Наконец Бриар добрался до гостиницы под названием «В гостях у Тео». В этом весьма фешенебельном заведении сдавались самые лучшие комнаты для зажиточных путников. Фасад трехэтажного дома, отделанный светлой краской двух оттенков: сливочного и желтого, был облагорожен к празднику и еще пах строительной краской. Выступ под арочными окнами был покрыт красной глиняной черепицей, как и высокая ломаная крыша с декоративными коньковыми элементами и шпилями. А маленькие балкончики с ажурным плетением решеток и коваными прутьями были заставлены глиняными горшками, засаженными алой цветущей геранью. Справа от входа в гостиницу было выложено декоративное панно из разноцветной плитки, на котором задорно отплясывал ярко-желтый огонь в камине. На входе, у массивных дверей, замер вышколенный швейцар в ярком, нарядном френче, который, услужливо посмотрев в глаза Бриару, свистнул конюху. Расторопный мальчишка, перехватив поводья, увел жеребца к коновязи.

Хозяин гостиницы, маленький, полный достоинства человек, хитро скосив глаза на богатого с виду посетителя, заулыбался.

– Добро пожаловать, господин, – с поклоном произнес он, – что есть будете?

– Мне бы комнату, – спросил Бриар, подбрасывая в ладони монеты.

Хозяин сделал печальную гримасу.

– Увы, господин, вы же видите, сколько гостей приехало на праздник. Все комнаты заняты. Сожалею.

Во время этого скорбного изложения он не спускал со своего гостя острого взгляда. Бриар добавил к тем, что лежали на его ладони, еще монеты.

– А если подумать? Вдруг окажется свободная? Случайно. Хозяин опять вздохнул.

– Не сердитесь, господин, я рад бы помочь…

«Вот пройдоха», – подумал Бриар и добавил еще монет. Глаза хозяина радостно заблестели, но он, умело погасив этот блеск, спокойно произнес.

– Увы, господин, могу только предложить столик у окна. Еда у нас замечательная.

Еще немного и Бриар, не сдержавшись, рассмеялся бы в голос, ведь хозяин знал, что с него можно было содрать солидный куш.

Бриар молча добавил еще денег.

– А так? – спросил он.

– Вспомнил, господин! – воскликнул хозяин, выдержав паузу для солидности. – Есть одна комнатка на чердаке, но очень маленькая, просто недостойная такого важного господина.

– Годится, – с усмешкой произнес мужчина, высыпав в протянутую ладонь деньги, – а бани от вас далеко?

– Что вы, господин, всего лишь в квартале отсюда, – неопределенно махнул рукой хозяин и, подав знак слуге, удалился с многочисленными поклонами.

Бриар, улыбаясь, пошел за суетящимся слугой.

Предоставленная крохотная каморка была чистая с удобной мягкой кроватью, а в теплом спертом воздухе плавал хмельной запах сушеных трав. Было совершенно очевидно, что хозяин придерживал ее для состоятельного господина и, несмотря на свою хитрость, он несколько просчитался. Ухоженная комнатка стоила гораздо больших денег.

Бриар, достав из седельной сумки чистые вещи, спустился на второй этаж и, держась как можно ближе к стене, крадучись пересек длинный коридор. У одной двери он остановился, посмотрев налево и направо, и прислушался. Глубокая тишина, царившая в этой части гостиницы, прерывалась лишь тихим идущим из-за двери разговором.

– В ближайшее время мы не сможем уехать из города, – донесся из-за двери мужской голос. – Праздник смешал все наши карты.

– Но, может, попытаешься найти хоть какую-то лодку, – донесся до него женский голос с едва уловимым акцентом.

– Мы не можем рисковать, – ответил первый.

– Ну, что ж, покажем девочке праздник. Она, наверняка, ничего подобного в жизни не видела.

– Это может быть опасно, – попытался образумить ее мужчина.

– Ты о чем? О ней уже и думать перестали. Девочка никому не была нужна, ведь ее отец и мать ушли в мир иной.

– Н-да, – грустно проговорил мужчина, – ладно. Мы с Лукой пойдем, посмотрим, что да как, и вернемся за вами. Будьте готовы.

Думая о своем, Бриар спустился в просторный зал, совмещавший функции холла и обеденного зала, украшением которого служил тот самый камин, искусно изображенный на панно у входа, и большой винный бочонок, установленный на опоры. На светлых стенах зала висели темные декоративные навесные полки с глиняными статуэтками, вазами и лампадками, создававшими приятную атмосферу уюта и тепла.

Подкрепившись, он почувствовал неожиданный прилив сил и, бросив задумчивый взгляд на лестницу, решительно направился к выходу.

Поднявшийся ветер гнал большие облака к центру города, но дождя еще не было. На городской площади люд, будто временно забыв о разделяющих их различиях, смешался в огромную толпу: богатые горожане и торговцы, беднота и ремесленники, куртизанки и вышивальщицы. В стихию народных гуляний и развлечений вовлекалось все больше и больше жителей и гостей города. Прилавки ремесленников, кузнецов и пекарей подсвечивались гирляндами разноцветных огней, привлекая внимание к разложенным внутри товарам. А праздничную публику развлекали уличные актеры: певцы, скоморохи, кукольники.

Переодевшийся в чистый костюм и основательно очистившийся от дорожной пыли, молодой человек стремительно пробивался сквозь веселую толпу. Шумные улицы города светились сотнями разноцветных мерцающих огней, а со всех сторон неслась музыка и песни на разных языках, грустные да веселые. Два юных музыканта, длинноволосые, загорелые, с обветренными и смеющимися лицами, выводили удивительные трели у яркого шатра. Скрипач – сухой и невзрачный парень в красных брюках и выцветшей цветастой рубахе, прижав к деке скрипки голову, с выражением искреннего удивления прислушивался к звукам, которые извлекал смычком из своего инструмента. А тучный и седеющий цыган-кларнетист, играя, дремал, закрыв глаза и качаясь взад-вперед своим тяжелым туловищем. От жары или от напряжения он был весь мокрый. С его темного широкого лица стекали струйки пота, а он все играл и играл, словно впав в транс, из которого вывести его не могла ни толпа танцующих, ни коллеги музыканты. Из тучи пыли, поднявшейся из-под сапог и туфелек танцующих, показывался порой ряд молодых смеющихся лиц, вспотевших и красных. Пылкие взгляды разгоряченных танцоров все чаще вырывались из-под опущенных век. Музыка оборвалась, а танцоры сделали по инерции еще несколько движений.

Из этой толпы, словно сказочная бабочка, выпорхнула девушка и схватила за руку Бриара.

– Пойдем танцевать! – воскликнула она и обожгла его взглядом страстных черных глаз.

Увы, это в планы Бриара никак не входило.

– Посмотри, как на тебя смотрит вон тот парень, – с усмешкой произнес он, глазами показывая на скривившийся от досады объект в толпе.

– Да ну его! – протянула девушка с веселой улыбкой на широком, розовощеком лице. – Пойдем! Что ты упираешься, как осел упрямый!

Товарки встретили ее реплику шутками.

– Да не боись, – прогоготала одна.

– Раскаяться никогда не поздно, а согрешить можно и опоздать, – поддержала ее вторая.

От их подтруниваний девушка покраснела. Несколько парней бросились танцевать, увлекая за собой ее подруг. Бриар с улыбкой посмотрел на девушку, понимая, что своим озабоченным видом не вписывается в этот вселенский праздник. От его взгляда она покраснела сильнее прежнего и уже была не рада, что остановила этого принца. Пылкие черные с поволокой глаза девушки смотрели на него с удивлением и опаской, и этот взгляд его немало позабавил. Бриар сгреб девушку в охапку, поднял над землей и смачно поцеловал в губы.

– Незнакомок я целую робко, – смеясь, сказал он, отстраняясь.

– Да потише ты! – крикнула она ему, делая слабую попытку освободиться из его крепких объятий.

Он отпустил девушку, сказав напоследок:

– Беги веселиться!

Девушка не заставила себя просить дважды и счастливая бросилась танцевать, увлекая за собой угрюмого ухажера.

Бриар прислушался к своим ощущениям. Маленькая Диана тянула его магнитом, словно между ним и девочкой протянулись вибрирующие струны. Этот силовой узор подхлестывал бичом и подгонял его. Бриару уже начало казаться, что она его ждала.

А в это время Анна перебирала в голове варианты спасения один невероятнее другого, отметая самые безумные, мучая себя самыми нелепыми предположениями и мрачными предчувствиями. Наконец экипаж остановился на небольшой площадке у красивой кованой ограды, по которой вился цветущий плющ.

– Вот мы и приехали, душа моя, – мягко сказал Арнольд, проведя рукой по щеке Анны.

Девушка инстинктивно брезгливо отстранилась от его руки, издав рычание раненой тигрицы.

– Тебе нечего опасаться, – миролюбиво проговорил Арнольд, – я не ем молодых девушек, а путы и кляп – это временная предосторожность, прежде всего от необдуманных и спонтанных действий с твоей стороны. Не надо привлекать слишком много внимания к нашим персонам.

Арнольд, спрыгнув на брусчатку, подхватил Анну и вытащил ее из экипажа. Она почувствовала себя пушинкой в его руках, так легко он ее поднял. Вокруг, кроме них, не было ни души, казалось, что особняк был безлюден. Поднимаясь по каменным ступеням, Анна понимала, что за этими роскошными стенами таится угроза. Эту угрозу нашептывал ей инстинкт самосохранения, и она опять обретя мужество, приготовилась к борьбе.

Комнаты были будто настоящей выставкой антиквариата: здесь были и изысканные инструктированные вазы со сценами охоты, канделябры, изогнутые ветви которых держали горящие свечи, старинные ковры ручной работы и бесценные статуи в нишах и у камина. Анна опять подумала о той пропасти, которая пролегла между богатой и бедной прослойкой общества в этой реальности. Хотя не только в этой.

Когда двери за ними закрылись, она как-то сразу ощутила внутренним чутьем, что охрана будет стоять за каждой закрывшейся дверью. Арнольд, опять уловив ее мысли, кивнул.

– Я коллекционер! – спокойно проговорил он с блаженной улыбкой. – Вновь обретя самую большую драгоценность я, пожалуй, приложу много усилий, чтобы ее опять не потерять.

Он подошел к Анне и осторожно вынул кляп, а потом, развернув девушку, освободил ее от затянутых на запястьях веревок.

– Прости, – виновато сказал он, глядя на оставленные веревками красные борозды на руках девушки, – немного не рассчитали.

Анна, наслаждаясь моментом относительной свободы, с огромным удовольствием замахнулась, чтобы залепить ему пощечину, но он вовремя перехватил ее за локоть и нахмурился.

– Не надо, душа моя, ты отобьешь свою маленькую ладошку.

– Я не Аврора, я Анна, и ты не имеешь права держать меня взаперти, – зло проговорила она, активно жестикулируя, в надежде на его понимание.

На мгновение Анне показалось, что в его глазах промелькнуло сочувствие. Это уже был не холодно-оценивающий взгляд, в нем не таилось насмешки.

– Ты должен меня отпустить, – продолжила она увещевать Арнольда, – со мной у тебя будут одни проблемы. Тебе что своих не хватает?

Арнольд отвернулся, торжественным шагом подошел к одному из обитых синим бархатом кресел и указал жестом на другое.

– Прошу, Анна.

Девушка послушно села, не забыв удивиться своей покорности.

– Проблемы? – спокойно спросил он. – Ты говоришь о каких-то проблемах?

«Похоже «проблема» на всех языках «проблема»!» – с иронией подумала Анна.

– Но у меня их нет, наоборот, с твоим появлением часть этих самых проблем уйдет. Аврора Моро, моя жена и любимица черноты жива. А как я предъявлю обществу воскресшую, это не твоего ума дело, и… – попытался закончить свои рассуждения Арнольд.

Но Анна, не дождавшись их завершения, вскочила.

– Я не Аврора Моро, она умерла, – воскликнула она, – не понимаю, как ты сможешь всех убедить в обратном? Придумал тоже! Тебя вздернут, господин Боте, как и тех, что болтались там, на радость воронью.

Анна очень красочно продемонстрировала, как это произойдет. Арнольд весело рассмеялся, блеснув ослепительно белыми зубами.

– Ты, душа моя, видно, не знаешь, что на подходе войска, которые мигом сметут бастующих голодранцев. И не я, а зачинщики будут болтаться на Базарной площади.

За небольшой промежуток времени Анна уже научилась немного улавливать смысл беседы, и сказанное Арнольдом, как ни странно, поняла. Вслед за этим пониманием пришел страх за Бриара. Ведь одно дело сражаться с небольшой кучкой охраны главы государства, другое дело – настоящая армия. Арнольд, уловив бурю эмоций, бушующих в душе девушки, удивленно спросил:

– Тебе-то, что до этого? Насколько я знаю, чужестранцы не вмешиваются во внутренние разногласия.

Анна пожала плечами, думая о своем. Она отвернулась и, отойдя к окну, села на широкий подоконник с брошенными на нем яркими подушками. Воображение в красках рисовало Бриара, сраженного и истекающего кровью. Арнольд тоже подошел к окну. Эта девушка, удивительная, такая не похожая на девушек его окружения, влекла и манила своей силой, величественностью и глубиной. Она была равная ему, мужчине, нисколько не пасовала перед ним, не опуская взгляд, не понижая голос. Он мог бы ее сломать, взять силой, но это перестало быть ему интересным. Ее чувство к нему должно было стать ответным дорогим подарком, он уже не хотел чувствовать себя завоевателем или охотником. Он хотел пробудить в ней ответное чувство.

– Я подожду, – тихо проговорил он, – у меня есть время, как и тогда… я подожду.

А потом, позвав слугу, попросил проводить Аврору в ее комнату. Старый слуга, при виде девушки смахнув слезу, низко поклонился, а в его глазах читался вопрос: «Как такое может быть?».

– Я не Аврора! – прокричала она. – Это ложь!

– Она не в себе, – нежно улыбнувшись и посмотрев на Анну, сказал Арнольд и, вплотную подойдя к ней, тихо добавил, – не делай глупостей, душа моя, тебя будут тщательно оберегать.

Анна в бешенстве развернулась и пошла за слугой, успокаивая себя:

– Ничего, и на моей улице будет праздник!

Комната, в которую ее привели, была большой и светлой, а внутреннее убранство мало чем отличалось от ранее виденного: сочетание старины и современности, изысканности и красоты.

«Не лучше ли вместо того, чтобы бесконечно сокрушаться, немного отдохнуть, а затем поискать другие средства избавления из заточения», – мрачно подумала она, злясь на себя за несдержанность.

Раздраженная, усталая и готовая расплакаться вынужденная заключенная, села на кровать и попыталась собраться с мыслями, но сон милосердно унес ее усталое сознание в страну грез.