В этот раз не спасся почти никто. А те, кто все же уцелел…
Один окровавленный эсэсовец — со «шмайсером» на животе, с гранатой-«колотушкой» в руках, один прихрамывающий рыцарь с обнаженным мечом и пяток кнехтов — приняли безрассудное, но единственно верное решение: уходя с открытого простреливаемого тракта, небольшая группка с отчаянными криками лезла вперед. Через проход в сплошной зеленой стене, пробитый пушками. На артпозицию. Врукопашную.
Немцы приближались быстро. Стрелы из-за обочины тракта их уже не доставали — мешали деревья.
Что ж, пришло время ближнего боя. Бурцев схватился за трофейный «Вальтер». Выпустил из остаток обоймы германцам. Успел свалить автоматчика с занесенной над головой гранатой.
Граната взорвалась, выкосив полгруппы тевтонов.
Оставшихся атаковали Хабибулла со скорострельным китайским арбалетом и Гаврила Алексич с шестопером. У немцев, по большому счету, не было шансов. Но в тылу засады, за поворотом лесной дороги, уже истошно и нервно лаяли два пулемета. Это наяривали «MG-42» пропущенных вперед мотоциклистов. Вот о ком забывать не следовало! Вот кто еще может изменить ход сражения.
Два «Цундаппа», наткнувшись на обозные телеги, преграждавшие дорогу, крутились на месте и очередями лупили наугад — по повозкам, за которыми никого нет, по лесу, где никого не видать.
Прячась за кустами и деревьями, Бурцев бросился туда. Там, у баррикад на колесах, сейчас было по-настоящему жарко. Если жмудины высунутся сдуру под огонь, то полягут все до единого.
И ведь высунулись! Вдоль обочины лежали люди в звериных шкурах. Безумцы! Тоже хотели в рукопашную! С рогатинами! На пулеметы!
Но у лесной засады еще оставался последний козырь. Бурцев вкатился в кусты, где ждала своей очереди повозка войны. Двенадцтиствольный орган смерти. Все двенадцать стволов — заряжены. И рядом — факел, пропитанный бензином. А в руке — опять немецкая зажигалка.
Он навалился на двухколесную платформу. Выкатил, раздвигая ветви. Чуть повернул — так, чтобы ближайший мотоцикл попал в пространство между первым и последним стволом тотеноргела.
Сейчас!
Бурцев щелкнул зажигалкой. Запалил огонь.
Наверное, шевеление и пыхнувшее в густой зелени пламя немцы все же заметили. Из «Цундаппа», на который была направлена многостволка, дали очередь. Пули расщепили защитную павезу, засвистели над головой, сбивая листья.
И Бурцев тоже…
Дал свою очередь. Сыграл на органе смерти.
Тотеноргел — не «Бешеная Грета». Здесь запальный отверстий — целая дюжина.
Бурцев с маху мазанул горящим факелам по всем. Посильнее придавливая плюющееся и брызгающееся пламя.
Пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух-пух…
Тотеногрел сыграл двенадцать смертельных нот. Не так громко, как «Бешеная Грета», конечно, и не так споро, как «MG-42». Но все же достаточно эффектно.
Жахнули все двенадцать стволов. Немного растянутым залпом. Но что-то попало в цель.
Водителя повалило на руль, сбросило на землю сидевшего сзади автоматчика. Пулеметчик в коляске откинулся на спинку сиденья.
Видимо, рука рулевого судорожно дернулась на ручке газа.
Взвыл, захлебываясь, мотор. Тяжелый мотоцикл, изрешеченный картечью и потерявший управление, прыгнул в телеги, перегораживавшие тракт. Опрокинул одну повозку, сдвинул другую. Полетел, кувыркаясь, сам. Завалился на бок. Замер искореженной грудой металла. Уже по ту сторону баррикады.
Колеса еще вертелись, двигатель еще кашлял. Разбросанный экипаж лежал неподвижно.
Зато брешь, проломленная трехколесным тараном, открывала путь к спасению.
Второй «Цундапп» заложил крутой вираж. Подпрыгнул на одном трупе, на втором. Понесся к спасительному пролому.
Немцы решили выходить из боя. Прорываться. Вырываться. Надеясь на пулемет и скорость. И ничего уже поделать нельзя! Бурцев с тоской глянул на дымящиеся стволы «органа смерти». Одноразового тевтонского пулемета.
Ничего? Нельзя?
Краем глаза он увидел, как над кустами — у разбитой баррикады поднялись двое. С луками. Бурангул и дядька Адам. Две стрелы мелькнуло в воздухе. Мотоциклист-водитель в круглых защитных очках пригнулся к самому рулю. Пассажир, сидевший сзади — не успел. Первая стрела вошла ему под кадык. Оперение второй затрепетало в груди пулеметчика.
Водитель поддал газу, пролетел мимо лучников.
В узком проеме между раздвинутыми повозками — прямо на пути ревущего «Цундаппа» — встал…
Один жмудин был еще жив. Еще…
— Куда, Скирв! — не сдержался Бурцев.
Жмудинский вожак не слушал или не слышал. Скирв упер рогатину тупым концом в землю. Острие направил на приближающийся мотоцикл. Крепко вцепился в толстое древко. Заорал — страшно, громко. Так и стоял: орал и ждал. Загораживая телом брешь в баррикаде.
Наверное, Скирв делал сейчас то, что привык делать на медвежьей охоте в глухих жмудинских лесах. Когда идешь с рогатиной один на один против косолапого. Да только разгоняющийся мотоцикл — это не медведь. Тяжелый «Цундапп» на рогатину не поднять.
Эсэсовец за рулем, видимо, тоже так считал. Он бросил машину на человека в звериной шкуре. В последний момент подался чуть в сторону, чтобы не напороться на широкий заточенный наконечник. Сам — уклонился, но коляска с разгону все же налетела на острие.
Древко переломилось. Охотник кубарем покатился в сторону. Пробитая коляска подскочила. Резко — водитель не успел выровнять мотоцикл и не смог отвернуть от торчавшей слева тележной оглобли.
«Цундапп» слетел с тракта, с хрустом и звоном впечатался в дерево.
Переднее колесо выскочило из вилки. Эсэсовец вылетел из сиденья, перекувыркнулся через руль, грохнулся о землю, несколько раз дернулся и замер, неестественно вывернув шею.
В сторонке слабо постанывал сбитый жмудин.
На этом все кончилось.
Раненых немцев — таких было немного и все — тяжелые — дружинники добили, не дожидаясь воеводы, еще прежде, чем Бурцев покинул баррикаду на тракте. Шустро, в общем, ребята справились. Только никто одержанной победе не радовался. Тяжко она далась. От «Цундапповских» пулеметов пал весь жмудинский отряд. Скирв харкал кровью — видимо, бедняге отбило все потроха. Многих задело шальной пулей или стрелой. По счастью, серьезных ранений не было, но Аделаиде и Ядвиге все же пришлось изрядно потрудиться, перевязывая кровоточащие раны.
Однако все ведь могло сложиться хуже. Могло… Гораздо… Только это сейчас и утешало.