Со стороны тракта «Бешеную Грету» было не видать. Густой кустарник и молодые деревца надежно укрывали и орудие, и стоявший позади «Фамо» с прицепом, и окоп. При этом ветви и листья не мешали наблюдать за дорогой и не являлись серьезным препятствием, способным остановить или отклонить ядро.

Тем не менее Бурцев распорядился обложить бомбарду и все, что подле, свежими ветками. Так, на всякий случай… Получилось совсем хорошо. Холмик такой получился. Зеленый, не внушающий подозрений стороннему наблюдателю.

Холмик этот, по замыслу Бурцева, должен был нанести первый и решающий удар. Но не единственный. Возле «Бешеной Греты» дружинники установили и замаскировали еще полдесятка малых бомбард. Разнокалиберные кованые стволы на массивных колодах тоже смотрели на тракт. Этим орудиям, снаряженным картечью, надлежало выкосить противников, уцелевших после выстрела «Греты».

Кроме того, в тылу артпозиции приготовлен сюрпризик для тех, кто все-же прорвется. Поставленные поперек тракта обозные повозки надежно перегораживали тракт. А справа от баррикады укрылись в овражке жмудины Скирва с рогатинами. Там же в кустах у самой дороги ждала своего часа одна оч-ч-чень любопытная пушчонка. Не осадное, а уж скорее — полевое орудие. Тевтонский пулемет — так про себя окрестил Бурцев многостволку, уложенную на легкую двухколесную платформу и прикрытую спереди большим щитом-павезой.

Орудие состояло из дюжины стволов, жестко соединенных друг с другом. В общем-то, небольших стволов: калибр каждого ненамного превышал калибр ручной бомбарды. Но возможность лупить из всех сразу не оставлял попавшему под огонь противнику ни малейшего шанса. Такой узконаправленный залп способен завалить уйму народа и пробить брешь в любом строю. Особенно если зарядить орденский «пулемет» картечью.

Вокруг двенадцатиствольного орудия уже вился любопытный Сыма Цзян.

— Тотеноргел, — довольно прицокнул языком Вальтер Телль.

— Тотеноргел? — переспросил Бурцев.

Орга’н смерти… Вот, оказывается, каково настоящее имя первого пулемета в истории человечества!

— Еще его называют повозкой войны или риболдой, — кивнул швейцарец. — Страшное оружие.

Да уж, … кто бы сомневался.

Главным бомбардиром Бурцев назначил себя. В помощники взял Хабибуллу и Гаврилу Алексича. На всякий случай — вдруг понадобится ворочать тяжелые бомбарды с картечными зарядами. И вдруг самого достанет шальная стрела или пуля.

Остальным дружинникам с арбалетами Бурцев определил места вдоль тракта. За толстыми стволами, в овражках, на деревьях. С таким расчетом, чтобы и врага достать, и самим не попасть под огонь собственной батареи.

Аделаиду и Ядвигу отвели подальше в лес. Несмотря на тоскливый взгляд первой и бурные возражения второй.

— Ну что ж, — вздохнул Бурцев, — вроде, готово все.

— Готово-то готово, — нахмурился Телль, — но боюсь я…

— Чего?

— Дым нас может выдать.

— Дым? — Бурцев не сразу и понял, о чем речь, — Какой дым?

— А ты разве костер жечь не собираешься?

— Зачем нам костер?

Теперь удивился швейцарец:

— Огонь всегда под рукой должен быть. Фитиль поджечь, факел, или прут железный накалить. Иначе-то как стрелять? Бомбарда — это не арбалет и не лук. Порох подпалитьчем-то нужно.

— Ах, ты об этом, — улыбнулся Бурцев. — Не беспокойся, Вальтер. У меня есть огонь, который всегда под рукой. И дыма не дает.

— А такое бывает? — недоверчиво спросил Телль.

Бурцев достал из поясного кошеля трофейную зажигалку. Щелкнул. Над пальцами затрепетал огонек.

— Сгодится, а Вальтер?

Дружинники отпрянули. Кое-кто торопливо перекрестился.

— Опять какая-то магия? — нахмурился Дмитрий.

— Ага. А чего вы так дергаетесь-то? Привыкнуть пора бы уже.

После танков-то и самолетов от зажигалки шугаться смешно.

— Все равно, — упрямо мотнул головой швейцарец. — Факелы нужно приготовить. С таким слабеньким огоньком только из одной бомбарды, дай Бог, успеть выстрелить.

— Будут факелы, — пообещал Бурцев.

На пару срубленных веток он плотно — в несколько слоев — намотал рогожу с пороховых мешков, затем сунул ткань в бак «Фамо». После такой пропитки пламя пыхнет от одной искры.

Один факел Бурцев оставил на позиции с бомбардами.

Другой отнес к риболде. Надо будет — смочим бензином еще.

Не пришлось…

На тракте послышался дробный стук копыт. По дороге несся дядька Адам на трофейном тевтонском коне. Прусс был поставлен наблюдать за трактом впереди и то, что он сейчас во всю прыть скакал прочь со своего поста, означало только одно.

— Едут! — дядька Адам резко осадил коня. — Едут немцы! Все как Скирв говорил. Большая безлошадная повозка, в ней — колдуны немецкие. А рядом — малые повозки и тевтонские всадники. Всего с полсотни человек будет.

Дело предстояло нешуточное. Опасное предстояло дельце.

Бурцев кивнул дозорному.

— Езжай за Бурангулом. Коней оставите в лесу. Нам они сейчас ни к чему. А сами — бегом сюда. По пути скажите жмудинам, пусть тоже к бою готовятся.

Дядька Адам, хлестнув лошадь плетью, умчался в тыл.

— Ну, чего стоите? — накинулся на дружинников Бурцев. — Все по местам! Живо! Действуем, как договаривались. Пока «Бешеная Грета» не рявкнет, себя ничем не обнаруживать. А уж когда пальнет…

— Лишь бы погромче… — хмыкнул Дмитрий.

— Да уж не волнуйся — услышишь. Все! Пшли вон!

Через пару секунд рядом никого не было. Еще через десять Бурцев, Хабибулла и Гаврила заняли позицию возле «Греты».

А еще через полминуты с лесной дороги донесся совсем не лесной звук.

Знакомый рокот «Цундаповского» двигателя…