Товарищ Гу терялся в догадках. С некоторых пор в дом на Сунгарийской улице от связных стали поступать сообщения о том, что в Харбине начала действовать какая-то новая подпольная группа. Об этом прежде всего свидетельствовали листовки. Существование новой организации подтверждалось и несколькими диверсионными актами. Неведомые смельчаки перерезали телефонную линию, связывающую Харбин-Центральный с воинскими казармами в Модягоу, разбросали на дороге Харбин–Чанчунь гвозди, на которые напоролось несколько японских грузовиков.

“Чьих это рук дело? — задавал себе вопрос товарищ Гу. — Не провокация ли это, затеянная японцами — мастерами по части всевозможных коварных трюков?”

Товарищ Гу дал своим связным задание: любой ценой выяснить, кто возглавляет неизвестно откуда взявшуюся, словно бы с неба свалившуюся подпольную группу и установить связь с этим таинственным человеком.

Миновала неделя, пошла вторая, а ничего нового о таинственной группе узнать не удавалось.

Но вот однажды рикша Лин заглянул на одну из явок — в ветхую фанзушку, стоявшую во дворе харчевни. Хозяин явки, ночной сторож Чуадун, рассказал Лину историю, которая кого хочешь заставила бы призадуматься. Третьего дня, под вечер, пришел какой-то странный человек, шепнул пароль, который не в ходу, пожалуй, уже с полгода, а потом сказал, что он-де понимает, что пароль устаревший, но другого не знает, потому что сидел в тюрьме, а теперь, мол, он совершил побег и ему необходимо выйти на связь с Драконом, с которым он якобы имел дело, поскольку был у него связным. И еще он добавил, что бежали они втроем, что одного подстрелили и что его товарищ по заключению, бежавший с ним вместе, создал подпольную группу…

— А ты что? — полюбопытствовал рикша Лин.

— Я? — захохотал Чуадун. — Пригрозил, что сволоку его в полицию и чтобы он брал ноги в руки, да и убирался прочь, пока цел.

Рикша Лин понимающе кивнул.

— И этот фрукт исчез без следа?

Чуадун снисходительно улыбнулся.

— Без следа? — лукаво подмигнул он. — Напоследок тот, кого ты назвал фруктом, обмолвился, что снимает угол у сапожника Чу на Госпитальной и там его, дескать, можно найти.

В тот же вечер история, услышанная рикшей Лином от ночного сторожа Чуадуна, была пересказана господину Гу Таофану, а затем дошла до Дракона.

Через сутки Лю говорила господину Гу Таофану:

— Дракон попросил меня присмотреться к человеку, снимающему угол у сапожника Чу. Я узнала его. Человек, приходивший с устарелым паролем к Чуадуну, действительно долгое время работал на Дракона. Его зовут Шэном. Дракон сказал: “Шэн Чжи был надежным связным, но раз он побывал в руках у японцев, нужно, чтобы люди господина Гу Таофана встретились с Шэном и прощупали: можно ли его привлечь к работе?” Так сказал мне Дракон.

На следующий день по улице Госпитальной проехала пустая китайская телега. Возле дома сапожника Чу возчик Чжао остановил своего пегого мохноногого тяжеловоза. Дверь сапожной была приоткрыта. Чжао увидел старого китайца — лысого, с ввалившимися щеками. Старик вгонял в подметку башмака деревянные гвозди.

— Позови-ка, отец, своего жильца. Мне сказали, что он ищет работу, а мне как раз понадобился грузчик, — бросил Чжао старику.

Немного погодя вышел Шэн.

— Садись! — приказал ему Чжао, разбирая вожжи.

Помахивая гривой, заплетенной в мелкие косички, ломовая лошадь загрохотала копытами по булыжнику. Когда телега протащилась метров двести, возчик Чжао, не отрывая глаз от широкого лошадиного крупа, уронил безучастно:

— Рассказывай. Будем ездить, покуда ты не выложишь мне все без утайки.

Расстались они, когда на улицах зажглись фонари.

Часом позже возчик Чжао и рикша Лин сидели, поджав ноги, на камышовой циновке в крохотной сторожке Чуадуна, пили чай из глиняных чашек, и Чжао слово в слово пересказывал Лину свой разговор с человеком по имени Шэн Чжи.

— Этот Шэн решил выйти на связь с Драконом по собственной инициативе, — рассказывал Чжао. — Человек, с которым Чжи вместе бежал из тюрьмы в Бинфане, как раз и есть тот самый руководитель неизвестно откуда взявшейся подпольной группы. Человек этот не подозревает, что Шэн Чжи когда-то работал в контакте с Драконом. Зачем Шэну нужен Дракон? Шэн утверждает: его друг Сей Ваньсун вынес из тюрьмы копию какого-то документального фильма, которая не может не заинтересовать Дракона. Сей Ваньсун очень дорожит этой лентой и намерен передать ее только в надежные руки. Шэн Чжи считает Дракона как раз тем человеком, которого ищет Сей Ваньсун. Но сказать об этом Сею он не может без санкции Дракона. Вот потому-то Шэн Чжи и решился выйти на связь с Драконом.

— Любопытно! — щелкнув языком, воскликнул рикша Лин. — А встречу с этим своим Сеем он может организовать?

— Насчет выхода на Сея я тоже интересовался, — ответил возчик Чжао. — Шэн Чжи говорит, что руководитель их группы человек крайне осторожный, считает, что нужно избегать контактов; без которых группа может обойтись У него точка зрения такая: каждый новый контакт увеличивает риск провала.

— В общем-то он прав, — заметил Лин. — И все-таки выведет нас Шэн на своего руководителя или нет?

— Шэн сказал, что попробует, — отозвался возчик Чжао.

Прошло еще два дня. Наконец Шэн Чжи передал через возчика:

— Сей Ваньсун согласен на встречу.

И он назвал адрес.

Нужный дом стоял в глубине двора — за оградой из кривых кольев, перетянутых мелкоячеистой сеткой. Чжао остался на карауле, а Лин вошел в доц. Сидели там двое мужчин.

— Вы к товарищу Сею?

— Возможно, — уклончиво ответил Лин, оглядываясь.

— Присаживайтесь.

Комната была полутемная, бедно обставленная, на оклеенной обоями стене висел календарь с портретом какого-то китайского генерала, в углу — полочка предков с двумя витыми молитвенными свечами.

— Вас прислали, чтобы установить контакт с группой Суна?

— Товарищ Сей — это вы? — пристально глянул в лицо говорящему Лин.

— Нет. Я не Сей. Однако товарищ Сей предоставил мне полномочия вести переговоры от его имени.

Лин медленно поднялся с циновки, прошелся несколько раз по комнате. Потом снова сел. Положив руки на колени, сказал:

— Товарищи уполномочили меня на разговор с вашим руководителем. Не на переговоры, а на разговор. Улавливаете, в чем разница?

Лин пристально оглядел своих собеседников. Затем продолжил:

— Если группа, которую возглавляет товарищ Сун, состоит из коммунистов, то ни о каких переговорах речи быть не может. Если вы признаете руководящую роль партии, то и действовать должны соответствующим образом: исключительно под руководством партийного центра… Вот что я уполномочен передать товарищу Сею. Выясните у него, когда и где мы с ним сможем увидеться. До следующей встречи!

Лин поднялся и уже направился было к выходу, когда вдруг дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась. Вошел довольно высокий, хорошо сложенный мужчина лет примерно сорока, круглолицый, широкоплечий, одетый по-европейски: клетчатая рубашка-апаш, английские брюки с отворотами, коричневые полуботинки. Он протянул Лину загорелую сильную руку.

— Я — Сей Ваньсун, — назвал себя мужчина, внимательно глядя Лину в глаза. — Я слышал, о чем вы тут разговаривали. Извините, что подслушивал, но конспирация есть конспирация. — Он повернул голову к своим товарищам. — Мы потолкуем один на один, — произнес он голосом, какой бывает у людей, которые привыкли, чтобы им подчинялись.

Оставшись наедине с Лином, Сей присел на корточки и заговорил:

— В Харбине я человек новый, а потому вынужден действовать особенно осторожно. Как только мы организовали подпольную группу, перед нами сразу же встал вопрос: искать или не искать связи с другими подпольными группами? Искать? Тогда возникает риск, во-первых, нарваться на провокацию со стороны японцев, а во-вторых, встретиться с недоверием по отношению к нам со стороны подпольного центра. И потому я решил сперва доказать, что мы способны действовать. Но раз вы сами нашли нас, то я прошу передать руководству: с этой минуты наша диверсионная группа поступает в полное распоряжение подпольного центра.

Он прервался, внимательно следя за выражением лица собеседника. Потом внес уточнение:

— Впрочем, насчет того, что наша группа входит в подчинение с этой минуты, я высказался в фигуральном смысле. Предварительно я хотел бы заручиться твердыми гарантиями, что вас ко мне направили именно из центра.

— Доказательства будут, — заверил Лин. — Что еще должен я передать?

Сей Ваньсун пожал плечами.

— Пожалуй, это все.

Он на минуту задумался. Потом произнес:

— Хотя… Есть у меня одна просьба…

— Просьба? — переспросил Лин. — Готов и просьбу передать…

— Просьба эта не совсем моя, — помолчав, внес уточнение Сей Ваньсун. — Дело в том, что в Харбине я оказался после побега из тюрьмы при бактериологическом центре. Там заключенные гибнут от чумы, холеры, тифа. Японцы проверяют на людях действие болезнетворных микробов, чтобы в случае войны взять на вооружение заразные болезни. В этом рассаднике тихой смерти сейчас набирается опыта один немец — ученый из фашистской Германии. Скоро он должен возвратиться на родину, и японцы решили преподнести ему на прощанье памятный подарок — копию фильма, снятого во время проведения чудовищного эксперимента на жителях моего родного города Нинбо. Когда делается одна копия, можно сделать и вторую. Так вот, коробку с фильмом мне удалось вынести из Бинфана. Не знаю, говорил ли вам об этом Фу Чин?..

Сей Ваньсун посмотрел на Лина вопросительно и вместе с тем испытующе. Лин отрицательно покачал головой и сделал вид, что никогда ни о чем подобном не слышал.

— Да, мне удалось вынести из Бинфана коробку с таким фильмом, — повторил Сей Ваньсун. — Друзьям, помогавшим мне убежать, я дал клятвенное обещание, что документальная кинолента, изобличающая японских милитаристов, попадет к тем, для кого борьба за свободу Китая такое же кровное дело, как и наше с вами… К нашим северным соседям, — шепнул он, наклонившись к Лину. — Просьба у меня и у моих друзей-узников Бинфана, такая: организуйте мне личную встречу с человеком, у которого есть прямой выход — туда…

Теперь настал черед Лина вопросительно. И вместе с тем испытующе посмотреть Сей Ваньсуну прямо в глаза.

— Я не знаю такого человека, — ответил он.

Сей Ваньсун молчал, и Лин заговорил опять:

— Люди, которые меня к вам прислали, тоже вряд ли смогут вам чем-то помочь в этом деле.

Сей Ваньсун вздохнул, и губы его скривились в извиняющейся улыбке.