Субботу я люблю больше всех дней недели. Даже больше, чем воскресенье. Воскресенье, конечно, замечательный день: полный мешок удовольствий, и мама не кричит в форточку в самый разгар хоккейного матча: «За уроки пора». Но в воскресенье к вечеру обязательно вспомнишь про понедельник, в который контрольную будут раздавать: учителя почему-то все контрольные и диктанты стараются в воскресенье проверять. И настроение портится.

Но в этот раз, когда я пришел в субботу из школы, мама сразу заметила, что я сегодня какой-то не такой.

— Что-то ты слишком сосредоточенный, — говорит. — И обедать не хочешь.

Обедать мне в самом деле не хотелось. Еще бы. Я в один присест два «Мишки на севере» съел и «Красной шапочкой» закусил. Даже губы слиплись.

Конфеты, это, конечно, неплохо. Но с них-то все и началось. Их притащила в класс Светка Воробьева. Целый кулек. У нас такая традиция еще с первого класса. У кого день рождения, тот конфетами всех угощает. Когда мы первоклассниками были, конфеты обычно мамы или бабушки раздавали. Принесут и разложат на партах. А сейчас мы сами взрослые. Даже приятно: подойдешь так степенно к имениннику, конфетку из пакета вынешь, поздравишь. Кого особенно уважаешь, по спине или по шее легонечко стукнешь, для полноты чувства. В общем, приятная традиция.

Но Светка Воробьева на этот раз нам еще один сюрприз преподнесла. Она ничего, конечно, человек, не ябеда и не пискуха, хотя и девчонка. Но когда она на переменке отвела меня в сторонку и пригласила в воскресенье на день рождения к себе домой, я ее «Красной шапочкой» чуть не подавился. Я ничего такого не предполагал. К ребятам в гости — это еще бывало у меня. Но к девчонке! Чего я там делать буду? У Воробьевых, наверное, дома только и говорят про отметки. Светка — отличница, родители у нее какие-то научные работники, а папа так даже чуть ли не профессор.

Я стал оглядываться, чтобы узнать, кого хоть она еще приглашает.

Но Светка ждать не стала. Деловая такая.

— В общем, жду тебя завтра в пять часов. — отошла.

А я гляжу, Славка Портнов уже хихикает. Слышал, значит. Но он не долго веселился. Светланка его тоже пригласила. И еще Ромку Жукова и Трофимова Вальку.

Трофимова — это всего удивительней. Наша Людмила Тимофеевна, учительница, когда очень уж на нас рассердится за что-нибудь, всегда Светку и Трофимова двумя полюсами называет.

— Опять, — говорит, — у нас на Южном полюсе похолодало. — Значит, снова Валька что-то натворил. А сидит он на своей последней парте прямо под большой картой и затылком как раз в Южный полюс упирается.

— Ты хоть бы сидел как следует, Трофимов, — Людмила Тимофеевна говорит. — Смотри — уже от локтей две дырки на стене, а Антарктида из белой совсем серой стала, всю протер.

Но Вальку так просто не прошибешь.

— Я, — говорит, — просто не умещаюсь за партой, Людмила Тимофеевна. Руки-ноги очень быстро растут.

— Если б еще и голова! — вздохнет Людмила Тимофеевна и засмеется.

У Трофимыча, действительно, что руки, что ноги. Он нам всегда на перемене демонстрирует. Поднимет локоть: «Подвешивайся, мелюзга». И запросто человека от пола отрывает. Даже двоих может. А на физкультуре, на прыжках, ему всегда козла повыше поднимают. А то и прыгать не надо. Просто так перешагнет, и все.

И от Светкиного приглашения Валька ничуть не растерялся. Мой, говорит, сюрприз всегда со мной. Я под стол подлезу и вместе с вами со всеми этот стол по комнате протащу. Вот смеху будет. А вы, мелюзга, думайте, думайте. На званый вечер принято с сюрпризами приходить.

Мы с Ромкой и Славкой стали думать, какие сюрпризы принесем. Но ничего сразу не придумали. Решили дома додумать.

Но мама мне тоже мало помогла. Даже наоборот.

— Я, — говорит, — рада за тебя и за себя. Наконец-то ради такого случая как следует почистишь ботинки и погладишь брюки. В такой дом, как у Светы, нельзя неряхой явиться.

Снова про этот дом! Прямо не удовольствие, а одни переживания.

— А «сюрприз», — мама продолжает, — надо своими руками сделать. В магазине купить каждый может, это не интересно. Интересно — своими руками.

Как будто я сам про это не знаю. Не в первый раз слышу. Но маме хорошо говорить, она все умеет, а я только недавно в кружок «Умелые руки» записался.

Подарю Светке ее портрет, решил я. У меня выжигательный прибор есть, и я выжгу этот портрет на фанерке и лобзиком выпилю. Я уже выжигал и выпиливал разных зверей — льва, обезьянку и курицу. Светка, конечно, не лев и не курица, но все равно — одушевленное существо.

Только ведь для портрета образец нужен. Фотография, например.

Я стал звонить Вальке Трофимову.

— Вальк, у тебя Светкина фотография есть?

— Еще чего! — Валька даже развеселился. — Под стеклом и в рамке над кроватью висит!

Другим ребятам я после этого и звонить не стал. По памяти, решил, сделаю.

Я закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и стал вспоминать, какая она, Светка. Вот так всю помню, а какие детали для портрета нужны — никак. Две косы есть, вспомнил. Но как их лобзиком выпилить? Они тонюсенькие, оборвутся. Еще пятно чернильное на пальце. Как только эта Светка умудряется даже шариковой ручкой пальцы мазать? Наверное, потому, что очень старается. Но руки тоже на портрете не уместятся. Вот воротничок — это можно. Его я хорошо помню, потому что он мне нравится. В такой мелкий-мелкий рубчик весь и с зубчиками. Как бумажная тарелочка у самых лучших конфет, которые в коробках продают. Светкина голова в этом воротничке тоже как конфетка. Воротничок можно красиво выпилить. А шею? Ну, шея — она и есть шея: у всех одинаковая. Глаза вот — разные. У меня круглые, у Ромки Жукова — длинные. А какие у Светки? Помню, что такие… как магнитные. Когда на тебя глядит, прямо как притягивает. А какого цвета, не помню. Я немножко из-за этого расстроился, но потом успокоился: все равно, когда выжигаешь, одним цветом выходит.

Я взял карандаш и стал рисовать эскиз. Сначала все хорошо получалось. Воротник прямо точь-в-точь. И брови широкие, черные, настоящие соболиные. Я, правда, никогда не видел, какие у соболя брови, но раз говорят, значит, знают.

Только нос никак у меня не хотел получаться. Я мучился, мучился и решил, что лучше сделаю Светкин портрет в профиль. Так даже лучше, красиво звучит — «в профиль». И воротник останется.

Но потом я вспомнил, как Валька Трофимов говорил, что сюрприз должен быть веселым. А Светка в профиль какая-то у меня грустная получилась. И я еще раз все переделал. Нос выпилил насколько фанерки хватило, во всю ее длину. На кончике носа дырку просверлил и привязал на длинной нитке колечко. Получилась замечательная штучка. Подкидываешь это колечко и цепляешь на нос. Вырабатывается глазомер и точность руки. Пусть Светка вырабатывает.

Маме тоже игрушка понравилась. Светланку она, правда, не узнала, симпатичная, говорит, баба-яга получилась. Теперь не забудь про брюки и ботинки, и ты готов. И еще, говорит, тебе Слава Портнов уже несколько раз звонил, но ты так увлекся, что даже не слышал.

Я сразу помчался к Славке. Он стоял в длинном фартуке на кухне и раскатывал скалкой тесто.

Но я не удивился, потому что у Славки в семье все наоборот. Мама у него работает шофером, на такси, а отец — кондитером на бисквитной фабрике. И у Славки тоже прямо настоящий кондитерский талант.

Я пожал ему локоть, потому что руки у Славки были в муке, и отщипнул кусочек теста.

Ничего не скажешь, сюрприз у Славки получался — пальчики оближешь. Славка решил напечь Светке пряничных пятерок, целый мешок пятерок. Только делал он их неумело, катал тесто тонкими колбасками а потом выгибал из них цифры. Но такие пятерки в духовке расплывались, не поймешь, не то пятерка, не то двойка. Я сразу внес рационализаторское предложение. Согнул из тонкой жести форму, и такие отметочки пошли — одна прелесть.

— Вот бы так табель себе испечь, — размечтался я, пробуя за Светкино здоровье одну пятерку за другой, пока Славка не перепугался, что так я весь сюрприз съем, и не остановил меня.

Мы раскрасили большой бумажный пакет фломастером, сложили туда Славины изделия и завязали ленточкой.

Теперь можно было спокойно отправляться в гости.

На другой день ровно в четыре часа мы собрались у Воробьевых, чистенькие, нарядные, любо-дорого смотреть. Девчонки, конечно, уже были в сборе, выбежали в прихожую нас встречать.

Валька Трофимов, как и обещал, развеселил всех прямо с порога. Он тоже принес здоровенный пакет, перевязанный ленточкой, и небрежно, одной левой, протянул Светланке. Но когда она взяла его в руки, то сразу ойкнула и, согнувшись пополам, бухнула подарок об пол. Пакет порвался, и оттуда выкатилась здоровенная гиря. На ручке у нее был привязан крошечный плюшевый заяц. Зайца Валька прицепил имениннице на платье, как брошку, а с гирей стал показывать силовые номера.

Вообще Валька вел себя абсолютно непринужденно, сыпал остротами, и девчонки ахали и пересмеивались от удовольствия.

День рождения начался интересно, тем более что Светкины родители сами ушли в гости. Валька, как и обещал, подлез под стол с угощениями и пронес его по комнате. Одна бутылка с лимонадом, правда, упала и разбила какую-то вазочку, но Светка сказала, что это ничего, посуда бьется к счастью.

Моя игрушка тоже всем понравилась, хотя глазомер у девчонок оказался не очень. И Славкины пряничные пятерки понравились, их тут же съели.

Один Ромка Жуков, как приклеенный, сидел на стуле и то и дело хватался за сердце.

— Ты не заболел, Рома? — озабоченно спрашивала Светка, как внимательная хозяйка, и придвигала Ромке самые вкусные вещи. Но он даже ел одной рукой, а другую не отнимал от груди. Потом он вдруг заметил, что в комнату вошла собака — такая малюсенькая собачонка, смотреть нечего. А Ромка сразу забеспокоился и ноги подобрал.

— Она не кусается, ты не бойся, — девчонки запищали.

— Я-то не боюсь, — буркнул Ромка, — а вот он…

А собачонка, ее Чарлик зовут, как вошла, так сразу к Ромке, и не отходит. Как прилипла к нему. На задние лапы встала и все к карману тянется.

— Ты ее можешь убрать? — Ромка умоляюще поглядел на Светку. — Запереть куда-нибудь?

— Пожалуйста, — обиженно пожала Светка плечами, — если ты так хочешь.

Она потащила упирающегося Чарлика в ванную, а мы все накинулись на Ромку с его непонятными фокусами.

— Да не боюсь я этого вашего Чарлика, еще чего, — рассердился Ромка. — Но он мне весь сюрприз чуть не испортил. — И Ромка осторожно вытащил из-за пазухи… живого мышонка… Белого и мокрого, так он вспотел у Ромки под пиджаком.

Мышонок деловито уселся на Ромкиной ладони и начал уморительно тереть передними лапами голову и уши. Его черные глазки блестели, как бисер, а длинные усы смешно топорщились в разные стороны.

Девчонки загалдели, запищали, одни кричали: «Прелесть какая!» — другие, наоборот: «Ой, мамочка, держите его, боюсь!» Валька Трофимов в этой суматохе сунул кому-то из девчонок за шиворот конфету в холодной целлофановой обертке, ее приняли за мышь, и кутерьма получилась еще больше.

Но Ромка продолжал сидеть невозмутимо, а когда в комнату вошла Светка, он вытащил из кармана крошечную матросскую бескозырку и надел на мышонка. Тот продолжал тереть лапой голову и усы, и получилось уморительно, как будто он отдавал честь.

— Это мне? — ахнула в восторге Светка, а довольный эффектом Ромка засиял и напыжился.

Он достал еще какую-то маленькую дудочку, подул в нее, и мышонок откликнулся тоненьким свистом и стал на задние лапы, как по стойке «смирно».

Да, сюрприз у Ромки, действительно, вышел интересный.

Потом мы потушили на кухне и в прихожей свет, потому что Ромка сказал, что мыши не любят слишком яркого освещения. А сами всей гурьбой набились в ванную, выгнав из нее обиженного Чарлика. Мы решили, что мышонок будет у нас настоящим моряком. Напустили в ванну воды, мышонка посадили в мыльницу и пустили в плаванье. Один раз, правда, от слишком большой волны, мыльница перевернулась, но Светка сразу спасла путешественника. Только свитер свой новый намочила до самых локтей, пришлось снимать. Нам всем давно уже было жарко, мы тоже побросали свои пиджаки и куртки кто куда.

Светка завернула промокшего мышонка — она назвала его Чином — в носовой платок. А потом сказала, что надо сделать Чику настоящий дом, кроватку и другую мебель. Она мигом слазила в шифоньер и вытряхнула из большой коробки мамину шляпку, на которую Славка Портнов в суматохе сел. А мы быстренько прорезали в коробке окна и двери, а вместо крыши приспособили блестящую зеленую папку, которую Светка притащила из отцовского кабинета.

Все расспрашивали Ромку, где это он выучился на дрессировщика, и тоже решили воспитывать каких-нибудь зверей. У многих были дома собаки и кошки, а у Таньки Новиковой — даже черепаха.

Но про черепаху Ромка сказал, что у нее замедленный жизненный цикл и учить ее надо сто лет.

— Пока лучше Чарлика поучим, — решила Светка и кинулась его искать. Но он куда-то запропастился.

Мы стали помогать искать и даже не заметили, как в двери щелкнул замок и пришли из гостей Светланкины родители. Мы только услыхали, как в прихожей что-то загрохотало и покатилось и раздался оглушительный собачий визг.

Когда мы выскочили в коридор, то увидели, что там стоял на одной ноге растерянный мужчина и растирал рукой другую, высоко поднятую ногу. А рядом стояла в расстегнутой шубе женщина и успокаивала скулящего Чарлика.

Мы поняли, что родители налетели в темноте на Валькину гирю, она покатилась и придавила незадачливого Чарлика. В довершение ко всему на полу почему-то валялся мокрый Светкин свитер и еще чьи-то пиджаки, кажется и мой, который я так тщательно чистил. Это, наверное, противный Чарлик сволок их сюда.

Похоже, в такой обстановке нам лучше всего было бы поспешить по домам. Но проскользнуть незаметно к вешалке было уже невозможно.

Наконец мужчина осторожно опустил ушибленную ногу, перешагнул свитер и сказал:

— Я вижу, здесь времени зря не теряли и скучных людей нет. Познакомь же, дочка, со своими гостями. Прошу, прошу в комнату, сейчас я только воду в ванной перекрою.

Впопыхах мы, оказывается, забыли завернуть кран, и воды набралось по самые края ванны и даже немного уже подтекло на пол.

Но вот что значит интеллигентные люди, научные работники. Вместо того, чтобы нас ругать, Светланкины родители стали с каждым из нас знакомиться за руку и с интересом расспрашивать, как мы тут провели день рождения.

Константин Иванович, так звали Светкиного отца, вспомнил про Валькину гирю и сам попробовал с ней позаниматься. Но до Вальки ему было далеко.

— Тренировка нужна, — скромно сказал Валька, и уши у него так и покраснели от удовольствия. Но он великодушный человек. — Я вам тоже могу такую гирю подарить, — сказал он Константину Ивановичу. — У меня еще есть. Прямо завтра притащу.

Моя игрушка Константину Ивановичу тоже понравилась. Про нее он сказал, что здесь явно можно внести некоторые конструктивные добавления. И при этом очень внимательно посмотрел на Светку. Вот что значит ученый — сразу заметил портретное сходство. Никто не заметил, а он — сразу!

— Света, дай-ка мне мою зелененькую папочку, — сказал Константин Иванович, — и карандаш. Если вот здесь, — вертел он игрушку в руке, — чуть-чуть подпилить, а вот здесь удлинить нитку… Неси же скорей, Светлана, что я просил.

Но Светка что-то слишком долго искала там, у него в кабинете. А я сразу сообразил, что нужная папка давно уже стала крышей над мышиным домом и в ней прорезана дырка для трубы.

Константин Иванович сам увидал все и догадался. Но сказать ничего не успел, потому что из прихожей снова донесся испуганный крик и все побежали туда. Там стояла Светланкина мама, Алла Николаевна, и с ужасом показывала на теплый домашний тапочек, из которого высовывалась заспанная мышиная морда. Значит, Чик сбежал туда незаметно из своего дома.

Алла Николаевна только повторяла испуганно:

— Ко-ко-костик, что это такое? То-то-лько я хотела переобуться…

Похоже, нам действительно надо было уходить. Но неловко было бросить Светку в таких обстоятельствах. Уж теперь-то ее родители наверняка рассердятся.

— Да, — вздохнул Константин Иванович, — догадываюсь, что мои технические потуги пали жертвой биологического направления в науке. — И он грустно посмотрел на зеленую крышу мышиного дома.

— Ничего они не пали, — наконец очнулась Светка. — Я их вынула и в стол положила, только пустую папку взяла.

Ромка тем временем торопливо схватил своего мышонка и сунул в карман.

— Ну, зачем же так бесцеремонно, — остановил его Константин Иванович. — Насколько я понимаю, этот представитель фауны — не случайное явление на званом вечере. А удрал он у вас из комфортабельного дома в старый башмак по вполне здравой мышиной логике. Темно, тепло и мягко. К тому же, насколько я понимаю в естествознании, у грызунов развита склонность пробовать крепость своих зубов не всем деревянном, бумажном и матерчатом.

— Развита, — грустно согласился Ромка, и мы, наконец, поняли, почему он весь вечер не снимал пиджак. На Ромкиной рубашке, точнее на ее нагрудном карманчике, красовалась здоровенная круглая дыра.

Как пишут в старых книжках, в комнате воцарилась гробовая тишина. Если бы у Воробьевых были мухи, мы бы, наверное, услышали их полет. Темноту прорезал лишь чей-то вырвавшийся из глубины души вздох: «Ну и влетит тебе теперь дома, Роман!‥»

— Влетит, — снова грустно согласился Ромка, и я подумал, что теперь мыши у него в кармане не сдобровать.

Но вместо этого Ромка стал горячо заступаться за своего воспитанника. По его словам выходило, что вся неприятность с рубахой вышла исключительно из-за того, что мышонок разволновался в непривычной обстановке. И еще он сказал, что однажды дрессированные мыши и крысы покусали самого Дурова, потому что зрители в цирке очень шумели. Но он, Ромка, как и Дуров, верит в своих зверей и никогда ни за что не рассердится на них.

Константин Иванович поглядел на Ромку с уважением. А про карман с дырой сказал, что науки без жертв не бывает и вообще карман можно пришить новый. Даже попросил Аллу Николаевну сделать это.

Вместе с Воробьевыми-старшими мы веселились еще часа два. Остались бы и дольше, да за окнами стало совсем темно, и пора было отправляться по домам.

Мы дружно пообещали, что обязательно придем еще, и, по-моему, все Воробьевы очень обрадовались.