Татьяна не стала ждать Еву и Анатолия. Зачем? Ему будет, наверно, неловко разговаривать в ее присутствии с женой, пусть даже с бывшей. Слегка задохнувшись от быстрого подъема — косогор на этот раз показался неожиданно крутым, а ступеньки — высокими, Татьяна очутилась на поляне. Экспедиционный люд в большинстве своем уже пообедал и разошелся, кто в тень палаток, кто — к реке. За столом оставались несколько человек. Татьяна заметила среди них Федора и Игоря Полежаева. Дендрохронолог сидел к ней спиной, напротив бригадира и что-то оживленно говорил, размахивая ложкой, как саблей. Федор слушал его с мрачным видом, отхлебывая чай из большой закопченной кружки.

Но все это Татьяна отметила мимоходом. Ее внимание привлекла машина, стоявшая на въезде в лагерь. Очень большая машина — черная, с серебристыми колпаками на колесах и множеством сверкающих деталей. Из ее салона доносился голос модной ныне певицы Ваенги, которая довольно агрессивно сообщала миру:

Снова стою одна, Снова курю, мама, снова, А вокруг тишина, Взятая за основу…

Этот голос будто ножом разрезал пространство и был здесь абсолютно чужим, посторонним, ненужным, точно так же, как дорогая машина на фоне выгоревших палаток, длинного обеденного стола, накрытого простенькой клеенкой, загорелых физиономий и выцветших маек обитателей лагеря.

Татьяна поискала взглядом, где бы незаметно устроиться, чтобы не привлекать к себе внимания. Было неловко торчать посреди поляны, а за столом по-прежнему находились Игорь и Федор. Уж к ним-то она точно не собиралась подсаживаться. Возле палатки Анатолия она заметила шезлонг, который разложили для Бориса. Шезлонг стоял на довольно приличном расстоянии от входа, и она сразу оценила его расположение. Здесь она не будет маячить у всех на виду, зато лагерь и поляна видны как на ладони.

Недолго думая, Татьяна направилась к шезлонгу. И только потом поняла, что поступила опрометчиво. Спрашивается, с чего вдруг ее потянуло к командирской палатке? Но этот вопрос возник позже, а сейчас она опустилась в шезлонг, положила руки на колени и закрыла глаза. Думать ни о чем не хотелось, хотя где-то рядом находилась бывшая жена Анатолия, которая прикатила сюда на черной машине. Правда, мелькнула мысль, что дорогой внедорожник и мелкая кража из запасников музея как-то не очень совместимы. Но мысль мелькнула и пропала. Стоило Татьяне присесть, и мигом навалились и адская усталость, и невыносимая жара. Накрыла липкой простыней духота, и мухи — необычайно назойливые и кусачие — принялись атаковать открытые участки тела. Немного спасали легкий ветерок, дувший с реки, да тень от березы.

Анатолий и Ева не появлялись. Татьяна усмехнулась. Что-то не слишком спешил ее дорогой на встречу с бывшей возлюбленной. Она вновь посмотрела в сторону машины. В это время дверца открылась, и из салона вышел мужчина — невысокий, крепкий, в шортах и рубашке нараспашку. На обнаженной груди — золотая цепь, в руках — четки. Он лениво зевнул, потянулся, сплюнул и окинул взглядом лагерь — равнодушным, ничего не выражающим взглядом, затем отошел в тень машины и присел на траву. Дверца осталась открытой, но теперь уже чей-то сладкий баритон выводил на всю округу:

Когда солнце догорает, Грусть, тоска меня съедает, Не могу заснуть я без тебя…

Слова песни ее раздражали, мужчина с четками откровенно не нравился. Он напомнил ей Виктора, который тоже не расставался с четками и любил ходить в шортах и в расстегнутых на животе рубашках. Даже цепи — массивные, в палец толщиной — на коротких шеях смотрелись одинаково. Это сравнение ее совсем доконало. Всякое воспоминание о Викторе вызывало приступ тревоги и ничем не объяснимого беспокойства.

Тем временем Игорь и Федор поднялись из-за стола и направились к реке. Машину, которая стояла почти на тропе, они обошли по дуге, не удостоив взглядом внедорожник и его красного от жары хозяина. Впрочем, Татьяна уже отметила странное равнодушие экспедиционного люда. Обычно подобные машины мигом собирают вокруг себя кучку любителей поглазеть и подискутировать по поводу достоинств и недостатков иноземного чуда техники. Но здесь все, кто спускался к реке, обходили его стороной. То ли усталость сказывалась, то ли жара, то ли эта машина была тут не в новинку?

Федор и Игорь остановились на краю обрыва, уступая кому-то дорогу. Дендрохронолог продолжал что-то рассказывать, быстро и взволнованно, Федор, ссутулившись, молча внимал. Рубаха на спине у него была мокрой от пота. Татьяна досадливо поморщилась. Нашла себе наконец достойное занятие — рассматривать потных мужиков! Но тут ее внимание привлекли голоса, доносившиеся от реки. Вернее, голос. Высокий женский. Женщина смеялась, затем произнесла несколько слов и снова залилась смехом. Татьяна насторожилась. Голос был ей незнаком, кроме того, никто в лагере так звонко и вызывающе громко не хохотал. Обычно так заливаются девицы, желающие обратить на себя внимание — демонстративно и вместе с тем призывно, с многообещающими взглядами по сторонам.

Абсолютно непроизвольно Татьяна приподняла шезлонг и отодвинулась чуть дальше, чтобы не подумали, что она специально уселась вблизи палатки. Можно было бы, конечно, вскочить и убежать, но теперь она просто бы не успела ретироваться. Да и как бы выглядело ее бегство в глазах этой женщины, уже вступившей на тропинку? Тем более рядом с ней шла Людмила, а следом двигались два молодых человека. Один — подросток лет пятнадцати, а второй — постарше, с аккуратной русой бородкой и в темных очках. Подросток, несомненно, был сыном Анатолия. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять это. Темные, как смоль, волосы, широкие брови, синие глаза, только стрижка короткая. А походка и вовсе один в один…

Парни направились к машине, присели на траву рядом с хозяином внедорожника. Волосы у них были влажными, видно, только что искупались в реке.

Женщина и Людмила подошли к палатке. Прятаться не было смысла, и Татьяна поднялась из шезлонга. Тем более женщина смотрела на нее с веселым удивлением, приподняв красиво очерченную бровь.

— Знакомьтесь, — Людмила на удивление доброжелательно улыбнулась. — Татьяна, художник экспедиции. А это Раиса Леонидовна, моя тетя.

— Бывшая, бывшая тетя, — игриво заметила Раиса. — Но это чисто условно. Я тебя по-прежнему люблю, моя девочка.

И снова перевела взгляд на Татьяну.

— Татьяна? — казалось, она даже обрадовалась. — Очень, очень приятно. Я много о вас наслышана.

«Интересно, от кого? — хмыкнула про себя Татьяна. — Неужто Людмила постаралась? Или Анатолий? С чего вдруг?» Но вслух вежливо поинтересовалась:

— Надо же! И что вам наговорили?

— Люся говорит, что вы художник от бога.

Краем глаза Татьяна заметила, как покраснела Людмила, видно, не ожидала, что бывшая тетка так свободно, по-легкому, выдаст ее. А та продолжала без тени смущения.

— Теперь я вижу, вы и вправду красавица. У Толика губа не дура!

Последние слова она произнесла с милой улыбкой, но глаза неприятно блеснули.

Татьяна незаметно вздохнула. Возможно, она искусственно взращивает в себе неприязнь к этой симпатичной и искренней женщине. Но в чем та провинилась? Только в том, что когда-то была женой Анатолия?

Пересилив желание повернуться и уйти, Татьяна приветливо улыбнулась. Они обменялись парой-тройкой фраз, необязательных и взаимно приятных, причем Татьяна пыталась понять, с чего вдруг Людмила расхваливала ее. Девчонка все это время относилась к ней без симпатии, и вдруг такая перемена!

— Рада была познакомиться, — Раиса протянула ей руку. — Надеюсь, еще увидимся!

— Непременно увидимся, — бодро ответила Татьяна, невольно давая понять, что она здесь надолго и потому их встреча неизбежна.

Раиса это отметила. На мгновение тонкие бровки сошлись на переносице, она тряхнула головой, отчего русые локоны тщательно уложенной прически упали на лоб. А их хозяйка склонилась и быстро прошептала:

— Милая, если имеете на Толика виды, то предупреждаю, чисто по-дружески, как женщина — женщину, Рейнварт — редкостный зануда! Вы с ним еще намаетесь!

Татьяна не успела ответить. Резкий голос Анатолия заставил их оглянуться.

— Раиса! Что ты тут делаешь?

— Солнце мое, — развела руками Раиса, — ты не рад меня видеть? Так, может, хоть сыну обрадуешься?

— Кирилл? Он здесь? Но ты же говорила, что он собрался в спортивный лагерь?

— В последний момент наотрез отказался. Поеду, говорит, к отцу в экспедицию. Как ни уговаривала, уперся — не свернуть. Такой же упрямый, как ты.

— Совсем неплохое качество, — усмехнулся Анатолий. — Где он?

— Кирюшка! — прокричала Раиса и призывно помахала рукой. — Идите сюда. Папа пришел!

Затем торопливо добавила:

— Он не один. Руководитель исторического кружка, в котором Кирюшка занимается, попросился с нами. Тоже хочет поработать в экспедиции. Ты уж не отказывай. Твой сын в нем души не чает.

— Пусть работает, — буркнул Анатолий. — Землекопы нам нужны.

— Так ты и Кирюшку определишь в землекопы? — ужаснулась Раиса. — На жару, в грязь?

— Позволь нам самим разобраться, где ему работать! Парень взрослый уже, а ты все сюсюкаешь с ним, как с малюткой.

Раиса вспыхнула, глаза ее сузились от гнева, но тут подошли Кирилл и бородатый руководитель кружка.

— Папа! Рад тебя видеть.

Голос сына был удивительно похож на голос отца. Они обнялись, и Татьяна вновь отметила их поразительное сходство.

— Ну, Кирилл! Ну, удружил! — Анатолий, улыбаясь, потрепал сына по плечу. — А я уж, грешным делом, думал, что все лето тебя не увижу.

— Папа, познакомься, — мальчик повернулся к своему спутнику. — Илья Алексеевич. Руководитель нашего археологического кружка.

— Рад приветствовать коллегу, — Анатолий пожал ему руку. — Хотите поработать на раскопе? Что ж, рабочие руки нам нужны.

Учитель смутился.

— Скажете тоже: «Коллега!» Так, увлечение с детства…

Анатолий прищурился.

— В нашем университете учились? Что-то я вас не припоминаю.

— Нет, я из Москвы. В вашем городе недавно. А вы у нас, в Доме детского творчества, лекцию читали о Кыргызском каганате.

— Было дело, — кивнул Анатолий и обратился к Людмиле: — Покажи новобранцам их места в палатке.

— Папа, мы вещи пока у тебя оставили, — сказал Кирилл. — Можно забрать?

— Забирайте, — усмехнулся Анатолий, — мне они ни к чему.

Кирилл и учитель скрылись в палатке. Раиса проводила их взглядом и перевела его на Анатолия.

— С чего вдруг отправляешь Кирюшку в общую палатку?

— Будто ты не понимаешь? — Глаза Анатолия сузились. — Кирилл будет работать землекопом, а не сыном начальника экспедиции. Впрочем, спроси у него, хочет ли он жить на особых условиях, а я послушаю, что он тебе ответит.

Раиса сердито фыркнула:

— Твоя порода, кто бы сомневался!

— Кстати, с чего вдруг Пролетов твоим водителем заделался? — Анатолий кивнул в сторону машины. — Не подошел, не поздоровался. С каких это пор, даже раскопом не поинтересовался?

— С тех пор, как я вышла за него замуж, — Раиса надменно усмехнулась. — Будь теперь осторожнее в выражениях!

— Замуж? — Анатолий удивленно поднял брови. — Когда успела? Он ведь женат.

— Развелся, — коротко ответила Раиса. — Позавчера мы расписались.

— И где ж ты подхватила местного олигарха?

— Я оформляла экспозицию в его частном музее. Вот он и оценил меня как профессионала, ну и… — Раиса смущенно потупилась. — И как женщину, естественно.

— Ловко ты его окрутила! — Анатолий покачал головой. — Что ж ты тогда часы из музейной коллекции в ломбард отнесла? Мало платил? Жадный?

— Я всегда знала, что ты сволочь, Рейнварт! — процедила сквозь зубы Раиса. Ее миловидное лицо покрылось красными пятнами. — Дались тебе эти часы! Я их вернула, дело закрыли, у музея никаких претензий. Тебе мало моего позора?

— Олигарх подсуетился, чтобы кражу замяли?

Желваки выступили у него под кожей, и Анатолий с такой силой сжал кулаки, что побелели косточки на пальцах. В таком состоянии Татьяна видела его впервые и предпочла отступить к шезлонгу. Она понимала, что поступает некрасиво: нельзя ей присутствовать при ссоре бывших супругов. Но что-то удерживало ее. И было это не простое любопытство — его бы она себе не простила. Ее остановил острый, почти болезненный интерес. Она знала Анатолия внимательным, заботливым, любящим. А каков он в гневе, каков, когда презирает женщину или даже откровенно ее ненавидит?

— Не твое дело! — высокомерно произнесла Раиса. — Из музея я ушла, к твоему удовольствию. А завтра утром у нас самолет. Летим с мужем в Испанию.

— А Кирилл, получается, Испании не достоин?

Раиса вспыхнула, и голос ее приобрел металлический оттенок, свойственный истеричным женщинам.

— Не захотел он! Слышишь? Ни в какую! Сказал, как отрезал: «Поеду к отцу в экспедицию!»

— Рад за него! Поступил как настоящий мужчина! — сказал Анатолий и усмехнулся: — Ты ж на седьмом небе должна быть от счастья, что правильный парень растет, а не квохтать, как наседка! — И, оглянувшись на палатку, крикнул: — Чего вы там застряли?

— Сейчас, папа, — отозвался Кирилл. — У Ильи Алексеевича ручка у сумки оторвалась…

Учитель, смущенно улыбаясь, вышел из палатки первым. Большую спортивную сумку он нес, будто мешок с картошкой, на плече. Следом показался Кирилл с рюкзаком в одной руке.

— Папа, — сказал он, — там какие-то бумаги разлетелись, видно, от сквозняка, — и протянул Анатолию рисунки, которые держал в другой руке.

Те самые, с физиономией Бауэра и перстнем.

— Дьявол! — буркнул Анатолий, — совсем забыл про них. — И виновато покосился на Татьяну. — Столько всего навалилось!

— О! Откуда это у тебя? — удивленный возглас Раисы заставил его вновь обратить внимание на рисунки.

— Что — откуда? — недовольно спросил Анатолий.

— Иногда ты сущий тормоз, Толик, — кокетливо улыбнулась Раиса. — Этот портрет… Я его недавно видела.

— Ты ошибаешься, это условный портрет, не имеющий ничего общего с реальным человеком.

— Совсем не ошибаюсь! — рассердилась Раиса. — Я точно видела этот портрет. Только мужчина на нем был не в треуголке, как здесь, а в шапочке типа ермолки. Еще отметила, что он поразительно похож на Шопена. Не забывай, я училась в музыкальной школе…

— Ты ошиблась! Этого человека на самом деле не существует, — покачал головой Анатолий и вновь посмотрел на Татьяну, словно искал у нее поддержки.

Но ее точно пригвоздили к земле. Даже под угрозой расстрела она не смогла бы сдвинуться с места. Страх настолько сковал ее тело и помутил разум, что она забыла об осторожности, забыла, что нужно прятать эмоции. К счастью, новый возглас Раисы отвлек внимание Анатолия, но зато окончательно вогнал Татьяну в ступор.

— Вспомнила! Его фамилия Бауэр! — Глаза Раисы сверкнули торжеством. — Я видела его портрет в одной старинной книге. Кстати, в ней упоминался Абасугский острог…

— Что? — Анатолий нахмурился. — Что ты несешь? Какая книга?

— Фу, грубиян! — возмутилась Раиса. — Книга как книга. Восемнадцатый век. Барыга какой-то попросил перевести ее, как он выразился «на нормальный язык». Сам, видишь ли, не справился с кириллицей…

— Я не о том спрашиваю, — Анатолий схватил ее за плечо. — Объясни внятно, как называлась книга?

— Отпусти! — Раиса сбросила его руку. — Не помню, как называлась. Мне ее оставили ненадолго. Я толком даже не рассмотрела, что к чему. Через день книгу забрали и принесли несколько отсканированных страниц. Вот там-то и было об Абасугском остроге, о кыргызах… Точно не помню, что именно. Уже полгода прошло! А портрет я хорошо запомнила, хотя видела мельком. Импозантный мужчина…

— Людмила! — Анатолий отыскал глазами племянницу. — Сходи в камералку и принесу бумагу. Понятно, какую именно? Только быстро, одна нога здесь, другая — там.

Людмила кивнула:

— Понятно! — и бегом бросилась к оврагу.

На полпути ее встретил Сева, что-то спросил, но Людмила отмахнулась и через пару секунд уже исчезла из виду. Сева поплелся следом, то и дело оглядываясь на тех, кто оставался возле палатки.