Вместе с крейсером “Память Азова”
10 сентября 1894 г. “Всадник” и “Гайдамак” покинули Кронштадт, имея задачей присоединение к эскадре Тихого океана. В ее, тогда еще чисто крейсерском составе имелось лишь четыре малотоннажных миноносца, из которых два были доставлены во Владивосток в разобранном виде. Два новейших минных крейсера большого тоннажа должны были стать весомым усилением эскадры как корабли универсального назначения. Важно было восполнить потерю в Японском море крейсера “Витязь”, погибшего на камнях в бухте порта Лазарев 1 мая 1893 г.
Усиление эскадры было более чем необходимо в условиях только что начавшейся — 17 июля — войны между Китаем и Японией. Россия заняла в войне выжидательную позицию, но только мощная эскадра могла гарантировать соблюдение в Тихом океане русских государственных интересов. Было чрезвычайно важно обеспечить свободу плавания между островами Цусима и корейским портом Фузан. Захват Японией обоих берегов этого стратегически важного прохода мог бы совершенно отрезать русский флот от Тихого океана.
Считалось недопустимым, чтобы военные действия могли распространиться на территорию самой северной из корейских провинций и особенно — оставшихся в сфере русских интересов и постоянно обследовавшихся русскими кораблями корейских бухт — Гошкевича и порта Лазарев.
Все это требовало всемерного усиления эскадры Тихого океана. И первым звеном в той целое десятилетие наращивавшейся цепи усиления русских морских сил на Дальнем Востоке оказались “Всадник и “Гайдамак”. В Средиземном море они соединились с поджидавшим их крейсером “Память Азова”. Этот корабль — гордость флота, носивший в океанах георгиевский флаг и вымпел, уже был отмечен поднимавшимся на нем в 1890–1891 гг. флагом наследника (во время путешествия будущего императора Николая II в Японию). Ему же выпала честь в Кадиксе в 1893 г. представлять русский флот на торжествах в честь 400- летия открытия Америки Колумбом. За ними последовали не имевшие сравнения ошеломляющие по размаху торжества при посещение Тулона в составе эскадры Средиземного моря под командованием вице-адмирала Ф.К. Авелана. Теперь же, придя в себя от народных торжеств, пышных визитов, грома салютов, треска пробок от бутылок шампанского и речей, о нерушимом союзе России и Франции, кораблю предстояло сослужить совсем особую службу — привести в Тихий океан два 400-тонных минных крейсера.
Превосходившие размерами корабли первых кругосветных мореплавателей, минные крейсера в силу своих острых обводов были гораздо более чувствительны к условиям океанского плавания. Не обладали они и автономностью своих далеких парусных предшественников. Восполнить эти тяготы и неудобства, помочь и выручить в аварийной обстановке должен был “Память Азова”. Совместный поход, начался с выходом из Пирейской гавани 22 ноября 1894 г.
Беспокойным и изнурительным было это плавание. в котором два малых корабля, ныряя в бесконечно набегавших валах бескрайнего океана, должны были вести каждодневную борьбу за существование. Каждая ошибка, каждая неисправность техники, особенно рулевого управления, могли привести к гибельным последствиям. На грани невозможного оказались условия обитания экипажей, в постоянной необходимости быть начеку, в обстановке непрекращающихся сырости и влажности, в условиях изматывающей качки, почти постоянно без сна и нормальной пищи. Уже первые дни плавания в Средиземном море обнажили всю реальность предстоящего похода: в условиях казавшейся на “Памяти Азова” тихой и ясной погоды, “Всадник” и “Гайдамак” претерпевали жесткую качку с размахами до 30°. Благополучно миновав Красное море корабли, должны были испытать все невзгоды зимнего плавания негостеприимного Индийского океана.
Доставалось в плавании и “Памяти Азова", командир которого капитан! ранга Г.Г1. Чухнин должен был зорко следить за тем, чтобы два вверенных его заботам утлых кораблика, не потерялись в ночи за кормой и не перевернулись под ударами коварного океана. Были налажены система попеременной буксировки, подачи буксиров, леериое снабжение топливом и продовольствием, связь днем и ночыо. Как вспоминал сам Г.П. Чухнин, “нельзя было смотреть без сожаления на маленькие крейсеры, которым иногда приходилось очень плохо. Норд-остовый муссон в Индийском океане разводил такую волну, что раскатывало и "Азов”, а крейсера выматывались до чрезвычайности. Другой раз накроет волной до половины и думаешь — цел ли? С полубака лыотся целые каскады брызг, покрывают и мостик и трубу. Днем еще видно, что там делается, а ночь, когда закрывает волной отличительные огни, так жутко станет” (Г.П. Чухнин, с. 49).
Были случаи глубоко драматические, когда потерявшийся в ночи корабль, пришлось долго искать и только благодаря уцелевшему сигнальному огню удалось обнаружить. Так было в пути в 300 милях от Коломбо, когда быстро разгулявшаяся зыбь (ветер 6–7 баллов) развела волну высотой 12 фт и длиной 250 фт.
‘"Для минных крейсеров это был жестокий шторм, мотало их зверски, боковые размахи были до 30°, килевые — не менее 15°. Они все время были покрыты разбрызгивавшимися волнами, как прибрежные камни бурунами. Тревожные ожидания подтвердились, среди этой жуткой ночи “Гайдамак” поднял сигнал "не могу управляться”. Пока крейсер поворачивал на помощь бедствующему кораблю, его огни исчезли в кромешной тьме — корабль не обнаружили. На сигнал, повторенный два раза "показать свое место”, ответа ие было. Кругом ходит волна да белые гребни”, — говорилось в книге А. Беломора “Вице-адмирал Григорий Павлович Чухиин” (С-Пб, 1909, с. 50).
По счастью, спасительный красный огонь, замеченный далеко от места первоначальных намеков, позволил найти корабль беспомощно качавшийся среди огромных волн. О спуске шлюпки или катера нельзя было и думать. Но Г.П. Чухнин не зря слыл бывалым, знающим и опытным командиром. Опыт подачи линя спасательным расчетом удался. На “Гайдамаке” перелетевший через него линь успели подхватить и ие дали ему опутать гребной винт и руль. К лишо на "Памяти Азова” присоединили проводник, к проводнику кабельтов для буксировки. Кабельтов для плавучести снабдили привязанными к нему поленьями. Но обессиленные люди на “Гайдамаке" подтянуть кабельтов ие смогли. Пришлось рискуя закрутить собственные гребные винты, подобрать кабельтов и вытянуть его на крейсер. Началась висевшая буквально на волоске операция осторожного подтягивания “Гайдамака” за спасательный леер.
Совместное плавание, оказывавшееся прологом к предстоящему через 10 лет походу тем же путем эскадры З.П. Рожественского, закончилась на пути в Гонконг. "Память Азова” должен был незамедлительно присоединиться к находившейся в Нагасаки эскадре Тихого океана, а “Всадник” и "Гайдамак” нуждались в устранении последствии плавания.
Завершив свой тихоокеанский переход, корабли приступили к исключительно многообразной, на редкость часто меняющейся, но всегда на “отлично” выполнявшейся боевой службе. Зачисленные в Сибирский флотский экипаж и там как бы включенные в состав еще номинально существовавшей Сибирской флотилии, корабли большую часть своей службы провели не у Сибирских берегов, а в водах активно тогда осваивавшегося флотом Желтого моря. Вместе с доставленными в 1888 г. в разобранном виде во Владивосток миноносцами “Янчихе” и “Сучена”, пришедшими в сопровождении кораблей обеспечения на Дальний Восток в 1892 г. миноносцами "Уссури” и "Сунгари” и в 1895 г. — миноносцами “Свеаборг”, “Ревель”, “Борго”, два минных крейсера составили все наличные минные силы русского флота в Тихом океане.
Это были дни знаменитой — второй в истории русского парового флота его блестящий военно-дипломатической акции. Первая, известная как "американская экспедиция 1863 г… остается и доныне примером использования флота, как инструмента международной политики. Тогда прибытие к берегам США двух русских крейсерских эскадр Тихого и Атлантического океана позволило расстроить формировавшуюся Англией против России коалицию европейских держав. Теперь фактом своего превосходства русский флот в Тихом океане должен был заставить Японию отказаться от намерений отобрать у Китая уже захваченный штурмом Порт-Артур и Ляодунский полуостров. Но если в 1863 г. корабли, готовясь к крейсерским действиям, могли полагаться на искусство одиночной боевой подготовки, то акция 1895 г. могла привести к эскадренному сражению с победоносным японским флотом, который только что 3/16 сентября 1894 г. — разгромил при р. Ялу китайский флот.
Русская эскадра опыта такого сражения не имела и практикой эскадренного маневрирования не занималась. Привыкшие плавать по одиночке, русские корабли в считанные дни должны были овладеть наукой морского сражения. По счастью, командующим прибывшей в Тихий океан Средиземноморской эскадрой был контр-адмирал С.О. Макаров. Удачей было и то. что начальником соединенных эскадр (Средиземноморской и Тихого океана) был назначен вице-адмирал С.П. Тыртов, который тогда в полной мере сумел для пользы флота применить таланты и энергию своего младшего флагмана.
Сосредоточению эскадры в Чифу предшествовал сильно затянувшийся период неопределенности, в продолжение которого корабли оставались рассредоточенными в портах Китая, Кореи и Японии. Здесь они несли обязанности стационеров, изучали порты и бухты обширного театра, готовились к столкновениям с морскими силами европейских держав (политика допускала все варианты) и к вмешательству в ход войны Японии и Китая.
Двусмысленность этой ситуации обострялась необходимостью базироваться на японские порты, ибо зимовка в замерзающем Владивостоке могла полностью парализовать флот. На совещании в Петербурге 9 августа 1894 г. было решено пока что в войну не вмешиваться и потому только 14 октября 1894 г. начальник Тихоокеанской эскадры вице-адмирал С.П. Тыртов получил приказание покинуть Владивосток.
К 27 октября на рейде порта Чифу собрались крейсера “Адмирал Нахимов", “Адмирал Корнилов" и “Рыида”. Затем корабли, разделившись, отправились в Нагасаки, причем “Адмирал Корнилов” по пути зашел в Чемульпо, а “Рында” в Талиенван. Здесь он застал на якоре весь японский флот. В Нагасаки к эскадре присоединился “Разбойник", вскоре отправленный на станцию в Шанхай, и “Забияка”, получивший задание в Корее обследовать о-ва Каргодо.
Этими постоянного менявшимся назначениями начальник эскадры старался, как ему предписывали, скрыть тот пункт базирования, который следовало избрать в случае военных действий. Эти неопределенные инструкции в начале 1895 г. сменялись указаниями о необходимости остаться в японских м китайских водах до окончания японо-китайской войны. Одновременно начальнику эскадры Средиземного моря контр-адмиралу С.О. Макарову предписывалось покинуть воды Греции и присоединиться к эскадре Тихого океана. С.П. Тыртову 25 января поручали принять командование соединенными эскадрами. Только что вступивший на престол император Николай 11 принял решение вмешаться, если потребуется, в ход переговоров о мире между Китаем и Японией. Флот ранее готовившийся к крейсерской войне с Англией, был поставлен перед задачей возможной войны с победившей Китай Японией.
Решая как всегда неразрешимою задачу, полученную от петербургской бюрократии — выбрать для базирования такой порт, о котором не могли бы узнать иностранные государства, адмирал С.П. Тыртов должен был остановится на китайском порту Чифу. Его обширная бухта была слишком открыта и мало удобна для стоянок, но у пего было два преимущества — отсутствие телеграфа и близость к Порт- Артуру, вероятность действий против которого, как начинал догадываться адмирала, становилась все очевиднее. Уже находившийся в этом порту крейсер “Разбойник” должен был сделать заказы на поставку для эскадры запасов угля. Сюда же 11 апреля был послан только что пришедший из Средиземного моря крейсер “Владимир Мономах” (командир капитан 1 ранга З.П. Рожествеиский). Ему поручалось наблюдать за действием японского флота и за положением в Желтом море и в Печилийском заливе.
Попытки адмирала договориться с французским и германским командующими о совместных действиях были отклонены. Русских с их политикой “союзники” оставили одип-на-одии с японцами. Теперь С.П. Тыртову надо выбирать момент ухода из Японии, па порты которой продолжала базироваться эскадра. “Неудобно угрожать стране, пользуясь ее гостеприимством”, — телеграфировал он в Петербург из Нагасаки. Но только 20 апреля он, наконец, получил предписание перейти в Чифу, где ожидать результатов ответа на протест России против японских условий перемирия с Китаем.
Корабли следовало готовить к бога, но собрать из было возможно только с помощью японского телеграфа. 1 апреля в Нагасаки пришел крейсер “Владимир Мономах”, 6 апреля броненосец “Император Николай I” под флагом командующего Средиземноморской эскадры контр-адмирала С.О. Макарова. Здесь же находился крейсер “Память Азова” под флагом вице-адмирала С.П. Тыртова. Остальные корабли распределялись следующим образом: Кобе — “Адмирал Нахимов”, “Рында”, “Корец”; Иокогама — “Адмирал Корнилов”; Шанхай — “Крейсер”, “Манджур”, “Гремящий”, “Свеаборг”; Чифу — “Разбойник”, Тяньцзинг — “Сивуч”; Чемульпо — “Забияка”; Гонконг — совершившие поход из России “Отважный”, “Борго”, “Ревель”. Практическими упражнениями в порту Гамильтон (острова между о. Квельпорт и южным берегом Кореи) занимались “Бобр”, "Всадник”, “Гайдамак”. Согласно предписанию из Петербурга корабли, находившиеся в Кобе и Иокогаме, вышли в море 20 апреля. На следующий день покинули Нагасаки два флагманских корабля — “Память Азова” и "Император Николай I”.
В море С.О. Макаров с остановившегося крейсера получил записку с предложением разработать меры по всемерному повышению боеспособности кораблей, то есть по существу предложить тактику в бою и техническую подготовку кораблей. Чтобы ввести иностранцев в заблуждение, "Император Николай I” был задержан в море выполнением боевой стрельбы и пришел к исходу того дня — 23 апреля, в который пришел “Память Азова”. Здесь уже находились "Всадник”, "Гайдамак”, “Свеаборг”, “Владимир Мономах”, “Разбойник” и “Г ремящий”.
Перехитрить иностранные державы не удалось. Ко времени прихода эскадры в Чифу, там уже находились два корабля эскадры германского адмирала Гофмана и три крейсера Англии, Франции, США. На другой день по приходу — 24 апреля на броненосце "Центурион” прибыл и английский адмирал. Пришлось два просторных, но мелких водных рейда делить с иностранцами. Обстоятельства боевой подготовки эскадры и роль в них С.О. Макарова исчерпывающе отражены в сборнике Документов адмирала (т. II, с. 175–218).
Первым пунктом его приказа, отданного в Чифу, командирам предписывалось окрасить свои корабли в светло-серый цвет, — как корпус, так и рангоут и дымовые трубы. Маскировочный эффект достигался нанесением па черные борта слоя белил. На неоднородность окраски не следовало обращать внимание, "так как все дело ие в щегольстве, а в уменьшении видимости судов ночыо и в затруднении в наводки неприятельских орудий".
Носовая часть минного крейсера “Всадник” после столкновения с крейсером “Память Азова”. Май 1895 г.
В ходе окраски командирам предоставлялась свобода выбора, позволявшая всесторонне оценить эффективность получившихся оттенков и степени однородности окраски. Плавающий тогда на "Памяти Азова” граф А.П. Капнист (1871–1918) писал о том, что его корабль по выбору Г.П. Чухнина был окрашен в несколько розоватый серый цвет, под топ местности”. Благодаря этой окраски корабль не только ночыо, но и вечером, и рано утром “совершенно сливался с морем”. Хорош был и серо-зеленый цвет под “мокрую парусину”, какой имел “Владимир Мономах”. Он, однако, выдавал себя отблеском в лучах прожектора. Самым рациональным и практичным оказался цвет одной из канонерских лодок (и, по-видимому, миноносцев и минных крейсеров), полученный по рецепту С.О. Макарова. Ее черный борт прокрашенный легким слоем жидких белил позволял кораблю скрываться во мраке ночи уже на расстоянии 2–3 каб. Сверх того, борт корабля, в отличии от “Владимира Мономаха”, не давал отблесков. Как подчеркивал в своем отчете С.О. Макаров, “работа по перекраске судов и разные другие приготовления произвели весьма благотворное действие на личный состав и чрезвычайно подняли дух на эскадре" (С.О. Макаров. Документы, ч. II, с. 198).
Так в массовом порядке было положено начало не только маскировочной окраске но и ее камуфляжным очертаниям, что спустя 10 лет позволило применить ее в Порт-Артуре и Владивостоке на миноносцах. Опыт эскадры в Чифу не был забыт, и окраска Тихоокеанской эскадры в боевой зеленоватооливковой цвет была введена в Тихом океане осенью 1903 г., а во Владивостоке крейсера и миноносцы окрасились в первый день войны. Опыт усиленной боевой подготовки в Чифу запомнился флоту и многие передовые офицеры сумели применить его в своей последующей службе.
По странности, доныне не имеющий своего объяснения, один из участников эпопеи в Чифу — командир "Владимира Мономаха” З.П. Рожествеиский по опыту маскировочного окрашивания 1895 г. вынес совершенно иное убеждение — в полной бесполезности этой окраски. Уже в должности начальника ГМШ в 1903 г. он с явной издевкой отзывался об инициативах С.О. Макарова. По счастью, не все офицеры вышли из Чифу с таким боевым багажом, как командир "Владимира Мономаха”. Многие сумели применить полученный опыт в войне и первыми из них, как это выяснилось тогда, были офицеры из команды "Всадника” и "Гайдамака”. Их опыт миноносной разведочной и дозорной службы за недолгий, но предельно насыщенный месяц мобилизационной готовности в Чифу оказался, наверное, самым весомым.
Не раз, наверное, выполняя разведку и охрану эскадры в море, “Всадник” и “Гайдамак”-могли лицом к лицу или издали встречаться с кораблями того флота, с кем вот-вот предстояло вступить в бой. Ведь Порт-Артур, где находился японский флот отделялся от Чифу каких-то — прямо на север- 75 миль. Три часа полным ходом. И действительно во время выхода эскадры (пять крейсеров, один броненосец и две канонерские лодки) 13 мая минный отряд (два минных крейсера и миноносец “Свеаборг”) совершил рекогносцировку в Вей-Ха-Вей, где застал несколько японских кораблей. Часть его фортов имела разрушенный вид. Ответную рекогносцировку 19 мая совершили два японских миноносца. Обойдя эскадру средним ходом, они ушли в море. На флагманском “Памяти Азова” их встречали маршем и японским гимном. Момент этот был опасный: открытый рейд давал возможность провести внезапную атаку и “Всаднику” с “Гайдамаком” приходилось быть готовыми ко всем случайностям.
Плавание 13 мая ознаменовалось столкновением “Всадника” с флагманским “Памятью Азова. Самоотверженным усилием экипажем обоих кораблей ремонт был выполнен в несколько дней. Досадный столь некстати произошедший казус, в истории флота, понятно, не афишировался и, возможно, даже и не расследовался. В Чифу в ожидания боя было не до расследований. Ясно одно, произошедшая авария была одним из показателей той напряженности и приближения к боевой обстановки, в которой эскадра в Чифу готовилась к схватке с японским флотом. Освободившись от всех не требовавшихся для боя лишних грузов, проводя курс учений, стрельб и маневров (они стали основной подготовкой Практической эскадры Балтийского моря 1896 и 1898 г.) эскадра становилась сплаванным боевым соединением.
27 апреля, в пору особенно интенсивной подготовки эскадры к бою, С.О. Макаров записывал в дневнике о визите английского адмирала, который дал русским дружеский совет остерегаться японских мин и уверял, что русский флот в силах превосходит японский и что пять русских кораблей справятся со всеми японскими. “Вероятно, он обратное говорит японцам”, — замечал С.О. Макаров. Действительно русская эскадра располагала пятью тяжелыми кораблями, из которых два были равноценны современным броненосцам. У японцев кораблей такого класса не было. Их главная эскадра состояла из двух устарелых (1877–1878 года постройки) малых броненосцев водоизмещением 2000 и 4000 тонн (один имел четыре 9,4-дм пушки), легкого крейсера “Чиода” с 4,6-дм броневым поясом и трех однотипных крейсеров типа “Мацусима”. У них броневого пояса не было, но зато они несли по одному 12,6-дм орудию в барбетных установках.
Много неожиданностей, как показал бой при Ялу, можно было ожидать от “могучей эскадры” из пяти малых, но быстроходных (скорость от 18,5 до 23 уз) бронепалубных крейсеров, из которых “Нанива” и “Такачихо” имели по два орудия калибром 10,2 дм. Кроме названных тяжелых орудий японский флот имел на вооружении 35 6-дм, 59 120-мм пушек и 154 малокалиберных скорострельных. Два китайских броненосца, захваченных после капитуляции китайского флота, были, по-видимому, небоеспособны. Проявить себя могли и имевшиеся у японцев несколько 50-70-тонных миноносцев, из которых четыре имели скорость от 20 до 22 уз. Весомый противовес им составляли два минных крейсера и три миноносца.
К имевшемуся “Свеаборгу” 20 мая присоединились “Янчихе” и “Сучена”, пришедшие под конвоем лодки “Бобр”. Миноносцы “Борго” и “Ревель”, изрядно потрепанные после океанского перехода, прямо из Шанхая, где они ремонтировались, под конвоем “Забияки” перевели во Владивосток. Наличие в составе эскадры двух минных крейсеров заметно обеспечивало перевес русских миноносных сил над японскими. Но на легкий успех в бою рассчитывать не приходилось. Важно было сравняться с японским флотом в боевой подготовке и восполнить его главное преимущество — наличие боевого опыта и обстрелянное™ его кораблей. Их отличная сплаванность, искусство и практика стрельбы, смелая наступательная тактика заставляли готовиться к бою с полным напряжением сил.
Лишь достигнув такого же уровня боевой и эскадренной подготовки, можно было одолеть противника. И С.О. Макаров, фактически руководивший боевой подготовкой эскадры, сумел достичь невозможного. Разрозненно плававшие корабли стали действительно боевой эскадрой. Особенно радовал адмирала боевой дух миноносных кораблей: “Всадника”, “Гайдамака” и малых миноносцев. В свете "весьма бравого”, по выражению адмирала общего настроения на эскадре, где все корабли соперничали один перед другим "в готовности к делу: “На судах быстроходных молодежь как-то весело смотрела на предстоящее дело и когда пришло известие, что японцы согласились на все требования нашего правительства, то на быстроходных судах многие искренно пожалели, что не удалось подраться”. “Быстрый ход” — замечал адмирал, — действительно подымает дух экипажа и это составляет немаловажное преимущество большого хода”.
Свою роль в боевом настрое минных кораблей сыграли, понятно, задававшие тон командиры “Всадника” и “Гайдамака”. Капитан 2 ранга М.Г. Невинский (1849-?) в 1886–1889 гг. командовал миноносцем “Ревель”, с 1889 по 1892 г. прошел трудную школу службы в должности старшего офицера крейсера “Князь Пожарский”, а “Всадником” командовал с 1893 по 1895 г. Цензовые правила привели М.Г. Невинского к назначению в 1895 г. на должность командира более крупного (водоизмещение до 1600 т), но вовсе не имевшего боевого значения монитора “Лава”. В январе 1898 г. М.Г. Невинский получил в командование строившийся крейсер “Диана”. Но казенное судостроение, погрязшее в непроходимой рутине помешало командиру успеть вывести свой корабль в море.
Еще более многообещавшей была биография командира “Гайдамака” капитана 2 ранга А.А. Мельницкого (1850-?). В 1875 г. окончив артиллерийский офицерский класс, он участвовал в войне с Турцией в 1877–1878 гг. был награжден двумя боевыми орденами “с мечами”, в 1887 г. стал старшим офицером клипера “Пластун”, а в 1888–1892 гг. совершившего кругосветное плавание на Дальний Восток клипера “Крейсер”. Затем в 1892 г. он командовал канонерской лодкой "Гроза", а в 1892–1894 гг. — транспортом “Артельщик”. Его дальневосточный опыт получил применение в должности командира “Гайдамака" в 1894–1895 г., затем он командовал канонерской лодкой “Гремящий”, в 1897–1898 гг. — строившимся крейсером "Аврора", в 1898–1901 гг. в должности командира броненосца “Севастополь”, готовил корабль к плаванию и привел его в Порт-Артур. Но отслужив тихоокеанский ценз и не получив флагманской должности, он в 1905 г. был произведен в контр-адмиралы с увольнением от службы.
Но пока что, в 1895 г., когда эскадра подтвердила свою необходимость для государства и достигла пика своего развития, два командира минных крейсеров вместе со своими кораблями составляли ее подлинные украшения, надежду и гордость. Так кажется автору, об этом позволяют думать и биографии командиров. И так уж случилось, что именно “Всадник” и “Гайдамак”, оказавшись в роли ветеранов эскадры 1895 г., должны были пройти с ней тот непростой десятилетний путь, который в 1904 г. привел Россию к войне с Японией.
23 июля адмирал С.П. Тыртов получил разрешение перевести эскадру на мирное положение и соответственно перераспределить корабли по портам. Прибывший из Шанхая к "шапочному разбору” новоназначенный начальник Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Е.И. Алексеев получил приказание с крейсерами “Владимир Мономах”, “Забияка" и лодками “Отважный” и “Бобр” наблюдать за обстановкой в Вей-Ха-Вее, Порт-Артуре и Чемульпо. “Память Азова” с адмиралом С.П. Тыртовым покинул Чифу утром 27 июня. Эскадра летом оставалась во Владивостоке, а к зиме 1895–1896 гг. ушла в порты Японии и Китая, как это делалось и прежде.
Летом 1895 г. ушли в Россию “Рында”, “Разбойник”, а в январе 1896 г. “Владимир Мономах”. На смену им на Дальний Восток в апреле прибыли шедшие соединенно (покинули Кронштадт 29 октября 1895 г.) крейсера “Рюрик” и “Дмитрий Донской”. Тогда же в январе 1896 г. спустили флаги начальник Соединенных эскадр вице-адмирал С.П. Тыртов и Средиземноморской эскадры С.О. Макаров. Полновластным начальником эскадры Тихого океана остался стремительно делавший карьеру (говорили, что из-за родства с царской семьей) контр-адмирал Е.И. Алексеев.
“Гайдамак” в Чифу. 1895 г.
Из рапортов командира минного крейсера “Гайдамак” капитана 2 ранга Мельницкого
от 12 сентября 1894 г.
10 сентября, в 1 час. дня, отдав швартовы, вышел из Кронштадтской средней гавани для следования по назначению — на соединение с эскадрой Средиземного моря. Пройдя Купеческую стенку, произвел салют 7 выстрелов и получив ответ, пошел средним ходом за бочки, поджидая ‘‘Всадника”, и когда последний приблизился, дал полный ход. Ветер W и спокойное море.
Пройдя 12 сентября в 5 час. 30 мин. утра Дагерорт, лег на Гогланд, который и открывался в 1 час дня. У Гогланда получил свежий ONO до 6 баллов и попутную волну, на которой крейсер хорошо держался, не имея перебоя в машине. У Борнхольма ветер отошел к N и волнение улеглось. В 8 час. утра подошел к плавучему маяку Фальстербо при штиле и ясном небе. На Дрогденском маяке взял лоцмана и в 11 час. утра 12 сентября стал на якорь на Копенгагенском рейде. Произвел салют по уставу и получил ответ. На рейде военных судов не застал. Машина работала превосходно.
В Копенгагене пополнил запас угля и пресной воды.
14 сентября крейсер посетил первый секретарь посольства князь Кудашев, который, за отсутствием посла, остался исполнять его должность.
15 сентября в 9 час. утра, окончив расчеты с берегом, снялся с якоря и совместно с ‘‘Всадником" вышел из гавани для следования далее.
Проходя Гельсинор, салютовал крепости и получил ответ равным числом выстрелов. У маяка Кулен встретил свежий NW, который однако, не развел крупной волны. К 4 час. ветер усилился и барометр сильно упал. Это давало повод думать, что в Немецком море очень свежо, а потому решил зайти в Фридрихсгафен, чтобы в гавани выждать благоприятную погоду. В 6 час. 30 мин. вошел в Фридрихсгафен и отшвартовался, причем ветер засвежел до 9 баллов. К ночи ветер задул от того же румба NW с силой шторма. Полученные со станции бюллетени оправдывали мое предположение о шторме в Немецком море.
Находясь в 20 милях от Скагена и обладая благоустроенной гаванью с глубиной от 2'/2 до 3'/л саж., Фридрихсгафен представляет хорошую стоянку для судов, желающих переждать свежую погоду.
Весь день 16сентября ветер дул от Ы\Л/ссилой7-11 баллов, в бюллетене же было показано 4 балла, что соответствует нашим 12. К вечеру стало стихать и ветер отошел к N, а 17 числа даже к NO, вследствие этого в 4 час. 30 мин. вечера вышел из гавани и вместе с “Всадником” направился к Скагену и в 5 час. 30 мин обогнул Скаген. Ветер стих, и волнение улеглось.
Переход Немецким морем сделан при легком N0 и попутной волне. 19 сентября в полночь открылся маяк Outer Gabbard, определившись по которому вошел в Английский Канал, и в 3 час. пополудни вышел на Шербургский рейд, отсалютовав нации и получив ответ.
На рейде застал мореходную канонерскую лодку “Гремящий" и французские суда: фрегат “Iphigenie” и крейсеры “ Surcouf" и “Fleurus”.
от 2 октября 1894 года
25 сентября, в 2 час. дня, вместе со “Всадником" вышел из Шербурга и пошел к м. Уэсан, который и обогнул в 2 час. ночи 26 сентября.
Весь переход Английским Каналом сделал при полном штиле. Высокое состояние барометра обещало благоприятную погоду, почему и решил, не заходя в Брест, идти к испанским берегам. До 6 час. утра в Бискайской бухте шел полным штилем, при небольшой зыби от SW. В 6 час. утра задул легкий SO, который к 10 час. усилился до 4 баллов, а к 2 час. дня стих до 2 баллов, к 8 час. вечера перешел в маловетрие от разных румбов.
К полуночи 27 сентября по счислению подошел к Финистере, который за легкой пасмурностью не видал, а потому уменьшил ход и лежал тем же курсом до рассвета. С рассветом взял курс прямо к берегу. К 7 час. 45 мин. открылся мыс Финистере, определившись по которому, взял курс на SO вдоль берега и в 2 час. дня, вместе со “Всадником", стал на якорь в Виго, отсалютовав крепости по уставу и получив ответ равным числом выстрелов. Пополнив запас пресной воды для котлов, в 7 час. утра 28 сентября снялся с якоря и пошел в Кадикс. Весь переход до St. Vincent сделал полным штилем, причем у мыса Рок встретил довольно значительную мертвую зыбь от S. Пройдя St. Vincent, взял курс на Кадикс. Пройдя к маяку Chipiona и определившись по нему, уменьшил ход и пошел в Кадикс, куда и прибыл в 4 час. пополудни 29 сентября. Во время перехода машина работала безукоризненно и никаких повреждений не было. Состояние здоровья офицеров и команды прекрасное.
По приходе в Кадикс отсалютовал нации по уставу и получил ответ равным числом выстрелов. На рейде застал испанский крейсер I класса “Reina Regente”. По предложению санитарной комиссии поднял карантинный флаг и не имел сообщения с берегом в продолжение двух суток. Рассчитываю простоять в Кадиксе около семи дней для освежения команды и окраски наружного борта, окраска которого сильно пострадала за последний переход.
Капитан 2 ранга Мельницкий
Из рапортов командира минного крейсера “Всадник” капитана 2 ранга Невинского
от 28 октября 1894 года
22 октября вместе с крейсером "Гайдамак’’ вышел в море в 7 час. утра. По выходе в море вскоре засвежело от SO, и ветер дошел до 4-х бал., ночью заштилело. 23 октября зашел в г. Марсала, где и стал на якорь в 5 час. вечера, пополнив запас пресной воды и свежей провизии, на следующее же утро, в 7 час 30 мин, снялся с якоря и вышел в море для следования в Пирей. Порт Марсала крайне неудобен, в нем нельзя достать угля, воду привозят в бочках и то матросами с коммерческих судов, провизию также с трудом можно приобрести.
Проходя мимо Палермо, по сигналу с крейсера “Гайдамак", повернул туда и вошел в гавань, где стал на якорь 27 октября в 4 час. 20 мин. По готовности крейсера "Гайдамак" и пополнив запасы угля, воды и провизии, вышел в море в 6 час. утра. В 4 час. дня, пройдя Мессинский пролив, взя/j курс на Кефалонию; в 7 час. вечера встретил шквал от SO с дождем, а затем до Патрасского залива было тихо. 28 октября в 7 час. 30 мин. утра в Патрасском заливе засвежело от О, и ветер дошел до 6 бал.; в 5 час. вечера подошел к Коринфскому каналу; в 9 час., пройдя канал и рассчитавшись за проход, взял курс на Пирей, куда и вошел на рейд в 12 час. вечера.
Вследствие полученного приказания пошел в Саламинскую бухту, а 29 октября в 10 час. утра перешел на Пирейский рейд, где и стал на якорь.
от 8 декабря 1894 г.
22 ноября в 10 час. вечера, согласно приказанию начальника эскадры Средиземного моря: следовать в Нагасаки соединенно с крейсером “Память Азова" и минным крейсером “Гайдамак”, начал разводить пары. 23 ноября в 8 час. 15 мин. утра снялся с якоря вслед за крейсером “Память Азова" и по предварительному соглашению с командиром крейсера в начале 10 час. пошел вперед в Порос, для предупреждения крейсера“ Владимир Мономах" о том, что “Память Азова” идет для принятия артиллерийского груза, о чем при входе на Поросский рейд сделан мною сигнал. В 11 час. 30 мин. стал на якорь, а в 12 час. пришел на рейд крейсер “Память Азова”; в 1 час. пополудни пришел с почтой минный крейсер "Гайдамак”. В 2 часа вслед за крейсером “Память Азова" снялся с якоря и по выходе в море вступил ему в кильватер.
24 ноября в 11 час. 30 мин. дня прошли маяк Sidero Point на острове Кандия и взяли курс на Порт-Саид. В 8'час 15 мин. вечера открылся маяк Дамиетта, а 26 ноября в 12 час. 20 мин. ночи по сигналу с “Памяти Азова” стал на якорь при входе в Порт- Саид; в 7 час. 15 мин. утра снялся с якоря и под проводкой лоцмана вошел в Порт-Саид, где в 8 час. 30 мин. стал на якорь в бассейне Измаил.
Пополнив запасы материалов и провизии, 30 ноября в 5 час. 45 мин. утра, по прибытии лоцмана, снялся с якоря и в 6 час. вошел в канал, имея разрешение идти каналом 9-узловой скоростью; но управление каналом, дав таковое разрешение и зная, что крейсеры должны сняться с якоря в 5 час. 30 мин. утра, распорядилось прислать лоцмана на 15 мин. позже, чтобы пропустить в канал вперед итальянский почтовый пароход и таким путем заставить идти крейсеры по 5–6 узлов. Крейсер “Память Азова" прошел в канал накануне, 29 ноября в 7 час. утра.
Вначале я, а за мной крейсер "Гайдамак” шли за итальянским пароходом, и по временам приходилось стопорить машину. так как лоцман, вследствие установленных правил, находил невозможным обойти пароход. В 7 час. утра навстречу по правому борту прошел небольшой пароход с баржей на буксире и вслед затем, по левому борту, прошел другой пароход, чем я и воспользовался и тотчас же обошел итальянский пароход, а за мной и крейсер “Гайдамак", и пошел дальше со скоростью 8–9 узлов. Перед выходом из Порт-Саида я был предупрежден консулом, что, в случае обхода крейсером судов, лоцман будет на это время спускаться, так как управление каналом в таких случаях снимает с себя ответственность за какие-либо аварии, но лоцман, сойдя перед обходом с мостика, больше не входил и с ближайшей станции об этом телеграфировал, а на следующей станции получил приказание войти на мостик, а на время обхода спускаться вниз.
В 9 час. 40 мин., по сигналу со станции, на 29 миле ошвартовался у восточного берега канала, причем приходилось держаться с кормы шестом, так как все время прижимало к берегу и мог повредить винт. В 10 час. 30 мин., пропустив коммерческий пароход, отдал швартовы и дал ход машине. В 11 час. 10 мин., опять по сигналу со станции, на 36 миле отшвартовался и стал вдоль западного берега канала. В 1 час, пропустив пароход, отдал швартовы, и так как корму при ходе прижимало к берегу, дабы не повредить винт, пришлось завести конец на противоположный берег и с помощью него отойти.
В 2 часа, войдя в озеро Timsah, принял другого лоцмана со станции Измаилия. В 3 час. 15 мин. вошел в Большое Горькое озеро и дал полный ход. В 4 час 30 мин., имея попутное течение, вошел в канал и уменьшил ход до 9 узлов. В 4 час. 45 мин. нагнал коммерческий пароход и дал малый ход, а в 5 час., в более широкой части канала, обошел его, имея ходу 9 узлов, причем лоцман временно спускался вниз.
В 5 час. 25 мин., лоцман отказался дальше вести крейсер, за темнотой, сошел с мостика и требовал остаться на ночь у станции. Находя опасным ночевку крейсера в канале и не имея сигнала со станции для остановки, я пошел дальше, пользуясь лунным светом и держа на белый направляющий огонь на восточном берегу. В 5 час. 30 мин. увидел за поворотом канала шедший навстречу пароход и его красный огонь, почему уменьшил ход и стал придерживаться красных баканов западной стороны. По объяснению лоцмана, встречный пароход должен бы быть уже ошвартовлен у восточного берега, для пропуска крейсеров и обойденного нами парохода.
В 5 час. 35 мин. за поворотом пароход начал освещать прожектором, почему приняв, что он находится на ходу, я продолжал идти малым ходом и, подойдя к нему вплотную, заметил поданный швартов с носу, я остановил машину. Пароход оказался несколько ближе к восточному берегу, с застопоренной машиной и только что поданными швартовами на западный берег. Пароход начал немедленно травить носовой швартов, который, по своей плавучести, не потонул, а вследствие имеемой инерции от бывшего хода, был разрезан форштевнем крейсера, несмотря на данный перед тем задний ход. Крейсер остановился впереди кормового швартова, который по приказанию капитана парохода был отдан немедленно, так как его люди были еще на берегу, после чего я дал ход и прошел вперед, увеличив опять ход до 9 узлов. Вслед за мной прошел и крейсер “Гайдамак". В 6 час. 5 мин., пройдя Порт-Тефик, вошел в Суэцкий залив, где, показав свои позывные, стал на якорь около крейсера “Память Азова".
В Суэце пополнил запас свежей провизии и 2 декабря в 8 час. утра, соединенно с "Памятью Азова" и “Гайдамаком", снялся с якоря и тотчас же вступил в кильватер "Памяти Азова”.
6 декабря, по случаю тезоименитства Государя Императора, совершено Богослужение и салют по уставу, причем расцветился стеньговыми флагами.
7 декабря в начале 9 час. вечера вошли в Аденскую бухту, где, по сигналу с “Памяти Азова”, пошел на внутренний рейд и в 8 час. 50 мин. стал на якорь вблизи плавучего маяка.
8 декабря в 6 час. утра, приняв лоцмана, снялся с якоря и стал на назначенное крейсеру место, отдав левый якорь и взяв швартовы с кормы на бочку, прекратил пары и приступил к чистке и осмотру машины, котла и опреснителей; последние за означенный переход давали достаточное количество воды.
Состояние здоровья офицеров и команды хорошее.
от 15 января 1895 года
14 декабря в 8 час. 30 мин. утра, имея разведенные пары, одновременно с минным крейсером "Гайдамак", снялся с якоря и по выходе в Аденский залив держался малым ходом, дожидаясь окончания определения девиации крейсером “Память Азова". В 10 час. 30 мин., по его сигналу, вступил в кильватер. Ветер 0–3. состояние моря 4 балла. 16 декабря в 5 час. вечера прошли траверз восточной оконечности острова Сокотра и взяли курс SO 76°. По проходе острова Сокотра ветер стал свежеть и волнение увеличилось. При ветре NO-5 и состоянии моря 5 в 3 час. 30 мин. дня, по сигналу с "Памяти Азова", “Гайдамак” принял буксир для приемки угля, почему ход уменьшен до 4 узлов, которым и шли до окончания погрузки угля на “Гайдамак".
19 декабря в 4 час. утра, по сигналу с “Памяти Азова", ход увеличен до 9'/г узлов; в 8 час. утра, при тех же обстоятельствах погоды, в широте 71°42‘N и долготе 60"40'0, по сигналу с "Памяти Азова", подошел для принятия буксира и приемки угля. Погрузка угля производилась в мешках, передаваемых по лееру, взятому за топ бизань-мачты “Памяти Азова" и за шпор фок-мачты “Всадника”. Показания кренометра были 20–35°, число розмахов в минуту 26; в 4 час. 30 мин. дня окончили погрузку угля.
20 декабря состояние моря спокойное, а 21 декабря почти штиль, с небольшой зыбью. К ночи зыбь увеличилась и в 1 час ветер от N0 стал свежеть и достиг 6–7 бал., по временам с порывами до 8 бал. Размахи качки доходили до 45°, при числе розмахов-в минуту 32. Качка была настолько велика, что 23 декабря не производилась варка пищи и был случай (несмотря на заведенные штормовые леера по тентовым стойкам вокруг всего крейсера), что матрос, вышедший снизу наверх, не рассчитав на могущий быть размах, едва не вылетел за борт, но, к счастью, был удержан другим матросом, шедшим за ним снизу наверх. Носовая возвышенная часть крейсера была все время обливаема волной, которая часто попадала и на мостик.
По временам волной обливало крейсер за башней и даже иногда он черпал всем бортом поверх парусинного фальшборта, шнуровка которого от большого напора воды в нескольких местах лопнула. Вода, попавшая на палубу, некоторое время не успевала стекать за борт. Волны попадали в машину и в кают-компанию, так что машинный люк пришлось наглухо задраить. Таким образом, крещение крейсера было полное, и в общем можно заключить, что "Всадник" обладает хорошими морскими качествами. Перебой машины был значительный, и все время стоял машинист на ручке регистра.
В начале 11 час. вечера в широте 7°7′N и долготе 77°58′0 “Гайдамак" сделал сигнал: “не могу управляться" и тотчас же отстал. Вслед за сим был уменьшен ход, и спустя некоторое время "Память Азова" повернул назад к "Гайдамаку". Через несколько минут огни у "Гайдамака" скрылись, и “Память Азова", подойдя приблизительно к месту нахождения “Гайдамака", сделал сигнал: “показать свои места”, на что мною были показаны свои позывные. В исходе 11 часа с “Памяти Азова" был сделан сигнал: "идите осторожно". Имея прежний курс SO 80" (на Коломбо), я продолжал идти малым ходом, а около 11 час. 30 мин. скрылись огни “Памяти Азова”. До 7 час. утра я продолжал идти малым ходом, а затем увеличил ход до 8 узлов. Состояние моря стало спокойнее лишь только после того, как открылся берег Цейлона.
24 декабря в 11 час. утра перед входом на рейд Коломбо отсалютовал нации, принял лоцмана и по его указанию стал на якорь. В исходе 7 час. вечера пришел крейсер "Память Азова"; а вслед за ним и “Гайдамак". Во время стоянки в Коломбо производил пересмотр машины, подшипников, чистку и чеканку котлов, а также осмотр вспомогательных механизмов.
5 января 1895 года, в 10 часов вечера, начал разводить пары в правом котле. 6 января, в 7 час. 45 мин. утра перед съемкой с якоря поднял сигнал крейсеру “Память Азова": “прошу по выходе в море взять меня на буксир". Следуя движению “Памяти Азова”, в 8 час. утра снялся с якоря и по выходе с рейда принял буксиры, а в 10 час. был дан ход. В 8 час. вечера взяли курс на Acheen и по выходе в Бенгальский залив встретили N0-4, дошедший на следующий день до 6 бал.; состояние моря 4–5; розмахи доходили до 30°. Буксиры держали хорошо, но, вследствие бывших по временам очень сильных подергиваний, приходилось их поправлять.
10 января, в 7 час. утра, по сигналу с "Памяти Азова", поднял пары, а в исходе 9 час. отдал буксиры и дал малый ход. В 11 час. 40 мин. "Гайдамак" принял буксиры и увеличил ход до среднего.
14 января в 10 час. утра “Гайдамак" отдал буксиры и по сигналу вступил в кильватер "Памяти Азова". В 2 час. дня, подойдя к Сингапуру, принял лоцмана и по указанию его встал на якорь на рейде и прекратил пары.
Два перехода, сделанные крейсером от Адена до Сингапура (один в 12, а другой в 8 суток и при том в свежую погоду), были донельзя утомительны, так как сон, служащий отдохновением и необходимый при усиленной работе на судне во время переходов, при постоянно большой качке, весьма плох, и многие из чинов крейсера не спят, а только по временам дремлют. В бывшую большую качку, продолжавшуюся почти три ночи, никто из чинов крейсера не спал, все время были наверху и по возможности бодрствовали. На якоре после таких переходов приходится заниматься исключительно чисткой и приборкой на судне. Вследствие чрезмерного утомления всех чинов крейсера, а также продолжавшего дуть свежего N0 муссона я счел нужным просить разрешения начальника эскадры Тихого океана о дальнейшем плавании малыми переходами, на что и получено его согласие.
Капитан 2 ранга Невинский
В морях Японском и Желтом
Но ие надолго Владивосток оставался главной базой “Всадника” и “Гайдамака”. Развернувшаяся в 1896 г. железнодорожно-банковская экспансия в Китае, соединившись в российской политике с замыслами территориальных приобретений, вовлекла флот в поиск баз на корейском побережье. Наиболее подходящим. по мнению нового начальника эскадры (в 1897–1899 гг.) контр-адмирала Ф.В. Дубасова безусловно был Мозампо, но по остающимся до сих пор в тайне обстоятельствам, интересы императора Николая 11 сосредоточившееся па китайском Порт- Артуре — том, самом, ради предотвращения захвата которого Японией, была в 1895 г. сосредоточена эскадра в Чифу. Отступив от роли благородном защитника Китая от алчных японских агрессоров Николай 11 сделал Россию захватчиком защищенной ею территории. Этот захват увенчался планами соединить незамерзающий Порт-Артур с уже прикладывавшимся через территорию Китая 1200-верстным участком Сибирской железной дорогой.
Мнимые стратегические преимущества н сомнительные коммерческие выгоды оказались для императора более весомые, чем предостережения и неблаговидности "дружеского” захвата Порт-Артура и опасности прокладки железной дороги через чужую территорию. Но выбор был сделан и Япония с 1897 г. приступила к планомерным приготовлениям к войне с Россией. Искусно подогреваемая антирусская истерия в Японии, поддерживала постоянно нараставшие шовинистические настроения. Флот ставился перед неизбежностью войны.
Из дальних плаваний той поры памятным для флота был поход “Всадника” и “Гайдамака” 25 июля 1896 г. совместно с крейсером “Память Азова”, поднявшим флаг контр-адмирала Е. И. Алексеева. Корабли побывали в заливе Америка (ныне бухта Находка), в заливе Св. Ольги, в Императорской гавани, в заливе Де-Кастри. Несмотря на частые туманы и полное отсутствие входных знаков, “Всадник” и “Гайдамак” отлично справились с ролью провожатых крейсера. В Де-Кастри адмирал перенес свой флаг на “Всадник” и вместе с “Гайдамаком" совершил по Амуру плавание до прежней базы Сибирской флотилии — Николаевска. Адмирал высоко оценил сохранившееся важное стратегическое назначение города и порта, который по его мнению, ввиду прокладки Сибирской железной дороги, в силу природного богатства края “должен иметь большую будущность и обратиться в один из цветущих и деятельных русских городов”.
С 20 по 29 августа эскадра в составе броненосца “Император Николай 1”, крейсеров “Рюрик”, "Память Азова”. “Адмирал Нахимов”, “Дмитрий Донской”, “Забияка” и канонерской лодки “Кореец" провела в заливе Славянский. На станциях: в Чемульпо оставалась лодка “Отважный”, в Чифу — “Маиджур”, в Ханькоу — “Бобр”. Состоялись обстоятельные, напоминавшие уроки Чифу, учения, маневры, постановка минных заграждений с плотов, примерная боевая стрельба и отражение атак присланных из Владивостока миноносцев и минных катеров. Отныне этот прекрасный рейд, как оцепил его Е.И. Алексеев, стал излюбленным местом учений всех сменявших одни другого составов Тихоокеанской эскадры.
11 сентября “Гайдамак” вместе с эскадрой (в том же составе) перешел в залив Америка, где 15 сентября была проведена общая стрельба по укреплениям, заранее сооруженным на о. Лисий.
Показательна характерная для того времени оптимистичность оценки результатов этого, как, отмечал адмирал “совершенно нового рода боевых упражнений”. Расстояние при стрельбе (15–20 кб.) определяли пристрелкой. Тем не менее, адмирал, как это происходило и в дальнейшем, считая итоги стрельбы “вполне удовлетворительными", а команды — владеющими “надлежащей боевой подготовленностью". Так продолжала утверждаться давняя закоренелая наклонность бюрократии к самоуспокоенности с ее дежурными докладами по начальству: “все обстоит благополучно”.
От проведения примерного боя пришлось отказаться из-за малочисленности эскадры. 16 октября 1896 г. минные крейсера вместе со всей эскадрой, кроме "Адмирала Корнилова” (занятого заменой котлов), “Крейсера” и ушедшего 10 октября в Россию "Императора Николая 1”, пришли в порт Шестакова. Этот рейд в 1886 г. был обследован клипером “Крейсер”. С той поры он рассматривался как одно из мест базирования русской эскадры и периодически посещался и изучался русскими кораблями.
В Фузане, куда отправились 25 октября, вся торговля находилась в руках деятельно осваивающих Корею японцев, от которых за очень высокую плату только и удалось приобрести уголь для пополнения запасов топлива минных крейсеров и канонерских лодок. Этот урок заставил И.Е. Алексеева ходатайствовать о приобретении участка для угольного склада.
31 октября эскадра пришла в Чемульпо, откуда адмирал отправился на аудиенцию к корейскому королю. В итоге визитов в Корею пришлось докладывать начальству, о том, что "японское насилие растет в этих портах и особенности в Чемульпо, который быстро развивается в торговом отношении”. Его расцвет обеспечит железная дорога в Сеул, сооружаемая американскими предпринимателями. Но Россия не теряла надежду упрочить свое влияние в Корее, чей король после прежних беспорядков пока что квартировал в помещении русской миссии и своим главным советником считал посланника Вебера.
Успешно совершалась и реорганизация корейкой армии по русскому образцу и под руководством русских инструкторов, из которых первым был лейтенант С.Л. Хмелев (1869-?) с крейсера “Адмирал Корнилов". С февраля 1896 г. он готовил кадры для охраны нового королевского дворца, куда и должен был вскоре перебраться король. Адмирал, впрочем, предостерегал начальство от опасной самоуспокоенности. Япония пока лишь выжидает удобного момента. чтобы вновь вмешаться в дела Кореи и устранить влияние России. Не исключались возможные “энергичные действия” в Корее (вплоть до военной экспедиции). Адмирал предлагал разработать совместный план силами военного и морского министерств. Из Чемульпо эскадра перешла для зимовки в Нагасаки, откуда адмирал докладывал о продолжавшихся военных приготовлениях.
9 января 1897 г., оставив эскадру зимовать в Нагасаки, адмирал на “Рюрике” с крейсером “Адмирал Корнилов” отправился в Гонконг, где изучал состояние ремонтной базы. С теми же познавательными целями он на “Рюрике” посетил Амой, а “Адмирала Корнилова” отправил в Манилу. После Амоя Е.И. Алексеев заходил в Шанхай, где знакомился с деятельностью открытых там Российского генерального консульства и Главного правления русско-китайского банка. Так и не предложив флоту соображений о выборе незамерзающей базы, начальник эскадры 7 марта вернулся в Нагасаки, где встретил назначенного младшим флагманом эскадры контр-адмирала Ф.В. Дубасова.
Большое впечатление на эскадру произвели продолжавшиеся 10 дней весьма напряженные маневры японского флота. Вместе с планами превращения Нагасаки в военную гавань и усиленного наращивания состава торгового флота маневры еще раз заставили задуматься о непрерывном росте японской экономики и ее морских сил.
20 апреля 1897 г. эскадра в составе крейсеров “Рюрик” (флаг начальника эскадры), “Адмирал Нахимов, “Дмитрий Донской”, “Забияка”, минных крейсеров "Всадник” и “Гайдамак” покинула Нагасаки. В Лонг Рич и Чемульпо направились “Рюрик” и “Забияка”, остальные корабли шли на родину с заходом в Фузан, Гензан и порт Шестаков. Здесь эскадра соединилась. Плавание у корейских берегов имело целью поддержать право России на продолжение дальнейшей реорганизации корейской армии под полным контролем русских инструкторов. Надо было парализовать слух, пущенный японцами о том, что русская эскадра, ввиду осложнений в Греции, вся уходит в Средиземное море. Демарш удался — соглашение об увеличении числа русских инструкторов было утверждено королем.
10 июля эскадра с очередным выходом кораблей в море провела в Славянском заливе широкие 10-дневные учения и стрельбы новейшего и сильнейшего крейсера “Рюрик”. Несовершенными были признаны минные аппараты крейсера. Не рискуя, видимо, обременять начальство чрезмерными, всегда плохо воспринимаемыми замечаниями, адмирал воздержался от явно напрашивавшегося предложения об усилении артиллерии на минных крейсерах. Уже два года, как в составе флота на Балтике находился построенный в Англии 29-узловой "уничтожитель миноносцев” "Сокол” с одной 75-мм и тремя 47-мм пушками. Подобные же, но более скоростные (до 31 уз) и мощнее вооруженные (две 76-мм и четыре 57-мм пушки) заказывала в это время Япония. Наши минные крейсера должны были бы свою недостаточную скорость компенсировать более мощной артиллерией.
31 августа 1897 г. в командование эскадрой вступил контр-адмирал Ф.В. Дубасов. Прежний начальник, успевший стать вице-адмиралом, по сумевший уклониться от решения задачи выбора незамерзающей базы, убывал в Черное море на должность старшего флагмана. 29 октября новый начальник эскадры “вывел ее в первое плавание, “Всадник” и “Гайдамак”, запятые дефектными работами, в походе ие участвовали.
Удобный повод для захвата Мозампо, который вот-вот могли прибрать к рукам уже безраздельно хозяйничавшие в Корее японцы, предоставился после захвата 2 ноября 1897 г. Германией китайского порта Кнао-Чао и прилегающей к нему территории. Ходили слухи, что столь же беззастенчиво Англия собирается захватить Порт-Артур. Эти обстоятельства и побудили Управляющего морским министерством захватить архипелаг Каргода с портом Мозампо. Дипломатический и военный представитель России инициативу адмирала поддержали. Для гарантии захвата (минировав второстепенные фарватеры и защищая главные силы эскадры, следовало усилить ее присылкой “Бобра”, “Всадника” и 6 сибирских миноносцев, а для доставки угля задержать пароходы Добровольного флота “Нижний Новгород”, “Владимир” и “Екатерииослав".
Об этих предстоящих мерах, включая доставку из Владивостокского порта 450 мин (в прндачу к имевшимся на эскадре 250 минам и на транспорте “Алеут” 200 минам), адмирал в чрезвычайном конфиденциальном письме (доставлено с пароходом “Владимир”) 28 ноября сообщал командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Г.П. Чухпииу.
Но петербургская бюрократия успела к этому времени склониться к совсем другой, непредвидимой адмиралом комбинации. Все решил обстоятельный (почти 7 страниц типографского текста) доклад министра иностранных дел графа М.Н. Муравьева (1845–1900), представленный императору 11 ноября 1897 г. В нем. не запрашивая мнение начальника эскадры и Морского министерства, обосновывалась необходимость для базирования флота занять бухты Талиенвана близ Порт-Артура. Это, как приходится думать, была давняя интрига императорской камарильи, которой сыграло на руку легкомысленное поведение адмирала Е.И.
Алексеева. Он вместо решения трудной задачи выбора незамерзающей базы потерял время на ничего не дававшие флоту экскурсии в Гонконг и Шанхай.
В итоге совершившихся государственных дипломатических кульбитов адмиралу Дубасову 29 ноября 1897 г. в 2 ч 30 мин ночи была послана телеграфная директива: Согласно Высочайшей воли — "немедленно по получении послать в Порт-Артур с контр-адмиралом Реуновым отряд из крейсеров и лодок, всего в числе трех судов”. Телеграммой от 30 ноября уточнялось: “вопрос о занятии Мозампо не возбуждался”.
Свою роль в этой лихорадочно совершавшийся военно-дипломатической игре предстояло сыграть и “Всаднику”. Он, как и “Гайдамак” при тогдашней малочисленности эскадры считался военной боевой единицей. Выглядевшие по современному представительно, корабли при своих немалых размерах, значительно прибавляли эскадре внушительность. Важность предстоящего кораблю поручения подчеркивалась телеграммой от 27 ноября 1897 г., в которой начальник ГМШ вице-адмирал Ф.К. Авелан предписывал командиру порта Владивосток Г.П. Чухнину "немедленно” приставить к плаванию "Всадник” и пять миноносцев, а командиром “Всадника" временно назначить капитана 2 ранга В.А. Бойсмана (1855–1905).
Имелась, видимо, в виду репутация этого офицера как бывшего “тихоокеанника”. В 1889–1890 г. он командовал миноносцем “Сучена”, в 1892–1895 гг. был старшим офицером канонерской лодки "Бобр”, в 1895–1897 гг. командиром транспорта “Алеут”, служившего минным заградителем при эскадре. С апреля 1897 по 1898 г. командовал лодкой “Бобр”. После временного командования в 1898 г. “Всадником” был в 1898–1899 г. командиром “Гайдамака”. Тем самым, как видно, минные крейсера по статусу приравнивались к канонерским лодкам. В 1899–1900 гг. В.А. Бойсман был старшим помощником командира порта Артур, в 1900–1902 гг. в Порт-Артуре заведующим миноносцами и их командами. Необычно было и последующее возвышение В. А. Бойсмана до должности командира броненосца “Пересвет” в 1902 г. В этой должности он отличился выпуском обстоятельного руководства (издано в Порт-Артуре) по обслуживанию и управлением в бою артиллерией корабля. В бою 28 июля 1904 г. он был тяжело ранен, но после перевязки вернулся в боевую рубку, которую не покидал до ввода корабля в гавань Порт-Артура. Затем находясь в Японии в плену после сдачи крепости, скончался в 1905 г. от последствий ранения.
Минный крейсер “Всадник” у Порт-Артура. Начало 1900-х гг.
Лихорадочной подготовкой миноносцы и “Всадник” снаряжали во Владивостоке для похода к 11–12 декабря. Ледовая обстановка усугубилась: льдом уже были покрыты Босфор и Уссурийский залив. упорные морозы заставляли сомневаться, удастся ли вывести из обмерзавшего дока миноносцы. Не исключалось что “Всадник” и миноносцы, как это уже однажды было в 1895 г. с “Корейцем” и “Манджуром”, придется выводить каналом прорубленным во льдах. 5 декабря из ГМШ контр-адмиралу Чухнину напомнили: "министр приказал во всяком случае готовить все пять миноносцев; последние два по возможности укомплектуйте специалистами с “Бобра” и “Гайдамака”. 9 декабря 1897 г. командиру порта: “Ввиду наступивших морозов” телеграммой начальника ГМШ было разрешено миноносцев из дока не выводить, но иметь их в готовности вместе со “Всадником”. Его собирались отправить к эскадре: при первой возможности ранней весной”.
Каждодневно менявшиеся обстоятельства начавшейся порт-артурской эпопеи сопровождались постоянными заданиями и резолюциям императора. Как азартный игрок, он с лихорадочным вниманием следил за деталями разворачивавшейся по его замыслам аннексии. Главными ее героями были неустанно действовавший граф Михаил Николаевич Муравьев, и непосредственный исполнитель императорского замысла младший флагман Тихоокеанской эскадры контр-адмирал М.А. Реунов (1841-?), которому ставилась невыполнимая задача, тремя кораблями
•загородить иностранным кораблям входы на захваченные рейды. С тайным заданием покинувшие Нагасаки 1 декабря 1897 г. эти корабли — крейсер “Адмирал Нахимов”, "Адмирал Корнилов” и канонерская лодка “Отважный” пришли в Порт-Артур 5 декабря, там застали лишь два китайских корабля и никаких иностранных.
По счастью, китайские власти, имея предписания своего правительства, помогли русским, расставив в гавани свои корабли. С ними мнимую оборону от иностранцев держала канонерская лодка "Отважный”. Два других корабля — "Адмирал Нахимов” и “Адмирал Корнилов” — сторожили внешний рейд. Координирующая роль графа Муравьева настолько была всеохватна, что адмиралу П.П. Тыртову оставалось лишь смиренно запрашивать: не обмолвилось ли случаем его императорское величество о намерении послать в Тихий океан (как это давно ожидали в министерстве) из Средиземного моря броненосцы “Наварип” и “Сисой Великий". Оказалось, как следовало из ответа от 18 декабря 1897 г. никаких указаний об этих кораблях министру преподано ие было. В таких условиях, далеко не отвечающих престижу великой державы, совершился в качестве временной меры, захват Порт-Артура.
После захвата Порт-Артура связь с эскадрон осложнилась, а посыльные суда имевшиеся в эскадре (“Крейсер” и “Забияка”) были слабы вооружением и ненадежны своими машинами. Поэтому в телеграмме от 27 декабря Ф.В. Дубасов настаивал на присылке хотя бы “Всадника” и шести миноносцев. Эскадру, ввиду появления у японцев броненосцев “Фуджи” и “Яшима”, следовало без промедления усилить двумя броненосцами, плавающими в Средиземном море. “После придачи лодки “Бобр”, “Всадника” и шести миноносцев эскадра могла бы смело занять наступательное положение”.
В те дни необходимость для флота “Всадника", была наивысшей. Очень угнетала явная сдача Россией до того очень влиятельных позиций в Корее. Адмирал ие мог представить, что это был сознательный шаг императора, имевший целью избежать протестов Японии против захвата (продолжалась ложь о том, что он лишь временный) Россией Порт-Артура.
Чувствуя, что начальство не слышит его доводов Ф.В. Дубасов в письме от 23 января 1898 г. посланнику в Японии барону P.P. Розену, пытался через дипломатическое ведомство довести мысль о вредоносности “тяжелых обстоятельств смирения и осторожности” относительно влияния в Корее. Японцев все эти уступки все равно не умиротворят и к дружбе с Россией ие расположат. "Можно подумать, что правительство наше не допускает мысли о войне с Японией, между тем эта страна деятельно и настойчиво готовится к ней”. Нужно ие отступать в Корее, чтобы "не быть застигнутыми в беспомощном состоянии”.
Но власти продолжали держать адмирала в неведение о уже почти окончательном решении превратить Порт-Артур в главную базу флота. Только 14 января поверенный из Пекина сообщил об этом намерение правительства, и адмирал получил приказание со всей эскадрой идти в Порт-Артур. 23 января он вышел из Нагасаки и 26 января прибыл в Порт- Артур. В гавань корабли войти не могли и встали па внешнем рейде.
Телеграммой от 2 марта адмирал подробно, как это предписывалось, сообщал об осмотре новоприобретенных портов и с полной откровенностью раскрыл все их стратегические неудобства.
Напоминая об уроках японо-китайской войны, он предостерегал от риска их повторения, так как обширный и удобный Талиенванский залив может стать базой для обеспечения штурма Порт-Артура. Эта опасность заставляет Талиепван укрепить столь же основательно, как и Порт-Артур, т. е. нести на эти цели двойные расходы. В заключении адмирал писал: "Как база для наших морских сил Порт-Артур совершенно не отвечает требованиям, находясь в 560 милях от середины Корейского пролива, узлового пункта сообщения между Сибирью, Китаем, Кореей и Японией, не дает возможности наблюдать за ними, а тем более командовать над этими сообщениями". Не обеспечивал Порт-Артур (от 600 до 1000 миль расстояния) и защиты отечественной оборонительной линии, идущей вдоль берега Японского моря. Опасно было и 1080-мильное отстояние Порт-Артура от Владивостока, мало было надежд на ожидавшуюся связь с Россией по железной дороге.
Но император не нашел нужным задуматься над полностью оправдавшимися в 1904 г. предостережениями адмирала. Не взволновала эта телеграмма и смотревшим в рот императору сановникам из Морского министерства. Не шелохнулись и "семь пудов августейшего мяса” — генерал-адмирал великий киязь Алексей Александрович. Никакого совещания для обсуждения телеграммы созвано не было.
Сам же Николай 11 упиваясь успехом, своей дипломатии, по-ребячески был доволен (так, наверное, позднее успеху Мюнхена радовался столь же недалекий Гитлер) тем, как ему удалось перехитрить и англичан и японцев. На полях доклада генерал-адмирала, извещавшего о приходе в Порт-Артур 4/16 декабря в 1 ч 40 мин дня отряда контр-адмирала Реунова, он от полноты чувств начертал: “Слава Богу. Я нахожу желательным, чтобы два наших крейсера были посланы в Талиепван, покуда англичане его не заняли. Прошу сообщить об этом Дубасову. По занятию этих двух портов я буду спокойно относиться к дальнейшим событиям на Востоке".
Дипломатия тем временем продолжала лгать. Посланник в Японии барон Розен 13 декабря 1897 г. телеграфировал из Токио в Нагасаки контр-адмиралу Дубасову: “японскому правительству сообщено было, что государь император признал необходимость повелеть, чтобы отряд нашей эскадры отправился для временной стоянки в Порт-Артур, на что последовало согласие китайского правительства. Заявление это принято к сведению в том же дружеском духе, в котором оно было сделано”.
Тем временем 10 декабря начальнику эскадры из ГМШ было послано предписание кораблям в Порт-Артуре остаться на зимовку, для чего следовало подготовить запасы угля, одежды, продовольствия. Все еще боясь, как бы иностранные державы не вытолкали русских из вероломно захваченного Порт-Артура, начальник ГМШ 14 декабря запрашивал адмирала Реунова: “Министр приказал сообщить истинные пеленги места “Нахимова”, положение и расстояние других судов от него”. Пеленги были сообщены. Надоедливые англичане тем временем не переставали воздействовать на психику русских: за шедшим из Нагасаки в Порт-Артур "Корейцем” в пути из Чифу увязались крейсеры “Иммортейлит” и "Ифигения”. Они входили в состав державшейся между Чифу и Чемульпо” эскадры адмирала Буллера (броненосец "Центурион”, крейсера “Эндаунтуд, “Нарциссус, “Феникс” и “Алжерин”). В одно время эти два крейсера-преследователи отдали якоря на внешнем рейде, но входить в гавань не стали. Китайцы, держали сигнал: “вход в портзапрещается”. И император не выдержал. На всеподданнейшей записке графа Муравьева от 20 декабря о необходимости усилить оборонительные средства России в Тихом океане”, он начертал: “Вполне согласен с Вашим мнением, нам необходимо возможно сильнее подкрепить эскадру Тихого океана”.
22 декабря начальнику эскадры Средиземного моря контр-адмиралу П.П. Андрееву (1843-) было предписано послать в Тихий океан броненосцы “Наварин” и “Сисой Великий”. Идти им следовало соединенно, ие задерживаясь в портах. В Порт-Артуре” тем временем лихорадочно собирали запасы для зимовки.
Пришла очередь вступить в дело и “Всаднику”.
“Старая гвардия” тихоокеанской эскадры
3 января 1898 г. начальник ГМШ вице-адмирал Ф.К. Авелан телеграфировал командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Г.П. Чухнину: Министр приказал крейсеру “Всадник” начать компанию; в командование крейсером вступить капитану 2 ранга Василию Бойсману; крейсер одновременно с выходом парохода “Воронеж” послать в Нагасаки в распоряжение адмирала Дубасова. Пароход шел для приема в Японии (из складов постоянно выручавшего эскадру купца А.С. Гинсбурга) запаса угля для кораблей в Порт-Артуре. "Всадник” его конвоировал и отведенная ему особая роль при эскадре подчеркивалась зачислением корабля в ее состав. На крейсере была отправлена в Нагасаки в адрес адмирала Дубасова телеграмма Управляющего морским министерством от 9 января. В ней предписывалось избегать каких-либо подозрений в активной деятельности в Корее и употреблять все усилия к поддержанию с Японией самых дружественных отношений. Англия будто бы заняла выжидательную позицию, а отношение с Германией (только что откровенно захватившей у Китая Киао-Чау. — P.M.) "должны были признать вполне дружественными; в планах Крайнего Востока, мы будем идти с Германией в полном согласии”. Поэтому с офицерами германского флота следовало поддерживать “наилучшие отношения" и в случае надобности оказывать друг другу взаимные услуги. Адмиралу внушали, что “неприятельских действий” со стороны Японии или Англии не предвидится, "тем более, что обоим правительствам сообщено, что мы не заняли Порт-Артур, а лишь временно пользуемся им с согласия китайского правительства”.
Какой ценой покупались это согласие и дружеская благосклонность властей в Порт-Артуре, адмиралу ие сообщили, но зато дали прочувствовать меру заботы о новоприобретенном порте и сразу же начавшей в нем бедствовать эскадре.
Из петербургского далеко "его превосходительство Павел Петрович”, уже давно являвший себя губительным для флота экономом, сумел "подкорректировать” потребности эскадры. Постройкудвух сараевдля угля на уступленной еще владевшими портом китайцами, адмирал великодушно разрешал, а вопрос о заказе китайских джонок для погрузки угля урезал с восьми до четырех штук. “Преждевременным он нашел и просьбу о посылке "буксирного пароходика”. Сначала надо было определиться со стоимостью и выбором продавца. Эскадре же предлагалось “обойтись судовыми средствами”.
21 января "Всадник” и “Воронеж" пришли в Нагасаки, 23 января начальник эскадры с “Рюриком" и “Памятью Азова” ушел в Нагасаки. “Воронеж" ушел за углем в Иокогаму. “Всадник” для секретности и на страх японцам оставили в Нагасаки, приказав выйти в Порт- Артур через неделю. Со смешанным чувством надежд и разочарования (скептический взгляд Ф.В. Дубасова на полезность Порт-Артура, мог быть, наверное известен на эскадре) всматривались люди на “Всаднике", в выраставшие из моря и все более и более поражавшие своей неприветливостью крутые берега новой базы, только что по воле императора во славу России приобретенной для флота.
Под их каменистыми кручами, схожими с побережьем русской Екатерининской гавани и других берегов Мурмаиа, ютились на внешнем рейде корабли немногочисленной тогда эскадры. Войти на мелководные рейды большие крейсера не рисковали: их осадка была значительно больше, чем у еще недавно стоявших в Восточном бассейне китайских броненосцев. На диво удобным оказались створы, ведущие с моря в гавань. Его знаки "располагались на вершине и у подножья Перепелиной горы в глубине входного пролива, ведущего в гавань, были разнесены по высоте настолько, что не заслоняли один другого. Черноморцам на эскадре они должны напоминать главные входные створы инкерманских знаков.
Как говорилось в описании, составленном мичманом Симанским, глубина входного пролива в малую воду составляла три и три четверти сажени, высота прилива, как свидетельствовала китайская портовая служба составляла 9 футов. “Внутренний рейд, — говорилось в описании, — чрезвычайно тесен и неудобен, становиться на якорь нельзя иначе как фертоипгом. Самое широкое место рейда имеет не более двух кабельтов в ширину”. Западный бассейн был немного шире, но участок с достаточными глубинами для больших кораблей невелик. Остальная его часть представляла собой мелководную бухту с длинным углубленным руслом по середине. Китайские власти собирались его углублять до 24 фут, для чего были приведены несколько землечерпательных машин (которые японцы, оставляя порт, увели).
Гавань длиной около 2 кб (шириной около 1,5 кб. и глубиной 30 фут в момент осмотра, составлявшегося, видимо, в 1895 г.) имела добротную гранитную набережную. Гранитом был обложен и сухой док в северо-восточном углу бассейна. Его длина составляла 410 фут, ширина 72 фута, глубина 25 фут.
Одной из главных забот новых хозяев стало уже начатое было китайцами удлинение дока и расширение его входа для ввода крейсеров класса “Россия" и броненосцев. Эти работы, как доносил начальник эскадры 8 мая 1892 г. могут по расчетам стоить 350 тыс. руб. и 9-месячного вывода дока из действия. По этому адмирал, забыв о факторе времени (власть могла, как оно и вышло, охладеть к проблеме), полагал, что “может быть, благоразумнее предупредить о переделке не ранее будущего года, когда будет готов проектированный док самого большого размера при коммерческом порте Талиенван.
Удручающую картину полного разорения и разграбления являли представившиеся “Всаднику” портовые сооружения. Японцы вывезли все, что могли, включая орудия всех фортов и батарей. Увели и все пять дноуглубительных снарядов. Ясно было, что на ремонт и исправления дефектов для эскадры рассчитывать скоро не придется и, значит “Всаднику” может предстоять столь же затяжной неторопливый ремонт, в котором уже второй год пребывал во Владивостоке “Гайдамак”. Пока же давно ожидавшийся эскадрой в качестве курьера и посыльного судна “Всадник” “встал на линию” сообщения Таньцзинь (морские ворота Пекина на Ялу) — Порт-Артур. Именно он, курсируя почти непрерывно, доставлял важных чиновников МИД и все те еще более важные депеши, в которых оговаривались и уточнялись детали переговоров русской дипломатии в Пекине с китайским правительством о судьбе Порт-Артура, Талиенвана и затем и о “пристегнутой” к этому району позиции у Кинчжоу.
Так обратным рейсом в Порт-Артур 13 марта 1898 г. на "Всаднике” прибыл из Тянцзииа тамошний директор русско-китайского банка Дреземейер. По поручению министерства финансов он руководил "денежными операциями”, по обеспечении занятия Порт-Артура. Затем из Чифу в Порт-Артур требовалось доставить барона Макбейфеля. Он был командирован в помощь Дрейземейеру и должен был от поверенного в делах в Пекине надворного советника Павлова доставить секретный пакет для начальника эскадры.
В конце концов командующий китайским гарнизоном генерал Сум обязался к 16 марта полностью вывести свои войска из Порт-Артура и Талиенвана, оставив под присмотром русских то имущество, которое они не успеют увезти. День 16 марта был определен "Высочайшим повелением” и адмирал Дубасов. как ретивый верноподданный писал поверенному в Пекине, что это повеление, если встретит сопротивление, то ом будет действовать “вооруженной силой". На этот случай была разработана обстоятельная диспозиция войск, кораблей, корабельного десанта и его артиллерии. Прибытие "Сисоя” и “Наварина”, вышедших из Гонконга 12 марта и ожидавшихся не ранее 17 марта, решено было не ждать.
14-го прибыли “Донской” и “Россия”, 15-го адмирал собирался для занятия Талиенвана послать контр- адмирала Реунова с “Донским”, “Корейцем” и "Всадником”. К эскадре был вызван "Рюрик”. В э го время “Всаднику” было назначено место по диспозиции в Артуре около дока, для его охраны во время церемонии фактического перехода Порт-Артура во владения Россией на 25-летний арендный срок. “Забияка” стоял в центре Восточного бассейна и имел задачу охранять порт, бассейн и все их окрестности. Лодка "Отважный” стояла в центре рейда к востоку от оконечности Тигрового полуострова. Лодка “Гремящий” заняла проход, ведущий в порт со стороны внешнего рейда. На этом рейде, по входному створу (NO-SW 871/2°). Третьим кораблем за “Отважным” и “Гремящим” расположился “Адмирал Корнилов”. Между ним и скалой Лютин Рок в строю пеленга с запада к востоку стояли флагманский крейсер “Память Азова”, “Россия” и “Рюрик”.
Выстроив фронт против батареи Золотой горы и отступя от 30-футовой линии глубин, они занимали положение, близкое к тому, на котором 27 января 1904 г. на линии бочек “Б” находились крейсер “Боярин”, броненосцы “Петропавловск”, "Полтава” и “Севастополь”. В равном промежутке между "Рюриком” и скалой, но в двое ближе до берега стоял прибывший с последним эшелоном войск пароход “Саратов”.
В 8 час. утра одновременно с подъемом флагов на кораблях, служивший на "России” в чине мичмана великий князь Кирилл Владимирович на сигнальной мачте с Золотой горы поднял Андреевский флаг. Одновременно рядом был поднят китайский флаг. Корабли произвели салют21 выстрел. В распространенной по городу прокламации генерала Суна жителям оккупированной Россией территории объявлялось, что все на ней происходит по желанию китайского императора, что пугаться уходу китайских войск жителям не надо, их интересы и права будет по-прежнему защищать и что уступаемые России территории станут открытыми торговыми портами и “будут процветать с каждым днем”.
Подъем русского флага в Порт-Артуре мало в чем изменил хронически бедственное положение основательно разоренной японцами повой базы. Мучительно и непростительно медленно совершалось ее восстановление. В министерстве же, и до того мало обращавшем внимание на обеспечение базирования и ремонта флота, потребностям Порт-Артура относились с поразительным равнодушием. Положение эскадры вовлеченной в "высокую политику" и обязанной иметь беспрестанный надзор за движением и сосредоточением флотов Японии и Англии, особенно усугубилось запретом пользования для ремонта кораблей портами Японии. Только два крейсера было разрешено на две недели послать в ее доки.
Все еще боясь покинуть незащищенную базу, эскадра осталась в ней на зиму, а для ремонта большие корабли поочередно посылали во Владивосток. Малые корабли, как умели ремонтировали в Порт-Артуре, где и “Всаднику” пришлось в полной мере прочувствовать нехватку материалов и ремонтных средств. Отказывали адмиралу и в требованиях об усилении эскадры. Присланные в сентябре 1898 г. (после долгих настояний Ф.В. Дубасова) из Владивостока четыре миноносца типа “Сокол” включить в состав эскадры не разрешили. Их было приказано приписать к порту и держать в 24-часовой готовности. "Экономия” все более откровенно душила флот, отказывали адмиралу и в присылке из Средиземного моря, насущно необходимого эскадре самого совершенного из минных крейсеров-“Абрека”. Не получил адмирал пи специального посыльного судна ("Всадник” уже изнемогал от миожественных поручении, ни описного парохода для огромной работы по навигационному освоению нового театра. Смилостивившись, разрешили только продлить кончавшийся зимой 1898 г. срок прикомандирования к эскадре “Всадника” и канонерских лодок “Бобр” и “Кореец”.
Почти катастрофическим на грани крайней нищеты было состояние ремонтной базы флота. К сказанному ранее об этом в книге автора "Рюрик” был первым” (Л., 1989, с. 131–132) надо добавить, что начальник эскадры, с полной откровенностью рисовал картину грядущего развала флота, и крушения всей дальневосточной политики. В письме еще от 12 февраля 1898 г., он писал поверенному в Сеуле, что две недели пребывания в Порт-Артуре приводили ко все большему убеждению о том, “до какой степени ошибочен, сделанный нами в этом направлении шаг и как пагубно он может отразиться на целесообразном и правильном решении корейского вопроса”. Понятно, как при этом новый начальник эскадры вице-адмирал Я.А. Гильтебрандт должен был обеспокоиться состоянием той материально-ремонтпой базы, которую ему представили. Подняв 1 августа на “Рюрике” свой флаг, он приступил к знакомству с этими базами. Картиной предательской деятельности адмирала В.П. Верховского начальник эскадры был подавлен несказанно.
В Порт-Артуре. Начало 1900-х гг.
В выпущенном в 1918 г. вводном томе Морского генерального штаба об истории войны на море о первых впечатлениях нового начальника эскадры, о доставшемся ему наследии говорилось: “По осмотре Владивостока, поразившего его бедностью средств, адмирал отправился 4 августа в Порт-Артур, где и пробыл до 14 августа; последний порт оказался еще хуже Владивостока и произвел на адмирала по его словам "весьма грустное впечатление”."Почти полтора года прошло со времени передачи порта в наши руки, — писал адмирал в очередном строевом рапорте, — и с тех пор, не считая исправления и сборки поломанных станков, ничего не сделано для восстановления мастерских в том виде, в каком они находились до японского разграбления”.
Позволив России без особых хлопот захватить Порт-Артур и резонно ожидая, что компенсацией за это непротивление будет отказ России от своего влияния на Корею и всех интересов в этой стране, Япония решительно воспротивилась попыткам русских утвердиться в Мозампо. Ее агенты искусно расстраивали все комбинации русских чиновников. Делу не могла помочь командированная для совершения почти готовой сделки канонерская лодка “Кореец”. Японцы свою позицию подкрепили присылкой отряда кораблей под командованием адмирала Хидака. В результате был расстроен вариант приобретения участка земли у ранее его купившего японского владельца. Поправить дело пытался адмирал Гильтебрандт, который 16 августа 1899 г, прибыл в Фузаи на крейсере “Рюрик”.
Но уже 17 августа он должен был спешно уйти в Нагасаки для приемки угля. Оказалось, что по сообщению посланника в Китае отношения с Англией (после высадки десанта на территории русской концессии в Ханькоу) стали крайне натянутыми и "можно ожидать всего”. Вследствие этого адмирал разослал телеграммы всем кораблям о немедленном сборе всей эскадры в Порт-Артуре. Тревога оказалась ложной и для завершения все еще продолжавшихся переговоров адмирал прислал крейсер "Владимир Мономах”. Но и его командир капитан 1 ранга Ухтомский ничего добиться не смог.
Силами своих подданных Япония сумела скупить все участки на берегу, включая даже тот, который обнажался только после отлива. Тем самым был заблокирован даже тот участок, который еще адмиралу Дубасову удалось приобрести, но в значительно меньшем размере, чем при начале переговоров. Позднее японцам удалось сорвать приобретение участка в Фузане. В этом порту произошло избиение команды шедшего в Порт- Артур крейсера “Гайдамак”. Но намерение адмирала Гильтебрандта потребовать за это достойного возмещения от японцев (был избит и лейтенант Колюбакин), в Петербурге поддержано ие было.
Отклонили и его предложение приобрести остров Каргода близ Мозампо (что могло бы возместить все интересы в Корее “хоть до нашей границы”): Из ГМШ 9 октября предписывали держатся выжидательного образа действия “без стремления к территориальным приобретениям”. Продолжавшиеся попытки приобрести участок в Мозампо провалились, но породили в Японии намерения захватить этот порт. Русской эскадре, рассчитывавшей посетить его для учений, пришлось из Владивостока пройти прямо в Порт-Артур.
В итоге последующих запутанных интриг России 22 мая 1900 г. удалось приобрести концессию на западном берегу бухты близ Мозампо. Было даже получено согласие купца А.М. Гинсбурга устроить здесь склад на 10000 т угля и пристань, но все это начинание было брошено. Участие России в подавлении боксерского восстания в Китае и последующая оккупация Манчжурии заставили оставить и эту территорию, чтобы не вызывать осложнений в отношениях с Японией. В руках японцев остался Мозампо, который маркиз Ито назвал “Гибралтаром Корейского пролива”.
Многие тайны политики тех дней могут открыть документы о плавании в качестве посыльного судна минного крейсера “Гайдамак”, о посылке к острову Дажелет кораблей в обеспечении концессии Н.Г. Матюнина — была и такая акция, о нападении японцев в Фузане на команду “Гайдамака” и другие с ним соседствующие. Они могли бы составить приложение к настоящей книге, но слишком бы ее перегрузили подробностями, имеющие для истории второстепенное значение. Поэтому изучение этих документов предоставим тем читателям, которые вознамерятся систематизировать и подвергнуть анализу всю деятельность эскадры того времени. Занятые исключительно посыльной службой "Всадник” и “Гайдамак” вернуться к своему боевому назначению смогли только в 1900 г., когда адмирал Гильтебрандт, отложив на время колонизаторско-дипломатическую деятельность, провел первые действительно большие маневры флота с участием сухопутных войск.
Предполагалось, что флот неприятеля господствует в море (русская эскадра в Порт-Артуре отсутствует) и имеет задачу преодолеть сопротивление сил обороны и, высадить десант в 25 верстах от крепости. Наступающий флот (им руководил начальник эскадры) состоял из броненосцев “Сисой Великий” (флаг младшего флагмана), “Наварим” и “Петропавловск”, крейсеров “Россия” (флаг начальника эскадры), “Рюрик", "Владимир Мономах”, "Дмитрий Донской”, канонерских лодок "Кореец”, "Бобр”, “Сивуч” и минных крейсеров "Всадник” и “Гайдамак”. Оборонявшимся отрядом командовал старший помощник командира порта капитан 1 ранга Бойсман, непосредственно подчиненный начальнику сухопутной обороны генерал-майору Стесселю. В отряд входили крейсер “Разбойник”, кан- лодка “Отважный”, миноносцы № 204,207 и 208. пароход “Силач”.
В ходе трех дней маневров "Всадник” и “Гайдамак приобрели полезный опыт, проявили себя нужными кораблями и опровергли не вполне справедливый приговор, который им сгоряча в своем очерке положения на Крайнем Востоке вынес адмирал Дубасов. Было ясно, что при усилении вооружения "Всадник” и “Гайдамак" даже, оставаясь при своей 20 уз (а фактически из-за износа котлов, горазда меньшей) контрактной скорости могут хорошо справляться со своими обязанностями. После совещания командиров, устроенного младшим флагманом, минным крейсерам была назначена ближайшая линия блокады. Вместе с канонерскими лодками они должны были держаться ночыо без огней не ближе 5 миль от батарей. Днем минные крейсера не приближались к батареям ближе 15 каб. и крейсировали: “Гайдамак” — от бухты'Гахэ до пеленга NW на порт- артурский маяк, “Всадник” от этого пеленга к западу до берега. С рассветом минные крейсера отходили к броненосцам и держались возле них.
Корабли были снабжены выработанной флагманским минным офицером системой “опознавательных сигналов” и способов указания числа и рода — прорывавшихся кораблей. В пакетах излагался общий план действий, который имел целью указать каждому командиру возможность, “отнестись к выполнению возложенной на него задачи вполне сознательно” и при необходимости проявить личную инициативу, принимать решения на пользу дела. Ничего похоже перед цусимским боем командующий эскадрой, как известно не сделал.
За неимением в составе эскадры предполагавшихся по плану маневров 20–30 транспортов, вместо четырех полков пехоты, конницы и батарей состав десанта ограничили двумя батальонами 11-го Восточио-Сибирского полка, взводом конницы и взводом саперов. Их разместили на четырех больших крейсерах и броненосце “Наварин”. Всего было принято 21 офицер. 1192 нижних чина и 43 лошади. Лошади (на место большой части десанта) достались крейсеру “Дмитрий Донской”. Их погрузка вместе с конюхами заняла (по отсутствии опыта) 1,5 часа.
При съемке с якоря в Талиеиване в 7 час. вечера 17 апреля “Всадник” и “Гайдамак”, как и линейные корабли, следовали в правой кильватерной колонне за броненосцами “Сисой Великий” (флаг младшего флагмана), “Петропавловск” и канлодкой "Бобр”. В левой колонне шли “Россия” (флаг начальника эскадры), “Рюрик”, “Наварин”, “Владимир Мономах”, “Дмитрий Донской” и “Кореец”. Выйдя в море, корабли закрыли все огни, оставив лишь кормовые с угловым освещением. Вблизи острова Сан-Шян-Тае (2,5 мили) блокирующий отряд повернул к Порт-Артуру. Отряд десантной экспедиции не сделав ночыо ни одного светового сигнала, приблизился к месту высадки, где встав на якоря, открыл огонь по берегу.
Первый эшелон высадки составил морской батальон (291 чел.). Командовал высадкой старший офицер "Дмитрия Донского” капитан 2 ранга Б.Н. Мартынов.
После полуночи 15 апреля "Гайдамак” сумел обнаружить два миноносца “противника”. Незамедлительно, по условиям маневров, осветив их двумя ракетами, а затем и боевым прожектором, минный крейсер в течение 20 минут держал их под огнем, что должно было обеспечить их уничтожение. В то же время “Всадник” опознал миноносец № 208 и также гарантированно подверг его условному уничтожению артиллерийским огнем и в 1 час. ночи, осветив пытавшийся прорваться один из миноносцев, накрыл его своим огнем, а в три часа ночи открыл и осветил ракетами миноносцы № 207 и № 208. По ним был открыт огонь, а миноносец № 207, не желавший поворачивать под берег, “Всадник” сумел догнать и, очевидно, должен был уничтожить.
К вечеру “Всадник” доложил на “Сисой Великий”о приготовившихся для прорыва блокады миноносцах № 207, а затем № 204 и № 208. Обстреляв их с расстояния 5–6 кб. он заставил “противника” повернуть обратно. Но на “Гайдамаке не успели вовремя сделать опознавательный сигнал для “Сисоя Великого” и крейсер. попав в луч крепостного прожектора, был принят за миноносец противника. Огнем броненосца корабль мог быть поврежден. Проблема мгновенного опознания "свой чужой" оставалась, как видно, нерешенной.
В донесении о результатах маневров адмирал Гильтебрандт отмечал удачный опыт проверки ряда принятых на эскадре нововведений и выработанных па ней правил. Вполне безопасно и весьма удобно для ночного плавания без огней оказалось применение кормовых огней сугловым освещением, что позволяло делать повороты без специальных сигналов о повороте. Выяснилось, что вместо ламп силой 25 свечей достаточны лампы в 5 свечей. Такие же лампы, примененные для ослабленных отличительных огней, позволяли кораблям маневрировать, не будучи замеченными с берега.
Скрытность и значительное увеличение скорости переговоров обеспечили принятые на эскадре (приказ начальника эскадры № 219 от 21 декабря 1899 г.) фонари с откидной дверцей для сигналопроизводства на азбуке Морзе и шифровкой по Криптографу. Любопытно, что при медленности прогресса в конструктивных решениях морской практики откидные дверцы оставались еще самым совершенным устройством. Им на смену в 1901 г. начали применять заимствованные в США (опыт крейсера “Варяг”) быстродействующие ширмы.
Тольков 1918 г., то есть спустя 14 лет после войны с Японией, были обнародованы восемь главнейших выводов адмирала Гильтебрандта, из которых два (№ 5 и 6) в полной мере могли бы, не будь они забыты эскадрой, предотвратить атаку японских миноносцев 27 января 1904 г. Вывод пятый гласил: “минные крейсера или подобные им мелкие суда при блокаде в ночное время могут оказать неоценимые услуги, крейсируя без огней в 1–2 милях от блокируемого порта. В данном случае двух минных крейсеров было достаточно, чтобы не подпустить к линии блокирующих судов ни одного миноносца незамеченным”. Очевидно, таким же образом можно было не подпустить к русской эскадре те японские миноносцы, которые в ночь на 27 января 1904 г. успехом своей атаки по существу предрешили результаты обороны Порт-Артура.
Вывод шестой, указывая главнейший способ различия между своими и вражескими кораблями при охране эскадры на якоре, гласил: "минные крейсера, оставляющие под берегом блокирующего порта дозорную цепь блокирующей эскадры, отнюдь ие должны приближаться к этой последней не застопорив заблаговременно машину, показав огни делая какие-нибудь резко видимые опознавательные сигналы, так как они рискуют быть расстрелянным своими же кораблями".
И эту рекомендацию на эскадре адмирала Старка сумели забыть.
В бирюзовых волнах Чжилийского залива
Всякий, кто решится углубиться в изучение истории, рано или поздно останавливается перед одним удручающим открытием. И состоит оно в том, что все исследования, написанные десятилетия спустя после излагаемых событий, кажутся логичными и последовательными, хотя для участников этих событий не казались ни логичными, ни последовательными. Великий классик сказал верно: "мы ленивы и не любопытны”. А потому мало кто из современников тех дней мог подняться до осмысления уроков и значения всего того, чего ему приходилось быть участником и свидетелем. “Вероломная канцелярская система”, пуще всего петерпевшая “беспокойства” и "беспокойных людей”, не была заинтересована на извлечении уроков из истории. Все они, может быть хорошо видимые по следам происшедшего, скоро забывались. Менялись люди, менялась обстановка и уже некому было вспомнить недавние уроки.
Потому как об этом через пять лет напомнила война, оказались забыты и уроки маневров 1900 г. Никто их не вспоминал и не анализировал. Все они, как и нередкие инициативы офицеров и инженеров, оказывались погребены в архивах и хранились в ожидании тех дней, когда историк, удивляясь бестолковости предков, начнет складывать мозаику всех фактов и связанных с ними уроков, вникнуть в которые не могли удосужиться современники.
Преисполненная невыразимого самодовольства, бюрократия тех лет (как это делается и сегодня), брезгливо отбрасывала в сторону все доводы разума и всю мудрость авторитетов науки. Г лазом не моргнув и ухом ие поведя, она продолжали вести Россию к мировому позору и национальной катастрофе. Не могло принести пользу флоту и участие его в подавлении вспыхнувшего в Китае знаменитого, но и доныне остающегося малоисследованным, так называемого “боксерского” восстания. Начатое в 1899 г. тайным обществом Ихецюань ("Кулак во имя справедливости и согласия”), оно имело целью остановить все более нарастающее разграбление Китая промышленниками и финансистами стран Европы, США и Японии. Россия, сделав приобретение Ляодунского полуострова и начав сооружение КВЖД, также несла свою долю вины за это восстание.
Под предлогом защиты своих дипломатических представительств в Пекине страны-эксплуататоры Китая предприняли крестовый поход вглубь территории до Пекина. В итоге всех событий Китаю был навязан еще более закабалявший его “Заключительный протокол” 7 сентября (н.с.) 1901 г. Вместе с союзниками, бок-о-бок с недавними скрытыми недругами Англией и Японией Россия приняла участие и в сухопутной экспедиции, и в боях соединенного флота колонизаторов с китайскими фортами Таку на реке Пейхо.
16 мая “Всадник” и “Гайдамак" вместе с броненосцем “Сисой Великий”, крейсером “Дмитрий Донской” илодками “Гремящий” и "Кореец” прибыли вТаку с десантным отрядом, предназначенным для похода на Пекин. Неопределенность положения заставили большую часть эскадры сосредоточить в Порт-Артуре. Стремясь ие отстать от европейцев, командующий Е.И. Алексеев предписал начальнику эскадры на флагманском крейсере "Россия" вместе с лодкой “Сивуч” немедленно отправиться в Таку, чтобы сменить младшего флагмана контр-адмирала М.Г. Веселаго (1843–1929. Париж), принять участие в выработке последующих действий в составе союзных сил. Связь Таку с Порт- Артуром должны были поддерживать “Всадник” и “Гайдамак”, к ним позднее присоединились миноносцы № 203 и № 207. Они курсировали на линии связи (радио на кораблях еще не было) почти непрерывно.
Крейсеру "Рюрик" предписывалось оставаться во Владивостоке, а крейсеру “Владимир Мономах" (в Мозампо) быть в 12-часовой готовности на случай перевозки войск на Ляодунский полуостров. Канлодки "Гиляк” и “Манджур” также готовились для перевозки десанта. Император желал, как о том просили иностранцы довести русский десант до 4000 человек. Но англичане и тут опередили русских. Командование над всеми силами, несмотря на незначительность английского сухопутного отряда, не ожидая полномочий, взял на себя прибывший в Таку на броненосце "Центурион" вице-адмирал Е. Сеймур. Он возглавил силы, пытавшиеся пробиться к Пекину. И русским, чтобы не сориться с Европой пришлось это проглотить. Довольствоваться пришлось доставшейся адмиралу Гильтебрандту ролью старшего в союзной эскадре на рейде Таку.
30 мая на рейд Таку броненосцы “Петропав-. ловск”, “Наварин”, крейсер “Дмитрий Донской”, канлодки “Манджур”, "Гремящий” и “Бобр” доставили первый большой отряд (2000 человек) войск из состава 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, под командованием его командира полковника Анисимова. 3 июня крейсер "Адмирал Корнилов” доставил сводную роту полка (184 человека) и в тот же день очередной депешей, доставленной “Гайдамаком”, начальнику эскадры предписывалось, не ожидая ухудшения обстановки, соединенными силами европейских стран захватить не желавшие их пропускать по реке и деятельно укреплявшиеся форты Таку. С моря штурм прикрывали четыре миноносца и минный крейсер. Опасаться приходилось и китайских кораблей, которые, как и их войска, явно сочувствовали силам восставших.
Союзныйм отрядом из канонерских лодок-две английских, одна немецкая, (одна японская из-за неисправности машин к месту боя не подошла) и три русских (“Бобр”, “Кореец”, “Гиляк”) командовал капитан 1 ранга К.Р. Добровольский (1854-'?), бывший в 1898–1900 г. командиром “Бобра”. Замечательно, что и его боевой опыт и знание театра бюрократия затем сочла наиболее правильным применить в должности командира (в 1901–1904 гг.) допотопного броненосца постройки 1864 г, “Не тронь меня”. Ультиматум о сдаче китайским властям передал командир миноносца № 207 лейтенант И И. Бахметьев (1864-?) бывалый тихоокеанец, он в 1890–1891 гг. плавал на крейсере "Память Азова", в 1891 г. “Адмирал Нахимов”, в 1894–1897 гг. на минном крейсере "Всадник”. Но и ему в будушей войне с Японией подходящей должности не нашлось. Вместо ожидавшейся сдачи, форты после полуночи 4 июня открыли огонь по кораблям.
В ночном артиллерийском бою, где китайцы применяли передовой метод стрельбы по пристрелянным целям, “Гиляк” (свидетельство исторического журнала крейсера “Владимир Мономах") получил прямое попадание в артиллерийский погреб. Из-за полученной при взрыве пробоины в днище корабль сел на грунт, но продолжал бой. Серьезные повреждения получил и “Кореец", на котором был убит артиллерийский офицер лейтенант Е.Н. Бураков (1874–1900). Его именем затем был назван один из захваченных четырех китайских миноносцев. К утру все форты при поддержке кораблей были захвачены штурмовыми колоннами союзных войск, а оставшийся на рейде в бедствии китайский крейсер с согласия находившегося на нем адмирала был разоружен.
Последующие действия на суше со штурмом 30 июня укреплений Тянь-Цзиня и захватом 3 августа Пекина, выявили стремление императора Николая 11 обеспечить первенство России в сосредоточении наибольших по численности сил. Отсутствие в составе флота соответствующего числа транспортов императора не смущало. Когда же адмирал Гильтебрандт, сознавая несоразмерность свих возможностей с требованиями императора, согласился принять предложение японцев пополнить силы союзников доставкой двух дивизий, уже готовых к погрузке на суда в Хиросиме, император в крайнем неудовольствии приказал сместить начальника эскадры и заменить его с 1 июля 1900 г. другим черноморским вице-адмиралом Н.И. Скрыдловым.
Пока же руководство действующими на Печилийском театре военными и морскими силами было поручено вице-адмиралу Е.И. Алексееву. Подняв на броненосце “Петропавловск” флаг командующего флотом, он 16 июня 1900 г. прибыл на рейд Таку. Но и он, обнаружив стремление большее внимание уделять Манчжурии, где защиту требовала во многом уже разоренная боксерами КВЖД, вызвал замечание императора об опасности разбрасывания сил'на двух театрах. Воображая себя африканским колонизатором, он продолжал считать Печилийский театр главным и жаждал лавр покорителя Пекина. В меру сил продолжалась доставка подкреплений, из которых 30 июня при штурме укреплений Тянь-Цзиня особенно отличился Восточно-Сибирский стрелковый полк и две батареи Восточно-Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона. В штурме участвовали снятые с “Владимира Мономаха” по приказанию адмирала Алексеева два орудия.
10 июля адмирал Алексеев из взятого Тянь-Цзиня вернулся па “Петропавловск" и 12-го прибыл в Порт- Артур. 22 июля в захвате города Ипкоу силами частей 3-го и 7-го Восточно-Сибирских полков вместе с канлодками “Отважный”, “Гремящий” и миноносцем № 206 своим десантом участвовал и прибывший накануне со срочными приказаниями “Гайдамак”. Он же встал на охрану города, очищенного от китайских войск.
23 июля адмирал Алексеев, оставив “Петропавловск" в Порт-Артуре, прибыл в Инкоу на крейсере “Забияка”. 26-го он вернулся в Порт-Артур. Но уже 1 августа вышел на “Петропавловске" в Таку. Адмиралу было высочайше предписано сосредоточить на главном Печилийском театре “возможно большую часть наших войск”, командование ими возложить на генерала Линевича и осознать, что “неудача наших войск под Пекином составит тяжелое горе для всей русской армии, подорвет наш престиж на Дальнем Востоке перед лицом всего мира”. 26 июля в новом высочайшем повелении требовалось в особенности, чтобы адмирал Алексеев и генерал Линевич приняли "все меры дабы японские войска, продолжая совместные с нами дружные действия отказались от отдельного от нас похода к Пекину”.
Тогда же, несмотря па совсем, казалось бы, неподходящее время, адмирал Гильтебрандтв силу высочайшего повеления отбыл в Россию. Эскадру он 28 июля, впредь до приезда вице-адмирала Скрыдлова сдал контр-адмиралу Веселаго. Вместо него в должности младшего флагмана и коменданта крепости Таку с разрешения Управляющего морским министерством был назначен командир крейсера “Россия" капитан 1 ранга А.М. Доможиров (1850–1903).
Все желания императора осуществились. Русские войска сыграли главную роль в штурме Пекина 1 августа. Штурм был необходим, так как китайцы в городе, как они это делали по всему Китаю, громили иностранные представительства. Русские овладели главными воротами крепости, чем позволили японцам захватить другие ворота. Американцы вошли в город под прикрытием русской артиллерии, англичане вообще обошлись без штурма, промаршировав по пустым улицам до английской миссии. Русским губернатором в Пекине был назначен командир 2-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковник Модль.
3 августа после штурма русско-французским отрядом католического Бейтанского монастыря в Императорском квартале, Пекин полностью перешел под контроль союзных войск. В итоге за 75 дней осады все союзные десанты, охранявшие посольства потеряли 244 человека из 737. В осаждавшихся посольствах было освобождено 1009 человек из персонала и охраны, а также спасавшихся от резни боксеров 2300 китайцев- христнан. Еще 1700 крещенных китайцев были освобождены в Бейтанском монастыре.
В дни, когда союзные силы освобождали от боксеров Таку и другие города и укрепления, корабли международной эскадры держались на краю мелководного рейда Таку. Из русских кораблей постоянно присутствовали “Россия”, “Дмитрий Донской”, “Владимир Мономах”, “Сисой Великий”. Эпизодически появлялись “Петропавловск” и “Рюрик”. Он пришел из Владивостока, охраняя пароход “Орел” с очередным полком пехоты. Всего на рейде насчитывалось до 28 кораблей союзников.
Связь города, сиявшего множеством огней, с внешним миром к 30 июня поддерживали “Всадник”, “Гайдамак”, “Забияка”, “Силач”. Яркие, по-китайски расцвеченные сцены быта международной эскадры на рейде Таку, как и последующие события китайской эпопеи 1900 года, предстают в обстоятельнейшей (634 страницы) книге Дмитрия Янчевецкого (старший брат известного в дальнейшем советского исторического писателя, знакомого нам под псевдонимом Ян). “У степ недвижного Китая” (С-Пб-Порт-Артур, 1903, третье издание). По выбору Е.И. Алексеева ои в качестве корреспондента порт-артурской газеты “Новый Край” прошел дорогой славы и побед героев пекинского похода генералов Линевича, Василевского, Субботича. Стесселя и других. Свой путь он начал вслед за уходом 16 мая русской эскадры (флаг контр-адмирала М.Г. Веселаго (1843–1929, Париж) в составе броненосца “Сисой Великий”, крейсера "Дмитрий Донской", канлодок “Кореец”и “Гремящий”, минных крейсеров "Всадник” и “Гайдамак”.
С кораблей для охраны посольства в Пекине был отправлен десант в составе 72 матросов под командованием лейтенанта Ф.В. барона Радена (1863-?) и мичмана К.И. фон Дена (1877-?). Отличившиеся при обороне посольства, они проявили себя в дальнейшем, первый — командуя владивостокскими миноносцами в 1904–1905 гг., второй командуя в 1916–1917 гг. крейсером “Варяг”. Свой путь в Таку корреспондент начал 22 мая на минном крейсере “Гайдамак”. Миновав Золотую гору, корабль уходил из-под красных слоистых скал побережья, выдавленных вулканической деятельностью. За кормой остался “пустынный, зазубренный, с желтыми скалами, едва окрашенный чахлой травкой тигровый хвост — последний уголок России на азиатском материке”.
Чжилийский залив (европейцы его перекрестили в Печилийский) встретил корабль своими бирюзовыми все более мутневшими от ила трех великих рек водами. Командиром корабля был тогда (в 1899–1901 гг.) капитан 2 ранга А.Я. Соболев (1858-?). За долгую службу в Приморье он от и.д. старшего офицера лодки “ Манджур” в 1891–1892 г. прошел трудный цензовый путь до старшего офицера на “Сивуче” 1892–1893 г.), на “Корейце" (1896–1897 г.), командира транспорта “Ермак” (1897–1905 г.), а из портовых судов во Владивостоке, ледокола “Надежный”. Командовал он “Гайдамаком” в 1899–1901 гг… чтобы в 1901 г., согласно очереди получить в командование более крупный корабль-"Кореец”. Энтузиастом минного флота, он стать не успел и задачи такой цензовая система перед ним не ставила. Старшим офицером при нем состоял (в 1900 г.) лейтенант князь С.П. Кропоткин (1864-?). “Остроумный и интересный собеседник, философски настроенный” и потому, видимо, зашифрованный под “князя Кр.”
Феерическая картина международного флота на рейде Таку, гордость за свою русскую эскадру, на равных с Европой и с верными друзьями французами, участвующую в исторической миссии покорения мятежного Китая. Высок был героический настрой русских офицеров (беседа на “Сисое Великом”, с грезившим о подвиге в канун своей гибели лейтенантом Бураковым), бесспорно выучка и совершенство русских кораблей, переговаривающихся со стоящими в реке канонерками, вспышками прожекторов в облака.
Мудрость, мощь, уверенность, вельможную припухлость губ и почти барклаевскую презрительную усмешку являл собой приведенный в книге портрет облаченного во все регалии — в эполетах, при треугольной шляпе и в орденах до пояса — хорошо упитанного возросшего до начальника русского отряда контр-адмирала М.Г. Веселаго. Баловень судьбы, прибывший на эскадру из Балтики только в 1898 г., ставший в 1900 г. временно командующим эскадрой Тихого океана и и.о. коменданта крепостиТаку, он перед самой войной переместился обратно па Балтику и тем избежал сомнительной славы быть причисленным к лику порт-артурских "пещерных адмиралов". Военные его дарования проявились, кажется, лишь однажды-в происшествии с крейсерам “Владимир Мономах”.
Это случилось 25 января 1901 г., когда крейсер, находясь на стоянке в Шанхай-Гуане с 16 января, был отрезан от берега сначала сильным ледоходом, а затем все усиливавшимся до 1,5 фут толщиной прибрежным ледовым покровом. Вынужденный отступить от берега уже на 15 миль, потеряв до 100 листов медной обшивки (на скулах от таранных ударов обнажилась часть болтов) и не имея возможности доложить обстановку, командир принял решение без приказа вернуться в Порт-Артур. За такое самовольное оставление поста младший флагман, явившийся на корабль объявил командиру о предстоящем ему выговоре в приказе. По счастью, прибывший тогда же Командующий морскими силами признал действия командира правильными.
Так в истории сложился прецедент, который будь о нем известно флоту, мог бы помочь такое же правильное решение принять в 1904 г. и командиру крейсера “Варяг”. Эпизод этот, однако, остался достоянием исторического журнала крейсера “Владимир Мономах” и корреспонденту Япчевецкому был, очевидно, неизвестен. Не обратил он внимания на постоянно появлявшиеся на рейде Таку пароходы с японскими войсками. Полноправный член союзнических сил, Япония старалась не отстать от России в наращивании своего военного присутствия в Китае. Впечатленный красотой, величием и мощыо многочисленного союзнического флота корреспондент с восторгом писал о том, какой э го был “веселый вооруженный лагерь с 10000 штыков, плавающий на воде и имевший целью смело уничтожить 400 миллионов китайцев”.
Такие же впечатления вызывал флот у адмирала Веселаго, обозревавшего ночной рейд с балкона “Сисоя Великого”. “Какая иллюминация! — говорил он корреспонденту. Какое оживление! Неправда ли, настоящий парижский бульвар ночью!”.
В этом великолепии блистательных, поражавших мощыо боевых кораблей можно было и не заметить каждый день появлявшиеся (запись в историческом журнале “Владимира Мономаха" от 3 июля) японские транспорты с войсками. Можно ли было вообразить, что эти привычно расположившиеся на рейде скромные малозаметные пароходы очень скоро изменят свой куре и толпящиеся на их палубах низкорослые солдаты также деловито осадят русский Порт-Артур, который они пять лет назад отвоевали у китайцев. Но никому не было дано заглянуть в будущее и никто на “Гайдамаке” и "Сисое Великом” не вглядывался в японские пароходы и японских солдат — грядущих могильщиков русского Порт- Артура и русской эскадры.
Не привлекали особого внимания и скромно державшийся среди международной эскадры японский крейсер “Касаги” и уже занявшая позицию в реке — неподалеку от “Корейца” японская канонерская лодка "Атаго”. История, то и дело менявшая расположение фигур в мировой политике, еще продолжала скрывать их новую готовившуюся комбинацию. Пока же, повинуясь воле начальства и силе обстоятельств, корабли послушно занимали предназначенные им места.
18 сентября для захвата покинутой китайскими войсками (в результате наступления русских войск) крепости Шанхай-Гуан крейсер "Рюрик” осветил берег прожектором и высадил десант под командованием старшего офицера крейсера “Рюрик” капитана 2 ранга И.В. Студницкого (1857–1929. Финляндия). Англичане, успев занять опустевшие форты, пытались не пустить в них русский отряд, за что адмирал Сеймур позднее принес извинение адмиралу Алексееву. Последний на крейсере “Адмирал Корнилов” прибыл в крепость 19 сентября, 23 сентября на крейсере вернулся в Порт-Артур, а 2 октября во исполнение высочайшего повеления отдал приказ о приведении войск Кваптунской области на мирное положение.
Довольный отличиями русских войск, император по-царски, прировняв действия против китайских партизан к переходу Суворова через Альпы, наградил командующего Алексеева украшенной бриллиантами золотой саблей с надписью “Таку, Тянь-Цзин, Пекин. 1900 год”. Флот же, вместе с временной потерей "Гиляка”, насовсем лишился миноносца № 207. В отряде капитана 1 ранга Бойсмана он вместе с "Корейцем” и миноносцами № 203, 206, и 210 был послан 18 апреля в Цинвандао. Потеряв ход из-за повреждения машины, он был протаранен шедшим за ним миноносцем № 204. Из-за большого волнения подвести пластырь и взять корабль на буксир не удалось. Людей сияли и миноносец затонул на глубине 32 м.
В боях корабли потеряли убитыми и умершими от рай двух офицеров и 48 матросов. Без потерь не обошелся и “Рюрик”, на долю которого досталась высадка десанта в Шапхай-Гуане и крейсерство в Формозском проливе для охраны войсковых транспортов от предполагавшихся нападений китайских крейсеров. "Всадник" и “Гайдамак" потерь не имели, но безостановочная напряженная посыльная служба сильно сказалось на их котлах и машинах. К исходу кампании они могли развивать едва 10-уз скорость. Вместе со всей эскадрой они настоятельно требовали серьезного ремонта.
На “Гайдамаке”
(Из книги Д. Янчевецкого “У стен недвижного Китая".
Издание П.А. Артемьева. С-Пб — Порт-Артур. 1903 г.)
22 Мая. Таку.
Хронометры, артиллеристы и моряки, как известно, отличаются одинаковой точностью и акуратностью. Поэтому, когда я с легким походным багажом был в 6 часов утра доставлен проворным перевозчиком — джинрикшей на набережную бассейна военных судов, минный крейсер “Гайдамак” уже снялся с якоря и выходил из гавани.
Я прыгнул в шампуньку — ялик, и китаец-шампуньщик, быстро и ловко ворочая одним веслом, укрепленным веревкой на корме шампуньки, повез на встречу выходящему крейсеру. Матросы спустили трап и уже на ходу судна приняли меня на борт. Я представился командиру капитану 2 ранга Соболеву и познакомился с офицерами.
Жаркое сверкающее утро. Синие воды еще не проснулись и чуть бороздились набегающими струйками сонного ветра. Но гавань уже очнулась. На пароходах под разными флагами уже стучали и визжали лебедки. Кричали матросы. Китайцы-мореходы на расписных крутобоких джонках-шаландах, с поднятыми кверху кормами и носами, с красными трепещущими флажками на мачтах, дружно поднимали рыжый промасленный парус и с каждым подъемом хором вскрикивали. С западной стороны бассейна, где находится пристань морского пароходства и вокзал строящейся Маньчжурской железной дорогии доносился лязг стукающихся вагонов и свистки первых вестников цивилизации в Маньчжурии — паровозов.
Прямо против узкого прохода в море над городом подымалась Яшмовая гора. Два белых остроконечных камня на горе, поставленные один выше другого, указывают судам створ, по которому они должны входить в гавань в узком проходе, между Тигровым хвостом и Золотой горой. Этим проходом мы выходим в море. Направо и налево торчат острые красные слоистые скалы выпертые со дна моря вулканическими потрясениями. Направо и налево батареи. У молчаливых, но грозно глазеющих орудий, под деревянными зонтиками, стоят часовые с обнаженными шашками и посматривают на проходящее судно.
Трехплечая или треххолмная Желто-золотая гора, китайская “Хуан-Цзинь-Шань", высоко уходя к небу, расставила над городом свои надежные каменные объятия. В течение многих веков разные народы хозяйничали на этой горе: китайцы, чжур-чжени, монголы, маньчжуры и японцы. Теперь ею командуют русские и ее утесы и скрытыя в них батареи являются верной защитой для разбросанного внизу юного русского города. Будем надеяться, что когда пробьет роковой час, Золотая гора в Порт-Артуре узнает участь не менее славную, но более счастливую, чем Малахов курган в Севастополе.
Мы вышли из прохода на рейд, где стояли два корабля: стройный двухтрубный “Адмирал Корнилов" и величественная великолепная "Россия”, красивая эмблема славы и силы своего государства. Ее четыре громадных трубы напомнили мне о тех четырех странах света, по которым необъятная и неудержимая Россия шире и могущественнее раздвинулась за одну тысячу лет своей истории, чем другие государства за несколько тысячелетий своей жизни.
Мы быстро идем в море, на юго-запад, в Таку. Кругом ясное небо. Теплый воздух. Чем ближе мы подходим к берегам Чжилийской провинции, тем более мутнеют бирюзовые волны Чжилийского залива, смешиваясь с илом, который веками выбрасывают реки великой китайской равнины — Желтая, Белая и Ляо.
В 11 часов утра в кают-компании подали завтрак. Старший офицер лейтенант, князь Кр.*, остроумный и интересный собеседник, философски настроенный, жаловался:
— Знаете ли вы, корреспондент, что такое служба на минном крейсере, на котором вы теперь идете? Знаете- ли вы, что наша служба на этом почтово-пассажирском пароходе самая трудная, беспокойная, ответственная и самая неблагодарная, чем на всех других судах эскадры? Мы не имеем ни дня, ни ночи спокойной, потому что каждую минуту нас могут послать из Артура в Таку и из Таку в Артур с почтой и пакетами чрезвычайной важности. Если нужно кого-нибудь или что-нибудь перевезти, посылают нас. Если боксеры уничтожать телеграф в Таку, что весьма вероятно, то наши крейсера будут главною связью между эскадрой, десантом и Артуром. От своевременной передачи нами экстренной депеши может зависеть участь целого отряда. Когда мы на ходу, мы не можем иметь никакого спокойствия: вы видите, как нас качает.
Точно в подтверждение слов лейтенанта, ''Гайдамак” стал усиленно раскачиваться на Печилийских волнах. Суп начал плескаться в тарелках.
— Когда-же мы стоим на этом суденышке в Таку, — продолжал старший офицер, — так это истинное мучение. Вода в Такусском рейде ничем не защищена от ветров и нас вечно болтает. Нельзя принять ни одного положения, допускаемого вашим телом, чтобы это было для вас удобно. Нельзя ни сидеть, ни лежать, ни спать, ни стоять. Вас подбрасывает во все стороны. Нельзя же в самом деле все время ходить балансируя по палубе, как акробат по канату. А между тем, как ни старайся, на нашей трудной, черной, неэффектной и неблагодарной службе нельзя заработать Георгия. Это не крепости брать, хотя каждый из нас сумеет это сделать нисколько не хуже, чем всякий другой офицер. И так мы будем болтаться и терзаться целое лето, пока не окончится вся эта китайская комедия.
— Но как бы эта комедия не превратилась в трагедию? — заметил я.
— Тем лучше. И тем больше шансов для нас встретиться с каким-нибудь неприятельским судном и пустить его на воздух, если, конечно, мы не взлетим раньше сами.
"Гайдамак" быстро шел на запад, делая по 15 миль в час. К вечеру ветер усилился. Бурые волны со свистом и завыванием бросались на судно, то нагоняли, то опережали его, то кидали из стороны в сторону и снопом брызг обливали его борта. Я лег в каюте, но от качки стал неистово вертеться и болтаться по койке, будто из меня сбивали сливки. Я взобрался снова на палубу и, делая без всякого желания веселые прыжки и поклоны, каждую минуту убеждался в справедливости слов лейтенанта.
— Неужели в этом заливе всегда так качает? — спросил я одного из офицеров.
— Нет, сегодня еще сравнительно тихая погода, — ответил он.
— Благодарю покорно!
В 6 часов вечера на алом горизонте заката стали вырисовываться суда международной эскадры и в 7 часов, среди иностранцев, ясно показались очертания родных судов — “Сисоя Великого" и “Дмитрия Донского".
“Гайдамак" повернул к адмиральскому кораблю “Сисой Великий".
Морская демонстрация! Какая редкая и странная, но красивая картина.
На протяжении 10 миль собралось 22 судна девяти держав. Ближайшие суда отчетливо чернели своими реями, флагами, орудиями, рубками, матросами. Далекие суда ускользали из вида. Наступила ночь, заблистали иллюминаторы и зажженные фонари точно звездочки повисли в воздухе. Доносился неясный шум команд, музыки. Паровые катера и барказы точно чайки носились между морскими исполинами, которые едва покачиваясь, лежали черными огромными китами на мутной беспокойной воде.
Вот английские гиганты: броненосец “Центурион" под флагом вице-адмирала Сеймура, крейсера "Орландо" и “Эндомион".
Там друзья-французы. Крейсер “Декарт", с мощными очертаниями, с странными низкими и широкими трубами, точно с двумя головами, и крейсер "Д.Энтрекасто", офицеры которого вероятно вспоминали бурный альянс и жаркие обятия своих русских товарищей в Порт- Артуре, во время их визита в наш порт, за три недели. На "Д.Энтрекасто” флаг контр-адмирала Куржоля. На трех судах были видны флаги, красивые по простоте и идее: синий андреевский крест на белом поле. Это были "Сисой Великий", "Дмитрий Донской” и "Всадник", который жестоко бился на зыби. На горизонте стояли “Гремящий" а в реке Пэйхо “Кореец".
Ни берегов, ни фортов Таку не было видно. Это грандиозное собрание судов международной эскадры качалось в открытом море. Это был веселый вооруженный лагерь, с 10000 штыков, плававший на воде и имевший своею целью смело угрожать 400 миллионам китайцев. К сожалению, к китайцам никак нельзя было подобраться поближе. Вследствие мелководья залива, большие суда должны держаться верстах в 20 от устья Пэйхо, именуемого Таку и защищенного фортами.
Совершенно стемнело, когда мы подошли к адмиральскому кораблю "Сисой Великий”. Спустили шлюпку, в которую забрался и я. Матросы дружно выгребали и через нисколько скачков по волнам мы были уже у трапа “Сисоя Великого", но пристать к нему не было никакой возможности. Шлюпка с “Гайдамака” ежеминутно взлетала кверху и падала. Миг… и один из нас уже был в воде, но так как каждый моряк чувствует себя в воде также удобно, как и в воздухе, то он даже не поморщился и подхваченный матросами взобрался на трап. Наступил мой черед… Железные руки матросов крепко ухватили меня за ноги, руки, плечи и голову и вместе с моими чемоданами я полетел на трап, где меня подхватили уже другие дюжие руки. Испытание кончилось. Мы на броненосном корабле, в покое, комфорте и в гостях у радушного адмирала Веселаго.
“Если завтра война”
Золотая пора надежд России на светлое будущее в "литературных мечтаниях” (1834 г.) А.Г. Белинского и в поэтическом образе “птицы-тройки” (1841 г.) Н.В. Гоголя, отобразилась в маринистике фантастической повестью “Крейсер "Русская Надежда” А.Е. Конкевича, в "Морских рассказах” и повести “Вокруг света па "Коршуне” (1895) К.М. Станюковича (1843–1903).
Об этих мечтаниях свидетельствовали заключительные слова официального труда отставного подполковника корпуса флотских штурманов С.Ф. Огородникова о развитии и деятельности морского министерства за сто лет его существования (1802–1902 гг.). В этом труде, вышедшем в С-Пб в 1902 г. говорилось, что достигнутые министерством "блестящие результаты” привели к тому, “что уже не порты замерзающего Финского залива, а порты беспредельного Восточного океана служат ныне опорным пунктом для нашего флота, численный и качественный состав которого может действительно служить гордостью России”.
Эту картину благополучия один из авторов в тогдашней прессе старательно расцветил сценами грядущих блистательных побед в Тихом океане. В первом номере газеты “Котлин” за 1904 г. в “Фантазии под новый год" говорилось следующее. "Я вижу море около этого пустынного острова, поднимается туман и я вижу японскую эскадру снимающуюся с якоря, я насчитываю шесть броненосцев, четыре броненосных крейсера, истребители…. А с Востока с тыла идет облако густого дыма…. Это идет русский флот, идут стальные гиганты. поднимая своими таранами горы свинцовых волн; на мачтах андреевские флаги и в гордом величии спасать честь и спокойствие России идет русская эскадра.
Ее движение стройно и свободно, ужас несут эти белые гиганты и все заволакивается дымкой выстрелов. Я вижу русского адмирала, спокойно отдающего приказания. Я шатаюсь от ужаса… Я вижу, как летят снаряды из русских пушек, и… ни английское искусство и материалы, ни азиатская храбрость не спасают назначенную к истреблению эскадру… Я вижу, как погружается носом от таранного удара “Цесаревича”, и идет ко дну “Миказа”, я вижу гордое лицо японского адмирала, ухватившегося за поручни и тонувшего со своим кораблем, а там в волнах борется англичанин и ничего, кроме ужаса и страха в его глазах не видно. Вот наши крейсера гонят перед собой японские, спасающиеся от погрома.
Свинцовое море окрашено багрянцем от взрывов и пожаров и только пространные, поднятые на облаках мачт и даже на трубах андреевские флаги гордо веют и своими голубыми крестами осеняют могилу скороспелой морской державы Дальнего Востока… С гигантских пароходов, высаживаются на другую сторону острова русские войска и как под русскими штыками бегут и тонут косоглазые маленькие солдаты.
Я вижу Иокогаму, этот красивый порт под огнем "России” и “Громобоя”, они обошли Японию с севера и громят этот город, а уже плывут те войска, знамена которых, видели и Париж, и Пекин, и Берлин и Царьград, увидит и Токио…
… Это были мечты, мечты того, что будет; что должно быть и в это я верю, верит каждый русский человек. Мы не хотим войны, но безнаказанно никто еще не поднимал руку на нашу матушку Русь…”
Нельзя не заметить, что “фантазия” 1904 г. была близка к умонастроению Николая 11. который, почти повторяя слова фантазии о “косоглазых маленьких солдатах” позволял себе в документах называть японцев “макаками”. А отсюда недалеко идо проявленного адмиралом Е.И. Алексеевым более чем сумасбродного намерения (после присоединения “Цесаревича” и “Баяна” (19 ноября 1903 г.) отправиться с флотом в Сасебо, чтобы устроить японцам "второй Синоп”.
Самомнение и самонадеянность русского командования были, как видно, недалеки от “фантазии г-на “В.Э.” в Котлине. Действительное же состояние эскадры накануне войны исчерпывающее отражалось в книге первой работы МГШ "Русско-японская война” (Действия флота, С-Пб, 1912 г.) и во многих подробностях представлена в книгах автора “Крейсер "Варяг" (Л.,1983), “Рюрик” был первым" (Л., 1989), “Цесаревич” (ч. 1, С-Пб, 2000).
О превосходстве японского флота говорили и результаты военно-морской игры, проведенной в Николаевской морской академии зимой 1902–1903 г. Игра проводилась при более благоприятном, ожидавшимся в 1905 г. качественном и количественном составе сил (в скобках фактическая численность к началу войны): 10(7) эскадренных броненосцев, 5(4) броненосных крейсеров, 7(5) крейсеров 1 ранга, 5(2) крейсеров 2 ранга, 7(7) канонерских лодок, 2(2) заградителя, 2(2) минных крейсера, 30(25) истребителей миноносцев. 22(10) миноносцев. На стороне Японии числилось 6(6) броненосцев, 6(8) броненосных крейсеров, 9 и 7 крейсеров 1 и 2 рангов, 10 канонерских лодок, 115 миноносцев (включая 15 31-уз и 4 27-уз истребителей).
Неутешительным, по мнению бывшего на играх руководителем русской стороны Л.Ф. Добровольского (1856-?), был и уровень боевой подготовки русской эскадры. Наш флот, — писал он, — вследствие недавнего пополнения его новыми судами из России, а главное содержании части его в вооруженном резерве представляет из себя не стройное целое, а собрание отдельных единиц не приученных ни маневрами, ни эволюциями к стройным искусным действиям”.
“Курс артиллерийской и минной стрельбы на некоторых судах еще не начинался, а на других еще незакончен. Стрельбы же целым фолом вообще еще не было…
“Командиры, офицеры и команды большинства миноносцев никогда раньше на них не плавали и потому рассчитывать на них пока нельзя”. Словом наш флот из- за опасной экономии еще не организован, необучен и с ним активные действия пока принимать рискованно”.
Прямо предостерегал Л.Ф, Добротворский и от опасности стоянок на открытом рейде Порт-Артура и Талиенвана: флот в течение нескольких минут может быт уничтожен "даже одними японскими миноносцами”.
В таком унылом существовании вооруженного резерва проходила с началом XX в. и служба "Всадника” и “Гайдамака”. Весь 1901 год, базируясь на Порт-Артур, они занимались крейсерством в квантунских шхерах для поиска хунхузов, а также несли брандвахтенную и карантинную службу в порту Дальнем, где велись большие работы и прибывало много рабочих-китайцев из Чифу. “Всадник” стоял здесь с лета до 10 июля, с 20 августа по 8 сентября. С 18 сентября до октября 1901 г., стоял “Гайдамак”. Их периодически сменяли, давая отдых в Порт-Артуре, канонерские лодки "Манджур”, “Сивуч”, “Бобр”, “Отважный”, “Гиляк”.
Событием становились все те же как-то установившиеся маневры. Но и в них “Всадник” и “Гайдамак”, так и не получившие соответствующей их рангу артиллерии и продолжавшие плавать с протекающими котлами, могли принять лишь ограниченное участие. Корабли нападающей эскадры играли, как прямо следовало из рапорта Е.И. Скрыдлова, роль японского флота. “Петропавловск” был “Шикишима”, “Севастополь” — “Асахи”, “Полтава” — “Хатсусе”, "Наварин” — "Фудзи”, “Россия” — “Асама”, “Г ромобой” — “Токива”, "Адмирал Нахимов”-"Адзума”, миноносец “Сом” играл роль “Идзума”, “Кит” — “Касаги”.
Но еще до начала маневров гипотетический японский флот понес существенные потери. Перед выходом нападающей эскадры из Владивостока здесь пришлось оставить (вместе с младшим флагманом Г.Г1. Чухниным) неготовые к плаванию крейсера “Россия” и “Громобой”. Неисправности обнаружили и на броненосце "Наварин” и крейсере “Адмирал Нахимов”. Они пришли в Порт-Артур только 14 октября к завершающим стадиям маневров. Так уменьшившаяся более чем вдвое нападающая эскадра, придя на рейд порта Гамильтон утром 10 октября весь день была занята привязкой противоминных сетей, после чего в 17 часов вышла в море. Предполагалось, что в ее составе могли быть быстроходные (до 14уз) пароходы, с десантом из 10–12 тысяч человек. Задача ее должна была считаться выполненной, если бы она смогла незамеченной пересечь линию Шантунскнй маяк — островов Клиффорд.
В обороняющейся эскадре, обязанной перехватить силы вторжения, роль броненосцев “Пересвет", “Петропавловск”, “Полтава” и “Севастополь" выполняли “Сисой Великий”, "Дмитрий Донской”, "Владимир Мономах” и "Гиляк”. В роли крейсеров 1 ранга "Г ромобой”, "Россия”, "Рюрик”, “Варяг” действовали "Кореец”, “Забияка”, “Дельфин”, “Скат”. Миноносец “Скат” выполнял роль крейсера-разведчика “Новика”, и только “Всадник” и "Гайдамак” сохраняли свое изначальное назначение минных крейсеров, то есть кораблей, которым ввиду недостаточной численности флота могла на маневрах быть назначена роль и линейных кораблей и разведчиков. Об этом свидетельствовал походный ордер эскадры при выходе днем 9 октября из Порт- Артура к Шантунгу.
В эскадре правую колонну составляли флагманский “Сисой Великий” (флаг младшего флагмана контр- адмирала К.П. Кузьмича, (1846–1906), "Дмитрий Донской”, “Владимир Мономах”, “Гиляк”. Левую колонну составляли “Кореец”, “Гайдамак”, “Всадник”. Впереди, шел разведочный отряд — новые миноносцы "Дельфин” (головной). “Касатка” и “Скат” (фланговые). Но уже в полночь из строя выбыл “Гайдамак”. Из-за не поддававшихся исправлению повреждений холодильника он был отпущен в Порт-Артур.
С приходом в район дозора днем 10 октября “Всадник” и эскадренные миноносцы заняли места в цепи (в расположении видимости отдельных сигналов) впереди эскадры, развернувшейся в строй фронта. К вечеру из-за сильного волнения и ветра (до 6–7 баллов) разведчики получили приказания укрыться под берегом у южного Шантунгского маяка.
В крейсерстве эскадра, несмотря на сильнейшую качку (размахи ее на “Владимире Мономахе” доходили до 30°), оставалась весь день 11 ноября. Утром 12 ноября "Всадник” и миноносцы расширили район поискало радиуса 20 миль каждый. Днем был замечен густой дым на SO вправо от курса эскадры. Посланные на разведку “Всадник” и "Дельфин” опознали шедшую на прорыв наступающую эскадры. Но от боя она уклонилась и пользуясь преимуществом в скорости направилась на север и скрылась в наступившей ночи.
Разлученный со своим привычным спутником "Гайдамаком” — его ремонт затянулся — “Всадник” под командованием капитана 2 ранга И.М. Новаковского (1855-?), сумел проявить себя и при решении флотом двух последующих задач маневров. 16 октября при отражении попытки высадки десанта в Талиенване
“Всадник” своими тремя ракетами дал знать о приближении отряда высадки и тем привел в действие систему противодействия на берегу.
"Противнику" пришлое! отойти. При решении третьей задачи пришедший из Талиенвана “Всадник” вечером 17 октября, находясь в охранной цепи под Порт-Артуром и стоя с закрытыми огнями, обеспечивал прикрытие трех минных атак миноносцев, а затем соединенный с атаками прорыв блокады силами обороняющейся стороны.
Атаки были столь энергичными, что один из миноносцев слишком близко подошел к “Всаднику”, который осветил его прожектором и открыл огонь. Неоправданными были попытки номерных миноносцев лучами своего прожектора ослепить людей на атакуемых кораблях. Обладая слабой силой свечения они лишь облегчили наводку орудий нападающей эскадры.
Вместе с флотом участвовал “Всадник” в состоявшимся 19 октября смотре (23 вымпела), проведенном Командующим морскими силами на Порт-артурском рейде. Обстоятельные описания хода выполнения всех трех задач маневров позволили его автору капитану 2 ранга Л.А. Брусилову сформулировать целый ряд полезных и поучительных уроков. Отмечен был блистательный маневр ночью 17 октября миноносца “Касатка”, командир которого правильно оценив случайный характер его освещения прожектором дозорного миноносца “противника” “Кит” (его качало па волне и вторично навести прожектор не успели), решил продолжить атаку. Зайдя в тыл расположения “противника” под берегом со стороны Дальнего, он почти вплотную (на расстоянии в 1 каб.) сблизился с крейсером "Адмирал Нахимов”. Оставаясь незамеченным (эскадра перестала светить прожектором) он сжег фальшфейер, дал свисток (знак произведения атаки) и на отходе обстрелял сторожевые шлюпки и миноносец “Кит”.
Эскадра, спохватившись, провожала его лучами включенных прожекторов. Высказывались сомнения в успехе атаки (“Адмирал Нахимов” стоял с опущенными сетями, что, конечно, не умоляло эффекта проведенного маневра). В начале войны в 1904 г. именно такой маневр не раз применяли японцы сначала при потоплении безбожно отправленного для сторожевой службы самого ценного в эскадре 31 — уз “Лейтенанта Бурокова”, а затем в бухте Белый волк броненосца “Севастополь”.
Героем маневров стал мичман граф В.Н. Игнатьев (1879–1905), сумевший 1.8 октября, выбрав нужный момент (бон разводили, чтобы пропустить свои миноносцы) пробраться в гавань Порт-Артура на своем минном катере с крейсера “Адмирал Нахимов” и беспрепятственно осуществивший условные минные атаки (выстрел из аппарата, сжигание фальшфейера) по трем кораблям — "Сисой Великий”, “Дмитрий Донской” и лодке “Отважный”. Беспечность их вахтенной службы позволила мичману, совершив атаки, подойти незамеченным к трапу “Отважного". Корабли стояли без сетей, к атаки были гарантированно признаны удавшимися.
В Порт-Артуре. 1903 г.
К несчастью, в числе выводов, сделанных капитаном 2 ранга Л.А. Брусиловым не оказалось одного — необходимости продвижения по службе и сохранению в составе эскадры тех офицеров и командиров, кто сумел проявить высокие образцы тактического искусства и не потому ли странно или вовсе несчастливо сложилась судьба тех, кто сумел отличиться во время маневров, а затем и в ходе войны. Казалось бы, очевидно, счастливым случаем было воспитание флотом истинного миноносного командира, знающего, умелого, волевого, инициативного каким был капитан 2 ранга А.М. Лазарев (1865–1924, Бейрут). Прошедший миогообещавшую школу Сибирского флотского экипажа, сумев окончить водолазный (1887 г.) и минный (1896 г.) классы он после службы на миноносцах, получил в командование новейший эсминец и сразу же сумел проявить себя. На редкость удачливым и почти на все время миноносный — был и последующий путь его карьеры. В 1901–1904 гг. был старшим офицером “Всадника”, в 1904 г. крейсера “Новик”, командиром “Всадника”, командиром лодки “Отважный”, в 1906–1907 гг. командиром нового минного крейсера “Капитан-лейтенант Баранов”.
Тогда он, помня опыт Порт-Артура, выступил с инициативой замены 75-мм пушек кораблей этого типа (в Черном море) на более действенные 120-мм. За участие в событиях в Китае он был награжден орденом Станислава 2-й степени с мечами и памятной медалью, за оборону Порт-Артура — Владимира 4-й степени с бантом, Анны второй степени с мечами, Георгия 4 степени и золотой саблей “За храбрость”. Но все эти отличия позволяли получить в командование только канонерскую лодку “Бобр” (в 1907–1909 г.) и отслуживший свой срок линейный корабль "Император Александр 11 " (в 1909–1913 г.). Произведенный в 1913 г. в чин контр- адмирала, он, однако, ответственного назначения не получил. Боевого опыта и наград оказалось для этого недостаточно. Назначения на современный миноносец в Порт-Артуре, где можно было стать старшим офицером. а затем и командиром, не получил и мичман граф Игнатьев. В должности младшего минного офицера он со всем экипажем должен был погибнуть на эскадреном броненосце “Император Александр III”.
В 1902 году, на время ухода эскадры (после пребывания всю зиму в вооруженном резерве) во Владивосток 30 мая ушли крейсера “Рюрик”, “Россия”, “Адмирал Нахимов”, а 4 июня четыре броненосца. “Всадник" и “Гайдамак” были оставлены в Порт-Артуре. Они входили в состав сводного отряда под командованием начальника морского отдела штаба Квантупской области контр- адмирала В.К. Витгефта (1847–1904). Так волей случая с минными крейсерами соединились занятый ремонтом “Варяг”, усиленно отрабатывающие свое искусство заградители “Амур” и “Енисей”, осваивавший прибрежье Квантупа описиой транспорт “Ермак” и выполнявшие задачи учебных кораблей миноносцы № 205, и № 208.
По заведенному адмиралом Верховским порядку периодического выведения кораблей из строя в вооруженный резерв “Гайдамак” смог начать кампанию только 1 мая, а уже 7 июля вновь был выведен в резерв. Также и "Всадник” после недолгого плавания был выведен в резерв 31 июля. В период плавания они занимались крейсерством в шхерах островов Квантунга для защиты местных жителей от нередко проявлявших себя разбойников-хунхузов. Одновременно им поручали обучение почтовых голубей в море и обработку способов сигнализации с береговыми станциями. Так “Всадник” и "Гайдамак”, подобно их собрату “Посаднику” па Балтике, начали опыты совершенствования особенно трудно прививавшейся на флоте радиотехники.
Голубей тренировали для надобностей морского ведомства, но под руководством сухопутного заведующего военно-голубиной станцией в Порт-Артуре, отрабатывали три направления: к Таку, к Чифу и Шатунгу, к Корее на 150-мильном предельном расстоянии.
Порт-Артур. Начало 1900-х гг.
4 ноября 1902 г. подводя итоги летней кампании признавалось, что это обучение “как дело повое не могло еще дать особенно ощутимых результатов, но есть надежда на успех при продолжении этого полезного дела". В этих внешне утешительных словах казенного оптимизма нельзя не видеть равнодушие к проблемам связи. Столь же отрешенно констатировались и возможности проводившихся минными крейсерами переговоров с береговыми станциями.
Выяснилось, что из трех испытанных ими видов сигнализации флагами и фигурами (ранее речь шла о механическом семафоре с поворотной мачтой) дальность может составлять 7 миль. Беспроволочный телеграф "по ленте” дает дальность до 15 миль и по телефону — 25 миль. Эти же дальности получили при опытах крейсера “Адмирал Нахимов”, переговаривавшегося с береговыми станциями, временно установленными с заградителей “Амур” и "Енисей”. Опыты предполагалось продолжать, но факты таковы, что вплоть до начала войны дальность переговоров по радио между безнадежно устарелыми корабельными станциями так и не превысила 25 миль.
Трудно было ожидать здесь успехов, когда не давали заметных результатов испытания, которые также урывками, совмещая их с обучениями машинных команд, проводил в Кронштадте "Посадник”. Сообщая об этих результатах начальник Учебно-минного отряда 22 апреля 1903 г. напоминал начальству о том, что ожидать успехов не придется, пока в районе стоянки судов, отряда не будет сооружена солидная береговая станция”. К решению этой проблемы в Порт-Артуре приступили только летом 1903 г.
Под руководством главного минера порта лейтенанта Н.И. Совинского (1872-?) на специальной станции Золотой горы была установлена мачта высотой 160 футов с рейком для проводника беспроволочного телеграфа системы Маркони. Опыты "Гайдамака" и “Всадника” продолжил (в течении семи дней июля 1903 г.) минный транспорт "Амур”. Как доносил контр-адмирал Витгефт "при местных условиях и имеемых аппаратах надежное телеграфирование удавалось до 25 миль, случайное — до 60 и даже до 74 миль при направлении на Чифу.
При продолжавшейся нехватке средств флот продолжали особенно лихорадить неполадки на кораблях. Никак не удавалось наладить сборку новых миноносцев в эллинге Тигрового хвоста. 26 мая 1902 г. адмирал Скрыдлов докладывал в Петербург о том, что “Всадник” и “Гайдамак” могли бы начать установку новых котлов, присланных в Порт-Артур. Но из ГУКиС пришло распоряжение о сокращении кредитов на работы порта. Не смея прямо настаивать на замене котлов, адмирал дипломатично запрашивал указаний: будет ли замена отложения или надо надеяться на дополнительные ассигнования. Помочь делу смогло лишь вмешательство военно-морского ученого отдела ГМ 111, подтверждавшего необходимость давно запланированной работы. 6 июля, получив необходимые деньги "Гайдамак" приступил к замене котлов. Обновленный корабль приказом от 24 февраля 1903 г. был отчислен от эскадры и назначен в распоряжение морского отдела штаба Кванту некой области.
На правах полновластного хозяина края (с учреждением 30 июля 1903 г. наместничества права расширились до неограниченности) Е.И. Алексеев “выжав" наконец, недостаточно угождавшего ему Н.И. Скрыдлова начал формировать собственный придворный флот, выводившийся из состава эскадры. — Так было удобнее рассылать на станции и для разных курьерских надобностей малые корабли. А чтобы устроить своему верному начальнику штаба В.К. Витгефту, сидевшему на берегу, плавающую должность он своим приказом от 15 июля 1903 г. причислил к своему штабу все канонерские лодки, минные крейсера и эскадренные миноносцы, кроме находившихся в постройке.
По примеру нескончаемой чехарды с назначением временных командиров миноносцев начали менять и командиров минных крейсеров. На “Гайдамаке” вместо командовавшего им в 1901–1902 гг. капитана 2 ранга Д.Ф. Юрьева (1856-?) временно назначили его старшего офицера лейтенанта А.Н. Рычагова (1864-?), который, однако, в марте 1903 г. неудачным маневром в Восточном бассейне повредил о стенку две лопасти гребного винта. Лейтенанту объявили замечание и 7 марта переместили на должность старшего офицера лодки "Бобр”. Временно Командиром "Гайдамака” 16 апреля 1903 г. назначили его старшего офицера (получил эту должность 7 марта) лейтенанта А.А. Дмитриева 2-го (1863-?), который в 1902–1903 гг. был командиром миноносца "Боевой”, а с 1904 г. стал старшим офицером транспорта “Ангара” и затем броненосца “Пересвет”. Далее командиром “Гайдамака” с начала войны до 18 марта 1904 г. был капитан 2 ранга Ф. Иванов (а затем и до конца войны лейтенант В. В. Колюбакип (1864-?), произведенный в капитаны 2 ранга 28 марта 1904 г.
На “Всадник” вместо капитана 2 ранга И.М. Новаковского(командовал в 1901 г.) в 1902–1903 гг. назначили капитана 2 ранга М.В. Бубнова 2-го (1859-?), которого с 14 марта 1903 г. временно заменял старший офицер корабля лейтенант А.М. Лазарев, но и его с началом войны переместили на должность командира лодки “Отважный”. Далее (до 18 марта 1904 г.) командиром “Всадника” был капитан 2 ранга Н.В. Стронский (1853-?), состоявший прежде (в 1902–1903 гг.) старшим офицером крейсера “Диана” и броненосца "Ретвизан”, а 18 апреля 1904 г., ставший командиром лодки “Гиляк”. Вместо пего командиром с 17 апреля по 21 мая стал капитан 2 ранга А. М. Лазарев, а далее-до конца осады — в должности командира был капитан 2 ранга Л.М. Опацкий (1862-?), который ранее в 1900–1903 гг. был старшим офицером транспорта "Енисей" и в 1903–1904 гг. командовал миноносцем “Внушительный". Безостановочная, как видно из примеров перестановка происходила и среди командиров миноносцев.
Большая “смена караула" осенью 1903 г. совершалась в командном составе и в экипажах больших кораблей. Словно по сговору с японцами, не считаясь с очевидной утратой достигнутой боеспособности эскадры, с напряженностью обстановки (бешенное наращивание Японией сил и боевой подготовки флота) и с запозданием готовности броненосцев отечественной постройки типа "Бородино” (они в составе эскадры 1905 года числились еще в стратегической игре 1903 года) бюрократия предпринимала как никогда широкое обновление личного состава кораблей. Не поладившего с Е.И. Алексеевым начальника эскадры Н.И. Скрыдлова еще 10 октября 1902 г. сменил прежний командир порта контр-адмирал О.В. Старк (1846–1928, Гельсингфорс).
Скромной до поры до времени оставалась и роль "старой гвардии" эскадры “Всадника” и “Гайдамака”. Безотказные корабли посыльной и дозорной службы, они, похоже, считались незаменимыми по своей величине для чинопроизводства и должностного продвижения офицеров среднего звена. Они уже не совершали дальних походов, не участвовали в плавании 1902 и 1903 гг. во Владивосток, где эскадра провела наиболее интенсивные курсы предвоенной боевой подготовки. Воссоединение с эскадрой произошло после трехмесячного ее отсутствия в Порт-Артуре (с 22 июня по 18 сентября 1903 г.) завершившегося маневрами по сокращенной в сравнении с 1901 г. программе. Вошедшую в гавань эскадру “Всадник” и “Гайдамак” встречали, находясь в Восточном бассейне. Они же были свидетелями экстренной подготовки к перебазированию во Владивосток.
26 сентября к эскадре, пришедшей для продолжения учений и стрельб поочередно присоединились “Всадник” и “Гайдамак”. Свой звездный час уже педолгих предвоенных дней, пережили корабли в дни последнего большого смотра эскадры. 12/25 октября 1903 г., в 9 ч 35 мин утра она вышла на внешний рейд Порт-Артура и свои позывные ВР “Всадник” показал, находившимся здесь "Варягу” (он готовился к продолжению испытаний машин) и завершавшему окраску в боевой цвет крейсеру "Аскольд”. Через час на "Аскольд” прибыл Е.И. Алексеев, и крейсер вместо брейд-вымпела старшего на рейде впервые поднял флаг Главнокомандующего. которым заменили еще не утвержденный флаг наместника.
Рейд огласился громом салюта из 19 выстрелов, сделанных "Варягом” и батареей Порт-Артура. Минные крейсера, окутанные дымом этих салютов, готовились сняться с якоря, чтобы в предстоящем смотре флота в Талиенване вместе с миноносцем "Смелый” составить почетный конвой крейсеру “Аскольд”. Парадной встрече (к чему Е.И. Алексеев, ревнитель чинопочитания и служебной угодливости, был особенно чувствителен) флагманского “Аскольда” с флотом в Талиенваие помешала не на шутку разгневавшаяся непогода. Немилосердно страдавшим от качки почетным конвоирам, пришлось приказать укрыться в гавани, (для минных крейсеров было назначено место в парадной диспозиции во главе минного отряда). 12/25 октября диспозицию составили четыре линии кораблей.
Первые две занимали (порядок слева направо) “Джигит” и “Разбойник”, “Енисей” и "Амур”, “Паллада” и "Новик”, “Диана” и “Боярин”, “Забияка” и “Ангара", флагманский “Петропавловск” и “Пересвет”, “Полтава” и “Ретвизан”, “Севастополь” и “Победа”. В промежутках между этими линиями было отведено место для “Аскольда”. Следующие две линии образовали двенадцать миноносцев: “Боевой”, “Бдительный”, “Беспощадный”, “Внимательный”, “Внушительный”, “Выносливый”, “Грозовой”, “Властный”, "Решительный”, “Стерегущий”, “Сторожевой”, “Сердитый". Третью линию вместо “Всадника” возглавил “Гиляк”. С появлением на своем месте в 15 ч 10 мин "Аскольда” эскадра салютовала 19 выстрелами, на что крейсер отвечал 15 выстрелами.
В церемонию смотра включили объезд наместником по очереди всех больших кораблей, которые демонстрировали ему учения по боевой тревоге. “Аскольд” проверял сигнальную службу, поднимая свои позывные в ответ позывные поднимали корабли эскадры. Днем 13 октября с почтой пришел “Забияка”. Вечером эскадра светила прожекторами. Утром 14 октября шлюпки по сигналу “Петропавловска”, обходили диспозицию строя эскадры на веслах и под парусами. Днем вернулся “Забияка” и пришел “Всадник”, вставший на якорь между "Аскольдом” и “Петропавловском”.
15 октября, когда наместник продолжал посещать корабли, под кормой "Аскольда” отдал якорь "Гайдамак”. Вечером состоялась атака, совершенная шестью миноносцами. Утром 16 октября наместник перешел на "Петропавловск” для наблюдения над стрельбой эскадры. В море выходили для этого 6 броненосцев 4 крейсера и 6 миноносцев. Днем 17-го состоялось эскадренная гребная гонка шлюпок. Утром 18 октября наместник на “Гайдамаке” посетил Дальний, а затем это же путешествие повторил на "Аскольде”. Днем 19 октября эскадра демонстрировала свое искусство маневрирования в море. Выждав время, "Аскольд” развил скорость до 22,5 уз, обогнал эскадру и в 4 ч 35 мин дня, пройдя 39 миль отдал якорь на внешнем рейде. Со стоящем на рейде “Варягом” (он безуспешно был занят испытаниям своих подшипников) обменялись ночными позывными. Спустя час пришли и отдали якоря на рейде корабли эскадры. День кончился выдачей всем командам дарственной наместником чарки водки “не взачет”.
Уменьшилось число кораблей на рейде. Эскадра замерла в вооруженном резерве. 1 ноября пришли завершившие свое тревожное плавание "Цесаревич" и “Баян”. В сомнительную силовую экспедицию сквозь снег и мглу для поддержки находившейся в Чемульпо "Полтавы” ушли 20 ноября флагманский “Петропавловск” и крейсер "Боярин”. В Чемульпо вместе с “Полтавой” застали “Бобр”, миноносцы “Громовой” и “Внушительный”. Это были действительно подавляющие силы против одиноко стоявшей здесь японской то ли канлодки, то ли крейсера (как записали во флагманском журнале эскадры) “Сойен”.
Но факт японского безоговорочного влияния, если уже не полного господства в Корее это демонстрация изменить не могла. Проведя для своего рода острастки японцам стрельбу “Полтава”, пополнив запасы угля, приняв с визитами командиров японского и итальянских крейсеров, русского посланника и корейских генералов, “Петропавловск” с “Боярином” и “Внушительным” 30 ноября вернулись в Порт-Артур. На его внешнем рейде они оставались почти до конца года. И совсем незаметным казалось на их фойе временно уходивший в море по своим посыльным делам "Всадник”. И никто, конечно, не мог предсказать, какие новые роли в будущем году предстоят этому кораблю и его собрату “Гайдамаку".
Они до конца выполнили свой долг
В бесценном собрании неисчислимого множества документов о флоте, его людях и кораблях, которые хранит РГА ВМФ каждый желающий может ощутить ни с чем не сравнимое “присутствие того времени”. С особенной силой и волнением воздействие эпохи чувствуется с прикосновением к листам вахтенных и флагманских журналов, где в каждой строке запечатлен миг уходящей истории. Тончайшие следы угольной пыли между листами подтверждают факт происходившей в тот день угольной погрузки, даты и названия местности — где был и находился корабль. Неизъяснима власть этих строго пронумерованных с сургучной печатью портовой конторы документов. И нельзя не повторить, что это и есть та подлинная история, которая все расскажет о своей эпохе. И перебирая сотни листов из вахтенных журналов, так хочется верить в мудрость и предвидение тех людей и той эпохи, о которой эти листы говорят. Среди них-особенно объемистые выписки из флагманского журнала эскадры Тихого океана.
При изучении многих архивных дел особенное недоумение вызывает нежелание властей внять отчаянным предостережениям военно-морского агента в Токио капитана 2 ранга А.И. Русина (1861–1956, Касабланка), который изо дня в день буквально бомбардировал Петербург неопровержимыми свидетельствами безоговорочного намерения Японии развязать войну. В рядах шансов, оставшихся русским командованием неиспользованными, один приходился и на долю минных крейсеров. Вышло так. что при ином стечении обстоятельств “Всадник" мог стать главным героем — спасителем флота от японской атаки. В тот роковой день 26 января, в 9 ч утра “Всадник” был послан в бухту Торнтон для того, чтобы оттуда в Порт-Артур вернуть портовое судно “Силач” посланное для организации угольного склада и сооружения пристани. Не правда ли, какая забота: о "Варяге” в Чемульпо забыли. а о “Силаче” вспомнили. Впрочем, это было все-таки ближе, хотя ни радиосвязи, ни даже, по-видимому, поста на острове не было. Не предусматривалось на Квантуне и никакой флотилии пограничной стражи.
Флот обязывался сам охранять воды Квантунской области и “Всадник” и "Силач” в последние часы мира, были здесь одни. Их возможное столкновение с уже направляющимся к островам передовыми отрядами японского флота могло бы иметь самые неожиданные последствия. Даже в случае вполне вероятной гибели, два корабля своим боем вблизи берегов Кваитунга могли бы поднять тревогу в Порт-Артуре и эскадра, не была бы столь унизительно застегнута врасплох. Но ничего такого не произошло, японцы не позволили себя обнаружить, "Всадник” и “Силач”, держа экономическую 10-уз скорость, подошли к Порт-Артуру уже после состоявшейся японской атаки и проведенного наутро боя эскадры с японским флотом. Этот бой, видимо, и отвлек японцев от шедших двух кораблей. Под прикрытием эскадры они успели отбиться от пытавшихся их преследовать японских миноносцев. Около полудня, как это видно из флагманского журнала, когда японский флот скрылся на горизонте, “Всадник” и “Силач” соединились со своими.
С каждым днем войны появлялись все новые и новые шансы (их можно насчитать от двадцати до пятидесяти) на успех в войне, от которых бюрократия продолжала отворачиваться. И только корабли честно выполняли свой долг и до последнего дня осады отстаивали, как того требовал Морской устав (статья десятая) “честь русского имени и достоинства русского флага".
“Всадник” и “Гайдамак” как ветераны “старой гвардии” эскадры действовали без страха и упрека и во всем служили примером флоту. Роль их. несмотря на малое боевой значение, была заметной. Переквалифицировавшись в новые, никем до войны не предлагавшиеся роли тральщиков, конвойных кораблей и канонерских лодок, они были даже увековечены в местном осадном фольклоре и их имена были на слуху в продолжении всей обороны. В одной из многих появившихся после войны книг и воспоминаний о них говорил Порт-Артурский журналист Н.Н. Веревкин (“Странички из дневника. Очерки из жизни осажденного Артура”, С-Пб, 1904, с. 58).
“С моря слышатся раскаты
Где-то дальняя стрельба
А вершин крутые скаты
Облепила уж толпа
Вот ушли “Новик”, “Гремящий”
И “Отважный” и “Гиляк"
“Бойкий”, “Властный” и “Разящий”
Лодки “Всадник”, “Гайдамак”…
Характерно и это причисление минных крейсеров к канонерским лодкам. Именно в этом качестве совместно с кораблями обороны им приходилось действовать в продолжении всей осады.
В первые дни войны, когда о минной опасности еще не задумывались (японцы, предпринимая попытки закупорить выход из Порт-Артура пароходами-брандерами, от постановки мин воздерживались), “ Всадник" и “Гайдамак” занимались прежней посыльно-сторожевой службой. 1/14 февраля 1904 г. “Всадник” вышел в море под флагом недавно прибывшего из Севастополя младшего флагмана контр-адмирала М.Ф. Лощинского (1849-?). Во время осады он занимал должность заведующего морской и минной обороной Порт-Артура. Поход “Всадника” в сопровождении миноносцев "Скорый” и “Стерегущий” в Талиенван имел цель осмотреть местность и сверить истинное положение минного заграждения, которое перед этим поставил “Енисей” и на котором днем 29 января подорвался крейсер “Боярин".
Еще не вполне осмыслив обстоятельства и последствия подрыва трех кораблей на рейде Порт-Артура 26 января и гибели “Варяга” 27 января в Чемульпо, флот был потрясен новым, еще более бессмысленными катастрофами заградителя “Енисей”, 29 января, и крейсера “Боярин” 29–31 января. Оба погибли на собственных минных заграждениях, поставленных у Талиенваиа “Енисеем”. Отлично поставив'заграждение, командир В. А. Степанов допустил рискованный маневр (подход к двум всплывшим минам задним ходом).
“Всаднику” же, а затем и “Гайдамаку" было поручено прикрывать работы по дальнейшему минированию подходов к Талиенвану. Две из мин, всплывших с заграждения, погубившего “Боярин”, “Всадник” доставил в Порт-Артур. На берегу полиция занималась изъятием разных предметов быта, добытых китайцами на "Боярине”.
В начавшейся осадной страде минные крейсера, поступив в распоряжение адмирала Лощинского, обычно вместе с миноносцами продолжали прикрывать работу заградителя "Амур”. 5 февраля “Гайдамак" в Голубиной бухте прикрывал лодки “Бобр” и “Гиляк", занимавшиеся тралением со шлюпок. Он же с миноносцами “Сердитый" и “Смелый” сопровождал “Амур", вышедший на постанову мин в бухте Десяти кораблей (надо было не позволить японцам высаживать десант в тылу Кингжоуских позиций).
Привычными стали выходы минных крейсеров для поиска неприятельских блокадных сил в отряде канонерских лодок. Особенно представительный отряд вышел в море ночью 28 января. Его составляли крейсера “Баян”, “Аскольд”, "Диана”, “Боярин”, “Забияка”, два минных крейсера, отряд канлодок контр-адмирала Моласа и тринадцати миноносцев из состава обоих отрядов. По новому распределению сил в первые дни обороны “Всадник” и “Гайдамак” разделились: первый был причислен к Первому отряду миноносцев, второй вошел в состав Отряда подвижной обороны.
Вступление в командование флотом прибывшего 24 февраля в Порт-Артур вице-адмирала С.О. Макарова вернуло минные крейсера в состав активной части флота. Вместе с эскадрой они участвовали 27 февраля в выходе в море пяти броненосцев, четырех крейсеров и пяти миноносцев. Эти миноносцы и минные крейсера оказались пригодными к походу из всех имеющихся 24 миноносцев. В походе минные крейсера выполняли отведенную им роль эскадренных тральщиков. Как писал адмирал Е.И. Алексеев, он в этот день “упражнял командиров “Всадника” и “Гайдамака” как тралить идя впереди эскадры”. Корабли провели тщательное траление тралами Шульца по створу, по которому предстояло идти эскадре. Мин обнаружено не было, но этот первый опыт стал основанием для последующей организации в эскадре постоянных тральных сил.
9 марта, С.О. Макаров подняв флаг на крейсере “Аскольд” (туда же перешел и его штаб) вывел эскадру на внешний рейд, чтобы дать отпор появившемуся японскому флоту.
В роковой день 31 марта, когда С.О. Макаров ночью запретил открыть огонь по подозрительным кораблям на рейде, флот понес новые потери. Ночью, присоединившись к принятым за своих шести японским миноносцам погиб под их огием миноносец “Страшный".
За “Петропавловском" после перестроения шли "Полтава”, “Аскольд”, “Баян", “Пересвет”, "Победа", “Диана”, “Новик”. “Всадник” и “Гайдамак" шли на левом траверзе флагманского броненосца.
В 9 ч 39 мин, в расстоянии двух миль от маяка на Тигровом полуострове, ведя эскадру курсом SO 33° "Петропавловск” окутался клубами гигантской силы взрыва, гул которого напоминал приглушенный залп 12-дм орудий. С “Гайдамака”, шедшего в расстоянии около 1,5 каб. явственно видели страшную картину: столб дыма высотой в два раза выше броненосца. За первым взрывом, произошедшим между кат-балкой и носовой башней (с выбросом изнутри корпуса черного дыма), через 3–4 секунды последовал новый.
В 9 ч 41 мин на месте гибели корабля держалось лишь легкое бурое облако, в воде — отчаянно барахтающиеся и искавшие спасения люди. Преодолев оцепенение ужаса катастрофы, командир "Гайдамака" уже в момент погружения “Петропавловска" успел спустить шлюпки и подобрал 47 человек из числа спасшихся 73. Тотчас же подоспели шлюпки “Полтавы” и других кораблей. Подошли вернувшиеся миноносцы.
Из офицеров были спасены капитан 2 ранга великий князь Кирилл Владимирович (1876–1939, Париж), бывший в штабе начальником военно-морского отдела, командир броненосца капитан 1 ранга Н.М. Яковлев (1856-?), лейтенанты В.Д. Унковский (1884-?), Н.В. Иениш (1880–1966, Ницца), мичманы В.П. Шмидт (1884–1965, Нью-Йорк). Яковлев и Н.Г. Шлиппе (1882-?). Из воды подобрали пальто С.О. Макарова, но все ожидания на спасение адмирала не оправдались.
Не получили в то утро задание па траление “ Всадник” и “Гайдамак”. Теперь “Гайдамак” вместе с “Полтавой” оставаясь на месте гибели “Петропавловска" был занят поиском тел погибших. Сильнейшая зыбь мешала спасательным работам. Волной захлестнуло паровой катер “Полтавы”. Людей с него едва сумели подобрать. Некоторые спасенные умирали, не выдержав ран и переохлаждения. Только получив приказ младшего флагмана “Гайдамак” вернулся в гавань, сдав спасенных на плавучий госпиталь “Монголия”.
Спустя полчаса после гибели "Петропавловска” в тот же день 31 марта взрыв мины потряс броненосец "Победа”.
Пережившиеся в те дни людьми в Порт-Артуре трагические мгновения истории в своей книге “На войну” (С-Пб, 1905, с. 92) отобразил приехавший из России с поездом С.О. Макарова военный корреспондент Н. Кравченко. “В это время в Восточный бассейн медленно входил минный крейсер “Гайдамак”, а за ним в шлюпках и на катерах спасательная команда в своих желтых непромокаемых костюмах. Многие из них были совсем мокрые и стаскивали с себя свои полупрозрачные рубахи и уродливые шляпы. На “Гайдамаке” прежде всего бросалось в глаза висевшее на чем-то пальто с адмиральсними погонами. Это было пальто командира всего Тихоокеанского флота вице-адмирала Макарова. Здесь же были сложены многие предметы, всплывшие с затонувшего корабля. Все молча смотрели на “Гайдамак” и его печальный груз. Тихим голосом, как бы боясь громко сказанным словом оскорбить торжественность этих печальных часов, все присутствующие на пристани делятся своими впечатлением, предположениями"-писал он в своей книге.
Упорно держался слух, что адмирал будто бы спасен на “Гиляке”. Но все явственнее нарастало осознание надвигавшейся па флот и город огромной катастрофы. Наступал новый период обороны, требовавшей осмыслению всей тяжести случившегося несчастья.
Очевидной становилась встававшая во весь свой рост минная угроза. Она становилась явно ли не главным фактором войны. Приказом наместника от 16 апреля 1904 г. траление поручалось начальнику обороны рейда и входа в Порт-Артур, сами же работы возлагались на командира “Амура” капитана 2 ранга Ф.Н. Иванова 6-го. В его распоряжение передавались “Всадник”, “Гайдамак” и минные катера бездействовавшего из-за ремонта “Цесаревича”.
“Всадник” и “Гайдамак” были постоянно заняты тралением и конвоированием кораблей. Пока паровые катера тралили на предполагаемом месте гибели “Петропавловска” (несколько мин взорвались в тралах 14 апреля), “Всадник” и “Гайдамак” 18 апреля тралили фарватер по створу входа в гавань, но мин не обнаружили. Траление минными крейсерами возобновили 21 апреля, когда стало известно о начавшейся в Бицзыво — в 110 км от Порт-Артура, высадке их войск с огромной флотилии из 80 транспортов. Но флот этой высадке помещать не решался и о тралении вспомнили лишь с началом оборонительных боев на подступах к Порт-Артуру.
Очень подходящими, словно идеально созданными для роли тральщиков, оказались грунтовочные самоходные шаланды работавшие в Порт-Артуре и Дальнем. Эти безотказные, на удивление полезные корабли-труженики, по обычаям той псевдоаристократической эпохи, когда даже офицеров продолжали делить на “черную” и “белую кость”, пренебрежительно называли “грязнухи”. Теперь они становились спасительными для флота. “Всадник” и “Гайдамак” теперь все чаше переходили на роль конвойных кораблей. Упорно наращиваемая японцами минная война стала главным фактором обороны. Не стесняясь присутствием вблизи русской эскадры, применяя в массовом порядке заградители, миноносцы и катера с примитивными деревянными скатами, противник деятельно подбрасывал в окрестные бухты новые и новые партии мин.
11 мая при тралении взорвали 8 мин. “Амур”, охраняемый “Новиком”, “Всадником” и “Гайдамаком” в 6 милях от бухты Тахэ выставил свои давно подготовленные 50 мин. С падением позиций на Кинчжоуском перешейке перед флотом встала задача поддержки отступающих русских войск, которые не могли сдержать натиск японцев. Для прикрытия флангов своих войск 14 мая, когда был подожжен почти панически брошенный Дальний, “Амур” вышел в море для постановки еще 50 мин. Впереди его с тралами шли “Всадник” и “Гайдамак” в кильватере “Новик”.
Усиливавшийся туман заставил пойти на риск: отказаться от тралов, чтобы успеть придти в бухту Тахэ, иметь возможность точной ориентировки при постановке и нанести на карту границы заграждения. Все сошло благополучно. Только одна мина, перевернувшись при размахе качки, взорвалась под кормой “Амура” спустя 1–2 минуты после сбрасывания. Фланги армии были защищены.
16 мая вместе с дежурными миноносцами “Сторожевой” и "Выносливый” в охране продолжавшего работать тралящего каравана находился и "Гайдамак”. Ему и высланному из гавани “Новику” поручили рассеять появившуюся близ бухты Сикао флотилию из 30 джонок. Их охраняли четыре миноносца. Но бой не состоялся: в море показались 17 японских миноносцев и ввиду наступающего захода солнца кораблям приказали вернуться. 24 и 26 мая “Гайдамак” с канонерской лодкой "Г ремящий” выходил в море для обеспечения траления.
Перерывы в тралении из-за непогоды позволили поручить “Всаднику” провести 27 мая опыты воздушной разведки. Их до войны на Балтике и в Черном море проводили с помощью запускаемых змеев. Тогда выяснилось, что даже при слабом ветре змей в виде гирлянды коробчатых плоскостей легко запускается на ходу корабля. Наблюдатель помещался в переносной корзине, подвешенной к змею и соединенной с кораблем, поданным на него фалинем. Высота подъема доходила до 350 футов, что сильно расширяло горизонт видимости. На "Всаднике” результаты оказались не столь успешными: часть змея упала в море.
“Гайдамак” в этот день с миноносцами "Сердитый” и “Бойкий” выходил в бухту Белый Волк для встречи прорвавшего блокаду французского парохода.
Опыты “Всадника” были продолжены 28 мая, но до конца их довести не успели. Флот готовился к генеральному сражению у островов Эллиот, где, как уже было давно известно, располагались главные силы японского флота.
Приказом временного и.д. командующего эскадрой Тихого океана контр-адмирала Витгефта от 2 мая 1904 г. (№ 12) минным крейсерам в походном строю назначались места на подветренных траверзах флагманских броненосцев: в двух кабельтовых; “Всадник” — у "Цесаревича”, “Гайдамак” — у шедшего в общем кильватере “Пересвета” (флаг начальника отряда броненосцев). Миноносцы держались на подветренном траверзе “Цесаревича” в отдалении 2 кб. от "Всадника". Крейсера (в пределах видимости сигналов или телеграфной связи), держались по сторонам строя. Новик” шел ближе 5 кб. впереди “Цесаревича”.
При переходе из походного кильватерного строя в боевой, четыре больших крейсера вступали в кильватep броненосцам, а “Всадник” и “Гайдамак”, идя в кильватер один другому держались на траверзе “Цесаревича" в расстоянии до 20 кб. (со стороны противоположной противнику). Рядом с ними шли две колонны миноносцев во главе с “Новиком”. “Новик” шел впереди, а минные крейсера занимали положение концевых в колоннах броненосцев. За ними на их раковинах шли две колонны миноносцев.
Но внезапного выхода не получилось. Японцы опять проявили удивительную осведомленность и предприимчивость, выслав ночью отряд заградителей. Их работа в 1 ч ночи 10 июня была замечена с поста Золотой горы, но на "Цесаревиче” в течение получаса не давали разрешения батареям Электрического утеса открыть огонь. Японцы успели сделать свое дело и тральщикам всю половину дня пришлось очищать рейд от мин. В итоге выход флота мог начаться только в 2 ч дня.
Очищять выход с рейда в море вышли все наличные силы тралящего каравана. В роли прерывателей минных заграждений и ближнего охранения по обе стороны каравана шлн “Всадник” и “Гайдамак". Охрану тралящего каравана составляли миноносцы 1 — го отряда: “Властный”, “Бойкий”, “Бурный”, “Лейтенант Бураков”, “Выносливый”, “Грозовой”, “Бесстрашный”. За тралящим караваном, имея головным “Новик”, шли “Диана”, “Аскольд”, броненосцы "Полтава”, "Севастополь”, “Пересвет” (флаг начальника отряда броненосцев князя Ухтомского), “Победа”, “Ретвизаи", "Цесаревич” (флаг командующего эскадрой контр-адмирала Внтгефта), крейсер “Баян” (брейд-вымпел начальника отряда крейсеров капитана 1 ранга Рейценштейна), “Паллада”.
Державшиеся поблизости 12 японских миноносцев попытались помешать тралящему каравану. Им навстречу выдвинулись поддержанные “Всадником" и “Гайдамаком” миноносцы охраны. В этом бою корабли во главе с подошедшим “Новиком” заставили японские миноносцы отойти под прикрытие поддерживавшего их огнем крейсера "Мацусима”. К ним спешил и бывший китайский броненосец “Чин-Иен”.
Выполнив свою задачу, тралящие корабли и миноносцы охраны вернулись в Порт-Артур. Сумев задержать выход эскадры утренними минными постановками, японцы успели подтянуть к Порт-Артуру свои главные силы и их численность поразила убогий ум и заячью душу русского командующего. Где уж тут могли быть суворовские “быстрота и натиск” и вся завешенная России великим полководцем “наука побеждать".
Недолгое время подержавшись па боевом курсе, он, не советуясь со штабом отдал команду рулевому своего флагманского “Цесаревича” “лево руля”. (P.M. Мельников, “Цесаревич”, ч. 1, С-Пб, 2000, с. 68–69). В оправдание этого трусливого и нелепого решения он писал наместнику, что вернуться его заставило огромное превосходство минных сил противника — до 36 кораблей против 7 миноносцев и двух оставшихся при эскадре минных крейсеров. Потому он и вернулся, "чтобы на рейде принять ночные атаки, и дальше действовать по обстоятельствам”. К этому предельно обнаженному "свидетельству о бедности” несчастный Вильгельм Карлович, которого наместник не стеснялся рекомендовать для производства за особые заслуги в чин вице-адмирала. прибавил затем и вовсе не поддающуюся осмыслению “убежденность” в том, что эскадра, как и в Севастопольской обороне должна лечь костьми ради защиты Порт-Артура.
В письме наместнику 11 июля он своему покровителю и благодетелю внушал, что "потерянные суда можно построить”, а вот нравственного удара от сдачи крепости, которая без помощи флота не устоит, "не окупит сохранение остатков флота”. И уже совсем выбивая слезу жалостливости добавлял: “Безразличие флота к родному порту, ради которого он был занят, навсегда останется пятном и укором". Можно ли что добавить к этому предельному, воплощению военного, нравственного и интеллектуального ничтожества.
Но наместник, хорошо сознавая это за ничтожество, все-таки, (чтобы не ставить себя под удар?) не пытался сместить В.К. Витгефта и заменить его тем из командиров кораблей, кто не хотел губить флот потоплением в ловушке Порт-Артура и был готов с верой в победу вести его в море для сражения с японским флотом. Но наместник этого не сделал и лишь продолжал убеждать своего бывшего начальника штаба вести эскадру во Владивосток и не губить ее обороной крепости.
По свидетельству капитана 1 ранга М.В. Бубнова “Всадник” 13 июня участвовал в большом выходе отряда кораблей для поддержки своих войск в боях за гору Куинсан (Хуинсан). Не решаясь близко подойти к рейду, японские крейсера держались в отдалении, а вперед выслали миноносцы. Огонь отряда включавший лодки “Отважный”, “Г ремящий, “Бобр”, "Всадник” и 14 миноносцев заставил японцев отступить. (М.В. Бубнов. "Порт-Артур”, С-Пб, 1907, с. 145). Такие же выходы повторялись и в дальнейшем.
17 июня “Всадник” вместе с канлодкой "Бобр”, а за ними еще шесть миноносцев, вышли в море для охраны тралящего каравана в бухте Тахэ от пытавшихся его обстрелять восьми миноносцев. 20 июня "Всадник” возобновил испытания воздушных змеев, а 23 июня, также отражая атаки японских миноносцев у бухты Луиза охранял силы траления совместно с четырьмя миноносцами и канлодкой “Гремящий”. В таком же бою 30 июня с миноносцами "Кагеро”, “Муракумо”, “Югири”, “Сиракуи” и 20-м отрядом миноносцев у бухты Тахэ выдержали бой охранявшие траление "Бобр”, “Гайдамак” и три миноносца. Их вовремя поддержал дежурный крейсер “Паллада”.
1 июля для наблюдения за стрельбой крейсера “Новик” и канлодок “Бобр” и “Гремящий” в бухтеТахэ на “Всаднике” выходили Командующий эскадрой и начальник отряда крейсеров. 26 июля во время перекидной стрельбы японцев с сухопутных позиций и ответной стрельбы броненосцев “Пересвет” и “Ретвизаи”, “Гайдамак”, стоящий вблизи загоревшегося масляного склада и имея лишь 10 человек команды, отличился (вместе с “Силачем”) при тушении пожара.
По воле наместника, заставлявшего флот отдавать людей и пушки на оборону крепости, корабли теряли боеспособность, превращались в те же казармы, чем они были до войны. Выход в море для боя с противником становился все менее ожидаемым. Флот безнадежно проигрывал, минную войну. Тральщиков и тралов не хватало. Вместо развертывания и совершенствования собранного в единый кулак мощного специализированного трального соединения, адмирал предпочел усугубить дальнейшую потерю боеспособности кораблей эскадры.
Общее заведование тралением возложили на начальника отряда крейсеров, и работы на рейде поручали командирам “Амура” (в помощь назначали капитана 2 ранга Лазарева с “Всадником”) и на командира “Баяна” Р.Н. Вирена (в помощь назначали капитана 2 ранга Колюбакина с "Гайдамаком”).
Бойсманъ -II
Василій Арсеніевичъ,
Капитанъ 1-го ранга,
бывшій командиръ аскадреннаго броненосца „ Пересвѣтъ ‘, родился 15 января 1855 г., въ службѣ съ 1872 г„ въ чинѣ съ 14 сентября 1899 г., командовалъ миноносцемъ „Сучена" въ 1889 и 1890 гг., состоялъ старш. офиц, мор, кан, лодки „Бобръ" съ 1892 по 1895 годъ, командовалъ: транспортомъ „Алеутъ" съ 1895 по 1897 г., кан. лод. „Бобръ" въ 1897 н 1898 гг., мин. „Всадникъ" въ 1898 г., мин. кр. „Гайдамакъ" въ 1898 и 1899 гт„ состоялъ старш. помощи, командира порта „Артуръ" въ 1899 и 1900 гг., эавѣдывалъ миноносцами и ихъ командами Портъ-Артура съ 1900 по 1902 годъ, наконецъ, съ апрѣля 1902 года командовалъ брон. „Пересвѣтъ" съ 1902 по 1904 годъ. В. А. скончался 8 сентября 1905 г. въ плѣну въ Японіи. Командуя „Пересвѣтомъ", онъ вынесъ всю тяжесть войны. Покойный пробылъ на Дальнемъ Востокѣ подрядъ 18 послѣднихъ лѣтъ, почта непрерывно плавая. Онъ искренно любилъ море и былъ преданъ своему дѣлу всей душой. Какъ человѣкъ, былъ крайній идеалистъ и альтруистъ. Онъ не имѣлъ ничего своего: ни имущества, ни денегъ, ни лишней одежды. Нуждающіеся всегда находили въ немъ поддержку. Кромѣ этой особенности, онъ былъ необыкновенно жизнерадостный. Во время боя 28 іюля В. А., командуя „Пересвѣтомъ", былъ тяжело раненъ, но сохранилъ спокойствіе н просилъ адмирала, князя Ухтомскаго, принять командованіе, самъ же спустился перевязать наскоро ужасныя раны и вновь возвратился наверхъ. Раны у него отъ осколковъ были чрезвычайно мучительны: на лѣвомъ плечѣ вырванъ кусокъ мяса, объемомъ кулака въ два, вплоть до кости, рана въ животъ была почти смертельна и, кромѣ того, повреждена нога. Впослѣдствіи В. А, пролежалъ IV» мѣсяца въ госпиталѣ. Въ такомъ состояніи, падая въ обморокъ, онъ простоялъ 28 Іюля всю ночь и ввелъ утромъ 29-го свой корабль въ гавань. По приходѣ въ Артуръ, начались энергичныя работы на фортахъ и команда была переведена на передовыя позиціи. На кораблѣ осталось только необ-
Минные крейсера должны были входить по очереди через день в 6 ч 30 мин утра и на обед оставаться на рейде. Работы кончали к заходу солнца. Ввели систему фарватеров. Начали учет в журнале вытраленных мин. Так с 14 мая по 17 июня вдень вытраливал по 1–5 мин, наибольшее число доходило до 10–13.
В утро предпринятой по настоянию наместника второй попытки флота вырваться из Порт-Артура 28 июля и "Всадппку” выпала символическая роль последнего провожатого флота. В качестве маячного судна он занял позицию около Белого Волка, чтобы эскадра, минуя банку “Амура” (на которой взорвались два японских броненосца) могла здесь лечь на курс ведущий в открытое море. В 10 ч 30 мин пропустив мимо себя весь флот, а затем и возвращавшиеся корабли трального каравана с охраняющими их канонерскими лодками, “Всадник” последним поверпул в Порт-Артур. Впереди предстояла неизведанная страда обороны крепости.
О возвращении эскадры никто, конечно, подумать и не мог. Послышавшийся спустя два часа гром отдаленного боя вселял надежду на то, что ночь 10 июня не повторится.
Но уже следующая ночь огласила рейд беспорядочной ожесточенной стрельбой. Это остатки рассеявшейся эскадры отбивали атаки наседавших на них японских миноносцев. В.К. Витгефта, убитого в бою, как он сам вслух не раз это предсказывал, сменил столь же несостоятельный адмирал князь Ухтомский. Его вскоре по требованию наместника заменил спешно "переведенный" в адмиралы Р.Н. Вирен, по и он по необъяснимому, как потом говорил Н.О. Эссен, "затмению” продолжал гибельное дело двух своих предшественников — разоружать флот ради обороны крепости. Уже без всякой надежды на выход в море, корабли были обречены на гибель в собственных гаванях.
“Всадник" и "Гайдамак” вместе со всеми продолжали безропотно выполнять отведенную им роль.
После боя 28 июля их команды начали отправлять па работы в крепость. Как в старые добрые времена людей водили сомкнутым строем, отчего 6 августа из 40 человек, направлявшихся через порт, разорвавшимся снарядом одного убило и ранило двенадцать. По этому поводу князь Ухтомский выпустил приказ, предлагавший отныне водить людей "не кучно, а в рассыпную”.
Условия осадной рейдовой службы при постоянных стычках с блокирующим Порт-Артур японскими миноносцами выявили необходимость усиления вооружения кораблей. Выяснилось, что японские миноносцы имели по две 75-мм пушки. Такое вооружение предполагалось в заданиях и на русские миноносцы по программе 1898 г. Но бюрократия при безгласии флота вычеркнула одну из этих пушек. Теперь во время войны флот должен был расплачиваться за экономию чиновников.
Сравняться с японцами смог только миноносец “Сильный”. Его командир, использовав время бездействия корабля при ремонте сумел своими средствами заменить кормовую 47-мм пушку на 75-мм. Все получилось и новая пушка в первой же стычке с японцами отлично проявила себя. “Всадник” и "Гайдамак” такой возможности не получили. Планы вооружения миноносцев в начале войны, укороченными 120-мм пушками (их разработали по инициативе великого князя Александра Михайловича) осуществить не успели, неподходящими признали и их баллистические качества. Помешала и накатившаяся блокада Порт- Артура. Насущно необходимых им 120-мм или 75-мм пушек корабли так и не получили. Они были непрерывно в работе, времени на перевооружение не было, лишних пушек — тоже.
Начавшиеся после гибели С.О. Макарова повальное разоружение флота по приказу наместника вовсе не оставляло надежд на усиление артиллерии минных крейсеров и те самые необходимые 120-мм пушки с транспорта “Ангара” были перенесены для установки под батареями Золотой горы и под маяком (В.И. Семенов. “Расплата”, М., 1910, с. 69; С-Пб, 1994, с. 104).
Дмитріевъ 2-ой
Аполлонъ Аполлоновичъ,
Капитанъ 2-го ранга.
Родился 5 окт. 1863 г., въ службѣ съ 1880 г., въ чинѣ съ 28 марта 1904 г., командиромъ миноносца "Боевой" въ 1902 й 1903 гг.. старш. офицеромъ мин. кр, "Гайдамакъ" въ 1903 г., транспорта "Ангара" въ 1904 г. и эскадр. бр. "Пересвѣть” въ 1904 г. А. А. кавалеръ орденовъ: св. Анны 3 ст. и св. Станислава 2 ст. съ мечами.
Дошло до того, что идя в бой 10 июня и 28 июля, корабли не могли получить обратно часть своих отданных на берег пушек. Этот горестный опыт в полной мере удалось осуществить только после войны, когда прежний командир “Всадника” капитан 2 ранга А.М. Лазарев (1865–1924, Бейрут) в 1906 г. в Черном море, командуя минным крейсером “Капитан-лейтенант Баранов”, выступил с предложением вместо неэффективной 75-мм кормовой пушки установить пушку калибром 120-мм. Благодаря его настояниям, корабли этого типа получили самое мощное вооружение в своем классе. Но в Порт-Артуре "Всадник” и “Гайдамак” всю войну оставались со своими "игрушечными” 47-и 37-мм пушками, с ними они выходили в море, из них должны были отвечать на огонь 75-мм пушек японских миноносцев. Выручала лишь большая численность пушек на минных крейсерах.
Не избежали корабли и преследовавшей весь флот давней бюрократической напасти — безостановочной замены командиров. Сделавшийся главным принципом их комплектования цензовый порядок предусматривал строгую ротацию офицеров, помешать которой не сумела даже тревожная предвоенная обстановка 1903–1904 гг. Многие командиры накануне войны были заменены, отчего понизилась боеспособность кораблей. Некоторых, не оправдавших своего назначения, С.О. Макарову пришлось заменить уже в ходе боевых действий.
Так Н.О. Эссен, переведенный с "Новика”, сделал свой броненосец “Севастополь” лучшим кораблем эскадры, а прежний командир “Гайдамака” капитан 2 ранга Ф.Н. Иванов в (I860-?) прославил свой корабль самой блистательной операцией той войны. Пройдя отличную миноносную (командир миноносца № 120 в 1897–1900 гг.) и крейсерскую школу (старший офицер “Новика” в 1900–1904 гг.), он в начале 1904 г. был назначен командиром “Гайдамака”, а с началом войны командиром минного заградителя “Амур”. Минно-крейсерский образ мышления и личная инициатива позволили ему добиться осуществления той активной минной постановки, которая 2 мая 1904 г. привела к гибели двух японских броненосцев “Яшима” и “Хатсусе”. Подобного успеха эскадра за всю войну добиться не могла.
Но теперь весьма небольшими шансами для совершения в Порт-Артуре своего подвига располагали давно уже не скоростные “Всадник” и "Гайдамак”. На них офицеры размышляя о своей судьбе не посмели настаивать перед новым командующим Р.Н. Виреном на спасении флота. Так с "фатализмом истинных славян" (как говорили в то время) проводили свои дни изверившиеся в своих начальниках экипажи “Всадника” и “Гайдамака”. Траление к концу войны прекратилось, флот во всем и повсеместно умирал. Пришел день 22 ноября, когда японцы овладели первыми высотами горы и уже уверенно корректирующие стрельбу смогли приступить к планомерному, — корабль за кораблем уничтожению русского флота. Первой целыо стал новейший “Ретвизан”. получивший в этот день попадания восьми снарядов. Получивеще Юснарядовонзатоиул. Так спустя некоторое время все корабли были потоплены.
“Всадник” и “Гайдамак” до конца осады несли свою службу обороны крепости, исход которого все хорошо предвидели. В ночь предательской ее сдачи 19 декабря 1904 г. прославленным "героем” китайского похода генералом Стесселем минные крейсера разделили судьбу своей эскадры. Их взорвали зарядными отделениями мин Уайтхеда. Также в продолжении этой ночи были взорваны и остальные корабли эскадры. Утром 20 декабря на внешнем рейде затопили броненосец "Севастополь”, взорвали канлодку "Отважный”. Стоявшую разоруженной у госпитальной пристани в Западном бассейне лодку “Бобр” японцы потопили еще 13 декабря прямым попаданием 11-дм снаряда.
Втайне от флота и гарнизона, подписав с японцами условия капитуляции Порт-Артура предатель Стессель (его заботой было лишь сбережение собственного имущества) не оставил морякам времени на выход в море и затопления сохранившихся кораблей. Как вспоминал М. В. Бубнов в порту и на судах эскадры началась страшная горячка и, как всегда бывает у нас на Руси, при сдаче крепости не только ничего не обдумали, но даже и говорить об этом опасались. Начали взрывать броненосцы; мины для этого были приготовлены раньше, по провода при долгом лежании в воде в некоторых случаях оказывались совершенно негодными и мины не взрывались. В таких случаях стали подрывать суда снаружи, пуская иногда метательные мины, отчего подрыв некоторых судов произведен был довольно неудовлетворительно, что способствовало потом подъему этих судов японцами. Всю ночь раздавались взрывы в порту и на Тигровке. Что же касается береговых батарей и фортов, то на некоторых из них даже и не знали о сдаче, почему и не было сделано никаких распоряжений”.
Многие из командиров думали, что перемирие будет временным и осада продолжится, потому о выведении техники и боеприпасов из строя не думали. Стессель же, уже подписав капитуляцию, грозил военным судом тем, кто будет что-либо взрывать и портить. Поэтому и минные крейсера сохранившиеся лишь условно, также условно и были взорваны. Последним героическим эпизодом обороны стал бой, состоявшийся уже после капитуляции утром 20 декабря. Японские войска па крайнем правом фланге, долго оставаясь в бездействии. затем решили по-самурайски отличиться и взять крепость в бою. Но обошлось им это очень дорого. Они оттеснили паши передовые части, по наши резервы (морских десантов и 5-й и 12-й рот экипажа) не только отбили их с порядочным уроном, но даже захватом в плен одного офицера и около 30 нижних чипов.
Стессель тем временем несколько раз звонил по телефону в порт, требуя прекратить взрывы. Ведь он честным генеральским словом поручился сдать крепость в неприкосновенности. В то же время, не ведая, видимо, о Гаагской конвенции о военнопленных, он не выговорил для офицеров даже тех элементарных прав, что были в ней предусмотрены.
Но все же прорвали блокаду и покинули Порт-Артур миноносцы “Смелый” и “Властный”. “Прошелся вдоль порта и набережной. Идешь как во сне, — писал свидетель обороны П. Лореик (“Страдные дни Порт- Артура”, с. II, С-Пб, 1906, с. 654) о картине разрушения — “Жаль, несказанно жаль того “Амура”, который вот уже 11-й месяц принимая на себя удар за ударом страдал и боролся героически… Жаль всех жертв, принесенных на алтарь отечества — тех тысяч богатырей, которые палн в бою”. Велики были и потери флота, отдавшего в десантные отряды сотни своих матросов и высококвалифицированных специалистов. Непередаваемое зрелище в сравнении даже с развороченными от взрывов фортами являли среди города, на прибрежном мелководье или прямо у набережных мертвые громады, брошенных и отданных на расстрел японцам, броненосцев и крейсеров.
“Я был сегодня в гавани на набережной — писал 2 декабря мичман И.И. Ренгартен (“Воспоминания Порт- Артурца”, С-Пб, 1910, с. 234), — смотрел на затопленную эскадру — корабли умерли, не дышат дымом трубы, все на них разворочено, разбито. Сердце сжалось острой болыо”. Большего в этой книге для матросских библиотек сказать уже было нельзя. В стороне остался главный виновник гибели флота в Порт-Артуре командир крейсера “Баян” Р.Н. Вирен (1856–1917, мятеж). Он и свой корабль обрек па такую же позорную участь — быть расстрелянным как заурядная мишень на полигоне.
Японцы торжествуя перед миром свою победу, издали несколько альбомов, изображавших то кладбище, в которое “пещерные адмиралы” ни за понюх табака превратили эскадру. И даже сегодня, всматриваясь в корабли, в их детали и в панораму порта, с бездарно погубленной эскадрой нельзя, несмотря на прошедшее столетие и все его события, не замереть перед видом тех кораблей, воплощения многочисленных затрат и труда тысяч рабочих, которые с несказанной простотой в считанные часы были погублены по воле одного ничтожества имя которому Роберт Николаевич Вирен.
Неизвестно, могли подобные мысли позволить себе уходя в японский плен и прощаясь со своей “Полтавой” мичман И.И. Ренгартен, и также простившийся со своим первым кораблем “Гайдамаком” мичман А.Е. Трусов (сын командира “Рюрика”). Но бесспорно, что привезенные из плена японские альбомы стали для них зримым обвинением прогнившего самодержавного режима. Ибо только находясь на краю маразма Николай II мог закрыть глаза на преступление Р.Н. Вирена и продолжать возносить (вице-адмирал в 1909 г., полный адмирал в 1915 г.) этого "деятеля” поражавшего весь флот своим самодурством.
Взрывами “Всадника" и “Гайдамака" их история не закончилась. Как и большинство кораблей Порт-артурской эскадры, подаренных японцам русскими “пещерными адмиралами” (выражение Г.П. Чухнина) “Всадник" и “Гайдамак” были подняты и восстановлены. В японском флоте они получили названия “Макигумо” и "Шикинами”. Корабли оказались столь надежными и полезными, что прослужили дольше, чем позднее построенные и также доставшиеся японцам русские миноносцы “Сильный”, “Решительный” и “Бедовый". Их исключили из списков в 1912 г., а “Всадник” и “Гайдамак” — в 1913 г.
Рапорт командира минного крейсера “Гайдамак” — начальнику штаба Командующего флотом Тихого океана
5 апреля 1904 г. № 30.
1904 г. марта 31 дня, находились на рейде на левом траверзе броненосца “Петропавловск” на расстоянии одного кабельтова. Около 10 часов утра, стоя на мостике, увидел поднявшийся в носовой части большой столб темносерого дыма, при звуке, похожем на травление пара.
По рассеянии дыма, броненосец оказался погруженным носовой частью, на половину своей длины, в воду, причем в кормовой части показалось большое пламя огня без дыма. Минут, приблизительно, через 3–5 броненосец исчез под водой, а на его месте образовалось большое грязное пятно, с плавающими людьми и обломками.
Тот час же крейсер подошел к месту гибели броненосца, приготовляя на ходу к спуску все гребные суда (вельбот, шестерка, четверка и двойка); по подходе к крейсеру, были спущены гребные суда и брошены на воду спасательные средства: койки, буйки, спасательные пояса и вообще все, за что можно было держаться на воде.
Спасение людей происходило также и с крейсера, бросая концы и подавая шесты, в чем принимали участие и господа офицеры. В общей сложности удалось спасти и взять на крейсер 32 человека нижних чинов. Кроме того, на вельботе крейсера были спасены: ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО Великий Князь КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ, мичман Яковлев, мичман Шлиппе, переданные на миноносец, ближе находившийся к вельботу. На прочих шлюпках еще было спасено 18 человек нижних чинов, также переданных на миноносец.
В числе спасенных были раненые и обожженные, которым сделал перевязку фельдшер, до сдачи их на “Монголию”. После сигнала: “миноносцам идти в гавань” — пошел в гавань и, подойдя к борту “Монголии”, сдал всех спасенных. На крейсере все спасенные были переодеты в сухое белье и платье, предложенное командой крейсера.
В числе спасенных вещей оказались: пальто Великого князя, пальто Командующего флотом вице-адмирала Макарова, карты, (не секретные) и небольшой образ Св. Николая Чудотворца, находящийся и поныне на крейсере; все же остальные вещи сданы по принадлежности на броненосец “Севастополь" — в штаб.
Капитан 2 ранга Колюбакин
Рапорт командира минного крейсера “Гайдамак” — наместнику Его Императорского Величества
22 апреля 1904 г. № 2.
31 марта 1904 г. при гибели эскадренного броненосца “Петропавловск" после взрыва первой мины, при заметно быстро погружавшейся носовой части броненосца, крейсеру было дано направление к броненосцу. Подойдя к месту гибели, крейсер врезался в центр образовавшейся площади плавающих людей и обломков с погибшего броненосца, рискуя сам наскочить на неприятельскую мину, найденную впоследствии совместно с крейсером "Всадник". Еще на ходу были спущены шлюпки со шлюпбалок (вельбот и шестерка), а подойдя ближе и застопорив машину, были сброшены и другие две шлюпки с палубы.
Было отдано приказание бросать за борт все предметы с помощью которых могли бы воспользоваться утопающие. Спасение людей было организовано механиком Владимиром Рожиным и непосредственно с крейсера, подаваемыми концами, беседками и веслами, а для оказания помощи раненым, обожженным и ослабевшим приходилось людям спускаться на концах за борт, для обвязывания их. Несмотря на порядочное волнение (3–4 балла), шлюпки работали до того момента, когда все люди были подобраны.
Первая медицинская помощь раненым и обожженным была оказана фельдшером Алексеем Пеппом. Командой крейсера спасенные люди были переодеты во все сухое белье и платье, что исполнялось без приказания из человеколюбия, по-братски самой командой. По возвращении шлюпок и поднятия их, крейсер вошел в гавань и, подойдя борт о борт к госпитальному судну Красного Креста — “Монголия", сдал своих спасенных.
В числе спасенных оказались: ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО Великий Князь КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ, перевезенный в виду отдаленности вельбота от крейсера, на миноносец “Бесшумный'', три обер-офицера и сорок семь нижних чинов, из общего числа семидесяти двух, спасенных другими судами. Спасение людей происходило в виду неприятельской эскадры.
Офицеры и команда исполнили свой долг мужественно, храбро и самоотверженно, почему ходатайствую перед Вашим Высокопревосходительством о награждении господ офицеров и нижних чинов вверенного мне крейсера.
Капитан 2 ранга Колюбакин