Богатейшие красоты русской природы, которые словно до поры до времени не были замечены художниками, вдруг стали не просто источником наслаждения, но и настоящего творческого вдохновения. Яркость цветения жизни, которой так не хватало передвижническому пейзажу, нашла свое место в полотнах Куинджи. Серые пейзажи с тусклыми цветами остались позади.

На острове Валааме. 1873

В 1876 мастер представил публике картину «Украинская ночь» (Государственная Третьяковская галерея, Москва), в которой изображена потрясающе красивая, чувственная, южная летняя ночь. Художник Михаил Нестеров писал, что перед этой работой все время «стояла густая толпа совершенно пораженных и восхищенных ею зрителей». Приводя стихи Пушкина «Тиха украинская ночь — Прозрачно небо, звезды блещут…», Нестеров сопоставляет картину Куинджи пушкинской поэзии. Работа произвела фурор — настолько необычным и в то же время реалистичным был изображенный на ней пейзаж с темносиним бездонным небом, лунным светом, лежащим на стенах хат, стройными тополями, величавым покоем, тишиной южной ночи и одиноким огоньком, теплящимся в чьем-то окошке. Тем и прекрасно еще это полотно, что в нем замечено рассеянное повсюду прекрасное — то, что простой человек не увидел, а художнику волшебством кисти удалось открыть нашему глазу.

Главным выразительным средством в создании мира природы становится глубинность пространства, а новые изобразительные средства приводят к невиданной еще искусством оригинальной декоративной системе.

Волны. 1870-е

Последующие полотна Куинджи продолжали восхищать публику и производить сенсацию. В своих картинах художник показывал людям забытые цвет и краску, убедительную яркость и восхитительную палитру оттенков. Это было своего рода появление «русского Моне». Новаторство Куинджи признавали его современники. Так, Крамской писал: «…У нас в России в отделе пейзажа… никто не различал в такой мере, как он, какие цвета дополняют и усиливают друг друга».

В Париже в 1878 открылась Всемирная выставка, на которой были представлены произведения Куинджи. Критики единодушно отметили успех работ живописца, их национальную самобытность и оригинальность. Так, в газете «Temps» журналист Поль Манц писал: «Истинный интерес представляют несколько пейзажистов, особенно г. Куинджи. Ни малейшего следа иностранного влияния или, по крайней мере, никаких признаков подражательности: „Лунная ночь на Украине“ удивляет, дает даже впечатление ненатуральности». Известный европейский критик Эмиль Дюранти, ярый защитник импрессионизма, отмечал: «…г. Куинджи, бесспорно, самый любопытный, самый интересный между молодыми русскими живописцами. Оригинальная национальность чувствуется у него еще более, чем у других».

В «Березовой роще» (1879, Государственная Третьяковская галерея, Москва) нет даже намека на унылое русское бытие. На картине изображен радостнотомительный солнечный день в чистых, звучных, даже «звонких» красках. От контрастного сочетания цветов возникает ощущение блеска. Картина будто залита солнечным светом, от которого хочется прищуриться! Необычную сочность придает ей зеленый цвет, проникающий всюду. Этот потрясающий эффект, полученный контрастом цветов, создает впечатление умиротворения, ясности, гармонии, словно ощутимых физически. В «Березовой роще» так же, как и в «Украинской ночи», художник добился декоративного эффекта.

Украинская ночь. 1876

Игра цветом и светом действительно достигает совершенства на грани иллюзорности в другом произведении мастера, поразившем публику и вызвавшем невиданный доселе ажиотаж. Прежде чем рассмотреть его, отметим, что Куинджи всегда очень внимательно относился к экспонированию своих работ и размещал их так, чтобы они были хорошо освещены, а соседние картины не мешали восприятию. Полотно «Лунная ночь на Днепре» (1880, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург) автор представил совершенно особенным образом — это была выставка одного-единственного произведения. Более того, прекрасно понимая, что ощущение льющегося из картины лунного света удвоится при искусственном освещении, художник задрапировал окна в зале и осветил картину лучом электрического света. Посетители входили в полутемный зал и, словно завороженные, останавливались перед холодным сиянием луны.

Теплый цвет земли оттеняет холодное, изумрудное отображение лунного света, который лежит на поверхности зеленоватой реки, освещая своим фосфоресцирующим светом Вселенную. Композиция настолько уравновешенна, что плавность цвета завораживает человека. В картине «Лунная ночь на Днепре» космические и человеческие начала не тождественны. Человеческое слишком мало рядом с мировым порядком. И, хотя одно с друг им неразрывно связано, но ощущение необъятности мира, мистической таинственности ее светил, глубина света — все это подавляет человека и следы его жизни на земле. «Лунную ночь на Днепре» часто называют не произведением искусства, а своего рода колдовством, поражающим ум и воображение. Восхищение природой, возведенное художником до космических высот, погружает зрителя в раздумья о прекрасном и вечном.

Для достижения новых, эффектных цветосочетаний Куинджи проводил эксперименты с красочными пигментами. Особенно интенсивно он применял битум. Впоследствии оказалось, что асфальтовые краски непрочны, под воздействием света и воздуха они разлагаются и темнеют. По этому поводу Крамской писал издателю «Нового времени» Алексею Суворину: «Меня занимает следующая мысль: долговечна ли та комбинация красок, которую открыл художник?

Лунная ночь на Днепре. 1880

Лов рыбы на Черном море. 1900

Кипарисы на берегу моря. Крым. 1887

Быть может, Куинджи соединил вместе (зная или не зная — все равно) такие краски, которые находятся в природном антагонизме между собой и по истечении известного времени или потухнут, или изменятся и разложатся до того, что потомки будут пожимать плечами в недоумении: от чего приходили в восторг добродушные зрители?.. Вот во избежание такого несправедливого к нам отношения в будущем, я бы не прочь составить, так сказать, протокол, что его „Ночь на Днепре“ вся наполнена действительным светом и воздухом, его река действительно совершает величественное течение и небо настоящее, бездонное и глубокое…».

Судьба легендарной картины, которую мечтали приобрести многие коллекционеры, сложилась весьма неожиданно: Куинджи продал ее великому князю Константину, а тот не расставался с полотном, даже когда отправился в кругосветное путешествие. Иван Тургенев, узнав об этом, писал критику Дмитрию Григоровичу: «Нет никакого сомнения, что картина… вернется совершенно погубленной, благодаря соленым испарениям воздуха…». Тургенев даже навестил князя, когда тот прибыл в Париж, чтобы отговорить его везти с собой дальше это полотно и оставить его временно в галерее Зедельмейера. Но князь был непреклонен, убедить его не удалось. Конечно, влажный и соленый морской воздух изменили состав красок. Пейзаж стал темнеть, но, несмотря на это, сияние луны и рябь на реке так неправдоподобно точно и мощно переданы Куинджи, что до сих пор, глядя на эту картину, зрителя одолевают чувства, близкие к мистическим.

Ай-Петри. Крым. 1898–1908

Элементы стилизации линий и форм обнаруживаются в картине «Дубы». Перед нами — группа могучих деревьев с густой кроной и богатой листвой стоит тяжелым, мощным силуэтом. На первый план от них падает плотная тень. По ясному небу плывут редкие, легкие, светящиеся облака. В работе очевидно романтическое восприятие природы. Куинджи с присущей ему зоркостью и точностью зрения улавливает в природе тончайшие нюансы цвета и удивительно мастерски их передает. Это отражено и в изображении легкого, безоблачного неба, и в солнечном свете, заливающем поляну, и в сочной траве, варьируют от светло- до темно-зеленого. В картине Куинджи просматривается композиционная параллель с работой Шишкина «Дубы. Стадо» (1887). Однако если в своем произведении Шишкин уделяет большое внимание деталям пейзажа, акцентируя их, то Куинджи, напротив, обобщает формы, создавая некую художественную метафору.

Число почитателей таланта Куинджи росло с каждым днем. Высокие оценки творчества позволили художнику осознать свое значение и в европейском искусстве. На моно-выставку незамедлительно откликнулись все газеты и журналы, а репродукции «Лунной ночи на Днепре» тысячами экземпляров разошлись по всей России. Так, например, поэт Яков Полонский, друг Архипа Куинджи, писал тогда: «… я не помню, чтобы перед какой-нибудь картиной так долго застаивались… Что это такое? Картина или действительность? В золотой раме или в открытое окно видели мы этот месяц, эти облака, эту темную даль, эти „дрожащие огни печальных деревень“ и эти переливы света, это серебристое отражение месяца в струях Днепра, огибающего даль, эту поэтическую, тихую, величественную ночь?». Очень точно передал состояние публики, смотрящей на новую картину Куинджи, Репин. Он писал, что люди «в молитвенной тишине» стояли перед полотном мастера и уходили из зала со слезами на глазах. «Так действовали поэтические чары художника на избранных верующих, и те жили в такие минуты лучшими чувствами души и наслаждались райским блаженством искусства живописи» — писал он.

Дубы. 1900–1905