С наступлением разрядки в обстановке, корабли начали покидать Чифу. 29 июня “Память Азова” под флагом вице-адмирала С.П. Тыртова (он оставался начальником соединенных эскадр до 14 января 1896 г.) ушел во Владивосток. Обеспечив немалую долю победы в Чифу, корабль начал долгую, как никогда в русском флоте, службу по охране интересов России в Тихом океане.

Неприветливо, словно за что-то гневаясь, или, может быть, просто призывая к бдительности, как из века в век испытывал он являвшиеся в его воды корабли, встретил океан Память Азова" на его новой службе. После долгой стоянки во Владивостоке и плаваний в окрестных водах 14 октября “Память Азова” ушел на зимовку в Японию. В очередном донесении в Петербург адмирал писал: "18 октября 1895 года в 4 час. дня вышел из Хакодате на крейсере “Память Азова”. На следующий день ветер посвежел до 9 баллов, дождь прекратился, но пасмурность продолжалась. Волна была очень велика и так как попутная, то беспокойная: боковые розмахи доходили до 30°, так ч то мне вспомнился мой старый “Гайдамак”, где впрочем, последствия качки были менее ощутительны, т. е. ничего не летало: здесь же мы летали вместе со стульями, а об остальном и говорить нечего”.

Без малого шесть лет продолжалась бессменная вахта Памяти Азова", ставшего главным часовым флота в Тихом океане. Десятки, может быть, и сотни тысяч миль пройдены были на пространстве бескрайнего театра, десятки штормовых дней в изнурительных походах, многие месяцы томительных похожих одна на другую якорных стоянок запечатлены на скрупулезно заполнявшихся страницах главной летописи корабля — накопившихся один за другим вахтенных журналах, четыре начальника эскадры и четыре командира прошли по палубам корабля за время его тихоокеанской вахты.

С 24 января 1895 г. по 1 января 1896 г. флотом в Тихом океане командовал начальник соединенных эскадр вице-адмирал С.П. Тыртов. Свой флаг он спустил 14 января 1896 г. у Шанхая. С 1 января 1896 г. по 31 августа 1897 г. начальником эскадры Тихого океана состоял контр-адмирал (с 28 апреля 1897 г. вице-адмирал) Е.И. Алексеев, с 31 августа 1897 г. по 31 июля 1899 г. контр-адмирал Дубасов, с 31 июля 1899 г. по 28 июля 1900 г. вице-адмирал Я.А. Гильдебрандт (1842–1915 г.). Г.П. Чухнин 1 января 1896 г. был произведен в контр-адмиралы с назначением младшим флагманом эскадры Тихого океана. Но еще до 10 января он продолжал командовать крейсером и только 11 января поднял свой адмиральский флаг на канонерской лодке “Отважный” (А. Беломор, с. 58–59).

17 января он перенес флаг на броненосец “Император Николай I”, 9 апреля адмирал с лодками “Гремящий”, “Манчжур” вышел в Киао-Чао, где с присоединившимся “Бобром” провел тщательный осмотр бухты, которую предполагали арендовать у Китая. Проведя в пути обстоятельные учения и маневры, Г.П. Чухнин с отрядом на броненосце “Император Николай Г’(канонерская лодка “Манчжур”, минные крейсера “Всадник” и “Гайдамак”, миноносцы “Уссури” и “Сунгари”) 5 мая 1896 г. прибыл во Владивосток. 20 октября адмирал спустил флаг на броненосце и вступил в должность командира Владивостокского порта (А. Беломор, с. 60). После Г.П. Чухнина командирами “Памяти Азова” были: в 1896–1898 гг. капитан 1 ранга А.А. Вирениус (1850–1919); в 1898–1901 гг. — капитан 1 ранга А.Г. фон Нидермиллер (1851–1937, Берлин, составил издание в 1930 г. в Риге воспоминаний “От Севастополя до Цусимы, 1866–1906 гг.), в 1901–1905 гг. капитан 1 ранга Ф.Ф. Сильман 1, в 1905–1906 гг. капитан 1 ранга А.Г. Лозинский (1857–1906).

“Память Азова” в доке. Нагасаки, ноябрь 1896 г.

Новый 1896 г. корабль встречал в Нагасаки. Как говорилось в рапорте начальника эскадры С.П. Тыртова, “на праздник Рождества Христова по обыкновению на всех наших судах устроены были для команды елки и состоялись театральные представления при неизбежном участии старинного Царя Максимилиана”.

27 января “Память Азова” перешел в Иокагаму. За время стоянки в Нагасаки в апреле водолазы корабля скребками очистили от ракушек обшивку у ватерлинии и гребные винты. Выборочная хроника плавания, составленная по публиковавшимся в “Морском сборнике*' ‘Известиям о плавании судов за границей” (полную картину можно получить по записям в вахтенных журналах) выглядит следующим образом: 24 апреля крейсер пришел в Чифу, 13 мая — во Владивосток. Затем был в Амори, оттуда вышел во Владивосток. 16 октября ушел в крейсерство к берегам Кореи. С 3 по 20 ноября 1896 г. из-за давно уже проявлявшегося значительного обрастания корпуса ракушками с водорослями, отчего корабль терял почти 2 узла скорости, “Память Азова” ввели в док Нагасаки. Здесь подтвердилась странная, неподдающаяся объяснению аномалия. Защитная обшивка медными листами была буквально усеяна разными видами ракушек, устрицами, кораллами и другими наростами. Их и ранее “добывали” водолазы корабля, но открывшаяся картина почти сплошного обрастания (в корме его слой составлял 5 ½ дм) поставила корабельных специалистов в тупик. С таким коварным поведением медной обшивки, отказывавшейся защищать корпус от обрастания, никто еще не встречался. Обросли также и все бронзовые детали — кронштейны, дейдвудные трубы, гребные винты, штевни. Крейсер, правда, был до этого в доке с 12 по 21 февраля 1894 г., но на “Адмирале Корнилове”, проплававшем без дока также более двух лет, обросла только бронза, собственно же медная обшивка была “совершенно чиста”.

Заменив поврежденные листы, продолжили плавание и отправили корабль на станцию в Чемульпо, Здесь стояли с 11 декабря 1896 г. 30 марта 1897 г. на переходе Фузан — Иокагама Память Азова ' под флагом контр- адмирала Ф.В. Дубасова провел испытания хода под одной машиной. Винт разобщили в 26 минут, под парами оставили два котла вместо трех. С 27 апреля стояли в Хакодате. 3 мая на переходе Хакодате-Владивосток при пробе полного хода произошло повреждение чугунной набивочной коробки цилиндра среднего давления.

По приходе во Владивосток 5 мая оказались необходимы и другие работы, включая перемену трубок холодильников и переборку главных деталей машин. Работы заняли все лето и осень. К этой хронике можно добавить сведения из писем Е.А. Трусова: 4-11 января 1897 г. стояли в Чемульпо, 18 апреля в Иокогаме, 30 апреля — в Хакодате, 27 мая, 14–29 июня — во Владивостоке, 1 сентября и 12 сен тября (“ждем инспекторского смотра”) — Нагасаки, 18 декабря — Нагасаки.

20 сентября 1897 г. в доке Цесаревича Николая (тот, что закладывался наследником в 1891 г. и был открыт Г.П. Чухниным 7 октября 1897 г. — А. Беломор, с. 70) проверили состояние обшивки корабля и винторулевой группы. Оказалось, что обрастание в подводной части было значительно слабее прошлогоднего, но все же, в сравнении с обрастанием корпуса “Дмитрия Донского'’, оставалось “неравномерным”. По какой-то странности все поставленные в Нагасаки медные листы совершенно не обросли и резко выделялись своей гладкой зеленоватой поверхностью от остальных”. К рапорту об этом командира А.А. Вирениуса от 23 ноября 1897 г. с рейда Чемульпо прилагались фотографии и образцы листов: старого и нового. Командир высказывал предположение о разном влиянии химического состава листов на обрастание. Существенным был и износ обшивки по всему кораблю — края листов утончились, сделались хрупкими, “настоятельно необходимой” считал он замену всех листов подводной обшивки.

Начальник эскадры (на бланке значилось '‘командующий эскадрой в Тихом океане”) 8 декабря 1897 г. рапорт командира, акты судовой комиссии, образцы медных листов и фотографии препроводил в МТК для изучения, как он писал, “особенностей процесса обрастания”. Но специалисты МТК объяснения аномалии не нашли. На обстоятельном акте от 29 ноября 1896 г. о результатах докования в Нагасаки, полученном из Главного Морского штаба, 2 мая 1897 г. Э.С. Гуляев (1851–1919) написал: “отчет не указывает каких-либо неожиданных фактов. Большое обрастание и проникновение воды замечается более или менее и на других судах ”. Впрочем Э.Е. Гуляев предлагал и другим членам МТК ознакомиться с документами, для соображений в будущем, так как крейсер “Память Азова обшит медью.

Другой член МТК — прежний строитель крейсера Н.Е. Титов на препровожденном ему для рассмотрения рапорте командующего эскадрой от 8 декабря 1897 г. отозвался и вовсе бесстрастно: “Читал”. Очевидно, что на требовавшиеся широкие эксперименты по влиянию зависимости степени обрастания медных и бронзовых изделий от их химического состава в МТК не решились. Не было тогда соответствующей научной и экспериментальной базы. О создании же ЦНИИ технологии, который мог бы решить проблему (и который появился только в СССР), и не мечталось. Не нашел нужным, также не имея на это средств, провести натурные эксперименты в условиях Владивостока или Порт-Артура, и начальник эскадры. Широкие исследования были тогда “не в обычае”.

Смелость их проведения мог бы взять на себя имевший наклонность к науке С.О. Макаров. Но бюрократия предусмотрительно ограждала его от должностей, которые давали бы возможность проведения исследований и экспериментов. Ему не доверяли ни должности председателя МТК, ни начальника Тихоокеанской эскадры. Проблема обрастания медных и бронзовых изделий осталась нераскрытой. Впрочем одну более понятную проблему Ф.В. Дубасов все же решил, обращая внимание МТК на значительные расходы по восстановлению рангоута и его в общем-то сомнительную практическую ценность, начальник эскадры предлагал отказаться от парусов и заменить рангоут упрощенным и облегченным. В МТК, подумав, согласились.

10 апреля 1898 г. решили (с согласия управляющего П.П. Тыртова), “пользуясь случаем ремонта, удовлетворить ходатайство контр-адмирала Дубасова по вышеупомянутому облегчению рангоута”. Тем временем 24 ноября 1897 г. “Память Азова” перешел на традиционную зимовку в Нагасаки. Так приходилось уходить от обрекавшего на бездействие ледового плена Владивостокского рейда.

Главным событием 1898 г. стало участие “Памяти Азова” в произошедшей по договору с Китаем передаче русскому флоту Порт- Артура. Первый русский отряд под командованием контр-адмирала М. А. Реунова (1841-?) в составе крейсеров “Адмирал Нахимов”. “Адмирал Корнилов'’, канонерской лодки “Гремящий” пришел в Порт-Артур еще 5 декабря 1897 г. 9 декабря в Талиенван пришли крейсер “Дмитрий Донской” и канонерские лодки “Сивуч'’ и “Гремящий”. 23 января пришли “Память Азова” (флаг начальника эскадры Ф.В. Дубасова) и присоединившийся к эскадре 9 апреля 1896 г. крейсер “Рюрик”. 14 марта 1898 г. из Нагасаки пришли крейсера “Россия” и “Дмитрий Донской”, 18 марта броненосцы ‘Наварин” и "Сисой Великий'’. Собрав в новоприобретенной базе главные силы эскадры, “Память Азова” вместе со своими кораблями приветствовал Андреевский флаг, который 16 марта на мачте Золотой Горы поднял великий князь Кирилл Владимирович, одновременно контр-адмирал М.А. Реунов поднял флаг в Талиенване.

В Порт-Артуре, охраняя новую базу, Память Азова” простоял всю весну и лето. Затем, с успокоением обстановки, возобновили стационарную, всегда облекавшуюся завесой секретности службу: "'Идем, как всегда, неизвестно куда", — с досадой писал в свое время об этих скитаниях старший офицер (в 1895–1897 гг.) капитан 2 ранга Е.А. Трусов. Конец 1898 г. — начало1899 г. провели в стоянках и походах между Порт-Артуром, Нагасаки и Владивостоком. Наступил период временной стабилизации обстановки. Оставив прежние планы приобретения базы в Киао-Чао или Мозампо, флот, невзирая на все крайние неудобства Порт-Артура (об этом без обиняков докладывал начальству Ф.П. Дубасов), должен был обживать это "устроенное'’ ему режимом Николая II прибежище. Эскадра понемногу пополнялась новыми кораблями Теперь это были уже броненосцы.

Пришло время сдавать пост часового давно переслужившему свой срок Памяти Азова”. 28 ноября 1899 г. он был уже на пути из Владивостока в Нагасаки, 22 декабря вышел в Гонконг, 28 января 1900 г. шел из Коломбо в Перим. В феврале был в Пирее и Поросе. 30 марта вышел из Гибралтара в Портланд, 27 апреля из Киля в Либаву, а с открытием навигации “Памяти Азова” был в Кронштадте.

В ходе инспекционного смотра, по прибытии в Кронштадт, тщательно были рассмотрены условия службы на корабле нижних чинов. Этому были посвящены свыше 20 (Из 55) вопросов опросного листа, заполняемого в ходе смотра.

Матросская библиотека корабля насчитывала 270 книг, что несомненно, способствовало общему развитию матросов: в ходе многолетнего плавания число неграмотных на корабле сократилось с 38 (7 % состава) до 4 человек по его окончании. Не было на корабле (за прошедший календарный год) и судимых.

Но корабль был еще очень нужен флоту, и в том же 1900 г. решено было (вместе с “Императором Николаем I”, ‘'Мининым” и “Адмиралом Нахимовым”) перевооружить корабль, заменить котлы, освободив их от такого анахронизма, как магистральная труба водоотливной системы, (МТК, журнал по кораблестроению, от 30 ноября 1900 г. № 122).

Летом 1901 года крейсер в составе Учебного артиллерийского отряда принимает участие в показательных маневрах флота. Проведенные в Бьеркском архипелаге, они стали звездным часом в стремительной карьере З.П. Рожественского. В присутствии русского и германского императоров он провел “превосходные” стрельбы с дистанций 15–23 кабельтовых. Условия их были откровенно “тепличными” и говорили даже об ослабленных креплениях щитов. Но “бравый адмирал” покорил и очаровал простодушного Николая II.

Он уже более не сомневался, “в чьи руки можно доверить судьбу отечества в час испытаний”. Этот час настал всего через три года. Отправившись “на маневры”, блистательный царедворец только у Сингапура понял, что “идет на войну”, и не имея мужества “потерять карьеру, но спасти флот”, попытался исполнить '“невозможный приказ” Петербурга. И в Цусимском проливе потерял всё, не спася ничего и никого, кроме себя.

С началом военных действий, крейсер даже был предварительно включен в состав 3- й эскадры Тихого океана, но его техническое состояние сделало невозможным участие в походе и Цусимском сражении. В том же 1904 году корабль встал на капитальный ремонт. В ходе его на Франко-Русском судостроительном заводе были заменены котлы и паротрубопроводы. Теперь котельная группа состояла из 18 котлов системы Бельвиля. Было установлено оборудование для ведения с корабля минных поставок. Выйдя из капитального ремонта, корабль приступил в 1906 году к усиленной боевой подготовке. После тяжких потерь Русско-Японской войны каждый корабль имел для флота особое значение.

Со временем заменили три мачты на дне, в 1904 г. закончили замену котлов на водотрубные Бельвиля. Планировали отправить корабль в 1905 г. на подкрепление эскадры З.П. Рожественского, но по счастью, если так только можно сказать, Цусима отменила эти планы. Корабль продолжал службу в составе учебно-минного отряда.

 

Из писем жене старшего офицера (3 декабря 1895-февраль 1898 г.) крейсера I “Память Азова” капитана 2 ранга Е. А. Трусова

1895 г.

15 декабря. Иокогама.

Пошла вторая неделя, как я вступил в свое испытание. Работы настолько много, что времени буквально нет присесть побеседовать с тобой. За эти полторы недели разве один раз что проспал 6 часов ночью, а то все меньше. Корабль очень большой, а за день его обежишь много раз, что иногда просто отказываешься ходить с непривычки, и голова от массы того, что надо запоминать, все время как в тумане. Тяжесть работы, главным образом, представляется от того, что не успеваешь следить за судовыми работами и учениями. Тебя все время отрывают всевозможными встречами являющихся к адмиралу, то командиров иностранных судов, то разных посланников, то отъезды и приезды самого адмирала, завтраком у него гостей, смотры и музыка, сменяются одни другими. Судовая же жизнь идет своим порядком.

Моя каюта прекрасная — в две комнаты, т. е. кабинет и спальня. Очень просторная со шкапами для всего, креслом, диваном, прочими комфортабельными приспособлениями. Не могу сказать, чтобы было особенно уютно, немного выглядит сараем, и палуба слишком поката к бортам, т. к. прежняя настилка, деревянная, с броневой палубы перед приготовлением к бою снята и заменена клеенкой, броневая же устроена черепахообразно. С офицерством же у меня отношения тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, до сих пор хороши. Но между ними приходилось уже разбирать инциденты весьма неприятного свойства. Конечно, не между всеми, только между троими. Я до сих пор еще не выучил всех имен и отчеств. На берег еще, конечно, не съезжал, да об этом и не думаю, ничего не покупал и покупать не буду. Сколько будет стоить жизнь в кают-компании не знаю, но не думаю чтобы дешево. Много очень визитов, и следовательно, шампанского выходит предостаточно. Сегодня снялись с якоря и идем в Кобе, где простоим дня 4, а потом пойдем в Нагасаки. Лягу спать — завтра по случаю ходового дня команду будить в 6 часов, а следовательно, и я, если меня не разбудит командир в 4 часа, смогу спать до 6 часов, а обыкновенно я встаю в 5 часов. О сне после завтрака я уже и забыл.

17 декабря. Иокогама.

Третьего дня вечером пришли в Кобе, вчера с утра и до 3 часов продолжались визиты и, конечно, неизбежные с ними салюты, что мне просто горе. Суббота — единственный полный день, что в моем распоряжении для приборки и приведения всего в надлежащий вид, и этот-то день с этими почестями проходит через пень в колоду, да еще после двухсуточного перехода под парами в довольно свежую погоду, когда занесло порядочно и сажей, и образовались ржавые подтеки по бортам. Крейсер теперь выкрашен в шаровую краску. Это хотя очень красиво, но не совсем практично. Хотел тебе послать фотографическую карточку его, для чего и купил их две, да у меня увидал ее Чухнин и так как сказал, что он ее находит даже лучше, чем у него есть, то я ему и предложил ее, и теперь у меня осталась только одна…

Жизнь тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, покуда идет хоть утомительно, но хорошо. Тут столько углов и так плохо досягаемых, что я еще не все облазил. Вчера, например, вечером я, снявши сюртук, осмотрел только подробно один водяной трюм и убил на это полтора часа времени. Конечно, нашел там массу ненужного, которое там хранилось, предполагая, полную невозможность мне туда проникнуть. Офицерство после моего обхода начинает на меня косо поглядывать, так как я хоть и в вежливой форме, но прошу посматривать за своими постами. В общем, ко мне относятся очень почтительно, даже слишком почтительно. Из всех ко мне ближе стоит Крафт, от которого я принял старшее офицерство.

Сегодня воскресенье. Чухнин уехал на берег еще вчера днем и вечером прислал мне письмо с надписью на конверте не тревожить меня, если я сплю, и отдать его утром, в котором извещает меня, что он не будет на судне до вторника и разрешает уволить на берег свободных офицеров до того же времени в Киото. Таких отлучек с крейсера, говорят, еще не бывало. Отбыв утром весь воскресный наряд, как бы это было при нем, я отпустил очередную команду на берег.

Письма жене капитана 2 ранга ЕЛ, Трусова отправленные в 1897 г, из Владивостока и Нагасаки

1896 г.

20 января. Нагасаки.

Вчера днем пришли в Нагасаки и сейчас же узнали кучу новостей. 1-е это то, что “Владимир Мономах” уходит в Россию через четыре дня и от нас переводят туда трех офицеров. Вторая, что сегодня с 6 час. утра погрузить уголь, а завтра, т. е. в воскресенье к 8 утра к нам переберется адмирал Алексеев со всем штабом. Как мне удастся его принять после погрузки угля, ума не приложу, во время погрузки все засыпает мелкой угольной пылью, и чтобы привестись в порядок, надо по крайней мере сутки, и то еще останутся места невымытые. Что- то будет и как пойдут дела с новым адмиралом, дай Бог, чтобы так же, как со старым…

На берегу я не бывал, кроме случая, когда снимался в фотографии и был на обеде у Чухнина, вот и весь съезд с 3 декабря, что я сюда приехал, а оттого у меня и денег скопилось за эти два месяца около 300 долларов, что по теперешнему курсу 300 рублей. Расходы в кают- компании порядочные. За стол берут 40 долларов. Приемы и прочие расходы в кают-компании 30 долларов этот месяц, да в буфет за вино, пиво и воду… около 10 или 12 рублей придется, вот месяц меньше 80 долларов и не обойдется, без стирки, прачки, вестовому и т. п… Письмо это грязное от угольной пыли.

10–11 февраля. Иокагама.

Ужасно грустно смотреть, когда на твоих глазах сходит с ума человек. У нас плавает молодой доктор Лукин; он теперь уже четвертый год в плавании и не знает, когда его сменят; недавно женат и еще не видел даже своего ребенка, тоска его настолько забрала, что он стал мешаться, и теперь или угрюмо молчит, или начинает говорить очень много, но перескакивает с одного предмета на другой без всякой связи, только, конечно, везде фигурирует его жена. У нас просто поветрие какое-то на смерти и умопомешательство. С октября-месяца ушел Тимофеев, доктор Охотин, помешался капитан 2 ранга Григорович, и вот теперь наш доктор.

Завтра утром мытье белья и коек, да я хлопочу, не знаю, удастся ли — чтобы мне дали в распоряжение день до 10 час. утра, чтобы прибраться и вымыться как следует. Послезавтра учение… да за одно еще официальный обед у адмирала; будет посланник и еще там кто-то.

20 декабря. Иокагама.

Завтра хочу выйти наверх и вечером вступить в исправление своей подлой обязанности, и так проболел целую неделю… Сегодня доставили из Нагасаки альбом для Тыртова и рамку для группы Чухнину. Альбом без внутренности, и одна крышка стоит 250 долларов, а рамка 60 долларов, значит надо приготовиться еще к вычету.

27 марта. Иокагама.

Церковь у нас к выносу плащаницы и Пасхи прелестно убиралась гирляндами зелени, декорировалась цветами в вазах. Вид действительно получается очень хороший, в особенности на Пасху, когда вдобавок является богатое электрическое освещение. Розговни также устроены были парадные, у нас розговливался адмирал, три дамы — жены офицеров с других судов, консул и еще несколько человек русских. Хлопот с этим всем немало. Сверх всего на третий день у адмирала был парадный завтрак, и он просил устроить после завтрака спектакль. С этим тоже хлопот немало. Приезд Bi-.рениуса, который со свежими силами начал входить во все мелочи судовой жизни и потому требует постоянно меня к себе то осматривать одно, то другое, делает то, что у меня ноги еле двигаются. О береге при таких обстоятельствах, конечно, и думать нечего, а потому бегаю себе всласть по своему крейсеру и высчитываю дни, когда окончится мой ценз. Через неделю пройдет треть его. Завтра в 7 час. снимаемся с якоря и идем, конечно, неизвестно куда. В море будем заниматься стрельбою, и в конце концов, я думаю, через неделю, а может быть, и через две попадем в Нагасаки, где к тому времени уже будет “Рюрик”, и адмирал переедет туда, и к нам, Бог даст, никого не посадят.

5 апреля. Нагасаки.

Теперь сажусь, выхватывая между работой по

немногу времени, а то просто хоть караул кричи, и написать письма нет времени. День весь в расходе, а вечером или уже уставши так, что ни за что не примешься, или сижу у Вирениуса и просвещаю его в тонкости устройства судна и распорядков, или же вместе с ним переделываем расписания, и так проходит время до 10 или 11 часов, после чего, конечно, спать ложусь, иначе вставая в шестом часу, никаких сил не хватит. Шпилек тебе обыкновенных, сейчас также между делом послал купить одну дюжину, привез какой-то японец на судно. Надо непременно поехать на берег на 0,5 часа, поднести вместе с депутацией рамку с карточкой адмиралу Чухнину и не могу выбрать для этого времени. В воскресенье мы сюда пришли, а вот сегодня уже пятница. Сказал Вирениусу, что завтра мне непременно надо будет съехать, а то он тоже в одной береговой комиссии по поводу берегового лазарета и волей-неволей сам должен съезжать на берег, как раз в то время, когда Чухнин приезжает с судна домой.

6 апреля. Нагасаки.

Вчера опять обедал у адмирала, обед окончился 9 ч. 45 мин. вечера, вот опять времени не было написать, да еще работы по судну осталось порядочно. Вирениус разными комиссиями и приемами занят тоже настолько, что когда я к нему прихожу с докладом по разным поводам, то в большей части ухожу ни с чем, или же, когда он освободится, я занят, так мы никак не можем поймать друг друга.

8 апреля. Нагасаки.

Ты удивляешься, что я тебе в письме от 24 декабря написал, будто бы моя служба идет сносно и то значит — это скверно. Слово “сносно” этого вовсе не обозначает, а действительно сносно, да и трудно при такой большой и разнообразной деятельности написать что-нибудь другое про службу. Во вторник, когда я тебе писал письмо, у меня еще был командиром Чухнин, и следовательно, зная по рассказам разные про него ужасы, я все время был, как говорится, в ожидании не того, так другого. Хорошо он скоро уехал, и я ужасов никаких так-таки и не увидел и расстался с ним, как ты знаешь из предыдущих писем, хорошо. т еперь в нравственном смысле слова мне служить, конечно легче, но в смысле физического труда и нравственной ответственности за весь порядок судовой службы и дисциплины мне не легче, и я замечаю, что временами на меня нападает большая усталость, просто хоть брось, ну да Бог даст, закончу ценз благополучно, осталось всего 8 месяцев. При сдаче крейсера Родионовым Вирениусу Родионов сказал, когда мы стояли во фронт на шканцах, Вирениусу, что “рекомендовать Евгения Александровича я вам не буду, достаточно будет сказать, что я был на крейсере только номинальным командиром, а настоящим командиром был Евгений Александрович, образцовый же порядок крейсера Вы сами увидите”.

Но все это слова, от которых работы не убавляется, а скорее прибавляется.

9 апреля. Нагасаки.

Тут одно время дамы, конечно, жены офицеров некоторые дошли до такой степени обидчивости, что начали считать, которую пригласили раньше, которую немного позже, а выражали обиду по поводу невежества, если которую-нибудь пригласили позже другой; мало того, надо было еще и за столом посадить так, чтобы не было обиды, ни дать, ни взять, как в избе считается почетным угол с образами, так и тут мое место считалось почетным, и около него по правую и по левую руку обыкновенно садятся адмирал и командир, а далее уже садятся все остальные приглашенные и свои через одного человека. Вот тут-то и рассади дам, и угадай, которая из них старше, а не угадаешь, то опять обида.

Как разместить приглашенных дам, приходится угадывать мне, а потому для меня приезд дам в официальные дни чистое наказание. Как не верти, а кто- нибудь да обидится.

Сегодня пришли к нам “Рюрик” и “Донской”. Новостей никаких, конечно, не привезли, так как вышли из Кронштадта еще в октябре-месяце. Но зато мы стали в эскадре уже не самым большим крейсером, а вторым по величине. Адмирал, впрочем, кажется, раньше как через месяц от нас не переберется. Совсем ли он переберется или временно, еще неизвестно. Страшно только, что его опять соблазнит наш георгиевский флаг, действительно, очень красивый и единственный в Балтийском флоте, и он опять переедет, пожалуй к нам. Служба же на адмиральском судне хотя и виднее, но зато тяжелее, ну да раз здоров, то о тяжести говорить нечего.

14 апреля. Нагасаки.

Послезавтра назначен наш уход, конечно, неизвестно куда и сколько времени будем в ходу. В мае во всяком случае, будем во Владивостоке и оттуда уж я спишусь с тобой.

Пятый месяц в середине, что я уже исполняю ценз. Как подумаешь, насколько исполнять его, например, так как исполнял Дабич (Николай Дмитриевич (.1857-?) был старшим офицером минного крейсера “Всадник” в 1892–1893 гг. и крейсера 2 ранга “Крейсер” в 1894–1895 гг., командиром крейсера “Громобой” в 1902–1894 гг. — P.M.), только не говори ему об этом, а то обидится, а тут при этой уйме офицеров и команды действительно почувствуешь, что значит быть старшим офицером.

Зайди, пожалуйста, в типографию Главного Морского штаба и купи нового издания Военно-Морской Дисциплинарный устав со всеми его последними дополнениями относительно сверхсрочнослужащих. И кстати обругай их, насколько позволяет тебе твой женский облик, за то, что они мне до сих пор не выслали последнюю памятную книжку Морского Ведомства, за которую при моем отъезде они взяли с меня 1 р. 25 к. и квитанцию выдали. У нас уже в штабе эскадры эта книжка получена, а у меня еще нет, а она мне нужна. С последним приходом пароходов Добровольного флота нам подсыпали еще офицеров, так что в кают-компании теперь 26 человек.

18 апреля. Чемульпо.

Получил твое письмо как раз накануне съемки с якоря в трущобу Чемульпо. Из Чемульпо мы пойдем должно быть в Чефу (таково написание у Е.А. Трусова- P.M.) и оттуда, зайдя еще куда-нибудь, в такие же пакостные дыры, попадем наконец недели через две с половиной во Владивосток.

28 апреля. Чефу.

Прошлое письмо из Чемульпо я тебе отправил через крейсер “Эдгар”, который шел в Нагасаки и был так любезен, что предложил свои услуги для доставки корреспонденции. Раньше я в Чефу не бывал, хотя, казалось, по всем мерзостным местам побывал. Рейд большой, но очень беспокойный; при небольшом ветре уже тут разводит такую волну, что трудно держать сообщение с берегом. В общем, погоды стоят порядочные, напоминают наше лето. Тут мы простоим, должно быть, еще дней восемь (пришли сюда 23 апреля). Дело в том, что адмирал пошел отсюда на лодке “Бобр” в Тянь-Цзинь, откуда разными путями доберется до Пекина, где будет представляться сыну солнца, китайскому императору, и когда он вернется, то мы тогда только уйдем отсюда.

В отсутствие адмирала нам задана такая большая программа занятий, стрельбы, боевые и учебные из орудий, ружей, минами — со шлюпок, на ходу с крейсера, что давай Бог, чтобы поспеть в эти дни исполнить, хорошо еще, что праздники, которых в этом месяце подвалило порядочно, дают возможность отдохнуть, тем более, что трущоба настолько хороша, что никаких официальных приемов и прочей галиматьи выкидывать не приходится, и без них хлопот довольно. Во всяком случае не позже 12 мая мы будем во Владивостоке. Хочу попасть на берег, чтобы посмотреть, как на берегу живут, и все не могу выбрать время. За все время, т. е. почти за пять месяцев, я был на берегу три раза: два раза в Нагасаки (обедал у Чухнина и был у Дабича) и один раз в Иокогаме, когда ходил вырывать зуб, совсем, пожалуй, отвыкну от берега.

2 июня. Владивосток.

Уходили на три дня на стрельбу, да очень неудачно; все почти время были такие туманы, что не поспели сделать всего назначенного по программе. Этот месяц со всеми приемами и эскадренным балом, кото рый был устроен всеми судами на “Рюрике”, обошелся страшно дорого. Вечер в кают-компании 110 руб., за бал 36 руб. и на семью убитого во время фейерверка унтер-офицера 15 руб. Вычет на бал был сделан не поровну со всех, а пропорционально получаемому морскому довольствию. Завтра в 8 час. утра к нам опять перебирается адмирал, съехавший на три дня стрельбы на “Рюрик”. Надо приготовиться его опять принимать. У нас на '‘Азове” есть один мичман, который в течение курса корпуса один раз остался в той же роте, так его и до сих пор травят, называя любителем просвещения (по поводу неуспехов сына в корпусе — P.M.).

24 июня. Владивосток.

Что-то уж очень не повезло “Памяти Азову”. В течение одного месяца третьего человека хороним. Заболел у нас только что приехавший из России лейтенант Пазани; не более трех недель, как он принял от Крафта обязанность минного офицера. Через два дня после начала болезни у него появилась сыпь, сыпной тиф. По вскрытии выяснилось, что он не выдержал этой болезни вследствие порока сердца. т еперь отдизенфектировали все кормовое отделение, где была его каюта. Занимаюсь переборкой всех кают по очереди, вынося всю мебель и крася все заново. Лишин назначен старшим офицером на лодку “Кореец”., видимо, на “Александре” невыгодно кончать ценз, будем плавать вместе.

31 августа. Владивосток.

Опять не писал — вот уже девять дней. В это время мы уходили из Владивостока всей эскадрой и походивши соединенно, заключили себя в бухту Славянку, откуда выходили на стрельбу, да и там занимались разными учениями, которые адмирал находит неудобным производить во Владивостоке.

К моей обыденной и утомительной работе адмирал прикинул еще, назначив меня командиром 1-го батальона в десант и начальником сторожевой и охранных цепей шлюпок при минных атаках. Десант очень утомительная вещь, в особенности тут, где его высаживали на берег в местности, густо заросшей травой, ростом с человека, местами гористой и местами болотной. Я был два раза на берегу довольно продолжительное время, один раз нам даже туда свозили обед.

По берегу я настолько отвык ходить, что сегодня третий день после последнего десанта у меня все еще бока, руки и ноги болят от непривычных движений ходьбы по кочкам болота и лазания на гору. Теперь пришли во Владивосток, и я опять засяду на крейсере, тем более, что дефектных работ очень много, а мы за них (возле адмирала) еще почти не принимались.

14 августа. Владивосток.

Мы только что вернулись из плавания по каторжным местам, откуда почтовое сообщение так дурно, что посылать писем не стоит. В плавании мы были 19 дней. Окончу ценз — примусь лечиться. Вот вопрос теперь, как к цензу отнесется новый Управляющий Министерством и заставит ли просидеть лишний годик в обязанности старшего офицера.

4 сентября. Владивосток.

Мы даже в кают-компании составили коллективную телеграмму в Петербург начальнику почт и телеграфов, а то некоторые телеграммы ходили по 20 дней. Работы по-старому очень много, но на днях, я думаю, меньше станет, так как в будущую субботу от нас перебирается адмирал совсем на “Рюрик”, выходит, что он у нас пробыл на крейсере 7 ½ месяцев, без него лучше будет. Присутствие адмирала тяжело в том отношении, что приходится быть все время наверху, а потому не поспеваешь следить за массой работ, одни встречи, проводы, обеды, завтраки отнимают так много времени, что иногда буквально некогда ответить даже на вопросы.

Теперь к нам на несколько дней пришли суда английские, немецкие и французские, все под адмиральскими флагами, и мы с утра до вечера бесимся, отвечая на визиты, обеды, завтраки и прочее. Меня это касается только косвенно, т. е. я только назначаю офицеров для выполнения всех этих занятий и, когда придется платить за общие штуки, то тоже плачу, но сам нигде не бываю.

6 сентября. Владивосток.

Вчера приехал на “Саратове” Лишин. Он, оказывается, и сюда взял с собой свою злую половину. “Корнилов”, на который назначен Лишин старшим офицером, теперь меняет котлы и раньше конца октября вряд ли будет готов. Уезжая из Петербурга, Лишин говорит, что ему сказал Кремер, что он будет назначен командиром одной из лодок, как окончит ценз. Если это верно, то возможно, конечно, что и меня назначат тут командиром. Цензу мне осталось три месяца. Легко сказать, а уже вот 11 месяцев, как уехал из дому.

10 сентября. Владивосток.

Завтра уходим опять в крейсерство и причем, должны быть дней через 10 или 15.

18 сентября. Бухта Св. Ольги.

Судя по тому, как теперь отсылают офицеров, окончивших ценз, меня весьма вероятно, в апреле вернут домой, а, значит, в июне увидимся. Жизнь идет по- старому невесело. Живешь мыслью о доме, а на всех тебя окружающих смотришь как на людей совсем чужих, несмотря на кажущиеся хорошие отношения.

22 сентября.

На ходу между Владивостоком и Хакодате.

Три системе нашего адмирала никогда не знаешь, когда куда что идет и что предстоит в будущем, а потому и поход наш в Хакодате явился для нас совершенной неожиданностью. Узнали мы о нем тогда уже, когда были на пути к нему после маневров, а в кают- компании говорят, что это центр торговли мехами в Японии. Маневры прошли, слава Богу, благополучно. После маневров отбыли в десант, в котором мне опять пришлось фигурировать.

С офицерством живу ничего, но не могу сказать, чтобы без всяких инцидентов, да их и не быть не может при этом количестве офицеров, с двумя старшими (по служебному возрасту — P.M.) лейтенантами я несколько ближе, чем с остальными, но и они уходят через месяц в Россию, а с остальными я чисто в официально вежливых отношениях, а с некоторыми, конечно, в натянутых, до тех пор, пока не добьюсь желательного поведения. Уход Родионова и Крафта для меня нехорош в том отношении, что тогда остается старшим лейтенант Степанов, личность с очень тяжелым и грубым характером, а он становится моим ближайшим помощником как старший, а между тем и теперь мне приходится вечно разбирать его столкновения то с тем, то с другим из офицеров. В общем старшее офицерство — это очень хорошая школа для узнавания людей и их интриг, без которых такая большая кают-компания, как видно, не может обойтись.

26 сентября. Амори.

Пишу, стоя на якоре у небольшого японского городка Амори, это почти напротив Хакодате. До сих пор он еще закрыт для входа европейцев и для того, чтобы в него попасть, потребовалось особое разрешение японского правительства. Зачем мы сюда пришли, не знаю. “Нахимов” и “Донской” остались в Хакодате, а мы с “Забиякой” пришли сюда и послезавтра рано утром уходим.

11 октября. Владивосток.

Тут у меня был и прием новобранцев вместо ушедшей команды и переезд адмирала на “Рюрик” окончательно, так что “Азов” обратился из флагманского в партикулярный корабль. Одно скверно, что составляя прежде еще перед уходом “Азова” в плавание, не приняли в расчет, что набрали унтер-офицеров всех почти одного года, и представь себе, что в этом году у меня ушли в запас 14 унтер-офицеров и оба боцмана, что при общей смене команды в 121 человек для меня в настоящее время представляет немало работы. Во вторник на будущей неделе, т. е. 15 октября, мы предполагаем уйти отсюда уже до будущей весны. 1 декабря кончаю ценз, а следовательно, к Пасхе могу рассчитывать на какое-нибудь назначение.

14 октября. Владивосток.

В течение 10 месяцев, что я старшим офицером, я переживаю третьего командира и второго адмирала, причем с последним я хотя и расстался в хороших отношениях, но они сильно напоминали Никонова (прежний командир клипера “Джигит”, так что ничего доброго ожидать нельзя. Каждое твое слово взвешивается и при теперешнем ходе службы, когда состав офицеров меняется почти каждый месяц, т. е. то одного, то другого переводят с судна на судно, так что сохранить и добрые отношения, и служебный престиж очень трудно, не забудь, что не без того, чтобы не являлось людей, желающих тебе подложить свинью и радующихся каждой твоей обмолвке. Не мало и офицеров, которых надо, как говорится, поставить на свое место. Посмотри на “Азов”(фото на фирменном листе писчей бумаги — P.M.) — ведь в сущности говоря, красавец, но держать его в красоте, опрятности и дисциплине представляется немало труда.

17 октября. Пролив Шестакова.

Пришли сейчас в пролив Шестакова, это в Корее, миль 250 южнее Владивостока, и через день, должно быть снимемся, и пойдем дальше, но куда — еще не известно. Предполагаем, что в начале ноября мы будем в Нагасаки, в док нам идти необходимо, сильно уж мы обросли ракушками, да и кингстоны надо почистить, а то они настолько заросли этими раковинами, что для того, чтобы добывать воду из-за борта для опреснения, пришлось водолазами прочистить отверстия для прохода воды. Док, говорят, будет свободен около половины ноября.

31 ноября.

С отъездом адмирала моя служба сделалась менее хлопотлива в смысле представительности, но теперь много работы по вводу в док. Мы сидим настолько глубоко, что для того, чтобы войти в док, надо мало того, чтобы выждать воду, еще и крейсер поставить на ровный киль, для чего мне придется очистить носовые отделения и наполнить их водою. Сверх того, все лето нас адмирал таскал по разным захолустьям, и дефектных работ у нас почти что не велось, и все работы надо поспеть до 8-го или 10-го ноября, что тоже не легко сделать. Давай только Бог, чтобы все труды не пропали даром и меня если не к Новому году, то к Пасхе назначили бы командиром какой-нибудь плавающей мореходной лодки, тогда по крайней мере я окончу все на капитана 1 ранга.

6 ноября. Нагасаки.

Около Рождества к тебе, наверное, зайдет лейтенант Сергей Викторович Родионов. Последнее время он был первым моим помощником. С ним я был все время очень хорош, и он тебе многое может рассказать из моей судовой обстановки (1859-?. артиллерийский класс 1896 г., старший офицер мореходной канонерской лодки “Бобр” в 1900–1901 г., “Владимир Мономах” в 1901–1902 г., знал языки: французский, английский, шведский, немецкий. В 1913 г. генерал- майор флота-P.M.).

12 ноября. Нагасаки.

Что значит привычка к электрическому освещению. Теперь, стоя в доке без него при обыкновенном масляном так тоску наводит. Офицерство зато, слава Богу, по вечерам не сидит дома, и я могу с тобой беседовать более спокойно. Одно, скверно, что теперь писать при двух свечках как-то темно, и затем беспокойство относительно пожара, стоя в доке, где воды скоро достать нельзя, портит покой. Сегодня 8-й день, что мы стоим в доке, уходился я настолько, что уже теперь не хожу, а переваливаюсь с ноги на ногу. Работы хоть отбавляй. Будущее воскресенье выйдем из дока и, погрузивши уголь, будем ждать, в какую трущобу нас зашлют на зимние месяцы. На пароходе “Владимир” к нам прибыли два новых офицера: лейтенант Рыбаков и мичман Мордвинов (Александр Павлович, 1873 — ? на корабле был в 1896–1897 г., затем на “Дмитрии Донском”, лодке “Манчжур”, “Рюрике” в 1898- 190 J гг., на “Крейсере”, на “Владимире Мономахе” в 1905 г. вахтенным начальником — P.M.). От них, между прочим, я услыхал, что при теперешнем Управляющем Министерством старших офицеров предполагается держать дольше в гастролирующих, к числу которых причисляют и меня.

15 ноября. Нагасаки.

Во всех интригах и прочих мерзостях себя я винить не могу, и мне в сущности приходится расхлебывать посеянное раньше меня, ну, а играть на популярность и ради этого поступаться своими убеждениями мне не приходится, и поэтому все приходится переживать нравственно. На днях ожидается перемена ревизоров, вместо Никшича (Драгичевич-Никшич Сергей Васильевич, 1871–1904, на “Память Азове” служил с 1893–1897 гг., погиб в бою на броненосце “Цесаревич”- P.M.) будет Ведерников (Петр Петрович, 1865-? на “Памяти Азова” с 1894–1898 гг., окончил штурманский класс в 1899 г. Морскую академию, в 1894 г., старший офицер броненосцев “Бородино” в 1901–1904 гг., “Император Николай I” в 1904–1905 г. — P.M.',», человек малосимпатичный…

19 ноября. Нагасаки.

По слухам, весной 1897 г. предполагается “Азов” вернуть; если это слухи, то меня конечно не сменят, и я вернусь на крейсере. Теперь по слухам, мы в начале декабря пойдем в Чефу, а оттуда в Чемульпо, оба места хуже, морозы доходят до 15 и более градусов, жизни на берегу почти нет, только провизии достать можно; сколько времени нас там продержат неизвестно, но думаю, что во всяком случае не менее двух месяцев, значит раньше конца января или начала февраля в места с более мягким климатом мы не попадем.

Сейчас только вытянулись из дока и встали на якорь около “Рюрика”, на котором теперь сидит адмирал.

23 ноября. Нагасаки.

Сейчас только окончили полную погрузку угля; принимали кардиф, а это дает такое количество мелкой пыли, что во всех каютах и по всем низам она садится тонким слоем, просто не знаю, как я поспею отмыться, тем более, что во вторник 26-го Георгиевский праздник, и потому у нас официальный завтрак.

29 ноября. Нагасаки.

Вчера я окончил свой ценз старшего офицера. Буду рассказывать, что меня назначили командовать судном 2 ранга, хотя бы даже временно монитором, все-таки я получу хоть и небольшое, но все-таки не такое крошечное содержание, как получал раньше.

Сегодня приказом по эскадре объявлено, что все офицеры могут провозить без пошлины из заграницы только весьма ограниченное количество китайских и японских вещей, а прочие вещи, как-то вино, чай, сигареты и прочее обязательно подлежат пошлине. Вчера у нас завтракал Небогатое (Николай Иванович, 1849-? в 1903–1905 гг. начальник учебного отряда Черноморского флота, с 10 января 1905 г. Командующий 3-й Тихоокеанской эскадрой — P.M.) он назначен командиром “Нахимова” (с 6 сентября 1898 г.- P.M.), говорит, что видел тебя осенью на пароходе из Кронштадта.

3 декабря. Нагасаки.

Для более ясного представления тебе о палубе “Азова” прилагаю при сем две фотографии верхней палубы. Одна снята с заднего мостика к носу, а другая от грот-мачты к корме. Можешь судить, на какой длине приходится командовать. (По верхней палубе ходьбы от носа до полубака 155 шагов). Небогатое перебрался к нам, и у нас 7 декабря пойдет на “Нахимове” в Чемульпо, где мы должны сменить “Нахимов”. На днях должен приехать на эскадру Реунов (Михаил Алексеевич, 1841-? в 1892–1894 гг. — командир броненосца “Екатерина II”, с 12 октября 1896 г. — младший флагман эскадры Тихого океана- P.M.). Флаг он поднимет на “Нахимове”.

6 декабря.

Послезавтра уходим в Чемульпо, куда, конечно, дойдет почта только через, Бог знает, сколько времени. Сегодня отбываем на парад и завтрак, но на этот раз фестиваль будет у адмирала на “Рюрике”, чаша приготовлений на этот раз обошла меня.

19 декабря. Чемульпо.

Пришли мы наконец в Богом забытое место Чемульпо, покуда погоды стоят сносные. 6 декабря прошел слух, что меня сменит Догарянский-Кисель (Апполинарий Сергеевич, 1848-? — P.M.), но на самом деле, как видишь, я все еще остаюсь. На “Крейсер” назначили Цывинского, а на “Отважный” Куприянова (Александр Андреевич, 1853-? лодкой командовал в 1896- N898 гг., броненосцем “Император Николай I” в 1899–1901 гг., крейсером “Владимир Мономах” в 1902–1903 г.- P.M.), оба старше меня на год. По-видимому, назначают по старшинству. Командиром все равно, думаю, раньше Пасхи не назначат.

Сегодня послал десант в Сеул, на счастье погода вполне благоприятствовала, довольно тихо и началась оттепель, так что дойдут туда великолепно. Ходу все-таки считается 45 верст. Отправил их я от борта в 6 часов. Завтра, должно быть, уйдет “Нахимов” в Нагасаки.

18 декабря. Чемульпо.

Ну и место стоянки, мороз все продолжается, но еще выше 6° не поднимается. Паровое отопление действует, конечно, все время. Дня три тому назад я получил письмо от старшего офицера “Нахимова” Добротворского (Леонид Федорович, 1856-? командир крейсера “Дмитрий Донской” в 1902–1904 гг., крейсера “Олег” в 1904–1905 г. — P.M.). в котором он просит от имени офицеров приютить у нас мальчика, круглого сироту, корейца 12-ти лет, так как Небогатое не соглашается его держать на “Нахимове”. Вирениус согласился, и мы его взяли. По-видимому, мальчишка хороший. Сдал я его на попечение батюшки, а в мастерской его обучают слесарному искусству, может, и выйдет из него человек. Вирениус вчера уехал в Сеул явиться к Веберу, приедет, должно, не раньше как дня через четыре или пять. Ответственность в этом случае уже ложится на меня, а стоянка тут при сильном течении нельзя сказать чтобы была вполне спокойна. Домой ужасно хочется, кают-компания буквально противна, в ней почти никогда не бываю, больше у себя в каюте сам с собой.

24 декабря. Чемульпо.

Программа наших праздников: в первый день у нас завтрак и обед, командная елка, представление “Царя Максимилиана”, второй день обед у Вирениуса, матросский спектакль и жженка. Вот тебе и все. На берег никто не ездит, делать тут на берегу нечего.27 декабря “Бобр” завтра рано утром выходит в Чефу, а из Чефу почта ходит очень исправно с Европою.

1897 г.

1 января 1897 г. Чемульпо.

Встречали Новый год у нас в кают-компании. Был, конечно, Вирениус, засиделись до 3 часов ночи, что при моей жизни совсем не по нутру, ну да это все пустяки. Пивши все возможные тосты, я все время думал о вас. Не раньше конца января рассчитываем, что нас пошлют на соединение с флагманским кораблем в один из портов Японии.

4 января. Чемульпо.

Завтра ожидали прихода сюда лодки “Манчжур” (пришла 5 января — P.M.). За год, что я плаваю на “Азове”, одних офицеров переменилось человек двадцать, два хора музыкантов переменились и оба ушли. Штаб адмирала со всеми принадлежащими к нему чинами тоже ушел, да сверх того переменилось команды 140 человек.

6 января. Чемульпо.

Лозинский списан с “Африки” и назначен на монитор старшим офицером (хотя он не кончил ценз — P.M.). На “Манчжуре” же к нам прибыл новый старший доктор Еремеев, он перед этим только что плавал на “Самоеде” с Лилье. Меня предупредили, что будто бы он любит выпивать. Значит, опять будут выходить недоразумения, которых у меня и без того достаточно уже было.

11 января. Чемульпо.

Сегодня почтовый пароход из Шанхая, становясь на якорь при очень сильном течении, навалил на английский крейсер “Нарциссус” прямо на его таран, само собой разумеется, что сделал себе пробоину и начал было тонуть, но поспели подвести пластырь, и он, сидя на таране, продержался около двух часов. После чего его отбуксировали на мель, где он и будет починяться. Тут при приливах и отливах, если судно посадить на мель, то во время отлива оно совершенно оказывается на сухом пути, даже до воды далеко, так как приливы тут колеблются между 26 и 42 футами.

Мы стоим от английского крейсера всего в 150 саженях, и потому, как только пароход коснулся носа крейсера, я сейчас же послал все гребные суда на случай необходимости спасения людей, за что получил благодарность от командиров как парохода, так и английского крейсера. Мой командир опять уехал в Сеул и вернется, я думаю, не раньше недели, а потому все эти передряги мне приходится выносить одному. 16 января на горизонте показался американский крейсер “Бостон”. Он идет из Нагасаки, может быть, и почту привезет.

24 января. Чемульпо.

Получил телеграмму от командира “Донского”, что он задержан в Иокагаме похоронами японской императрицы, а вследствие этого придет нам на смену только 11 февраля — легко сказать, простоим в этой мерзости 2 месяца. Сейчас пришел почтовый пароход, и идет английская лодка.

25 января. Чемульпо.

Даже и в таких глухих местах мы без проворота обойтись не можем. Недавно устроили обед у себя англичане и официально на него пригласили кают-компанию, и нам, конечно, пришлось ответить на этот обед также обедом, но уже приглашать не только англичан, но и пришедших американцев.

30 января. Чемульпо.

Тут почта японская, а они, подлецы, письма или вскрывают и читают, а если письмо запечатано, так часто и прямо не отправляют. Мало, что не все пишешь, что хотелось написать, но еще отбивают охоту писать.

3 февраля. Чемульпо.

В конце недели ожидаем “Донской” на смену, но тут опять является “но”. Теперь в Сеуле неспокойно. Японцы, по-видимому, с известной партией брата короля подбивают народ и манифестациями, и требованиями, чтобы король перебрался в свой новый дворец из русской миссии, но король боится, что его убьют. Не предполагают, что бы из этого могло выйти, но для команды это (задержка в Чемульпо и Сеуле — Р.М.) будет слишком тяжела, более двух месяцев и так никто из них не был на берегу, а это отражается на нравственном состоянии духа, да сверх того находящиеся в карауле сильно отстали от судовой жизни и учений, времени же до инспекторского смотра остается немного (предполагается в начале марта — P.M.) и придется много поработать, чтобы не ударить лицом в грязь на смотру.

Третьего дня к нам явились три беглых солдата из Новокиевска. На берегу они подошли к мичману, ездившему на почту. Бегство свое они объясняют жестоким обращением с ними унтер-офицера. Убежали они еще 15 декабря и все время шли по берегу, искавши русский пароход, куда они предполагали наняться матросами и таким образом добраться до России. Прошли всего 900 верст. Питались дорогой у корейцев, которые охотно их кормили рисом и давали ночлег. Увидавши русского офицера, решили явиться, тем более что денег нет, а их сапоги уже совсем истрепались. Жалко смотреть и сознавать, что ведь не одни они таковы, а целые деревни набиты если не такими, то подходящими к ним по развитию дураками. Да! много, много времени нам нужно, чтобы развиться.

7 февраля. Чемульпо.

Вчера перед вечером пришел наконец нам на смену “Дмитрий Донской”. В воскресенье, т. е. 9-го мы думаем сняться с якоря. По дороге в Нагасаки, если обстоятельства погоды позволят, произведем стрельбу и испытание машины полным ходом. Из новостей, что нам привез “Донской”, есть только одна. Это то, что говорят, решено старших офицеров и командиров менять не ранее, как через два года. Значит, ранее 98 года не увидимся. Также было и на “Джигите”. В кают- компании мы получили несколько газет и журналов, но мне времени по большей части нет их просматривать, тем более, что получаем сразу номеров по 15 или по 20. Этот месяц в кают-компании заплатил 120 долларов, а за стол всего на всего вычитают 40, все же остальное — экстренные расходы на встречу Нового года, обед англичанам, посуду, винный капитал и т. д.

Сейчас окончил очень неприятную для себя работу — перенос запасного якоря на свое место. Дело в том, что никаких приспособлений для этой работы нет, а весит от 295 п., и поэтому каждый раз, что я его переношу, у меня душа болит, чтобы не случилось чего- нибудь. Придем в Нагасаки, встанем на два якоря, его опять переносим на место станового якоря. Это все распоряжения адмирала Алексеева, раньше это никогда не делалось. Завтра в 6 ½час. начну разводить фертоинговую скобу, в 8 часов думаем сняться с якоря. Сегодня вечером жду возвращения десанта, прием его и подъем гребных судов, наверное, затянется часов до 10 или 11 вечера.

9 февраля. Чемульпо.

Хотели сняться в 8 часов утра, да погода не заладилась, был такой густой туман, что выйти с рейда было невозможно. В 1 час туман рассеялся, и мы пошли. Застоялись на якоре так долго, что даже странно как-то себя чувствовать на ходу. Давай Бог, чтобы погода благоприятствовала нам окончить все наши испытания, и тогда можно будет отдохнуть в Нагасаки. Тем более, что приход адмирала туда не предполагается раньше 20-х чисел, и следовательно, дней шесть после погрузки угля будет в моем распоряжении на приборку.

10 февраля.

Погода очень порядочная, и нам удалось испытать и полный ход в продолжение 4-х часов и отстрелять, теперь оставалась только одна ночная тревога, которую ночью сегодня отбудем, и если погода не изменится, то завтра часов в пять можно надеяться быть в Нагасаки и приняться за работу, конца края которой покуда еще не вижу, так много ее накопилось за эту стоянку в морозах.

13 февраля. Нагасаки.

Когда мы входили на рейд, то нам показалось, что место достаточно, на самом деле вышло, что нам при перемене ветра никак не развернуться между судами. Еле-еле выпутались из каши, в которую попали, вышли опять на внешний рейд и только к вечеру, когда английский крейсер “Нарциссус” ушел в море, встали на его место и, по-видимому, хорошо. Ужасно трудно при этой длине крейсера рассчитать место, где встать.

15 февраля. Нагасаки.

Сегодня к нам привезли целый институт японок, штук 80, и просили дать посмотреть крейсер. Такая у них дисциплина, так это просто прелесть было смотреть, все время ходили попарно, не сбивались, кланялись все вдруг по команде. Мы их угостили чаем и печеньем, а они нам спели всем хором несколько японских песен, очень мило, хотя и визгливо. Дело образования у японцев очень хорошо поставлено, все школы у них на частные пожертвования и жертвуют на них они все очень охотно, а потому неграмотного японца ты не встретишь. В этом отношении они много нас перегнали.

22 февраля. Нагасаки.

Вчера вечером пришла телеграмма от адмирала Алексеева, чтобы мы приготовили помещение для адмирала Дубасова, которого на днях ожидают на пароходе. И выйдет, что у нас останется георгиевский флаг, на котором изображен Георгий с драконом и посадят к нам дракона с Георгием. Про этого зверя и ты, я думаю, много слышала, как-то Бог даст с ним ужиться. Третьего адмирала приходится переживать мне на крейсере; обидно будет, если с этим адмиралом будут выходить инциденты. Ценз окончил, даже три месяца переплавал, и если подгадишь, то шибко неприятно будет. Ну да что тут говорить: “Бог помилует, свинья не съест”.

8 марта. Нагасаки.

Лишин (к жене, приехавшей из России, — P.M.) съезжать не может, так как Молас (Петр Павлович, 1847-? католик, командир “Адмирала Корнилова” в 1895–1897 гг., помощник начальника ГМШ в 1902–1903 г., командующий отдельным отрядом судов в Средиземном море в 1903 г.), его командир, все время проводит на берегу, а следовательно, они (муж и жена Лишины — P.M.) почти никогда не видятся. А во-вторых, вот уже два месяца как “Корнилов” ушел на Филиппинские острова и на днях только придет сюда и тут, кажется, простоит всего несколько дней и потом его ушлют опять на смену “Донского” в Чемульпо. (Таким же любителем проводить ночь на берегу, несмотря на удобства и комфортабельность своей каюты, был и командир “Владимира Мономаха” в 1891–1892 г. О.В. Старк, отчего его старший офицер Г.Ф. Цывинский должен был безотлучно находиться на корабле. — P.M.)

12 марта. Нагасаки.

К нам назначено еще два новых офицера: лейтенант Шведе (Константин Леопольдович, "863-? в 1901–1905 гг. — старший офицер броненосца ‘'Орел” — P.M.) и лейтенант Александров (Александр Иванович, 1864 г.-? в 1910–1913 гг. командир линейного корабля “Георгий Победоносец”, окончил артиллерийский класс в 1876 г. — P.M.) вместо ушедших и уходящих. За этот год и 4 месяца уже переменилось офицеров человек 15. Старые все уходят, так как проплавали более 3-х лет. Лейтенант Степанов списывается в апреле.

7 апреля. Нагасаки.

Вчера у меня окончился инспекторский смотр. Производил его адмирал Дубасов в течение двух дней очень подробно, останавливаясь на всех учениях и осмотре крейсера до мелочей. Начинался смотр, каждый день в 9 утра и оканчивался в 6½ вечера. Все благополучно. В вербную субботу третьего дня у нас вместо верб были камелии, так что каждому матросу пришлось по ветке камелий в цвету. Сколько бы денег такая роскошь могла стоить в Петербурге. У меня до сих пор стоят эти вербы в стакане воды на столе. Вообще тут цветы стоят таких пустяков, что со столов у нас не сходят.

13 апреля. Иокагама.

В Иокагаме мы стоим одни, и потому на все страстные службы послали приглашения всем русским. Церковь буквально утопала в цветах и приводила всех в восторг. Священник у нас хороший. Розговлялись в кают-компании; конечно, на розговнях был адмирал и много приехавших русских. Дам было шесть. Жена военного агента полковника Янжуло прислала в кают- компанию своей работы бабу и кулич, как то, так и другое вполне удалось; утром послали ей корзину цветов и поехали благодарить. Кают-компания тоже утопала в цветах.

19 апреля. Иокагама.

Скоро, к сожалению, мы уйдем отсюда, пишу, “к сожалению” оттого, что тут уже настало тепло, а попадем во Владивосток опять в холод. Успенский (Иван Петрович, с 1857-? минный класс 1878 г., Академия 1882 г., и. д. флаг-капитана штаба начальника эскадры Тихого океана, в 1896–1897 г., командир “Всадника” в 1897 г., лодки “Манчжур” в 1897–1898 г., морской агент в Англии в 1898–1902 гг., командир броненосцев “Слава” в 1902 г. и “Полтава” в 1902–1904 гг.) получил в командование минный крейсер. Тут же и мне, значит, не долго осталось…

26 апреля.

Третьего дня мы снялись из Иокогамы и идем в Хакодате. Вчера с утра погода была еще ничего, а к вечеру порядочно разыгралась, и несмотря на нашу величину, нас все-таки потрепало. У меня в каюте (спальне) из адмиральского помещения оказалась течь, вследствие чего мне пришлось перебраться в кабинет и спать на диване… 28 апреля. Вчера в 8 час. утра пришли в Хакодате.

30 апреля. Хакодате.

Лишина сменили с “Корнилова”, а вместо него назначили Загорянского-Кисселя.

20–29 мая. Владивосток.

На коронацию меня не сменили, и теперь надежды быть смененным раньше декабря-месяца нет. Совсем мало офицеров на крейсере, один лечится уже на водах, другой лежит в госпитале. Доктор Еремеев тоже в госпитале и болен безнадежно чахоткою скоротечною.

1 июня. Владивосток.

Не везет “Азову”, вчера помер тот самый доктор Еремеев, о котором я тебе писал.

11 июня. Владивосток.

В воскресенье это мы принимали у себя Чух* ниных за завтраком, мне эти завтраки всегда хуже горькой редьки, потому что на меня как на представителя всегда ложится обязанность занять всех почетных гостей, которые по старшинству всегда и садятся около меня.

13 июня. Владивосток.

К шефскому празднику опять приглашенных было более 240 человек.

14 июня. Владивосток.

Вот уж подлинно кривая душа этот Алексеев (по поводу усложненных манипуляций с отпуском для лечения на водах в Японии — P.M.) Сколько не думаю о разрешении отпуска мне, либо и Дубасову, который посылал мой рапорт вместе с рапортом командира, со своей стороны даже написал о безупречном исполнении мною своих обязанностей и тоже ходатайствовал об увольнении.

16 июня. Владивосток.

При вскрытии наших холодильников оказалось, что в решетках державшей трубки холодильника настолько изменилось строение самой меди, что она сделалась хрупка, как глина. Приходится вставлять новые решетки, а эта работа при средствах Владивостокского порта настолько трудная и мешкотная, что вряд ли ранее, чем к концу августа мы будем готовы к выходу. Сейчас получили телеграмму о гибели “Гангута” около Трапезунда; вот не везет-то этому судну с самой постройки. Хорошо, что никто не погиб. Там Крафт минным офицером. С Родионовым ты, должно быть, будешь видеться на Артиллерийском отряде.

29 июня. Владивосток.

Поговаривают о том, что нам волей-неволей в будущем году надо будет вернуться в Кронштадт — уж очень многими частями мы начинаем хромать. Не думаю все-таки, чтобы на нем вернулся и я.

2 августа. Мионошта.

Наконец-то я добрался до необходимого места Мионошта.

16 августа. Ашкеной.

Перебрался окончательно в Ашкеной.

1 сентября. Нагасаки.

Сижу напрасно 5-й день в Нагасаки и дожидаюсь парохода во Владивосток. Приехал же я раньше в Нагасаки главным образом для того, чтобы адмирал Алексеев не мог меня упрекнуть, что я воспользовался данным мне разрешением слишком широко. Вылечиться — я почти вылечился. Главное — это мышечный ревматизм. В то время как я сидел в Нагасаки, думая о встрече с адмиралом Алексеевым, получили телеграмму, что адмирал Алексеев сменен и вместо него будет Дубасов, и первый вчера уже уехал на крейсере “Рюрик” в Россию, так что я с ним даже не встречался. Вообще много перемен будет с уходом Алексеева. Покуда с Дубасовым у меня не было больших столкновений. В его рапорте о моем отпуске он отзывался обо мне весьма лестно. Каковы у меня отношения с Алексеевым, или вернее, как ко мне относится Алексеев, я хорошо не знаю, так как это человек такой, которого понять в этих отношениях очень трудно.

12 сентября. Владивосток.

Вернулся во Владивосток 6 числа. У трапа меня встретила большая часть офицеров, и, не дав мне сойти в кают-компанию, меня потребовали прямо в статском платье к командиру и адмиралу. Дубасов мне прямо заявил, что он захотел меня увидеть сразу, для того чтобы судить, насколько я поправился и отдохнул. Про Вирениуса уж и говорить нечего — он меня встретил очень сердечно.

Вечером, когда я сидел и болтал с Вирениусом, он мне сказал, что они с адмиралом подложили мне небольшую свинью, но думают, что это мне послужит скорее в пользу, чем во вред. Дело в том, что адмирал Алексеев, когда уезжал, то послал обо мне телеграмму, что просит меня временно назначить командиром крейсера “Всадник”, так как Кочнов, командир “Манчжура”, заболел, и вместо него просит назначить командиром “Всадника” Успенского. По отъезде Алексеева Дубасов отослал телеграмму с просьбой никуда меня не назначать до назначения нового старшего офицера на “Азов”, так как Вирениус исполняет временно обязанность флаг-капитана и ему без меня не управиться. “Всадник” через месяц кончает кампанию, и, следовательно, если бы меня туда назначили, то я оказался бы как раз на мели, выиграв в содержании за этот месяц рублей 300, тогда как через месяца 2, должно быть, я и без того получу назначение. Это представление для меня важно. Вследствие того, что Добротворский (Леонид Федорович, 1856-? в 1898–1900 гг. командир транспорта “Амур”, в 1900–1901 г. — мореходной канонерской лодки “Гиляк”, в 1902-19С4 гг. крейсера “Дмитрий Донской”, в 1904–1905 г. — крейсера “Олег”), старший офицер “ Нахимова”, по производству в капитаны 2 ранга старше меня и был в этом случае обойден.

14 октября 1897 г. Владивосток.

Опять дела с приемом новобранцев, отпуском в запас старослужащих, что о письмах и думать нет времени, да сверх того “Азов” опять под старшим флагманом, а это много ухудшает положение в смысле вечной сутолоки на крейсере. С неделю как пришел из Камчатки “Кореец” и привез заказанных соболей. Соболя очень хороши. Относительно котиков вряд ли что-нибудь удастся сделать, тут котиками после котикового дела так напуганы, что о торговле шкурками и разговору нет. На берегу по-старому почти что не бываю.

30 ноября. Владивосток.

С секретными бумагами от Духовского (генерал, командующий войсками Приамурского округа — P.M.) был послан к Дубасову Лёля (родственник Е.А. Трусова — P.M.), и Дубасов был настолько любезен, что зная, что во время пребывания его во Владивостоке, если он не будет на “Азове”, то не увидится со мною, так как я все время занят, он предложил Лёле остановиться у меня. Таким образом, я с ним прожил вместе десять дней, каюта моя настолько велика, что это меня не стесняло нисколько, его поместил в спальне, а сам спал в коридоре. В начале декабря Лёля получает командировку на восемь месяцев в Петербург, должно быть, он будет назначен начальником походного штаба при Духовском.

Твои меха я послал с уезжающим в Россию бывшим флаг-офицером Алексеева лейтенантом Поликарповым (Сергей Аполлонович, 1866-? на “Памяти Азова” в 1891–1896 гг. и 1897 г. на крейсере “Рюрик” в 1895–1897 гг. адъютант штаба командующего морскими силами в Тихом океане в 1903–1904 г., старший флаг-офицер Морского походного штаба наместника на Дальнем Востоке в 1904 г., штаб-офицер в 1905 г., с 1914 г. генерал-майор флота — P.M.). Перед флаг- офицерством он был ревизором на “Азове”. Я с ним в хороших отношениях. Еще к тебе в это же время придет лейтенант Лесков (Петр Николаевич, 1864-? на “Памяти Азова” в 1908–1912 гг., контр-адмирал, начальник бригады крейсеров 1-го резерва в 1914–1915 г. — P.M.), очень хороший человек. Проплавал я с Лесковым два года. Сегодня вечером часов в 12, я думаю мы придем в Шестаков пролив и простоим до завтрашнего вечера, потом должны идти в Гензан и оттуда в Фузан, куда, должно быть, нам и доставят почту, которая пришла во Владивосток в день нашего ухода на “Нижнем Новгороде”.

5 ноября.

За все время только четыре месяца, что мы не держали адмиральского флага, и только за то время и удалось немного отдохнуть и привести некоторые за пущенные сутолокой дела в порядок. Все надеюсь — “вот теперь третий год пошел, что я уехал из дома”) что в декабре меня спишут или командиром тут же пошлют обратно в Россию. Завтра утром рано снимаемся с якоря из Фузана и письмо это думаю отправить с оказией на лодке “Отважный” в Нагасаки. Сами мы раньше конца ноября вряд ли попадем туда.

13 ноября. Лонг-Рич.

После Фузана мы путешествовали по разным местам, но все таким неважным, что об них до поры до времени и говорить не стоит. Важными эти места могут быть только в том случае, если мы их возьмем, и тогда они представят великолепные стратегические пункты и прекрасные якорные стоянки для флота, а покуда, кроме корейских деревень, в них ничего нет.

18 ноября. Чемульпо.

На лодке “Отважный”, которую с дороги посылали в Нагасаки, привезли мне два твоих письма.

6 декабря. Нагасаки.

Все дожидался сегодняшнего дня, думая, что получу какое-нибудь интересное назначение, но не получил никакого, а вместо меня назначили Григоровича (Сергей Иванович, 1855-? ст. офицер “Памяти Азова” в 1897–1899 гг., командир броненосца “Орел” в 1903–1904 г., броненосца “Адмирал Сенявин” в 1904–1905 г. Исключен из службы после Цусимского боя — P.M.). Во всяком случае, это большое свинство. В телеграмме сказано мне дожидаться смены, значит еще два месяца сидеть тут, да два месяца дороги, итого мы увидимся только через 4 месяца.

8 декабря.

С каждым днем становится пребывание на “Азове” все тяжелее и тяжелее. Дубасов все сильнее и сильнее показывает свои когти, недаром он пользуется прозвищем дракона. Самое тяжелое — это то, что он человек мало сведущий в морском практическом деле и иногда из пустяков разводит целую историю. (Дей ствительно, будучи баловнем судьбы и уже в возрасте 25 лет окончив Академию, Ф.В. Дубасов в своей удачливой карьере каким-то образом сумел избежать службы в качестве старшего офицера и всю жизнь на флоте занимал только командные и флагманские должности — P.M.)

11 декабря.

Чем дальше в лес, тем больше дров, так и тут с каждым днем не лично у меня, но вообще становится инцидентов больше и больше. Дубасова со всеми чадами и домочадцами следует за мужем и, конечно, тоже играет некоторую роль.

Надо было сюда в начальники кого-нибудь другого, тем более, что разные вопросы все осложняются и осложняются. Говорят, что если в телеграмме теперь ничего не сказано, на каком основании меня сменять, значит может, чтобы по приезде сюда Григоровича меня тотчас же назначают тут командиром. Конечно, это имеет те хорошие стороны что не надо будет, вернувшись в Россию, ждать у моря погоды и смотреть, как “начнут скакать через тебя опять разные теткины дети”. Но остается и боязнь за то, что при таком сумасшедшем человеке, как теперь Дубасов, возможно испортить себе все разом заработанное, так как еще все- таки не встал так крепко на ноги, чтобы не дорожить отзывом даже его.

18 декабря. Нагасаки.

Сегодня уехал от нас Лейтенант Янов (Алексей Владимирович, 1863-? штурманской класс в 1896 г., служил на крейсерах “Владимир Мономах” в 1894 г. и “Память Азова” в 1894–1897 гг., в 1913 г. генерал-майор флота). Зайдет от меня передать поклон. Я с ним был в хороших отношениях.

1898 г

10 января. Нагасаки.

Отношения мои с Дубасовым стали гораздо хуже, и вследствие этого я все время живу под гнетом какой- нибудь крупной неприятности. Расскажу при свидании, слишком много надо писать, да и настолько это мелко и гадко, что и писать не стоит.

21 января. Нагасаки.

Завтра уходим, зачем и куда писать не буду, так как почте тут доверять нельзя. Эти мерзавцы не стесняются ничем, и раз только являются какие-нибудь натянутости, то желая узнать как можно больше, они пользуются частными письмами, чтобы почерпнуть нужные сведения.

Если меня теперь не назначат никуда на 2-й ранг, то мне это будет, конечно, крайне обидно, но все- таки и то слава Богу, что меня наконец уберут, лишь бы целым уйти от Дубасова — с таким прохвостом мне первый раз пришлось плавать.

Из тех офицеров, с которыми я принял крейсер, остались только два человека, а все остальные это новые. Можешь представить, сколько перемен произошло на крейсере за мое пребывание.

8 февраля. Порт-Артур.

Времени у меня теперь так мало, что буквально часа не могу выбрать для писем. Я теперь почти не убежден, что меня назначат командовать тут и доволен этим, а то уж очень надоело подряд плавать третий год и не видеть вас, мои дорогие. Нельзя требовать от человека вечного напряжения, надо и отдохнуть. Вчера получена телеграмма, что Шейн (Сергей Павлович, 1850–1905, Морская академия в 1884 г., флаг-офицер при управляющем Морским министерством в 1891–1896 гг., ст. офицер “Рюрика” в 1896–1898 гг., морской агент во Франции в 1898–1901 гг., командир крейсера “Светлана” в 1903–1905 гг. — P.M.) сменен на “Рюрике”, а он только второй год старшим офицером, Варнека (Александр Иванович, 1856–1930, Париж, Морская академия в 1882 г., старший офицер мореходной канонерской лодки “Гремящий” в 1896–1898 гг., командир парохода “Пахтусов” в 1898–1903 гг.; начальник Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана в 1902–1903 г. — P.M.) тоже сменили, а он всего 1 год и на 2-й ранг, Волаского (Юлиан Казимирович, 1856-? артиллерийский класс в 1896 г., старший офицер броненосцев “Адмирал Сенявин” в 1894–1897 гг., “Наварин” в 1857–1898 — P.M.) тоже сменили. За мое время тут сменили не одного старшего офицера. Третьего дня меня по секрету предупредил Вирениус, что возможно, я вместо России попаду командиром крейсера “Забияка”, но меня это даже не радует, поскольку мне хочется вернуться домой.

20 февраля. Порт-Артур.

Со сменой я ожидаю много пакостей со стороны Дубасова, ну да пускай он творит, все равно приеду домой, хоть он лопни. Погоды стоят очень неважные, мороз в 7° при сильном ветре делает службу, в особенности с таким мало смыслящим адмиралом, почти что невозможно тяжелою, хорошо, что я ее кончаю.

Май.

Со мной едут капитан 1 ранга Рогуля, капитан 2 ранга Шейн, лейтенант Римский-Корсаков, лейтенант Шадинов и секретарь нашей пакистанской миссии Рожественский. В Порт-Саид мы должны прийти около 3 мая, в Одессу, думаю, попаду числа 14-го или 15-го.

Одно из писем жене капитана 2 ранга Е.А. Трусова отправленное в 1897 г. с Дальнего Востока

 

Четвертая эскадра перед отплытием

(Из журнала “Новое Время ” от 7 (20) мая 1905 г. {5} )

В Кронштадте идет спешная работа по снаряжению в плавание на Дальний Восток четвертой эскадры, которая выступит в путь тотчас по окончании этих работ. Во все мелочи этого важнаго дела непосредственно входит его руководитель- главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал А.А. Бирилев.

С площади Петровскаго парка, находящейся рядом с домом главного командира, открывается широкий вид на кронштадтскую Военную гавань, в которой среди массы военных судов выделяется своими крупными контурами эскадренный броненосец “Слава”; он пойдет во главе эскадры. Двухтрубный гигант нетерпеливо выпускает струи дыма, точно он торопится уйти в путь. “Слава” построен по типу броненосцев “Бородино'’. Броненосец стоит в стороне от других военных судов, у пристани. Остальные суда разместились в Средней гавани, прилегающей к гранитной набережной пароходного завода. Тут кипучий центр порта. Набережная завалена листами железа, массивными судовыми котлами. Над всем этим высятся стройные корпуса эскадренного броненосца “Александр II”, трехтрубного крейсера 1-го ранга “Память Азова” и такого же крейсера “Адмирал Корнилов'’.

Броненосец “Император Александр II” двухтрубный, несколько старого типа: крупные орудия смотрят на вас с его носовой части, с башен и с кормы. “Александр II” переделывается теперь согласно требованиям новейшего времени. Надо сказать, что вообще во всех работах по четвертой эскадре широко применяются практические указания японской войны.

Недалеко от броненосца стоить крейсер “Память Азова” — одно из красивейшихъ судов нашего флота. На “Памяти Азова” совершал океанское плавание ныне царствующий государь-император в бытность наследником. Еще подальше виден крейсер “Адмирал Корнилов”. Трудно сказать, судя по его внешности, чтобы это было старое судно, а между тем “Корнилов” построен в 1888 году. Рядом с этими величественными судами в центре портовой сутолоки стоит серенький лилипут, минный крейсер “Абрек”, предназначающийся, в числе других минных крейсеров, в плавание с эскадрой. Вид его скромный, но вся его сила в его технике.

Работы на приготовляемых в плавание судах эскадры начинаются в 6 часов утра и продолжаются иногда до полуночи, с полуторачасовым полуденным перерывом на обед рабочих

Н.Н. Лендер