Люди падали ниц. И упрямо лежали. Прикрыв головы руками, шепча молитвы, быстро-быстро крестясь. Прежде, чем кнехты успели что-либо предпринять, Бурцев вдарил по второй шеренге. На поражение.
И по третьей — уже выходившей из зарослей. Под пулями «МG-42» ложилась еще одна цепь вооруженных кнехтов…
О, тевтонскую пехоту он валил от души. Перезаряжал и менял магазины. И валил снова. Выкашивал вместе с кустарником и молоденькими деревцами.
Никто из живого щита не смел поднять головы. Никто не мешал.
А темные фигуры кнехтов падали. Под пулями, под стрелами. Падали, пятились, бежали.
— Здесь! Здесь они! — орал благим матом кто-то из отступавших.
И призывал кого-то.
Хотя мог бы не орать и не звать. И так ведь ясно, где «они».
Бурцев пустил короткую очередь вслед убегающему противнику.
Крикун подавился собственным криком. Споткнулся, свалился.
Все, нет больше немцев. Отступили. Попрятались.
Ненадолго стало тихо. Зашевелились девки, бабы, старухи, ребятня. Которые еще живы.
— Пошли вон! — рыкнул Бурцев. — Прочь! Прочь отсюда!
Перепуганный народ уползал в кусты, забивался в щели, прятался за деревья. Спасутся ли, далеко ли уйдут — это теперь их забота. Живой щит исчез. В посеченных пулеметом зарослях, среди утыканных стрелами деревьев теперь лежали только трупы и несколько раненных.
Что ж, можно считать, первый натиск отбит. Но кнехты, бабы с ребятишками и два эсэсовца с овчарками — это лишь авангард. Даже нет — разведка. Бурцев нутром чуял — сейчас пойдет новая волна. Значит, надо успеть…
— Сменить позицию, — приказал Бурцев.
С пулеметом в обнимку откатился на запасной рубеж — назад, за невысокий кустистый холмик. Бурангул и дядька Адам снова расположились рядом — под пенек, под поваленное бревно. И Вальтер Телль — здесь же.
Справа-слева шевелилась листва: арбалетчики перезаряжали самострелы, самые осторожные переползали с места на место.
И вот тут-то их накрыло.
Сначала был свист. Пугающий, нарастающий. Приближающийся. Свист, который ни с чем не спутаешь. Свист, в котором даже штатский мигом признает…
— Что это? — инстинктивно вжал голову в плечи Вальтер Телль.
…миномет. Признает — и не ошибется.
— Миномет! — одними губами прошептал Бурцев.
И — во всю глотку. Чтоб слышали все:
— Мордой — в землю! Головы не поднимать!
Это — единственное, что они могли сейчас сделать. Ну, и еще…
— Молиться и не шевелиться!
Дрогнула земля. Рвануло буквально в нескольких шагах. Посыпались сверху влажные комья, ветки, щепки, листья. Если б не деревья вокруг, если б не спасительный холмик, осколками достало бы и Бурцева, и бурангула, и дядьку Адама, и Телля.
А так… Присыпало только так.
Снова свист. Снова взрыв. Крики. Страшные. Жуткие. Так кричит человек с вывороченными внутренностями, но уцелевшими легкими и глоткой. Не повезло кому-то из вольных лесных стрелков. Тем, кто умирал сейчас молча, везло больше. Молча — значит, сразу, без боли.
И — опять нарастающий свист, от которого, кажется, падает само небо.
Небо упало. Небо взорвалось. В очередной раз. И вместе с землей и щепой вверх полетели чья-то оторванная рука, разбитый арбалет и брызжущие кровью клочья. Кишки. Потроха. Человеческие…
Кишки повисли на ветвях, окрасив зеленую листву красными пятнами.
Похоже, немцы вовсе не боялись убить под горячую руку анкер-менша. Человек-якорь Агделайда Краковская для их целей годилась и мертвой. И ежели что — перелопатят останки. Найдут среди окровавленных трупов нужный, опознают — визуально ли или при помощи магии. В цайткоманде, небось, полно эзотериков, читающие астрал и ментал, как книжку. Таким это — раз плюнуть.
Минометы долбили без перерыва. Мины ляпались часто и строго по квадрату. По обширному вытянутому прямоугольнику. По тому самому, где Бурцев расстреливал тевтонских кнехтов, где остались еще почти все Теллевские арбалетчики. И откуда так не успели убраться крестьянские бабы и ребятня.
Дубок-укрытие, из-за которого Бурцев полосовал врага очередями — разнесло в труху. Землю вокруг перепахало. А воздух все свистел. Вздрагивали от взрывов вековые деревья.
Потом — как глушащий удар ладонями по ушам — тишина.
Секунда, вторая, третья. И — новая волна. Новая облавная цепь. Слышны крики и тарахтенье мотоциклетных моторов…
По изрытой земле через посеченные кусты к Теллю сползались уцелевшие лесные стрелки. Собирались в единый кулак, занимали позиции. М-да… немногие выжили после минометного чёса. Те, кто, как Бурцев, успел сразу отползти подальше — выжил. Кто остался — погиб. На обстрелянном участке даже раненых не слышно. А и не будет раненых там, где мины ложились одна подле другой.
Бурцев стряхнул землю, выглянул из срезанного наполовину холмика. Поставил пулемет на сошки.
Как раз вовремя. В редколесье вновь замелькали фигуры наступающих. Шли не очень ровно. По-особому. Впереди — щитоносцы. С громадными — почти в рост человека переносными щитами-павезами, обтянутыми кожей, размалеванными крестами и гербам.
На одном Бурцев разобрал немецкую надпись «Спаси, Святая Мария». Надпись была выведена красным. По-готически вычурно, жестко, остро.
За павезами укрывались арбалетчики и жиденькая цепь автоматчиков.
Тряслись по кочкам три «Цундапа». У каждого — по пулеметному рыльцу в коляске. Мотоциклы прикрывали небольшие отряды всадников. Закованные в латы тевтонские рыцари — орденские братья в белых плащах и полубратья — в серых. Легковооруженные слуги и оруженосцы, готовые по первому приказу ринуться в бой. А где-то сзади, за деревьями, ждали невидимые минометчики. Чтоб добавить, если понадобится.
Да, с этой цепью так просто не совладать. Это не кнехты первой волны. Это будет уже не разведка боем.
Будет просто жестокий бой, драка не на жизнь, а на смерть.
Первыми не выдержали стрелки Телля с правого фланга. Короткие болты мелькнули в воздухе, сбивая листья и срезая ветви. Ударили по павезам, отметившись на раскрашенной поверхности оперенными хвостами.
Около полдюжины стрел легли удачнее. Упал щитоносец, неосмотрительно поднявший голову над краем щита, упал арбалетчик позади него. И еще один тевтонский стрелок. И два конных латника, чьи доспехи не смогли устоять перед болтами швейцарских самострелов. Упал автоматчик.
Ответный залп был плотным и яростным. Стрелы, пули…
Когда стрельба прекратилась, правый фланг больше не подавал признаков жизни. В живых теперь оставалось с полтора десятка швейцарцев.
Вальтер скорбно покачал головой.
— Боюсь, Вацлав из рода Бурцев, нас теперь легко обойти справа.
— Что ж, пускай обходят. Нам сейчас главное брешь пробить и запутать немцев. — Бурцев повернулся к лежавшим рядом: — Бурангул, дядька Адам, стреляйте туда, куда укажу я. Выбивайте в первую очередь тех, кого валю я. И ты, Вальтер, тоже. И людям своим скажи. Не спорь — так будет правильно. Пустите стрелу — и в укрытие. Перезаряжать самострелы, менять позицию. Обязательно менять. Не сидеть на месте. Иначе — опять накроют.