Конь Казимира, по самое брюхо заляпанный кровью и черной пороховой пылью, топтался по изрубленным трупам. Четверо пеших бойцов — двое русичей и двое стрелков Бурангула — уже пали от меча князя. Еще двое — Дмитрий и Бурангул — преграждали путь предводителю куявцев. Однако и их всадник уверенно теснил за пороховые мешки.

— Ка-зи-мир! — Бурцев бросился на князя.

Крестовина рогатого шлема с узкой смотровой щелью обратилась к нему.

Вязкая смесь крови и пороха липла к ногам, мертвые тела, кожаные мешки и валявшиеся повсюду китайские бомбы мешали двигаться, но все-же Бурцев успел. Он рубанул первым, рубанул с плеча.

Бурцев атаковал справа, и князь не успел подставить под его саблю орла и льва на своем щите. Изогнутый клинок ударил в бок, в правое подреберье, в печень, прикрытую кольчугой и кожаным панцирем. Располосовать толстую кожу! Порвать кольчужные звенья!

Да, прикрыться щитом князь не успел. Но он оказался прекрасным наездником. Легкое движение шпор, натянутые поводья — и княжеский конь, чуть развернувшись, поднялся на дыбы. Казимир спас свою печень, в последний момент ускользнув от клинка и укрывшись за высокой передней лукой рыцарского седла… А лука из прочного дерева — это тоже щит, способный ослабить смертоносный удар.

Сабля разнесла дерево в щепки, скользнула по седлу, по поножам Казимира, по плотной войлочной попоне боевого коня.

Ответный удар был страшен. Под тяжелым куявским мечом щит Бурцева разлетелся на куски. Левая рука, принявшая удар, будто отсохла от боли. А Казимир поднимал клинок снова. Из-под закрытого шлема-топхельма донеслось глухое рычание.

Конец?

Опять звон, опять треск. Снова над ней, над родимой — прямо над головой. Щит Дмитрия вовремя прикрыл Бурцева. И этот щит выдержал.

— Ноги! Брюхо! — заорал новгородец. — Подсекай ноги коню! Брюхо вспарывай! Иначе ворога не достать!

Бурцев лошадей любил, но… Но свою жизнь все же ценил больше. Он поднырнул под меч Казимира, норовя рассечь сухожилия над конскими копытами.

Маневр не удался. Князь резко подал скакуна в сторону и нанес сокрушительный удар. Дмитрий, прикрывавший атаку Бурцева, сам оказался в этот момент беззащитен. Княжеский клинок опустился на шлем русича. Новгородского десятника отбросило за перепачканные кровью турсуки. А сабля Бурцева разрубила воздух.

Совсем под ноги попал чей-то труп. Да еще этот лопнувший мешок с порохом. И тяжелая граната китайского мудреца… Споткнувшись, Бурцев повалился в кроваво-красную кашу, густо присыпанную «громовой смесью». Оружие выскользнуло из рук. Теперь точно кранты!

И снова он ошибся.

Второй раз от неминуемой смерти его спасла сабля Бурангула, подставленная под удар Казимирова меча. Меч скользнул в сторону. Куявец с глухим ревом опять вздернул коня на дыбы. Мелькнули тяжелые копыта, раздался смачный звук удара подковы о человеческое тело. Татарский сотник откатился в сторону.

Бурцев судорожно шарил рукой в поисках оброненной сабли. Нет! Ничего нет, кроме… Правая кисть ушла в прореху лопнувшего мешка. Да, ничего, кроме вонючего порошка. Зато этого добра — навалом!

Он зачерпнул китайского огненного зелья. Подскочил вплотную к коню противника. Левая рука мертвой хваткой вцепилась в поводья. Бурцев повис на них всем телом, не давая всаднику вновь поднять животное на дыбы и укрываясь за лошадиной шеей от меча куявца.

Потом все было просто. И быстро.

Он пихнул в конскую морду жмень пороха. И отпрянул назад.

Грязно-серое облачко окутало голову животного. Тяжелая пыль забилась под стальную маску-налобник, попала в глаза, в ноздри, в пасть. Едкая смесь, сдобренная кровью, залепила морду рыцарского коня. И конь взбесился.

Нет, князь, не упал. Мастерство опытного наездника позволило ему удержаться в разбитом седле. Но и остановить остановить полуослепшего, обезумевшего от боли скакуна Казимир не смог.

Конь не реагировал ни на шпоры, ни на повод, раздиравший пасть, ни на злые окрики хозяина. Он несся прочь, отфыркиваясь и отплевываясь «громовой смесью».

Примеру князя тотчас же последовала его свита. Рыцари, оруженосцы и кнехты торопливо разворачивали лошадей. Видимо, неожиданный маневр Казимира в сторону леса был воспринят ими как сигнал к отступлению. Новгородцы и лучники Барангула навалились на противника. Но опасность-то сейчас была в другом!

— Факельщики! — надсадно заорал Бурцев. — Отсекайте факельщиков! Не подпускайте их сюда.

Кричать пришлось дважды — по-русски и по-татарски.

Слава Богу, дошло! Русичи и бурангуловцы обратили, наконец, взоры туда, кудаследовало — на всадников с факелами. Те тоже намеревались проскочить вслед за своими панами мимо потрепанной баррикады из кожаных мешков. Размахивали факелами, поляки отгоняли противников. Огненные брызги летели во все стороны. Одна такая искра в пороховую кучу — и победа над куявцами станет пирровой.

— Вперед!!! — Бурцев подхватил с земли монгольское копье с бунчуком и первым бросился навстречу поджигателям.

Его услышали. И его послушались. Наверное, потому, что больше в этой суматохе слушать было просто некого, а развевающийся над головой Василия бунчук доходчивее всяких слов указывал направление атаки.

Стычка произошла буквально в нескольких шагах от пороховых россыпей. Противостоять пешему, но превосходившему по численности врагу конные факельщики не смогли. Трое несчастных — один новгородец и двое стрелков Бурангула, одежды которых особенно сильно пропитались кровью и порохом, сами превратились в мечущиеся живые факелы и были затоптаны польскими лошадьми. Но уже через пару минут все закончилось: куявцы были перебиты, а победители спешно тушили догорающие среди трупов огни.

Дмитрий уцелел. Чуть пошатываясь, со шлемом, выдержавшим страшный удар Казимирова меча, новгородец подошел к Бурцеву. Из уголка рта десятника сочилась струйка крови. Правый ус и добрую половину бороды уже окрасило красным.

— Ну, как ты, Дмитрий?

Десятник хлопнул его латной рукавицей по плечу — той самой, которой при первом знакомстве так славно заехал Бурцеву в зубы.

— Наш новгородский шелом куявскому мечу ни в жизнь не пробить, — оскалился Дмитрий. — А уж клинок, который проломит голову мне — тот и подавно не выкован.

Бурангул тоже оказался живучим. И везучим: доспехи смягчили чудовищный удар конских копыт.

— Бывало и похуже, — уверял кочевник.

— Ну, спасибо, что выручили. Если б не твой щит, Дмитрий и не твоя сабля, Бурангул…

— Да ладно тебе, — отмахнулся новгородец. — У нас в бою завсегда так, правда, ведь, Бурангулка.

Сотник серьезно кивнул.