Они подошли ближе. Бурцев аж присвистнул от неожиданности: у входа в шатер стоял трофейный «Цундапп». Дружинники, охранявшие покой Александра Ярославича, с опаской изучали мотоцикл. Интересно, когда его успели сюда доставить? И, главное — как! Хотя, понятно, как: в стороне топтались несколько обозных крестьянских лошадок. От животных шел пар. Рядом валялись хомуты и упряжь. По затоптанному снегу змеились длинные ремни и веревки. И глубокий след от тяжелой машины. Надо же! Впрягли коняг, и протащили «Цундапп» через весь лагерь волоком! «Глупо, — подумал Бурцев, — попросили бы — я подогнал бы мотоцикл своим ходом прямо к шатру».

Стоп, а где…

— Отто Майх где, Дмитрий? Ну, тот пленный немец, которого я привез с собой?

— Под охраной. Под надежной охраной. Не бойся — с ним все в порядке. Казнить твоего полонянина князь пока не велит.

Пока, значит? Ну-ну…

Дружинники из сопровождения перекинулись несколькими словами с охраной шатра. Те закивали: ждет, мол, Ярославич гостей.

— Я уже о вас доложил, — шепнул Дмитрий. — Рассказал все, как есть. Теперь княже Александр Бурангулку и Юлдуса выслушивает, а потом желает поговорить с вами.

— Ну что ж, поговорим, — пожал плечами Бурцев.

Сыма Цзян не произнес ни слова. Китаец смотрел вокруг с видом увлеченного этнографа, да все прицокивал языком. Ядвига тоже стреляла по сторонам глазками. Интерес и испуг читались в ее взглядах. Освальд зыркал хмуро, недружелюбно и прижимал полячку к себе. Рыцарь показывал, что готов рвать голыми руками любого, кто посмеет обидеть его возлюбленную. Да и вообще шляхтич здорово расстроился, когда их разоружили. От неминуемой ссоры с княжескими посланцами спасло лишь своевременное вмешательство Дмитрия. Новгородец объяснил, что на жизнь Александра неоднократно покушались убийцы, подосланные ливонцами и боярами-изменниками, а потому меры предосторожности, которые предпринимала бдительная княжеская охрана, вполне уместны.

Из шатра вышли Бурангул и Юлдус. Оба кивнули ободряюще.

— Ну, теперь ступайте и вы с Богом! — напутствовал Дмитрий. — Мы с Бурангулкой здесь обождем.

Они вступили под полог шатра. Помедлили на пороге, осмотрелись… Никто не торопил, никто не бросал мордой в ковер, как во время первого визита к Кхайду-хану. Да и ковров под ногами не было. Внутреннее убранство княжеского шатра отличалось почти спартанской простотой. Ложе с наваленными поверху шкурами, оружие и доспехи, развешенные по столбам, открытый очаг в центре — под дымовым отверстием, да сбитые на скорую руку лавки.

На лавках — люди. И людей немало. Сидят степенно, важно, как на боярском собрании. Разноликие, разновозрастные, многие — при оружии… Не у всех тут, оказывается, отбирают опасную сталь.

В общей массе особенно выделялся азиат с непроницаемым скуластым лицом и кривой саблей на коленях. Союзник Арапша — не иначе. Еще один колоритный типчик — средних лет и в монашеской рясе — подслеповато щурил на вошедших близорукие глазки. Небольшая заостренная палочка в его руках предназначалась никак не для смертоубийства. Для царапания бересты или навощенных табличек такая сгодится куда лучше. Да вон и грамотку берестяную нервно теребят иссохшие тонкие пальцы. Придворный писарь, наверное…

Рядом — дюжий вояка в короткой кольчуге. Русый, угрюмый, страшный. Увесистая булава у ног. Желтые пижонские какие-то сапоги тонкой заморской работы плохо вязались с простецким обликом детины. Еще хуже — с нехитрым, но надежным оружием. «Трофейные, видать, сапожки-то» — подумал Бурцев.

Подле воина с булавой примостился еще один здоровяк. Тоже — соплей не перешибешь. Особые приметы: пудовые кулаки, не очень трезвый взгляд, топор за поясом и рогатина на коротком толстом древке, удерживаемая между ног. С ней, блин, не войну воевать, а на медведя ходить. Впрочем, и войну воевать — запросто. Хотя этот громила и без рогатины — одними своими кулачищами — с кем угодно управится.

Напротив пары богатырей сидел вояка гораздо более скромных габаритов. Доспехов — нет, из оружия — только короткий меч на богатом поясе. Не силой этот берет врага, а скорее хитростью и мастерством. Острый хищный взгляд, плотно сжатые губы. Интриги с таким крутить — себе дороже будет.

Ну а который же здесь князь? В замешательстве, впрочем, Бурцев пребывал недолго. Вон тот, темноволосый, что восседает в центре, если смотреть прямо от входа — и есть главный. К нему, собственно, уже и обратились в ожидании взоры собравшихся. Точно, — этот держался в шатре хозяином.

Да, нехилый новгородцам достался князь. Здоровый, широкоплечий с небольшой курчавой бородкой. Молод, правда, — моложе Бурцева, наверное. Так ведь понятно: двадцать два годка должно быть сейчас Александру.

В возрасте князю уступал, пожалуй, только безусый паренек с горящими очами и щеками. Сразу видно — храбр без меры, но горяч и ни выдержкой, ни воинской сметкой не отличается. Юнец щеголял дорогой одеждой и был схож ликом с Ярославичем. Собственно, это и объясняло его присутствие на собрании старших мужей и мудрых военачальников. Брательник, никак, младшой. Помниться, имелся у Невского брат Андрей князь Переславский.

Даже здесь, в своем собственном шатре и среди ближайших соратников, князь не снимал кольчуги и не расставался с мечом. Видать, вправду, опасается покушений. А может, просто сказывается многолетняя привычка прирожденного воина, чувствующего себя неуютно без звонкого металла на теле и в ножнах. Бывает и так…

Поверх кольчуги на князе алет плащ с золотой наплечной застежкой — гораздо более массивной, крупной и заметной, чем у покойного Домаша Твердиславича. Дорогие сапоги красного сафьяна не стоят неподвижно. Острый носок правого чуть заметно притопывает. Князь думает, князь размышляет… Умнющие карие глаза под густыми бровями внимательно изучали вошедших.

Позади Александра застыл русоволосый воин при полном вооружении. Оруженосец? Телохранитель? Скорее, и то и другое в одном флаконе. Худой, жилистый, вроде невзрачный, однако Бурцев сразу распознал в нем опытного бойца.