Возле разбитого немецкого БТРа горячо спорили Бурангул с Вальтером. Татарин и швейцарец яростно жестикулировали, указывая то на длинные стрелы, выпущенные из лука, то на арбалетные болты. Между спорщиками стоял Дмитрий, знавший и татарский, и немецкий. Перетолмачивал, видать.

— О чем спор? — поинтересовался Бурцев.

— Выясняют, что лучше — лук или самострел, — откликнулся Дмитрий.

— Там, где можно разместить десяток лучников, встанут от силы пять арбалетчика, — доказывал Бурангул.

— Зато у арбалета тетиву не надо все время держать на пальцах натянутой, — выдвигал свой аргумент Телль, — рука не устанет и в нужный момент не дрогнет.

— Лук быстрее бьет. Даже самострел Сыма Цзяна уступает ему в скорости.

— А арбалет пустит стрелу дальше и сильнее.

— Ну, это еще как посмотреть. Ты не видел настоящего степного лука.

— И не желаю. Мне хватает арбалета. Известно ли тебе, какие чудеса меткости показывал на состязаниях мой отец?

— А ты знаешь, как мой отец бил птиц влет, да на полном скаку?!

— Ну, хватит, хватит! — Бурцев решил вмешаться.

Этак дело и до дуэли дойдет. Еще к барьеру выйдут. Один с луком, другой с арбалетом. Или начнут, чего доброго, яблоки друг у дружки с голов сбивать.

— И лук, и арбалет — вещь хорошая, если умеешь с ними обращаться. Но сейчас здесь оружие получше есть. Так что давайте-ка не языком трепать, а собирать немецкие «громометы». Вот сюда все складывайте, под этой… колдовской колесницей.

Бурцев обошел смятую легкобронированную «колесницу». Осмотрел раскуроченный каменной глыбой передок, заглянул в раздавленную кабину. Эх, не поедет больше машинка. А жаль! И «Опель» их тоже свое отъездил. Таранная сшибка с конным рыцарем, копье в движке, спущенные колеса… м-да… И тягач «Фамо» выведен из строя чудовищной отдачей «Бешеной Греты». Помяло основательно вездеходик на артпозиции. Даже мотоцикла целого не осталось ни одного.

— Чего печалишься, воевода? — к нему подошел Гаврила.

— Да так, Алексич. Тачку нам пора менять.

— Тачку? — удивился новгородец. — Какую тачку?

— Придется пересаживаться с безлошадной колесницы на обозные повозки.

— А потом?

— Потом — к Взгудевеже поедем. Как с самого начала решили.

— А там чего? Колдовать будем на развалинах?

— Боюсь, этого сделать нам теперь не дадут. За другим туда поедем. Надо замочить воеводу немецких колдунов — магистра Томаса Зальцмана, о котором рассказывал пленник.

— Замочить? — не понял Гаврила.

— Ну, убить.

— А-а-а. Что ж, дела нужное, — одобрил новгородец.

Трофейного железа набралось немало. Но все за собой таскать смысла нет. Бурцев отобрал пяток «шмайсеров». Один — для себя, два — для Сыма Цзяна и Ядвиги, которые уже в достаточной мере освоили огнестрельное оружие, и два — про запас. Снял пулемет с коляски «Цундаппа». Нашел несколько ручных гранат. Набрал побольше снаряженных магазинов и пулеметных барабанных коробок. Ленты, ящик патронов.

Для перевозки трофеев выбрали большую и крепкую телегу, где стояли короба с…

— Кто-нибудь знает, что это такое? — спросил Бурцев, разглядывая странные шипастые железяки.

Колючки, блин, какие-то… Похоже на противотанковые ежи в миниатюре, только с заостренными концами. Может, что-то вроде метательных сюрикенов? Или картечь?

— Так известно что, — Дмитрий взял одного «ежика», покрутил перед глазами. — Чеснок это.

— Чеснок? — удивился Бурцев. — Для чего?

— Раскидаешь в траве — и вражеская конница уже не пройдет. Да и пехота тоже ноги пропорет.

Ага, мины, значит, средневековые… Противопехотные и противоконные.

— А на кой этот чеснок во Взгужевежу везти? Подступы к крепости перекрыть?

— Похоже на то, — кивнул Дмитрий.

Похоже… Наверное, минных полей цайткоманде для надежной защиты важных объектоы уже не достаточно.

— Ладно, скидывайте ящики, — распорядился Бурцев. — Освобождайте телегу. Хотя нет, погодите. Один короб оставьте.

Если придется уходить от погони — пригодится.

Такой «чесночок» — и всадников остановит, и протекторы пропорет.

По приказу Бурцева взяли еще три телеги с небольшими бомбардами. И — еще одну. С щитами-павезами. Щиты сбросили, а на повозку водрузили риболду-тотеноргел, снятую с легкой двухколесной платформы.

Уложили кое-какого припаса — так, больше для отвода глаз. Пару-тройку ядер на ствол, да бочонок пороха.

— У тебя есть план, Вацалав? — догадался Бурангул.

— Есть, — ответил Бурцев. — Поедем во Взгужевежу под видом тевтонского обоза. Скирв, ты как? С нами? Или…

Жмудин уже стоял на своих двоих. Бледный, правда, без рогатины, придерживаясь за повозку, оглаживая отшибленный бок.

— С вами, — прохрипел Скирв.

— А князь Витовт как же? Он ведь ждет от тебя донесений.

— Подождет. Мне поквитаться с немцами нужно. Род…

Жмудин запнулся, не договорил. Но и так ясно: после сегодняшней стычки от некогда большого рода остался лишь один человек. Сам Скирв. И просто наблюдать за орденской дорогой, как прежде, он уже не мог. Бурцев кивнул. Что ж, толковый проводник им сейчас не помешает.

— Ты, вроде, говорил, что под Взгужевежей застава дорогу стережет?

— Говорил, — ответил Скирв. — Стережет.

— А незаметно подобраться к ней можно?

— Если заранее сойти с тракта — да. Лес ведь кругом. Мы вот подбирались. И даже обходили заставу.

— А захватить без шума, чтобы во Взгужевеже ничего не прознали?

Жмудин подумал, ответил.

— Это тоже возможно. Если навалиться на заставу скопом и внезапно, то немцы тревоги поднять не успеют.

— Что ж, значит, так и сделаем, — подытожил Бурцев.

— Все поедем? — поинтересовался Гаврила.

— До заставы — все. Дальше — нет.

Бурцев обвел взглядом соратников.

Бурангула, Хабибуллу, Сыма Цзяна, и Вальтера Телля лучше оставить в прикрытии. С такими рожами в тевтонском обозе делать нечего. И от Скирва с отбитым нутром проку будет мало. И Аделаиду с Ядвигой ни к чему тащить в самое логово врага. Особенно Аделаиду, которую сейчас знает в лицо каждый солдат цайткоманы.

По-хорошему бы и самому Бурцеву светиться у немцев нежелательно. Его тоже могут узнать — спасибо маэстро Джотто ди Бондоне.

Но, с другой стороны, уж очень ответственное предстояло дело. Убрать магистра-бригаденфюрера… Такого дела доверять другим нельзя.

Ну, а лицо… Что ж, одно лицо в обозе можно прикрыть. Однажды Бурцев въехал во Взугжевежу, надев глухой тевтонский шлем-топхельм. Сейчас, правда, полагаться на шлем не стоило. Взгужевежа нынче — важный объект цайткоманды. Шлем на въезде, скорее всего, заставят снять.

Значит… значит… Бурцев улыбнулся. Значит, нужно изготовить другую маску. Из тряпок, запятнанных кровью. Обмотаем рожу и будем изображать раненого. В голову. На общем фоне это вызвать подозрений не должно: половина дружины тоже вон — вся в повязках.

— Скажем, что на обоз напали, — объявил Бурцев. — Всех перебили, и только нам удалось скрыться.

В неспокойное предвоенное время это могло сработать. Или не могло…