Такой прыти от безобидного на вид старичка Бурцев не ожидал. Потому, и не успел сразу среагировать должным образом. Со стороны, наверное, было похоже, будто он просто поскользнулся в луже неподсохшей еще крови. По крайней мере, никто не спешил их разнимать.

Ничего ж себе, приемчик! А ведь дедок, пожалуй, и убить может, если дотянется до жизненно важных точек. Боевой инстинкт рукопашника сработал на автомате. Бурцев перехватил твердые пальцы, уже сложенные в жесткий пробивной клюв, резко крутанулся в пороховой пыли, рывком подтянул Сыма Цзяна поближе. Обвил правую руку противника ногами, взяв китайца на болевой захват. Дед шумно вдохнул, однако не закричал.

Принуждать пожилого соперника к этому Бурцев не стал. Все равно клюв из трех пальцев уже утратил упругость стальной пружины и колючую прочность копейного острия — рука Сыма Цзяна расслабилась. Бурцев отпустил китайца.

Кряхтя и охая — больше для виду, чем по необходимости — старик поднялся. Встал на ноги и ошеломленный Василий. Под отбитыми коленками сильно болело.

— Ты чего, дед? Белены объелся?

— Моя видела воина разная клана и школа, — проскрипел китаец, — И никто-никогда-никакая не разговаривала с моя так непочтительно, как твоя, Васлав.

Вот те на! Ушуиста великого и ужасного обидели!

— Ладно, извини, отец, — примирительно сказал Бурцев. — Но уж и ты меня понять постарайся…

Китаец будто и не слышал:

— Да, никто-никогда-никакая о не позволяла себе такая непочтительность. Но и ни один воина еще не могла моя остановить. Твоя манера боя очень интересный. У каких мастеров твоя обучалася? И какой стиль твоя дралася?

Бурцев усмехнулся:

— Мастеров было много, отец. Ну, а стиль… Десанта-омона-рукопашка — такой вот наш стиль.

Старик уважительно закивал.

— Большой стыд на моя седина. Моя не знайся такой школа.

Бурцев развел руками — что ж, мол, тут поделаешь.

— Твоя опасная противника, — и без того узкие щелочки глаз сузились еще сильнее. — Больше опасная, чем русича Деметрий.

— Ты что, и с Дмитрием тоже дрался?

Бурцев усмехнулся. Любопытно было бы посмотреть спарринг бугая-десятника с тщедушным китайцем.

— Не дралася. Только наблюдалася. Моя здесь вообще ни с кем не дралася. Другая моя задача.

— И какая же у тебя задача, отец?

— Громовая горшка делать, — начал загибать пальцы сСыма Цзян. — Огненная горшка делать. Стреломета и стенобитная машина делать…

— Требюше, небось, тоже твоих рук дело? — поинтересовался Бурцев.

— Три-бу-шэ?

— Ну, здоровенная такая махина. Типа журавля колодезного. Та, что самые большие каменюки по вроцлавским стенам швыряла.

— Нет, — замотал головой старик. — Это совсем не моя делала. Эта машина для Кахайду-хана арабская мудреца Хабибулла строила. Достойная человека Хабибулла, сильно жалко, что в Малая Польша погибла. А машина до Вроцалава дошла. Хойхойпао такая машина называется.

Бурцев непроизвольно улыбнулся: уж очень похабно звучал китайский вариант требюше. «О» в устах Сыма Цзяна здорово смахивало на «у». Старик-китаец улыбнулся в ответ. Из вежливости, наверное. Забавный старикан…

— Слушай, Сыма Цзянь, а зачем ты вообще отправился в поход с Кхайду-ханом? В твои-то годы топать за тридевять земель! Китаю-то, вроде, тевтоны пока не угрожают.

— Моя — ученая, Васлав, — с достоинством ответил дедок. — А истинная ученая должна искать ответа на своя вопроса всегда и вовсюду.

— Вот как? И что же твоя надеется найти в Польше? — хмыкнул Бурцев.

— Колдовская башня перехода, — торжественно провозгласил пожилой китаец. — Хан Кахайду не верит в сила башни, но моя читала древняя манускрипта. Там пописано о магия древняя племя ария. Ария возводила многая заколдованная башня. А башня побеждала пространства и открывала для пытливая ума прошлое и будущее. Где-то в эта польская земля до сих пора стоит такая башня. Ее моя и разыскивайся. Ради нее моя ходить в поход.

У Бурцева медленно-медленно отвисала челюсть… Дружить надо было ему бы с этим Сыма Цзяном. С самого начала дружить, а не драться.

— А не сочиняешь, отец? — на всякий случай спросил он.

Китаец обиженно фыркнул:

— Моя — не поэта и не придворная сказителя, чтобы сочиняться. Моя — ученая. А о башня перехода знала даже арабская мудреца Хабибулла. Хабибула тоже искалась в Польше магическая башня. Но араба сильно не повезло, араба умирала. Может быться, судьба улыбаться для моя. Это станется очень-очень справедливо…

— Очень-очень? — с улыбкой переспросил Бурцев.

— Конечно, Васлав! Племя ария — моя предка.

Бурцев аж прихрюкнул от неожиданности. Неужели пресловутые арийцы на самом деле — древние китайцы. То-то удивились бы фашисты и скины всех мастей.

— Истинная родина древняя племя ария — великий тайна, — продолжал Сыма Цзян. — Но в свитках императорская библиотека пописано, что ею может быться Тибета или Поднебесная. Моя верит в арийская Поднебесная.

— Василь!

Эх! На самом интересном месте! Бурцев оглянулся. К нему со всех ног бежал Дмитрий.

— Слышь, Василь, тебя хан кличет!

— Что за спешка-то? — нахмурился Бурцев.

— Кхайду с толмачом допросил пленных поляков. Ну, тех раненных куявцев, что были с Казимиром. Слуга-факельщик выложил как на духу все, что знал. Остальные чуть не придушили его за это. Так что куявец, наверняка, сказал правду.

— Какую правду?

— Плохую, Василь, плохую. Ступай к ханскому шатру — там сам все узнаешь.

Его ждали. В походное жилище Кхайду нукерская стража пропустила Бурцева без проволочек, лишь для порядка окурив его дымком от костра.

Хан не восседал, вопреки обыкновению, на роскошных подушках, а задумчиво расхаживал по юрте.

Войдя за тяжелый полог, Бурцев остановился в ожидании. Следом сунулись было нукеры, но небрежный жест хана отогнал стражу — нукеры с поклонами удалились.

Кхайду перестал топтать пыльный ковер сапогами с загнутыми кверху носками и остановился напротив посетителя. Пару секунд хан молча сверлил посетителя колючим взглядом. Бурцев выдержал тяжелый взгляд прищуренных ханских глаз.

— Слышал о плененном куявце-факельщике? — наконец, хмуро спросил Кхайду.

Бурцев кивнул.

— Знаешь, о чем он поведал?

— Нет.

— Тогда слушай. Конрад Тюрингский сейчас главный советник у Генриха Силезского. Именно он послал куявского князя с малым отрядом следить за передвижением моих войск. Магистр хитер — он не рвется в бой сломя голову, а желает сначала вызнать о противнике все, что возможно. Пленный куявец говорит, что поляки, немцы и прочие союзники Генриха Силезского уже сейчас готовы выставить против нас сорокатысячную армию. Кроме того, к ней должна примкнуть рать богемского короля Венцеслава — пятьдесят тысяч конных и пеших воинов. Полонянин не знает наверняка, но утверждает, что подмога из Чехии вступит в Легницу со дня на день. А, может быть, уже вступила. Случилось это или нет, должен выяснить ты.

— Я? — изумился Бурцев.

— Да. Ты же говоришь по-польски?

— Уж, наверное, не хуже самих поляков, — признал он. — Но ведь у непобедимого хана есть и другие толмачи.

— Их выговор и внешность не подходит для того, что я задумал. Мне сейчас нужен не толмач, а лазутчик, способный проникнуть в Легницу, не привлекая к себе внимания.

— Проникнуть? — Бурцев задумался. — В Легницу?

— Под видом польского крестьянина-беженца ты войдешь в город. Посидишь в тавернах, послушаешь разговоры воинов. Постарайся вызнать, когда все-таки богемский король придет на помощь князю Герцогу и магистру Конраду. Вызнаешь — сразу возвращайся. Это очень важное задание, юзбаши Вацалав.

Все правильно… За почетный чин юзбаши придется расплачиваться. Раз уж вознесли так высоко, то и пригрузят по полной программе.

— А если чехи уже объединились с поляками и немцами? — спросил он.

— Тогда возвращайся назад сразу. В этом случае нам придется уклониться от битвы. Вести три неполных тумена на армию в девяноста тысяч воинов неразумно и опасно. Но будем упавать на милость извечного Тенгри и всемогущей Этуген! Надеюсь, Венцеслав Богемский еще далеко. Я уже приказал готовиться к сражению. Мои воины и пленные поляки под руководством Сыма Цзяна уже изготавливают легкие полевые стрелометы взамен тех орудий, что ты уничтожил под Вроцлавом. Метательные машины нам могут пригодиться в битве.

Бурцев понимающе склонил голову. А чего ж тут не понятного: сжег осадную технику, так теперь, будь любезен, искупи вину — добудь важные сведения о противнике. Кхайду знал, когда и о чем говорить. Ладно, долг платежом красен, а по своим долгам Бурцев привык платить. Но все же неприятно, когда кредиторы напоминают о своих правах.

— А непобедимый хан не опасается, что я останусь в Легнице? — как бы невзначай поинтересовался Бурцев.

Кхайду, против ожидания, не вскипел. Хан лишь насмешливо скривил губы:

— Какой тебе в этом прок, русич? После всего, что произошло, князь Казимир и магистр Конрад казнят тебя, даже если ты вздумаешь перейти на их сторону. Да и не возникнет у тебя мысли помогать тому, кто посягнул на твою хатын-кыз. Не из того теста ты слеплен, Вацалав. Да, кстати. Постарайся в Легнице избегать встреч с Казимиром и Конрадом. Думаю, они тебя надолго запомнили.

Бурцев кивнул. Он тоже так думал.

— И еще… Если случайно увидишь девушку, которую потерял, держи себя в руках. В одиночку ты ей все равно не поможешь, но если добудешь нужные мне сведения, позже сможешь ее освободить. А теперь ответь, согласен ли ты отправиться в Легницу?

Да, хан знал, когда и о чем говорить.

— Я еду, — глухо произнес Бурцев.