…Ушли наутро — по-над границей с Мазовией — прямиком в заснеженные прусские леса и незамерзающие даже в лютую стужу болота. Шли долго, трудно, с короткими привалами. Аделаида, утомленная дорожными тяготами, снова сердито бурчала. Теперь княжна сокрушалась, что оставила гостеприимный замок Освальда. Заодно поносила и гиблую Пруссию, и дикие племена язычников, обитающие здесь.
За отрядом следили, — об этом свидетельствовал утоптанный снег возле ночных стоянок. Но неведомые лесные наблюдатели — тьфу-тьфу — агрессии пока не проявляли. Угрюмый дядька Адам в неизменном волчьем тулупчике вел русско-татаро-монгольскую дружину уверенно и споро. Бурцев надеялся проскочить земли полудиких пруссов в считанные дни. Потом — перебраться через Неман на литовскую территорию, а уж там очередь Збыслава указывать им дорогу. И считай, половина пути — позади.
Размечтался… Ни он сам, ни чуткий Бурангул, ни Дмитрий, ни даже дядька Адам не смогли вовремя распознать опасность. А больше в передовом дозоре сейчас никого и не было.
Вооруженные дубинками, рогатинами, топорами, легкими сулицами и ножами, замотанные в звериные шкуры и худющие как смерть люди выступили из-за деревьев, поднялись из снежных схронов-сугробов. Пруссы с лопатообразными бородами на полрожи возникли одновременно отовсюду — тихо и неожиданно, словно лесные духи. Умело окружили, не проронив ни звука, сомкнули кольцо… Обычная партизанская тактика: вырезать вражеский отряд и раствориться в лесу до подхода основных сил. Были бы у ребят лучники, все уже закончилось бы. Или лучники есть, но бородатые мужики рассчитывают взять пленных? И ведь возьмут же!
Небольшой дозор, неосмотрительно оторвавшийся от дружины и слишком далеко углубившийся в лес, угодил в ловушку. Помощь по глубокому снегу теперь подоспеет не скоро, а драться вчетвером с подступающей толпой — дохлый номер.
Только неожиданные выкрики дядьки Адама на незнакомом, но явно со славянскими корнями языке уберегли их от немедленного нападения. Пруссы остановились в замешательстве. Дядька Адам выступил вперед. Перекинувшись с лесными людьми несколькими фразами, он вернулся мрачнее тучи.
— Дальше ходу нет, пан Вацлав. Все пути перекрыты тевтонами, а у Наревских болот крестоносцы поставили новый замок.
— Как так, ходу нет?! Хотя бы какая-то дорога должна же быть!
— Дорога? — усмехнулся прусс. — В этих местах лишь одна дорога — орденская, та, что соединяет Наревский замок с Хельминской комтурией. А на лесных тропах вокруг замка стоят немецкие дозоры. Приблизимся — дозоры поднимут тревогу. Из замка выйдет подмога. И нам ее не одолеть. У наревского комтура слишком много рыцарей и кнехтов.
— И что, обойти немцев никак нельзя?
— Нельзя, — отрезал дядька Адам. — Справа болота, по которым даже местные старожилы ходит не рискуют…
— А слева?
Дядька Адам недовольно шевельнул кустистыми бровями:
— Священный лес слева — обитель наших главных богов. Наипервейшего в этом мире отца Окопирмса и трех его сыновей: чернобородого молниевержца Перкуно, юного, дарующего жизнь, молодость и животворящие источники Потримпо и повелителя старости и смерти седовласого Патолло. Люди, которых ты видишь — охраняют подступы к этому лесу.
— Они что же, прямо здесь и живут?
— Нет, они живут неподалеку. Есть тут лесной поселок. Вотчина и последнее убежище знатного прусского кунинга Глянды.
Дядька Адам вздохнул:
— Когда-то род Глянды ни в чем не уступал прославленным Видам Вармийским, Склодо Самбийским и Монте Натангийским Теперь же его остатки ютятся у границ Священного леса. В селении Глянды ищут спасения беженцы из окрестныз земель, захваченных тевтонами. У общины теперь осталась одна надежда: вымолить помощь у богов леса. А потому за свою священную рощу они любому перегрызут глотку.
— Так что же, нас хотели перебить из-за ваших богов?
— Если б хотели — перебили бы, — хмуро ответил пожилой лучник. — Нас приняли за немецких наймитов и намеревались взять живыми.
— Зачем? Ради выкупа?
— Нет. Мой народ не торгуется с крестоносцами. А вот богам моего народа угодны жертвы.
— Человеческие? — нахмурился Бурцев.
— А какие же еще? Жертву обычно приносят возле молельни или в самом сердце заветного леса — под древним старым дубом, в круге Камней Смерти. Мы едва не попали на жертвенный огонь. И большая удача, что копыта наших коней еще не переступили священной границы.
— Шутишь, дядька Адам?
— Какие тут могут быть шутки?! Я — прусс, и я могу войти в Священный лес, если не стану рубить деревья, ловить рыбу и бить зверя. Но иноверцам туда путь заказан. Иноверцы оскверняют наши святилища одним лишь своим присутствием.
Вот ведь елки-палки! Бурцев тряхнул головой. Некстати, совсем некстати им сейчас это прусское друидство! Но не отказываться же от дальнейшего пути из-за мракобесия язычников… Глупо это.
— Послушай, дядька Адам, а если мы все же быстренько и незаметно войдем в лес, если будем вести себя там тише воды, ниже травы, если не потревожим ни одного священного кустика… Обхитрить ведь эту лесную стражу можно?
— Ты не понимаешь, пан Вацлав, — спокойно ответил лучник в волчьей шкуре. — Если вы войдете в лес, то живыми оттуда уже не выйдете.
— Боги покарают? — Бурцев скептически усмехнулся.
— Может быть, боги и пропустили бы вас, но оберегающие их покой служители Священного леса жрецы-вайделоты во главе с Кривайто не знают пощады.
— Что за Кривайто такой? Дух, что ли?
— Верховный жрец, хранитель каменного Круга Смерти и Священного Дуба.
— Человек значит? Из плоти и крови?
— Дядька Адам пожал плечами:
— Бывший Кривайто этого леса был человеком. Кем является нынешний, сказать трудно. Люди Глянды утверждают, что это могущественный карлик-барздук — порождение мира духов и мира людей. Он говорит на неведомом древнем наречии и обладает нечеловеческой силой. Говорят, барздука отбили у крестоносцев. Тевтонский рыцарь со своей свитой вез его в прочной клетке, подобно опасному дикому зверю в подарок своему комтуру.
— Вот даже как?!
— Вайделоты намеревались принести барздука в жертву. Но когда его привели в Священный лес и хотели умертвить, он вырвал священный посох у Кривайто и дрался в Круге Смерти с яростью древних героев. Тогда пострадали многие жрецы. Сам Кривайто лишился глаза и едва остался жив. Вайделоты сочли это знаком богов. Старый Кривайто стал обычным жрецом. Новым Кривайто стал барздук.