Говорить пришлось не с обладательницей «сиськи дявола». Ведьма Берта ждала в сторонке. Вместе с остальными мутантами.

К Бурцеву и перепуганной княжне подъехал другой всадник — который в латах. Да, предводитель цирка воинствующих уродов был вооружен лучше всех. У седла — арбалет в кожаном чехле и закрытый колчан. На поясе — крюк для натяжения тетивы, меч.

«Так… — пронеслось в голове у Бурцева, — колчан закрыт, арбалет зачехлен, меч — в ножнах. Выходит, не все так плохо?»

Одет конный арбалетчик был в кольчугу с длинными рукавами. Поверх кольчуги — кирасный нагрудник с изрядной вмятиной под правым боком. Над кирасой выступает подбородник, защищающий нижнюю часть лица. Верхнюю скрывает надвинутый по самый нос шляпообразный шлем-шапель с высоким, чрезмерно даже высоким заостренным верхом и обзорными прорезями в полях. Из щели между подбородником и полями островерхой стальной шляпы виднелся только кончик носа. Нос, вроде, как нос, без изъянов, но вот что за лицо скрывается за броней?

Вожак мутантов вскинул вверх латную перчатку с раструбом. Просипел по-немецки, что…

— Благородному воителю и его спутнице нечего опасаться…

И что…

— У нас общий враг и нет поводов для вражды.

И еще что…

— Я благодарен неизвестному рыцарю в тевтонских одеждах, но не являющемуся тевтоном, за помощь.

С этими словами всадник ловко, почти не звякнув железом, соскочил с лошади. Поклонился. Если, конечно, можно считать поклоном чуть заметный кивок. Легкое движение верхушки широкополой стальной шляпы туда-сюда, вниз-вверх. То ли незнакомец не привык кланяться, то ли мешал подбородник.

— Помощь? — удивился Бурцев.

— Оказанную моей супруге.

Супруге? Бурцев не сразу понял. Какой супруге? Когда это он успел?

— Какой супруге? — тихо спросила Аделаида. — Когда это он успел?

— Помолчи, — кинул Бурцев через плечо.

Новых семейных сцен на почве ревности им сейчас только не хватало!

Сцен не было. Не было и намека на сцену. Княжна прикусила язык. Поспешно отступила. Чтобы не мешать. Не злить чтобы. Аделаида стала понятливой и послушной. Образцовой женой стала теперь княжна. Простая хворостина сделала то, с чем не справилась древнеарийская магия. Такая вот мораль-с.

Но хоть и демонстрировала супруга-спесивица необычайную покладистость, любопытство ее никуда не делось. Отойдя в сторонку, Аделаида вытянула шею и навострила ушки. Да, сма молчать-то княжна будет, но не пропустит ни единого чужого слова.

— О какой даме идет речь? — спросил Бурцев.

— О ней… — незнакомец кивнул назад — на ведьму, спасенную Бурцевым от костра. — О Берте…

А-а-а… ну, да, конечно. Теперь все понятно. Жертва местной инквизиции оказалась супругой местного… Кого, интересно?

— А вы вообще откуда взялись, господин хороший?

— Я? Взялся?

— Ну, в смысле, с кем имею честь?

Незнакомец снова чуть склонил голову.

— Я — из швейцарского кантона Ури, из рода Теллей, — с достоинством и непрекращающимся сипением ответствовал лесной арбалетчик.

Бурцев нахмурился. Род Теллей… А ведь что-то знакомое.

— С недавнего времени я и мои люди промышляем… м — м-м охотимся в этих лесах.

Промышляем? Охотимся? Ну и к чему такие иносказания? Говорил бы уж прямо: швейцарские разбойники, мол, с не очень большой дороги. Или это какие-нибудь народные мстители-партизаны? Что зачастую, впрочем, — суть одно и то же.

Ростом этот, из кантона Ури и из рода Теллей, уступал Бурцеву. Уступал бы, если бы не нелепый островерхий шлем. Но вот гонору в словах конного арбалетчика хватило бы на целого великана.

Блин! Хоть бы шляпу свою снял, что ли, раз так признателен за избавление жены от костра. Неудобно все-таки разговаривать с торчащим из-под шлема кончиком носа и с черными прорезями для глаз.

— Ну, а я — Вацлав, — угрюмо пробормотал Бурцев. — Василий. Из рода м-м-м… Бурцевых.

— Вацлав из рода Бурцев?

Так его еще не коверкали. Но — ладно, переживем.

— Да. Вацлав. Из Бурцев.

И — добавил. Заставил себя добавить:

— Рад знакомству. Очень приятно.

Он еще раз оглядел отнюдь не самые приятные рожи лесной братвы, толпившейся за вожаком.

— Я тоже рад, и мне тоже приятно, — прогундосил нос в шлеме. — Познакомиться с достойными людьми всегда приятно. Могу ли я узнать, с кем ты вступил в этот лес, Вацлав из рода Бурцев?

— Это — Агделайда Краковская из Малой Польши, — представил полячку Бурцев. — Княжна. Жена.

Жена — это так, на всякий случай. Чтобы не возникло недоразумений.

Шлем повернулся. Смотровые щели глянули на Агделайду. Потом — на место недавней экзекуции, на флягеляционный прутик.

Видел. Знает…

— Княжна? — с некоторым сомнением вопросили из-под шлема.

И — уже без тени сомнения:

— Жена?

— Да, княжна и жена.

— А остальные? Те, что ждут вас у заколдованной бесконной колесницы тевтонского посла?

Ё-моё! И это не укрылось от глаз лесных уродцев!

— Остальные — моя дружина. Разный народ. Есть русичи и поляки, есть литвин и прусс, есть англичанин и сарацин, есть татарин и мудрец из далекой страны Китай.

— Немцев нет?

— Нет.

— Это хорошо, — удовлетворенно отметила шляпа ос смотровыми прорезями. — Ненавижу немцев.

— Личные счеты?

— Да. И у вас, верно, тоже?

— Ну-у-у… — неопределенно протянул Бурцев.

— Вы ведь бежали из Шварцвальдского замка, не так ли?

Бурцев покосился на Берту. Отпираться бесполезно. Да и незачем. Кивнул:

— Бежали. Благодаря помощи неведомых стрелков.

Взгляд Бурцева скользнул по зачехленному арбалету у седла Телля, по заспинным самострелам пехотинцев.

— Если бы не они…

— Ты правильно обо всем догадался, Вацлав из рода Бурцев, — перебил Телль. — Этими стрелками были мы. До нас слишком поздно дошла весть о пленении Берты и мы не успели выйти к замку в тот день, когда ее схватили. Но уже следующей ночью я и мои люди наблюдали из леса за крепостью барона фон Гейнца. Так что переполох в замке, стычка на башне, где барон обычно держит заключенных, и ваше бегство не осталось незамеченным. Надеясь, что вместе с другими пленниками бежала Берта, мы помогли, чем смогли. Обстреляли погоню, постарались отвлечь на себя внимание преследователей. Но когда из ворот выехала колдовская повозка, которой не нужны лошади, и когда загрохотала адова бомбарда, которую нет нужды заряжать после каждого выстрела, нам пришлось отступить. Было слишком много потерь…

— Мне жаль, что твои люди погибли, — сказал Бурцев.

— Мы давно воюем с немцами, — голос швейцарца посуровел. — А на войне умирают.

Что ж, верное замечание.