Полный триумф! Причальный камень, до сих пор служивший им укрытием и имевший неплохие шансы стать надгробием, обратился в трибуну. Хабибулла стоял на валуне в позе кандидата, победившего, как минимум, на президентских выборах. Бородатое лицо со шрамом — воплощение харизмы, обе руки воздеты над толпой. И разрубленная эсэсовская рубашка с нацистским орлом на груди… Да уж, картинка!

Шумливые соплеменники обступили араба тесным кольцом. Хабибулла говорил со всеми сразу и с каждым в отдельности.

Освальд обнимал Ядвигу — целую, невредимую. Это было похоже на чудо: снарядик, сарацинской аркабаллисты, влетевший в рубку катера, шарахнул по «шмайсеру». В результате пистолет-пулемет превратился в бесполезную железяку, а державшая оружие кульмская красавица, отделалась легким испугом. Бывает…Бурцев молча чесал в затылке. Дружинники хлопали глазами, недоуменно озираясь вокруг. Ну, разве что Сыма Цзян не хлопал. Китаец кивал каждому встречному-поперечному и твердил без умолку:

— Саляма-алекума, саляма-алекума…

Странно, но арабы ему отвечали. Как положено — «Аллейкум ассалям».

С полсотни европейских рыцарей, незнамо как затесавшихся в сарацинскую рать, тоже, кажется, не совсем понимали сути происходящего и не спешили прятать клинки. Обстановка, впрочем, разрядилась, как только предводитель рыцарского отряда — давешний всадник в шлеме с забралом и «фатой»-намётом — разглядел в общей суматохе Жюля.

«Фата» дернулась, «невеста» бросила меч в ножны, направила коня к капитану Алисы Шампанской.

— Бонжур, Жюль! — глухо рокотнуло из-под шлема.

Морской волк удивленно поднял глаза.

— Бонжур, мсьё… мсьё…

«Невеста» откинула забрало, явив заросшую, мясистую и раскрасневшуюся физиономию. Лицо изжаривающегося заживо человека.

— О, сир! — Жюль почтительно склонил голову.

Тот, кого назвали Сиром, снял шлем, скинул кольчужный капюшон, сдернул шапочку-подшлемник. Копна черных волос торчала как иглы у встревоженного дикобраза. Щетина на щеках и подбородке напоминала зверька поменьше — ежа.

— Коман ва тю, Жюль?

— Трэ бьян, мерси. Э ву, сир?

— Комси — комса — вздохнул рыцарь.

Бурцев прервал этот содержательного диалога, Подошел к поближе. Подтащил переводчика — Джеймса. Вклинился в разговор. Не очень вежливо, но очень поспешно.

— Жюль, вы знакомы?

— Сэ мсьё Жан д'Ибелен — с подобострастием ответил капитан Алисы Шампанской. И принялся воодушевленно перечислять замысловатые титулы.

— Жан Первый Ибеленский, — коротко перевел Джеймс. — Сир Бейрута.

Надо же! Ибеленский! Повезло, блин, мужику! Хорошо, хоть, не с «Е» начинается фамильечко. А сир Бейрута — так это вообще песня! Стоп…

— Джеймс, спроси-ка нашего капитана, не тот ли это Жан, о котором упоминала Ее Величество королева Кипра?

Жюль энергично закивал. Тот!

— Коман вузапле-ву, мсьё? — обратился к Бурцеву сир Бейрута г-н Ибеленский.

Джеймс перевел. Бурцев представился. Спросил на всякий случай:

— Шпрехен зи дойч?

С королевой этот номер прошел и… И здесь тоже!

— Я! Я! — отозвался Жан д’ Ибелен.

По-немецки он говорил. Однако «пошпрехать» вволю им так и не дали.

— Василий-Вацлав! Василий-Вацлав!

Хабибула? Герой дня? Он самый! А за ним — двое всадников. Впереди — степенный бородатый сарацин в летах. Араб гордо восседал на невысоком, тонконогом, белоснежном аргамаке. Дорогой прочный панцирь поскрипывал кожей и позвякивал металлом. Сабля — в ножнах, изукрашенных каменьями, у седла — щит, весь в арабской вязи. На голове — отделанный серебром и золотом шлем в форме приплюснутого купола. Из-под шлема смотрят умные настороженные глаза.

Чуть позади — молодой горячий воин на горячем скакуне вороной масти. Этот наездник глядел прямо и жестко. Легкая добротная кольчуга, надежный островерхий шлем, небольшой круглый щит с изображением льва, изогнутая сабля, а вместо лука — праща у седла. Простенький, без изысков, ремешок с утолщением посредке. Так вот, значит, кто кидался камешками…

Странно — на араба молодой всадник похож не был. Скорее уж на монгола, татарина или казаха. Сухая обветренная кожа, узкие глаза, выступающие скулы, маленькие усики. Судя по уверенной посадке и резким точным движениям, парень был рубакой хоть куда. Единственное, что портило джигита — махонькое, однако приметное бельмо на левом глазу.

— Салям алейкум! — приветствовали Бурцева.

Говорил старший. Голос у него был тихий, вкрадчивый.

— Алейкум ассалям! — отозвался Бурцев.

— Ахлан васайлан! — пожилой всадник величественным жестом обвел рукой скалы.

Бурцев слов не понял, но благодарно кивнул. Гостеприимство — оно в переводе не нуждается, его видно сразу.

— Перед тобой, Василий-Вацлав, сам старший эмир Айтегин аль-Бундуктар, мудрый наиб великого султана Египта, чье светлое имя — ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб, да хранит его Аллах! — торжественно и по-восточному витиевато представил Хабибулла всадника. Пояснил: — Мы с наибом давние соратники.

Айтегин аль-Бундуктар что-то сказал.

— Эмир благодарит тебя за помощь, которую ты оказал мне, и извиняется за то, что, по незнанию, принял друзей за врагов, именующих себя Хранителями Гроба. — перевел Хабибулла.

— Да ладно, чего уж там, не мудрено ошибиться-то, — Бурцев глянул на катер цайткоманды, на свою эсэсовскую форму… — Главное, что никто не пострадал.

Хабибулла повернулся к молодому джигиту на вороном скакуне:

— А это лучший воин мудрого Айтегина аль-Бундуктара младший эмир-сотник Бейбарс, мамлюк достойнейшего государя Наджм-ад-дина из рода Аюбидов.

Хм, мамлюк, значит. Воин-наемник. Точнее, не наемник даже, а привилегированный раб, вроде турецких янычар. И Бейбарс к тому же. Уж не будущий ли египетский султан, поднявшийся с самого низа на самый верх? Любопытно-любопытно посмотреть на легендарного правителя только-только начинающего свой путь по длиннющей карьерной лестнице.

Бурцев тоже назвал свое имя. Сначала — эмиру Айтегину. И еще раз — эмиру Бейбарсу.

— Василий-Вацлав. Каид, — на свой лад перевел Хабибулла.

Все, вроде, с формальностями покончено. Теперь бы самое время выяснить, чем тут занимается странная компания почтенного сарацинского наиба, тюрка-мамлюка и бейрутского сира.

Рассказывали Айтегин и Жан Ибеленский. Первый — через переводчика-Хабибуллу. Второй шпарил по-немецки. Бейбарс вежливо отмалчивался. Молодой еще — не пришло время будущего султана.

Сир и наиб говорили долго. Бурцев слушал. И мотал на ус.