41 сант., считая в том числе за право стоянки в Порт- Саиде, а также за буксирный пароход.

На другой день по прибытии на здешний рейд, судовыми водолазами осмотрена после плавания каналом исправность: руля, винтов, наружных валов и кронштейнов и сего числа крейсер оставляет Суэи для следования в Коломбо. Санитарное состояние команды вполне хорошо.

Капитан 11 ранга Алексеев

На крейсере I ранга “Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. 1894 г. Капитан 2 ранга В.Н. Попов “снимает"

Из рапортов начальника эскадры Тихого океана, вице-адмирала Назимова

От 8 февраля 1890 г.

Изложенное в этом рапорте есть продолжение рапорта командира крейсера "Адмирал Корнилов" от 19 декабря 1889 г.

19 декабря, в 9 ч утра, снялся с якоря из Суэца под парами, для следования в Коломбо. Ветер имели попутный, почему поставили прямые паруса, которые однако пришлось убрать 21 декабря, вследствие стихавшего ветра.Получив известие из главного морского штаба от 16 ноября 1889 г. за № 15177, о том, что виие-адмиралу Шмидту приказано, не ожидая моего прибытия, возвратиться в Россию, и полагая, по истекшему от 16 ноября времени, уже отсутствие адмиральского флага в океане, я приказал командиру крейсера "Адмирал Корнилов", поднять мой флаг 21 декабря. По полученным затем сведениям в Коломбо, вице-адмирал Шмидт спустил свой флаг 14 декабря.

В полдень 24 декабря прошли о-в Перим, причем показали по международному своду свои позывные и, не имея намерения заходить в Аден, вследствие газетных слухов о сушествуюшей там чуме, сделали сигнал: "прошу корреспонденцию из Адена переслать в Коломбо", при проходе Перима заметили стоявшие в бухте три паровых судна, из которых одно снялось с якоря и следовало за крейсером в кильватер, по-видимому стремясь догнать его, но прибавив несколько оборотов, крейсер начал уходить и к вечеру это судно, оказавшееся по виду английским минным крейсером, скрылось за горизонтом.

25 декабря, по случаю праздника рождества Христова, на крейсере было отслужена обедня с благодарственным молебном, об избавления России от нашествия двунадесяти языков, причем все гг. офицеры присутствовали у обедни в полной парадной форме. После отдыха, для команды была устроена на средства, пожертвованные мною, командиром и офицерами, елка, причем каждому были розданы подарки, что служило на целый день развлечением для молодой команды.

27 декабря в 8 ч утра, прошли траверз о-ва Сокотора, в расстоянии от него 31 мили, и вышли в Индийский океан.

1 января 1890 г., в 8 ч утра, были на траверзе о-ва Маникоя, в расстоянии от него в 15 миль, а в 8 ч утра, 8 января, прошли траверз мыса Коморин. На всем пространстве от Сокоторы до Коморина имели маловетрие, и только пройдя Коморин, встретили свежий NO. В 10 ч 30 мин вечера 2 января открылся маяк в Коломбо, а в 2 ч ночи крейсер за темнотой стал на якорь перед входом на рейд. 3 января, в 6 ч 30 мин утра, приняв лоимана, снялся с якоря, а в 7 ч утра ошвартовался на бочке на рейде в Коломбо. На рейде застал клипер "Разбойник" и две английские канонерки, возврашаюшихся из эскадры Тихого океана. Клипер "Разбойник" салютовал моему флагу и получил ответ с крейсера по уставу.

В 8 ч 30 мин утра произвели салют нации в 21 выстрел, на что получил ответ равным числом выстрелов, с береговой батареи. Губернатор острова, а также командующий войсками оказались в отсутствии, а потому, как представитель последнего, мне сделал визит полковник Churchill, и вслед за тем и наш русский г-н Deimage, которому при съезде был произведен установленный салют. На следующий день я возвратил этим лицам визиты.

В 10 ч утра, я посетил клипер "Разбойник", найдя его в полной исправности, и не имея причины изменять плана его плавания, разрешил командиру клипера сняться с якоря в назначенный им час. До 5 ч вечера офицеры клипера и крейсера имели возможность обменяться товарищескими визитами, а в 5 ч вечера клипер вышел в море, отсалютовав моему флагу 15 выстрелами. Выйдя за мол, мы видели, как клипер вступил под паруса.

Все существующие клубы в Коломбо, желая выразить внимание нашему военному судну, прислали приглашение всем офицерам быть почетными гостями, на время пребывания крейсера на рейде, на что было отвечено личными визитами.

Желая сделать визит губернатору и начальнику войск иейлона, я выразил желание отправиться на место их нахождения город Kandy, о чем временно командующий войсками полковник Churchill сообщил телеграммой губернатору, которого я однако не застал и в Kandy, так как он уехал осматривать внутренние провинции острова. Тогда последний сделал со своей стороны распоряжение содействовать к удобной поездке, прислав свой вагон-салон и адъютанта, на все время моего пребывания, чем я с благодарностью воспользовался, и действительно видел во всех случаях большую предупредительность со стороны властей. 12 января я возвратился в Kandy, к этому времени на крейсере кончили погрузку угля и окраску.

13 января возвратился в Коломбо губернатор о-ва иейлона Sir Arthur Gordon, а 15 января, в 12 ч дня, я сделал ему визит, о котором предупредил накануне, в сопровождении моего штаба. На пристани был выстроен почетный караул со знаменем, а для встречи меня губернатором был прислан его адъютант и губернаторский экипаж. При выходе моем на берег, с батареи был произведен салют в 15 выстрелов. Визит этот мне был отдан губернатором на следующий день в 2 часа пополудни. 15 же января сделал мне визит прибывший из Kandy, командующий войсками генерал-майор Massy, которому при съезде был произведен салют в 11 выстрелов.

В 5 ч по полудни вошел на рейд германский фрегат "Leipzig", под флагом начальника крейсерской эскадры контр- адмирала Deinhard. Офицер, приехавший благодарить за поздравление с приходом, сообщил, что сегодня они празднуют день рождения германского императора и передал просьбу контр-адмирала Deinhard'a принять участие в этом праздновании. Вследствие этого я приказал командиру крейсера расцветиться стеньговыми флагами, а после салюта с фрегата "Leipzig" моему флагу и ответа на этот салют с крейсера был произведен салют в 21 выстрел по случаю дня рождения германского императора 16 января в 10 ч утра, контр-адмирал Deinhard сделал мне визит, который я возвратил ему в тот же день. В этот же день крейсер был окончательно готов к дальнейшему плаванию. Угля было принято кардифа 800 тонн по иене 28 фр. 60 сант. за тонну. Котлы были тщательно промыты и налиты свежей пресной водой, машина была пересмотрена, а также на крейсере была произведена полная окраска.

17 января, в 8 ч утра, крейсер снялся с якоря и вышел в океан и в 8 ч вечера прошел южную оконечность о-ва иейлон.

21 января, в 8 ч утра, вошел в Малакский пролив сделав переход Бенгальским заливом при полном маловетрии. Проходя мимо о-ва Суматры, видел стоящие под берегом две голландские канонерки, из которых одна оказалась канонерской лодкой "Macassar", показав свои позывные.

23 января в 2 ч пополудни, встретили французский фрегат под контр-адмиральским флагом. На французском фрегате, когда он поравнялся с нами, был поднят русский флаг и был произведен салют в 15 выстрелов, на что с крейсера было отвечено равным числом выстрелов, с подъемом французского флага на грот-брам-стеньге. В 10 ч 30 мин вечера стали на якорь на Сингапурском рейде. На рейде застали турецкий фрегат "Ertogrul" под флагом контр-адмирала Османа-паши и английскую канонерскую лодку "Hyacinth". Турецкий фрегат стоит в Сингапуре с ноября месяца и, по словам адмирала, остается еше до апреля, т.е. до перемены муссона, для следования в Японию. Конечной целью плавания фрегата, по словам контр адмирала Османа-паши, служит Владивосток. Фрегат деревянный, выстроен 27 лет тому назад, но вооружен нарезной артиллерией и минами Уайтхеда последнего образца.

24 января, в 8 ч утра, с крейсера был произведен салют в 21 выстрел, на что был получен ответ равным числом выстрелов с береговой батареи. Здесь с турецкого фрегата был произведен салют моему флагу, на которой было отвечено с крейсера равным числом выстрелов. В тот же день контр-адмирал Осман-паша сделал мне визит, который я возвратил ему на следующий день.

24 января крейсер принял 300 тонн угля кардифа по 15 долл. 75 цент, за тонну.

25 января, в 10 ч 30 мин утра, я отправился с визитом к губернатору Сингапура, сэру Cecia Clementi Amith. Когда я отвалил от борта канонерской лодки "Hyacinth", где я перед этим был с ответом визита у командира, с береговой батареи был произведен салют; на пристани были выстроены два взвода пехоты, а для встречи меня губернатор прислал своего адъютанта и свой экипаж. На следующий день 26 января, в 10 ч 30 мин утра, губернатор отдал мне визит, причем при съезде его с крейсера был произведен салют в 17 выстрелов.

24 января я запросил, телеграммой в Гонконг, командира крейсера "Адмирал Нахимов" о расположении судов эскадры. Из его ответа я узнал, что все суда, кроме крейсера "Адмирал Нахимов", находятся в Нагасаки. Желая ближе ознакомиться с судами вверенной мне эскадры и иметь при себе легкое судно для посылок, а также желая, ввиду наступающего великого поста, дать возможность командам мелких судов отговеть на больших судах, где есть священники, я приказал клиперу "Крейсер" перейти в Гонконг, а канонерской лодке "Манджур" и "Сивуч" – в Амой, так как по вновь установленным правилам в Гонконге не может находиться одновременно более двух русских военных судов.

29 января, в 8 ч утра, на Сингапурской рейд вошел немецкий фрегат "Leipzig", под флагом вице-адмирала Deinhardt'a, произведенного в этот чин в день моего ухода из Коломбо. В тот же день утром я сделал мой прощальный визит губернатору, а 30 января, в 8 ч утра, крейсер снялся с якоря, имея пары в 3-х котлах и работая машиной как compound. Выйдя в открытое море, определили девиацию компасов, после чего направились в Гонконг. Весь переход совершен при маловетрии и штилях и противном NO муссоне, не позволявшем воспользоваться каким-либо парусом.

На крейсере I ранга "Адмирал Корнилов’ в дальнем плавании. 1894 г. “Команде вставать. Койки убрать!"

5 февраля с вечера уменьшили ход, чтобы войти утром, но в 3 ч 30 мин, пополудни, вследствие нашедшего тумана, крейсер поворотил назад. Около 10 ч утра, 6 февраля, туман рассеялся и крейсер, приняв лоимана, вошел в Гонконгский рейд, где стал на якорь в 11 ч 30 мин утра.

На рейде застал английскую эскадру из 11 судов, под начальством виие-адмирала Salmon'a, имевшего свой флаг на крейсере "Imperieuse", китайскую эскадру из 8 судов, под начальством полного адмирала Ting-Tn-Cheang, имевшего свой флаг на фрегате "Ting len", крейсер "Адмирал Нахимов" и клипер "Крейсер". Ввиду конвенции, не разрешающей нам иметь в Гонконге больше 2-х судов одновременно, я, идя на рейд и увидя стоящий клипер "Крейсер", сигналом приказал поднять гребные суда и развести пары, через 2 ч 30 мин клипер снялся с якоря и пошел в Макао.

В этот же день, делая визиты, мне пришлось слышать удивление английского адмирала и других лиц быстроте выполнения сигнала об уходе, что надо отнести к исправности и всегдашней готовности командира исполнить данное приказание.

За все время плавания крейсера от Суэца до Гонконга, производились ежедневно различные учения, преимущественно артиллерийские. Аля ознакомления гг. офицеров с подробностями боевого вооружения крейсера, специальные офииеры читали лекции в кают-компании.

Ставши на якорь, крейсер салютовал нации 21 выстрелом, флагу английского адмирала 15 выстрелами и флагу китайского адмирала 17 выстрелами, на что было получены ответы равным числом выстрелов. После полудня посетив сначала клипер "Крейсер" и крейсер "Адмирал Нахимов", я сделал визиты английскому и китайскому адмиралам и губернатору Гонконга. Визиты эти были отданы на следующий день.

От 30 марта 1890 г.

Прибыв в китайские воды, я известил об этом по телеграфу наших дипломатических представителей в Токио, в Пекине и в Сеуле, а также командира Владивостокского порта. Кроме того я снесся с каждым из вышеозначенных лии, прося их указаний, чтобы воспользоваться ими при составлении программ плавания судов, вверенной мне эскадры. Аля более удобного сообшения моего с командирами судов, я учредил при русском консульстве в Нагасаки центральный пункт сведений как о моем местоположении, так и местоположении всех остальных судов.

7 февраля я вместе с командирами и офицерами осматривал новый Коулунгский док в 500 фут длины; в нем находилось одно из судов китайской эскадры, которая специально затем и находилась в Гонконге, чтобы все ее суда поочередно перебывали в доке.

8 февраля пришел в Гонконг германский фрегат "Leipzig", под флагом вице-адмирала Deinhardt'a.

10 февраля я на частном пароходе ездил в Макао, где на основании ст. 38 морского устава произвел инспекторский смотр клиперу "Крейсер". При опросе претензий у команды, таковых не оказалось. Производя на клипере парусное, артиллерийское и десантное учения, я нашел все в полной исправности и в порядке. В ночь с 10 на 11 февраля я перенес свой флаг на крейсер "Адмирал Корнилов". Клиперу "Крейсер" я приказал перейти из Макао в Гонконг в день моего ухода.

Г Выйдя из Гонконга 25 февраля, клипер "Крейсер" посетит Манилу, Амой, Фунчал, где встретит Пасху, Шанхай, Нагасаки, Broughton-Bay и порт Лазарев, и к 1 мая клипер будет во Владивостоке, чтобы в начале мая быть в готовности принять губернатора Приамурской области, согласно телеграмме главного штаба, от 25 января за № 16.

8 февраля я получил от нашего посланника в Токио телеграмму, в которой он просил прислать за ним в Чифу или Таку одно из судов для переезда в Кобе. Желая воспользоваться этим случаем, чтобы лично увидеть посланника и иметь возможность во время перехода обсудить с ним многие вопросы, я решил около 15 марта быть в Чифу с крейсером "Адмирал Нахимов", чтобы на нем доставить посланника в Кобе.

11 февраля, в 2 ч пополудни, крейсер "Адмирал Нахимов" снялся с якоря, имея пары в 5-ти котлах, и направился в Амой, где стал на якорь на наружном рейде в 7 ч 30 мин утра 13 февраля. В Амое застал канонерские лодки "Манджур" и "Сивуч", стоящие на внутреннем рейде. Канонерская лодка "Манджур" с 2 декабря 1889 г. посетила Фу-Чау, Вен-Чау и Нинг-По, а канонерская лодка "Сивуч" в то время сделала плавание вверх по реке Янтсекианг, до Ханькоу. Того же 13 февраля, после полудня, я посетил обе лодки и на основании 38 ст. морского устава произвел им инспекторский смотр. По опросе претензий у команды, таковых не оказалось, произведя парусные и артиллерийские учения, я нашел все в полной исправности и в порядке.

17 февраля ушла канонерская лодка "Сивуч", которая получила предписание посетить Фу-Чау, Шанхай, Чифу, Чемульпо, Нагасаки и Кобе.

24 февраля ушла канонерская лодка "Манджур", которой я поручил посетить: Шанхай, Нагасаки, Кобе, Иокогаму, Хакодате и быть во Владивостоке к 20 апреля, так как согласно программе плавания, 30 апреля лодка "Манджур кончает кампанию.

26 февраля, по случаю высокоторжественного дня рождения его императорского величества государя императора, на крейсере был отслужен молебен, после чего крейсер расцветился флагами и был произведен салют. По распоряжению консулов, уведомленных мною накануне, в этот день все консульства и все коммерческие суда в гавани расцветились флагами. Губернатора я известил о том, что мы будем торжественно праздновать этот день, через начальника таможни, англичанина, состоящего на китайской службе. Благодаря его настояниям, по окончании нашего салюта, на китайской крепости был поднят флаг и был произведен салют.

26 февраля я сделал завтрак, на который пригласил всех консулов, а также начальника китайской таможни – англичанина. За время стоянки в Амое говели гг. офицеры и команда крейсера "Адмирал Нахимов" и канонерской лодки "Сивуч".

Крейсер "Адмирал Нахимов" принял здесь угля 150 тонн, по 22 руб. за тонну. Перед уходом нашим в Нагасаки, пришла на рейд из Гонконга английская канонерская лодка "Linnet"; за все же время нашей стоянки, сюда заходили только на несколько дней американский станционер в китайских водах пароход "Мопосасу". В 2 ч пополудни, 28 февраля, крейсер "Адмирал Нахимов" снялся с якоря для следования в Нагасаки. Выйдя в море, он встретил свежий противный муссон, при пасмурной погоде, и только 4 марта мог определиться по наблюдениям солнца.

5 марта, в 9 ч 30 мин утра, стали на якорь в Нагасаки.

Ставши на якорь, салютовали нации на что получили ответ равным числом выстрелов с береговой батареи. На рейде застали германскую канонерскую лодку "litis", а также русские коммерческие пароходы "Байкал", "Новик" и пароход добровольного флота "Владивосток", которые провели в бездействии по три и по четыре месяца, стоя в Нагасаки, занимаясь окрашиванием и отделкой, в то время как пароходы под иностранными флагами находят грузы и деятельно работают, не упуская ни одного дня. В Нагасаки застали возвратившуюся из поисков за шхуной "Крейсерок" экспедицию, состоящую из судового врача клипера "Крейсер" надворного советника Бунге, лейтенанта Бухарина и матроса Ошепкова. Экспедиция возвратилась убедившись, что шхуна "Крейсерок" разбита и никто из команды не спасся.

В тот же день я осмотрел вновь выстроенный береговой лазарет для эскадры Тихого океана, помешавшийся рядом с русским консульством. Дом выстроен каменный, весьма прочно и красиво, помещение для больных светлое и большое. При этом я должен сказать, что постройкой этой мы обязаны исключительно энергии и настойчивости нашего консула в Нагасаки, г. Де-Воллана.

6 марта, в 10 ч утра, в присутствии моем, командира и офицеров крейсера "Адмирал Нахимов" и нашего консула, лазарет был освящен и в тот же день больные перебрались туда из старого помещения. Кроме того, мною была назначена комиссия, под председательством командира крейсера "Адмирал Нахимов", которой я предписал, во-первых, составить инвентарь всего госпитального имущества и, во-вторых, выработать штат для его содержания и положение о лазарете. Труды комиссии по сему предмету я буду иметь честь представить в скором времени. Доктора Бунге я оставил в Нагасаки при больных.

9 числа пришла в Нагасаки лодка "Манджур", исполняя вышеуказанную ей программу. В этот же день крейсер "Адмирал Нахимов" принял 300 тонн угля по 9 руб. 33’/4 коп за тонну.

11 марта в 12 ч 30 мин пополудни, снялся с якоря, имея пары разведенными в 5-ти котлах, для следования в Чифу. 14 марта, в 8 ч утра, стали на якорь на наружном рейде Чифу.

В 7 ч утра, 19 марта, на внутренний рейд прибыл на частном пароходе, под флагом, наш посланник в Пекине действительный статский советник Кумани. Стоявший на рейде китайский пароход "Tai-yen", салютовал его флагу 15-ю выстрелами. В 1 2 ч 30 мин пополудни посланник с супругой и секретарем прибыли на крейсер, а в 2 часа пополудни крейсер "Адмирал Нахимов" снялся с якоря, имея пары разведенными в 5- ти котлах, для следования в Нагасаки, куда прибыл в 5 ч пополудни 21 марта.

На рейде военных судов не застал. Приняв 22 марта 400 тонн угля, по 9 руб. 33,/4 коа за тонну, крейсер "Адмирал Нахимов", 23 марта, в 8 ч утра, снялся с якоря для следования в Кобе.

25 марта, в 11 ч утра, стали на якорь в Кобе, где посланник съехал на берег для следования в Токио по железной дороге. 1 (13) апреля пригласил на крейсер "Адмирал Нахимов" к обеду двух японских адмиралов с их штабом, 19 судовых командиров, губернатора г. Кобе с его секретарем и американского адмирала с командиром и штабом.

Здоровье офицеров и команды на эскадре удовлетворительно.

Вице-алмирал Назимов

Крейсере I ранга "Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. Середина 1890-х гг.

Из рапортаов командира крейсера “Адмирал Корнилов капитана 1 ранга Алексеева

От 19 апреля 1890 г.

24 марта, в 8 ч утра имея пары в 4-х котлах снялся с якоря с Гонконгского рейда для следования в Манилу, согласно предписанию начальника эскадры Тихого океана.

По выходе в море встретил большую зыбь от О, а на другой день, пользуясь задувшим NO, прекратил пары и, разобщив винты крейсера, вступил под паруса. Идя в галфвинд, при силе ветра до 5 бал., имел ход от 7'/2 до 8 узлов, причем винты вращались от 30 до 34 оборотов в минуту. К ночи, вследствие засвежевшего ветра с порывами, при облачном состоянии неба, взял 1 риф у марселей, продолжая нести брамсели, – ход увеличился до 9 узлов; правя по румбу, не приходилось иметь руля более 8° на ветер.

26 числа ветер отошел к NOtO и стих до 3 бал., а к полуночи, постепенно стихая, перешел в штиль, почему в 8 ч утра 27 марта, не предвидя возобновления NO, закрепил паруса и продолжал дальнейшее плавание под парами. На разобшение и сообщение винтов требовалось от 28 до 30 минут. Того же числа, в 4 ч пополудни, пользуясь уменьшившеюся зыбью, произвел практическую пальбу из орудий в треугольный плавучий шит.

Стрельба производилась неснаряженными бомбами обыкновенного чугуна и зарядами 23 фунта черного пороха, с расстояния от 7 до 11 кабельтов, при ходе в 9 узлов и розмахах от 3 до 8°. За время всей стрельбы никаких повреждений ни у станков, ни у орудий не было, компрессоры действовали удовлетворительно, просачивание жидкости при откате замечалось в незначительной степени; прорыва газа в запирающихся замках не случалось. В 6 ч 30 мин вечера, окончив стрельбу, подняли щит, взяли курс на SO 36° по компасу, в расстоянии 6 миль от мыса Silanguin, на о-в Люиерон.

28 марта, в 3 ч утра, открыл маяк на о-ве Corregidor и в 6 ч 30 мин утра, определившись по пеленгам, направился в северную сторону сказанного острова, ко входу в Манильскую бухту. В 10 ч 30 мин утра того же числа прибыл на рейд и стал на якорь на глубине 8 саж., в расстоянии 3-х миль от городской молы. На рейде застал одни купеческие суда: 4 паровых и 6 парусных, под американским и английским флагами. По предварительному соглашению с местными властями, произвел салют нации и по получении ответа с крепости, салютовал адмиральскому флагу.

Улучшение Манильского порта в отношениях военном и коммерческом представляются крайне незначительными. Для нужд военных судов этот порт имеет ограниченные средства. Нет завода, где можно было бы произвести исправления современных механизмов, нет также дока, за исключением мортонова эллинга для поднятия судов не более 2500 тонн водоизмещения. Одинаково не имеется достаточных складов каменного угля и цена на оный довольно произвольна; часто бывает, что получить 500 тонн хорошего угля представляется большое затруднение. Одно из частных морских учреждений в Маниле заслуживает полного внимания, это обсерватория, находящаяся в заведовании монахов (ордена иезуитов), во главе коих стоит известный своими изысканиями по метеорологии Federico Faura. Главнейшими ее задачами служит изыскание над землетрясениями и ураганами, с неуклонным преследованием достигнуть возможности предупреждать их приближение. В настоящее время при обсерватории устроено отделение для магнитных наблюдений, полагая найти соотношения их с землетрясениями. В непосредственном подчинении у обсерватории имеется 14 станций, распределенных в разных частях Филиппинского архипелага, и кроме того она связана телеграфным сообщением с обсерватории Гонконга, Токио и Сингапура. Успехи, достигнутые в изучении законов врашаюшихся штормов Китайского моря, настолько значительны, что позволяют сообщать из Манилы по телеграфу вышесказанным обсерваториям приближение урагана за 28 часов (наибольший промежуток), причем указывается направление его движения.

5 апреля, в 7 ч утра, проведя первые дни праздника св. Пасхи, крейсер вышел из Манилы для следования на о-в Формозу, в порт Келунг. В 5-м часу пополудни приступил к определению девиации всех судовых компасов.

6 числа, находясь по обсервации в широте 18°12'N и долготе 119°40'/2 '0, взял курс на южную оконечность о-ва Формозы.

7-го, в 8 ч утра, открыл маяк на упомянутой оконечности. 8 апреля, в 10 ч утра, вошел на рейд Келунга и стал на якорь на глубине 10 саж. Приближаясь ко входу на рейд, поднял лоцманский флаг и делал сигналы паровой сиреной, но лоцман подошел к борту только тогда, когда крейсер отдал якорь. По объяснению заведующего портом, это произошло вследствие предположения, что крейсер не войдет на рейд без лоимана и будет ожидать его у входа, что положительно нельзя делать, ввиду сильного течения у рифов входных мысов.

На рейде никаких судов не оказалось. На другой же день прибыл из Фу-Чау китайский военный транспорт, занимающийся перевозкой угля из Келунга в названный порт.

Плавание от Манилы сопровождалось тихими и переменными ветрами, что и заставило совершить весь переход под парами при четырех котлах, 98 фун. среднего давления пара и 54 оборотах. Попутное течение Кура Сива подавало крейсер по курсу от 19'/2 до 32 миль в сутки.

По предварительному соглашению с начальником войск и крепостей, салютовал нации и одновременно в салютом крейсера крепость произвела ответный салют. Визиты, сделанные мною командующему войсками и префекту, были возвращены на другой день. При посещении этими лицами, согласно выраженному желанию, им был показан крейсер, весьма их заинтересовавший.

На пополнение провизионных запасов в означенном порту нельзя рассчитывать; все, что можно достать – мясо, и то с трудом. Причина тому отсутствие европейских жителей, состоящих ныне из четырех лиц, из коих трое находятся на службе китайского правительства. В отношении нагрузки углем следует заметить, что по недостатку шаланд и других приспособлений она идет весьма медленно.

10 апреля, в 10 ч утра, после двух дней пребывания на Келунгском рейде, крейсер снялся с якоря для посещения одного из Ликейских островов. Выбор предоставлен мне начальником эскадры Тихого океана. Я остановился на о-ве Amamioo-Aima, бухте Hancock. Того же числа, отойдя под парами от берега Формозы на расстоянии 50 миль, крейсер, разобщив винты, вступил под парусами и под ними продолжал плавание. Подойдя ночью на расстояние 14 миль от входа в сказанную бухту, лег в дрейф и 13 апреля, в 5 ч утра, разведя пары в 3-х котлах и закрепив паруса, направился в бухту Hancock, где в 9 ч утра, придя на глубину 23 саж., отдал якорь, вытравив канату 75 саж.

Не имея никого из служащих на крейсере, который мог бы объясниться на японском языке, встретил большое затруднение, чтобы получить сведения о производительности острова, о сообщении его с портами Японии и военных судах, посещавших бухту Hancock.

17 апреля в 7 ч 30 мин утра, оставил бухту Hancock для следования в Кобе, куда прибыл 1 9-го, в 3 ч пополудни, и стал на якорь. На рейде застал японскую эскадру из 7 вымпелов под флагом контр-адмирала Inouye и американский корвет "Omaha" и под флагом контр-адмирала Belknap. На салюты наций и флагам двух поименованных адмиралов, произведенные с крейсера по прибытие на рейд Кобе, получил равные ответы.

В продолжение переходов от Гонконга до Кобе, а равно и на якорных стоянках, производились артиллерийские и минные учения, по специальностям, морскому делу и грамотности. Сверх того, 27 марта и 17 апреля занимался в море практической пальбой в цель из орудий; первый раз стреляли в плавучий шит, а второй раз в скалу, высотою в 30 фут и шириною 60 фут.

12 апреля сделана ночная тревога. Батарея изготовилась к бою в 11 1/2, минут, считая в это время, потребовавшееся на вязку коек. Первые снаряды и картузы, как и при других полных тревогах, подавались из бомбовых погребов и крюйт-камер.

13 и 15 апреля производил десантные учения на берегу со стрельбой в цель с различных дистанций и применяясь к местности. Одинаково ружейной стрельбой упражнялись люди, состоя шие в абордажных партиях. Результаты пальбы оказались удовлетворительными.

Состояние здоровья офицеров и команды удовлетворительно и с оставлением Гонконга простудные заболевания почти прекратились.

От 26 апреля 1891 года 30 марта, в 10 ч утра, крейсер оставил Алжир, для следования в порт Пальма, на острове Майорка. Одновременно с ним французский крейсер "Cecille", находившийся в Алжире по случаю пребывания его императорского высочества, великого князя Георгия Александровича, также снялся с якоря и, на выходе в море, произвел салют а 21 выстрел с поднятием нашего флага на грот-брам-стеньге, после чего взял курс для следования в Виллафранку, на соединение с эскадрой Средиземного моря. На означенный салют отвечено равным числом выстрелов и за сим, по международному своду, был поднят сигнал: "его высочество великий князь желает благополучного плавания".

На следующий день, в начале 8 ч утра, крейсер стал на якорь на глубине 8 саж. против города Пальма, расположенного в глубине бухты того же имени. По предварительному соглашению с местными властями, в 9 ч утра обменялся салютом с береговой крепостью. За молою находились два военных сигнальных судна: канонерская лодка и колесный пароход "Vulcan", производящий опись и составление новых подробных карт Балеарских островов. Порт Пальма не представляет большого значения ни в коммерческом, ни в стратегическом отношениях. Вновь сооруженный брекватор образует достаточно закрытую гавань, но с глубиной от 16 до 18 фут, а потому недоступной большим судам, долженствующим оставаться на рейде, совершенно открытом, где в зимнее время свежие ветра разводят большую зыбь и обращают якорную стоянку в крайне неудобную.

4 апреля в 6 ч утра, крейсер снялся с якоря для следования в Аяччо, на о-ве Корсика, куда и прибыл на следующий день в исходе 4-х ч пополудни и стал на якорь по указанию лоцмана, на месте, назначенном крейсеру по распоряжению командующего французской эскадрой Средиземного моря, которую застал на рейде в полном составе, в числе 19 вымпелов. Считаю долгом упомянуть, что, для предоставления крейсеру более удобного якорного места, адмирал Duperre переместил по диспозиции два судна своей эскадры. Став на якорь, произвел установленные салюты крепости и флагу начальника эскадры, который на другой же день прибыл с двумя младшими флагманами и своим штабом, чтобы представиться и принести приветствие его императорскому высочеству великому князю Георгию Александровичу.

25 апреля, в 8 ч утра, крейсер оставил рейд Аяччио для следования в Палермо, куда и прибыл 26-го, в 3 ч 30 мин пополудни, совершив переход при весьма пасмурной погоде и свежем ветре от W. После салюта нации, крейсер произвел также салют флагу контр-адмирала, командующего итальянским отрядом, и получил ответы тем же числом выстрелов. Прибывшие на крейсер лоцман, а затем офицер от капитана над портом, осведомившись о размерениях и углублении "Адмирала Корнилова", не признали возможным ввести его за молу, и пришлось стать на открытом рейде, на глубине 21 саж. Во время пребывания в Алжире, Пальме и Аяччио, производились, соответственно погоде и другим обстоятельствам плавания, учения и занятия по расписанию.

От 12 июля 1891 г.

9 сего июня, в 5 ч пополудни, крейсер под штандартом ее высочества государыни императрицы прибыл из Ялты на Севастопольский рейд и бросил якорь в южной бухте. В 7 ч 30 мин вечера ее величество, в сопровождении ее величества королевы эллинов и всех августейших особ, изволила отбыть с крейсера на берег на вокзал железной дороги.

На другой день, в 6 ч утра, согласно приказанию главного командира, крейсер перешел на большой Севастопольский рейд и занял свое место по диспозиции. 11 числа приступил к чистке главных паровых котлов, чего исполнить не мог, находясь в Ялте, так как условия его рейда и погоды требовали иметь в постоянной готовности для действия котлы и машины. Вместе с сим начал приемку из порта двухмесячного запаса провизии, шкиперских и прочих запасов, а также 300 тонн кардифского угля. Окончив при полном содействии порта означенные работы, крейсер сего числа, во исполнение телеграммы главного командира от 13 июня за № 138, снялся с якоря для следования в Кронштадт, предполагая на пути зайти в Неаполь, Гибралтар, Шербург: сверх того для приема заказанных в Англии дымогарных трубок крейсер зайдет в Портсмут.

18 июня, в исходе 9 ч утра, крейсер снялся с якоря с Севастопольского рейда, имея пары в 4-х котлах. В 9 ч 45 мин, придя на траверз Херсонского маяка, взял курс ко входу в Босфор. В море встретил практическую эскадру Черного моря, производившую эволюции.

19 числа, в 10 ч утра, открыл плавучий Босфорский маяк, а в 12 ч 15 мин пополудни вошел в пролив, где приняв лоимана, направился к крепости Кавак для получения разрешения беспрепятственного следование Босфором и представлении гарантированного свидетельства о здоровье команды. В 12 ч 30 мин пополудни застопорил машины и, спустив вельбот, отправил на нем на берег офицера для вышесказанных надобностей. В 1 ч пополудни, по возвращению вельбота, лал ход и продолжал плавание в Константинополь, который прошел в 2 ч 30 мин пополудни. По выходе в Мраморное море, располагал плавание с расчетом к утру прибыть в Дарданеллы, для чего потребовалось уменьшить ход до 8 узлов. 20 июня, в 6 ч 45 мин утра, подошел к крепости Chanak, где стал на якорь на глубине 32 саж. В 8 ч утра того же дня, получив разрешение на проход Дарданеллами и отправив телеграмму о плавании его превосходительству Управляющему морским министерством, крейсер снялся с якоря; в 10 ч утра вступил в Архипелаг и взял курс для следования проливами Zea и Doro.

22 июня, в 8 ч вечера, определившись по маяку на означенном мысе, продолжал плавание в Мессинский пролив, из которого вышел 23 числа, в 3 ч 45 мин пополуночи того же числа, в 8 ч 30 мин вечера прибыл на Неапольский рейд и вошел в молу, где согласно существующим правилам стал на два якоря и ошвартовался с кормы.

В отношении погоды плавание сопровождалось ясной погодой при высокой температуры воздуха, достигавшей в тени +24’/2 ° R, и тихих ветрах из SW-й и NO-й четвертей и только при входе в Мессинский пролив и до Неаполя встретил свежий противный ветер от NW, дувший с силой 6 баллов. На другой день прихода в Неаполь, в 8 час утра, обменялся обычными салютами с крепостью и минным крейсером "Agostino-Barbarigo, имевшим флаг начальника 2-го морского округа виие-адмирала Martinez. Сверх того за молою на рейде находились канонерские лодки "Ischia" и "Salla" и минный крейсер "Confienza" и в адмиралтействе вновь спущенные суда: броненосец "Re Umderto" и крейсер "Lombardia".

30 июня, в 6 ч утра, вышел из Неаполя для следования в Гибралтар.

2 июля, в 7 ч утра, при задувшем ветре от ONO поставил все прямые паруса разобщил правый винт. В 12 ч вследствие стихнувшего ветра, закрепил паруса и продолжал плавание под одной левой машиной и двумя котлами, имея ввиду проверить в третий раз производившиеся испытания скорости и способности управляться с одним винтом. 3 июля, в 4 ч утра, сообщил правый винт и дал ход обоим машинам.

4 июля, в 2 ч ночи, с меридиана маяка Sasratif получил W, который по мере приближения к проливу, посвежел до 6 баллов. В исходе 2-х часов пополудни того же числа крейсер вошел на Гибралтарский рейд и стал на якорь на глубине 19'/2 саж., вне линии якорной стоянки коммерческих судов. Став на якорь салютовал национальному флагу и получил ответ равным числом выстрелов. Из военных судов находились за военной молой одна только английская лодка "Goshanck", под флагом старшего на рейде, капитана над портом, в чине капитана 1 ранга.

От Неаполя до Гибралтара пройдено 998 миль, со средней скоростью 9,8 узлов.

В тот же день, 4 июля, по прибытии в Гибралтар, приступил к погрузке угля, что окончил к вечеру, следующего дня. При этом должен заявить, что погрузка угля на Гибралтарском рейде даже летом связана с неудобствами и производится медленно. При следовании в Средиземном море или обратно, предпочтительно для пополнения запасов топлива заходит в Картагену или Алжир и тем более, что вследствие трудности нагрузки угля на шаланды и буксирования их на значительное расстояние по рейду с постоянным волнением, стоимость кардифского угля в Гибралтаре немного лишь ниже иен, существовавших в двух упомянутых портах. Для английских же военных судов погрузка угля совершается весьма удобно, так как суда, в числе двух, могут подходить и швартоваться лагом к молу, где устроен казенный угольный склад, в количестве 4-х тысяч тонн.

На крейсере I ранга ‘Адмирал Корнилов’ в дальнем плавании. 1894 г. Тренировки десантного взвода

За отсутствием в Гибралтаре коммерческой гавани, пришлось, по мере увеличения парового флота, для удовлетворения его нужд, – увеличить число блокшивов, на коих хранится уголь, и для удобнейшей его перегрузки, коммерческие суда подходят к ним борт о борт. В настояшее время число этих угольных понтонов достигает значительной цифры – 15. При условии Гибралтарского рейда, они весьма стеснили приходящие суда в их маневрировании при постановке и съемки с якоря; в этом обстоятельстве и следует искать одну из главных причин частых крушений судов в Гибралтаре, подобно происшедший в начале сего года гибели парохода "Utopia". Позволяю упомянуть, что накануне отплытия из Гибралтара, означенный пароход наполовину был поднят и отбуксирован на мелководие и теперь не остается сомнения, что он окончательно будет спасен. Такой успешный результат по подъему затопленного судна в 4000 тонн на 9'/2 -саженной глубины достигнут спасательным шотландским обществом, которое проявило при этих работах не только искусство и энергию своих водолазных работ, но и технические соображения и расчет.

В числе мер, принятых инженерами, является наиболее интересной надстройка над затонувшей палубой парохода сплошного фальшборта, высотой около 18 фут, из деревянных брусьев, что послужило главной и первой подъемной силой. До сего времени израсходовано не подъем "Utopia" около 5 тысяч фунтов стерлингов и предвидится еше столько же для полного поднятия и исправления.

7 июля, в 8 ч утра, простояв в Гибралтаре 2 суток 18 часов, крейсер вышел в Шербург. В полдень прошел Г ибралтарский пролив и взял кур с на NW 70° в 10 милях от мыса S.- Vincent, пройдя который 8 числа, в 6 ч 30 мин утра лег на NW 15° вдоль португальского берега. 9 июля, в 9 ч вечера, прошел траверз мыса Finisterre в расстоянии 15 миль и, войдя в Бискайский залив, взял курс на горизонт маяка Ushaut. 11 числа, в 1 ч 30 мин пополудни, прошел означенный маяк в 7 милях. 12 сего июля, в исходе 7 ч утра, прибыл на Шербургский рейд, где по указанию портового лоимана стал на бочку. В 8 ч, с подъемом флага, произвел салют наиии и получил немедленный ответ равный числом выстрелов. На рейде находились французский минный авизо "Salve" и американский учебный корвет "St.-Mary's", снаряженный и плавающий с юнгами на счет города Нью-Йорка.

От Гибралтара до Шербурга пройдено 1130 миль со средней скоростью 9,5 узлов (а по лагу 10,2). В течение всего перехода имел довольно ясную погоду и противные ветра, сила которых на протяжении от Г ибралтара до Бискайского залива достигала 7 баллов, а также противное течение, которое за плавание до Английского канала в среднем было 18 миль в сутки.

В отношении здоровья команды должен донести, что хотя оно удовлетворительно, но резкие климатические перемены и знойные погоды, испытанные на переходах от Севастополя до Шербурга, не остались бесследны и выразились в простудных заболеваниях дыхательных путей и желудочно-кишечных.

Как имел честь донести по телеграфу, крейсер имеет необходимость пробыть в Шербурге не менее 8 дней. Такая продолжительность пребывания на здешнем рейде обусловлена крайним требованием после совершенных 3450 миль вычистить котлы, наполнив их пресной водой, осмотреть и раздать кольиа дымогарных трубок, состояние которых обязывает поступать с большой осторожностью, дабы устранить, до прихода в Кронштадт, принятие по отношению трубок тех мер, которые могли бы замедлить плавание крейсера и сверх того вызвать излишние денежные расходы.

Капитан 1 ранга Алексеев

Из рапортов командира крейсера “Адмирал Корнилов” капитана 1 ранга Ельчанинова

От 14 ноября 1892 г.

25 октября, в 7 ч вечера, снялся с мертвого якоря в Шербурге и, имея пары в четырех котлах, вышел в Кадикс. Имея маловетрие при очень большой зыби от NW, чтобы скорее пройти Бискайскую бухту, развел пары в 5-м котле с в полночь ввел его в действие. 27 октября, в 3-м ч пополудни, ветер перешел на Ost, что дало возможность поставить косые паруса и фок. В 9-м ч пополудни вывели 5-й котел из действия. 28 октября, в 4 ч утра, прошли маяк Finisterre при ветре N03 и состоянии моря 3 балла. 29 октября, в 9 ч утра, встретил английскую канонерскую лодку и испанский эскадренный броненосеи "Pelayo", шедший на север. В 5-м часу пополудни прошел мыс С.-Виниент.

30 октября, приняв лоимана, в 9 ч утра стал фертоингом на Кадикском рейде. Отсалютовав нации и получив ответ, салютовал вице-адмиральскому флагу, поднятому на испанском броненосце "Navarra", на что получил также ответ. На рейде, кроме испанского броненосца, застал канонерскую лодку североамериканских соединенных штатов "Bennington".

Невзирая на полученные от консульства в Шербурге, удостоверение об отсутствии холеры в Шербурге, вверенный мне крейсер был подвергнут 3-дневному карантину. Карантинные условия создавали большие затруднения в приобретении свежей провизии, по окончании приемки которой, 1 ноября, имея пары в 4-х котлах, снялся с фертоинга для следования в Неаполь. Весь переход от Кадикса до Неаполя машина работала "компаунд", имея цилиндры низкого давления пара в котлах до 4-х атмосфер. В продолжении перехода, при весьма благоприятных обстоятельствах, имея каждодневно обсервацию, производились поверки расписаний, артиллерийская и пожарная тревоги. 2 ноября, в 5 ч утра, прошли траверз М. Gibraltar. 5 ноября, в 2 ч пополудни, прошли маяк Covoli, 6-го, в 5 ч вечера, стали за молом Неаполитанской гавани на 2 якоря, имея швартовы, поданные на мол.

Произведя установленный салют нации и получив ответ, вследствие просьбы итальянского офицера, прибывшего на крейсер с поздравлениями от адмирала, с подъемом итальянского флага на грот-брам-стеньге, салютовал 21 выстрелом наследному итальянскому принцу, имевшему свое пребывание в Неаполе, на что также получил ответ. За спуском флага, салют итальянскому вице-адмиралу был произведен на следующий день с подьемом флага и на этот салют получил ответ равным числом выстрелов. Около 8 ч утра 7 ноября прибыла санитарная комиссия и, исполнив все формальности, допустила сообщение с берегом.

По случаю дня рождения итальянской королевы, по приглашению итальянского адмирала, имеющего свой флаг на рейде, расцветился флагами и произвел три салюта в 21 выстрел – в 8 ч утра, в полдень и при спуске флага.

От 27 ноября 1892 г.

Имея пары разведенными в 4-х котлах, 14 ноября, 2 ч пополудни, снялся с якоря из Неаполя для следования в Пирей, при ветре NO, с порывами, имея при триселях ходу от 10 до 11 '/2 узлов. 15-го, в 6 ч утра, прошел вулкан Стромболи, и на 10 ч 30 мин утра вошел в Мессинский залив, где около 10 ч встретил итальянский броненосец "Rucciero de Lauria".

В 6 ч пополудни, обогнув мыс С. dell. Armi, взял курс на Милан. Ветер NO, с порывами, развел большое волнение, и крейсер претерпевал удары волн в левый борт. При фор- и грот-триселях в 2 рифа и фор-стеньги-стакселе, причем фор-трисель (старый) был разорван ветром, ход крейсера доходил до 9 узлов. 17 ноября в 6 ч утра обогнул мыс Матапан. При приближении к мысу Malea, ветер от NO засвежел до степени шторма и дул крепчайшими порывами силою до 11 балл. Идя 2 R от ветра, уменьшил ход до 40 оборотов, которые давали крейсеру от 3 до 5 узлов хода. Состояние моря 6-7 баллов. Против довольно крупной волны крейсер держался очень спокойно и только при сильных порывах ветром срезало верхушки волн. Волна была очень крупная, вследствие чего замечался небольшой перебой в винтах. С 2 ч пополудни ветер начал несколько стихать, так что ход машин был увеличен до 52 оборотов, дававших ходу от 8 до 9 узлов.

В полночь с 1 7-го на 1 8-е стал на якорь в Фамушской бухте, в 7 ч утра 18 ноября снялся с якоря и отправился на внутренний Пирейский рейд, где в 8 ч отдал якорь, отсалютовав 21 выстрелом нации и получив ответ равным числом выстрелов, отсалютовал 13 выстрелами контр-адмиральскому флагу, поднятому на греческом броненосце "Spetsai", на что также получил тотчас ответ. Вскоре после подьема флага, по заявлению карантинного чиновника о наложении 3-дневного карантина, снялся с якоря и, подняв карантинный флаг, перешел в Саламинскую бухту, где стал на якорь в 9 ч и оставался в карантине до 20-го числа. В Саламинской бухте застал на якоре греческий броненосеи "Hydra", который перешел на другой день утром на внутренний Пирейский рейд. В этот же день пришла на рейд и стала на якорь греческая яхта "Sphakteria" 20-го , в 2 ч пополудни, перешел под карантинным флагом на внутренний Пирейский рейд, где и стал на 2 якоря, имея швартовы поданными на южную дамбу. Лишь 21-го числа, в 9 ч утра, получил разрешение спустить карантинный флаг и иметь сообщение с берегом. На рейде находились греческие броненосцы "Spetsai", под контр-адмиральским флагом, "Hydra" и "Psara", мореходная канонерская лодка Черноморского флота "Донеи" и бразильский корвет "Almirante Barroso".

Потеряв трое суток в карантине, я мог лишь 23-го приступить к погрузке угля. Нахожу необходимым перед выходом в океан произвести несколько парусных учений, а также посадки десанта на гребные суда.

26 ноября, в 3 ч 30 мин пополудни, по случаю посещения его величеством королем эллинов бразильского корвета "Almirante Barroso", по приглашению греческого адмирала, расцветился флагами, причем во врем следования его величества под штандартом, команда была послана по реям и произведено два салюта в 21 выстрел каждый.

Состояние здоровья как гг. офицеров, так и команды вполне удовлетворительно.

От 6 февраля 1893 г.

26 января, дождавшись почты из Европы, в 6 ч 30 мин вечера, при слабом ветре от SW, снялся с якоря для следования в Аден. К 9 ч утра 27 января ветер отошел к NNW; воспользовавшись этим, поставил прямые паруса, причем ход доходил до 10-10'/2 узлов. Около полдня, пройдя о-в Shwadman, вошел в Красное море, а в 2 ч 15 мин, остановив машины, лег в дрейф для разобшения винтов. В 2 ч 45 мин разобшил винты, прекратил пары и, снявшись с дрейфа, лег на The Brothers, имея ходу 5-5'/2 узл. К вечеру ветер стих, разобщенные винты перестали вращаться и ход уменьшился до 3-4 узл. На другой день, после полдня ветер еше более стих, причем ход уменьшился до 2-х узл. Не надеясь, чтобы ветер засвежел, около 5 ч вечера вступил под пары. В 1 ч 50 мин ночи прошел Dardalous и далее располагал курсами посредине Красного моря. 29 января, в 9 ч утра, пользуясь N ветром, вновь поставил прямые паруса; к полдню развело довольно большую зыбь и розмахи боковой качки доходили до 10° на сторону. На другой день, к вечеру, ветер стих, а потому закрепил паруса.

30 января, около 8 ч прошел Uchrl Teir, а в 7 ч утра 1 февраля, пройдя Aba Ail Channel, взял курс в Малый Баб-эль- Мандебский пролив, который и прошел в тот же день, около 5 ч 30 мин дня, 2 февраля, в 6 ч утра, пришел в Аден и отдал якорь на внешнем рейде западной Аденской бухты. В 8 ч, с подъемом английского флага отсалютовал нации, на что получил ответ равным числом выстрелов с береговой батареи. В Адене застал английскую канонерскую лодку-стаиионер.

От Суэца до Адена пройдено 1324 мили, из коих 94’/2 мили – под парусами. В день прихода крейсера в Аден, около 7 ч вечера, пришли с моря портовое судно "Силач" и миноносцы "Гогланд" и "Нарген" и стали на якорь вблизи крейсера, а на другой день перешли во внутреннюю гавань. С наступлением сильной жары команда окачивается по два раза в день. Температура в кочегарных отделениях во время перехода достигала 50°, а в машинах 40°.

За время перехода и стоянки в Адене, выбирая менее жаркое время, производил следующие учения: парусное, артиллерийское, отражение минной атаки, пожарное, шлюпочное, строевое учение десантной роты, а также занятия по специальностям и грамотностью. Пополнив запасы свежей провизии, сего числа, в 5 ч пополудни, снялся с якоря для следования в Коломбо.

Состояние здоровья как гг. офицеров, так и команды вполне удовлетворительно.

На крейсере I ранга “Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. 1894 г. “Большой сбор”

От 3 апреля 1893 г.

Окончив расчеты с берегом, 6 февраля, в 4 ч дня вышел из Адена. К вечеру 9-го прошел о-в Socotra.

16 февраля, в 4 ч дня, вошел в Коломбо и отсалютовал нации, на что получил ответ равным числом выстрелов. После того отсалютовал английскому контр-адмиралу Kennedy, имевшему свой флаг на крейсере II класса "Boadicea", на что также получил ответ равным числом выстрелов. По выходе из Адена в первые сутки имел NNO не свыше 3-х балл.; море было совершенно спокойно, обсервации имел ежедневно.

11 февраля, около 10 ч вечера, в счислимой широте N 10°6' и долготе О 63°6', встретил крейсер I ранга "Дмитрий Донской". Обменявшись с ним позывными, остановил машины и спустил шлюпку, на которой несколько офицеров съехали на крейсер "Дмитрий Донской", а офицеры последнего на своей шлюпке – на вверенный мне крейсер. В полночь офицеры вернулись на крейсер, после чего, поднял шлюпку, дал ход машинам и лег на прежний курс. Во время перехода занимал команду артиллерийским учением, поверкой десанта, водяными и пожарными тревогами, а также занятиями грамотностью и по специальностям. Во время перехода машины "компаунд" работали вполне удовлетворительно, а также и котлы, по осмотре их на якоре, оказались исправными. От Адена до Коломбо пройдено 2105 миль, со средней скоростью 9 узл. Кроме английского адмиральского судна, застал в Коломбо еше английский минный крейсер "Brisk".

18 февраля приступил к погрузке 700 тонн угля, которую невзирая на все меры, принятые со стороны крейсера, мог окончить только 21-го, вследствие недостатка у поставщиков мешков и шаланд.

20 февраля контр-адмирал Kennedy ответил на мой визит, потому что до этого числа находился в отсутствии, при съезде адмирала с катера, отсалютовал 13 выстрелами. В тот же день крейсер "Boadicca" и минный крейсер "Brisk" снялись с якоря для следования в Бомбей. За время стоянки крейсера освежал команду, свозя по отделениям на берег. 25 февраля, к 6 ч пополудни, снялся с якоря для следования в Сингапур.

25 февраля, около 6 ч пополудни, имея пары, принял лоимана и продолжал плавание вдоль берега о-ва иейлон. 2 марта утром, находясь вблизи группы о-вов Никобарских и желая приобрести кокосов для мытья палуб, с целью сохранения последних, около 11 ч вошел в бухту Galatea на Большом Никобаре, где и отдал якорь. По окончании богослужения и обеда отправил часть команды на берег для собирания кокосов. К 6 ч шлюпки с командой возвратились и, подняв их, снялся с якоря для дальнейшего следования в Сингапур. На другой день, около 5 ч утра, прошел о-в Rondo. В тот же день, в 4 ч 30 мин уменьшил ход до среднего с целью докончить уничтожение и определение девиации, но вследствие изменившихся обязательств удалось определить девиацию только на 3 R, а на остальные R определил на следующий день утром. 5 марта, около 5 ч утра, пройдя около 4-х ч пополудни город Малаку, уменьшил ход, чтобы не придти в Сингапур ночью. 6 марта, в 6 ч 50 мин утра, принял лоимана и под его проводкой вошел в New Harbour, где и ошвартовался для погрузки угля. В New Harbour застал голландский колесный военный пароход, на рейде же стоял английский минный крейсер "Archer".

С выхода из Коломбо до Малакского пролива имел ветер не превышавшей 5 балл., в Малакском же проливе получил легкий OSO, который продолжался до Сингапура.

Приняв уголь, 7 марта вошел на Сингапурский рейд, где произвел салют наиии, на что получил ответ равным числом выстрелов; в тот же день сделал надлежащие визиты.

9 марта пришел с моря американский корвет "Marion"". 11 марта, по приглашению командира корвета с подъемом флага приспустил флаг и гюйс по случаю кончины бывшего президента северо-американских соединенных штатов. 13 марта, по приглашению английского командира, также приспустил флаг и гюйс по случаю внезапной смерти главного судьи Сингапура. В тот же день пришла на рейд итальянская канонерская лодка, а корвет "Marion", ушел в море.

По выходе на рейд окрасили наружный борт и некоторые внутренние помещения, а также тировали стоячий такелаж.

14 марта, около 8 ч вечера, снялся с якоря для следования в Гонконг и в тот же день около часа ночи прошел маяк Perdra Brauca. 19 марта, около 5 ч лег на Гонконг. Того же числа, околоЮ ч 30 мин вечера, ввел в действие 5-й котел и перевел машины на тройное расширение. 21 марта, с полуночи, вследствие нашедшего тумана шел уменьшенным ходом. Открыв около 2-х ч ночи маяк Bar Rock принужден был стать на якорь, так как туман к этому времени сильно сгустился. Около полдня туман начал рассеиваться, почему снялся с якоря и вошел на Гонконгский рейд, где и стал фертоингом. Отсалютовав наиии и получив ответ равным числом выстрелов, салютовал также английскому виие-адмиралу Freemantle, имевшему свой флаг на крейсере и контр-адмиралу северо-американских соединенных штатов Harmony – на "Lancaster".В первый же день по приходе сделал надлежащие визиты, на которые и получил ответы.

29 марта, около 4-х ч дня, вышел с Гонконгского рейда и, располагая курсами вдоль берегов Китая, с рассветом 30 марта вошел в Формозский пролив, а 31 марта вышел из него. 2 апреля в 5 час вечера вошел на Нагасакский рейд. В течение всего перехода время от времени появлялся туман, вследствие чего приходилось неоднократно уменьшать ход. На переходах производились: артиллерийские и фронтовые учения, проверка десанта, водяная и пожарная тревоги, также занятия грамотностью и по специальностям. На переходе из Гонконга в Нагасаки подготовляли крейсер к окраске. На всех переходах, начиная от Кадикса включительно до Гонконга, машины работали компаунд, и по приходе в порты, по осмотре как машин, так и котлов, все оказывалось исправно.

Во все время перехода от Коломбо до Нагасаки обшее состояние здоровья как гг. офицеров и команды находилось в вполне удовлетворительном состоянии.

Капитан 1 ранга Ельчанинов

Из рапорта начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала Тыртова

От 30 лекабря 1893 г. 17 октября, по случаю годовщины избавления их императорских величеств от угрожающей опасности, на крейсере I ранга "Адмирал Корнилов" отслужено благодарственное молебствие, на котором присутствовали офицеры и команды со всех стоящих на рейде судов.

24 октября возвратился из северного крейсерства транспорт "Якут". В последнее время температура воздуха сильно понизилась и 27 октября была первая пурга, при морозе до 7° R 28 октября я отправил лодку "Сивуч" обойти порты Печилийского пролива. Но, к сожалению, лодка не могла исполнить возложенного на ее поручения На пути из Владивостока в Нагасаки, ночью, во время шторма со снегом, лодка ударилась о водяную массу настолько сильно, что потеряла ход. При ударе волны был слышан глухой металлический звук; при осмотре с рассветом оказалось, что носовой руль положен право-на-борт и стопор руля срезан. Имея флаг на крейсере "Адмирал Корнилов", с крейсерами "Разбойник" и "Забияка", 1 ноября, в 9 ч утра, снялись с якоря для следования в Иокогаму. Лодка "Манджур" осталась заканчивать исправление своего повреждения. Пройдя о-в Скрыплев, имея ровный ветер от N, суда поставили паруса. Вскоре, при усилившемся ветре, на крейсер "Адмирал Корнилов", у фор-марселя лопнула боковая шкаторина; марселя эти делают второе дальнее плавание. Переменили оба марселя и только что были подняты грот-марса-фалы, как у левых грот- вант лопнули скобы: у 4-й вантины внизу у талрепа и на верху скоба от парной вантины 3-й и 4-й, так что эти две вантины остались держаться только на выбленках. Вскоре ветер зашел и нам с "Забиякой" пришлось закрепить прямые паруса, между тем как "Разбойник", при своих прекрасных парусных качествах, продолжал еше долго нести даже брамсели. К ночи заштилело. Уже на другой день мы могли вполне отогреться от Владивостокских морозов.

3 ноября, утром, прошли Сангарский пролив; плавание продолжали соединенно – при штиле и маловетрии и только миль за 100 от Иедского залива задул довольно свежий W, сначала "Разбойнику" было трудно выгребать, но, проходя ближе к берегу, волна уменьшилась и он мог держаться соединенно.

5 ноября, около 4 ч вечера, стали на якорь на внешнем Иокогамском рейде и на другое утро перешли за мол. На рейде застали французский крейсер "Triomphante" под флагом контр- адмирала Humann; он пришел в Японию со всеми своими судами для поправления здоровья своих офицеров и команды, которые очень пострадали от дизентерии, полученной во время продолжительного пребывания у берегов Сиама. Также стоял на рейде английский крейсер "Mercury" и американские корветы "Lancaster", "Marrion" и лодка "Petrel", и японская эскадра из 4-х судов, под флагом вице-адмирала Ито, – та самая, которая была во Владивостоке. Оба американских корвета стоят в Иокогаме с апреля месяца. Погода во время стоянки нашей эскадры на Иокогамском рейде была превосходная и дала возможность заняться обучением вновь поступивших новобранцев, которые все вошли в обшее расписание и в настояшее время их уже не отличить от старослужащих.

14 ноября, высокоторжественный день рождения государыни императрицы, был отпразднован на эскадре по уставу.

15 ноября "Triomphante" ушел в море. Японский адмирал, со всеми офицерами своей эскадры, давал обед офицерам всех иностранных судов, стоящих на рейде. Обед этот был в Токио в японском клубе, со всей японской обстановкой, т.е. сидением за столами на полу и без сапок, кухня была японская и вина, кроме "Саки" – никакого.

22 ноября, мы – офицеры русской эскадры, ответили обедом японцам; обед был в Иокогаме, на берегу в отеле. На обед, кроме японского адмирала с чинами его эскадры, были: морской министр граф Сайго и наш посланник д.с.с. Хитрово.

23 ноября, я послал крейсер "Разбойник" на Бонинские о-ва, испросив предварительно разрешение на посещение их у японского правительства. Когда я командовал клипером "Гайдамак" и потерял в ураган фок и грот-мачты, то, для приведения судна в порядок, заходил на о-в Peel – один из группы Бонинского архипелага. В то время, эти острова были почти необитаемы и на них жило несколько авантюристов с китобойных судов. С тех пор, эти группы островов заняли японцы и мне было интересно знать, как они там устроились.

24 ноября крейсер "Забияка" ушел на два дня в практическое плавание и для стрельбы в цель. Того же числа, после полдня, пришла на рейд лодка "Манджур", окончив 10 ноября исправление своих повреждений в плавучем доке во Владивостоке, откуда она вышла 14 ноября для следования в Кобе. На рейд в Кобе лодка пришла 18 ноября, после благополучного перехода – при тихой и ясной погоде. Из Кобе лодка вышла 23 ноября, в полночь, и прибыла в Иокогаму 24 ноября.

25 ноября, утром, я перенес свой флаг на лодку "Манджур", а крейсер "Адмирал Корнилов" ушел на два дня для практического плавания и производства стрельбы, откуда возвратился на рейд 27 ноября, когда я перенес на него обратно свой флаг с "Манджура".

В этот же день, на американском почтовом пароходе прибыл новый начальник американской эскадры контр-адмирал Skerrett. Я послал на пароход своего флаг-офииера с поздравлением, а затем, по подъеме на корвет "Lancaster" контр-адмиральского флага, был произведен салют моему флагу, на что я сделал равный ответ.

В течение последней недели, в особом суде при английском консульстве, разбирались дела английских промысловых шхун "Maud's" и "Aretic", арестованных – первая транспортом "Якут", а вторая крейсером "Забияка". Оба дела рассматривались по несколько дней. В обоих случаях в суде констатировано пребывание означенных шхун во время ареста в запрещенной зоне, а также и удостоверено, что шхуны вполне промысловые, но суд оправдал обоих шкиперов, ввиду того, что во время самого ареста шхуны не производили убоя котов и нами не доказано, что они били китов в запрещенной зоне, хотя на одной шхуна были совсем свежие коты, еше не посоленные, а солят их обычно не позднее, чем через сутки.

Другие две шхуны: "Minnie" и "Ainoko", арестованные транспортом "Якут", хотя и были обязаны придти для суда в Иокогаму, куда и были направлены их судовые бумаги, но сюда не пришли, а отправились прямо в порт Викторию (Britsh Columbia), куда английский посланник в Токио приказал Иокогамскому английскому консулу выслать потом все бумаги с означенных шхун, так что результат суда над шкиперами этих шхун мне пока неизвестен.

1 декабря, офицеры с эскадры, в числе 14 человек, ездили осматривать порт Иокоска, где были чрезвычайно любезно приняты главным командиром порта, вице-адмиралом бароном Инойе.

5 декабря, на крейсере "Адмирал Корнилов", по моему приглашению, служил обедню преосвященный епископ Николай.

6 декабря, день тезоименитства государя наследника цесаревича, был отпразднован по уставу.

8 декабря, я, командиры судов и чины моего штаба, вместе с нашим посланником, по поручению японского императора, были приглашены принцем Арисугава младшим в один из императорских парков в Токио на охоту на диких уток с помощью сеток. Охота очень занимательная и не утомительная; уток ловят сетками на подобии того, как дети ловят бабочек. В течении 3-х часов охотниками в числе 12 человек, было поймано более 100 уток. После охоты мы были приглашены принцем к завтраку – тут же в охотничьем доме.

9 декабря, лодка "Сивуч" исправила в Нагасаки поврежденный передний руль, и так как лодке уже было поздно идти по северным портам Китая, то я отложил обход их до весны, а лодку послал стаиионером в Шангай. Выйдя из Нагасаки 9 декабря, в 8 ч утра, лодка пришла в Вуссунг 11 декабря в 11 ч 30 мин ночи, где и стала на якорь, а на другой день перешла в Шанхай, встретив на переходе свежий NW муссон.

10 декабря, при собрании офицеров с эскадры, на Иокогамском кладбище была отслужена панихида на могиле мичмана Мофета, погибшего от злодейской руки фанатика японца.

13 декабря, я с командирами и своим штабом был на обеде у морского министра графа Сайго. 14 декабря в нашем посольстве в Токио был большой бал, с участием императорских принцев и принцесс; бал продолжался далеко за полночь.

15 декабря, в 2 ч пополудни, я на крейсере "Адмирал Корнилов", вместе с "Забиякой", вышел из Иокогамы для следования в Кобе, а лодка "Манджур" была оставлена на рейде до 18 числа. Выйдя в море при штиле, получил у Rock Island очень свежий WNW, с большим волнением, так что вынужден был уменьшить ход на "Корнилове", причем крейсер держался прекрасно на волнении, не получая нисколько воды. "Забияка" же стал значительно отставать, и около полуночи был вынужден сделать сигнал, что не может держаться за "Корниловым", в потому я предоставил ему действовать по своему усмотрению; ветер усилился до 8-9 балл.

16 декабря, после полудня, ветер начал немного стихать и так как по курсу можно было несколько спуститься, то ход крейсера достиг 10 узлов. 17 декабря , в 10 ч утра, "Корнилов" стал на якорь на рейде в Кобе, а в 1 ч 30 мин пополудни пришел "Забияка". Здесь застал японскую лодку "Atago" и германскую "Wolf". Командир крейсера "Забияка" сообшил мне, что 15 декабря, около полуночи, когда был сделан мною сигнал: "действовать по усмотрению", он находился в то время как раз на траверзе о-ва Rock Island. Видя, что на большом волнении не в состоянии при малом ходе хорошо управляться, он решил взять риф у косых парусов и лечь под ними на правый галс. После полуночи волнение настолько увеличилось, что боковая качка крейсера доходила под ветер временами до 40“ и один раз крейсер чуть было не черпнул подветренным бортом. С наветра же попадали очень часто гребни волн; одним из них, вкатившимся на шкафут, была сорвана с найтовов японская фунэ, отброшена на подветренный борт и проломлена пополам.

На утро, при немного отошедшим ветре, крейсер мог повернуть на другой галс и, сохраняя паруса, командир взял курс на маяк Oo-sima, а к вечеру, когда ветер и волнение уменьшились, он, находясь под прикрытием берега, пошел прямо в Кобе, где и стал на якорь 17 декабря, в 2 ч 30 мин пополудни, как сказано выше.

21 декабря, в 5 ч утра, вместе с крейсером "Забияка", снялся с якоря для следования внутренним морем в Нагасаки. Погода тихая и солнечная; в последний же день стоянки в Кобе шел довольно порядочный снег, так что возвышенности гор были покрыты снегом. Вследствие темной ночи, а также массы японских джонок и риска для такого большого судна, как "Корнилов", проходить ночью Симоносекский пролив, я приказал на ночь стать на якорь в бухте Obe-Hato-Ura, "Забияка" же продолжал путь ночью и прошел Симоносекский пролив около 2 ч полуночи 22 декабря и в тот же день, в 5 ч пополудни, стала на якорь на Нагасакском рейде.

На крейсере I ранга "Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. 1894 г.

"Корнилов" снялся с якоря из упомянутой бухты в 6 ч утра и прошел Симоносекский пролив в 4 ч пополудни. По выходе из внутреннего моря, встретил ровный NO, но с большой зыбью, далеко несоответствующей силе ветра. Около полуночи вошли в архипелаг между островами Готто и Киусиу, а в 8 ч утра, 23 декабря, стал на якорь на Нагасакском рейде. Кроме крейсера "Забияка", на рейде находилась канонерская лодка "Манджур", а также французский крейсер "Triomphannt", под контр-адмиральским флагом, со всеми остальными судами французской эскадры на Азиатской станции. Кроме того, я застал здесь еше два американских и три японских военных судна.

Французский адмирал Humann окончил свой срок и вместо него назначен контр-адмирал Dupuis бывший начальник штаба у покойного адмирала Курбе во время франко-китайской войны 1884 г. Адмирал Humann нарочно собрал здесь все суда своей эскадры, чтобы лично проститься с ними, а сам на крейсере "Triomphante", 25 декабря, ушел на юг до Сайгона. Проходя мимо "Корнилова", команда на "Triomphante" была послана по вантам и музыка играла наш народный гимн, на что я приказал ответить тем же.

В Нагасаки зимует флотилия нашего купиа Шевелева, состоящая из четырех пароходов: "Владимир", "Новик", "Байкал" и "Стрелок". Они проводят свой годовой ремонт и, вследствие ничтожной иены фрахтов, теперь не работают. Сообщение с Владивостоком прекращено уже месяи, так как там бухта замерзла; но, по имеемым сведениям пароход "Силач" поддерживает канал свободной воды. На днях ожидаю прихода из Европы парохода добровольного флота "Тамбов".

28 декабря, я произвел годовой инспекторский смотр крейсеру "Забияка", причем нашел все в полной исправности. 30 декабря, в 9 ч утра, крейсер "Забияка" ушел в Гонконг, откуда, во исполнение предписания главного морского штаба, пройдет в Кебао (угольные копи на северном берегу Тонкина), для подробного ознакомления с делами компании, эксплуатирующей означенные копи, а также с качеством угля. Я разрешил командиру также зайти в Haifong – главный порт Тонкина. В конце января 1894 г. крейсер должен возвратиться в Гонконг.

В коние января, я предполагаю на крейсере "Адмирал Корнилов" идти до Чусанского архипелага, где оставив крейсер, сам отправлюсь на неделю на лодке "Манджур" в Шанхай.

Виие-алмирал Тыртов

Из рапортов командира крейсера I ранга “Адмирал Корнилов” капитана 1 ранга Вульфа

От 26 августа 1894 г.

23 августа, в 7 ч утра, снялся с якоря и отправился в Амурский залив. В 11 ч, подойдя к острову Редклиф, стал на якорь на северо-западную его сторону, в 3-х кабельтовых от берега. Команда к этому времени была уже пообедавши и, по постановке на якорь, два барказа с 3 офицерами и 90 матросами, в 11 ч 30 мин отвалили на берег строить батарею для эскадренной стрельбы. Тогда же сьехали на остров главный артиллерист Владивостокского порта, старшие артиллерийские офицеры с крейсеров "Адмирал Корнилов" и "адмирал Нахимов" (последние для выбора места батареи). В тоже время послал на берег шестерку с младшим штурманским офицером поставить две вехи, для ограждения морской отмели. Вехи, обозначающие риф, идущий от NW от острова, оказались на своих местах.

Бруствер батареи, состоящих из двух амбразур и трех траверзов, заложили на северо-западном склоне острова немного отступя от его гребня, на высоте около 20 фут над уровнем моря. Работали в этот день до 5 ч 30 мин и к 6 ч команда вернулась на крейсер.

В 7 ч вечера снялся с якоря и направился в море и от 8 до 9 ч занимался очередной стрельбой из орудий по пирамидальному щиту, при ходе в 8'/2 узлов и в расстоянии до шита от 2 до 8 кабельтовых. В 10 ч вернулся к острову Редклиф и стал на якорь на прежнем месте, поддерживая пары.

24 числа, команду для постройки батареи отправил на берег в 6 ч утра. Вернулась команда обедать к 11 ч, а после обеда работала на батарее с 2-х до 5 ч. В этот день команды для работ свозилось 120 человек, при тех же офицерах и, благодаря удачно сложившийся обстоятельств погоды и оказавшимся на месте постройки подходящей земли и дерна, это сооружение удалось закончить в полтора рабочих дня; причем, на возведение бруствера за означенный промежуток времени выработано до 60 пудов дерна и земли. Таким образом, ежели при предстоящей в этом году практической стрельбы бруствер не будет разрушен, то можно быть уверенным, что к будущему году все это сооружение осядет и прорастет кругом травой и будет вполне соответствовать для вывода заключений о действии судовой артиллерии по земельным укреплениям.

В заключение не могу не упомянуть об интересном сооружении природы, найденном нами на острове Редклиф. Весь северо-западный угол острова обнесен брекватером из голыша, до 2-х саженей высотой. Обе стенки вытянуты под прямым углом одна к другой и каждая идет в идеально прямом направлении, одинаковой высоты и толщины. Это сооружение мне кажется можно объяснить только тем, что здесь ветры от NW и SW совершенно уравновешивают друг друга и волна при обоих этих ветрах работает с одинаковой силой, так как эти брекватеры могли образоваться не иначе, как при нормальном направлении волны к этим берегам.

В 6 ч, поднявши барказы, снялся с якоря и перешел в бухту Славянка, куда и прибыл в 7 ч 30 мин После 8 ч утра, 25 августа, перешел на кабельтов расстояния к берегу и пустил две спасательных ракеты. В 11 ч окончил учение и, отойдя на глубину 13 саж., стал на якорь. Из Славянки вышел в 2 ч 30 мин, по пути поверил девиацию компасов и в 6 ч 30 мин стал на якорь в бухте Новик. Каждый раз, когда приходилось становиться ночью на якорь, практиковались освещением берегов боевыми фонарями.

26 числа, с утра, занимались приведением в порядок крейсера по всем частям, а в 9 ч 30 мин снялся с якоря и перешел на Владивостокский рейд. На крейсере все обстоит благополучно.

От 11 января 1895 г.

5 января, в 4 ч пополудни, с вверенным мне крейсером снялся с якоря для следования в Иокогаму. В море встретил сначала слабый N, по временам дождь и пасмурность, а к полночи дул NW, постепенно свежевший до 6 и 7 балл. Остров Koshiki обогнул в 2 ч полуночи и изменил курс на Вандименов пролив. Острова Toka-Sima прошел в 3 ч благодаря луне, открывались все острова своевременно и были видны хорошо. В 5 ч 45 мин прошел траверз маяка Sata-no-misaki и переменил курс на N0 80°. 6 января с утра, находясь в проливе, поставил прямые паруса и нес их до 11 ч. При перемене курса на NO 56°, прямые паруса закрепил и остался под триселями. Весь день свежий NW, при ясной погоде, так что мог нести только зарифленные косые паруса. В 10 ч 30 мин, на крейсере по случаю дня крещения Господня, отслужили литургию с водосвятием и окропили весь крейсер святой водой.

7 января, в 6 ч утра, изменил курс и обойдя мыс Muroto- Saki, за которым укрылся от ветра и волнения, в 1 ч пополудни пробил тревогу и произвел стрельбу по пирамидальному шиту с расстояния от 1 до 3-х кабельтовых; после чего, первые комендоры стреляли из 37-мм орудий Готчкиса и Барановского. Пальбу окончил в 4 ч. Затем поднял шит и, пользуясь ясной погодой, проверил девиацию главных компасов. Окончив эту работу, в 5 ч лег на маяк Siwa-Sima. В полночь прошел траверз этого маяка и в 12 ч 30 мин изменил курс на NO 68°. С заходом солниа, опять задул N, а к полуночи NNW, с порывами до 8 балл.

На крейсере I ранга "Адмирал Корнилов" в дальнем плавании. 1894 г. “Обед готов!"

8 января в 8 ч я остановил машины и поставил прямые паруса. Весь день шел под парусами, прибавляя и убавляя их для практики команды: ходу имел от 2 до 4 узлов. После захода солнца ветер сразу изменился на несколько румбов и на время совершенно стих; пришлось закрепить паруса и поднять пары, а в 7 ч 30 мин дал ход машине. Курс проложил на Rock-lsland. Ночью ветер опять задул и к полуночи посвежел до 7 балл. Маяк открыл 9 января в 6 ч утра. В 10 ч открылась гора Fusi-Jama – вся в снегу до видимого основания. В 11 ч изменил свой курс на Иедский залив, а в 3 ч 30 мин стал на якорь в Kaneda bay и тотчас приступил к изготовлению для постановки сетей заграждения. Бухта Kaneda для якорной стоянки оказались совсем неподходящей, так как в 6 ч, при незначительном порыве ветра, крейсер начал дрейфовать, почему в 7 ч снялся с якоря и перешел на внешний Иокогамский рейд, где в 9 ч 30 мин стал на якорь на глубине 12 саж.

10 января, в 9 ч утра, поставил сетевое заграждение и с ним снялся с якоря; в обшем оказалось все исправно. В 10 ч сетевое заграждение убрал и под проводкой лоимана пошел за молу на внутренней рейд, где в 11 ч стал фертоингом и отсалютовал наиии 21 выстрелом, на что получил равный ответ.

Капитан 1 ранга Вулф

Из рапорта командира крейсера I ранга "Адмирал Корнилов" капитана 1 ранга Петрова

От 14 мая 1900 г.

21 мая, вследствие предписания его превосходительство младшего флагмана, 21 марта, за N" 103, имея пары в 5-ти котлах, в 5 ч 45 мин вечера снялся с якоря с Артурского рейда для следования в Иокогаму.

22 марта, в 3 ч 50 мин утра, прошел траверз Шантунга, а к 11 ч 50 мин вечера открыл в густой пасмурности о-в Ross, обойдя его в 10 ч 50 мин утра взял курс к о-ву Тоу-сима. В 10 ч 15 мин вечера прошел траверз маяка Коо Saki и взял курс на о- в Futaoi Sima, у входа в пролив Simonoseki, причем ввел 6-й котел, чтобы к рассвету 24 марта, в 6 ч 15 мин утра принял лоимана (немиа), под проводкой которого шел Средиземным морем до Хиого. В 6 ч 45 мин утра, находясь между баканами Минаита и Наруси, на сильном противном течении, имел ходу 10 узл. В это время на крейсер навалило 2-мачтовую парусную шампунку, причем шлюпбалками 2-го вельбота выдернуло обе ее мачты. С людьми несчастий не было. Все меры для предупреждения столкновения были приняты.

В 4 часа, проходя Misima Nada, встретил пасмурность с дождем, почему лоиман потребовал стать до рассвета на якорь. В 5 ч 35 мин, войдя в бухту Obe Hato-Ura, отдал якорь, на глубине 8 саженей. От Порт-Артура пройдено 780 миль в 71 ч.

25 марта, в 5 ч 25 мин утра, снялся с якоря. 26-го, в 6 ч 30 мин утра, встретил идуший контр-галсом германский крейсер "Hertha" под флагом контр-адмирала, с которым обменялись салютом по уставу; в полдень взял курс на вход в Uraga-Channel, куда вступил в 3 ч 40 мин дня, а в 6 ч 15 мин дня, у входного плавучего маяка, застопорил машину, чтобы принять карантинного офицера. В 6 ч 15 мин отдал якорь на Иокогамском рейде на глубине 6 саж. От якорного места в Средиземном море до Иокогамы прошел 481 милю в 37 ч 20 мин, а всего – 1261 миль в 108 ч 20 мин, средний ход – 11,6 узл.

С выходом из Порт-Артура и до Кельпарта имел SO с мелкими туманами и мглистым горизонтом, затем до самого входа в Симоносеки погода была ясная при маловетрии.

С 25-го утра имел ясную погоду вплоть до Иокогамы. На рейде застал: американский крейсер "Brooklin, под флагом начальника эскадры, контр-адмирала Уатсона, броненосец "Oregon" и канонерскую лодку "Concord, французский крейсер "D'Entrecasteaux", под флагом начальника эскадры, контр-адмирал Курружоля и английский "Darfleur", под флагом младшего флагмана, контр-адмирала Брюса. Всем трем адмиралам произвел салют по уставу и получил ответ равным числом выстрелов.

От нашего морского агента узнал, что приглашений на морской смотр не будет, но если кто из иностранных кораблей пожелает присутствовать, то японское правительство очень радо. На маневры же никто из иностранных не допушен. В тот же день на крейсер прибыл наш вице-консул, которому при съезде произвели салют по уставу. Затем я обменялся визитами с иностранными адмиралами.

27 марта сделал визит посланнику в Токио.

28 марта погрузил 244 тонны угля, по 49 шилл. 6 пенс, за тонну.

29 марта, в 11 ч 40 мин утра, пришел американский крейсер II класса "Baltimore".

30 марта отправил в Нагасакский береговой лазарет артиллерийского кондуктора Опарина, у которого доктором определена чахотка. 1 апреля крейсер посетил посланник, которому произвел при съезде салют по уставу.

4 апреля, в 8 ч 30 мин утра, прибыл американский вспомогательный крейсер "Yosemite", а в 11 ч 40 мин утра, итальянский крейсер "Calabria".

5 апреля, в 10 ч 10 мин утра, начальник американской эскадры, контр-адмирал Уатсон перенес свой флаг на крейсере "Baltimore: в 2 ч 30 мин дня на броненосце "Oregon" был поднят флаг младшего флагмана (белый), контр-адмирала Кемпфа; в 3 ч дня на "Brooklyn" подняли флаг нового начальника американской эскадры, контр-адмирала Ремея, прибывшего накануне в Иокогаму на частном пароходе, а на "Baltimore" переменили синий адмиральский флаг на красный, т.е. 2-го адмирала эскадры. Все суда стояшие на рейде, произвели салюты вновь прибывшим адмиральским флагам по церемониалу, сообщенному накануне американским флаг-офицером.

На палубе "Корнилова". 1894 г.

7 апреля американская канонерская лодка "Concord" вошла в Иокогамский док.

По приглашению императора, старший офицер и 5 человек офицеров присутствовали на garden party в Токио, в дворцовом саду; здесь присутствовал сам император, члены миссий, а также иностранные офицеры. Лично присутствовать я не мог, потому что сходя после визита на "Oregon", по трапу, вывихнул ногу.

Светлое воскресение встретил на корабле, причем часть офицеров была мною послана присутствовать на богослужении в посольство, в Токио. К концу заутрени я получил от французского адмирала поздравление, с корзиной цветов, а офицеры – от кают-компании "D'Entrccastcaux".

9 апреля французский адмирал делал завтрак специально русским офицерам, на котором, из-за болезни, я не мог присутствовать.

11 апреля, в 7 ч 35 мин дня, пришел американский крейсер II класса "Newark".

13 апреля, в 4 ч 45 мин дня, пришел английский броненосец "Centurion", под флагом вице-адмирала Сеймура, которому произвели салют по уставу. Того же числа вечером, прибыли на крейсер посланник и морской агент для следования в Кобе на высочайший смотр флоту. За стоянку в Иокогаме погода была почти все время дождливая при и только 2 дня со штилями дали мне возможность произвести окраску крейсера. Занятия вел все время по расписанию, команду увольнял по возможности часто, причем никаких недоразумений с нею на берегу не было, за исключением 5-дневного отсутствия с крейсера новобранца, которого, по моей просьбе, разыскала и привезла на крейсер полиция.

14 апреля, в 7 ч 40 мин утра, снялся с Иокогамского рейда, имея пары в 6-ти котлах; в 9 ч 40 мин утра вышел из пролива Uraga, а в 1 ч 30 мин лег на маяк O-Sima.

15 апреля в 10 ч 15 мин утра прошел траверз маяка Hino-Misaki, а в 11 ч 40 мин, подходя к проливу Ysumi, встретил японскую эскадру, выходяшую из пролива в 3-х кильватерных колоннах. В первой колонне шли: истребитель миноносцев "Kagero", крейсер "Asama", под штандартом японского императора, которому произвел салют в 21 выстрел, "Akashi", "Miyako" и "Yayayama". Во второй колонне: "Fuji" под флагом вице-адмирала "Samejima", "Takasago", "Chinyen" и "Yashima" и еше один крейсер типа "Takasago" и 8 миноносцев. В 3-й колонне: лодка "Tatsuta" и ей в кильватер – 9 миноносцев. Войдя в Kii Channel, 1 -я колонна направилась в W-му берегу Kii Channel, а 2-я и 3-я легли на S, вдоль О берега пролива.

В 12 ч 30 мин дня подошел к брандвахте у Hirago, где на крейсер приехал карантинный офицер (японец), с картой рейда и диспозицией судов на смотру. Указав места, отведенные для иностранных кораблей, он на катере пошел вперед и проводил меня до самого якорного места. В 3 ч 10 мин стал на якорь. Погода на переходе была все время ясная при ветре от NW; выйдя из Ysumi имел маловетрие от N. Температура воды Куро-Сиво 22,3° U, причем вне его температура лишь 16° L1. По постановке на якорь, тотчас прибыл наш вице-консул, которому, при съезде, произвел салют по уставу, затем приехал офицер, присланный морским министерством узнать, прибыл ли на крейсере посланник, передать приглашение ему, морскому агенту и мне, при этом сообшил церемониал смотра.

В 3 ч 50 мин дня пришел на рейд истребитель миноносцев "ОЬого", недавно пришедший из Англии.

16 апреля, в 10 ч 10 мин утра пришел французский крейсер "D'Entrecasteaux", под флагом начальника эскадры, контр- адмирала Куррежоля. Произвел салют в 13 выстрелов; получив ответ равным числом, сейчас же сделал адмиралу визит. В 12 ч 35 мин французский адмирал был на крейсере. В 2 ч 20 мин с моря пришел минный отряд, в составе минного транспорта "Toyohaschi", 8 истребителей миноносцев, 9 миноносцев I класса, 6 миноносцев II класса и стал по диспозиции. В 4 ч с моря пришла японская эскадра в составе 13 больших судов под флагом начальника ее, вице-адмирала Samejima, на "Fuji" и стала по диспозиции. Обменялся салютами по уставу. В 5 ч 50 мин пришел крейсер "Akashi" и стал на якорь на рейде Кобе.

17 апреля, с подъемом флага, расцветился флагами и согласно письменному приглашению, в 8 ч с посланником и морским агентом поехал на "Akashi", который в 8 ч 45 мин снялся с якоря и пошел в Миако, навстречу императору. В 10 ч крейсер "Asama", под штандартом императора, подошел к 1 -й линии больших судов, за ним в расстоянии 3-х кабельтов следовал "Arashi" с приглашенными. С приходом "Asama" на рейд, по 2-й пушке японского вице-адмирала, все суда произвели императорский салют, а при прохождении по линии, на судах кричали троекратное "ура".

В 11 ч утра крейсер "Asama" и крейсер "Akashi", обойдя линии больших судов, стали на якорь по диспозиции.

В 12 ч 10 мин император переехал на "Shikichima", на котором был устроен завтрак для приглашенных, перед завтраком состоялось представление императору. Представлялись: наш посланник, адмирал Куррежоль, я, командир французского крейсера, флаг-капитан французского адмирала, морские и военные агенты и консулы. Перед представлением агенты получили японские ордена. В 2 ч дня император отбыл обратно на крейсер "Asama", а в 3 ч 20 мин, в сопровождении крейсеров "Akashi", "Miyako", "Yayayama" и истребителя "Kagero", ушел в Миако. При уходе императора с рейда, был произведен вновь императорский салют. Вечером японские суда иллюминировались, а у морского министра был обед на берегу, где присутствовали японские принцы, которым я был представлен посланником. 18 апреля, утром, вице-адмирал Samejima отдал мне визит и благодарил за участие в празднестве.

19 апреля, утром, в 6 ч, ушел французский крейсер, в 8 ч суда расцветились флагами, а в 11 ч 30 мин утра произвел императорский салют по новой просьбе адмирала, по случаю проезда императора через Кобе по железной дороге. В полдень флаги спустили. В тот же день японский флот отрядами разошелся по портам, за исключением крейсера "Tokiwa", под флагом Kiadi Kataoka, которому с уходом старшего произвел салют в 13 выстрелов, и 4 крейсера, сопровождавшие императора. В 3 ч 50 мин пришел американский крейсер "Baltimore", под флагом контр-адмирала Уатсона; обменялся салютом по уставу и сделал ему визит.

20 апреля в 9 ч 55 мин утра снялся с якоря, имея пары в 6-ти котлах. В 12 ч 10 мин прошел пролив Isumi. Выйдя в океан, встретил большую зыбь от SO при ясной погоде. В 12 ч 45 мин ночи налетел шквал силою до 10 балл., с дождем и грозой.

В 2 ч утра 21-го вновь прояснило, а зыбь значительно улеглась. В 10 ч утра вошли в Uraga Channel, а в 11 ч 10 мин, пройдя маяк Kannon Saki встретил броненосец "Matsushima", под контр-адмиральским флагом, которому произвел салют по уставу. В 12 ч 1 5 мин, придя на Иокогамский рейд, отдал якорь. От Кобе до Иокогамы пройдено 340 миль в 26 ч 20 мин, средний ход 12 узлов. На рейде застал: английский броненосец "Centurion", под флагом виие-адмирала Сеймура, и крейсер "Newark", под флагом контр-адмирала Кемпфа, броненосец "Oregon", лодку "Concord" и вспомогательный крейсер "Yosemite", германскую лодку "Jaguar" и итальянский крейсер III класса "Kalabria". Со входом на рейд салютовал адмиралам по уставу и получил ответ равным числом выстрелов.

В 12 ч 12 мин прибыл наш вице-консул, а в 1 ч 35 мин посланник и морской агент отбыли с крейсера, причем произвел салют в 15 выстрелов. Того же числа, в 1 ч 50 мин дня, "Centurion" ушел с рейда.

23-го, по случаю тезоименитства государыни императрицы, в 8 ч утра расцветился флагами и в 11 ч 30 мин произвел салют в 21 выстрел. Иностранные суда, по моему приглашению, приняли участие в празднестве. 24-го, в 4 ч 30 мин дня, американский броненосец "Oregon" ушел с рейда, а лодка "Concord" уходила в море и вернулась вечером на рейд.

25-го, в 2 ч 50 мин дня, пришли на рейд японские крейсеры "Asama", под флагом вице-адмирала Samejima, "Chitose" и "Akashi"; произвел салют по уставу и сделал визит адмиралу.

26-го японский адмирал был на крейсере.

27-го, с 8 ч утра, суда на рейде, по приглашению японского адмирала, расцветились флагами, а в полдень произвели салют по случаю бракосочетания японского наследного принца. Командиры иностранных судов были приглашены присутствовать во дворце в Токио на бракосочетание. Вечером японские суда иллюминировались. В 7 ч 40 мин вечера пришла американская лодка "Bennington".

28-го, в 3 ч. 45 мин утра, ушел английский крейсер "Endymion".

29-го, в 4 ч 15 мин утра, ушел итальянский крейсер III класса "Calabria", а в 5 ч утра – германская канлодка.

Капитан 1 ранга Петров

 

Приложение №2

Как был устроен “Адмирал Корнилов”

Корабль по проекту имел водоизмещение 5 029,27 т (5377 т на испытаниях).

По грузовой ватерлинии длина корпуса равнялась 361 фута 9,5 дюймов (110, 27 метра), по верхней палубе 352 фута 7 дюймов (107,47 метра), наибольшая длина 11 2,8 м, ширина без обшивки 47 футов 8 дюймов (14,53 метра), с обшивкой 48 футов 8 дюймов (14, 84 метра), осадка форштевнем 1 8 футов 7 дюймов (5, 66 метра), ахтерштевнем 21 фут 9 дюймов (6,63 метра). После вступления в строй фактическое водоизмещение равнялось 5029,27 т, а углубление корпуса на один дюйм соответствовало нагрузке в 29,71 т.

Корпус корабля разделялся водонепроницаемыми переборками на 13 отделений. Нумерация шпангоутов и отсеков начиналась в российском флоте от носовой части в корму (число шпангоутов – 1 32, расстояние между ними – 80 см). Подводная часть корабля обшивалась в два слоя деревом (сосна и тик) поверх которых крепились медные листы.

Глубина трюма равнялась 29 фута 4 дюйма (8,94 метра), средняя высота надводного борта 14 футов (4,27 метра) Высота надводного борта в полном грузу составляла: в кормовой части: 13 футов 3,5 дюйма (4,05 метра), на миделе 11 футов (3,36 метра), на баке 13 футов 8 дюймов (4,17 метра).

Палуба защищалась 38-60 мм броневыми листами, боевая рубка 76-мм броневыми плитами.

Внутреннее расположение корабля

Если осматривать помещениям корабля с носовой части, то прежде всего мы попадаем в "огромный" (54 квадратных сажени) полубак. Здесь, в основном, расположены гальюнные помещения. Они выгорожены легкими железными переборками. Всё очень просторно и удобно для проветривания. В качестве напольного покрытия были использованы "плитки крепкого и плотного кирпича", что по мнению старшего судового врача Н.Ф. Боголюбова было гораздо удобней и практичней, по сравнению ранее практиковавшейся заливкой асфальтовой массой. Здесь же находилось место для курения команды во время свежей погоды. Ешё дальше в носовую часть распологались малярная и фонарная каюты.

Полубак простирался до фок-мачты, а на его палубе имелось входные люки в жилую палубу. При этом нужно отметить, что полубак кроме того был защищен от ветра 7-футовым (2,13 м) фальшбортом.

Командирский мостик находился на высоте 7,5 фута над верхней палубой, выше него располагался вахтенный мостик.

Здесь находились: "трехручный" штурвал с паровым приводом, машинный телеграф в машину и два путевых компаса. По сторонам ходовой рубки стояли два боевых электрических фонаря системы Манжена, ешё дальше на крыльях мостика сирены и две пушки системы Гочкиса.

Между труб крейсера находилась прикрытая деревянным кожухом от прямых солнечных лучей цистерна питьевой воды.

Далее в корму располагались два световентиляционных люка машинного отделения плошадью по 189,8 кв. фута каждый, за ними входной офицерский люк (24 кв.фунта) и световой люк кают-компании (53 кв. ф.).

Шкафут имел длину 64 фунта (19,5 метра). Здесь находилась хлебопекарня и кожухи дымовых труб, по сторонам которых стояли лебедки для подьёма мусора из котельных отделений, за ними шли матросский и офицерский камбузы, и отсек вспомогательного котла Бельвиля, впервые установленного на российском корабле (два таких же котла располагались под ним, на жилой палубе). Камбузы имели "каменный" пол и были "очень удобны для содержания в чистоте и проветривания". На камбузах стояли мраморные столы для резки и два медных самовара, емкостью в 72 ведра (886 литров) каждый. В камбузах имелись приспособления для опускания пишевых бачков на жилую палубу при штормовой погоде. Сразу же за бизань-мачтой находится входной люк в кормовой кубрик. В кормовой части юта находилась адмиральская рубка, а за ней два световых люка адмиральского помещения, по 68 кв. футов каждый. На палубе юта стоял ручной брашпиль и завершал ют кормовой балкон.

Жилая палуба с носовой части начиналась двумя командными умывальниками, здесь же на бортах крепились два зеркала. Принятая во Франции и установленная на крейсере система подачи воды в умывальники оказалась неудобна и была переделана по приходу в Россию (в ней не было распределительной цистерны и вода подавалась прямо в трубу диаметром 57 мм с закрепленными прямо на ней кранами). "Очень хороший", по мнению старшего врача корабля оказался лазарет на 8 коек. Он имел две входных двери и три иллюминатора. Лазарет освещался 5 электрическими лампочками, шестая была переносная. Через лазарет проходила фок-мачта, используемая как вентиляционная шахта. В то же время обшая система вентиляции оказалась очень не удобна и была переделана при первой же возможности. Корабельная аптека располагалась в смежном с лазаретом помещении. Все умывальники для офицерского состава были мраморные, ванна металлическая, глазированная и имела приспособления для наполнения водой и согревания последней паром.

От лазарета в носовую часть, по правому борту, располагались следующие каюты:

№ 1. Каюта гальванических принадлежностей. Не жилая.

№ 2. Каюта унтер-офииеров (двухместная).

№ 3. Каюта боцмана и фельдфебеля.

№ 4. Каюта чиновников (четырехместная, имела два иллюминатора).

По левому борту:

№ 5. Минная каюта (не жилая).

№№ 6-7. Аптека и ванная комната.

У лазарета находились два сходных люка: вверх, на верхнюю палубу и вниз, в кочегарное отделение. Собственно жилая палуба простиралась от лазарета до носового кубрика. Она имела 60 иллюминаторов, из них семнадцать могли открываться. Борта в кубриках окрашивались белой масляной краской. По бортам размешались рундуки команды, семь ручных помп и обе пары бортовых торпедных аппаратов. По две двери вели в носовой кубрик и в машинные отделения, семь люков в различные помещения корабля и ешё три на верхнюю палубу. Жилую палубу освешало 22 лампы электрического освещения. Все они в аварийной ситуации могли быть заменены так называемым "масляным освещением", т.е керосиновыми лампами.

Рундуки представляли отдельные выгородки на двух человек, с решетчатой передней стенкой. На ней указывались номера обоих хозяев рундука. Обед подавался на подвесные столы, которые в обычное время убирались к подволоку верхней палубы. По мнению корабельного врача на крейсере "очень не хватало скамеек и в свободное время команда сидит "как попало".

Отопление жилой палубы осуществлялось восемью паровыми "камельками" и системой медных паровых труб. Открытые в жилой палубе трубы отопления обшивались деревом у кают и входных дверей. В целом же по словам старшего корабельного врача – "жилая палуба крейсера может служить оригиналом жилого помещения военного судна". Тем не менее баня на крейсере проектом предусмотрена не была.

Жилая палуба продолжалась в корму и с левого борта имела следующие помещения: а). Канцелярию (не жилое помещение, в ней работают пять человек), б), офицерский ватерклозет.

Правый борт: в). Каюта офицерского буфетчика, г и д). две смежные офицерские ванные комнаты, е). Каюта штурманских принадлежностей.

Ведомость крейсера “Адмирал Корнилов” на полный запас провизии

Объем (водоизмещение) отсеков крейсера “Адмирал Корнилов” от верхней кромки киля до броневой палубы

В носовой кубрик вел отдельный входной трап с верхней палубы. Рядом с ним имелись две двери в жилую палубу, одна в кают-компанию и одна в коридор. Здесь находился офицерский буфет и пассажирская четырехместная каюта. Через кубрик проходили две закрытые трубы для погрузки угля, далее в корму располагались офицерские каюты. В каждой офицерской каюте находились: большой платяной шкаф, шифоньер, письменный стол, мраморный умывальник, имелись два бортовых иллюминатора. По левому борту располагались три каюты: № 1 (одинарная), № 2 (двойная) и № 3 (одинарная), по правому борту: № 4 и № 5 (двойная), № 6. Между носовым и кормовым кубриками находилась кают-компания. Она имела два выхода в кубрики и в коридор. Борта кают-компании закрывались шитами отделанные фланированными дубом в форме мозаики. Кают-компания имела "отличное" электрическое освещение и хорошо вентилировалась, книжный шкаф, мягкую мебель и пианино.

Далее находился отсек офицерских кают: по правому борту каюты №№ 7-11 (№ 9 – двойная), по левому каюты №№ 12 -15. Из них первая каюта принадлежала корабельному ревизору. Далее следовали каюты №№ 16 и 17. При этом – каюта № 17 (левый борт) предназначалась для старшего офицера и состояла из двух смежных комнат с тремя иллюминаторами. Каюта командира имела кабинет, спальню и ванную комнату.

Салон адмирала имел "большую" столовая, "огромную" гостиную, "просторные" спальню и ванную комнату. Салон адмирала был изолирован и в него вел входной люк из адмиральской рубки на верхней палубе. Здесь располагались кроме того каюта N-18 (флаг- офицера) и каюта № 19 левого борта (адмиральского буфетчика). Во всех каютах койки стояли поперек корпуса.

На жилой палубе в носовой части находился небольшой таранный отсек. За ним находился торпедный отсек. Здесь находилось отделение с компрессорами и баллонами сжатого воздуха. Ниже – в трюме, имелся отсек отведенный для хранения ведер, голиков, песка и камня для мытья палубы.

Третий отсек (канатный ящик) простирался вниз, до самого интрюма. Вход в него был возможен только через шкиперскую каюту.

Четвертый шхиперский отсек состоял из верхней и нижней шкиперских кают. В верхней каюте жили подшхипер и юнга. Нижняя каюта была не жилая.

Из пятого отсека два больших люка вели в кочегарное отделение, в верхней части которого находились помещения для кочегаров. В его носовой части (с каждого борта) имелась горловима, ведущая в коридор, проходящий по всей длине судна: от помещения кочегаров до отделения сухой провизии в корме. Через него можно попасть во все отделения третьей палубы и через него проходили вахтенные кочегары, минуя кубрики, а так же шла подача угля из верхних угольных ям в кочегарку. Этот коридор по замыслу строителей должен был заменять собой второе дно. Его высота составляла девять футов (2,74 метра)и для большей непотопляемости он имел, несколько герметичных переборок с дверями и был постоянно освещен электричеством.

Между коридором и бортом корабля расположен коффердам. Продолжаясь от 17- го до 125 шпангоута, он имел высоту 195 см. При этом его верхняя часть (65 см) находятся выше уровня ватерлинии. Коффердам представлял из себя большое количество взаимоизолированных ящиков, каждый из которых имел горловину выходящую в коридор и всегда герметично задраенную. Наполнителем его являлась целлюлоза (волокна кокосовой пальмы и "фибры" кокосового ореха). С поверхности целлюлоза была прикрыта слоем войлока, а затем деревянными досками, укрепленными между стенок коффердама железными скобами.

Шестой отсек (парусный) отсек состоял из носовой крюйт-камеры и "водяного" трюма под ней. В "водяном" трюме размещались 12 цистерн, общей вместимостью 30 тонн. Они составляли запас питьевой воды для команды на десять с половиной дней. Выше располагались бомбовые погреба, ещё выше минные и патронные погреба. В самой верхней части отсека находилось относительно небольшое по размерам само парусное отделение. В его носовой части были устроены два карцера.

В седьмом отсеке (минном) находились поперечная угольная яма емкостью 300 тонн и минное отделение для хранения мин Уайтхеда.

Крейсер I ранга ‘Адмирал Корнилов". 1889 г. (Поперечное сечение в районе мидель- шпангоута)

1. Дымовая труба. 2 Кожух дымовой трубы через который выходит нагретый воздух из котельного отделения (КО). 3. Вентиляторы. 4. Мусорные шланги. 5. Створчатые двери для подъема мусора. 6. Труба вентилятора. 7. Котлы. 8. Топки котлов. 9. Верхний мостик. 10. Верхняя палуба. 11. Жилая палуба. 12. Места хранения коек. 13. Бортовые угольные ямы. 14. Кридор. 15. Коффердам. 16. Угольные ямы. 17. Броневая палуба. 18. Флоры на которых установлены котлы. 19. Передняя кочегарка. 20. Проход между котлами. 21. Верхняя площадка КО.

В восьмом отсеке (вентиляторном) левое отделение занимали ванны кочегаров. Здесь имелись четыре больших металлических ванны, четыре душа, умывальники и рундуки для грязного белья. Правое отделение занимали два опреснителя системы "Кузен и Перуа" производительностью 7,5 куб.м, воды в день. Выше находилось отделение вентиляторов (четыре, системы "Варроль, Эльень и Мидзельтон") производительностью 60000 куб.м, в час. Уже в ходе сдаточных испытаний система вентиляции была признана неудовлетворительной и подлежащей переделке "при первой же возможности".

Девятый и десятый отсек занимали носовое и кормовое котельные отделения. В них находились 8 стальных паровых котлов Луарского судостроительного общества (построены в 1887 г.). Котлы имели длину 11 ф 4 дм, высоту 15 ф 7 дм. Вместимость каждого из них равнялась 970 куб.ф воды. Каждый котел имел три топки. Котлы оказались и по словам старшего доктора "Адмирала Корнилова" оказались "Очень велики по размеру и расположены очень тесно, отчего выигрывая в ширине корабля, конструкторы сильно вытянули их в высоту. В результате две крайние топки из трех очень высоко (до полутора метров) подняли над полом отделения. Это делает очень тяжелой работу кочегаров. К этому добавляется большая длинна топок (2,2 метра). В дополнение к этому рабочее пространство между топками смежных котлов не превышает 15 футов, что делает невозможным, одновременную работу кочегаров на смежных топках".

Каждое из кочегарных обслуживалось стоящей посредине мусорной машинкой системы "Мопу". В то время это была новинка которая заметно облегчала труд кочегаров. Она гасила, измельчала и выбрасывала за борт топочный шлак. Всего же в котельных отделениях постоянно находились! 6 вахтенных кочегаров (из них два кочегарных унтер-офицера). На корабле имелось 31 угольная яма. Из них 18 располагались под броневой палубой и 13 выше неё. Полный запас угля в них составлял 800 тонн, усиленный 1037 тонн, что обеспечивало дальность плавания в 6000 миль при 10-узловой скорости.

Одиннадцатый и двенадцатый отсеки занимали главные машины. В них расположены две паровые машины тройного расширения обшей мощностью 6580 индикаторных л.с. работающая каждая на свой вал. Кроме них в отсеках стояли еше 29 вспомогательных механизмов, в том числе минная станция и машинная мастерская. Скорость корабля при 6 работающих котлах равнялась 14 уз при 77 об. в минуту и 8,5 уз при 3 работающих котлах.

За последней водонепроницаемой переборкой размешались бомбовые погреба и патронные ящики, ниже их крюйт-камера и рулевая машинка. Там же в "сухарном" отделении в больших, обитых жестью деревянных ящиках хранилось 8,5 тонн сухарей.

Крейсер I ранга ‘Адмирал Корнилов". 1889 г. (Планы батарейной и жилой палуб)

Через все отсеки корабля проходили магистральные водоотливные трубы диаметром 10 дюймов.

Корпус из стали, соединялся заклепками из "прокатанного железа высшего качества". Форштевень и ахтерштевень изготавливался из бронзы (90 частей меди, 10 частей олова, 2 части цинка). Шпация составляла 0,8 м, шпангоуты склепывались из угловой стали 130x90 и 90x90 мм и листов толщиной 8 и 7 мм.

Внутренний вертикальной киль простирался от 63 носового шпангоута до 51 кормового шпангоута и имел высоту 700 мм. толщина листов обшивки борта равнялась 15 мм к оконечностям уменьшаясь до 13,12,11, и 9 мм. Второго дна не было. Первый внутренний боковой киль набирался из листов стали толщиной 12 мм, второй "внутренний боковой киль" проходил под нижней частью угольных ям и так же набирался из 12-мм листов стали с рамками из угольников 90x90 мм.

Бимсы верхней палубы выполнялись из двутаврового проката размером 200x112x11 мм, бимсы по батарейной палубе имели швеллерный профиль размерами 200x80x12 мм, под броневой палубой применяли двутавровый прокат размером 200x80x7 мм, по платформам швеллер 160x60 мм весом.

Первый слой деревянной обшивки поверх стальной выполнялся из тиковых досок толщиной 75 мм и крепился сквозными стальными болтами (то есть упрошенным способом без Z-образных полос, как это делали в русском флоте). Второй слой имел толщину 65 мм. Оба слоя располагались до уровня 0,6 м выше грузовой ватерлинии. Три нижние пояса выполнялись из тика, следующие высотой до 1,3 м ниже ватерлинии из смолистой сосны, а остальные (в районе переменной ватерлинии) до высоты 0,6 м выше грузовой – из тика. Наружные доски крепились винтами (шурупами).

Стальные листы палубной настилки, прилегавшие к палубным стрингерам, имели толщины от 10 до 8 мм. Под погонами орудий настилали 10-мм листы, обеспечивающие связь бимсов между собой. Поперечные водонепроницаемые переборки №№ 1, 2, 13 и 14 имели толщину их вертикальных поясьев 8 мм, остальные – 10 мм. Все водонепроницаемые отделения подлежали испытанию "наполнением их водой или после спуска судна на воду или на стапеле, смотря по обстоятельствам". Переборки располагались на следующих шпангоутах: 1 -я (таранная) на 63 ша, 2-я на 52 шп., 3-я на 43 шп., 4-я на 34 ша, 5-я на 27 шп., 6-я (впереди вентиляторов) на 23 шп., 7-я (передняя кочегарная) на 19 шп, 8-я (средняя кочегарная) на 6 шп, 9-я (передняя машинная) на 7 кормовом шп, 10-я (средняя машинная) на 1 5 кормовом шп., 11 -я (задняя машинная) на 32 кормовом шп., 12-я (крюйт-камера) на 36 кормовом шп, 13-я на 51 кормовом ша. Переборки крюйт-камер делались двойные толщиной 5 и 4 мм, угольных ям – 7 мм. Переборки коффердамов (для заполнения целлюлозой) имели толщину 7 мм.

Броневая палуба располагалась на уровне грузовой ватерлинии и составлялась у бортов из трех слоев стальных листов обшей толщиной 60 мм в средней части корпуса и 40 мм – в оконечностях. Ближе к диаметральной плоскости броневая палуба состояла из листов толщиной 37 мм (в оконечностях 35 мм), положенных на стальную 7-мм палубную настилку.

Стальная "капитанская рубка" толщиной 8 мм, опиралась на Т-образные стойки (100x80 мм) и прикрывалась 80-мм плитами. Ее крышу толщиной 30 мм поддерживали те же стойки.

Машинный кожух имел толщину 7 мм, кожухи дымовых труб между броневой и жилой палубами выполнялись толщиной 15 мм по высоте в верхней половине и 45 мм – в нижней. Эти образцы броневых плит должны были выдержать напряжение на разрыв 40-45 атм/мм2 и удлинению 21-17 %.

Доски палубного настила из смолистой сосны имели толщину и ширину 80x140 мм (для верхней и батарейной палуб), платформы 50x100 мм (частью из смолистой сосны и тика). Их к каждому бимсу крепили двумя "цинковыми винтами", завинчивавшимся снизу цепные ящики обшивали тиковыми 120-мм досками (с промежутками для стока воды). Помещение для провизии имели съемные деревянные шиты из 50-мм досок. На мостиках стелили доски смолистой сосны толщиной и шириной 50x100 мм.

Наследием парусного флота были и трапы – парадные из дубовых досок толщиной 50 мм и внутренние – из ясени с решетчатыми ступенями. Перила сходных трапов для помещений адмирала и "высших офицеров" изготовляли из кедра, для остальных офицеров и команды – из тика. Все столярные работы требовалось выполнять "самым деликатным образом из заграничного леса". Светлые люки выполняли из тика с медной окантовкой.

На верхней палубе (с оговоркой, – "если оказывается возможным") следовало установить рубку над сходным адмиральском люком. Камбузную рубку изготовили из 6-мм стальных листов, дверь и окна были деревянные. Окна снабдили решетками для вентиляции.

Крейсер I ранга "Адмирал Корнилов". 1889 г. (Продольный разрез миделя в районе днища)

Результаты ходовых испытаний крейсера “Адмирал Корнилов” в сентябре-октябре 1888 г.

Катера заказывали английского типа (системы Уайта) и устанавливали с помощью поворотных шлюпбалок по образцу принятых на фрегате "Дмитрий Донской". Полубак, начинался от 45 носового шп., крепился на стойках из угольников 130x90 мм и бимсах из швеллера 160x60 мм, набирался из стальных 8-мм листов, а его "обшивка" (имелась в виду, видимо, палубный настил) – из досок смолистой сосны 120x50 мм.

Фальшборт около пушечных портов состоял из 20-мм листов хромистой стали Гольцера, из той же стали толщиной 5 мм была обшивка борта между пушечным портами и впереди них. Она доходила до стального планширя под коечными сетками.

Грот и фок-мачты имели диаметр 80 см, бизань – 60 см, и набирались из стальных листов толщиной 20 и 18 мм.

Максимальная скорость, достигнутая на испытаниях при работе всех котлов равнялась 17,6 узла (18 узлов проектная).

Движителем являлись два четырехлопастных винта системы "Жои" (диаметр 5,6 м, длина ступицы 1,1м) изготовленных из фосфорической бронзы. Вес каждого винта, с принадлежностями достигал 8 т. Верхняя кромка винта отстояла на 1,22 метра ниже ватерлинии.

Артиллерия главного калибра состояла из четырнадцати 152-мм палубных орудий системы Бринка с длинной канала ствола 35 калибров. Бортовые станки системы Вавасера на центральном штыре (вес станка 240 пудов или 3,84 тонны) позволяли стволам менять угол возвышения от + 16,5°до-10°. Наибольшая прицельная дальность равнялась 29 кабельтовым.

Пушки Гочкисса французского производства стояли на гидравлических станках, с накатной пружиной (рабочая жидкость в цилиндрах компрессоров – глицерин) имели резиновые приклады. Масса одной артиллерийской установки со станком равнялась 29 пудам (464 кг), прицельная дальность стрельбы 20 кабельтовым. Секторы обстрела пушек Гочкинса составляли для орудий №№ 1-2-180°, №№ 3-4 142°, №№5-6 107°.

Два десантных орудия системы Барановского (вес со станком 11 пудов или 176 кг, вес орудия 6,5 пуда или 104 кг) устанавливались на "Адмирале Корнилове" как и на всех крейсерах и броненосцах Русского флота на стационарных тумбах в районе кормового мостика. При подготовке корабельного десанта их переставляли на колесный лафет. При высадке десанта орудия могли поддерживать его огнем непосредственно с десантных катеров, приближающихся к берегу.

Общий вес артиллерии и артиллерийского оборудования составил 9078 пудов (145,3 тонны).

Общий вес боеприпасов равнялся 244,5 т.

Каждая из трех батарей 152-мм орудий имела собственную крюйт- камеру. В случае пожара время их затопления составляло от 9 до 11 мин. Стеллажи носовой крюйт-камеры вмешали 232 стандартных ящика на три боевых заряда каждый (всего 816 зарядов). Вес боевого заряда равнялся 44 фунта (17,5 кг). Вторая и третья (запасная) крюйт-камеры имели общий выход на батарейную палубу и располагались позади машинных отделений. Вторая крюйт-камера находилась ниже помещения динамомашин. В ней могло храниться 240 ящиков (720 зарядов). Запасная крюйт-камера была по размерам меньше и имела трапецевидную форму. Она вмешала только 48 ящиков (144 боевых заряда). Общий боекомплект составлял, таким образом, 1680 зарядов (120 на каждое орудие).

Бомбовые погреба ("бомбы" – так, вплоть до конца первой мировой войны, называли крупнокалиберные снаряды) распределялись следующим образом: левый кормовой погреб принимал 60 бомб и 70 картечей (в перегрузку он мог принять дополнительно 390 снарядов), штатная вместимость правого кормового погреба была такой же (в перегрузку он мог принять дополнительно 570 нарядов и 28 картечей), носовой погреб вмешал 730 снарядов и 44 картечи. Полный боекомплект корабля достигал 1750 снарядов (бомб) и 144 картечных снаряда.

Патроны для малокалиберных орудий размешались в 3-х патронных отделениях ( два носовых и одно кормовое). Всего в них могло храниться 3120 47-мм патронов для пушек Гочкисса (520 на орудие), 6000 37-мм (600 на орудие) патронов и 300 67- мм патронов для двух десантных пушек Барановского.

Крейсер I ранга "Адмирал Корнилов". 1889 г. (Схематический продольный разрез корпуса)

Из шести надводных торпедных аппаратов четыре установили на жилой палубе, попарно на каждый борт и по одному в носу и корме. Торпедные аппараты были собраны в Париже, по предоставленным русской стороной чертежам. Вертикальная наводка бортовых аппаратов могла изменяться в пределах от +3° до -5° и концевых – от +1 0 до -5°. Горизонтальная наводка носового и кормового аппаратов изменялась в пределах 7° в каждую сторону. Срезы труб концевых аппаратов располагались на высоте 5 дм над ватерлинией, бортовых торпедных аппаратов (они стояли побортно в районе 48-го – у носового мостику и 74-го шпангоутов – позади грот-мачты) на высоте 7 дюймов над ватерлинией. Рабочее давление воздуха в баллонах равнялось 30 атмосферам. По боевой тревоге трубы торпедных аппаратов устанавливались на шарнирное крепление, в остальное время они стояли вдоль борта в положении "по-походному".

Внутрь корабля мины (торпеды) погружались через четыре порта "угольной погрузки", расположенные вблизи торпедных аппаратов. Далее они транспортировались по рельсовым путям на жилой палубе до хранилища и из него – к любому торпедному аппарату. Полный боекомплект мин (торпед) составлял:"19-ти футовых" 3 шт. (образца 1876 г.) и 9 шт. (образца 1886 г.), "10-ти футовых" 6 шт. Кроме них на крейсере находилось 6 шестовых боевых мин, 5 учебных мин (торпед) и 30 "сфероконических" мин заграждения. Кроме того, на корабле имелся "минный плотик" (черноморского образца) для ведения минных постановок, принимающий 20 мин заграждения и 20 минных якорей одновременно.

Личное оружие для команды включало 153 винтовки системы Бердана, 100 револьверов системы "Смит-Вессона" и 100 палашей.

Каждое 152-мм орудие и торпедный аппарат могли вести самостоятельный огонь. В то же время все 152-мм орудия и торпедные аппараты имели единую систему управления, позволяющую управлять огнем "всех и каждого" непосредственно из боевой рубки корабля. Одновременный залп всех орудий борта (в любых комбинациях) производится при помощи двух "индикаторов" (по одному на каждый борт). В батарейной палубе в районе миделя у орудий №№ 7 и 8 находились "залповые сообщители". Воспламенение зажигательных трубок производилось электрическим разрядом, создаваемым в сети ПУАО (автономной от сети электропитания) действием 3-х дублирующих друг друга электрических батарей. При этом первая их них размешалась в "Гальванической каюте" – специально оборудованном помещении в носовой части корабля. Две другие батареи, составленные из 40 аккумуляторов каждая, размешались в боевых рубках – главной и резервной.

Все три батареи питания системы ПУАО дублировали друг друга и были способны действовать автономно. Так называемые "командирские сообщители" находились у каждого орудия. Три прицела для наведения минных аппаратов находились в боевой рубке и производили наведение в секторах прямо по курсу и по траверзу корабля, на каждый борт соответственно. Связь рубки с боевым расчетом торпедного аппарата осуществляется через переговорную трубу.

Корабль имел трехмачтовое парусное вооружение барка. Мачты были изготовлены из железа. Площадь парусности равнялась 19020 кв. футов (1 770 кв. метров). Скорость хода под парусами была небольшой. Так в марте 1890 года на переходе из Гонолулу в Манилу 243 мили было пройдено со средней скоростью 5,5 узлов. Сила ветра при этом колебалась от 3-5 до 6 баллов. На этом переходе на отдельных участках максимальная скорость при ветре 6 баллов доходила до 9,5 узлов. Корабль проявил при этом хорошие мореходные качества, незначительно брал воду на палубу и не зарывался в волну.

На корабле имелось 11 катеров и шлюпок. 2 минных бездейдвудных катера английской постройки (1888 год) были изготовлены из дуба и красного дерева и имели диагональную обшивку, мощность механизма 74,2 л.с. (максимальное число оборотов машины 477 в мин), полную длину 13,42 м (44 фута), ширину 2,59 м (8 ф 6 дм), углубление в полном грузу 0,69 м (2 ф 3 дм), 3-х лопастной винт. Полная вместимость парового котла равнялась 74 ведрам (910 литров), рабочая 720 литров, запас угля хранился в мешках и достигал 70 пудов (1,12 тонны, усиленный 1,5 тонны), часовой расход угля составлял около 45 кг. Диаметр дымовой трубы катера равнялся 10,4 дм. Максимальная скорость, показанная катером на мерной миле, составила 11,85 узла. Штатное вооружение каждого катера составляли: торпедный аппарат для стрельбы укороченной (10-футовой) миной Уайтхеда, 37-мм пушка Гочкиса и "боевой фонарь" (прожектор) системы Манжена.

Два 18-весельных барказа были построены из сосны дуба и ясеня в городе Нанте мастером Воиго Ипом. Они имели приспособления для установки орудий Барановского и для соединения обоих в "минный плотик".

Один 16-весельный рабочий катер, построенный в Нанте, имел приспособления для несения шестовых мин.

Кроме того, на крейсере имелись: один 12-весельный капитанский катер (парусное вооружение: латинское, с прибавлением кливер-топселя и грот-стакселя), один 10-весельный рабочий катер производства шлюпочной мастерской в Кронштадте, один 8-весельный капитанский вельбот, построенный в городе Нанте по чертежам вельботов французского военного флота, один 6-весельный вельбот французской постройки и два 6-весельных яла французского производства.

На крейсере имелись правый и левый становые якоря по 3,74 и 3,72 тонны каждый. При этом штоки их весили около 0,79 тонны, а "угол развода между рогами" составлял 110°. 2 запасных якоря были несколько менее по размерам (3,32 т) с углом развода 102°. Якорные цепи изготавливались в Марселе. Каждый из них имел длину 1 31,2 сажени, толщиной 5,1 сантиметра, их общая масса равнялась 887 пудов (14,2 тонны).

Экипаж крейсера согласно штатному расписанию составлял 478 человек.

Таблица секторов обстрела 6-ти дюймовых (152-мм) орудий крейсера “Адмирал Корнилов”

* Пятиствольные.

** Десантные орудия системы Барановского.

Технические данные артиллерийских орудий крейсера “Адмирал Корнилов”

 

Приложение №3

Сравнение крейсера “Адмирал Корнилов” с крейсерами французского флота: “Сфакс”, “Сесиль” и “Таж”

"Корнилов" закладывался не по русскому проекту, а по проекту французского инженера Жаи. К слову сказать, проекту типовому, в чём мы убедимся, сравнив "Адмирал Корнилов" с его собратом, строившимся на соседнем стапеле для французского флота, крейсером "Таж", а также с ровесниками: крейсерами "Сфакс" и "Сесиль".

В ряду очень схожих по тактико-техническим характеристикам разведчиков французского флота: "Сфакс", "Таж", "Сесиль", "Корнилов" следует рассматривать как проект "Уменьшенный "Таж"", построенный одновременно с самим "Тажем".

Родоначальник французских бронепалубных крейсеров "Сфакс", спроектированный к марту 1882 г, был наименьшим среди всей четвёрки. Его водоизмещение составляло лишь 4561 т, длина по ватерлинии-91,57м, ширина – 15,04м, осадка -7,67м. Две горизонтальные машины компаунд обшей мощностью 6500 л.с. и шесть цилиндрических котлов сообщали крейсеру скорость 16,7 уз. Полный запас угля (1000 т) позволял "Сфаксу" пройти с экономической 10-узловой скоростью 6000 миль.

Спустя три года, летом 1885 г. проектируется "Таж". Поскольку его проектное водоизмещение достигало 7073 т, а русскому флоту требовался корабль в пределах 5000 т водоизмещения, то технические характеристики прототипа были пропорционально уменьшены. Так появился проект "Уменьшенный "Таж"". А весной 1886 г. не без влияния русского заказа разрабатывается проект "Сесиля". Его размеры наиболее близко подходят к размерам "Корнилова": максимальная длина – 115,5 м, ширина -15 м, осадка – 6,81 м, водоизмещение – 5700 т. Две вертикальные паровые машины компаунд после ряда неудач смогли достичь с форсированной тягой мощности 10680 л.с. и скорости хода 19,44 уз. Полный запас угля равнялся 1000 т, дальность плавания – 6000 миль.

Таким образом, "Адмирал Корнилов" был крупнее "Сфакса", но заметно меньше "Тажа" и чуть меньше крейсера "Сесиль"(5700 т), а по относительной удлинённости корпуса (отношение длины по ватерлинии к ширине 7,44) занимал место между "Тажем"(7,35) и "Сесилем"(7,68). Первый в этом ряду, "Сфакс", с отношением 6,08 оказался и вовсе коротким.

Итак, в "Корнилове" нашли своё воплощение все достоинства французских кораблей этого класса, например, быстроходность, мощное вооружение и огромная дальность плавания, но также и особенности, благодаря которым были эти достоинства достигнуты.

Для русского флота "Адмирал Корнилов" оказался как нельзя кстати. На момент вступления в строй он являлся самым быстроходным и для своего водоизмещения самым сильным кораблём. Правда второе дно, принесённые в жертву ради достижения таких достоинств, следует считать большим недостатком. Помимо компромиссов на "Корнилове" отмечаем особенности, свойственные французским и не свойственные русским кораблям, например, отсутствие бани и недостатки, проистекающие из незначительности накопленного инженерного опыта, в частности, недостаточная вентиляция. Все эти характерные черты французского кораблестроения разберём подробнее.

Размеры "Тажа": длина по ватерлинии – 119,95 м ("Корнилов" 110,2 м), длина максимальная – 124,1 м ("Корнилов" 112,8 м), ширина – 16,3 м (14,8 м), осадка – 7,67 м (6,3 м). Две горизонтальные паровые машины тройного расширения "Тажа" на испытаниях развили 12500 л.с., что соответствовало 19,2 уз. Напомним, что "Корнилов" был оснащён аналогичными машинами тоже производства Луарского общества, но с обшей достигнутой на испытаниях мощностью 8262 л.с. и скоростью 18 уз. Со скоростью 10 уз и полным запасом угля 1500 т "Таж" проходил расстояние 8000 миль. Соответствующие показатели для "Корнилова" равнялись 1000 т угля и 6000 миль со скоростью 10 уз.

12 цилиндрических котлов французского прототипа были сгруппированы в три котельных отделения. С "Тажа" началась эра классического трёхтрубного силуэта французского бронепалубного крейсера. Третья дымовая труба, пожалуй, единственное принципиальное различие в силуэтах этих двух кораблей: на "Корнилове" восемь котлов находились в двух котельных отделениях. В остальном же, начиная с обшей компоновки и рангоута и заканчивая конфигурацией форштевня, родство видно невооружённым глазом.

На этих крейсерах отсутствовало двойное дно, зато они были оснащены мощными водоотливными средствами и 10-дм магистральными трубами, идущими по днищу от носа до кормы. Следует отметить, что двойного дна не было и в более позднем проекте "Светлана".

На обоих крейсерах зашита состояла лишь из броневой карапасной палубы, шедшей от носа до кормы, угольных ям под ней и коффердамов по ватерлинии, примыкавшего одним краем к скосу этой палубы сверху, другим – к борту. Коффердамы полностью заполнялись модным в то время новшеством – целлюлозой. На "Сфаксе" и "Таже" толщина палубы составляла 56 мм, на "Корнилове" – 44 мм, в районе машинных и котельных отделений – 60 мм; на скосах – 60 мм. "Сесиль" имел 56-мм палубу в горизонтальной её части и 102-мм на скосах. Также бронировалась боевая рубка. На "Корнилове", например, её стены имели толщину 80 мм, крыша – 30 мм.

Крейсер I класса “Сесиль". 1889 г. (Продольный разрез и планы верхней и батарейной палуб)

Об артиллерии следует поговорить особо. Артиллерия не входила в стоимость контракта, орудия были установлены на корабль русской стороной уже по приходу крейсера в Россию и вместе с тем, состав артиллерии оказался единственным принципиальным изменением базового проекта по желанию заказчика. Типовым вооружением французского быстроходного разведчика были шесть (на "Сфаксе") – восемь (на остальных, в том числе предполагалось и на "Корнилове") 164-мм и десять 140- мм орудий. Всё это разнообразие неведомых в России калибров было сразу же отклонено в пользу отечественных шестидюймовых пушек. Восемнадцати французским орудиям по весу соответствовали четырнадцать русских шестидюймовок. Для того времени это было очень смелое решение русской стороны: дать максимально сильное вооружение 5000-тонному крейсеру. К сожалению, в более поздних заказах МТК не настаивал на превышении 12-орудийного лимита для 6000-тонных кораблей. Достаточно вспомнить "Варяг" и "Аскольд" и тем более 8-орудийных "богинях".

Можно сколько угодно говорить о плюсах и минусах того или иного проекта, но иногда корабль не спасает от гибели ни двойное дно, ни близость берегов. И напротив, многие недостатки не мешают успешной 23-летней службе, каковой она была у крейсера "Адмирал Корнилов", как и службе его французских "родственников": 19-летней – "Сфакса", 20-летней – "Тажа" и 29- летней службе – "Сесиля".

В цитируемых материалах использовались следующие меры длины и веса:

1 дюйм = 25,4 см; 1 фут = 0,305 м; 1 сажень = 1,83 м (морская шестифутовая); 1 миля = 1852 м; 1 кабельтов = 185,2 м; 1 пуд = 16,38 кг; 1 фунт = 0,41 кг.