На тевтонского коня под белой попоной с кровавыми пятинами, Бурцев вскочил, не раздумывая. Некогда сейчас думать. Если немецкий тягач скроется, если фашики доберутся до своих, если сообщат о нападении, дорога к Взгужевеже станет во стократ опаснее, тяжелее и длиннее…
Сзади застучали копыта. Бурцев оглянулся. Свои. Бурангул — с луком. Телль — без арбалета, с мечом. Джеймс — вовсе с пустыми руками. Хотя нет — в рукаве что-то оттопыривается… Все трое тоже — в седлах трофейных лошадей. Тоже скачут в погоню. Хорошо…
Машину они настигли. Все-таки полугусеничный тягач, груженный тяжеленными глыбами — это не гоночное авто.
— Живым! — крикнул на скаку Бурцев. — Если получится! — Живым взять! Кого-нибудь!
Язык не помешает. Расспросить — куда и зачем движется обоз. Сейчас им пригодится любая информация.
Как в воду, нырнули в густой шлейф пыли, тянувшийся за машиной. На зубах заскрипело, в горле запершило, засвербело в глазах. Забило нос. И — жутко воняет выхлопами.
Не сговариваясь, разделились. Бурцев и Телль заходили слева. Бурангул и Джеймс — справа.
За пыльной пеленой — над открытой кабиной и каменными ядрами — вновь поднялся человеческий силуэт. Сухо, почти неслышно в лязге гусениц и реве мотора, щелкнуло. Раз, другой.
Пистолет…
Еще раз. Еще, еще…
Нет — два пистолета. Немец палил с обоих рук. За себя и за того парня. Который за рулем.
Под Теллем споткнулась и рухнула лошадь.
Бурангул натянул лук. Что ж, степняки с детства приучены стрелять на скаку, с седла.
Есть! Стрела достала немца. Всплеснув руками, выронив оружие тот, вывалился из машины.
Оставался еще один.
— Пошел! Пошел! — орал Бурцев, глотая пыль и отбивая пятки о конские бока.
Боевой жеребец задыхался. И все же они вынырнули из пыльного облака сбоку, возле самой кабины. Слева. Справа, показались Бурангул и Джеймс.
И что дальше? Перегораживать конем дорогу?
— Стой! — по-немецки. — Стой, кому говорю!
Водитель, вцепившись в руль, и не думал останавливаться. Озирался затравленно. Вправо-влево. Влево-вправо. На поясе хлопала расстегнутая кобура. Пустая.
А Бурангул снова накладывал стрелу на тетиву.
Немец резко рванул руль. Вправо.
Дикое ржание, крики… Лошадь под юзбаши кубарем покатилась за обочину. Бурангул — вместе с ней. Джеймс тоже не удержался в седле. Конь брави шарахнулся в лес. Низкая ветка ссадила Джеймса не хуже турнирного копья.
Проклятье! Бурцев успел натянуть повод, когда эсэсовец бросил машину влево — в его сторону. Чуть приотстал.
Вцепился обеими руками в заднюю стойку кузова — ту, на которую натягивается брезентовый верх. Высвободил ноги из стремян.
Седло выскользнуло.
Бурцев повис…
Вот так, наверное, бандиты влетали в поезда и останавливали фургоны. В кино, в исполнении опытных каскадеров, такие сцены смотрится красиво. А вот в жизни…
Трясло так, что казалось, не разожми пальцев — поотрываются, на фиг, руки. И еще пыль эта… И лязг гусениц по мозгам…
Он все же вскарабкался на груду каменных шаров. Ядра вздрагивали, норовя развалить кузов и смять человека.
Бурцев, вытащив меч из ножен, полз к кабине.
Его заметили. Водитель ударил по тормозам. Тягач дернулся, кузов тряхнуло. Основательно так.
Ой-ё-о!
Бурцев приложился ухом о шершавую поверхность грубо отесанного камня. Выпавший меч улетел из кузова куда-то под гусеницы. Выкатилось на землю несколько ядер. Остальные лишь чудом не размазали Бурцева.
Он поднялся почти сразу. Но в кабине уже было пусто. Немец драпал в лес, в спасительную зеленку.
— Врешь… не уйдешь!
Тратить время на поиски меча Бурцев не стал. Бросился вдогонку.
Ему нужен был этот фриц. И лучше — если живым.
Черный мундир мелькал между деревьев. Безоружный эсэсовец часто оглядывался и быстро выдыхался.
Будет язык! Будет…
Зверь — большой, лохматый — выскочил из-за здоровенной разлапистой сосны. Появился внезапно, встал на пути в тот самый момент, когда беглец обернулся в последний раз. На двух задних лапах встал.
Немец зверя не видел, Бурцев — видел. И…
— А-а-ахр-р-р…
Эсэсовец с разбегу, всей грудью напоролся на…
Из спины, из черного мундира показалось железо.
Не зверь это был вовсе! Звери не разгуливают по лесам с рогатинами в лапах. Перед Бурцевым стоял человек — заросший, грязный, упитанности выше средней, обернутый в звериные шкуры.
А между ними корчился и хрипел, издыхая, водитель «Фамо», нанизанный на толстую палку с широким наконечником.
Незнакомец в шкурах не спешил извлекать рогатину. Проворчал что-то. Глянул на Бурцева, оскалился, сверкнул глазами.
Ну, невезуха! Ну, западло! Без пленника остался!
— Ах ты, зараза!
Бурцев не сдержался. В сердцах, сгоряча — кулаком, да по морде. Сшиб, сбил, свалил. А вот чтоб не лез, гад, к чужой добыче!
Ого! Из-за деревьев, из-за кустов на подмогу избитому выступал народец. Тоже — в шкурах, с рогатинами. Человек десять. Нет, пятнадцать.
Бурцев попятился. Да что же такое получается, господа хорошие? Опять партизаны какие-то? Пруссы? Они, вроде бы, тоже любили в звериных шкурах расхаживать. Или, может, литвины?
Утробно рыча, поднялся поверженный толстяк. «Чем дальше в лес, тем толще партизаны», — промелькнуло в голове.
«Партизан» выдрал рогатину из тела фрица. Наставил окровавленное острие на Бурцева.
— Вы кто такие, мужики? — спросил Бурцев по-немецки.
Нет ответа.
И оружия под рукой никакого — нет!
А наконечник все ближе, ближе…
— Ты кто, спрашиваю? — пятясь, еще раз поинтересовался Бурцев у обладателя рогатины.
— Скирв-ф-ф… — невнятное шипение, фырчание, урчание и зубовный скрежет.
Клич у них боевой такой, что ли?
Дикари, блин, какие-то. Питекантропы! Только вот палки-ковырялки у них не с каменными, а с железными наконечниками.
Железный наконечник клюнул. Прямо в брюхо.
Незамысловатый такой удар.
Ну, тут-то все просто… Что копье, что рогатина, что штык — один хрен! Бурцев подтянул живот, чтоб случайно не напороться. Развернулся, уходя с линии атаки, пропустил толстую палку перед собой. Перехватил там, где кончалось железо и начиналось дерево. Дернул на себя.
Незнакомец по инерции пробежал пару шажков, так что бородатая морда уткнулась Бурцеву в плечо. Теперь разворот… И локтем — в зубы. Толстяк снова грохнулся наземь. Рогатина осталась в руках Бурцева.
Только вот со всех сторон уже подступают другие зверошкурые партизаны-петикантропы, и у каждого в руках по такой же дубинке с наконечником. Обидно, блин! Если дружина не поспеет — забьют как мамонта. Числом возьмут. А ведь дружина не поспеет. Уже не поспеет…
— Пся крев! — процедил Бурцев сквозь зубы.
— Поляк? — вскинулся вдруг обезоруженный толстяк. — Пан поляк?
Толстяк поднялся. Сначала на четвереньки. Потом встал на ноги. По грязной бороде текла кровь. Странный тип во все глаза пялился на Бурцева. Бойцы с рогатинами озадачено переглядывались