До лагеря таинственного Освальда они добрались, когда от утренней зябкости не осталось и следа, а солнце стояло высоко в зените, щедро орошая лес почти отвесными лучами. Лагерем, собственно, это временное лесное стойбище можно было назвать весьма условно.

Несколько навесов, шалаши, сооруженные на скорую руку, старый выцветший шатер посреди притоптанной поляны. Чуть поодаль — коновязь из поваленного и грубо отесанного бревна на козлах. У коновязи — лошади самой различной масти и стати. Еще пяток расседланных лошадок бродят за навесами, выискивая в грязи и прошлогодней листве молодую зелень.

Мечи в ножнах и без, луки, стрелы, топоры, щиты, шлемы, рваные и не очень кольчуги — висели на ветках вперемежку с плохо выстиранной одеждой и конскими попонами. Оружие валялось и на земле, и в грудах всевозможной утвари. В стороне — несколько копий, прислоненных к деревьям и воткнутых в землю. Древка служили вешалками для сбруи.

Царивший всюду беспорядок никого не смущал. Каждый обитатель лагеря, видимо, прекрасно знает, что хватать, куда бежать и что делать в случае опасности. «Анархия — мать порядка», — усмехнулся Бурцев, переступая через свежие, исходящие паром конские яблоки.

Место, впрочем, анархически настроенная лесная вольница выбрала удачно. Лагерь располагался в низине, за стеной сплошного — в рост всадника — кустарника и еще более высокого ивняка. Под кустами журчал ручеек: здесь выбивалось на поверхность сразу несколько родников, так что люди и кони утоляли жажду явно не грязным снегом. Да и питались не сухарями. Неподалеку от шатра дымился костер. Оттуда доносился запах жареного мяса. Интересно, накормит ли пленников загадочный Освальд? Жрать хо-очется!..

Прежде чем попасть в лагерь, увидеть дым и почуять аппетитный дымок, они миновали три поста. Из-за деревьев, из-под деревьев и даже откуда-то сверху — с деревьев — надежно скрытая от глаз стража окликала мускулистого бородача. Тот перекидывался с невидимками парой фраз и вел отряд дальше. Зато в самом лагере на пленников и их провожатых почти не обращали внимания. Хотя народу тут было немало. В основном простой люд — в волчьих шкурах, овчинных тулупах или в не по размеру подобранных, нескладных, побитых, помятых, продырявленных, чиненных-перечиненных доспехах с чужого плеча. Гораздо реже встречались кнехты. Еще реже — дружинники, облаченные в «родное» железо. Видимо, среди них и следовало искать «пана Освальда».

— Богдан, покличь пана! — обратился бородатый предводитель стрелков к молодому лучнику.

Парень побежал к шатру. Никакой охраны там не оказалось. Чтобы попасть внутрь, Богдану достаточно было лишь откинуть полог. Из шатровой тени на его зов выступил знакомый уже Бурцеву высокий пышноусый рыцарь. Сейчас он был без доспехов — в меховой накидке, плотных стеганых штанах и шерстяном плаще. Но одной рукой рыцарь придерживал меч, висевший на перевязи у левого бедра. Ох, не нравится Бурцеву этот усатый пан с холодным, как клинок, взглядом.

— Мы нашли их возле черной опушки, пан Освальд, — почтительно доложил бородач. — Спали, как голубки и…

— Потом доскажешь, дядька Адам, — оборвал рыцарь лучника.

Тот послушно отошел. Расступились и остальные стрелки. Повисла тягостная пауза. Усатый удивленно смотрел на полячку, та сверлила его ненавидящими глазами. Бурцев зыркал по сторонам, прикидывая возможные варианты спасения.

— Княжна Агделайда? — Освальд еще раз недоверчиво оглядел непрезентабельный наряд девушки. — Дочь Малопольского князя Лешко Белого?

И откуда он все знает?!

Миниатюрная княжна, задрав по своему обыкновению подбородок, умудрилась взглянуть на усатого верзилу сверху вниз:

— Да это я. А теперь назови свое имя, рыцарь, посмевший пленить Агделайду Краковскую. Твой герб мне не знаком. Ты не из Малопольских областей?

— Я — Освальд Добжиньский — чуть склонил голову усач. — А ты, княжна, вовсе не пленница. Ты — желанная гостья в моем скромном лагере.

— Добжиньский? — нахмурилась Аделаида. — Теперь Добжиньскими землями владеет германское братство святой Марии. Выходит, ты вассал тевтонов, Освальд?

— У меня нет господина, княжна. И я не являюсь ничьим вассалом с тех самых пор, как Конрад Мазовецкий и Казимир Куявский отдали тевтонам лен моего отца, деда и прадеда.

Я не единожды ходил под знаменами твоего дяди в походы против язычников-пруссов. Я дважды спасал ему жизнь в бою. Я три месяца носил на одежде желтую звезду и красный меч ордена Добжиньских братьев, основанного Конрадом Мазовецким для обороны польских границ. Я ни разу не предавал своего господина, но был предан им. Моей верности Конрад предпочел посулы крестоносцев, а люди князя Казимира привели тевтонов к замку моих предков — к Взгужевеже, «Башне-на-Холме». Орденские псы хитростью захватили крепость и казнили моего отца, пытавшегося оборонять нашу вотчину. Я, к нечастью, был в отъезде и вот теперь вынужден влачить жизнь полунищего безземельного странствующего рыцаря. Так что узы вассальной верности более не связывают меня ни с твоим дядей, ни с его сыном Казимиром Куявским, Агделайда Краковская. Но вот ненависть к мазовцам, куявцам и тевтонам все еще клокочет в моем сердце.

Из уст полячки вырвался вздох облегчения.

— Если ты не на стороне магистра Конрада Тюрингского и его польских союзников, то, вероятно, позволишь мне продолжить путь, благородный Освальд, — совсем другим голосом проговорила девушка. — Я предполагаю, что меня разыскивают куявцы, мазовцы и люди орденского магистра и мне следует поскорее найти надежное убежище.

— Ты правильно предполагаешь, княжна, — усмехнулся усатый рыцарь. — Гонцы из Мазовии и Куявии уже прокричали на городских площадях и деревенских улицах о пропаже краковской невесты Казимира Куявского. Они сообщили, что твою охрану перебили нечестивые татары, но тебе самой по милости Божьей удалось спастись. Казимир остановился сейчас неподалеку отсюда — в Вроцлаве, а его поисковые отряды шныряют повсюду, словно стаи охотничьих псов. Между прочим, тому, кто найдет тебя и передаст куявцам, обещана большая награда: столько гривен, сколько сможет унести человек. И именно поэтому, я не намерен отпускать тебя, Агделайда.

— Рассчитываешь на награду, мерзавец? — прошипела княжна. — Или надеешься, что тебе вернут отобранное однажды?

Освальд посуровел:

— Нет, Агделайда Краковская, на это надежды у меня нет. Я слишком долго веду войну с твоим дядей, двоюродным братом и тевтонами. Я объявлен ими вне закона и вынужден скрываться в Силезских лесах — подальше от Куявии и Мазовии. И я никогда, ни при каких обстоятельствах не примирюсь с таким врагом.

— Тогда зачем ты меня задерживаешь, Освальд? — наморщила носик Аделаида.

— Не хочу отдавать немецким крестоносцам ключ к Малопольскому княжеству. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: если дочь покойного краковского князя Лешко Белого выйдет замуж за сына орденского прихвостня — мазовецкого князя Конрада Казимира Куявского…

— Я не выйду за него замуж! — вскинулась княжна. — Ни-ког-да!

— Разумеется, не выйдешь, Агделайда! Если не покинешь этого леса. Тебе хотелось найти убежище, недоступное мазовцам, куявцам и тевтонам? Так считай, что ты его нашла. Будь моей гостьей, княжна, только не пытайся выйти за пределы лагеря. Здесь ты получишь все необходимое, и здесь никто не посмеет тронуть тебя пальцем.

— Твое гостеприимство похоже на полон, Освальд Добжиньский, — сощурилась княжна.

— Хороший полон лучше дурного брака. парировал тот. — И гораздо лучше смерти, благородная Агделайда. Не принадлежи я к древнему роду и не заботься о своей чести, то просто зарубил бы тебя на месте. Это самый верный способ досадить тевтонам и их приспешникам.

Аделаида побледнела. То ли от гнева, то ли от страха.

— Конечно, я этого не сделаю, — успокоил Освальд. — Я хоть и живу в лесу, но еще не забыл рыцарского кодекса. А вот…

Он окинул выразительным взглядом свой лагерь:

— Эти люди, княжна, не столь щепетильны. Поэтому постарайся все-таки держаться поближе ко мне.

Дочь Лешко Белого хранила презрительное молчание.

Освальд воспринял его как знак согласия:

— Ну, вот и славно. Ступай в мой шатер. Отныне он принадлежит тебе, Агделайда. Туда доставят еду, питье, нагретую воду для омовений и одежду. Мы недавно отбили у немцев купеческий обоз. Там были кое-какие платья. Не для княжеских хором, правда, шитые, зато чистые и не рваные.

— А мой… э-э-э, спутник? — Аделаида растеряно взглянула на Бурцева.

Вспомнила, наконец!

— С ним у меня будет особый разговор.

Освальд повернулся к лучникам:

— Уведите княжну, и позаботьтесь о ней. Поставьте стражу у шатра. Проследите, чтоб никто туда не совался. И не высовывался тоже.