Его разбудил стук копыт. Где-то совсем рядом — за каменной стенкой кто-то осадил коней. Ну конечно! Незваные гости никогда не приходят вовремя. А он, как назло, лежит под ворохом шкур-одеял в чем мать родила!

Хмель и гормоны еще гудели в голове. Но чувство близкой опасности трезвит быстро. Бурцев вспомнил, мысленно выругался… Кого принесло в тайный домик свиданий Ядвиги Кульмской? Ведь девчонка обещала, что проклятая мельница — табу для всех добрых христиан, пекущихся о спасении души. Ну, почти для всех… Неужели сам бесстрашный Герман фон Балке, презирающий суеверия, изволил пожаловать к ним среди ночи?

Костер в очаге уже погас. Лишь перегоревшие угольки слабо освещали безоконное жилище. Было холодно. Во рту — гадко. На душе — мерзко. Недавняя безумная страсть угасла вместе с огнем. Бурцев торопливо глянул по сторонам.

Справа — брошенная на пол в беспорядке одежда. Мужская, женская… Вперемежку. Из-под платья кульмской красавицы и его скомканной льняной рубашки топорщится дареный меч в ножнах. Рядом — у самого ложа — перевернутый в порыве страстного раздевания табурет.

Слева, возле стенки, тихонько посапывает Ядвига. Бесстыжая, голая, счастливая. Укуталась в одеяла из шкур по самый нос. Голова с растрепанными рыжими волосами покоится на плече Бурцева. Ладонь — на его груди.

Бурцев осторожно высвободил руку. Ядвига проснулась. Дернулась встревоженно, испуганно захлопала ресницами, но, проморгавшись, приветливо улыбнулась. Хотела что-то сказать…

— Тихо! — шепнул он одними губами.

Показал взглядом на дверь. Девушка снова напряглась. Бурцев вытянул из тряпок меч. Мало ли что… Незваные гости — они такие.

Ядвига лежала тихо. Бурцев тоже замер, стараясь не тревожить понапрасну хрусткую соломенную подстилку. Если потребуется, он выскочит из-под мохнатых одеял в считанные мгновения. Сам без одежды, с мечом наголо… Такое зрелище любого вражину вгонит в ступор. Руби — не хочу.

Но, честно говоря, не хотелось. Может, если затаиться, то пронесет? Перетопчутся спешившиеся всадники у порога, да помчат себе дальше…

Их было двое, и вошли они не сразу. Действительно, некоторое время топтались на приличном расстоянии от двери, препирались. Сначала совсем тихо, потом — громче. Бурцев вслушивался в приглушенные голоса. Вслушивался и холодел, покрываясь противным липким потом.

Знакомый мужской голос. Уверенный, твердый, настойчивый. Ненавистный! И знакомый голос женский. Взволнованный, сомневающийся, срывающийся. Родной! Бурцев прикусил губу. Нет, он не просто влип. Он — ВЛИП!

— Это и есть то самое место, о котором я рассказывал, — произнес Фридрих Фон Берборг. — Сюда не ходит никто, поверьте. Здесь мы надежно укрыты от чужих глаз.

— А почему сюда не ходят люди из Хелмно, Фридрих? Мне кажется, тут очень мрачно.

Аделаида дрожала — это чувствовалось даже по голосу. Но дрожала она не только от страха. Княжна была сейчас возбуждена до крайней степени.

— Не ходят — и ладно. Разве для нас это так важно, несравненная? Главное, мы уже на месте. И оба прекрасно понимаем, чего хотим.

— Я не знаю, мой милый Фридрих… Не знаю… Хочу ли?.. Мне кажется, все это неправильно… Не очень правильно…

Мой милый Фридрих! Бурцев поперхнулся. Там, за стеной, его не услышали. Зато он слышал все! Ублюдок фон Берберг притащил его жену на свидание! И выбрал для этого самое подходящее местечко. Судя по всему, вестфальцу уже известно, что мельница проклята, но плевал он на проклятья, когда башню сносит от безумной страсти. А вот Аделаиде о дурной славе старой мукомольни рассказать было некому.

— Ну, перестаньте, Агделайда, прошу вас. Всю ночь мы говорим об одном и том же. И, как мне казалось, договорились. Иначе вы бы не поехали со мной, не так ли? Иначе не попросили бы меня отослать оруженосца?

— Я не… может быть, не надо, Фридрих?.. сегодня не надо…

— О Господи! Неужели вы намерены вечно хранить верность этому мужлану Вацлаву? Умоляю, не томите. От вас всего-то и требуется слезть с седла и подойти к двери. Мои объятья уже ждут вас! Дальше все будет просто.

Губа уже не прикушена — прокушена. Но Бурцев даже не почувствовал боли — он понял это лишь по привкусу крови во рту.

Какое гадство! Мерзавец фон Берберг подло соблазняет его законную супругу, его любимую Аделаидку, а он не может даже набить подонку морду. Как, скажите на милость, лезть в драку, если на тебе нет одежды, а под боком лежит такой вопиющия компромат — обнаженная красавица Ядвига. Аделаида ведь не идиотка. Поймет все, сразу поймет. И никакие объяснения не помогут. Здесь не Легница, здесьтебя, Васек, считай, застукали с поличным.

Клинок в дрожащей руке звякнул о перевернутый табурет у ложа. Звук был негромкий, но попал точно в паузу между фразами вестфальского рыцаря и малопольской княжны.

Тяжелые и быстрые мужские шаги… Ближе, ближе. Уже на пороге… Искуситель фон Берберг, видимо, всем телом налег на дверь. Ненадежная преграда дернулась, жалобно скрипнул засов.

— Не понимаю… — озадаченное бормотание вестфальца.

— Заперто? — со страхом выдохнулаАделаида.

И с такой надеждой, с таким облегчением! Нет, кажется, она все-таки еще не созрела для полноценной измены мужу. Или фон Берберг действовал слишком напористо, не уделил достаточно времени красивым ухаживаниям.

— Конечно, нет. Этого не может быть. Что-то с дверью, наверное. Старая она. Ничего, сейчас…

Удар. Треск. Засов слетел. Упал в очаг, потревожил угли, поднял целый сноп искр… Ввалившийся вслед за ним немец отреагировал мгновенно. Меч выскользнул из ножен, описал в темноте гудящую дугу.

Багровые отблески высветили темный синяк на скуле фон Берберга и едва поджившую рану на щеке. Славно! Следы от латной перчатки и от шпоры Бурцева долго еще будут украшать физиономию вестфальца.

— Кто здесь?!

О, рев ловеласа, которому помешали довести задуманное до конца, был страшен. Ядвига, взвизгнув, потянула на себя одеяло. И, разумеется, стянула его с Бурцева.

А в дверной проем уже заглядывала Аделаида. Княжна всегда была любопытной. Перед влюбленным фон Бербергом эвон как ломалась, но едва запахло скандальчиком — и с седла сразу спрыгнула, и к двери подбежала.

Голый, смущенный, толком не протрезвевший еще Бурцев вскочил с ложа. Попытался прикрыть срам тем, что было в руках — мечом. Глупо! До чего же глупо!

— Госпожа Агделайда?!

Растрепанная шевелюра Ядвиги Кульмской вынырнула из-под шкур.

Немые сцены долго длятся только в «Ревизоре». Здесь таковой не было вообще.

— Ядвига?! Вацлав?! Ты?! Вы?! Здесь?! Вместе?!

Разъяренная и оскорбленная до глубины души княжна издала странный звук. Шипение, свист и визг одновременно.

И в слезах бросилась прочь.

Проклятье! Ерунда какая-то выходила. Но не нестись же за Аделаидой голышом по снегу, да после эдакого конфуза. Не объясняться же сейчас, в таком виде?

Дикое ржание лошади и бешеный стук копыт. Малопольская княжна была уже далеко.

— Агделайда! Агделайда!

Смешной, наивный фон Берберг! Он тоже со всех ног бежит к своему коню, лезет в седло, надеясь догнать и утешить обиженную даму сердца. Да только ничего тебе, утешитель хренов, этой ночью не обломится. Может быть, потом, может быть, после, но не сегодня. Не поспеть тебе нынче за Агделайдой Краковской, гордой дочерью Лешко Белого, не уговорить ее, не совратить. Бурцев слишком хорошо знал свою взбалмошную супругу. Да только самому ему лучше от того не становилось.

Он не сел — рухнул в отчаянии на соломенное ложе.

— Извини, — рука Ядвиги осторожно коснулась плеча.

— Тебе не за что извиняться. Ты не виновата.

— Но и ты тоже.

Наверное… Наверное, она права. Однако и это слабое утешение. Никаких сомнений: узелок, что еще связывал его с княжной, сегодняшней ночью распущен окончательно. Ну почему?! Почему так паршиво все выходит?!

Бурцев мотнул головой. Решено: завтра на турнире он снова вызывает фон Берберга. А там уж трава не расти.

— Закрой дверь, Ядвига, — попросил он. — Холодно.

Она закрыла. И укрыла его одеялом. Бережно, аккуратно. Как укрывала вчера Вольфганга.