Тевтонский конь переступил через голову поверженного крестоносца. Прошел, повинуясь воле нового хозяина, дальше — по следам. Свернул за густой кустарник. Ага, вот они все! Тревога ушла, но и радости картина, представшая перед Бурцевым, не прибавила.

Аделаида — живая и невредимая — нервно всхлипывала на плече Фридриха фон Берберга. Девушка теребила свою любимую висюльку с взгужевежевской гильзой от «шмайсера». Рыцарь гладил русую головку полячки, бормотал что-то успокаивающее. Рядом невозмутимый оруженосец вестфальца держал под уздцы коня убитого тевтона. Напуганное животное все еще вздрагивало и всхрапывало. Чуть поодаль растерянно хлопал узенькими глазенками Сыма Цзян.

Вид супруги, сидевшей чуть ли не в обнимку с немецким рыцарем, взбесил страшно. Внутри все клокотало, и сдерживать этот гнев Бурцев не собирался.

— Что тут происходит?!

Китаец глянул на него с идиотской улыбкой. Польская речь все еще была недоступна пониманию Сыма Цзяна. Оруженосец фон Берберга тоже поднял было свои водянистые выпуклые глаза, но тут же повернулся к тевтонскому жеребцу: трофейный конь никак не желал успокаиваться.

Аделаида отстранилась от рыцаря, смущенно отвела взгляд. Блин, ну прямо как в анекдоте! Возвращается муж из командировки…

А вот вестфальский герой-любовник даже не шелохнулся. Но ответил Бурцеву именно он. Заносчиво ответил, дерзко:

— Не происходит, а произошло. Брат ордена Святой Марии едва не затоптал конем прекрасную Агделайду. Может быть, принял ее за прусскую девушку, может быть, просто не заметил. Но это не умаляет его вины. Я вынужден был поднять меч на соотечественника и вступить в поединок, поскольку вы, пан Вацлав, оказались не столь расторопны. Но зато теперь, как видите, княжна в полной безопасности.

Бурцев соскочил с седла. Двинулся, поигрывая секирой, к наглецу. Княжна, значит? Выходит, не удержалась Аделаида — открылась перед рыцарем. Впрочем, это дело десятое. Первым же делом сейчас будет махач не на жизнь, а на смерть. Кажется, пришло время проучить этого Фридриха. И плевать, что германский чудо-богатырь запросто половинит мечом человека в доспехах. Сейчас посмотрим, кто кого…

Клинок фон Берберга заскользил из ножен. На лице немца появилась глумливая ухмылочка. Он тоже жаждал драки. От соперника желаете поскорее избавиться, благородный хэр рыцарь? Ну-ну…

Аделаида встала между ними непреодолимой преградой. Теперь в ее решительном взгляде не было ни капли смущения. А милое раскрасневшееся личико способно было свести с ума кого угодно.

— Фридрих фон Берберг, спрячьте оружие. Я запрещаю вам вызывать на бой моего мужа.

Покорный кивок белобрысой головы. Заточенная сталь с лязгом ушла обратно в ножны.

— А ты, Вацлав… Еще один шаг, и больше ты меня не увидишь. Никогда! Доблестный рыцарь из Вестфалии спасал меня от смерти, пока ты был занят более важными делами, чем защита супруги. А посему тебе надлежит не злиться, а выразить ему признательность за сей благородный поступок.

Бурцев тяжело дышал. Все ведь верно — в словах жены звучала жестокая правда. Не потому ли он так взъярился? Правда — она всегда глаз колет.

— Благодарю… — процедил он сквозь зубы.

И добавил по-татарски, обращаясь к Сыма Цзяну:

— Жаль отец, что это не ты того тевтона своей палкой зашиб.

Китайцу Бурцев сказал бы спасибо с куда большим удовольствием.

Сыма Цзян затараторил, оправдываясь:

— Рысаря на коне была. Рысаря быстрая была. А моя бегаться слиском медленно. Моя не успевать. Немца — успевать.

Бурцев снова хмуро глянул на фон Берберга:

— А теперь, я полагаю, вам пора продолжить свой путь, благородный рыцарь. После того, что здесь учинили ваши соотечественники, не стоит показываться на глаза пруссам. В селении погибло слишком много детей и женщин. И вам там не будут рады. Боюсь, пруссы готовы сейчас выместить свой гнев на любом немце, и даже Кривайто их не остановит. Так что…

Широкий и красноречивый жест: скатертью дорога. Грубо, зато по делу.

— Я не боюсь язычников, — презрительно улыбнулся в ответ фон Берберг.

Было видно — в самом деле, не боится. Ни капельки! Удивительная самоуверенность… Но тут уж и Аделаида энергично закивала головой:

— Вацлав прав: вам нужно уезжать немедленно. Фридрих! Умоляю, сделайте это ради меня. И помните, я никогда не забуду вашей смелости и благородства. А теперь позвольте мне попрощаться с вами.

Дерзкий взгляд в сторону Бурцева. Глаза в глаза. И ничего хорошего в том взгляде.

— Наедине попрощаться…

Аделаида взяла фон Берберга за локоть, отошла с рыцарем в сторонку. Оторопевший Бурцев едва не задохнулся от возмущения. Надо же — при живом-то муже! Если эти двое еще и целоваться вздумают на прощание — он за себя точно не ручается!

Целоваться не стали — и на том спасибо. Но ворковали голубки долго. И явно не о погоде. Прежде чем вскочить в седло, Фридрих фон Берберг демонстративно преклонил колено. Аделаида так же демонстративно сняла с шеи гильзу в золотой оправе и — Бурцев не верил своим глазам! — вручила подвеску вестфальцу. Нет, ему-то жалко не было, ничуть. Эту цацку Бурцев недолюбливал всегда. В конце концов, не его ведь подарок — пана Освальда — так туда ж ему и дорога. И плевать на дорогую оправу! Но…

Но княжна светилась и цвела от счастья. А лучезарной улыбке, которой она одарила напоследок фон Берберга, позавидовало бы даже яркое весеннее солнышко.

— Дуроська! — констатировал Сыма Цзян.

Бурцев вздохнул. Так-то оно так, да беда в том, что любит он эту дурочку безумно. А вот она его… Ох, не складывается чего-то у них любовь. И помидоры вянут целыми плантациями.