Это была дерзкая и яростная атака. Небольшой отряд — сотни полторы всадников — стремительно налетел со стороны леса. Под прикрытием подлеска и густого тумана полякам удалось подобраться к вражескому стану почти вплотную. Привычные к лесному бою, они расстреляли из арбалетов конный сторожевой отряд: с десяток людей и лошадей, утыканных короткими стрелами, повалились в мягкую хвою и мох, так и не успев поднять тревогу. Затем без шума и суеты была вырезана охрана на краю лагеря. Только после этого нападавшие размотали тряпки с конских копыт и вырвались из предутреннего тумана, подобно бесам из преисподней. Боевые кличи поляков слились с криками вопли избиваемых кочевников.

Бурцев вовремя выкатился из засаленного «спальника». Ох, как вовремя! Покинутые им шкуры — дурно пахнущие, но такие теплые и уютные — пронзил арбалетный болт.

Дмитрий оказался еще расторопней: новгородец уже стоял на ногах в полном боевом облачении. Кольчугу десятник, в отличие от Бурцева, на ночь не снимал, а щит, шлем и меч всегда держал под рукой.

— Поляки! — рявкнул Дмитрий. — Всем к бою!

Бурцев тоже подхватил саблю и щит. Шлем в поднявшейся суматохе кто-то запнул невесть куда.

Вокруг суетились русичи и люди Бурангула. Татарский сотник что-то кричал, размахивал руками. Его стрелки, отбросив бесполезные луки со спущенными тетивами, хватались за копья и сабли. Кочевники, не привыкшие биться в пешем строю, пытались поймать напуганных лошадей и падали, сбитые вражескими конниками.

Мимо Бурцева вихрем пронесся всадник с золотыми рыцарскими шпорами и в кастрюлеобразном шлеме. Польский меч ударил в железную нашлепку в центре щита, отскочил. Бурцев пошатнулся. Рыцарь умчался дальше. Зарубил монгольского воина, запутавшегося в спальных шкурах, свалил приземистую мохнатую лошадку без седока.

Поляки рубили и кололи с яростью одержимых. И людей, и коней.

«Неужто Освальдовцы?!» — встревожился Бурцев. Добжиньский рыцарь на поверку оказался преизрядной свиньей, но все-таки биться с недавними союзниками не хотелось.

Впрочем, нападавших было слишком много. В лесном лагере Освальда не набралось бы столько хорошо вооруженных конных воинов. И потом… Добжинец там был единственным рыцарем, а здесь их десятка полтора-два. И каждый со своими оруженосцами… Нет, в эту атаку поляков вел другой вожак — не менее отважный и опытный, но другой.

Нападавшие широкой дугой продвигались от леса, вырубая все на своем пути. Скакали в три ряда. Впереди — рыцари, за ними — конные арбалетчики кнехты и оруженосцы, прикрывавшие панов с флангов. Последними мчались слуги с факелами. Когда они успели запалить огни — в лесу или уже в лагере, сунув приготовленные факелы в дотлевающие костры часовых — Бурцев так и не понял. Но в предназначении огня сомневаться не приходилось. Факельщики, следовавшие по расчищенному рыцарями пути, старались поджечь все, что попадалось под руку. В лагере уже пылало пара десятков палаток простых воинов и шатер какого-то знатного нойона.

Скоро, совсем скоро поджигатели доберутся до мешков с порохом и бомбами Сыма Цзяна. И вряд ли они сами понимают, что произойдет, если в турсуки с «громовой смесью» сунуть пылающий факел.

Пешие русичи и татары Бурангула сдерживали натиск польских рыцарей, используя груду мешков в качестве баррикады. Прямо-таки Бой на пороховой бочке!

Бурцев бросился в самую гущу схватки. Туда, где копыта огромного коня топтали турсуки. На жеребце сидел всадник в шлеме-ведре, украшенном жутковатыми рогами. Видел Бурцев уже этот шлем. И герб на щите — черного орла на желтом фоне и белого льва — на красном — тоже имел удовольствие лицезреть. Герб Куявии. Герб князя Казимира, похитившего Аделаиду… Пришло время рассчитаться, княже. За все рассчитаться.

Под копытами Казимирового коня уже лопнул один мешок. Рыцари из княжеской свиты вспороли копьями еще три или четыре турсука. Покатились по земле связки «громовых шаров». Из дыр в мешках заструился грязный пороховой ручеек. Вот теперь точно достаточно одной-единственной искры, чтобы все вокруг взлетело на воздух.

Плевать! Слуги-факельщики, жгущие шатры и палатки еще далеко, а Казимир — вот он, собственной персоной! Отбросил сломанное копье и ловко орудует тяжелым рыцарским мечом.

Бурцев пробирался к князю, нимало не заботясь о том, как будет действовать дальше: пеший, бездоспешный, с щитом и короткой сабелькой — против опытного конного воина при полном вооружении. Главное, добраться до похитителя Аделаиды, а уж там…

Он едва успел подставить щит под наконечник копья. Отбил в сторону меч куявского оруженосца. Отскочил от рухнувшего с коня окровавленного тела. Не то, не то, все не то! Ввязываться в схватку с рыцарской свитой и добивать раненных не входило в его планы. Прикрывшись щитом Бурцев упрямо лез вперед — к Казимиру. От запаха человеческого и лошадиного пота, от крови, от поднятой сражающимися пыли и едкой вонючей пороховой смеси его уже мутило, а сыпавшиеся отовсюду удары едва не сшибали с ног. Порубанный щит вот-вот развалится на куски. Но ненавистные куявские орел и лев были уже совсем близко.