— Это не морок, княже, — спокойно ответил Бурцев. — Вещь, которую ты держишь в руках, создана специально, чтобы приближать к оку то, что недоступно простому взору. С ее помощью можно разглядеть вражеское войско на таком расстоянии, на котором его не различит даже самый зоркий глаз. Ну, а если взглянуть с обратной стороны, тогда даже человек, стоящий вблизи, покажется недостижимо далеким. Но с обратной стороны смотреть неудобно. Потому как не предназначена эта вещь для того.
— Морок! Морок! Морок! — сварливо твердил недоверчивый боярин.
Упрямца оборвал здоровяк с булавой.
— Помолчи, Игнат. Даже ребенку ведомо: чтобы навести морок, нужно время. И заклинания нужно творить. А этот, — кивок в сторону Бурцева, — не двигался и молчал, покуда князь смотрел. Даже губами не шевелил — я специально наблюдал.
— Он мог произнести свои поганые колдовские слова заранее, — не унимался тот, кого называли Игнатом. — Ты славный воин, но плохо знаешь коварных ведьмаков, Гаврила, свет, Алексич.
У-пс! Еще одно знакомое по школьной программе имя. Еще один герой Невской битвы? Тот, что прямо на коне ломился на шведскую ладью по сходням, пока его не сбросили в воду. Кучу знатных рыцарей завалил в той рубке витязь Гаврила. Вроде как даже свейские епископ и воевода от его руки пали. А от такой ручищи падешь, пожалуй.
Бурцев покосился на грозное оружие Алексича. Хм, если он и на Невском берегу орудовал своей булавушкой, тогда понятно, зачем к кораблю полез. Такому детине, верно, под силу проломить и днище шведской посудине, и борт где-нибудь пониже ватерлинии.
— Так, по-твоему, Василий заранее знал, что князь возьмет из его рук эти кристаллы для глаз и станет в них смотреть? — спросил, нахмурясь, Гаврила боярина.
— Сатанинскому отродью, коим является все колдовское племя, известны соблазны, перед которыми трудно устоять.
— Ты хочешь сказать, Игнат, что князь наш Александр Ярославич, истинный оплот веры православной и земли святорусской, падок до соблазнов нечистого?
В голосе Гаврилы зазвучала нехорошая хрипотца вскипающей ярости. Безразмерная ладонь богатыря легла на рукоять булавы. Алексич медленно приподнялся. Вскочил и сидевший подле него бугай с топором и рогатиной. Паренек, поразивший Бурцева сходством с князем, тоже уже стоял на ногах. Лез вперед Савва с обнаженным мечом.
Лицо Игната вмиг сделалось белым и каким-то размазанным, будто известковые разводы на стене. Что, боярин, сгоряча ляпнул недозволенное? До смертоубийства, однако, дело не дошло.
— Ти-хо! — прикрикнул на спорщиков Ярославич. Да так прикрикнул, что вздрогнули все присутствующие. И Бурцев — чего уж там — вздрогнул. Правду, блин, писали летописцы о трубном гласе Невского — не соврали, не покривили душой пергаментомараки.
Впрочем, Александр не только кричал, но и действовал. Одной рукой отпихнул назад — за спину — слугу-оруженосца. Другой схватил и без лишних церемоний силой усадил на лавку вспыльчивого юнца.
— Стой, где стоишь. Савва! А ты, Андрей, не лезь поперек старшого брата! Гаврила, ты тоже сядь! Сядь, говорю, не то сапоги ярловы отниму!
Неожиданная угроза возымела действие: богатырь с булавой занял прежнее место. Спешно упрятал ноги под лавку — подальше от глаз разгневанного Александра.
«А сапожки-то, в самом деле, непростые, — усмехнулся про себя Бурцев, — у шведского ярла отобранные! Дорожит, видать ими Гаврила, ох, дорожит».
— И Мишу посади, — рыкнул князь напоследок. — Пусть среди пешцев своих норов показывает, в сече с ворогом, да в кулачных боях на Волхве, а не в княжьем шатре. Здесь ему не свейская ладья!
Лапа Гаврилы цапнула за пояс воина с рогатиной, оттащила обратно, шмякнула пятой точкой об лавку — аж дерево затрещало. Бурцев снова улыбнулся — незаметно, едва-едва, лишь уголками губ. Кажись, Мишу этого он тоже знает. Писали и о нем летописи: кулачный боец, что со своей пешей дружиной потопил в Неве три шведских корабля. Ба, как говориться, знакомы все лица!
В шатре, тем временем, сделалось тихо необычайно. Александр снова угрюмо взирал на Бурцева:
— Продолжай… Говоришь, не насылал морока-то?
— Нет. Никому морочить голову я тут не собирался. То, что видел ты, князь, увидит и любой другой. Пусть попробует кто-нибудь из твоей свиты. Я ведь не мог заготовить заклинания для всех сразу. Я и понятия не имел, кто будет сидеть сейчас рядом с тобой.
— А ведь верно… — Ярославич обвел взглядом соратников. — Ну, кто смелый?
Первым заглянуть в «магические кристаллы» решился Савва. Ничего страшного с ним не стряслось. Разве что переменился в лице княжий оруженосец, как громом пораженный, да перекрестился спешно. Остальной народ был заинтригован. Потянулись руки. Бинокль пошел гулять по лавкам. Охи, вздохи, восклицания… Громче всех дивился несдержанный молодший брат князя. Дольше всех гитлеровскую оптику вертел в руках княжеский писарь. Озадаченный не на шутку, он в глубокой задумчивости передал бинокль соседу.
Бурцеву оставалось лишь надеяться, что полезную трофейную вещицу здесь не разобьют. Не разбили. Даже вернули. И уставились со всех сторон, ожидая дальнейших объяснений. А что объяснять-то.
— Здесь магии нет, — развел он руками Как-то даже виновато вышло — будто оправдывался…
Бояре и военачальники боялись кашлянуть. Князь молчал, прислушиваясь к своим мыслям. Зато шевельнулся задумчивый писарь в монашеском одеянии:
— Позволь слово молвить, княже.
— Говори, Данила, — разрешил Александр. — Всегда рад твоему мудрому совету.
— Я думаю, это возможно — то, что речет Василий. Наверное, опытным стеклодувам под силу создать подобную вещицу. Но только очень опытным и искуснейшим из искуснейших в своем ремесле.
— В самом деле?
— Видел я однажды заморские диковинки, что привезли на торг венецианские купцы. Так вот, был среди них и стеклянный глаз для тех, кому очи на склоне лет не так верно служат, как в молодости. Этот прозрачный кусочек стекла, изогнутый особым образом, действительно, увеличивает и приближает, если смотреть через него. Не так сильно, конечно, как эта штука, в которую я смотрел сейчас, но все-таки… И создан был тот стеклянный глаз не колдовством, а ремеслом.
— Хорошо, — Александр снова повернулся к Бурцеву. — А твоя самоходная телега и невидимые стрелы тоже без колдовства сотворены?
— Тоже.
— А железный змей и гигантская птица, о которых рассказывал Юлдус?
— И они тоже. На самом деле, княже, нет ни драконов, ни невидимых стрел. Есть лишь человеческий разум и человеческие руки. А они способны на многое и без помощи колдовства творят как прекрасные вещи, так и вещи ужасные. Самоходные телеги и смертоносные птицы — тоже творение человеческих рук. Это всего лишь куча железа. Машины… ну, как осадные пороки или колесницы. И самострел, извергающий гром и пускающие невидимые стрелы — такое же оружие, как луки или арбалеты. Более совершенное, но, по сути, — железка железкой.
Александр Ярославич все еще смотрел недоверчиво.
— Как без магии можно сдвинуть с места телегу или железного змея? Как поднять в воздух плюющуюся огнем птицу? Как пустить в цель стрелу, которую не видно?
Бурцев взмок. Быстро и доходчиво описать князю тринадцатого века принцип действия двигателя внутреннего сгорания, рассказать об огнестрельном оружии, да в придачу популярно изложить законы аэродинамики и баллистики — задачка не из легких.
— Это сложно объяснить, княже…
— Так объясни просто.
Он попробовал:
— Самоходные телеги и железных драконов двигает сгорающая внутри нефтяная смесь, вроде той, что татары используют в своих огненных зарядах для осадных пороков. Невидимые же стрелы, на самом деле, вполне видимы и осязаемы. Просто они слишком маленькие — меньше наконечника стрелы — и летят очень быстро. А в цель их бросает взрыв порохового зелья.
— Зелье? — свел брови князь.
— Оно тоже известно татарам.
Александр глянул на Арапшу.
— Что скажешь, иптэш?
Арапша кивнул. Кочевник понимал по-русски и, как оказалось, неплохо говорил:
— Скажу, что думаю, отважный коназ. Огненная смесь сжигает целые города. Громовой порошок взрывает самые прочные стены. И лишь извечному небу-отцу Тенгри и всемогущей земле-матери Этуген ведомо, как еще можно использовать эту мощь. Возможно, тебе говорят вещи, близкие к истине.
Татарский военачальник замолчал. И Александр задал самый правильный в такой ситуации вопрос:
— Ты сможешь построить для меня железного змея или смастерить громовой самострел, Василь?
Бурцев покачал головой:
— Для этого нужны особые знания и умения, и большие мастерские, и много искуснейших ремесленников. У меня всего этого нет.
— А у ливонцев, значит, есть? — нахмурился Ярославич.
— И у ливонцев тоже нет. А вот у их союзников…
— Шведы? Датчане?
— Я имею в виду новых союзников, княже.
— Новых? — князь хмыкнул. — Ну да, доносили мне лазутчики, будто в ливонских землях ходят слухи о некоем небесном воинстве. Да только воинства того мои люди не видели и считают это выдумкой бискупов германских, чтоб страх в наши сердца вселить.
— Ошибаются твои лазутчики, княже. У крестоносцев, действительно, появился опасный и могущественный союзник.
— И откуда же он такой взялся, позволь узнать?
Бурцев пожал плечами:
— Из СС.
Если, конечно, это о чем-нибудь говорит тебе, князь.
Александр задумался:
— Хм, никогда не слышал о таких землях. А ты, Данила?
Монах-писарь только развел руками.
— Видишь, Василий, даже ученый книгочей Данила, которому, уж поверь, известно многое, в затруднении. Выходит, ты знаешь больше его?
— Просто я был… Я жил несколько ближе к СС, чем мудрый Данила.
«Во временном смысле, разумеется», — добавил он про себя.
— Что ж, ладно, странник Василий! — князь порывисто встал. Поднялись и остальные. — Пойдем, покажешь, на что способна самоходная телега небесного воинства. Потом решим, что делать с тобой и твоими друзьями.