Шэна Чжи еще трижды приводили на допрос и трижды выносили с допросов. Потом о нем словно бы забыли и через неделю перевели в общую камеру.

В камере размерами с вагонное купе их было шестеро: четверо на двухъярусных нарах и еще двое — на полу, в проходе. На ногах у каждого тяжелые кандалы.

Народ в этой сырой, холодной камере был как на подбор — угрюмые, неразговорчивые люди. О своем прошлом они предпочитали не распространяться, а о будущем знали не больше, чем и сам Шэн.

Сошелся он лишь с Сей Ваньсуном — широкоплечим средних лет мужчиной с круглым флегматичным лицом. Сей тоже не отличался разговорчивостью, однако кое-что все же о себе рассказал Он работал путевым обходчиком на маленькой железнодорожной станции, расположенной неподалеку от приморского города Нинбо. Заработки были ничтожно малые, а семья большая. Так что голод часто гостил в убогой фанзе Ваньсуна.

Однако в день, когда начались все несчастья, настроение у Сей было самое радужное, любимая жена Лите родила ему сына. В самом прекрасном настроении совершал он обычный ежедневный обход своего участка. Пропустил поезд, следовавший из Ханчжоу, и уже намеревался повернуть в сторону дома, когда внезапно внимание его привлекли самолеты, приближающиеся со стороны моря. Они летели так низко, как никогда раньше не летали. Сделав крут, самолеты пронеслись над городком. Когда они приблизились. Сей заметил какие-то мутные облачка, вылетающие из коробок, подвешенных под крыльями.

“Что это может быть?” — забеспокоился Сей.

Вечером он встретился с соседями, и они долго обсуждали странный визит японских самолетов.

Утром, однако, интерес к загадочному налету ослаб, а еще через два–три дня о нем вообще перестали вспоминать.

Тем временем пришли новые беды, которые вскоре поглотили внимание всего местечка, один за другим начали заболевать люди. Болезнь начиналась всегда внезапно. Сперва человек чувствовал, что его знобит, потом поднималась температура. Больной жаловался на головную боль, на судороги в мышцах, на ломоту в суставах. Язык распухал и покрывался белым налетом, речь становилась неразборчивой, походка — неуверенной. Человека терзали какие то страхи, ему все время хотелось от кого-то бежать. Наконец больной впадал в беспамятство и умирал. Это была чума.

В семье Сея первой жертвой “черной смерти” пал новорожденный сын. Страдал он недолго. Утром не притронулся к материнской груди, к середине дня поднялась температура, а вечером он уже перестал дышать. На следующий день умерла десятилетняя Ли, а ночью та же участь постигла жену.

В городок приехали врачи из Шанхая. В натянутых на скорую руку палатках выдавались лекарства, в жилищах, которых коснулась зараза, проводилась дезинфекция. Все это, однако, мало помогало; случаи заболевания врачи фиксировали изо дня в день.

Служба здоровья начала исследовать причины эпидемии. Дело выглядело загадочным: обычно чума появляется сначала у крыс, а на этот раз ученые не обнаружили ни одной больной или мертвой крысы.

И тогда вспомнили о японских самолетах.

Это вызвало много комментариев. Однако лишь среди местного населения и шанхайских врачей. Китайские газеты, выходящие в Шанхае, поскольку они были под контролем японцев, ни единым словом не обмолвились о подозрительных самолетах.

Такую историю узнал Шэн от своего товарища по камере.

— Японцы поломали всю мою жизнь, — повторил Сей. — Я поклялся, что буду им мстить, пока меня носит земля…

Беседовали они только по ночам. Голова к голове лежали, скрючившись, на изодранных циновках в проходе между нарами и шептались.

— Послушай, Сей, за какую провинность тебя замели? — спросил как-то Шэн.

Сей порывисто привстал.

— Если будешь задавать такие вопросы, я могу подумать, что ошибся в тебе, что ты — подсадная утка, — мрачно шепнул он Шэну в самое ухо. — Я ведь не спрашиваю, какими судьбами попал ты сюда. Не спрашивай и ты.

В эту ночь они не обменялись больше пи единым словом. А под утро дверь их камеры со скрежетом отворилась, и раздался лающий голос надзирателя:

— Заключенные Фу Чин и Сей Ваньсун — на выход!

Длинный сводчатый коридор тускло освещали электрические лампочки, ввинченные в потолках через равные интервалы. Шэна и Сея пристроили к цепочке арестантов. С трудом переступая закованными в кандалы ногами, арестанты в сопровождении вооруженной охраны вышли на глухой тюремный двор. Там уже стояли крытые грузовики с работающими моторами. Японский унтер-офицер в белых гетрах жестами указывал заключенным, кому из них в какую садиться. Шэн и Сей по воле этого замухрышки попали в разные машины.

С силой сжав руку Шэна, Сей прошептал на прощанье:

— Мы еще встретимся с тобою, товарищ!..

Вскоре тюремные машины тронулись в путь. Примерно через час они остановились, и заключенным было велено выгружаться Шэн снова увидел глухой внутренний двор, почти не отличавшийся от того, который он часом раньше покинул.

Потом Шэн очутился в тюремной камере. Не было здесь ни коек, ни нар. Заключенные сидели прямо на холодном бетонном полу Был среди них столяр Мао из Цицикара, который имел неосторожность приютить на ночлег в своей фанзе двух партизан. Был учитель Ван Линфу из Чанчуня, который во время урока сказал своим ученикам, что величайшим несчастьем для Китая является соседство Японии. Был хозяин москательной лавки из Гирина Юань Ханки, схваченный за то, что в письме к своему старому другу неодобрительно отозвался о японцах, назвав их оккупантами. Был харбинский фотограф Су Бинвэй, подозреваемый в принадлежности к коммунистической партии.

— Тебе не повезло, товарищ, — сказал Су Бинвэй. — Ничего хорошего тебя здесь не ждет.

Шэн был убежден, что находится в самой обычной тюрьме, где его будут держать до суда.

— Вы уже знаете свои приговоры? — осведомился он.

— Приговоры? — удивился Су. — Здесь, товарищ, сидят без приговоров. Я здесь сравнительно недавно. А вот старожилы этой тюрьмы могут тебе кое-что продемонстрировать. Мо, Чжун, Ва Юй, покажите товарищу свои руки.

Шэн с ужасом смотрел на вытянутые в его сторону руки с пальцами… Нет, пальцев Шэн не увидел. Вместо них торчало что-то черное.

— Это всего лишь научные эксперименты. Для японцев мы не люди, для японцев мы подопытные животные… — скрипучим голосом произнес старый китаец Ва Юй.

— Обморожения, — объяснил Су Бинвэй. — Японцы проверяли морозоустойчивость человеческого организма. Приказали окунуть руки в воду, а лотом держать их на холодном ветру при температуре минус двадцать градусов. Через полчаса пришел Иосимура и принялся простукивать по пальцам бамбуковой тросточкой. Если слышался деревянный стук, это значило, что обморожение полное, и человек отправлялся в камеру. При неполном обморожении Иосимура отправлял заключенного в специальную камеру, чтобы опробовать на нем различные средства против обморожения…

— Так что это такое? — ужаснулся Шэн. — Тюрьма? Научный центр?

— Это японская фабрика смерти. Тюрьма им нужна для того, чтобы иметь под рукой “материал” для экспериментов. Кто сюда попал, живым уж не выберется.

— Что же они здесь делают?

— Заражают людей, следят, как организм противоборствует болезни, испытывают всякие лекарства, исследуют методы распространения заразы.

— Значит, все-таки лечат. А что бывает с заключенным после того, как его вылечат?

— Излечат от одной болезни, сразу же заражают другой, потом третьей и так далее. Но чаще одной бывает достаточно…

— Давно ты уже здесь, Су? — спросил Шэн.

— Всего десять дней…

Су Бинвэй внезапно прервал свой рассказ.

— Смирно! — громко выкрикнул он, услышав шаги за дверью камеры.

Заключенные вскочили на ноги и вытянулись в струнку. Заскрежетал ключ в замке, у порога появились двое японцев, одетых в белые халаты, а за ними — двое вооруженных охранников.

Посовещавшись между собой, одетые в белое японцы принялись за работу. Один из них подходил поочередно к узникам, приказывал открыть рот и высунуть язык.

— А этот? — кивнул японец в сторону Шэна. — Еще без номера?

— Так точно, — ответил Су Бинвэй. — Это новенький, прибыл только сегодня.

— Дать ему номер и записать! — бросил японец своему коллеге.

Когда двери камеры снова закрылись; Су Бинвэй тяжело прислонился спиною к стене и внимательно посмотрел на Шэна. По выражению его глаз Шэн понял, что приближается что-то страшное.

— Записали только шестерых, — нарушил он тягостное молчание. — С какой целью?

— Вероятно, готовится очередной эксперимент. Ты тоже пойдешь, — ответил Су Бинвэй, отводя глаза.

Снова воцарилась мертвая тишина.

— Ты болел какой-нибудь заразной болезнью? — наконец подал голос Су Бинвэй и оторвал взгляд от узкого зарешеченного оконца, прорезанного чуть ли не под самым потолком, посмотрел на Шэна: — Тебе делали прививки?

— Нет, ничем таким я вроде бы никогда не болел. Но в прошлом году мне делали прививку от брюшного тифа.

О том, что прививку эту делали ему на погранзаставе, но по ту сторону границы, Шэн, разумеется, умолчал.

— Не признавайся, что у тебя есть прививка.

— Спасибо, Су, я поступлю так, как ты советуешь, — ответил Шэн и добавил, улыбаясь по-дружески: — Тебя тоже записали, выходит, пойдем мы вместе.

— Неизвестно, — пожал плечами Су Бинвэй. — Завтра увидим.

Однако Шэна вызвали в тюремную канцелярию в этот же день, и там писарь из заключенных уведомил его, что с этой минуты он — узник номер 1733. Тут же вертлявый арестант пришил к куртке Шэна желтый прямоугольник с черным номером посередине.

— Обратно в камеру! — приказал надзиратель.

Не успел Шэн прийти в себя после визита в тюремную канцелярию, как дверь открылась снова, и надзиратель начал выкрикивать заключенных по номерам.

Они выстроились в шеренгу перед своей камерой. Такие же шеренги увидел Шэн и перед другими камерами. Всего в коридоре было около пятидесяти человек.

Потом им приказали построиться в колонну по двое и вывели на тюремный двор, где заключенных ожидали японцы в белых халатах, сгрудившиеся возле длинного стола, на котором поблескивали шприцы и белели большие коробки с ампулами.

Двое охранников начали быстро делить колонну на небольшие группы, а когда закончили, высокий японец отдал приказ:

— Каждая группа выстраивается в шеренгу. Вы по очереди будете подходить к столу, засучив предварительно рукава. Это прививка против холеры. Хоть вы и не стоите того, чтобы о вас заботились, японские власти хотят с помощью профилактических прививок оградить вас от опасности заболеть холерой. Кому-либо из вас уже делали в прошлом прививки? Выйдите из строя!

Из строя не вышел никто. Охранники велели заключенным снова построиться в колонну по двое и развели их по камерам.

— Не думаешь ли ты, что японцы и в самом деле заботятся о нашем здоровье? — сказал Шэну Су Бинвэй. — Им нужно испытать новые прививки против холеры, если только это и вправду были прививки. Дьявол их знает, что они придумали!..

Шэн, вероятно, родился под счастливой звездой. На следующий день надзиратель нарядил его убирать коридор, а уборщик в тюремной табели о рангах фигура не из последних: он получил возможность свободно передвигаться по коридорам и время от времени разживаться лишней миской баланды. Потом надзиратель узнал, что Шэн умеет чинить электропроводку, и доложил об этом начальству. Шэна вызвали в канцелярию и приказали привести в порядок поврежденный кабель в подвале. После того как он устранил повреждение, нашлась новая работа, и мало-помалу Шэн получил свободу передвижения по всей тюрьме.

Время от времени он заглядывал через глазки в камеры и видел лежащих на бетоне людей, закованных в кандалы, умирающих в муках. Он видел истекающих кровью узников, которых привозили с испытательных полигонов, видел запертых в изоляторах, где умирали от чумы, видал мечущихся в бреду, вызванном холерой, изможденных, с кровоточащими язвами на руках и ногах.

Особенно сильно врезался ему в память образ женщины, прижимающей к груди младенца. Шэн узнал, что ее привезли несколько дней тому назад и что в тюрьме она родила ребенка. Через трое суток ребенка при ней уже не было, умер. В конце концов ту же судьбу разделила и мать. Женщину включили в экспериментальную группу и заразили чумой.

Все левое крыло тюрьмы было предназначено для заразных больных. Ежедневно по утрам специальная группа заключенных выносила умерших из камер, сваливая трупы в ящики, и везла в крематорий, размещавшийся неподалеку от тюрьмы. Густой желтый дым клубился над высокой трубой круглые сутки.

Однажды Шэн услышал разговор тюремного врача с каким-то неизвестным ему человеком.

— Вот здесь, — сказал врач, разглядывая в глазок умиравшую в камере женщину, — исключительно выносливый экземпляр. Сперва ее заразили брюшным тифом. Переболела и выздоровела. Потом выпила коктейль с вибрионами холеры. Вовсе не заболела. Только чуме удалось ее свалить. Очень интересный случай. Опишу его в своей монографии…

“А какой конец ожидает меня?” — подумал Шэн, и сердце его сжалось. Но он все не хотел верить, что выход отсюда только один — через трубу крематория. И вскоре у него появилась искорка надежды. Ее заронил Сей Ваньсун.

После того как их разлучили во дворе Харбинской тюрьмы, Шэн встречался с Сеем нечасто, но если уж они встречались, то непременно как старые товарищи. Правда, перемолвиться хотя бы парой слов удавалось не всегда, только ведь, кроме слов, есть еще и улыбки. Много ли нужно времени, чтобы обменяться дружескими улыбками?

Шэн знал, что Сей тоже нашел свое арестантское счастье: тюремные власти зачислили его в похоронную команду.

— Работа такая, что и врагу не пожелал бы, — торопливо рассказал Сей во время одной мимолетной встречи. — Но зато у меня есть возможность выбираться за ворота тюрьмы.

Шэну запомнилось, как Сей при этих словах, быстро оглядевшись вокруг, прошептал:

— Не знаю, как ты, а я все время ломаю голову: как бы мне убежать?

— Ничего не выйдет! — тяжело вздохнул Шэн.

— Ничего не выходит только у покойников, а я пока еще живой!

Как-то утром, когда Шэн, взобравшись на стремянку, менял перегоревшую лампочку в коридоре, мимо него прошмыгнул Сей Ваньсун.

— Жду тебя на лестничной площадке, — не поднимая головы, тихо сказал он.

Шэн не заставил себя долго ждать. Пять минут — и вот он уже на лестничной площадке.

— Что стряслось? — спросил с тревогой.

— Я готовлюсь к побегу, — торопливо сказал Сей. — Может быть, побег не удастся, но лучше пусть меня подстрелят, как кулана, чем подыхать тут, как крыса. Бежим вместе. Фу Чин?

— Как ты себе это представляешь? — удивился Шэн.

— У меня все продумано. Ты ведь электрик. Значит, для тебя не составит труда устроить маленькую аварию на электростанции.

— На электростанцию нужно еще как-то попасть.

— Попадешь. Если ты согласен, скажи, и тогда я сумею сделать так, что один из электриков, обслуживающих электростанцию, не выйдет в ночную смену по болезни. Вместо него пошлют тебя. Ведь что затрудняет побег? Три обстоятельства: часовые, прожектора и колючая проволока под током. А если случится авария на электростанции? Если случится авария, прожектора погаснут, а под проволокой спокойно можно будет пролезть. Что ты скажешь, Фу Чин?

Шэн не знал, что ответить.

— Я тебе не сказал самого главного, — поколебавшись, прошептал Сей Ваньсун. — Сейчас по указанию большого начальства в лаборатории снимают копию одного фильма для какого-то немца. Знаешь, как называется этот фильм? “Экспедиция в Ниибо” — вот как он называется. Я должен бежать, Фу Чин! Понимаешь? Должен!.. Признаюсь тебе под большим секретом: лаборант, рискуя жизнью, делает две копии. Вторую для меня. Я во что бы то ни стало должен сделать так, чтобы все честные люди узнали о чудовищных преступлениях, которые творят японцы. А для этого нужно вынести копию фильма… Вот почему. Фу Чин, я должен бежать!.. Но бежать одному рискованно. Ведь может случиться, что меня убьют. Тогда коробку унесешь ты.

Услышав такое, Шэн отбросил все сомнения.

— Рассчитывай на меня, Сей, — сказал он твердо. На этом они разошлись. А через три дня какой-то заключенный, совершенно незнакомый Шэну, проходя мимо, сунул ему в руку записку.

“Все готово!” — прочитал Шэн.