Он вставил запал в гнездо соединительной трубки на крышке атомного «гроба». Взрыватель вошел легко, вкрутился быстро. Слава Богу, ни возня Мункыза, ни булава Гаврилы не повредили резьбу. Щелкнул фиксатор. Ага… назад уже — никак. Назад — не выкрутишь. И не надо!

Бурцев сорвал красный предохранительный колпачок. Запустил часовой механизм. Дрогнула, сдвинувшись с места, секундная стрелка. Скоро оживет и минутная. А без предохранителя любая попытка остановить ее ход и обезвредить ядерный заряд лишь вызовет преждевременную детонацию.

«Атоммине» теперь не поддается разминированию. Отсчет пошел. Бурцев — побежал. Назад — к платц-башне.

Прощай, центральный хронобункер СС! Гореть тебе атомным пламенем со всеми коридорами, тоннелями и допросными камерами. Ровно через четыре минуты гореть… Нет, уже меньше!

— Сыма Цзян, заклинание перехода!

— Твоя башня? — уточнил китаец.

В смысле: «Ты башня?»

— Да, Сема, моя башня!

Шлюссель-менш в роли шлюссель-башни — часть вторая… В принципе, поработать башней сейчас могла бы и Аделаидка, и Ядвига. Тоже ведь «шлюссели». Но пусть уж лучше не отвлекаются девочки. Одна, вон, еще не пришла в себя, вторая — успокаивает…

В запертые изнутри ворота и в бронированную дверцу с закрученным до упора поворотным кольцом уже стучали приклады.

Сыма Цзян бормотал заклинание.

Откуда-то из-под ног заструилось багровое колдовское сияние.

Магия платц-башни просыпалась снова.

Ну, а дальше? Цайт-прыжок забросит их туда, куда пожелает шлюссель-менш. И в «когда» он пожелает. Бурцев пытался разобраться со своими желаниями. В первый раз было легче. В первый раз шлюссель-менш точно знал, куда и в какое «когда» он хочет попасть. Достаточно было представить Аделаидку — и пожалуйте в хронобункер СС. А сейчас… Что? Что сейчас?

Опять Иерусалим? Венеция? Псковская балвохвальская башня? Дерпт? Кульм? Священный лес прусских вайделотов? Взгужевежа? Безымянная башня перехода на Силезской дороге беженцев, откуда Бурцев начал свой путь в прошлом? Или попробовать что-нибудь новенькое? А век? А год? Думай шлюссель-менш, думай! Точные мысленные координаты — вот, что от тебя требуется.

Арийская магия уже окутывала их зыбкой пеленой цвета крови. Стародавнее колдовство в последний раз ткало свой чародейский кокон. Кокон перехода.

А рядом отсчитывал секунды часовой механизм «атоммине».

И надрывалась сирена.

Но в ворота и в дверь почему-то больше не ломились. Будут взрывать?

Шипение… Сверху… Бурцев поднял голову. Из-под потолка — из маленьких отдушинвалили клубы… Пара? Да нет, конечно же, нет!

Газ!

Вот о чем он не подумал. А ведь мог бы! Однажды в Венеции их так уже подловили. Напустили усыпляющей дряни — и взяли голыми руками. Здесь, правда, пространства побольше. Пока еще наполнится весь бункер…

Бункер наполнялся быстро. В багровом сиянии пробудившейся магии газовое облако, расползающееся по бетонной коробке, было заметно особенно хорошо. И выглядело оно весьма зловеще.

Зрелище это мешало сосредоточиться, сбивало с мысли. Вся предыдущая концентрация — коту под хвост. Но если шлюссель-менш не задаст координаты перехода, куда их занесет древнее колдовство?

Бурцев попытался собраться. Не вышло. Думалось совсем о другом. Чем фашики хотят их заставить дышать в этот раз? Опять усыпляющей дрянью? Или травят ипритом? Чтоб уж наверняка…

А красноватая газовая муть все оседала сверху смертоносным туманом. Магический кокон почти сформировался. Почти… А вдруг они не успеют? Вдруг, надышатся прежде, чем… Вдруг в путешествие через время и пространство отправятся лишь их трупы? Или переход сорвется, и трупы останутся здесь — дожидаться ядерного взрыва?

— Сесть! — приказал Бурцев. — Лечь!

Поближе к полу, подальше от потолка. Так они выиграют хотя бы доли секунды.

— Вдохнуть глубоко!

Вдохнули.

— Теперь — не дышать! ЭТИМ — не дышать!

И — сам задержал дыхание. И привлек к себе Аделаиду. И широкой ладонью закрыл лицо дочери Лешко Белого. И рот, и нос. Прижал крепко, чтоб не вырвалась, не вдохнула…

Не вдохнуть! Только бы не вдохнуть…

Потерпи, милая…

Аделаида дернулась. Бурцев сгреб жену в охапку — нельзя сейчас трепыхаться, нельзя тратить драгоценный кислород. Одной рукой держал. Другой — гладил — нежно, успокаивающе.

И задавал…

Потерпи, родная!

Координаты…

От недостатка кислорода перед глазами плыли радужные пятна.

Перехода.

Не вышло!

Пятна смешивались с колдовской дымкой. Краснота вокруг становилась нестерпимой. Даже закрыв глаза, он видел ее. В такт сердцебиению пульсировал магический кокон перехода.

«Не дышать! Не дышать!» — мысленно приказывал он кому-то. Себе, наверное. Он больше не был способен ни на что.

А нужно думать о чем-то еще … о чем? Переход… Цайт-прыжок… Нужно сосредоточиться. Но мысли скакали обезумевшим табуном. Невнятные, отрывочные образы сюрреалистическим калейдоскопом мельтешили перед внутренним взором. Образы не держались долго. Распадались, расплывались.

Гулким колоколом стучало в барабанные перепонки. В клочья рвались легкие. Что-то давило, распирало изнутри, закладывая уши и нос. Воздуха! Воздух! Дух… Дых…

Аделаидка перестала биться в его руках. Аделаидка затихла. Неужели? Он? Ее? Сам?..

Зачем-то его рука на ее лице… Так надо. Почему-то. Он забыл, почему делал это, но делал. Машинально. Бездумно.

Кто-то всхрапнул рядом. И кто-то еще. Или это он сам?

Рука держала… Что? Для чего? Сознание неумолимо ускользало, как ускользает поутру яркий и такой, казалось бы, отчетливый сон.

Рука разжалась…

Откуда-то из глубин, из потаенных недр памяти невесть к чему всплыло кусок, отрывок, клочок воспоминания. Неоскинхэды. Нижний парк. Колдовское сияние. Он разбивает резиновой дубинкой малую башню перехода. Шлюссель-башню. Башня разлетается вдребезги. И переход — магический переход в прошлое завершается сразу, мгновенно. Сиюсекундно.

А когда сломается он? Когда сломается шлюссель-менш? Тогда что? Тогда как?

Потом красноты не стало. Стало темно. Непроглядно темно. Тем-но-та!

Милосердный обморок прекращал его мучения. Или то был уже не обморок. Или то было начало конца?

Бурцев потерял сознание.