Взгужевежа предстала перед ними в новом виде. В глухом забытом Богом и людьми урочище — некогда фамильной вотчине и разбойничьем логове Освальда Добжиньского — разворачивалось строительство то ли небольшого городка, то ли солидной военной базы.

На правом берегу Вислы уже не было холма с основанием из прочной скальной породы. И не было на том холме замка с донжоном, возведенном над развалинами древней арийской башни. Не было взгужи. Не было вежи.

Была громадная, расчищенная от леса, искорчеванная, иссеченная пустошь, к которой вела широкая просека с прямой наезженной дорогой. В центре пустоши зиял огромный, оплывший от времени кратеровидный провал, окруженный ровными рядами колючей проволоки и минными заграждениями, деревянными щитами, пулеметными вышками, окопами и траншеями — внешними, внутренними…

За проволочным ограждением виднелись палатки и поставленные на скорую руку бараки. Под натянутыми тентами выстроилась техника. Автомобили, мотоциклы. Вездеходы — заляпанные грязью и, видимо, принимавшие деятельное участие в строительных работах.

Имелась взлетно-посадочная полоса. Длинная, узкая, ровная, тянувшаяся от огороженного «колючкой» пространства до края пустоши. Два «Мессершмитта» ждали команды на боевой вылет.

Строить такое в глуши добжиньских земель… Да, для этого должны быть весомые причины. Более весомые даже, чем подготовка удобного плацдарма для нападения на Польшу. Заветные шлюссель-башни, скрытые где-то внизу, в недрах кратера — вот что было главной причиной.

А раскопки уже велись. Немцы сняли верхний слой земли: в провале-кратере выступали из земли откопанные фрагменты кладки разрушенного замка. Однако, основные работы были еще впереди.

За колючей проволокой чернели эсэсовские мундиры. Тевтонов на огороженную территорию не пускали. Орденские отряды расположились вокруг Взгужевежи внешним кольцом — подальше от позиций цайткоманды, поближе к нетронутому лесному массиву. Пестрые шатры, хоругви, стяги, яркие гербовые значки и кресты, кресты, кресты… Немалая здесь собралась рать.

Тевтоны тоже основательно укрепляли свой лагерь. Уже поставлен частокол — невысокий, в полтора человеческого роста, но охватывающий все расчищенное пространство. В сплошной стене кольев — крепкими ворота, возле ворот — бойницы. Из двух смотрят на тракт стволы небольших бомбард. В других — пока пусто и сквозь проемы видно, что происходит внутри, за оградой.

Тын — это, судя по всему, только начало. Сразу за частоколом тевтонские кнехты и черный люд возводили толстые деревянные — пока деревянные — стены, рыли рвы, насыпали валы. Орденской рабсиле помогал небольшой вездеходик на полугусеничном ходу. Урча и фыркая, машина целыми связками таскала неподъемные бревна. Судя по всему, место раскопок планировалось оградить не одним кольцом укреплений. «Очень похоже на типичный средневековый город, — невольно подумал Бурцев. — Внешние стены охватывают приличную территорию, а в центре — небольшой замок. Цитадель».

Что ж, разумно. В случае внезапного нападения противник вначале должен будет штурмовать из леса тевтонские фортификации, чтобы затем попасть под огонь эсэсовского гарнизона. Да и «мессеры» успеют подняться в воздух.

Дорога уткнулась в запертые ворота.

— Кто?! — крикнули из-за острых кольев.

— Обоз! — отозвался Освальд. — Бомбарды из Мариенбурга.

— Почему так мало?! Где «Бешеная Грета»?! Где охрана? Где отряд сопровождения?

— Перебиты все, — развел руками Освальд. — На нас напали поляки, литовцы и русичи. Их войска перешли через Древенцу-речку и хозяйничают в округе.

— Неужто всех поубивали? — поразился часовой.

— Так большая рать была, отовсюду сразу ударили. Мы вот только насилу спаслись. Раненые у нас. Один вовсе помирает. Голову бедняге проломили. Богу душу вот-вот отдаст. Открыли бы вы нам, а?

За тыном загомонили, засуетились, забегали. Ворота распахнулись тяжело, нехотя, со скрипом. К обозу вышел пожилой орденский брат и сержант в сером плаще. Сзади толпилось с десяток настороженных кнехтов.

Рыцари заглянули в повозки.

— В бочонке что?

— Порох.

Открыли. Проверили. Отсыпали жмень, потерли на пальцах. Закрыли. Кликнули кнехтов. Приказали забрать.

— Огненное зелье у нас положено хранить в надлежащем месте, — хмуро сказал орденский брат, — а не раскатывать с ним по всей крепости.

Ну, блин, досмотр, как на таможне! Бурцев очень надеялся, что хоть раненого-то трогать не будут. А то ведь у раненого за пазухой — пистолет. И не скинешь его уже. А еще — зажигалка…

Раненого не тронули, зато заинтересовались большим деревянным ящиком у заднего борта телеги.

— «Чеснок» там, — объяснил Освальд. Добавил поспешно и жалобно: — Да нас ведь на заставе уже проверяли, господин рыцарь.

— А мы еще раз проверим, — непреклонно буркнул орденский начальник.

Тевтоны открыли короб. Заглянули внутрь. Сунулись, укололись. Покивали. «Чеснок» здесь ждали.

— Ладно, проезжайте, — махнул, наконец, рукой тевтонский брат. — Потом обо всем расскажете, кому надо. О вас уже доложено.

Кнехты расступились. Обоз проехал.

Створки сомкнулись с глухим стуком. Тяжелый дубовый засов лег в пазы. Такие врата так сразу и не отворишь.

«Хорошо хоть в пушки не заглянули», — подумал Бурцев. Стволы бомбард и риболды были по-походному заткнуты тряпьем. Если бы тевтоны поняли, что орудия заряжены — пришлось бы объясняться долго и нудно.

Прибывшим указали на утоптанный пятачок неподалеку от ворот. Здесь, за символической оградкой из жердей, аккуратными горками и пирамидками возвышались каменные ядра и ядрышки разного калибра. Еще валялись пара бомбардных стволов и треснувшая колода, выдолбленная посередке. С краю стояла разбитая телега с лопнувшими ободами на колесах. В телеге — деревянные ведра, пороховые мерки, ржавые железные обручи, которыми крепились пушечные стволы. Топорщились медной проволокой шомполы и торчали овечьи банники на длинных рукоятях.

Видимо, здесь находилось что-то вроде арсенального двора и ремонтной мастерской для орудий. Порохового запаса вот только не наблюдалось. Оно и понятно. Кто ж станет хранить огненное зелье под открытым небом, да на голой земле? А вот неподалеку стоял дощатый сарайчик. Ворота закрыты, при воротах — вооруженная стража. Там, вероятно, и располагается пороховой склад.

Ага, он самый: кнехты уже катили в ту сторону изъятый у прибывшего обоза бочонок с порохом.

Мариенбургским пушкарям велели ждать и оставили их в покое.

— Хоть бы накормили, что ли, — пробурчал Джеймс, глядя на дымившиеся у шатров огни.

— Ничего, брави, — успокоил Бурцев. — Авось не подохнешь. А если нам и суждено здесь копыта отбросить, то не от голода — уж поверь.

В общем-то, он был доволен. Можно считать, половина плана реализована успешно. Без сучка, без задоринки все прошло. Теперь оставалось добраться до бригаденфюрера Зальцмана. И если повезет — унести ноги.

— Ну что, располагаемся…

Со стороны казалось, что телеги с пушками поставлены бестолковыми обозными людишками абы как, в беспорядке. Но беспорядок этот был продуман и устроен специально. Заряженные стволы смотрели в разные стороны. Вот только в какие…

Две бомбарды, готовые выплюнуть по ядру размером без малого с человеческую голову, якобы случайно, развернулись жерлами к позициям цайткоманды. Бурцев быстро выбирал цель. Он проигнорировал палатки, бараки, машины, окопы и вышки, направив обе пушки на самолеты. Лишить фашиков авиации — само по себе уже великое дело. «Мессершмитты» стояли на краю тесной взлетно-посадочной полосы друг подле друга, крыло к крылу. Большие мишени, хорошие. Не промахнешься. Даже из бомбарды. Пусть хотя бы одно ядро туда попадет — и самолеты взлетят не скоро. А что? БТР подбили — и с «Мессерами», глядишь, управимся.

Еще одну бомбарду развернули назад. Это орудие должно было шарахнуть по воротам. И тем самым обеспечить путь для отступления.

Многостволка-риболда на четвертой повозке держалась про запас. Ее надлежало использовать по обстоятельствам. Из органа смерти можно будет дать хороший залп картечью. Но только один. И желательно — по не очень далекой мишени.

— Действуем так, — говорил Бурцев. — Я лежу плашмя, изображаю умирающего. Когда начнут расспрашивать о нападении на обоз — кивайте на меня, мол, я попал в самую заваруху и потому больше всех видел, больше всех слышал и больше всех знаю. А когда ко мне придет воевода-магистр немецких колдунов…

— Думаешь, он придет? — перебил Гаврила.

— Не думаю, Алексич, знаю, — усмехнулся Бурцев. — Есть у меня одно словечко заветное, чтоб магистра того вызвать. Два словечка, точнее…

«Полковник Исаев» — вот они, эти словечки. На такую приманку бригаденфюрер должен прибежать. И притом вприпрыжку. Нужно только при первом допросе намекнуть, что отряд, разгромивший тевтонский обоз, вел русич, которого именовали именно так: полковник Исаев. Тогда второй допрос будет проводить уже Томас Зальцман. Лично.

— И главное… самое главное, — заканчивая наставления, Бурцев сделал долгую внушительную паузу. — Что бы ни случилось, без моего приказа в драку не лезть. Ясно?

Вообще-то, об этом было уже сказано неоднократно, но лишний раз напомнить — не помешает.

— Ясно, спрашиваю?

— Ясно, — не очень охотно отозвались дружинники.