— Гутен таг! — невозмутимо поздоровался Бурцев с хозяином дома.

— Сальве, — машинально отозвался тот.

Однако тут же спохватился, погрозил кулаком. Тоже перешел на немецкий, очень стараясь выглядеть при этом грозным и решительным:

— Может, хотя бы вы мне объясните, синьоры, что тут происходит?! Почему от меня, как от прокаженного шарахается сын синьора Моро?! Почему он перепачкан в помоях? Почему под моей дверью в куче отбросов валяется его бесчувственный слуга?! И что за немцы хозяйничают в моем доме-е-е?!

Голос купца вновь сорвался на визг. Тыча маленькими пухлыми пальцами то в Бурцева, то в озадаченного Гаврилу, «Отелло» надвигался, как танк. Хм, не всех немцев тут, похоже, боялись.

Дездемона попыталась оттащить супруга от гостей. Взбешенный Джузеппе немедленно потянул растопыренные пальцы-колбаски к жене.

Да, их просили не вмешиваться, но когда дело дошло до рукопашной… В принципе, шансы у супругов были примерно равны: заплывший жиром неповоротливый Джузеппе брал массой, юркая Дездемона — ловкостью и подвижностью. И все же драться с женщиной нехорошо. Бурцев аккуратно, но достаточно доходчиво объяснил это венецианскому торгашу. Торгаш отлетел к стене. Привстал, охая. Гаврила добавил. А уж после этого беднягу пришлось долго поливать водой, чтобы привести в чувство.

Поднявшись минут через десять с мокрого пола, стенающий Джузеппе выглядел человеком, хорошо усвоившим урок. Фингал под глазом, красное, распухшее до неимоверных размеров ухо…

В драку он больше не лез. Бурцев даже невольно посочувствовал мужичку. Имелись все основания полагать, что от серьезных травм, продолжительной комы, а возможно, и летальных последствий Джузеппе спасла лишь солидная жировая прослойка, немного смягчившая удар Алексича.

— Кто вы такие? — всхлипнул побитый муж. — Откуда вы вообще тут взялись?

— Это Базилио и Габриэло, если по-нашему, по-итальянски, — поспешила ответить за гостей Дездемона. — Они… они…

— А почему говорят по-немецки? С немецкого купеческого подворья, что ли?

Нужно было срочно закреплять достигнутый успех.

— Нет. Из замка Санта Тринита, — сверкнул глазами Бурцев. — От Хранителей Гроба.

В наступившей тишине стук выкладываемого на стол «Вальтера» прозвучал особенно зловеще.

Это снова сработало безотказно. От стола в ужасе отшатнулась даже Дездемона. А уж на Джузеппе упоминание о Хранителях и грозный вид пистолета произвели такое же впечатление, как давеча на Бенвенутто. Несчастный купец задрожал. Одутловатое лицо дернулось и расплылось в приторной улыбке. Джузеппе на глазах становился самой любезностью.

— О, синьоры! Для меня такая честь! Прошу не гневаться! Ваша одежда ввела меня в заблуждение…

— Конспирация! — Бурцев с ненавистью глянул на свои «колготки».

— О, да, конечно! Я понимаю.

Невооруженным глазом видно было, что хозяин дома ни хрена не понимает.

— Послушай, Джузеппе, — перебил его Бурцев. — Сначала я хочу… все Хранители Гроба хотят, чтобы ты раз и навсегда уяснил одну простую вещь. И впредь не будем больше возвращаться к этому вопросу.

— Я весь внимание, синьор м-м-м Базилио…

Бурцев придвинулся к купцу вплотную, навис над сжавшимся толстячком, прошипел в лицо:

— Твоя жена овеяна ореолом святости.

Вообще-то, он брякнул первую пришедшую на ум несуразицу. Хотел озадачить, сбить с толку, напугать. Эффект превзошел все ожидания.

Джузеппе ойкнул, икнул, растерянно глянул на притихшую супругу:

— Ореол? Святости? Не может быть!

— Смотреть на меня! Слушать, что я говорю!

Джузеппе смотрел и слушал.

— У меня, у него, — палец Бурцева уткнулся в грудь Гаврилы, — у отца Бенедикта, у всех Хранителей Гроба было видение. Прозрение. И озарение.

— И озарение… — эхом отозвался купец.

— И твоя супруга избрана нами, как живое воплощение ореола святости, — продолжал нести вздор Бурцев. — А если ты сомневаешься в выборе Хранителей…

— О, нет-нет! Ни капельки не сомневаюсь! Раз избрана — значит, избрана. — По лицу купца скользнула похабная улыбка. — Если синьорам Хранителям Гроба приглянулась моя супруга, я, конечно же, буду рад пригласить их сюда или отведу ее саму…

— Молчать! — рявкнул Бурцев.

Джузеппе аж подскочил.

— Не нужно никого никуда приглашать и не нужно никого никуда отводить! — отчеканил Бурцев. — Твоя жена просто овеяна ореолом святости. И все. Понял?!

Купец закивал часто и быстро. Пухлые щеки и все три подбородка ходили ходуном. В глазах — ужас и непонимание. Дездемона, стоявшая позади мужа, тоже начинала дрожать. Бурцев, улучив момент, заговорщицки подмигнул брюнетке. Та немного расслабилась. Улыбнулась через силу. Но не отвела озадаченно-настороженного взгляда от пистолета. Придется объясняться сдамочкой. Но это потом, а пока Бурцев продолжал нагонять страха на несчастного главу семейства:

— Все, что ты слышал сейчас, Джузеппе, — великая тайна. Точнее, лишь часть ее, коей тебе позволено коснуться. Если проболтаешься…

Запуганный и запутанный вконец Джузеппе уже не мог говорить — только мычал и мотал головой.

— Если посмеешь хотя бы намекнуть кому-либо о нашей встрече и о том, что услышал сейчас… Если даже заговоришь на эту тему с кем-нибудь из Хранителей…

Джузеппе обильно потел и сильно вонял.

— … тебя казнят. И казнь будет страшной, долгой и му-у-учительной. — с наслаждением протянул Бурцев. — Хранители Гроба не любят болтунов.

— Я не буду болтать! — пискнул Джузеппе.

— И самое главное. Впредь не оскорбляй ореол святости ни мыслью, ни словом, ни действием. Не вздумай даже пальцем тронуть жену. Не смей повышать на нее голос. Иначе…

Джузеппе в ужасе зажмурился.

— Иначе. Придут. Хранители.

Бедолагу чуть кондратий не хватил. Мелкая дрожь, зубовный стук — купца лихорадило. Экспромт был великолепен. Джузеппе был обезврежен.

— А теперь прошу к столу, о посвященный в величайшую из тайн! Раздели с нами трапезу, достойный спутник ореола святости.

Бурцев и Гаврила лопали от пуза. Задумчивый «ореол святости» тоже не очень-то отказывал себе в грехе чревоугодия. Только Джузеппе, раздавленный тяжким грузом страшной тайны, жевал вяло и неохотно. Но очень, очень старательно изображал улыбку.