Уже на выезде одну лошадь из второй упряжки все же задело пулей. Уцелевшие, хрипя и фыркая, поволокли несчастное животное за собой. Ход замедлился. Ненадолго, впрочем. Джеймс взмахнул ножом. Обвисли обрезанные ремни. Зычно гикнул и хлестнул вожжами Гаврила. Повозка понеслась дальше.

Брошенная лошадь осталась лежать поперек дороги. Ржет — жалобно, будто человек. Порывается встать и не может уже.

Что ж, будет еще одно препятствие…

А из дыма к воротам бежали, скакали, ехали… Кнехты, тевтонские рыцари, эсэсовцы цайткоманды.

Но у ворот немцам пришлось резко сбавить темп.

Три конных орденских брата влетели в россыпи «чеснока» и рухнули на полном скаку. Ругаясь, откатились от бьющихся на земле коней — покалеченных, не годных больше ни к бою, ни к скачке, ни к работе.

Заорали, пропоров ноги, двое пеших кнехтов.

Осел на спущенных шинах, вильнул в сторону и перевернулся не притормозивший вовремя «Цундапп».

Ворота были узкой горловиной, которую ни обойти, ни объехать. И горловина эта оказалась запечатаной.

Кто-то лез через тын. Тевтонские рыцари и эсэсовские офицеры орали, гоня кнехтов на уборку «чеснока». Но шипастых гостинцев было слишком много, и расчистка дороги затягивалась.

На помощь ехал гусеничный тягач, который мог бы смять «чесночиные» жала и проложить дорогу. Или развалить частокол, проделав в бревенчатой стене новый проход. Но тягач — медлителен. А беглецы — далеко.

Беглецы уже скрылись за поворотом. И останавливаться не собирались.

Они задержались только у заставы. Ненадолго совсем — покидать в повозки трофейное оружие, посадить Аделаиду и Ядвигу, положить на соломенную подстилку Скирва с отбитыми потрохами, перегородить за собой дорогу бревном.

Дальше скакали в сопровождении всадников. Впереди головным дозором неслись Бурангул с луком, Сыма Цзян со «шмайсером» и Вальтер с арбалетом.

Возле повозок бежали на привязи запасные кони. На тот случай, если вдруг придется бросать повозки и сворачивать в лес. На самый крайний случай.

Сразу за заставой, где начинался путаный лабиринт окольных дорожек и тропок, они свернули с главного тракта на неприметный проселок: так затеряться легче. И еще раз свернули. И еще, и еще… Благо, немцы, ударными темпами обживающие Взгужевежевское урочище, наоставляли вокруг уйму следов-то. Всяких разных — от гусениц, колес и копыт. Авось, теперь сами запутаются.

И правда, погоня вроде отстала. А может, и не было настоящей погони-то. У германцев сейчас других забот хватает. Смерть фашистского бригаденфюрера. Смерть тевтонского маршала…

Коням позволили сбавить темп. Пусть отдохнут…

Бурцев ехал в арьергарде. На повозке с риболдой, которой по-прежнему правил Збыслав. Расположившись сзади, Бурцев прикрывал отход. Благо — было чем.

На двенадцать — пустых уже — стволов «органа смерти» он водрузил и примотал за сошки еще один ствол. Пулеметный. «MG-42». Так что — не хухры-мухры, настоящая тачанка теперь у них! Беспощадная повозка смерти. Колесница не хуже цайткомандовских.

И несколько гранат под рукой. И «шмайсеры» с запасными магазинами.

Конечно, так воевать можно. А повоевать еще придется. Пока не выбрались с оккупированных добжинских земель.

И все же на душе было легко. Неведомая операция «Танненберг» у фашиков пойдет теперь вкривь и вкось. Было такое подозрение. Кстати… Танненберг. Танненберг… Любопытно — что за название такое?

— Скирв! — окликнул Бурцев.

— Чего?! — отозвался жмудин с передней повозки.

— Не слыхал, Танненберг — это что?

— Слыхал, как не слыхать, — Скирв приподнялся на локте. — Деревенька такая возле речки Моржанки и Любень-озера. Проходили мы мимо тех мест.

— И чем же она примечательна?

— Да так, собственно, ничего особенного. Деревня — и деревня.

— Немцы там есть?

— Мы не видели. Хотя, может, и есть. Мы в Грюнвальдском лесу таились, к жилью не выходили.

— Погоди-погоди, как ты сказал?! — встрепенулся Бурцев. — В каком лесу?!

— В Грюнвальдском. Там еще одно поселение есть — Грюнвальд. А что?

— Ничего…

Бурцев задумался. Грюнвальд, значит? Вот это уже знакомое название. Как же, как же… Грюнвальдская битва. В которой, помнится, поляки, русичи, литовцы и татары совместными усилиями ломали хребет Тевтонскому ордену.

Ну да! Пятнадцатый век. Начало… Тысяча четыреста десятый год. Все сходится. Само сражение, надо полагать, еще впереди. Но ждать осталось недолго.

Интересно, чем она закончится теперь, битва эта? Если при новом хронологическом раскладе на стороне тевтонов выступит цайткоманда. Грозная сила, между прочем. «Небесное воинство» изломанного креста. «Хранители гроба». И свастики.

А на другой стороне? Кто будет там?

Что-то подсказывало Бурцеву: их путь, начатый в Шварцвальде, неминуемо пройдет и через Грюнвальд. Либо через его окрестности. Через пресловутый Танненберг, к примеру. Но это потом. А сейчас…

Сзади показались всадники. Вынырнули из-за поворота толпой. Над шлемами с опущенными забралами — белая хоругвь. На хоругви — черный тевтонский крест.

Между рыцарями ордена Святой Марии затесался мотоцикл с коляской. На коляске — тоже крест. Тоже черный.

Погоня! Все-таки погоня! Какой-то из рассыпавшихся по окрестностям Взгужевежевских отрядов настиг беглецов. Или это просто — случайная встреча?

Не важно. Такие встречи не сулят ничего хорошего.

— Ходу! — крикнул Бурцев.

И прильнул к пулемету…

Конец.