– Лейтенант Смит, вы плохо справляетесь со своими обязанностями, – распекал молодого человека Леруа.
– Господин генерал, ученые в растерянности, я сказал бы даже больше, они боятся продолжать работу. Они не могут «укротить» частицы. Если начнётся цепная реакция, то мы все перестанем существовать. Несколько ученых собрались уезжать, сказав, что лучше они останутся без работы, чем сознательно ввергнут планету в Армагеддон.
– Нам надо их уговорить продолжить работу, – отчеканил Леруа, делая акцент на слове «уговорить», – и вы должны придумать действенные аргументы.
Проходившая мимо кабинета Арин остановилась. Последние слова лейтенанта привлекли её внимание, и всё то, о чем умалчивал отец, открылось ей в неприглядном свете. Затаив дыхание, она прислушалась. Непререкаемый голос отца, командный тон, не терпящий возражений. Знающий только «надо» вместо «хочу» или «попробую». Явно затевалось что-то серьёзное. То, что может привести к драматическим последствиям.
Кабинет открылся так внезапно, что Арин едва успела отскочить. Сердце словно рвалось из груди. В образовавшемся проёме девушка видела резко очерченный профиль отца, твёрдый подбородок и напряжённую спину. Он стоял лицом к окну, заложив руки назад. Лейтенант безмолвно отдал честь и, развернувшись, вышел в коридор.
Арин схватила его за руку и потащила в парковую беседку. Молодой офицер, был несколько удивлен, однако послушно шёл за ней. Удостоверившись, что их не могут видеть и слышать, Арин спросила:
– Лейтенант, я невольно стала свидетелем вашего с отцом разговора. Все эти эксперименты с ускорителем могут привести к концу света?
– Мадмуазель, вы спросите у отца, я всего лишь солдат, выполняющий приказ старшего по званию, и в данный момент уже опаздываю.
– Послушайте, мне надо понимать, о чем умалчивает отец.
Она крепче сжала его локоть, устремив на его растерянное лицо взгляд умоляющих влажных глаз. Лейтенант был обескуражен напором дочери генерала. Он поминутно озирался по сторонам, не зная как поступить. Происходящее явно заставило его растеряться, но Арин было не до сантиментов. Понизив голос до шепота, она повторила просьбу.
Лейтенант обвёл взглядом прилегающую к беседке территорию, и тихо сказал:
– Мадмуазель, сам ускоритель не представляет опасности, однако если с его помощью дестабилизировать некоторые частицы, то образуется шар иного вакуума. Я не физик, возможно, не так понимаю и не так объясняю, но именно этот шар предполагается использовать в качестве совершенного оружия. Он сможет «заглотить» вражеские территории моментально, без взрывов, без каких-либо дополнительных телодвижений. Просто страна, или государство перестанет в одно мгновение существовать. Не нужны будут самолеты, войска, подводные лодки, и прочая дребедень. Но фишка в том, что этот процесс не контролируем, и вакуум начнет заглатывать всё остальное. Желания и амбиции военных превосходят пока возможности физиков, и математиков.
Молодой человек, понимал, что сказал много лишнего. Но отступать было уже поздно.
– Знаете, многие из нас склоняются к тому, чтобы написать рапорт об увольнении. Для меня, видимо, сейчас настало это время…
Вырвав руку из цепких пальцев застывшей девушки, он, откланявшись, стремительно пошел по аллее к выходу. Арин ещё долго стояла в беседке, укладывая в голове полученную информацию.
– Что делать? – спрашивала она себя.
Арин понимала, что военное ведомство, в котором отец играл не последнюю роль, не откажется от заманчивой перспективы получения такого фантастически мощного оружия. И тогда страшно представить, что произойдёт. Если опасная игрушка попадет не в те руки, может случиться непоправимое…
Неожиданно её обхватили за плечи сильные руки. Арин вздрогнула.
– Жан, ты меня очень напугал! – воскликнула она. – Прости, я думал, что ты меня ждёшь…
Девушка была зажата в тиски объятий, из которых даже не пыталась вырваться. Ей стало в этот момент так хорошо и спокойно, что закрыв глаза, она уткнулась в его грудь. Сердцебиение успокаивалось, в висках стихал шум. С появлением Жана прежний мир стремительно восстанавливался, словно исцеляя.
– Не отпускай меня, пожалуйста, – обречённо прошептала Арин.
– Что у тебя стряслось? – забеспокоился Жан.
– Я просто соскучилась, – игриво улыбнулась она, – утром не ем, думаю о тебе. В обед не ем, думаю о тебе. Вечером не ем, думаю о тебе. Ночью не сплю, кушать хочу!
Девушка попыталась пошутить, но шутка получилась какая-то вымученная.
– Я вижу, ты расстроена, – заботливо прошептал молодой человек.
– Если бы ты знал! Если бы ты мог помочь!
Душа её рвалась на части, комок в горле мешал говорить.
– Хватит причитать, – заверещала в голове сущность, – расскажи ему, он сможет найти решение, я это знаю, хм… откуда-то.
– Нет, это семейное дело, я не могу его впутывать, – мысленно ответила Арин.
– Я тебя никогда не подводила, и сейчас уверена, что нашу проблему он сможет решить, – Нира была непреклонна.
Жан несколько минут удивленно разглядывал девушку.
– У тебя определенно что-то стряслось.
Девушка встряхнула волосами, поправила непослушную прядь, упавшую на глаза… Нет, не сейчас. Не стоит говорить о том, о чем сама только что узнала. Тем более, с учетом того, что им предстояло сделать.
– Пойдем, нас уже заждались.
Леруа – отец и мать Арин, уже начинали нервничать. Непунктуальность для генерала была самой отвратительной чертой, Арин это знала. Войдя с Жаном в гостиную, где сидели родители, она остановилась и сбивчиво произнесла:
– Папа, прости, я задержала Жана в парке, показывая твою редкую розу. Она только распускается, но аромат доносится уже сюда.
Арин знала слабость отца. Этот чёрный цветок ему подарил какой-то знаменитый ботаник, и с тех пор не было дня, чтобы отец не справлялся у садовников о его здоровье, словно это было живое существо. Пожалуй, роза была единственной ценностью в жизни Антуана Леруа.
Отец сдержанно кивнул, прикуривая трубку. Едва сдерживая вздох облегчения, Арин потянула Жана к дивану и, дождавшись, пока парень сядет, опустилась на сиденье рядом. Набрав полные легкие воздуха, она ровным голосом произнесла:
– Папа, мама, разрешите вам представить Жана Франсуа.
Глаза Леруа сузились и почти скрылись за табачным дымом. Мать с улыбкой протянула руку Жану:
– Приятно познакомиться, Кларис.
Жан осторожно взял её пальцы своими, слегка склонился над рукой и коснулся губами. Такая старомодная форма приветствия несколько смутила маму Арин. На её щеках вспыхнул румянец.
– Вы очень любезный молодой человек.
Леруа всё-таки протянул руку для приветствия:
– Рад знакомству, – настороженно бросил он.
Когда ритуальные пожатия закончились, в воздухе повисла неловкая пауза. Генерал задумчиво дымил трубкой, выпуская кольца дыма, а Кларис застыла в напряжённой позе, сцепив руки в замок. Арин переводила взгляд с родителей на Жана, пытаясь придумать тему для разговора. Мать пришла ей на помощь, пригласив всех к чайному столику, накрытому с изысканной роскошью. Он стоял возле окна, с которого открывался вид на цветущую аллею. Арин запоздало подумала о том, что кто-то мог видеть, как она расспрашивала молодого лейтенанта, и как он почти бегом бросился к выходу после этого разговора. Тревога, угнездившаяся в сердце, усилилась.
– Итак, молодой человек, – начала Кларис, – Арин много о вас рассказывала. Очевидно, что вы стали неразлучны. Чем вы занимаетесь?
Жан улыбнулся широкой обезоруживающей улыбкой. Щеки Кларис вновь покраснели. Ей явно было неуютно рядом с жизнерадостным человеком, который одной улыбкой словно высмеивал её строгость и чопорность.
– Я работаю в Национальном центре научных исследований, а сейчас пишу диссертацию.
– Восхитительно, никогда не встречала учёных, – восторженно произнесла Кларис. Её голос заметно дрогнул.
– О чём же диссертация, если не секрет? – поинтересовался генерал.
– От чего же? Тема моей диссертации «Психологическая безопасность личности в кризисных ситуациях жизнедеятельности».
– Так вы психолог, – разочарованно протянул Леруа, явно потеряв интерес к молодому человеку.
Спохватившись, Кларис сочувственно покачала головой:
– Арин говорила, что вы познакомились в больнице. Вы болеете?
Комичность последней фразы заставила прыснуть от смеха и Жана и Арин. Молодые люди переглянулись, в их глазах плясали огоньки.
– Что тут смешного, – обиженно произнесла мать, – ты же сама говорила про профессора, который отправил на обследование молодого человека.
– Профессор Кевин Франсуа – мой отец, – серьезным тоном сообщил Жан.
После этой фразы Леруа озадаченно посмотрел на парня, словно увидел его впервые. В его глазах зажёгся неподдельный интерес. Генерал отложил трубку.
Жан, нисколько не смутившись, продолжил рассказ:
– Я собирал материал для диссертации во многих странах, и последние два года вместе с экспедицией находился в Африке, в достаточно суровых для выживания условиях. Конец двадцать первого века, – он запнулся, а потом, грустно усмехнувшись, продолжил, – одно поколение сменяется другим, но жизнь мало чем изменилась для основной массы землян, а дикие племена Африки и Амазонки так и остались дикими. По возвращению из экспедиции меня частенько лихорадило, вот и попал в больницу на обследование.
– Как это досадно, – вздохнула Кларис, – и часто вам приходится отлучаться из дома надолго?
Жан нежно посмотрел на Арин:
– Надеюсь, это было в последний раз. Наконец генерал произнес:
– Кевин Франсуа, ваш отец, случайно, не кризисный психолог?
– Да, вы совершенно правы, он уже двадцать лет возглавляет центр Кризисной психологии, кроме того…
Леруа не дав закончить фразу, резко подскочил к молодому человеку, затряс его руку, как бы заново знакомясь:
– Кларис, Арин, вы даже не представляете, что это за человек Кевин Франсуа! – пророкотал генерал.
Женщины напряглись – неожиданные перемены в настроении Леруа их удивили. Арин непонимающе смотрела на отца, который был явно обрадован этой новостью. На мгновение ей показалось, что до сегодняшнего дня совершенно не знала человека, дочерью которого она являлась.
– Это главный эксперт в области психологии, эксперт мирового масштаба. Сколько преступлений раскрыто с помощью этого гения!
– Папа, так вы с ним знакомы? – спросила Арин. Генерал вернулся на место и улыбнулся:
– Мы с ним работали над, хм… несколькими делами в ведомстве. Где он сейчас?
– На острове, в Греции, наслаждается отпуском. Он недавно там купил дом, – Жан пожал плечами и отпил чаю.
Очевидно, что лед в отношениях тронулся, Арин прижала руки к груди. «Слава Богу», – читалось в её глазах. Она положила себе в тарелку пирожных и задумчиво смотрела на их остроконечные кремовые цветы, завитки, так напоминающие хаотичное первоначало мира…
Дальше разговор потёк сам собой. Жан рассказывал о своих путешествиях. Леруа ещё не один раз добрым словом вспомнил своё знакомство с отцом Жана. Всё стало как-то просто, по-семейному. Мужчины обменивались шутками, к матери вернулось её прежнее снисходительноспокойное настроение, а Арин ждала мгновения, когда сможет остаться одна и хорошенько всё обдумать.
Она проводила Жана уже затемно.
– Знаешь, я не могла себе даже представить, что всё пройдет так замечательно…
Арин была настолько счастлива, что дневные проблемы ушли на задний план. Внутренняя тревога развернула свои кольца, выпустив пленницу на свободу и, казалось, это состояние продлится долго. Присутствие Жана вселяло уверенность в том, что в дальнейшем всё сложится благополучно. Родители были настроены весьма скептично по отношению к нему и Арин их понимала. Также она понимала и то, что не будь отец Жана столь известен, разговора с родителями бы не сложилось. Зная нрав отца, Арин понимала, что всё могло быть гораздо хуже.
– Я тоже не думал, что всё пройдет хорошо, – задумчиво произнес Жан.
Крепко обняв и поцеловав девушку, он растворился в вечерней мгле. Арин ещё долго всматривалась в дорожку, чьи очертания терялись за гранью света уличных фонарей. Примерно такое тоскливо-одинокое ощущение было всегда после дней рождений, когда уходили гости, где каждый уносил с собой кусочек праздника. Того самого дня, когда Арин чувствовала себя наиболее любимой, счастливой и по достоинству оцененной. Тех ощущений уже давно не было, но сегодняшнее чаепитие с родителями возродило их в памяти…
Позднее, Кларис зашла в комнату Арин.
– Как тебе Жан, понравился? – спросила девушка, всматриваясь в невозмутимое лицо матери.
Кларис присела на краешек кровати и задумчиво покачала головой.
– Не понравился? – Арин искренне удивилась.
– Он такой, – мать подбирала слова, потом выдала, – мужчина не должен быть таким красивым, теперь я тебя понимаю, но…
– Мам, – видя замешательство Кларис, произнесла Арин, – ты что-то не договариваешь.
Кларис замялась. Её руки теребили край чёрной шелковой рубашки. Арин знала этот жест, выдающий крайнее стремление матери избежать щекотливой темы и не солгать при этом.
– Ты должна быть готова…
– К чему?
– Да к тому, что он никогда не будет принадлежать только тебе. Будь к этому готова! – повторила Кларис, для того, чтобы подчеркнуть значимость сказанного.
– Что ты такое говоришь? – подняла брови Арин. – Он любит меня.
– Но ты любишь его больше, – туманно ответила мама, – я это чувствую.