Ну что… Как загородили временными рогатками порушенные ворота Взгужевежи, так сразу же и сыграли свадьбу. Хотя, честно говоря, свадьбой это назвать трудно. Поймали Освальдовы головорезы на дальнем Куявском тракте какого-то убогого странствующего монаха, покрутили перед святым отцом обнаженную сталь. Тот с перепугу и обвенчал молодых. Венчал скоро, на католический манер, даже не удосужившись поинтересоваться вероисповеданием жениха. Но Бурцев не протестовал. Какая, в конце концов, разница. Особой набожностью и религиозностью он не отличался, да и непросто, наверное, в Польше 13-го века найти православного священника. Он хотел только одного. Аделаиду хотел, чего уж там. И получил. Нате, пожалуйста…
Бурцев был счастлив. И Аделаида была счастлива. И все были счастливы. Ох, славные деньки… Неделю гудели в трапезной Освальдового замка. Компания за длинными столами подобралась еще та! Польские полуразбойники-полупартизаны, новгородские дружинники, татарские стрелки и монгольские нукеры, да плюс прусак дядька Адам, да плюс литвин Збыслав… Все славили молодых так, что захваченные тевтонские кони, коим не нашлось места в конюшнях, шугались на замковом дворе.
Следующую неделю народ приходил в себя, а Бурцев с молодой женой не вылезал из постели в предоставленных гостеприимным хозяином покоях. Как они там дорвались друг до друга — любо-дорого вспомнить. До сих пор кровь кипит! Кто бы мог подумать, что молоденькая и неопытная княжна-недотрога может оказаться такой страстной любовницей.
Жаль, праздник быстро закончился. Начались суровые будни. Разведчики пана Освальда доносили, что тевтоны так и не узнали истинной причины гибели Конрада Тюрингского. Магистр даже от ближайших орденских братьев скрывал главную тайну «Башни-на-Холме» — захваченного в плен посла Третьего Рейха. О бегстве главы ордена из Силезии в Взгужевежевский замок тоже никто не догадывался. Потому и смерть самого Конрада осталась тайной.
Из отбитого у крестоносцев фамильного замка Освальд не выпустил ни одного немца. Всех, кто сложил оружие, добжинец попросту вздернул на стенах в отместку за убитого отца. Известить орден о судьбе Конрада оказалось некому, и рыцари германского братства Святой Марии решили, что магистр вместе со всем тевтонским воинством погиб под Легницей.
Да, собственно, и не интересовался никто особенно участью пропавшего Конрада ландграфа Гессенского и Тюрингского. Ландмейстеры, маршалы и комтуры ордена, лишившегося верховного магистра и лучших братьев-рыцарей, думали теперь лишь об одном: как поскорее оправиться после сокрушительного поражения. Кроме того, в братстве уже началась нешуточная, хоть и скрытая пока, борьба за верховную власть.
В общем, забот у тевтонов хватало, так что в ближайшее время своевольной «Башне-на-Холме» ничего не угрожало. Но береженого, как известно, бог бережет. Замок нужно было снабдить припасами и подготовить к обороне. Продукты и фураж люди Освальда добывали, как водится, грабя немецких купцов и продовольственные обозы орденских комтурий. А вот что касается укреплений… Самым уязвимым местом Взгужевежи оставалась взорванная воротная башня.
Густо постановленные оборонительные рогатки и наваленная меж ними баррикада — защита ненадежная, а без опытных каменщиков башню не восстановишь. Потому решено было на первых порах загородить брешь крепким частоколом с узкими воротными створками и перекинуть через ров новый подъемный мост. Работы — уйма, на счету каждая пара рук, и Бурцев целыми днями пахал наравне со всеми.
В свободное время бывший омоновец участвовал в боевых игрищах, брал уроки фехтования у пана Освальда. Ежедневными стали занятия с квинтаной и кольцом, которые он на полном скаку стремился поразить копьем. Не забывал, однако, Бурцев и о привычных тренировках по рукопашному бою. Спарринг-партнером обычно становился оруженосец добжинского рыцаря Збыслав. Крепкокостный косолапый гигант-литвин за счет своей массы, подвижности, нечувствительности к боли и боевой злости вполне мог продержаться пару-тройку раундов против опытного рукопашника. Остальные мешками валились в первые же минуты схватки.
Он честно пытался освоить и стрельбу из лука. Добросовестно выполнял указания и советы Бурангула, но увы… Несмотря на все потуги, этим искусством овладеть в полной мере Бурцев так и не смог. Арбалет еще куда ни шло, но лук… Все-таки трудно было переходить на метательное оружие кочевников после привычного калаша.
Куда лучше давались Бурцеву уроки немецкого. Освальд оказался прекрасным учителем. Да и Аделаида, как выяснилось, «шпрехала» совсем даже неплохо. Что, впрочем, и не мудрено. В свое время судьбой княжны озаботился сам Конрад Тюрингский, и после смерти ее отца, в краковском замке проживало достаточно германцев, обучавших полячку своему языку. Теперь же сама Аделаида от безделья и скуки натаскивала мужа. Когда было соответствующее настроение, разумеется. В этих занятиях дочь Лешко Белого видела хоть какое-то развлечение. Но, в конце концов, прискучили ей и они.
Бурцев уже вполне сносно понимал и разговаривал по-немецки, когда полячка вдруг впала в жуткую депрессию. Затосковала Аделаида под мрачными сводами затерянного в глухих лесах замка, ох, не на шутку затосковала. Взгужевежа казалась ей теперь диким и неуютным местом. Впрочем, наверное, так оно и было — по сравнению с привычным-то пышным и шумным княжеским двором в Кракове.
Молодая женушка стала раздражительной и нервной. И главное, вбила полячка себе в голову, будто Господь ее покарал, будто несчастная-разнесчастная она такая, потому что водится с язычниками-идолопоклонниками да еретиками, исповедующими византийскую ересь. Агделайда Краковская начала сторониться степняков, прусских стрелков дядьки Адама, литвина Збыслава и новгородцев… Даже на мужа-русича частенько бросала косые взгляды. Следить за языком разучилась вовсе. Хорошо хоть народ вокруг подобрался терпеливый, незлобивый и понимающий. На колкие выпады доброй католички соратники Бурцева реагировали спокойно — как на капризы неразумного ребенка. Княжна видела и чувствовала это. И бесилась от того пуще прежнего. И, оставаясь рядом с мужем, отдалялась все больше, все сильнее.
Неприкаянная полячка излазила всю Освальдову вотчину. Однажды в подвале «Башни-на-Холме» выковырнула из щели древней кладки закатившуюся туда «шмайсеровскую» гильзу — память о прошлогоднем визите фашистского хрононавта. Попросила добжиньца сделать из диковинного кусочка металла подвеску на память. Что само по себе обидно: к добжинскому рыцарю ведь побежала княжна — не к мужу.
Освальд просьбу гостьи выполнил. Не без удовольствия. И с панским шиком: хозяин Взгужевежи поручил Збыслову вынуть из своей собственной массивной золотой броши неограненный самоцвет и вбить в оправу стрелянную гильзу. А затем торжественно — преклонив колено — преподнес подарок девушке.
Бурцев только вздохнул, глядя на новую игрушку жены. Да фиг с ней — с игрушкой. Другое тревожило. Освальд после того случая повадился оказывать Аделаиде подозрительные знаки внимания. Очень подозрительные! Княжна-то приглянулась пану рыцарю еще в силезском лесу, а тут такой соблазн…
Того хуже, что не один добжинец засматривался на чужую супружницу. Бурцев все чаще ловил откровенные взгляды. Ну, а чего он хотел, в самом деле? Полный замок отчаянных мужиков, хрен уж знает сколько времени не видевших баб, и одна-единственная девица среди них. Да какая девица! Красивая, юная, бойкая.
То, что Аделаида — княжеского рода, сейчас мало кого смущало. Ее подчеркнутая холодно-вежливая манера общения с простолюдинами — тоже. Освальдова вольница давно переборола врожденное раболепие перед высшими сословиями и имела свое мнение по поводу статуса «боевых подруг». Даже кое-кто из ватажников-новгородцев начал поглядывать на прекрасную полячку. Скромно пока, украдкой, исподволь, но это пока… Не поддавались искушению только татаро-монгольские бойцы, более привычные к строгой армейской дисциплине ханских туменов. А может быть, у этих ребят просто иные понятия о женской красоте…
Конечно, «братья по оружию» до поры до времени держали себя в руках. Соблюдали приличия, да и побаивались тоже. Не дураки ведь, знали: ежели что, так «пан Вацлав» голову оторвет в два счета. И все остальное тоже поотрывает, на фиг.
Но где гарантия, что кого-нибудь не переклинит рано или поздно? А нет гарантии! Юбка в солдатской казарме — дело такое… Вот закончатся работы по обустройству замка, начнется бездействие и томительное ожидание — тогда держи ухо востро.
Самой княжне повышенное мужское внимание льстило. И, кажется, даже потешало. Ради смеха она иногда отвечала любезностью на чей-нибудь неуклюжий комплимент. Ох, опасная то была игра! Не понимала легкомысленная дочь Лешко Белого, какой пожар способно разжечь в суровом мужском коллективе такое неискреннее благорасположение. Попытки поговорить по душам проваливались одна за другой.
— Не оскорбляй меня ревностью, Вацлав, — с холодком обиды отвечала Аделаида, — повода к ней я пока не давала. Просто развлекаюсь, как могу. А коли ты против — вообще сбегу из этой богом забытой дыры.