— Ты-ы-ы!

Рев Освальда был страшен. Разочарование оказалось слишком, слишком велико, и никаких допросов рыцарь вести не желал. Поляк взмахнул мечом. Отточенная сталь прогудела в воздухе.

Но так же нельзя! Сейчас — нельзя! Бурцев едва успел отпихнуть плечом разъяренного спутника. Добжинец грохнулся на пол. Клинок выпал, звякнул о камень. Бурцев поднял оружие.

— Отдай! — Освальд повис на его руке.

Они пыхтели и боролись. Вестфалец сел, сбросив шинель. Он молча улыбался грустной понимающей улыбкой. И не предпринимал никаких действий. Абсолютно! Будто и не его судьба решалась сейчас.

— Отдай! Я убью мерзавца!

— Не смей, Освальд! Он может знать!

— Все равно! Разве ты не видишь — уже поздно! Отдай меч!

— Твой друг прав, полковник, — неожиданно подал голос штандартенфюрер СС. Говорил он негромко, но четко. Фридрих фон Берберг не торжествовал, нет. Скорее, уж сопереживал. — Девушек вам не спасти. Их уже увели.

Как ни странно, но именно эти слова утихомирили добжиньца. Освальд отцепился от Бурцева. В сердцах сорвал шлем, громыхнул многострадальным топхельмом о стену. Затем с тоскливым кольчужным звяком опустился на пол. Обхватил голову руками, глухо застонал.

Бурцев повернулся к фон Бербергу:

— Где они?

— Там, — вестфалец кивнул на каменную кладку, которой едва касался свет из дверного проема.

Ни оконца, ни бойницы меж древними глыбами. Только щели. А в щелях — тьма.

— Что там?

Немец лишь печально вздохнул.

— Что там, Освальд?

Добжинец поднял голову, пожал плечами:

— Если верить легендам, где-то с той стороны идут нижние ярусы башни. Подземный ход, прорубленный в скале под замком в незапамятные времена. Говорят, этот ход — ровесник Взгужевежевского донжона и в нем сокрыт тайник с невиданными сокровищами. Никто из моих предков, правда, до тех богатств так и не добрался, хоть и простукивали они тут каждый камень.

— Простукивание ничего не дает, — невесело усмехнулся фон Берберг. — Нижние ходы Взгужевежи закрыты магической защитой. Это пелена способна поглощать любые звуки. Там, внизу можно кричать, стрелять, взрывать, а снаружи ничего не будет слышно. Никакой шум сверху не пробьется и вниз. Ничего не должно отвлекать тех, кто спустился к средоточию древней силы башни ариев.

— Продолжай, Освальд, — попросил Бурцев. Словам добжиньца он сейчас доверял больше.

— Мой прадед, отчаявшись найти вход в подземелья, начал бить новый туннель — наудачу.

— И что?

— Сдвинулась скала. Случился обвал. Глубоко внизу он слышал гул. А по замковому двору пошли трещины. Даже донжон тогда пострадал — кое-где рухнули перекрытия. После этого все работы прекратили, и о нижних подземельях Взгужевежи забыли.

— Пока не появились мы, — вновь вмешался фон Берберг. Смотрел он не на польского рыцаря — на Бурцева. — Там, откуда мы пришли, об этих ходах известно. Мы знали, где их искать. И мы знали, куда они ведут. Мы нашли вход в подземелье, расчистили обвалы, добрались до тайника. В нем, действительно, хранились сокровища. Настоящие сокровища. Не золото, не драгоценности, а власть и могущество арийских магов. Малые шлюссель-башни перехода. Миниатюрные копии больших платц-башен. Всех платц-башен! Теперь это добро отправится в хронобункер СС. Правда, шлюссель-башен слишком много — их придется переправлять в несколько этапов. Но первыми обратный цайтпрыжок совершат Агделайда и Ядвига.

— Значит, обратный цайтпрыжок? — прохрипел Бурцев. — А кто-то убеждал меня в Кульме, будто это невозможно!

— Тогда было невозможно. Теперь, со шлюссель-башнями, возможно все. Главной задачей оберфюрера Фишера был поиск во Взгужевеже малых башен перехода и обеспечение обратной связи для цайткоманды.

— Но ты?! — спохватился Бурцев. — Ты-то сам почему здесь? Да еще в таком виде!

— Почему? А ты не догадываешься, полковник? — взгляд Фридриха фон Берберга утратил былую надменность. Вестфалец смотрел печальными потухшими глазами. Уголки его рта чуть подрагивали. — Твоя красавица-жена вскружит голову кому угодно. А я … в общем, я слишком хорошо представляю, что ждет ее там.

Еще один кивок в сторону глухой стены и незримого подземного хода, проходившего за нею.

— Это будет даже не гестапо. Застенки центрального хронобункера СС страшнее, уж поверь мне, полковник. Я решил, что этот ужас — не для Агделайды.

Влюбился! Надо же, вестфальский сухарь, глава эсэсовской цайткоманды, по уши втюрился в прекрасную пленницу. Сначала запудрил девчонке мозги, сделал гордую, но дурную княжну послушной игрушкой в своих руках, а потом… потом сам же и попался в собственную ловушку.

Доигрался, хэр штандартенфюрер! Вот уж воистину — сердцу не прикажешь. Даже эсэсовскому сердцу, привычному к приказам. Истинный ариец Третьего рейха Фридрих фон Берберг влю-бил-ся… И мало того, — похоже, успел натворить глупостей на почве запретной страсти. А как же интересы Германии, ради которых фон Берберг, помнится, готов был усмирить любые чувства. Или просто трепался он тогда, на Кульмской мельнице, будто готов?

А ведь с каким пафосом вещал ему вестфалец: «Как солдат солдата, ты должен меня понять!» — Вот тебе и солдат… Снесла, выходит, крышу Аделаидка даже такому благонадежному солдафону. Впрочем, неудивительно — от таких вот и сходят с ума.

— Ну, что тут у вас произошло? — спросил Бурцев. — Колись уж…

— Я надеялся до последнего, — вздохнул эсэсовец. — Рассчитывал, что твою супругу все-таки оставят для разбирательства здесь. Пытался подсунуть Фишеру Ядвигу. Увы, обратные цайтпрыжки и все, что с ними связано, находится полностью в его компетенции — таков личный приказ Гиммлера. Обычное дело: формально ставить во главе важной операции одного офицера, но в чем-то ограничивать его власть присутствием какого-нибудь карьериста, неусыпно следящего за всеми действиями своего командира. Перестраховка, так сказать. От предательства перестраховка. Ну, и конкуренция, конечно, заставляющая обоих лидеров выкладываться полностью.

— Дальше?

— Когда стало ясно, что цайтпрыжка Агделайде не миновать… В общем, я попытался тайком вывести ее из замка.

— И что?

— Тебе крупно не повезло, товарищ Исаев. Ох, и капризная, ох, и упрямая, ох, и обидчивая же тебе досталась супруга.

Бурцев сжал кулаки:

— Ты посмел обидеть мою жену, ублюдок?

— Не волнуйся — пальцем не тронул. Она сама почему-то жутко обиделась. Когда я доставил ее сюда из Кульмской платц-башни, Агделайда сочла меня подлым колдуном, скрывающимся под личиной Божьего рыцаря и заманивающим в ловушку прекрасных дев, а еще… Твоей жене почему-то страшно не нравится это место. Поняв, что она очутилась ни где-нибудь, а именно во Взгужевеже, княжна устроила та-а-акую истерику!

Фон Берберга передернуло от неприятных воспоминаний:

— Признаюсь, раньше мне казалось, будто Агделайда ко мне неравнодушна, но здесь я вдруг стал для нее врагом номер один. Она замкнулась, отказывалась разговаривать, кидалась на меня, как дикая кошка, тебя вот вспоминала. Не хмурься, полковник, — добрым словом вспоминала, жалела, что ушла от любимого, богом данного мужа. Ну, так говорила, по крайней мере…