Эпохальную историко-патриотическую и гражданскую драму "Славы", разыгравшуюся на отмели в Моонзундском канале, история запечатлела в нескольких фотографиях. Есть фотография "Славы" в бою, где ее окружают фонтаны разрывов снарядов германских дредноутов. Это был последний, еще под гордым андреевским флагом, парад старого флота, в котором героически сопротивлявшиеся "Слава", "Баян" и "Цесаревич" поддержали доблесть русского флота. Есть фотография, запечатлевшая энергетическую смерть "Славы". Внешне мало поврежденный, корабль с креном на левый борт стоит уже без признаков жизни. Остыли, утратив жар своих топок, котлы корабля, сел пар в трубопроводах, затих шум донок и котельных вентиляторов, замерли главные и вспомогательные механизмы, помещения погрузились во мрак. Тишина и запустение воцарились в лишившихся людского тепла каютах и бесчисленных помещениях.
Есть и картины германского торжества. На палубе корабля и у взорванных башен позируют фотографу офицеры германского флота, не подозревая что их великолепным дредноутам предстоит вскоре затопление в Скапа-Флоу, а всем им – позор Версальского мира, национальное унижение и безработица Веймарской республики. Есть и завершающие кадры материальной истории "Славы". Эпизоды ее брошенности в годы гражданской войны и разборки на металл, состоявшейся в 1931-1932 гг. Как сообщал "Морской журнал" (за ноябрь 1931 г., с. 24/236), в первые же месяцы (после гибели – P.M.) со "Славы" было утащено все, что легко можно было снять, сперва местными рыбаками, а потом и немцами. В 1926 г. латвийское правительство дало частному обществу концессию на разборку, которая производилась путем резки кислородом. К осени 1931 г. "Слава" представляла собой неузнаваемый железный остов. В этом же году другое общество получило концессию и пыталось при помощи взрывов и водолазов извлечь из-под воды все имеющее цену и в первую очередь – медь. Кроме "Славы", общество производило работы с "Енисеем", "Казанцем", "Громом", "Артельщиком" и др.
Но жизнь "Славы" продолжилась на кораблях, куда перешли ее люди. Она сказалась в последующих судьбах этих людей и в тех уточнениях истории корабля, которые начали выявляться после ее гибели. Так, о далеко не благостной картине пересадки команды "Славы" на подошедшие миноносцы (в книге С. А. Зонина упоминаются лишь построение на палубе да "минутная слабость людей, когда "сотня-другая кинулась к борту") свидетельствовал сам Л.М. Галлер. В рапорте от 21 октября он писал: "Удержать бросавшихся в беспорядке на миноносцы не было возможности, и посадка произошла панически, причем стоило больших усилий вынести из операционного пункта раненых и водворить их на миноносцы; причем раненых выносил сам старший врач Стратилатов Николай Николаевич, и помогали офицеры. Врач же докладывал: очень трудно было переносить (раненых) на миноносец, так как команда спешила попасть на него, хотя и отдано приказание первыми пропустить раненых".
Было и такое обстоятельство, когда вахтенный начальник "Донского казака" мичман В.В. Гсдле (1894- 1923), "должен был угрожать револьвером, сдерживая тех, кто пытался спрыгнуть на корабль раньше, чем будут перенесены раненые". Неясным остается момент потери управления и общей эвакуации экипажа. Как свидетельствовали, каждый в своих рапортах, трюмный инженер-механик капитан 2 ранга К.И. Мазуренко, минный механик мичман Н.П. Миловский (1895-1939, Париж) и водолазный инженер-механик мичман С.В. Багильдз[* Пришло время исправить неоднократно встречающиеся в упоминаемых здесь литературных источниках неправильности написания фамилий некоторых офицеров "Славы".Так, вахтенным механиком (он же водолазный механик) был Сергей Викентьевич Багильдз (а не Батльд, как в публикации Гангута, вып. 5, с. 104), младшим врачом Иоганн Гансович Леппик (а не Лепик), минным механиком мичман Николай Петрович Миловский (а не Милавский), трюмным механиком Константин Иванович Мазуренко (а не Мазуркевич), старшим артиллерийским офицером был старший лейтенант Юлий Юльевич Рыболтовский 3-й (а не Н.Ю. Рыбалтовский, как в книге С.А. Зонина, с. 100), старший минный офицер лейтенант Александр Эрнестович Зиберт (а не А. Ф. Зиберт, тамже, с. 100).
Названные исправления подтверждаются найденными автором архивными документами (РГА ВМФ, ф. 902, оп. 1, д. 213, л.490; ф-р 1, on. 4, д. 32, л. 43), перечнем "Русская морская зарубежная библиотека (N9 72), "Мартирологом русской военно-морской эмиграции" (М.,-Феодосия, 2001, с. 87).] (1893-?), машины и котлы были остановлены командой в едином порыве мгновенно охватившей всех паники. И произошло это прежде, чем корабль потерял ход. Это обстоятельство и объясняет ту несогласованность в хронике статьи Д.П. Малинина, согласно которой боевая смена машинной команды была будто бы "отпущена" за 10 минут до того, когда корабль с застопоренными, как говорилось в статье, машинами фактически остановился и когда эти последние минуты у штурвала из-за отсутствия рулевых пришлось стоять старшему штурману.
Приходится думать, что все авторы названных здесь работ: Д.П. Малинин, М.К. Бахирев и А.М. Косинский – из чувства стыда за паническое бегство команды "Славы" (схожее, видимо, с тем, какое происходило ранее и на эсминце "Гром") – умышленно оставили незавершенным исследование конца боя. Говоря по справедливости, многие из них остались верны чувству долга и вместе с названными здесь инженер-механиками пытались дать ход брошенным всей сменой машинам. Был момент, когда левой машиной управлял спустившийся в ее отделение мичман Н.П. Миловский (никого другого там не было), а правой – также действовавший в одиночку унтер-офицер 1-й статьи Николай Коровин. Через некоторое время к ним присоединились вызванные инженер- механиком С.В. Багильдзом машинисты 1-й статьи Метельский, Ваторин, машинист унтер-офицер 1-й статьи Палев и еще один или два человека.
Немецкие моряки на "Славе" 1917 г
В работе А.М. Косинского говорилось о непревзойденном примере исполнения своего долга младшим врачом И.Г. Леппиком. Верность вековым традициям мировой медицинской школы, рыцарская стойкость германского характера и высокое личное мужество позволяли доктору, несмотря на собственное тяжелое ранение (с параличом половины тела), одной рукой, впадая временами в бессознательное состояние, при поддержке санитара, закончить перевязку обожженного матроса. Об отличной распорядительности старшего артиллериста Ю.Ю. Рыбол говского в условиях охватившей команду при эвакуации паники свидетельствовали в своих рапортах командиры подходивших к "Славе" миноносцев. Были, конечно, и другие примеры исполнения долга старыми матросами, не зря же их поведение в бою артиллерист называл идеальным.
Словом, офицеры и команда "Славы" при должных усилиях и энергии ее командира В.Г. Антонова и адмирала М.К. Бахирева могли не спешить с эвакуацией "Славы" и ее уничтожением. Но трудно было на это рассчитывать в условиях той почти полной утраты чувств долга, порядка и дисциплины, что и проявилось после чьего-то панического вопля "Сейчас взорвемся". Могло показаться, что офицеры (в этом их на кораблях подозревали с 3 марта) умышленно хотят взорвать "Славу", чтобы сполна рассчитаться с матросами за все вынесенные от них оскорбления и унижения. Сказались, конечно, и неуместные, вслух произнесенные распоряжения адмирала и В.Г. Антонова о намерении взорвать корабль. "Слишком общее приказание командира", как говорилось в работе Л.М. Косинского ("неправильное понятие" – писал позднее сам командир) о предстоящем взрыве, и стало той искрой, которая привела к приступу охватившей всех паники.
Работа М.К. Бахирева (и следовавшее за ней исследование А.М. Косинского), чрезвычайно насыщенная бесценными фактами, очень многое оставила недосказанным. Фактически не объясненными остались все те промахи, допущенные руководителями Моонзундской операции. Многое в этих промахах составляет вину адмиралов и командиров. Достаточно сказать, что два главных, погубивших всю операцию просчета: оставленный немцам Соэло-Зунд и погубленная паникерами Церельская батарея – могли быть предотвращены более решительными и своевременными действиями М.К. Бахирева и командовавшего флотом А.В. Развозова.
Потеря Церельской батареи должна была побудить М.К. Бахирева взять под контроль флота батарею 10-дм орудий на о. Моон, которая могла бы поддержать Морские силы Рижского залива в бою с дредноутами. Силы для этого могли предоставить доблестно действующие части: ударный батальон капитана 2 ранга О.О. Шишко, десантный отряд с тральщиков "Груз", "Капсюль" и "Крамбол", который при поддержи огня кораблей рассеял немецкие части, вышедшие на побережье Эзеля. Отлично действовал отряд с "Гражданина" под командованием мичмана Б.К. Клести (1894-?). Отряд добровольцев могли дать недавний "корабль смерти" крейсер "Адмирал Макаров", крейсер "Баян" и другие корабли.
Но никаких мер по укреплению боевого духа оставшихся еще у флота батарей М.К. Бахирев не предпринял.
Загадочна и роль командира "Славы" В.Г. Антонова. Свое первоначальное о нем сочувственное мнение ("…седой, еле бредет, сник совершенно") И.И. Ренгартен в последующих записях изменил на резко отрицательное. 9 октября, когда немцы, наконец осмелев, начали высаживаться на Вердер, а двумя днями ранее дредноут "Кениг" вошел на Куйвастский рейд, И.И. Ренгартен записывал: "эпопея "Славы" весьма бесславна. Нищий духом командир Антонов покинул свой корабль, вопреки его докладу, еще когда "Слава" была на ходу и еще не дошла до канала. Больше того, кроме заложенных в кормовой погреб патронов, не было сделано никаких разрушений. "Слава" была вне обстрела и могла спокойно затопиться с пользой во входе в канал, не говоря о том, что торопиться было некуда и время позволяло обождать со взрывом, чтобы огнем по Моону обеспечить с него эвакуацию наших войск".
Как представляется дело по рассказу Г. Е. Чаплина – командира эсминца "Туркменец-Ставропольский", ранее плававшего на "Славе" (в 1908-1909 гг., участвовал в спасении жителей Мессины – P.M.): Г.Е. Чаплин, проходя мимо, увидел, что она одна, пустая, циркулирует малым ходом. Не подозревая о приготовленном взрыве, он перешел на корабль и послал сигнальщика спустить флаги. Обойдя корабль, увидел: донка работает, освещение действует. В это время раздался взрыв: кормовой погреб взлетел; корму разрушило, и тогда лишь "Слава" начала погружаться. Потом миноносцы стреляли по ней минами.
"То-то позорище – из шести выпущенных в "Славу" мин взорвались лишь одна. В хорошеньком состоянии у нас материальная часть…" – писал И.И. Ренгартен. Позор Моонзунда и гибель "Славы" заставили офицеров задуматься о своем месте в судьбах страны. Непреодолимая межа разделила единый до тех пор офицерский корпус флота. Одни офицеры уходили на юг, чтобы бороться в рядах войск Л.Г. Корнилова, другие перешли на службу новой власти.
Сегодня, благодаря падению "железного занавеса", выясняется, что и на "Славе" были офицеры, вставшие на путь борьбы с Советской властью. Словно продолжая тот бой "Славы", сражался ее бывший старший офицер Юлий Юльевич Рыболтовский. По сведениям из книги инженер-механика лейтенанта Н.З. Кадесникова (7-1971, Нью-Йорк), морские бронепоезда, действовавшие под Архангельском, оказались в ловушке. Их экипажи, пробиваясь к мурманской железной дороге, не доходя до станции Сороки, были окружены красными в деревне Сухое. Сдавшись ввиду безвыходности положения, офицеры были расстреляны. Вместе с офицерами бронепоезда "Адмирал Колчак", линейного корабля "Чесма", миноносца "Бесстрашный" погиб и командир соединения бронепоездов Ю.Ю. Рыболтовский.
По сведениям Н.З. Кадесникова, в группе офицеров, сумевших прорваться в Финляндию, был инженер- механик лейтенант Миловский. Имя и отчество офицера, как и многих других в этой книге, не названы, но, по-видимому, это был минный механик "Славы".
В Онежской флотилии под командованием бывшего командира дивизиона сторожевых катеров в Моонзунде капитана 2 ранга Андрея Дмитриевича Кира-Динжана (1884-1960, Париж), на истребителях, доставленных из Архангельска, воевал мичман Державин. Есть основание предполагать (другого офицера с такой же фамилией в списках флота не встречается), что это был вахтенный начальник "Славы" Владимир Дмитриевич Державин (1895-1919, чекисты). В числе многих других перед неудавшимся уходом в Англию он погиб в Мурманске во время мятежа команды на миноносце "Капитан Юрасовский". Инженер-механик лейтенант Константин Иванович Мазуренко состоял в северо-западной армии белых, после нее оказался в Крыму и покидал родину вместе с эскадрой из Севастополя. Во Франции работал инженером на рудниках, с 1924 г. был в Париже шофером, маляром, пел в хоре, в 1950-е годы в США вернулся к инженерной деятельности. В 1949 г. выпустил брошюру с описанием боевых действий "Славы" в 1915-1917 гг. Сведения о других офицерах "Славы", воевавших на фронтах гражданской войны, пока не обнаружены.
Из офицеров "Славы", не принявших Советскую власть, свои дни окончили: в 1939 г. в Париже минный инженер механик Н.П. Миловский, в 1954 г. в Брюсселе бывший командир В.Г. Антонов (во второй половине 1919 г. командовал линейным кораблем "Чесма", входившим в состав белогвардейского флота на севере России), в 1957 г. в Бельгийском Конго вахтенный начальник С.С. Шестопал (Шестопалов), в 1962 г. в США трюмный механик лейтенант К.И. Мазуренко. Только он успел оставить после себя память о "Славе" в своей книге.
Первое из советских упоминаний офицеров "Славы" могло состояться лишь в 1991 г., когда вышла в свет называвшаяся здесь книга С. А. Зонина. В ней рассказано о подпольной работе на "Славе" в дни ремонта в Тулоне и службе на корабле Л.М. Галлера. Долгая плодотворная и беспорочная служба Л.М. Г аллера на высших должностях в Красном флоте, включая командование переходом линкора "Парижская коммуна" и крейсера "Профинтерн" в 1929 г. в Черное море, блестящие характеристики, которые он с В.М. Викторовым (1894-1934), бывшим штурманом "Гражданина" получал от высших партийных функционеров флота, весь огромный безукоризненный советский послужной список адмирала (заместитель начальника Морских сил Рабоче-Крестьанской Красной армии в 1937 г., начальник Главного Морского штаба в 1938 г., заместитель наркома ВМФ по кораблестроению и вооружению в 1940 г., начальник Военно-Морской академии кораблестроения и вооружения им. акад. А.Н. Крылова в 1947 г.) – все оказалось ничто перед позорным "судом чести" 1948 года. Еще раньше – в 1938 г. Советская власть покончила и с успевшим подняться до должности Начальника Морских сил республики М.В. Викторовым.
С отправкой Л.М. Галлера в Казанскую тюрьму, где он и умер на больничной койке, власть покончила со всеми "бывшими", сумевшими достичь высших руководящих постов. Уцелел лишь один – пользовавшийся особым расположением вождя-адмирал флота Советского Союза И.С. Исаков (1894-1967). Был, правда, еще один "счастливчик" из "бывших" В.А. Белли (1887-1981) с "Цесаревича", который после ГУЛАГ А в 1930 года сумел вернуться на флот – в Военно-морскую академию.
В его воспоминаниях явственно чувствуется никогда не прекращавшийся гнет государственного подозрения к "бывшим". Все знали о намерениях власти "разогнать это дворянское гнездо".
Вторым после Л.М. Галлера офицером "Славы", достигшим адмиральского положения, был ее 2-й артиллерист лейтенант Вадим Иванович Иванов. Он поначалу делал не менее блестящую советскую карьеру: в 1918 г.- старший артиллерист на крейсерах "Баян", "Олег", в 1919 г. артиллерист Кронштадтской морской базы, в 1920 г. старший артиллерист линкора "Гангут". С 1921 г. он состоял флагманским артиллеристом штаба Морских сил Балтийского моря, с января 1927 г.- командир линкора "Марат" (бывший "Петропавловск"). К нему старшим помощником в 1932 г. был назначен прошедший ускоренный курс наук (в Морской академии), бывший фельдшер (1917 г.) В.Ф. Трибуц (1900-1977), который уже в 1938 г. стал начальником штаба, а с апреля 1939 г. командующим Балтийского флота. Вместе совершили они в 1934 г. (в сопровождении эсминцев "Калинин" и "Володарский") визит "Марата" в Польшу, а в 1937 г. самое, наверное, значимое (после похода отряда Л.М. Галлера вокруг Европы) плавание "Марата" на коронацию английского короля в Портсмут. Таким путем совершилась передача опыта от продолжавших оставаться под подозрением офицеров старого флота к призванным их заменить новым кадрам.
Бывший еще при походе в Англию в звании флагмана 2-го ранга, что означало чин контр-адмирала, В.И. Иванов и в 1940 г. при введении новых званий так и остался контр-адмиралом. Звания полного адмирала постановлением СНК СССР от 4 июня 1940 г. удостоились Л.М. Галлер, И.С. Исаков и Н.Г. Кузнецов.
Совсем недавно стала известна судьба мичмана Георгия Андреевича Деньера (1897-1921). В должности помощника командира линейного корабля "Севастополь" бывший мичман был расстрелян "по делу о Кронштадтском мятеже".
Арестованными после Кронштадтского мятежа были и два мичмана со "Славы". Михаил Константинович Денисов (1893-?) был в такой же должности, что и мичман Деньер, – первым помощником командира линкора "Гангут". Но он, видимо, как-то миновал незамедлительной расправы, которую учинили сразу после штурма 17 марта 1921 г. В итоге "оперативной боевой работы" протоколом Центральной фильтрационной комиссии № 4 от 21 августа 1921 г. в числе "предназначенных к изъятию" очередных 329 офицеров М.К. Денисов был внесен в список под № 71 с пометкой "быв. дворянин" и "неблагонадежен, в практическом отношении ничего не проявлял", оказалось достаточно, чтобы мичман был отправлен с эшелоном в Москву и далее в Вологодскую тюрьму ВЧК. В итоге мичман был отнесен к первой группе из 261 военмора, к которой предлагалось применить предупредительные административные меры в виде "раскомандирования по 32 губвоенкоматам, где они будут находиться под надзором органов".
Второй мичман "Славы" инженер-механик Сергей Викентьевич Багильдз (1893-?), бывший слушателем Военно-Морской академии, аттестовался как "неблагонадежный и враждебно настроенный к советской власти".После гибели "Славы" он служил на эсминце "Боевой", а с марта по октябрь 1918 г. – посыльном судне "Бакан", потом на эсминце "Лейтенант Ильин" ("Гарибальди"), с февраля 1919 г. по апрель 1920 г. на линкоре "Севастополь", откуда поступил на классы. С 1 сентября 1920 г. по 22 августа 1921 г. состоял слушателем механического отделения Морской академии. Здесь он был арестован и в группе до 250 человек вывезен в Москву, откуда "после сортировки", как он сам писал, был отправлен в Казань в губернскую центральную тюрьму. О дальнейшей его судьбе сведений не найдено.
Достоверно известно, что выживших в эмиграции из числа офицеров "Славы" было по крайней мере четверо. В силу этих обстоятельств получается, что из 25 офицеров "Славы" (включая священника иеромонаха Дмитрия Виноградова и числившегося в отпуске старшего врача В.В. Нагевича) с достоверностью известными могут считаться судьбы лишь двух (по советским источникам) и шести (по зарубежным источникам) человек. Остальные еще нуждается в разыскивании. "Ленинградский мартиролог" в пяти вышедших в настоящее время томах не обнаруживает (поиск по просьбе автора провела библиограф Государственной Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт- Петербурге Полина Вахтина) ни одной фамилии из оставшихся в неизвестности пятнадцати офицеров "Славы" 1917 года.
В этом списке состоят: мичман Агапов Леонид Иванович (1895-?), инженер-механик мичман Богословский Андрей Михайлович (1888-после 1948), инженер-механик мичман Багильдз Сергей Викентьевич (1893-?), мичман Денисов Михаил Константинович (1892-?), инженер-механик капитан 2 ранга Джелепов Леонид Федорович (1872-?), лейтенант фон Зиберт Александр Эрнестович (1891-?), лейтенант Иванов Вадим Иванович (1893-?), мичман Ковшев Николай Михайлович (1889-?), мичман Козельский Борис Лаврентьевич (1896-?), доктор Леппик Иоган Гансович, лейтенант Малинин Дмитрий Павлович (1890-?), мичман Пашков Петр Васильевич (1897-?), мичман Пышнов Борис Александрович (1897-после 1920), доктор Стратилатов Николай Николаевич (1885-?), мичман Шимкович Александр Владимирович (1893-?).
Так замыкается по своему многообразию круг людских судеб, связанных с судьбой линейного корабля "Слава".
Все эти люди участвовали в судьбе корабля, и от каждого зависело, в какую сторону могла она повернуться на историческом пути флота и всей России. Крайняя бедность оставленных ими свидетельств о корабле и их недоступность для советских граждан вновь заставляют задуматься о тех нравственных потерях, которые флот и вся Россия понесли в минувшем столетии и которые нашли свое отражение в эпохальной истории "Славы". Не потерять ничего из уроков, которые оставил нам ее опыт, добиться самого глубокого и полного их осмысления – нравственный долг нынешнего поколения.
P.M. Мельников. Июль, 2004 г..